В лесах и на горах

Как найти дорогу, продолжить движение не только изнутри, но и снаружи.
Деяние, деятельность - выбраться из обнуления и тоскливого ожидания, когда прежние умения больше не востребованы. Предложить новое или переобуть, замаскировав под стартап или приложив себя смартфону, старое. Нырнуть в дистанционку, стать виртуально-музейным смотрителем, а может попробовать сбоку влиться в науку.
Свои молчат, предпочитая думать, что как-нибудь само - срастется, уляжется или рассосется. Прилетит друг волшебник, взмахнет волшебной палочкой и заколосится по новой. Тренер для тех, кому за семьдесят или гувернер для малолетних, репетитор по математике-физике-русскому-литературе или ночной страж-бабочка из ближайшей пятерочки. Бесплатный консультант, продавец детских сочинений или оратор на подмене. Тысяча дорог ни одной своей - скрипач не нужен, а донкихотство не про меня. Путешествие дилетантов.
Школа. Тела и духа, где занятия спортом сочетаются с философией, литературой, музыкой и математикой. Где читают с голоса лекции и ведут семинары у доски. Тряпка и мел, бумага и ручка, гитара и скрипка, штанги и тренажеры. Ходьба и бег, походы и сплавы, единоборства и стрельба из лука. Малый шаолинь. Природа и свет, свежесть и прохлада, лед и пламень.
Никаких технологичных прибамбасов и все гаджеты за стеной. Гимнастика, борьба и высшая математика. Скудный быт и высокие темы, свободный дух и тренированное, выносливое, умелое тело. Труд и отдых, ремесла и поэзия, закалка и риторика. Сад, огород, гончарный круг, топор, пила, наждак и рубанок. Резец и камень. В лесах и на горах.

***

Третьего дня внезапно зазвонил телефон.

- Вас беспокоит корреспондент русской службы би-би-си, мы готовим большой материал про школьные антисталинские группы, действовавшие в Челябинске в 1944-1948 гг., в том числе, группу из сорок восьмой школы. Фамилии Гершович, Поляков, Ульман вам что-нибудь говорят, отец что-нибудь рассказывал.

- Очень немного, - взволнованно отвечал я, - скорей, вы расскажете поболее моего, помню говорил, делали плакаты, вешали у заводских проходных...

- Их схватили, но вашего отпустили, - поделился знанием бибисист,- организаторам, тем кому стукнуло пятнадцать -по три года детской колонии.

Боже мой, отец отмерял по капле, по миллиграмму, да так, что история не связывалась воедино. Тринадцать лет, секретное общество, плакаты правды. Повязали, и дед вернулся из конторы белее мела - все, дальше тишина. Так и сам дед по капле - в тридцать восьмом забрали все руководство ТЭЦ, которую он, будучи дипломников Киевского Электротехнического спроектировал в двадцать восьмом, и которую его же направили строить, а потом служить главным энергетиком, сколько-то - никто не разу сказал сколько, продержали и отпустили. Все, дальше гробовое молчание. Правда, отец рассказал удивительную историю. Году в пятьдесят третьем, когда он возвращался с каникул в Пермскую альма-матер, попутчик по купе, с которым они распили пару шкаликов, оказался особистом. Под выпивку разговорились, а когда отец назвал фамилию, особист, как-будто ненароком спросил, не в Мариуполе ли жили, а узнав, что там, поведал кое-что про арест деда. Мол светило по-полной, но из Москвы пришла разнарядка кого-нибудь отпустить, чтоб не под гребенку, а по закону. Отчеркнули красным с конца, и так дед угодил в счастливчики - спасибо, что живой. В том же сорок шестом дали квартиру в центре,а отец перешел в десятую школу, где вступил в комсомол и получил направление на юридический факультет Пермского государственного универа, куда поступил в сорок девятом и окончил в пятьдесят четвертом. Никаких вредных последствий повстанчества - анкета, учеба, высшее и прокуратура по распределению. Пальцем не тронули ни его, ни семью.

- Отец не говорил, их били, допрашивали, пытали, - вкрадчиво спросил корреспондент.

- Насколько знаю, нет, ни первого, ни второго, ни третьего, - с открытым забралом отвечал адвокат.

- И как это повлияло на дальнейшую судьбу, сильно осложнило, - продолжал нажим журналист.

- Никак. Школа, комсомол, юрфак, прокуратура, потом трест Южуралстрой, арбитраж и наконец арбитражный суд, где был сразу назначен первым заместителем.

Папа был антисталинистом - ярым, эмоциональным, полнейшим. Если видел портрет вождя, выворачивало, если кто-нибудь поминал усы нейтрально, боже упаси, добрым словом, взвивался до небес и мог до утра перечислять преступления кремлевского горца. Жил под страхом разоблачения, ибо полагал себя истовым антисоветчиком, врагом режима, хотя на самом деле отдал себя судейской службе без остатка. Писал предложения, поправки, статьи, читал лекции, учил молодежь, руководил судом, обобщал практику и рассматривал сложнейшие дела. Но арбитраж был своим, родным и любимым, детищем и убежищем, сценой и кафедрой, кабинетом и лабораторией. Своим был горсад имени Пушкина, где он пятьдесят лет играл в шахматы, лыжня в городском бору и булочная на Цвиллинга, голос Америки и джазовый час Уиллиса Коновера, фильмы Федерико Феллини и Андрея Тарковского, русская и зарубежная литература, шестидесятники, тонкая прослойка сварного шва и скульптурная мастерская на Омской. Его знали все - от мала до велика, от мелкотравчатой шпаны до первого секретаря обкома, мало того, безмерно уважали. Большой человек, голова, титан мысли.

- Как думаете, что подвигло юношу на сопротивление, - вполне дружелюбно поинтересовался репортер.

- Юношеская горячность, максимализм, несоответствие навязываемой пропаганды тому, что видели глаза и уши - умненькие и начитанные, а еще очень хотелось под танки, геройства и подвига

- Почему же он так мало рассказывал, хотя они настоящие герои. Подполье, сопротивление, мужество и смелость, ведь понимали, чем могло обернуться.

- Не знаю, насколько хорошо и насколько отчетливо. Мальчик переживший в детстве арест отца, войну, эвакуацию, барак и несытое, хмурое время. Несостоявшийся фронт. Говорил, прятал ручной пулемет с близлежащей свалки - собственно, тогда это было у всех пацанов, гранаты, пистолеты, лимонки. Думаю, понимали, поскольку двумя годами раньше первая антисталинская група из десятой - Динабург, Генчик, Бондарев хлебнули лиха по-полной. Тоже подполье, коммунистический манифест, листовки. Юра Динабург схлопотал лагерей, откуда пришел со знаем французского и Гумилевским знакомством - прошел университет миллионов.

- Кстати, кроме листовок группа совершила диверсию - отключили подсветку на гигантском портрете Сталина, вывешенном на въезде ЧТЗ, аккурат на главных воротах.

Боже божечки - полный состав, расширенный. Во первых, группа, а если копнуть, вооруженная, во-вторых, антисоветская, где присутствовало единство замысла и воплощения, все доказательства налицо - листовки и диверсионный выпад, показания и признания - полный комплект пятьдесят восемь прим. Ведь не только их, судя по многочисленным литературным памятникам, вообще всех могли распустить на лоскуты, и если не расстрелять на месте, исковеркать судьбу в нуль или минус - нет, оставили без последствий.

- Думаю, папа ощущал диссонанс. Ведь то, что случилось непосредственно с ним, да и с дедом в тридцать восьмом, несколько выпадало из картины тотальных репрессий, где людей сажали на двадцать пять по абсурдным наветам и фантасмагорическим обвинениям - тунель Бомбей-Лондон, руководство белогвардейским подпольем по радио или пребывание на территории, некогда оккупированный врагом, а с ним обошлись вегетариански деликатно, даже под жопу не напинали - поймали, погрозили пальцем и отпустили по-хорошему, как-будто это не всесильная госбезопасность, а затхлая деревенская ментура. Глянули в кодекс, ага, по возрасту не проходит - ну и пшел нах, дуралей, пусть папаша дюлей выписывает.

- Послушайте, не унимался москвич, но ведь что-то все равно было. Жуть, мрак, барак, две комнаты на шестерых, голодуха.

- Челябинск - это спасение, уж для бежавших с Мариуполя точно, поскольку тех, кто остался, сожгли или расстреляли. Желтая звезда, а тут - работа, бронь, паек, в сорок первом барак, но уже в сорок шестом хорошая квартира. Земля обетованная.

- Почему тогда не повышали по службе?

- Повышали как могли, вплоть до зама, а дальше беспартийным нельзя.

- Вот видите, значит были препятствия!

- Не было, предлагали всякий раз, когда встречался с руководством. Не дури, говорил первый, подпиши, и дело с концом - сразу на главного поставим. Обком, облисполком, горком, арбитражи РСФСР и Союза. Не хотел в партию, ничегошеньки не взял с государства, ни квартиры, ни путевки, ни машины - антисоветчик, убежденный, истовый, высоконравственный. Более того, даже загранку отпускали - с женой, на три месяца, капстрану и без ограничения обмена. Такая вот странная репрессия.

Расстались на обещании выслать папины молодые фотки, а вчера объявился снова.
Оказывается мои письма не дошли - джи-мэйл.ком не принял яндекс-мейл.ру смартфон-лэптоп пересылку. Пришлось скачивать, копировать и слать заново.

Поблагодарил дважды - сперва за фотки, потом за подробный ответ буквами, спросил согласия на интервью, и получив, сразу предложил услуги по добыче из архива папиного дела семидесятипятилетней давности - мол давайте доверенность, а дальше он сам.
Извинившись, вежливо отказался. Слава богу, разобрались. Пообещал подробную инструкцию для архивного запроса, мало того, сказал, приедет - хочет  Симстрой, увидеть сорок восьмую и десятую школы, может быть барак, которого давно нет, дом бабы Поли по Свободе и гэбуху на Елькина.

Покажу, расскажу, свожу и провожу.Посидим у фонтана-аиста, навестим музей арбитражного суда, полистаем папины книги с фотками, зайдем на Омскую, сыграем блиц в горсаду, глянем пожарку на Пушкина и пробежимся от Курчатова до обкомовских дач.
Был бы интерес подлинный, человеческий, ведь это о судьбах и людях, а не про политику и не про сталин-гулаг-не забудем-не простим, но если на руках строго-прогрессивное задание, нервно-либеральный уклон во взгляде и готовая схема для разделки фактов, вряд ли свершится умное, доброе, вечное.

Ладно, не будем забегать в чужую голову, иначе получится как в анекдоте про холостого мужика у которого накрылся утюг и он пошел к соседке за помощью, позвонил в дверь, и пока та шла открывать успел нарисовать мрачное будущее - пригласит, усадит пить чай, потом предложит по пятьдесят за знакомство, потом на брудершафт, потом затащит в постель, а утром  погонит в загс, и тут дверь открылась. Да пошла ты со своим утюгом!

Жаль, Каунов застрял в огороде - вот уж кому есть что сообщить русско-английским потомкам, вплоть до показа либерально поломатых ребер, но можно попросить помощи и у местных жуков-краеведов - авось не откажут. Короче, работаем тему