Глава 7. Таджики

Виктору приходилось нелегко — постоянно жить на разрыв, сочетая партийную работу с основной, успевать справляться и там, и там. Слава богу, дядя Петя уладил, чтобы в течение недели он три дня работал в ДСК, а два занимался только партийной работой, но с полным отрывом от производства.
И справлялся неплохо. Несмотря на покровительство дяди, он не был паинькой, эдаким дядиным племянничком. В институте учился старательно, а выучившись, стал работать со рвением и интересом. Поэтому, прийдя на работу в ДСК, не вызвал пренебрежения и насмешек со стороны коллег и начальства из-за дядиной лапы, его суть быстро раскусили, и он по праву получил уважение за прыть в работе и неплохие профессиональные знания. Строительство было его призванием, и, если бы не страсть к политической карьере, возникшая опять же не без дядиной подачи, он связал бы свое будущее только с ним. Перспективы его в ДСК были совсем неплохие. Лет через пяток он мог надеяться и на место Генерального после ухода на пенсию теперешнего шефа. Дядя Петя, Петр Васильевич Самохвалов, долгие годы проработав в ДСК генеральным директором, на переломе истории, или как сам он говорил, «во времена капиталистической революции в России», организовал приватизацию комбината и стал одним из его основных акционеров. Сменивший вовремя партийный билет члена КПСС на членство в «Монолитной России», он подсуетился, когда было нужно, оформил кого надо акционером комбината и стал успешно продвигаться по партийной линии, что позволило ему в конце концов стать заместителем председателя думского Комитета по экологии, хотя специалистом в этой области он никогда не был.
Дядя Петя Виктора обожал и относился к нему как к сыну, всегда отмечая перед родными и друзьями, что Витька и внешне, и по характеру вышел его абсолютной копией. Любимый племянник надежды оправдывал и в свои тридцать три года уже надежно управлял районным отделением партии власти. Да и на комбинате, судя по отзывам начальства, справлялся со своими делами неплохо.
Был вторник — день работы в ДСК. Предстояла плановая проверка двух объектов — в Ясенево и Марьино, но, как назло, с самого утра Виктора огорошили неприятностью, вручив свеженькую полицейскую сводку. В ней сообщалось, что сегодня под утро на их объекте в Новогиреево были обнаружены трупы двух таджиков. Теперь предстояло разбираться со следаками, а это всегда морока. Генеральный сразу спихнул эту задачку Виктору, поскольку знал, что, пользуясь покровительством верхов, он лучше всех сможет уладить споры и недоразумения с органами.
Виктор вспомнил выступление Минина из Женькиного «Народного вестника», где тот говорил о национальных проблемах, и пробубнил под нос: «Вот тебе, матушка, и национальный вопрос».
Вся неприятность состояла в том, что в ДСК толком не знали, кого нанимали в рабочие. В основном это были выходцы из Средней Азии, старательные, работящие ребята, дисциплинированные, непьющие и готовые на любую работу. Всем было хорошо известно, что поставкой рабочей силы занимается национальная мафия — таджикская, узбекская и другие… Рабочих завозят как рабов, держат в арендованных квартирах по двадцать — тридцать человек, оформляют кое-как жительство и тотально контролируют во всем. Русских рабочих на стройках не было давно. В строительном бизнесе уже забыли те времена, когда прорабам приходилось вылавливать подвыпивших рабочих-сачков, для которых работать на стройке означало «страивать», то бишь распивать на троих.
В ДСК рабсилу поставлял один таджик, представлявшийся менеджером фирмы по набору строительных рабочих. Звали его Ромоном, но для благозвучия в своих деловых отношениях с русскими он представлялся Романом. Виктор, ради того же русского благозвучия, называл его Роман Иванычем, что тому страшно не нравилось, но приходилось терпеть. Сейчас Виктору нужен был позарез этот Ромон-Роман, чтобы разобраться в этом таджикском деле и быть готовым к приходу следаков, а то, неровен час, они сами найдут какую-нибудь заковыку и раскрутят дело так, что мало не покажется.
Ромона разыскивать не пришлось. Он пришел сам минут через десять после Виктора, пришел с небольшим черным дипломатиком и чутким пониманием того, что отношения с ДСК не стоит портить из-за какого-то пустяка. Среднего роста, худощавый, даже поджарый, с бархатными ресницами, черными бегающими глазками и зализанными черными лоснящимися волосами, он был похож на безработного индийца, неведомо как оказавшегося на широких российских просторах. Однако Виктор истинную цену ему знал и понимал, что внешний вид обманчив.
— Ну что, Роман Иваныч, ваш косяк? — спросил Виктор, лишь только увидел Ромона на пороге. — Не удивлюсь, если это окажутся и наши рабочие.
— Да, Виктор Андреевич, это наши люди. Они работали на вашем объекте, но вот, случилась неприятность... И мы готовы покрыть все неустойки.
— Неустойки — это хорошо, это правильно. Но ты сначала расскажи мне, что там произошло? Но начистоту, я ведь все равно узнаю...
Заставить таджика, узбека или какого другого выходца из Средней Азии начистоту рассказать о каком-то действительном случае — дело пропащее. Живущий в их душе Ходжа Насретдин обязательно расскажет притчу, поучительную историю или сказку, красивую и грустную.
— Все дело в Солмоне. Он сам виноват. А еще и друга своего втянул... У него была девушка, очень красивая. Она тоже живет здесь, в Москве. Они очень любили друг друга. Он копил деньги, даже матери не посылал, — хотел жениться на ней. Но она понравилась одному очень богатому человеку, который решил сделать ее своей наложницей...
— Где? Здесь, в Москве?!
— Да, Москва очень хороший город, здесь живут достойные люди!
Впрочем, Виктор не удивился, что в рассказе Ромона появился какой-то московский султан со своим дворцом и наложницами, это как раз ему казалось наиболее правдоподобным.
— Солмон решил убить этого человека. Он втянул в это дело и Раджеба, своего друга, у которого невеста тоже в наложницах. Когда они договаривались, их подслушал человек того достопочтенного господина и все передал ему.
— Все ясно. И тот послал своих убийц. Так, ну а на самом деле?
— Клянусь, Виктор Андреевич, это на самом деле!
Виктор понял, что большего не дождется от упрямого азиата, и перешел к делу:
— Ну ладно, сказочник. Ваши разборки нам дорого обойдутся. Сначала придут следователи, потом и пресса припрется, а после прессы кое-кто откажется подписывать с нами новый контракт... Ну, что ты там про неустойки?
— Сначала вот, — Ромон открыл свой дипломатик и вытащил оттуда два листа бумаги, — их заявления об уходе. Они их подали десять дней назад, сразу после аванса. Вот заявление Солмона, а вот Раджеба.
— Как это? Они, что, сами написали заявления? Это их подписи? Смотри, за подделку ты у меня сам загремишь куда надо!
— Обижаешь, Виктор Андреевич, обижаешь. Это их настоящие подписи, они у меня подписывают заявления об уходе, еще когда их беру на работу. Потом, когда мне надо, я только число ставлю. Тут все чисто! Все чисто, Виктор Андреевич! — и Ромон для убедительности замотал головой.
— Ну ладно, поверим... — Виктор рассмотрел бумаги и отложил их в сторону. — Что еще?
— Виктор Андреевич, мы очень хорошо понимаем, какие неприятности для вас создали наши рабочие, и готовы понести все неустойки и покрыть все убытки и расходы. Здесь у меня... э-э-э... — Ромон замешкался, не зная, как сказать, что приготовил миллион рублей, поскольку в мире вездесущих жучков напрямую говорить было нельзя, и даже косвенное «лимон» считалось слишком большим откровением. Поэтому он не нашел ничего лучшего, чем сказать: — Здесь один килограмм апельсинов…
— Каких еще апельсинов?! — Виктор не понял намека.
— Э-э-э... — промычал Ромон, не зная, как объяснить, что он принес в дипломатике на самом деле. Но через несколько секунд многозначительной паузы он все же догадался взять со стола листочек и написать: «один миллион рублей».
Виктор в ответ на это улыбнулся — то ли по поводу идеи таджика назвать миллион апельсинами, то ли от радости, что проблема будет легко решена, но буквально сразу же насторожился, глаза его забегали, в них появилась озабоченность и даже испуг. Не сказав ни слова, он вскочил, резво выбежал в приемную, напугав своим видом секретаршу Катю.
— Что, Виктор Андреевич? Что-то случилось?
— Посторонние есть? — вполголоса спросил Виктор Катю, при этом кивая головой куда-то вбок. — Люди... из конторы... не заходили?
— Не-е-ет, — удивленно произнесла Катенька, даже не догадываясь, про кого спрашивает начальник...
Виктор выбежал из приемной. Пробежался по коридору, заглядывая в каждый кабинет, потом спустился на второй этаж, там тоже пробежался по кабинетам, потом на первый и, наконец, выбежал во двор, чтобы убедиться, нет ли там спецназовского автобуса. Везде было тихо, посторонних не было, и это означало, что Ромон со своим дипломатиком чист, что он не подставная утка и что взятка не провокация, а нормальная обычная взятка. Также быстро Виктор вернулся в кабинет, где его спокойно дожидался Ромон, очень хорошо понимая, с чем связаны волнения начальника.
— Хорошо, — еле отдышавшись, произнес Виктор и, указав на дипломатик, добавил, — поставь его вон туда, — он показал Ромону угол комнаты за шкафом. Потом опомнился: — Хотя нет, дипломат забери.
Ромон вынул из дипломатика непрозрачный полиэтиленовый пакет с содержимым, поставил его в указанном месте и снова уселся на стул. Виктор подскочил к пакету, раскрыл его и, пересчитав пачки, засунул пакет в стол, и уставился на Рамона...
— Ну, все, Роман, все... Можешь идти. Ну, апельсины так апельсины... — Ему не терпелось выпроводить таджика. Всякую минуту он ожидал прихода следаков.
Ромон, однако, не спешил, явно рассчитывая еще что-то выторговать у Виктора.
— У меня к вам, Виктор Андреевич, есть одна личная просьба...
— Ну, давай, давай, только скорее, — нервно прошипел Виктор. — Что там еще?
— Не могли ли бы вы взять на работу мою сестру, Гулю. Ну, хотя бы на замотдела по работе с персоналом, мы бы были вам очень благодарны. Очень!
При последнем «Очень!» Ромон сделал такое выражение лица, что Виктору стало понятно, что устройство Гули на работу будет для него выгодной сделкой.
— Хорошо, Роман, мы подумаем. А сейчас давай закончим… — Нервы у него уже были на взводе.
Но Ромон сидел и ждал.
— Ну ладно, ладно!!! Пусть подает заявление, мы рассмотрим... Давай, давай, иди уже.
Ромон встал, вынул из кармана сложенный вчетверо листок и положил его на стол.
— Вот ее заявление. Спасибо большое, Виктор Андреевич! Спасибо! Ну, я пошел! До свиданья, Виктор Андреевич!..
— Давай, давай...
Следаков пришлось ждать подольше. Ровно в одиннадцать раздался легкий стук в дверь, и, не дождавшись разрешения войти, в кабинет ужами вползли двое в штатском. Одинаковые в лице, с одинаковыми масляными глазками, они расположились в кабинете так, будто хотели перекрыть Виктору все пути к бегству, и нацелили на него холодные взгляды вершителей правосудия.
Усевшись, один из них достал корочки, раскрыл их издалека и сразу щелчком захлопнул со словами:
— Старший следователь майор Брезгалов, мой коллега — следователь, капитан Кульков. Мы к вам по делу об убийстве двух таджиков на подведомственной вам территории. По нашим сведениям оба гражданина Таджикистана незаконно пребывали на территории Российской Федерации и незаконно были оформлены рабочими на вашем комбинате. Нам бы хотелось... — задиристо глядя на Виктора через слегка прищуренный глаз, завершил майор, — чтобы вы как-то прокомментировали это событие.
— Да мы сами только что об этом узнали, вот, из сводки. Ну, что мы можем сказать… жалко. Они действительно работали у нас, недавно уволились... Видимо, убийцы решили замести следы и перебросили трупы на нашу стройплощадку, надеясь перевести ваше внимание на нас. Вы не допускаете такого варианта?
— Нет, не допускаем, — спокойно парировал следователь. — Эта версия не проходит. Мы уже опросили рабочих. Многие из них твердят, что еще вчера видели их на работе. И нам непонятно, почему вы так старательно заметаете следы. Пока непонятно... Но самое главное, что вы не отдаете себе отчета в том, какой опасный, с точки зрения террористической угрозы, контингент вы создали, можно сказать, в самом сердце столицы. Эта среда очень подходяща для распространения террористической пропаганды и вербовки джихадистов... Произошедшее, возможно, было разборками не только криминальных структур, но и террористических группировок, которые нашли в вашем ДСК прикрытие. Вы настаиваете на том, что они были уволены?
Атака майора оказалась серьезной. Виктор понимал, что следаков мало интересует трагическая судьба каких-то таджиков и даже сама истина о произошедшем. Единственное, что им было нужно, так это выторговать взятку. «Датку», как называл ее Виктор, поскольку в этих случаях ему приходилось давать.
Взятка была неизбежной, поэтому Виктор и обрадовался сноровистости Ромона. Теперь лишь предстояло разыграть спектакль под названием «дача взятки» по всем драматургическим правилам: конфликт, борьба сторон, достижение компромисса и успешное завершение — дача самой взятки. При этом взятка как бы не была взяткой, ее как будто бы и не было ни для дающей, ни для берущей стороны.
Театральный сюжет начал профессионально раскручивать майор Брезгалов, предъявивший свои бесспорные аргументы. Теперь очередь была за Виктором.
— Товарищи следователи, я действительно настаиваю, десять дней назад указанные лица подали заявления об увольнении, — он сделал свой контрвыпад, вытащив нужные документы.
Майор Брезгалов взял заявления и принялся внимательно рассматривать, вчитываясь в каждое слово и даже рассматривая листы с обратной стороны, после чего передал их капитану, который практически один в один повторил его действия.
— Что ж, с чисто формальной стороны это несколько меняет дело... Однако, с другой стороны, и несколько настораживает. Ведь, согласитесь, какая странная случайность! Заявления поступили к вам именно от людей, ставшими жертвами преступления. Сделайте, пожалуйста, нам копии этих документов, распишитесь на них, поставьте печать, а мы, конечно, проверим, сопоставим факты, расспросим очевидцев. Мы проверим, это наша работа — проверять... Заодно проверим, как в целом обстоят у вас дела с иностранными рабочими.
Нажим был явным и наглым, и Виктору пришла пора переходить к последней фазе.
— А почему вы не допускаете тривиального случая? Двое иностранных рабочих устроились в наш ДСК, предъявив поддельные документы. Они плохо работали, и им было предложено подать заявление. Но, обиженные за увольнение, они прокрались ночью на нашу стройплощадку, чтобы своровать кое-какие стройматериалы. Во время кражи произошел несчастный случай, и воришки-неудачники погибли...
— Почему же мы не допускаем? Версия достаточно правдоподобная. Для вас, конечно, выгодно, чтобы она оставалась единственной.
— Думаю, что вы очень скоро сами убедитесь, что это самая правдоподобная и вообще единственная версия.
— Что ж, возможно, вы и правы, но нашей убежденности недостаточно. Наше руководство от нас требует весомой доказательственной базы, а с аргументами здесь, ну, прямо скажем, не ахти... Я прав, Геннадий Семеныч? — обратился майор к капитану.
Тот, видимо, не ожидал вопроса и сначала испуганно взглянул на майора, глупо вылупившись на него, но потом, будто вспомнив, о чем его спросили, сделал многозначительный вид и подтвердил:
— Конечно, это и ежу понятно.
— Ну, раз и ежу... — Виктор решил идти к развязке. Он оторвал из настольного бумажного блока листок и написал: «200 штук». Протянул было, но опомнился и приписал «= 100 х 2», после чего вручил майору.
Майор посмотрел на записку, и лицо его расплылось в широкой улыбке, как будто там была нарисована смешная рожица. Горошком рассыпался по кабинету его деланый смех; он показал записку капитану, который, еще когда Виктор писал ее, старался подсмотреть, что он пишет. Когда он наконец сам взглянул на записку, ирония и смех передались и ему, и он тотчас весело захихикал.
— Я, кстати, — успокоившись, сказал майор, — тут присмотрел себе дачку, но думаю, надо бы не меньше трех соток, а вот Геннадий мне говорит, мол, и он такую же хочет.
— Ну, у вас и запросы!.. Обычно люди и полуторастами довольны бывают.
— Так то ж обычные люди, — сказал майор Брезгалов, вдруг посерьезнев. — У нас работа ответственная, опасная. Мы жизнью рискуем...
Виктор взглянул на майора с легким укором, потом повернулся в сторону, помрачнел, насупился и стал молчать, лишь двигая желваками. Это должно было означать для следаков, что сумма, которую назвал майор, неподъемная, невыполнимая. Триста тысяч обыкновенному следаку — дело неслыханное... Он выжидал, зная, что и следаки назвали явно завышенную сумму. И в конце концов дождался.
— Хотя есть у нас один, который взял двести пятьдесят соток. Говорит, ничего, довольный.
Виктор продолжал для фасона супиться, понимая, что момент завершения сделки уже близок. Но супился еще лишь минуты две, потом развернулся к столу, взял ручку, оторвал новый листок бумаги и написал: «200 х 2», подвинул листок к майору и, перекрестив руки перед грудью, показал, что больше не может, не располагает.
Представители Следственного Комитета покрутили бумажку, посмотрели друг на друга и через минуту установили мимический консенсус. Слово опять же взял майор:
— Ну что ж, эта версия нам действительно кажется вполне убедительной. У вас аргументы и вещественные доказательства готовы?
— Конечно! — ответил Виктор, довольный, что смог отстоять более низкую сумму.
Майор продолжил.
— Только вот, одна незадача! Наше руководство ориентируется на высокие, я бы даже сказал, двойные стандарты в отношении качества собранных доказательств.
— Мы понимаем, — посолиднел за своим столом Виктор, — и считаем, что у нас достаточно аргументов, чтобы удовлетворить столь большую взыскательность вашего шефа. Он знал формулу, по которой предстоит расплачиваться со следователями. Все было просто — Брезгалов и Кульков были «пахарями», которым полагалось платить двойной оброк своему начальнику. Но и у того имелась нелегкая задача — ему приходилось расплачиваться со своим патроном. По этому раскладу чистая прибыль, остававшаяся у Виктора, составляла двести тысяч, что являлось очень неплохим результатом.
Совершенно довольный улаженным спором, Виктор наконец произнес:
— Я готов прямо сейчас...
При этих словах майор резко взглянул на капитана и сделал ему кивок куда-то назад, за спину. Туповатый Кульков, однако, сигнала майора не понял и продолжал сидеть неподвижно. Тогда Брезгалов был вынужден сказать ему прямым текстом, процедив сквозь зубы:
— Пойди... проверь!
Кульков, вспомнив о своей обязанности, аж подпрыгнул на месте и выбежал из кабинета. Его не было около пяти минут, и Виктор догадался, что он делал точно то же, что проделал и он сам всего около часа назад, перед тем как взять «кило апельсинов» у Рамона.
Кульков вернулся и, запыхавшись, доложил:
— Норма!
Виктор бросил на Брезгалова вопросительный взгляд, тот утвердительно кивнул в ответ, и пакет, из которого Виктор успел вытащить свою долю, пока Кульков бегал по этажам, успешно перекочевал в руки следователей. Майор сразу заторопился, торжественно пообещал, что никаких последствий для ДСК не будет, и дал команду Кулькову немедленно подниматься. Оба следователя встали и без церемоний и рукопожатий, тихо, такими же «ужами» выползли из кабинета. А Виктор, сидя в своем кресле, прикрыв от удовольствия глаза и закинув за голову руки, радовался — день прошел удачно.