Демон-волк. главы 19-25

ГЛАВА XIX.
СТРАННАЯ ВНЕШНОСТЬ.
- Черт бы побрал эту тварь! - пробормотал старый охотник, когда его взгляд упал на фигуру дикаря, сидевшего на тропинке, ведущей к реке.

Как раз в это время луна светила ярко и ясно.

Положение Буна было опасным. Хотя пологий берег скрывал его от глаз любого, кто мог находиться на ровной равнине наверху, все же он был полностью на виду у дикаря на конной тропе, если этот достойный повернет голову и посмотрит в его сторону.

—Что толку было от этой ужасной твари—кем бы она ни была-вытаскивать меня из вигвама, если я собираюсь быть плененной агином, прямо на прыжке?”

Бун не смел пошевелиться, опасаясь, как бы шум не достиг ушей индейца.

- Если бы только луна скрылась за облаком, я мог бы проскользнуть мимо него, но тогда шансы десять к одному, что кто-нибудь из индейцев в деревне увидит меня. Теперь это точно надоедливое решение.”

Бун был в затруднительном положении. О наступлении явно не могло быть и речи. Если он останется на месте, это наверняка приведет к его обнаружению и поимке, потому что индеец в любой момент может повернуть голову. Для него оставался только один путь.

- Я должен пойти по проселочной дороге и попытаться проникнуть в чащу на верхней стороне деревни. Это будет трудно, потому что хижины наверху стоят почти у самой реки, и индейцы могут испугаться, что я ползу под берегом. Но это должно быть сделано.”

Как раз в тот момент, когда охотник решил воспользоваться отчаянным шансом на спасение, который все еще был у него перед глазами, огромная черная туча наплыла на луну.

Серебряные лучи скрылись за облаком, тьма снова окутала землю.

Бун различал только фигуру индейца, стоявшего перед ним, и все.

“Клянусь хоки! - с сомнением пробормотал разведчик. - Я должен был бы прокрасться мимо этого рыжего язычника в этой хьярской тьме, если только она продлится!”

И тогда старый охотник испытующе посмотрел на небо над собой.

Облако медленно плыло по темному своду. Вслед за ним появилось еще одно облако, такое же большое и черное, как и первое.

“Я сделаю это,” решительно пробормотал Бун. - Я знаю, что мне это по силам; мне по силам пройти мимо этой твари прежде, чем взойдет луна. Я все равно рискну. Это будет трудновато, но промах-все равно что миля. Так вот.”

Медленно и осторожно, на четвереньках, смелый дровосек пополз вперед.

Он достиг уровня берега и на своем пути начал описывать полукруг, который должен был увести его подальше от сидящего на корточках вождя и в то же время снова привести к берегу Скиото.

Много тревожных взглядов бросил беглый разведчик на небо, продолжая свой путь.

Облако все еще висело над Луной, но быстро становилось все менее и менее плотным, и серебряные лучи слабо пробивались сквозь него.

- Клянусь джинго! - в отчаянии пробормотал Бун, хотя по-прежнему упорно шел вперед, - эта проклятая луна выйдет через минуту, такая же ясная, как дневной свет. Я буду в еще худшем положении, чем при банке. Мне придется лежать неподвижно и обнимать год. Тогда, может быть, язычнику взбредет в голову вернуться в центр деревни, или кто-нибудь из других красных дьяволов придет на берег реки за водой? Конечно, меня дискируют. Ну вот, теперь я в беде!”

К этому времени охотник преодолел половину полукруга и был уже в сотне шагов от индейца. Прямая линия, проведенная от вождя к центру деревни, коснулась бы Буна.

Внезапно, почти без предупреждения, облако расступилось, и лунные лучи ярко осветили землю.

Бун присел на корточки и лег ничком. Дикарь стоял спиной к нему, так что, если индеец не обернется, ему не грозила опасность быть обнаруженным.

Дыхание разведчика стало быстрым и тяжелым.

Он с тревогой посмотрел на небо. Оставшаяся часть облака распалась на осколки, и они, проходя над лицом “владычицы ночи”, хотя и несколько приглушали блеск ее улыбки, все же не скрывали света от земли.

Вторая черная туча, казалось, тоже вот-вот разлетится на куски, как и первая, и тем самым уничтожит надежду Буна выбраться из своего нынешнего опасного положения, когда ее мантия скроет лучи Луны.

“О ’смерть тарнала! - простонал Бун. - Прийти таким пушистым, а теперь быть остановленным! Если бы я только мог подобраться достаточно близко, чтобы дать этой надоедливой твари чистый рытье—но о чем я говорю? У меня нет никакого ве-пона. ’Тарналские язычники хорошо позаботились о них для меня. Если это не исправление, то я никогда не был в нем.”

Бун поднял глаза к небу, но не увидел там ничего, что могло бы способствовать его бегству. Затем его взгляд беспокойно блуждал по земле вокруг. Он взглянул на индейскую деревню; в круге света, отбрасываемого пылающими кострами, он едва различал силуэты воинов, проходивших взад и вперед. Потом он посмотрел на реку-там сидел мускулистый вождь шауни.

“Иерусалим! что это? - пробормотал Бун. Блуждая глазами по реке, он заметил темную массу, растянувшуюся в прерии в нескольких шагах от того места, где сидел дикарь. Темный предмет находился немного позади дикаря и, конечно, не был в поле его зрения.

- удивился Бун.

“Я св'ар! - пробормотал он. - Эта воздушная куча чего-то не была таром, когда я смотрел раньше.”

Бун устремил на него испытующий взгляд. Глаза разведчика, с детства привыкшего к жизни в лесу, были зоркими, как у ястреба, но он мало что мог разглядеть в темном предмете, который пересекал равнину.

“Похоже на шкуру баффлера,-сказал он после долгого и тщательного осмотра, - но индейцы не оставили бы такую шкуру лежать свободно; кроме того, я уверен, что это не та шкура, на которую я смотрел минуту назад. - Вряд ли мы с таром этого не заметили.”

Затем, к величайшему изумлению Буна, темный предмет сдвинулся с места. Мало-помалу он, казалось, подползал все ближе и ближе к дикарю, который сидел так неподвижно в безмолвной медитации.

Охотник потер глаза; ему с трудом верилось, что он все правильно понял. Но второй взгляд убедил его, что глаза его не обманули. Темный предмет, так похожий на шкуру буйвола, сделал несколько шагов в сторону вождя Шауни.

Страшное подозрение охватило Буна. Впервые он догадался, что это за темная фигура, и у него возникло подозрение относительно молчаливого незнакомца, который освободил его от уз, связывавших его в индейской хижине.

Холодные капли пота выступили на бронзовом лбу старого индейского воина.

“Иерусалим! подумать только, эта тварь положила на меня свои лапы, - пробормотал он. —Я не боюсь ни одного человека, который ходит в год, но этот ... ну, он доказал, что он хороший дух для меня, если он плохой для красных язычников.”

Темная фигура медленно приближалась к дикарю. Не сознавая опасности, вождь сидел молча и неподвижно, как статуя.

Храбрец Шауни не знал, что темный ангел близок—что страшный бич его нации вот-вот добавит его, еще одну жертву, к длинному списку тех, кто пал его жертвой.

- Если моя догадка верна, через две минуты тар будет здесь мертвым индейцем.”

Словно зачарованный, Бун смотрел на открывшуюся перед ним сцену широко раскрытыми глазами.

Темная фигура подкралась совсем близко к дикарю. Теперь он находился всего в дюжине шагов от вождя.

Часть мимолетного облака закрыла луну; на одно мгновение серебристый свет погас, и на землю опустился покров тьмы.

Едва сумрак опустился на равнину, скрыв от глаз разведчика фигуру индейца и темный таинственный предмет, который так незаметно приблизился к нему, как со стороны реки донесся глухой звук, похожий на топор, врубающийся в гнилое дерево; за ним последовал стон боли.

Бун вздрогнул, когда шум ударил ему в уши. Он слишком хорошо представлял себе, что произошло.

Ни один другой звук не нарушал ночной тишины.

Снова взошла луна в своем великолепии. Снова серебристый свет залил прерию, и ночь стала похожа на день.

Бун с полными ужаса глазами смотрел на реку.

Индейский вождь исчез.

Только темная масса, неподвижно лежащая в прерии, встретилась взгляду охотника.

Бун серьезно обвел взглядом горизонт. Не было видно ни одной фигуры—птицы, зверя или человека.

Разведчик почувствовал, как кровь застыла у него в жилах от ужаса.

“Я не могу этого вынести, - нервно пробормотал он. - Я должен посмотреть, что происходит. Если я не ошибаюсь, путь в лес теперь свободен.”

Затем Бун бросил быстрый взгляд в сторону деревни. Он не увидел там ничего, что могло бы его встревожить.

“Ну вот,” пробормотал он.

Медленно и осторожно старый охотник подполз к темной фигуре, неподвижно лежавшей в прерии.

В нескольких десятках шагов от бесформенной массы охотник остановился.

“Клянусь джинго! - пробормотал он. - Мне почти страшно смотреть на него, но я видел смерть сотни раз, но никогда раньше не видел человека, убитого демоном.”

Затем охотник снова пошел дальше.

Лучи луны ярко освещали землю, когда Бун подполз к безмолвной фигуре, не обращавшей внимания на его приближение.

Зрелище, встретившееся удивленным глазам разведчика, было действительно странным.

В прерии, распростершись на спине, лежал рослый вождь племени шауни.

Его голова была гладко выбрита, за исключением тех мест, где орлиные перья переплетались в пряди скальпа.

Из страшной раны на его голове хлестала кровь.

Ужасная рана-результат работы мускулистой руки и острого томагавка-говорила о том, как он умер.

А на обнаженной груди дикаря виднелись три кровавые полосы.

Там полыхала Красная Стрела.

Демон-Волк пометил свою жертву!

ПУТЕВОДИТЕЛЬ ВИРДЖИНИИ.
Тщетны были настойчивые поиски Мердоком и Бобом следов пропавшей девушки.

Giving it up at last as hopeless, the two returned to Point Pleasant.

Alarmed at the long absence of his daughter and the young stranger, the old General, with several of the best woodmen of the station, had earnestly searched for her.

The party had penetrated into the ravine where Virginia had been captured and the young man wounded.

The keen eyes of the woodmen quickly detected the marks of blood upon the rocks where the stranger had fallen; then they discovered the footprints of the attacking party. These they followed till they led into the broad trail by the river. There the scouts halted, baffled.

“It’s no use, General,” said Jake Jackson, who led the scouts, shaking his head sagely. “The trail ends hyer. Thar’s too many gone along this path for us to pick out our men.”

“What is your opinion of the affair?” asked Treveling, anxiously.

“Well, it’s just hyer,” said Jackson, slowly. “Your darter and the young feller were in the ravine. They were attacked by the three that we’ve been tracking. One on ’em wounded—probably the young feller—and then both on ’em carried away by the ones that attacked ’em, ’cos thar’s no marks of their footsteps.”

“Think you that the attacking party were Indians?” asked Treveling.

“Ни одного индейца!” коротко ответил Джексон. - Они белые, как и я.”

- Что могло послужить причиной такого дерзкого поступка? - спросил старый генерал, сердце которого было тяжело от потери дочери.

“Трудно сказать, генерал, - с сомнением произнес Джексон, - если только у вас нет врагов, а они мстят именно так.”

“Я не могу этого понять, - печально проговорил Тревелинг, и его лоб потяжелел от горя. - Если моя Виргиния погибла, то это второй удар такого рода, который обрушился на меня.”

- Второй?” - удивленно переспросил Джексон.

- Да, моя старшая дочь Августа была украдена у меня много лет назад. Однажды ясным летним днем она вышла за пределы поселения и больше не вернулась. Была ли она съедена дикими зверями, бродившими по лесу, или пала под томагавками враждебных индейцев, я так и не смог выяснить. А теперь моя вторая дочь, все, что у меня осталось в этом мире, исчезло. Моя участь действительно тяжела.”

Старик склонил голову в агонии. Грубые дровосеки смотрели на него с жалостью. Сами отцы знали, как горьки были чувства старика.

- Ну, генерал, я не знаю, что мне делать, - задумчиво произнес Джексон. - Я полагаю, что в настоящее время ничего нельзя сделать, кроме как вернуться на станцию, а затем собрать отряд для тщательного обыска окрестностей. Плохо, что это случилось как раз в это время, потому что у нас идет война с индейцами, и у нас не так уж много людей, чтобы сражаться с красными дьяволами; но я думаю, что мы можем выделить несколько человек, чтобы помочь вам выбраться из этого затруднения. Я пойду за одним.”

“И я, - сказал другой дровосек.

“И я, и я!” подхватили остальные.

Итак, было решено, что сначала они вернутся на станцию, сделают там все необходимые приготовления, а затем отправятся на поиски девушки.

Молча и печально они двинулись по тропе, ведущей в Пойнт-Плезант.

Вернуться в Виргинию.

Она тихо сидела в маленькой бревенчатой хижине, ожидая возвращения незнакомца, который спас ее от страшной опасности, в которую она попала.

Вирджиния почти не подозревала, что избежала одной опасности только для того, чтобы столкнуться с другой, еще более страшной.

Невинная и ничего не подозревающая, она с готовностью поверила словам незнакомца.

Поэтому она терпеливо ждала в одинокой каюте его возвращения, чтобы проводить ее в Пойнт-Плезант и снова вернуть в объятия отца.

Одно печальное воспоминание осталось в памяти Вирджинии—безвременная смерть молодого незнакомца, которому она отдала всю свою девичью любовь.

Она горестно оплакивала его смерть, вспоминая его красивое лицо и откровенную, честную осанку. Он был первым и единственным мужчиной, которого она любила.

“О, моя судьба действительно кажется горькой! - пробормотала она. “Почему Провидение свело нас вместе и зародило в наших сердцах зародыши любви, если нам суждено было так грубо разлучиться? Я думала, что мы будем так счастливы вместе. Я с нетерпением ждал светлого и блаженного будущего. Но теперь прошлое полно ужасных воспоминаний, а будущее не показывает ни единого лучика солнечного света, чтобы осветить тьму моей жизни.”

Если мысли Вирджинии сейчас были такими мрачными и мрачными, с перспективой возвращения в свой дом и к друзьям до нее, что бы они были, если бы она знала правду? Догадалась ли она, что находится во власти человека более страшного и беспощадного по своей природе, чем любой краснокожий дикарь, бродящий по диким лесам?

Это, пожалуй, милосердие иногда, что мы не можем угадать будущее.

Вирджиния провела в одинокой хижине около пяти часов, погруженная в эти мрачные мысли. Затем человек, который называл себя Бентоном, снова встал на краю поляны.

- Пока все хорошо, - радостно пробормотал он себе под нос, и улыбка осветила его смуглое лицо. - Теперь выньте птицу из этой клетки и поместите ее в еще одну безопасную клетку, а затем, выполнив эту задачу, навестите моего врага, дайте ему знать о мести, которая уже свалилась на его голову, и о еще более страшной мести, которая еще впереди. Потребовались годы, чтобы он созрел, но плоды будут действительно горькими.”

Затем он пересек небольшую поляну и вошел в хижину.

Вирджиния вскочила от радости, увидев, кто это.

Для нее темнобровый незнакомец был как ангел-хранитель—тот, кому суждено защитить и спасти ее от грозящей ей страшной опасности.

“Вы видели моего отца? - взволнованно воскликнула она.

"да.”

- И он придет, чтобы спасти меня?”

"Нет.”

- Не придешь? - И Вирджиния увидела удивление, которое почувствовала.

“Нет, ваш отец очень болен и не может покинуть станцию.”

- Мой отец болен?”

- Да, страшная тревога, вызванная вашим необъяснимым отсутствием, едва не закончилась фатально; к счастью, мое своевременное прибытие с известием о вашей безопасности дало ему надежду и позволило бороться с болезнью, угрожавшей его жизни.”

“О, мой бедный отец! - печально прошептала Вирджиния.

- Не волнуйтесь. Теперь опасность миновала, - сказал Бентон. - Я скоро верну тебя в его объятия, и твое присутствие принесет ему больше пользы, чем все лекарства на свете.”

- Значит, вы скоро отведете меня к нему?”

- Да, почти сразу.”

- Мои друзья где-нибудь поблизости? - спросила Вирджиния, с тревогой поглядывая на дверь, словно ожидая увидеть в дверях рослую фигуру Джексона или какого-нибудь другого друга ее отца.

"Нет.”

- Значит, они скоро будут здесь?”

- Твой отец не считал разумным посылать за тобой небольшой отряд, да и не мог послать большой, так как поселение в любой момент может подвергнуться нападению индейцев, поэтому было решено, что мне лучше вернуться одному и проводить тебя в Пойнт-Плезант. Опасность того, что дикари обнаружат двоих, меньше, чем опасность попасть на большую вечеринку. И если индейцы обнаружат нас, то ни одной партии, которую можно было бы спасти от поселения в этот опасный час, не хватит, чтобы противостоять их нападению.”

Это показалось Вирджинии достаточно разумным.

- Я готова в любой момент,” сказала она.

- Тогда мы отправимся немедленно, - ответил Бентон, направляясь к двери.

“Чем скорее, тем лучше, - искренне воскликнула Вирджиния. - Как бы я хотела полететь, как птица, к моему дорогому отцу.”

- Мы недалеко от станции, всего несколько часов пути по лесу. Отряд из поселения встретит нас в месте, указанном твоим отцом и мной. Если только мы сможем добраться до этого места, не будучи обнаруженными затаившимися дикарями, все будет хорошо.”

“Давайте поторопимся, - сказала Вирджиния в лихорадочном нетерпении.

Удары несчастья обрушивались на ее голову густыми и тяжелыми ударами. Сначала ее возлюбленный безжизненно упал к ее ногам, потом ее захватили враждебные краснокожие, а теперь и опасная болезнь ее единственного родителя.

- Ступайте осторожно и осторожно, - предупредил Бентон, когда они вошли в каюту. “Мы не можем сказать, какой куст или дерево может скрывать скрывающегося индейца. Даже листья травы под нашими ногами могут скрывать врага.”

“О, я буду очень осторожна, - серьезно сказала Вирджиния.

Затем они отправились в опасное путешествие.

Silently on through the wood they went.

After proceeding for a short time, Virginia began to wonder at the manner in which the stranger led the way. A girl reared on the border, she was somewhat familiar with border ways.

What astonished her was that the man who was guiding her was proceeding straight onward, apparently without caution as if he had no fears of stumbling without warning upon any red foes.

Virginia’s thought, however, was that he knew the path so well, and had passed over it so recently, that he did not apprehend danger.

Soon they came to a place where the bank stooped down to meet the river. They had followed the Kanawha in their course.

From the thicket that fringed the stream, the guide drew a “dug-out,” and by its aid the two crossed the river. On the opposite bank, Benton again concealed the “dug-out” in the bushes.

И снова они продолжили свой путь по широкой тропе, которая вела в Пойнт-Плезант.

Но примерно через полмили Бентон сошел с тропы и направился в лес справа от тропинки.

Вирджиния удивленно последовала за ним, так как хорошо знала, что они свернули с прямой дороги в Пойнт-Плезант и теперь, вместо того чтобы приблизиться к станции, уходили прочь.

ГЛАВА XXI.
В ТРУДАХ.
Удивляясь пути, по которому шел незнакомец, Вирджиния все же некоторое время молча следовала за ним.

Все глубже и глубже в чащу уходил незнакомец.

Вирджиния начала опасаться, что он ошибся дорогой. Она решила заговорить.

“А ты не ошибся на тропинке? - спросила она.

“Нет,” ответил он, запнувшись.

- Но это не та дорога, которая ведет к поселению. Мы должны идти по тропе, идущей параллельно реке,—тропе, которую мы только что оставили.”

“Да, я знаю, что это прямая дорога, - ответил он, - но мы должны сделать здесь большой крюк, чтобы избежать Шауни. На тропе неподалеку отсюда устроили засаду большие отряды. Мы должны сделать круг, чтобы избежать их, и снова выйдем на тропу в свое время. Не бойся, я проведу тебя безопасно. Я хорошо знаю эти дебри. Между этим местом и Огайо нет ни одного фута земли, который не был бы мне так знаком, как моя собственная рука. Хотя прошло уже много лет с тех пор, как я ходил по этим лесам, но у меня хорошая память и я вряд ли заблужусь.”

- Я боялась, что вы ошиблись в пути, поэтому и заговорила, - сказала Вирджиния, вполне удовлетворенная доводами незнакомца.

Незнакомец снова двинулся вперед, и хотя он предостерег девушку, сам он, по-видимому, не слишком старался, потому что шел прямо, как и прежде, не боясь опасности.

Лишь недолго проводник шел по прямой тропе, потому что вскоре он пошел зигзагом: сначала направо, потом налево, потом, по-видимому, вернулся на ту же самую тропу, по которой они пришли, потом снова резко повернул направо, прошел еще немного, потом свернул влево.

Вирджиния была озадачена; раньше она могла определить, в каком направлении они двигались, но теперь, после всех этих поворотов и поворотов, ее мозг был смущен, и она не могла угадать, идет ли она прямо в Пойнт-Плезант или в противоположном направлении.

Если Бентон намеревался побеспокоить девушку своими резкими поворотами и сбить ее с толку, в каком направлении они двигались, то ему это прекрасно удалось.

Вирджиния молча последовала за ним. Она полностью доверяла человеку, который вел ее.

“Мы скоро будем на назначенном месте встречи,-сказал Бентон после часа утомительного блуждания по почти безлюдной пустыне.

“Я так рада, - ответила девушка, - потому что ужасно устала.”

[22]

“Скоро вы достаточно отдохнете, - сказал Бентон. И хорошо, что Вирджиния не заметила мрачной улыбки, озарившей его лицо и озарившей злые глаза.

Пройдя еще несколько шагов, они очутились на небольшой лесной поляне.

- Это то самое место, - сказал Бентон, останавливаясь в центре поляны.

Вирджиния огляделась.

Их окружал густой лес.

Ни один звук не нарушал тишины девственного леса.

На лесной поляне царила могильная тишина.

- Я никого не вижу, - сказала Вирджиния, и невольно ее охватило опасение.

Тишина леса казалась зловещей.

“Они совсем рядом, - сказал Бентон со странной улыбкой.

Впервые Вирджиния увидела злое выражение его лица. Его слова, на первый взгляд безобидные, наполнили ее ужасом.

- Где они? - спросила она, чувствуя тяжесть на сердце.

- Мне позвонить им?” - спросил Бентон, с торжествующим видом разглядывая девушку.

“Да,” медленно произнесла Вирджиния.

С насмешливой улыбкой Бентон повернулся туда, где на краю поляны высился густой кустарник—форпост чащи.

Вирджиния серьезно смотрела на него.

Смутное предчувствие опасности наполнило ее душу.

Опасность! и все же она не могла догадаться, что это за опасность.

Два слова слетели с губ человека, который был проводником Вирджинии.

Два слова, от которых холодок ужаса пробежал по сердцу девушки.

И все же значения этих двух слов она не могла понять.

Эти два слова были произнесены на языке шауни.

Затем из чащи, повинуясь зову, появились две темные и рослые фигуры.

Жизнь кипела в лесу, несмотря на мрак и тишину!

Вирджиния бросила на него один-единственный взгляд, а затем, издав жалобный крик агонии, без чувств упала на землю.

Потрясение было слишком велико, и потеря сознания пришла, как искренний друг, чтобы отогнать ужас, который леденил сердце несчастной девушки.

А теперь вернемся на станцию в Пойнт-Плезант.

Отряд, который искал девушку, вернулся. На следующий день они должны были снова отправиться в путь, чтобы попытаться выяснить, если это возможно, какова была судьба дочери генерала.

Сам Тревелинг, согнувшись в агонии, искал убежища в своем жилище.

Сердце старика было тяжело от горя.

Наступили сумерки. Тревлинг, погруженный в свои мысли, не заметил надвигающейся темноты, когда его внезапно вывел из задумчивости внезапный приход незнакомца.

Тревлинг удивленно посмотрел на посетителя.

Этот человек был ему незнаком. Это был мускулистый парень, одетый в обычную пограничную одежду из оленьей кожи.

- Вы генерал Тревелинг?” - спросил незнакомец.

“Да,” ответил старик, “так меня зовут.”

- Меня зовут Джеймс Бентон; я чужестранец в этих краях, хотя несколько лет назад жил здесь.”

- Ваше лицо кажется мне знакомым, - ответил Тревелинг с озадаченным видом, - но я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь встречал человека, носившего это имя.”

“Возможно, у вас плохая память, - холодно заметил незнакомец.

- Это бывает редко, но все же может быть так, как вы говорите, - ответил генерал, который был уверен, что видел лицо незнакомца раньше.

- Мы с вами, генерал, старые знакомые,” сказал Бентон.

“Мы?”

"да.”

- Тогда очень странно, что я не могу вспомнить ваше имя—я имею в виду, что оно мне не кажется знакомым.”

- Лицо человека запоминается легче, чем его имя.”

“Это очень верно,” ответил Тревлинг. - В какое время в прошлом я с вами встречался?”

- Вы помните экспедицию Льюиса во времена Данмора?”

"да.”

-Когда в битве при Пойнт-Плезанте он разгромил Кукурузного плантатора во главе шауни, минго и вайандотов?”

“Да, - снова ответил старик, - в той битве я командовал дивизией под командованием Льюиса.”

- Никто не знает этого лучше меня, - сказал незнакомец со странной улыбкой. - Я служил под вашим началом.”

- А, так вы участвовали в битве при Пойнт-Плезант?”

"Нет.”

“Как же так? - удивленно спросил Тревелинг. - моя дивизия была в самом разгаре сражения.”

- Я покинул ваше командование еще до начала сражения.”

- Странно, что я никогда раньше не слышал вашего имени, но ваше лицо мне определенно знакомо. Ну, сэр, как старый товарищ по оружию, я рад познакомиться с вами. Вы можете, сэр, сделать мой дом своим домом, пока вы остаетесь на станции. Я могу приветствовать вас по-старому, по-Виргински, хотя боюсь, что не смогу играть роль хозяина так хорошо, как следовало бы, потому что я страдаю сейчас, сэр, от болезни, которая жестоко испытала меня. - И старый солдат глубоко вздохнул, говоря это.

- Вы имеете в виду потерю дочери?”

- Да, сэр.”

“Это тяжелый удар.”

- Ах! никто, кроме отцовского сердца, не может почувствовать, насколько тяжел такой удар. Она была моим единственным ребенком, сэр, гордостью моей старости, а теперь ее у меня отняли. Я всего лишь старый и увядший дуб; опора и любовь, связывавшие меня с землей, исчезли, и мне все равно, как скоро я получу вызов, который велит мне предстать перед Великим Полководцем наверху!” Тон, которым говорил старик, тронул бы почти любое сердце и заставил бы его посочувствовать его горю. Но сердце смуглолицего незнакомца только трепетало от неистовой радости, когда он слушал слова старика.

- Кажется, вы сказали, что это ваш единственный ребенок?”

“Да, - удивленно ответил Тревлинг, - мое единственное дитя!”

- Как это? Если память меня не обманывает, в прежние времена, когда я служил под вашим началом, у вас было две дочери.”

“Да, ты прав,-ответил Тревлинг, - но старшая из них, моя ясноглазая Августа, однажды забрела в лес и больше не вернулась. Тогда она была еще ребенком, а теперь и другая, моя Виргиния, тоже умерла, так же, как и ее сестра. Вот что делает удар еще более страшным.”

- Вы так и не обнаружили никаких следов первого?”

“Нет,” печально ответил Тревлинг.

- А теперь никаких следов второго?”

- Ты говоришь только жестокую правду.”

“Не унывайте, генерал, я принес вам известие о вашей второй дочери!”

“Правда? - нетерпеливо воскликнул старик.

- Да, случайно я обнаружил в лесу кое-что, что открыло мне ее судьбу.”

- Только дайте мне какой-нибудь ключ, по которому я мог бы найти моего ребенка, и я упаду на колени и благословлю вас, сэр! - взволнованно воскликнул старый солдат.

- Надень шляпу и пройдись со мной немного. Луна яркая, и я расскажу вам все, что узнал. Это ужасное дело, и я боюсь говорить внутри стен.”

Тревлинг нетерпеливо последовал за Бентоном.


ПРИЗЫВАЯ ПРОШЛОЕ ВСПЯТЬ.
Выходя вслед за незнакомцем из каюты, Тревлинг несколько удивился странному месту, выбранному человеком, назвавшимся Бентоном, для беседы. Но, подгоняемый бьющимся в груди тревожным отцовским сердцем, он без страха последовал за своим проводником.

Бентон первым прошел через станцию, миновал частокол и оказался в лесу. Он пошел по тропе, ведущей вверх по Канаве.

Они двинулись дальше, в тени, отбрасываемой верхушками деревьев.

В доброй полумиле от частокола, на маленьком клочке чистой земли, где мерцающий свет лунных лучей танцевал в фантастических лучах, Бентон остановился.

“Ну вот, - сказал он, резко повернувшись к старому солдату, - вот и все, самое подходящее место для беседы.”

Генерал удивился словам незнакомца и еще больше удивился странному выражению его лица.

“Вы помните это место, генерал? - спросил Бентон.

- Нет, - ответил Тревлинг, оглядевшись.

- И тем не менее вы уже бывали здесь.”

“Это очень вероятно, но я не могу вспомнить ничего конкретного, чтобы зафиксировать это место в своем сознании, - сказал Тревлинг.

“Вы в этом уверены? - спросил другой.

- Совершенно уверен.” Старый генерал не мог понять смысла этих странных вопросов по отношению к простой просеке в лесу.

- И все же в этом самом месте произошло нечто такое, что должно было навсегда запечатлеться в вашей памяти.”

“Не могу вспомнить, - озадаченно ответил Тревлинг.

-Вы служили офицером при Льюисе, когда он сражался в битве при Пойнт-Плезанте, а во времена Данмора был плантатором кукурузы?”

- Да, но вы говорили об этом раньше, вы сказали, что служили под моим началом в той битве.”

- Нет, не во время боя, а перед ним, - ответил незнакомец. - Когда я вызываю воспоминания о той кампании, разве ты не помнишь, что произошло на этой самой поляне?”

“Нет, - ответил Тревелинг после минутной паузы.

- А вы нет?” - удивленно переспросил Бентон.

“Нет, - снова ответил Тревелинг.

- Позвольте мне напомнить вам одну или две сцены, случившиеся много лет назад.”

В голосе незнакомца прозвучали ледяные нотки, от которых сердце старика внезапно похолодело. В первый раз он почувствовал тревогу за человека, который вел себя так странно.

- Данмор-губернатор Виргинии,-начал незнакомец, - и генерал Льюис идет со всеми силами, какие только можно собрать вдоль границы, против хлебопашца во главе шауни, минго и вайандотов. Он остановился здесь, так как до генерала дошли сведения, что индейцы в большом количестве находятся на стыке Канавы и Огайо, готовые дать ему бой.”

Пока незнакомец говорил, Тревлинг с озадаченным видом озирался вокруг. Медленно, мало-помалу память о прошлом возвращалась к нему.

Маленькая поляна теперь показалась ему знакомой. Это был лагерь его собственного полка.

“Теперь я вспомнил!” воскликнул он. - Здесь я разбил лагерь за день до битвы. Правда, с тех пор поляна несколько изменилась. Но вместо этой широкой тропы здесь не было ничего, кроме индейской тропинки.”

- Да, прошло уже несколько лет с тех пор, как армия Льюиса ела своих свиней и мамалыгу под лесными ветвями, которые отбрасывают тень на эту маленькую поляну.”

- Почему вы вспоминаете кампанию Льюиса? - спросил Тревелинг.

- Подожди немного, и ты все поймешь, - сказал Бентон, и зловещий огонек загорелся в его глазах. Здесь армия Льюиса остановилась, чтобы подготовиться к смертельной битве, которая, как они ожидали, должна была начаться завтра. В этом небольшом отверстии стояла лагерем ваша дивизия. Едва ваши люди отложили оружие и начали готовить ужин, как раздался и был получен удар. Вас, командира полка, ударил в лицо и повалил на землю рядовой, которому вы солгали.”

- Да, теперь я вспомнил то обстоятельство, которое вы назвали в моей памяти, хотя я давно забыл о нем, - спокойно сказал Тревлинг.

- Человек, который ударил вас, был добровольцем, человек, широко известный как один из лучших разведчиков во всей долине Огайо. Ему и в голову не приходило, что вы носите на плечах золотые знаки полковника, в то время как его плечи прикрывала только охотничья рубаха пограничника из оленьей шкуры. Вы оскорбили его, и он ударил вас так, как сделал бы любой мужчина.”

- Но на следующее утро он дорого заплатил за этот удар, - быстро сказал Тревлинг.

“Ты никогда не говорил более правдивого слова, - с горечью ответил Бентон. “Когда наступило утро, те же самые колышущиеся ветви, которые видели, как ты лгал разведчику, а потом видели, как ты целовал пыль, ударившись там рукой, смотрели сверху вниз на барабанную голову военного трибунала. И тут увидел, как плеть изрезала длинные рубцы крови на обнаженных плечах пограничника, который осмелился забыть, что он солдат, и вспомнить, что он мужчина. А потом, униженный, побитый раб, он был изгнан бесчестным негодяем.”

“Все это случилось много лет назад, почему вы об этом вспомнили?” нетерпеливо спросил Тревлинг.

- Я вспоминаю прошлое, чтобы говорить о настоящем, - ответил Бентон, нахмурившись, и в глазах его вспыхнул гнев. - Вы когда-нибудь узнали судьбу человека, чью жизнь погубили?”

“Нет,” ответил Тревлинг.

“Ты помнишь, что он сказал тебе после того, как плеть сделала свое дело и они подняли почти беспомощного человека, окровавленного его собственной кровью?”

- Нет, если не считать того, что это была какая-то угроза.”

“Он сказал: "За это ваши покои будут залиты кровью", - и сдержал свое слово. Человек, чья спина была разорвана твоим хлыстом, присоединился к краснокожим, стал белым индейцем, отступником своей страны и своего рода. Он поклялся жестокой и вечной местью тебе и сдержал свою клятву. Когда на вашу хижину у Огайо напали, он возглавлял Шауни. Вы спаслись только чудом. Затем, когда вы укрылись на станции Пойнт-Плезант, он придумал другой план, чтобы отомстить вам. Когда-то у тебя было две дочери.” Незнакомец помолчал. В его простых словах был страшный смысл.

- Неужели этот человек-дьявол мог иметь какое-то отношение к необъяснимому исчезновению моей старшей дочери Августы? - воскликнул Тревелинг, задыхаясь от волнения.

- Однажды летним днем она забрела в лес и не вернулась?”

- Да, да! - воскликнул встревоженный отец. - Можете ли вы рассказать мне что-нибудь о ее судьбе?”

“Могу,” ответил Бентон с многозначительным выражением лица. “В лесу, как ястреб на страже, был человек, который поклялся так смертельно отомстить за твою голову. Его сердце подпрыгнуло от радости, когда он увидел, как болтливый ребенок вошел в тень леса. Он схватил маленькую девочку, твою старшую радость, и понес ее со станции. В мрачных глубинах леса он оставил ее умирать.”

- О! бессердечный изверг! - в отчаянии воскликнул отец.

- И ты думаешь, что даже эта славная месть удовлетворила его? Нет! Он тяжело дышал. Жаждал его, как голодный волк жаждет крови, чтобы удовлетворить жажду своей дикой природы. У тебя осталась еще одна дочь. Долгие годы эта человеческая ищейка бродила по станции, желая лишить вас единственной оставшейся радости, которая делала вашу жизнь счастливой. Время шло; ваша дочь стала женщиной, самым прекрасным цветком, когда-либо цвевшим на берегах Огайо. Твой враг терпеливо ждал. Шанс наконец-то дал золотую возможность, и ваша дочь попала в его руки.”

“Что?-в ужасе воскликнул старик, не в силах поверить собственным ощущениям.

- Ваша дочь теперь пленница в его руках. Пленница, беспомощная, в племени Шауни.”

“But is there no way to release her?” cried Treveling, in anguish. “I will pay any sum possible for me to procure.”

“If you could turn every drop of your blood into a golden guinea and spill them one by one from your veins your foe would laugh at you and bid you remember the hour when in this very glade you scarred his back with a lash,” replied Benton, fiercely.

“This man is a demon to seek such a vengeance!” cried Treveling, in despair.

“You are right, he is a demon,” replied Benton, bitterly. “Can you wonder at it? Is he not an outcast from all that makes life dear, a savage amid savages?”

“Is there no way to touch this man’s heart?”

“He has no heart; in its place is a lump of red clay; is he not a white Indian? What has such as he to do with hearts?”

“Why did not this man strike at my life, if he bears me the hatred that you say he does?”

“Death is not the most cruel vengeance,” returned Benton, scornfully. “Can bodily pain cause you greater anguish than that you now suffer?”

“No, no,” replied Treveling, slowly.

“He would have you live. Would have you know of the terrible vengeance that he has pulled down upon your head. Can you guess what the fate of your daughter will be?”

A shudder shook the frame of the old man as the question fell upon his ears.

“Oh, the thought is terrible!” he moaned.

- Молодая и красивая белая девушка в деревне Шауни не будет испытывать недостатка в поклонниках. Твой враг отдаст ее какому-нибудь мускулистому вождю краснокожих в рабство. Беспомощная пленница, жертва дикарей, она зачахнет и умрет. Ее смерть будет ужасной, потому что она умрет дюйм за дюймом. Теперь вам известна судьба обоих ваших детей. Один уже пострадал за ваши поступки много лет назад, а другой сейчас расплачивается.”

Незнакомец повернулся на каблуках, словно собираясь уйти.

“Стой! - крикнул Тревлинг. - Кто ты такой, чтобы знать все эти ужасные вещи?”

- Разве вы еще не догадались? - спросил Бентон с ужасной многозначительной улыбкой. - Если бы мои плечи были обнажены, вы могли бы сказать, кто я, потому что следы плети все еще там. Если вы хотите знать мое имя, то через неделю спросите у пылающих домов вдоль Огайо, отмечающих путь Шауни; пылающие угли и шипящее пламя ответят вам, Саймон Герти, отступник.”

Потом, прыгнув, Девушка исчезла в лесу.

С болью в сердце Тревлинг вернулся на станцию.

ГЛАВА XXIII
ПОБЕГ БУНА.
Почти потеряв дар речи от ужаса, старый охотник склонился над телом убитого индейца.

- Один чистый порез покончил с ним, - пробормотал пограничник, когда его взгляд упал на ужасную рану на голове вождя краснокожих, из которой медленно вытекала красная живая кровь. - Я видел это, тар не ошибся. Это либо дьявол, либо близкий родственник. Однако я ему кое-что должен, потому что он вытащил меня из самого трудного положения, в котором эта старая туша находилась в течение многих долгих дней.”

Затем разведчик украдкой огляделся. Облака, закрывавшие луну, все еще окутывали землю мраком.

- Я должен поскорее убраться отсюда, хайер, только не быстрее. Я не дам красному язычнику еще одного шанса на мой топ-узел, если я ему помогу. Интересно, кто такие Кентон и Ларк? Наверное, они где-то рядом с деревней. Что ж, я узнал все, что хотел. Индейцы озорничают—они достаточно подлые для любого дела—и Пойнт Плезант получит первый удар. А теперь я лучше пойду по следам к поселку. Иерусалим! Надеюсь, я не встречусь с этой ужасной тварью. в лесу. У меня кровь застывает в жилах, когда я думаю об этом, - и толстяк-пограничник вздрогнул. В его сознании снова возникло подобие темной фигуры, освободившей его от пут в индейской деревне; он снова ощутил на себе легкое прикосновение волосатой руки с такими ужасными ногтями.

- Я не боюсь ничего человеческого, но я не привык к тварям из другого мира. Теперь нужно укрыться в лесу, а затем донести весть об этом нападении до поселения.”

Осторожно старый разведчик продолжал свой опасный путь.

Оставив мертвого индейца там, где он упал, Бун снова укрылся на берегу реки.

Fortune favored the adventurer. No hostile Indian barred his way. Unobserved he reached the friendly shadows cast by the forest monarchs.

On the borders of the wood Boone halted for a moment and looked back on the Indian village, that nestled so peacefully by the bank of the rolling Scioto, bathed in the soft moonlight.

“Who could guess that yonder village contained a thousand red-skins thirsting for blood and slaughter?” exclaimed the old hunter, communing with himself; his gaze resting upon the quiet scene before him. The embers of the fires cast a crimson light on the wigwams and played in fantastic shadows along the plain.

- Я лучше пойду, - пробормотал Бун, - сначала к дуплистому дубу; там я, вероятно, встречу Ларка и Кентона. Держу пари на большой глоток кукурузного сока, что ни один из них не был таким же пушистым в индейской деревне, как я. Я думаю, что я не слишком стремлюсь рисковать этим ag'in. Как бы красные дьяволы плясали вокруг меня, если бы им только представилась возможность слегка поджарить меня.” И старый охотник усмехнулся при этой мысли. И все же даже сейчас он был далек от опасности, но не думал об этом. В лесу, на свободе, он считал себя достойным соперником всей нации Шауни.

Бесшумными шагами охотник двинулся через лес.

Быстро, но осторожно он двинулся вперед. Ни одна палка не хрустнула под его ногами. Лиса, сосредоточенная на добыче, вряд ли могла бы двигаться бесшумнее.

Когда лесные тени сгустились вокруг тропинки лесника, он нервно оглянулся по сторонам, словно ожидая, что из темноты чащи на него набросится какая-то враждебная фигура; и все же он не ожидал увидеть ни красного воина, ни мускулистого вождя, одетого в боевую раскраску и мокасины шауни. Нет, он ожидал увидеть огромного серого волка, который шел прямо, как человек, и держал в лапе томагавк индейца. Форма более ужасная, чем любой пернатый, окрашенный вождь; более страшная, чем любой краснокожий, который объявил долину Огайо своей.

Охотник продолжал идти вперед, все еще свирепо озираясь в темноте, но ужасный Демон-Волк не выскочил из укрытия леса. Если он и шнырял по тропе разведчика, то прятался в чаще леса.

Бун добрался до дуплистого дуба, не увидев ничего, что могло бы заставить его предчувствовать опасность. В лесу было так тихо, словно в его пределах никогда не совершалось никаких кровавых деяний. Так же тихо, как если бы ужасная форма—демон индейца и призрак белого—никогда не поражала насмерть и не посылала в его далекий дом воина Шауни с толстыми конечностями.

- Привет! здесь никого нет, - пробормотал Бун, заглядывая в дупло дуба.

- Бун! - раздался тихий и осторожный голос из чащи, окаймлявшей небольшую поляну, на которой стоял дуб.

Затем из темноты в круг света, отбрасываемый лунными лучами, вышел Кентон.

“с верхним узлом все в порядке, а? - спросил Бун, горячо сжимая руку собеседника в своей широкой ладони.

- Да, но как долго все будет в порядке-это загадка. Индейцы окружают нас, как пчелы окружают соты.”

- Значит, ты видел красных язычников?”

- Да, я вел разведку прямо в индейскую деревню. Но когда я лежал в засаде, поднялся ужасный скандал, и я боялся попасть в ловушку индейцев, поэтому я просто отступил в более безопасное место.”

- Ссора, да? - улыбнулся Бун.

- Да, ’тарнал-роу"; они просто немного повздорили со Старым Скретчем. Я думаю, это была драка между Шауни, - ответил Кентон.

- Ты прав, Саймон, это была драка, и в этой драке я был пленен.”

“Почему же вы так не говорите?” удивился Кентон.

“Евангельская истина,” ответил Бун. —Я пошел на разведку в деревню и разбил лагерь за бревном, тихо, как мышь, и ... вы не поверите?—а скво и ее любовник подошли и присели на корточки прямо на то самое бревно, за которым я лежал! Потом индеец попытался поцеловать девчонку, но она не позволила, и кончилось тем, что они оба повалились на меня, кер-чанк. У меня была оживленная схватка с язычниками, но подошли другие красные дьяволы, и их было слишком много для меня, и в конце концов они отвели меня в один из вигвамов, связанного по рукам и ногам.”

“But how did you manage to escape?” asked Kenton, in wonder.

“Well, now I’m going to tell you something that will make you open your eyes,” said Boone, impressively, and with an air of great mystery. “Mind you, I wouldn’t have believed this, if I hadn’t seen it. Ke-ne-ha-ha came to me in the wigwam and wanted me to become a white Injun. To gain time I asked till the morning to think over the matter. The chief consented and left me. Then, as I lay bound and helpless in the lodge, the fire burnt down so that I could hardly see, something cut a hole through the side of the wigwam and came in. I could just make out that it was a great black form, all muffled up in blankets. I knew that it was blankets, for a little while arter I had a chance to feel ’em. Well, this thing was a good deal bigger than I am—and thar ain’t many men in the Ohio valley that out-top me. This dark form cut the thongs that bound my legs and arms, gave me a blanket, and I followed it from the wigwam. Outside of the lodge this thing, that saved me, either went down into the earth or up into the air, for it vanished just like smoke disappears.”

Kenton listened with wonder to the strange tale.

“Then I sneaked along under the bank of the river, making my way to the cover of the wood,” continued Boone, “till I came to the hoss-path leading to the river, and thar in the path sat a cussed Shawnee. But as the moon was under a cloud, I thought I’d try to sneak round him on the prairie above. Just as I got about half-way, the moon came out ag’in and I hugged the yearth mighty close, I tell yer. Then I see’d a dark object a-creepin’ nigh to the Injun. A cloud came over the moon for a minute, so that I couldn’t see; but I heard a groan, though, and the sound of a blow. When the moon came out ag’in, the dark form had disappeared, and the Injun had been killed by a single tomahawk-dig in the skull, and on the breast of the chief were three knife-slashes, making a Red Arrow.”

“The Wolf Demon, by hokey!” cried Kenton, in astonishment.

“You’re right; but what on yearth is the critter?” said Boone, solemnly.

“I reckon it’s the devil,” replied Kenton, with a sober face.

“Well, devil or not, it saved me from the hands of the Shawnees,” said Boone. “The Injuns meant to roast me in the morning. But if this thing is the devil, thar’s some substance to it, ’cos I felt its arm, and it’s as hairy as a bear-skin. Besides, it’s got claws.”

“Of course; it’s the devil in the shape of a wolf.”

“Yes, but why should he trouble himself to save me from the Shawnees?” asked Boone.

“Well, thar’s whar you’ve got me,” replied Kenton, scratching his head, reflectively.

“He’s death on the Injuns, anyway,” said Boone. “Why, the feller he killed so easy would have given any man a hard tussle, ef he had half a chance.”

“It’s plain that he don’t want white blood, ’cos he wouldn’t have saved you.”

“Yes, that’s true. I don’t wonder that the red-skins are afeard of him; why, it makes my blood fairly run cold when I think about it.” And the sober look of the old scout told plainly that he spoke the truth.

“Have you seen Lark?” asked Kenton, suddenly.

“No, hain’t he come back?”

“Not yet.”

- Ты не видел его с тех пор, как мы расстались здесь?”

- Нет, а ты?”

“Нет времени, - лаконично ответил Бун.

- Может быть, его пленили Шони?”

“Нет, вряд ли, - ответил Бун. - Если бы он был там, я бы что-нибудь об этом услышал. Индейцы были бы до смерти щекотливы, если бы могли сказать мне, что рядом со мной будет сожжен еще один белый человек для их развлечения.”

- Вы узнали что - нибудь о нападении?”

- Да, все об этом. Удар сначала обрушится на точку Приятную. Вдоль Огайо будет такое пламя, что дым почти скроет солнце. Пойдем в дупло дуба, подождем Жаворонка, а пока мы будем ждать, я тебе все расскажу.


КЕ-НЕ-ХА-ХА И ЗНАХАРЬ.
Великий вождь племени Шауни, Ке-не-ха-ха, “Человек-который-ходит”, медленно расхаживал взад и вперед перед дверью своего вигвама, расположенного в центре деревни.

На челе вождя, когда он угрюмо расхаживал взад и вперед, лежала туча.

Лунные лучи освещали его рослую фигуру и сверкали в сверкающих лучах серебристого света на лезвии острого скальпеля, так небрежно воткнутого в пояс, охватывающий его жилистую талию.

На лбу вождя шауни читалась забота, а на лице-тревога.

Его мысли были о страшном Демоне—Волке-страшном биче, который так жестоко наложил свою тяжелую руку на воинов его племени.

У вождя шауни было сердце льва. Еще ни одно лицо не заставляло его поворачиваться на каблуках. Тысячи пуль свистели в пробужденном гневе над его головой, и он бесстрашно встретил грозу. Сверкающий нож враждебного врага пронзил его сердце, и даже когда острие разорвало его плоть, он мрачно улыбнулся и поверг своего врага на землю.

Ке-не-ха-ха не боялся смертных, но теперь его врагом стал демон из другого мира, и храбрый вождь Шауни задрожал, когда подумал об ужасном враге, который нанес такой бесшумный и в то же время такой страшный удар.

Он отдал бы всю славу, которую приобрел на тропе войны, всю честь, которую завоевал в зале совета, чтобы встретиться лицом к лицу с демоном своей расы, чтобы узнать, кто и что это за ужасное существо.

На небольшом расстоянии от вождя стояли два главных воина нации. Одну звали Черная Туча, другую-Нок-а-та.

-Туча нависла над головой вождя,-сказал Нок-а-таа, наблюдая, как Ке-не-ха-ха расхаживает взад и вперед со всеми беспокойными, пружинистыми движениями плененного тигра.

“Да,” ответил тот. -Ке-не-ха-ха не улыбался с тех пор, как умерла Красная Стрела. Она была его старшей дочерью и певчей птицей, которая радовала своей песней его вигвам. Сердце вождя печально—много лун прошло, но он не может забыть ребенка, которого так любил.”

-Пусть вождь погрузит свою память в кровь этих проклятых белокожих, и тогда он забудет зло, которое они ему причинили.”

“Вождь говорит прямым языком, - глубокомысленно заметил Черное Облако. -Когда Ке-не-ха-ха встанет на тропу войны, он все забудет. Вид этой крови и дыма от их горящих жилищ рассеет облако печали в его мозгу. Тогда он будет смеяться, потому что сможет показать миру, как великий вождь шауни стирает память о своих обидах.”

Приблизившись к Ке-не-ха-ха, два воина прекратили свой разговор.

[25]

“Белый пленник надежно охраняется?” он спросил.

-Да, - ответила Черная Туча, - три воина охраняют ложу бледнолицего.”

С минуту Ке-не-ха-ха молчал, по-видимому, погруженный в свои мысли, а потом вдруг заговорил снова.

- Ум вождя нелегок—на нем лежит груз, такой же тяжелый, как дом, который черепаха несет на спине.”

-Что беспокоит великого вождя племени Шауни?-почтительно спросил Нок-а-та.

—Вождь не может сказать-тени набегают на его сердце, как тучи на луну, без предупреждения, без причины. Ке-не-ха-ха опасается за безопасность белого пленника; он скорее лишится одного из своих ушей, чем позволит белому врагу сбежать. Пусть мои воины пойдут со мной. Мы увидим бледнолицего.”

Ке-не-ха-ха, сопровождаемый двумя вождями, направился к хижине, где был заключен Бун.

Как и сказал индеец, дверь охраняли трое храбрецов.

На вопрос Ке-не-ха-ха они ответили, что в вигваме пленника все было тихо, как смерть.

Успокоившись, Ке-не-ха-ха уже собирался вернуться в свой вигвам, как вдруг ему вдруг захотелось увидеть белого пленника и лично убедиться в его безопасности.

Взяв головню от тлеющего костра, вождь вошел в хижину. Остальные воины остались снаружи.

Едва высокая фигура Ке-не-ха-ха скрылась в хижине, как в испуганных ушах индейцев раздался крик удивления. Он исходил из ложи и был произнесен устами Ке-не-ха-ха.

Изумленные индейцы бросились в домик.

В центре вигвама стоял вождь.

Вигвам был тускло освещен горящим факелом, который он держал в руке.

Пленник исчез.

Велико было изумление и гнев индейцев.

Вскоре они обнаружили щель в стене вигвама, где острый нож открыл проход в воздух.

Дикари были совершенно поражены. Буна тщательно обыскали, отобрали у него все оружие, и все же было ясно, что он ухитрился освободиться от пут и выбраться из сторожки.

Однако мгновенный осмотр убедил Ке-не-ха-ха, что путы, связывавшие охотника, были перерезаны не его собственной рукой.

Затем индейцы прошли через дыру, прорубленную в вигваме, и снаружи, в мягкой земле, стали искать следы шагов пленника.

Их они вскоре нашли.

Мягкая земля на берегу реки была податлива, как воск, и при ясном свете луны индейцы обнаружили следы двух разных ног. Первое, к которому они пришли, было, очевидно, сделано широким мокасином Буна, но второе было загадкой. Это тоже был отпечаток мокасина, но пальцы ног были загнуты внутрь, как у индейца.

-У бледнолицего был какой-то индеец с белым сердцем, притаившийся, как змея, в зарослях, который помог ему бежать,-сказал Ке-не-ха-ха в гневе.

Крик удивления из Черной Тучи привлек всеобщее внимание.

Вождь, стоявший чуть впереди остальных, внимательно осматривал берег реки, который здесь, на уровне воды, был высотой с человеческий пояс.

Остальные поспешили к Черному Облаку, привлеченные его восклицанием.

Удивленными глазами вождь разглядывал какие-то следы на мягком глинистом берегу.

И когда глаза другого увидели странный знак, они тоже удивились.

На мягкой глине отпечаталась звериная лапа.

Впечатление было совершенным: все когти были на месте, и остроглазый вождь Нок-а-та выбрал короткий седой волосок, застрявший в глине.

Лоб Ке-не-ха-ха потемнел, когда он увидел это странное впечатление.

“Это след волчьей лапы, - удивленно сказала Черная Туча.

- Да, и вот один из волосков зверя. Это серый волк,-заметил Нока-а-таа.

-Пусть мои воины посмотрят дальше, они могут найти больше следов,-серьезно сказал Ке-не-ха-ха.

Воины повиновались приказу.

Посреди конной тропы, замерзшие и мертвые, они нашли вождя шауни.

На груди убитого воина сверкал страшный знак-Красная Стрела.

Тогда Ке-не-ха-ха слишком хорошо знал, кто спас белого охотника от его власти и оставил за собой след индейца и след волчьей лапы. Ужасный Демон-Волк снова оказался в центре деревни Шауни. И снова его могучая рука нанесла страшный удар, предрешивший гибель краснокожего воина.

Скорбные индейцы отнесли тело убитого в его вигвам, и вскоре в ночной тишине раздался вопль отчаяния.

-а что думает вождь?-спросил Черное Облако, глядя на склоненное лицо Ке-не-ха-ха.

“Что Злой Дух среди нас,” медленно ответил вождь. - Мои воины падают, один за другим, от руки этого тайного врага. Я бы отдал свою жизнь, чтобы победить его и спасти от него мой народ.”

- Почему бы тебе не обратиться к Знахарю? Демон—Волк-это дух, Знахарь даст вождю заклинание, чтобы он мог сразиться с Демоном-Волком, - мудро сказал Черное Облако.

—Мой брат говорит хорошо, его совет хорош, вождь посетит Великое Лекарство,—ответил Ке-не-ха-ха.

И, мгновенно приняв решение, Ке-не-ха-ха сразу же отправился в вигвам старого индейца, который был Великим Знахарем племени Шауни.

Вигвам Великого Знахаря стоял далеко от остальных обитателей деревни и наполовину прятался в лесу, словно искал уединения.

The Great Medicine of the Shawnees was an aged man. Infirm and old was he, yet gifted with wondrous skill. He knew all the properties of the herbs of the forest, the meadow and the swamp. Could cure by charms and conjurations the most dangerous diseases.

The savages looked upon him with awe and wonder. Even Ke-ne-ha-ha, the great chief as he was of the Shawnee nation, felt a slight sensation of fear creep over him as he entered the wigwam of the Great Medicine.

Как обычно, Шаман сидел в углу вигвама, завернувшись в одеяла, даже голова его была скрыта. Было видно только его лицо, и то раскрашенное черными и белыми полосами на ужасный манер.

Небольшой костер, горевший в центре вигвама, отбрасывал тусклый свет на сцену.

Когда вождь вошел, Знахарь сделал легкое движение головой, как бы признавая его присутствие.

- Пусть Великая Медицина откроет ему уши, пока говорит вождь Шауни, и пусть его слова проникнут в его сердце, как мягкий летний дождь проникает в землю.”

Еще одно легкое движение головы было ответом на слова вождя.

“Хорошо, пусть мой брат послушает,” серьезно сказал вождь.

Знахарь снова склонил голову.

—Шони—великий народ, много воинов, храбрых, как пантера, хитрых, как лиса. Храбрецы Шауни не боятся смерти, но хотят встретиться с ней лицом к лицу. Теперь он подкрадывается к ним сзади, в темноте, и поражает насмерть, прежде чем им приснится, что враг рядом. Может ли мой отец рассказать мне о заклинании, чтобы победить Демона-Волка?”

“Вождь желает его видеть?” спросил Великий Знахарь надтреснутым и дрожащим голосом.

“Да,” охотно ответил вождь.

- Я немедленно приведу к нему Демона-Волка.”

ГЛАВА XXV.
ПО СЛЕДУ.
Вирджиния очнулась от обморока и обнаружила себя пленницей в руках Шауни.

Три мрачных и раскрашенных вождя были ее стражниками.

Вирджиния вздрогнула, подумав об ужасной участи, ожидавшей ее. Ни один луч света не пробивался сквозь тьму туманного будущего. Она отчаялась когда-нибудь снова увидеть дом и друзей.

Краснокожие быстро несли ее через лес, направляясь к Огайо.

Фальшивый белый человек, коварный проводник, который привел ее в ловушку, исчез.

Переправившись через Огайо, дикари повели пленника в индейскую деревню Чилликот.

Велико было ликование среди Шауни, когда несчастную девушку привели пленницей в их среду. Это показалось им добрым предзнаменованием.

Вирджинию поместили в один из вигвамов и оставили там в одиночестве размышлять об ужасном несчастье, постигшем ее.

Одна, вдали от дома и родных, она, казалось, не могла найти пути к спасению. В отчаянии она молила Великую Силу свыше спасти ее от ужасной опасности.

Оставив отчаявшуюся служанку наедине с ее печальными мыслями, мы вернемся к Девушке-отступнице.

Оставив старого генерала, Герти направился к уединенной поляне в лесу, где он договорился встретиться с Кендриком.

Герти обнаружил, что его спутник ждет его.

- Индейцы ушли вместе с девушкой?” - спросила Герти.

“Да, кстати, что вы собираетесь с ней делать? - спросил Кендрик.

- Отдай ее в жены какому-нибудь вождю. Я только что имел небольшой разговор с Тревелингом. Я рассказал ему, кто я такой и как мщу ему за то зло, которое он причинил мне много лет назад. - На лице Герти ясно читалась яростная радость, когда он заговорил.

- Это была опасная попытка проникнуть в то поселение, - сказал Кендрик.

- Да, но моя маскировка, видите ли, совершенна. Этот черный парик закрывает мои собственные волосы, а ореховое пятно на моем лице меняет цвет моего лица. Но мы должны вернуться в Чилликот. Поселенцы знают о готовящемся нападении Ке-не-ха-ха и готовы к нему. Шеф должен это знать. Замысел удивить станцию провалился.”

- Тогда он откажется от атаки?”

- Нет, Ке-не-ха-ха будет играть льва, если не сможет играть лису. У шауни и их союзников достаточно сил, чтобы изгнать всех белых с берегов Огайо. Они попытаются это сделать, и я думаю, что им это удастся.”

“Послушай, Девочка, - вдруг сказал Кендрик, - почему ты отдаешь девочку индейцам? Почему бы не оставить ее себе? Она молода и хороша собой-настоящая находка для любого мужчины.”

“Я думал об этом, - ответил тот, - возможно, сознание того, что его дочь принадлежит мне, причинит Тревелингу больше боли, чем что-либо другое.”

- Думаю, это вполне вероятно.”

- Я подумаю об этом, а теперь давай расслабимся, как только ноги нас понесут. Скоро мы вернемся с брендом и сталью. Умирающие люди и пылающие деревья на крышах отметят наш путь.”

Затем они оба нырнули в чащу, и вскоре их очертания затерялись в лесном лабиринте.

В течение нескольких минут на маленькой поляне не было ни души, а затем снова в лесном проеме появилась жизнь.

Из-под прикрытия леса вышла странная девушка, известная как Канава Кейт. В руке она несла длинное ружье, обычное для пограничья. За поясом у нее был заткнут острый скальпель индейца.

На мгновение она остановилась в центре поляны и жадно прислушалась.

“Значит, она в деревне Шауни, пленница ренегата, - пробормотала она. - Она, обещанная жена человека, которого я люблю со всей страстью моей натуры.” Тон, которым она говорила, был полон муки.

- Почему я позволил этой ужасной любви овладеть моим сердцем? Почему я не раздавил его в момент его рождения? Но мой соперник находится во власти индейцев. Этот человек, Герти, может сделать ее своей, и тогда она навсегда исчезнет с моего пути. Почему я должен вмешиваться, чтобы спасти ее? Если Харви больше не увидит ее, он может забыть ее, и тогда я смогу завоевать его любовь. О! как полна блаженства даже мысль.”

Какое-то мгновение она стояла, словно вдохновленная, ее глаза сверкали, а губы были полуоткрыты. И тут в ее лице произошла перемена. Ее голова вяло опустилась на грудь.

- Увы! это всего лишь сон, - печально пробормотала она. - Он никогда не научится любить меня, даже если она будет потеряна для него. Я забыл о пятне, которое прилипло ко мне. Забыла, что я дочь ренегата. Тот, на кого направлен перст презрения. Жалкое создание, не подходящее для общения с другими, чья кожа такая же белая, как моя. Я изгой, дитя леса. Какое безумие думать, что я когда-нибудь смогу завоевать любовь такого человека, как Харви Уинтроп. Нет, это невозможно.”

- Медленно и печально проговорила Кейт, когда истина сама пришла ей в голову.

“Я должна ехать в деревню Шауни!” внезапно воскликнула она. - Индейцы знают меня как дочь ренегата и не причинят мне вреда. На моем пути через лес я могу решить, какой курс следовать. Оставить ли Вирджинию на произвол судьбы, на жестокую милость Герти, который пощадил ее только для того, чтобы она стала его женой, или спасти ее—если это возможно—и отдать человеку, который, сам того не ведая, завоевал мое сердце. О, оставить ее Гирти-это страшное искушение; дай мне Бог силы противиться ему!”

Потом Кейт пошла через лес по следу отца и Герти.

Она осторожно пошла по следу, пока он не привел ее в индейскую деревню на берегу реки Шиото, известную как Чилликот.

В зарослях, окаймлявших деревню, Кейт остановилась.

- Итак, какой курс я должна избрать? - спросила она, разговаривая сама с собой. - Не пойти ли мне сейчас же в деревню и не сказать ли, что я пришел искать отца? или я останусь здесь в укрытии и буду наблюдать за тем, чтобы незаметно войти в деревню?”

Несколько мгновений Кейт размышляла над трудным вопросом. Она не могла решить, какой из двух путей выбрать.

Затем из вигвама, на виду у зарослей, скрывавших девушку, вышли Герти и Кендрик.

Они медленно направились к реке.

“Он у меня! - воскликнул вдруг Кейл. - Я скажу отцу, что боялся остаться один в своей каюте и отважиться на опасность нападения индейцев, и что я хочу остаться здесь до конца войны. Они не заподозрят моей цели.”

И, придя к такому выводу, она шагнула вперед из-под укрытия зарослей.

Двое мужчин вздрогнули от неожиданности, увидев девушку.

“Что привело тебя сюда, Кейт? - удивленно спросил Кендрик.

- Я ищу тебя, отец, - ответила она.

- Что вам от меня нужно?”

- Я обдумала ваше предупреждение относительно нападения индейцев и решила искать убежища здесь, - ответила она.

“Это лучшее, что вы можете сделать, - одобрительно сказал Кендрик.

На лице Герти появилось странное выражение, когда он посмотрел на девушку.

“Is this your daughter?” he said, in an undertone to Kendrick.

“Yes,” the other replied; “don’t you remember her?”

“Her face is familiar to me,” said Girty, with a puzzled air, “yet I can not remember ever meeting her before.”

“She was with me, hyer in the nation, some five years ago; of course she’s changed a good deal since that time.”

“That is probably the reason why her face seems strange and yet familiar to me. But come this way a moment. I have something to say to you.”

Кендрик последовал за Герти. Через несколько шагов, вне пределов слышимости девушки, Герти остановилась.

- Можно ли доверять вашей дочери?” - спросила Герти.

“Что ты имеешь в виду? - удивленно спросил Кендрик.

- Я имею в виду, у нее красное сердце, как у нас? Неужели она ненавидит белых?”

- Ну, я думаю, что она не питает к ним особой любви. Поселенцы всегда смотрели на нее, как на пятнистую змею: красивая штука, но опасная, и ей нельзя доверять, и с ней нельзя обращаться. Но почему вы задаете этот вопрос?”

- Я тебе скажу. Я хочу, чтобы кто-нибудь присмотрел за этой девушкой.”

- Почему бы не взять одну из скво?”

- Я боюсь доверить их ей. Конечно, мне придется отправиться с Ке-не-ха-ха в его поход против белых. Если с индейцами что-нибудь случится и весть об этом достигнет деревни в мое отсутствие, они могут отомстить девушке.”

- Да, совершенно верно.”

- Но если мне удастся уговорить вашу дочь позаботиться о ней, этой опасности можно будет избежать.”

- Ну, ты, родня, спроси у девчонки. Думаю, она согласится, - сказал Кендрик.

- Я хорошо заплачу ей за услугу. Присутствие одного из ее кровных родственников может примирить девушку с ее судьбой или, во всяком случае, лишить ее плена половины его ужасов.”

- Лучше поговори с Кейт прямо сейчас.”

- Я так и сделаю.”

Затем оба вернулись к девушке.

- Кейт, мой друг Хайер хочет, чтобы ты оказала ему небольшую услугу, - сказал Кендрик.

- В чем дело? - спросила Кейт, и, пока она говорила, ей пришла в голову мысль, что эта услуга имеет какое-то отношение к плененной горничной.

- В деревне живет белая девушка, не совсем пленница индейцев, и я намерен жениться на ней, но она все еще не свободна. Я хотел бы, чтобы ты позаботился о ней; сделай все, что в твоих силах, чтобы она была довольна своей судьбой и приняла ее. Я хорошо заплачу вам за эту услугу.”

“Как ее зовут? - и ни один мускул на лице Кейт не выдал, что она знала, каким будет это имя, еще до того, как оно было произнесено.

- Вирджиния Тревелинг, - ответил Герти, немного поколебавшись, но потом, поразмыслив, решил, что было бы глупо скрывать имя пленницы.

“Хорошо, я сделаю это, - тихо сказала Кейт.

“Я же говорил тебе, что так оно и будет, - удовлетворенно сказал Кендрик.

- Она вон в том вигваме, - и Герти указал на тот, что стоял на берегу Скиото, шагах в ста от них.

- Я хорошо о ней позабочусь, - сказала Кейт, и никто из тех двоих, что стояли рядом, не догадался о двойном значении ее слов.

И вот Кейт поставили охранять пленную Вирджинию. В ее сердце боролись две страсти за господство. Судьба ее соперницы была в ее руках. Спасет она ее или раздавит?

ВЕЛИКАЯ МЕДИЦИНА.