Шурика жалко

Я долго не мог понять, почему после каждого просмотра столь популярнoй комедии Леонида Гайдая “Кавказская пленница” (а до отъезда в Америку я её видел как минимум пару раз), у меня оставалось чувство разочарования, что-то в этой комедии раздражало. Разрешение этой загадки пришло позже, когда я оказался в Штатах. В течение первых нескольких лет пребывания в Америке, мне было не до Шурика. Единственное, что, пожалуй, представляло интерес из оставленной в прошлом жизни в Союзе, это произведения опальных советских писателей, которые, по понятной причине, издавались только на Западе. Жизнь в новой стране поглотила меня полностью. Всё было интересно: начиная от еды и кончая политикой, которую в Союзе я попросту игнорировал. Телевизор в эти интересные и интенсивные годы моей жизни стал незаменимым источником английского в виде новостей а также в виде познавательных и развлекательных программ. Но есть, как оказалось, порог насыщения, во всяком случае, для меня. И вот через несколько лет я поймал себя на мысли, что устал читать про сталинские репрессии, смотреть новости по CNN, МSN, FOXN и на всех остальных каналах, переставших быть новостями, а превратившихся в комментарии определённо настроенных обозревателей, взгляды которых совпадают с политической ориентацией той или иной телевизионной компании, а точнее тех, кому эта компания принадлежит. А может быть, они всегда были такими, просто я сразу этого не раскусил. Захотелось чего-то новенького. А, как всем известно, новое это хорошо забытое старое. К счастью, на Брайтон Бич это хорошо забытое старое никто не забывал, и к тому же на нём там неплохо зарабатывали. На Брайтоне можно было достать всё, начиная от Голубого Огонька с участием первых космонавтов до концертов Поля Мариа, от комедии “Верные друзья" до трагедии “Гамлет”. Противостоять этим ностаьгическим воспоминаниям о прошлом, привлекательно упакованным в видеокассеты, было просто невозможно и я методично начал скупать классику советского кинематографа. Продавцы уже узнавали меня в лицо и перестали подсовывать современные сериалы. Там же я впервые в жизни купил диск с записями советской эстрады, которую абсолютно не воспринимал в Союзе. Чтобы как-то оправдать эту покупку, я нашёл логически неуязвимое обоснование своего приобретения и, вспомнив всеми любимого персонажа Жванецкого, объяснил это так: «A что? Нормально, Григорий! Kак в Союзе, так и здесь, иностранная эстрада для тебя всегда была и остаётся гвоздём программы, с разницой только в том, что иностранной теперь стала советская».
Вскоре я стал обладателем неплохой коллеции советских фильмов. Сначала я смотрел их целиком, многие по несколько раз, потом только понравившиеся мне моменты, переписав их на отдельную кассету.
Просматривая приобретённые мной сокровища Госфильмофонда, я полностью погрузился в воспоминания о том беззаботном, счастливом времени моей юности, когда не надо было думать ни о том, сколько лет ещё осталось платить за дом, ни о медицинской страховке, ни о машине, которая вот-вот отдаст концы, а только о том, как рационально растянуть мои честно заработанные 120 р. от получки до получки, где достать входные на новою пьесу в любимом театре, как сходить в поход на байдарках, записаться на лыжную стрелу, ну и конечно, подготовиться к Новому году, что включало в себя стенную газету, капустники и все остальные приятные хлопоты. Поневоле начинаешь понимать, как же неправ был основоположник теории придаточной стоимости, чьим именем был назван проспект в Лениграде, на котором я провёл 25 лет своей жизни, когда написал… пожалуй, лучше приведу студенческую интерпретацию его крылатой фразы: “А чего пролетарию терять-то, окромя своих цепей?" Дааа, основоположник оказался слепцом, не разглядел, где скрываются истинные цепи. Никаких цепей у пролетариата не было, нет и быть не может! Цепи появляются, когда начинаешь обрастать собственостью. Собственность — вот она реальная кабала “растлевающего капитализма”. И самое противное то, что сам ведь, добровольно, в эту кабалу и залезаешь — сначала машина, потом дом, потом новая кухня, крыша.... короче, тенденция понятна. Хотя сейчас я начинаю сомневаться, что это добровольно, скорее это, “как бы добровольно”. Не зря же компании тратят миллиарды долларов на рекламу, значит она работает, а рекламируют все — от слабительного до «Американ дрим» (американской мечты — покупки дома).
Побочным эффектом моего нового увлечения старыми фильмами оказалась возможность проследить, как развивался, менялся герой советских комедий с приходом невероятно бурной эпохи послевоенного времени. Особое место, как мне кажется, занимает комедия “Неподдающиеся” Юрия Чулюкина. В ней впервые героем, а точнее героями, оказались не деревенские пареньки Харитонова и не работяги Рыбниковаа два прогульщика, выпивохи, и, несмотря на это, два на удивление способных, с острым чувством юмора, парня. Комсомольские вожаки на их фоне оказались неинтересными и даже скучными, плоскими, как бы вырезанными из картона, персонажами фильма. Иногда удивляешься, какими, собственно, критериями пользовались советские руководители в Министерстве культуры, когда выбирали, что отправить пылиться на полку, а что пустить в прокат. Неужели комедию ”Неподдающиеся” они там, в цензуре, просто прошляпили? Может быть сам жанр заставлял относится к тому, что происходит на экране, не так серьёзно: ну комедия и есть комедия, посмеялись и забыли. В шестидесятых пришло время нового и, как мне кажется, последнего героя советских комедий: смышлёного, быстрого на реакцию, интеллигентного очкарика - студента Шурика. И вот теперь в Штатах, когда я стал обладателем собственного домашнего кинотеатра, где все фильмы идут только по моему заказу (а я, естественно, совмещаю в одном лице и заказчика и исполнителя заказов), после просмотра комедий ”Операция Ы”, а затем ”Кавказская пленница”, я наконец-таки понял, чем меня огорчала последняя. В ней подменили Шурика. Вместо находчивого, сообразительного студента нам подсунули разиню, простака, которого споили, обвели вокруг пальца и запрятали в психушку. Куда делся так полюбившийся нам студент из "Операции Ы”? Чего стоит одна сцена из новеллы ”Напарник”, когда верзила Федя натягивает на нос пробковый шлем прорабу — Пуговкину, а Шурик, чтобы избежать его участи, быстрым, почти чаплиновским движением снимает с головы свою видавшие виды кепку. Разочарованному Феде ничего не остаётся, как повернуться и уйти. Или когда Шурик, увязший обеими ногами в растворе цемента, казалось бы, в безвыходной ситуации умудряется дать Феде пинок ногой — и тот в недоумении смотрит на небо, как будто бы пинок, как наказание за его грехи, мог прийти от Всевышнего. В “Кавказкой пленнице” же, Шурик больше походит на члена всеми любимой троицы: Труса, Балбеса и Бывалого. Да и некоторые реплики, которые в комедии принадлежат Шурику и которые, кстати, стали популярными в народе, я бы всё-таки отдал этой самом троице. “Птичку жалко" — как замечательно прозвучала бы эта фраза из уст Вицина. “Отдай рог, отдай рог, я тебе говорю!” — эта реплика как будто бы писалась под персонаж Никулина. И наконец фраза — ”Простите, часовню тоже я развалил?” — действительно может принадлежать трезвому Шурику, но только как шутка, к сожалению, шутка там не просматривается. Вот если бы это сказал Бывалый — Моргунов, это было бы действительно смешно, и тем смешнее, чем серьёзнее это было бы сказано. Ну и самым разочаровывающим для меня моментом в этой комедии стал эпизод, где Шурик так неуклюже пытается залезть в спальный мешок, падает и в результате скатывается в горную реку. На помощь ему приходит — “Комсомолка, спортсменка, ну и наконец, просто красавица!" Жаль, очень жаль, что не наоборот, тогда и Шурик в этой сцене не выглядел бы, да простят меня почитатели этой комедии, к которым я отношу и себя, таким придурковатым. Птичку, конечно, жалко, но вот кого мне действительно жалко, так это Шурика.