А. С. Пушкин - судьба дочери и зятя

       Опубликовано в рецензируемом мультиязычном научном журнале STEPHANOS
           Проект филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова

                ОСУЖДЕННЫЙ  НА  ВЕЧНОЕ  БЕЗБРАЧИЕ

                (Судьба дочери и зятя А.С. Пушкина)

 

 В литературе последнего времени сообщается много весьма любопытного о младшей дочери Пушкина: она - дочь Николая I, имела любовную связь с великим князем; даже издан роман, как утверждают, написанный ею самой на немецком языке (!) - в наше время он переведен на русский. В то же время о ее муже не говорится ничего нового - повторяется лишь написанное в советское время: сын жандармского генерала обвиняется в распаде семьи, а дочь поэта остается непогрешимой.

Так ли это? Архивные материалы помогают установить истину.

 Женитьба на дочери Пушкина - одно из самых ярких и в то же время самое трагическое событие в судьбе Михаила Дубельта - сына управляющего Третьим  отделением Л.В. Дубельта; отважного офицера, награжденного за храбрость на Кавказе золотым оружием, ставшего генералом. Безгранично любивший жену, он в бракоразводном процессе, возникшем по ее инициативе, взял вину на себя,-пожертвовал счастьем и карьерой и был осужден на всегдашнее безбрачие, чтобы была счастлива она.

 

ГАРФ - Государственный архив Российской Федерации

РГАЛИ - Российский государственный архив литературы и искусства

РГИА - Российский государственный исторический архив

РГВИА - Российский государственный военно-исторический архив

РГА ВМФ - Российский государственный архив Военно-Морского Флота

ИРЛИ - Институт русской литературы (Пушкинский Дом)

ЦГИА СПб - Центральный государственный исторический архив г. Санкт-Петербурга

ОР РГБ - отдел рукописей Российской государственной библиотеки

РНБ - Российская национальная библиотека

ГМП - Государственный музей А.С. Пушкина

 

Российский Архив. История Отечества в свидетельствах и документах ХVIII - ХХ вв. Альманах. Т. ХI  М., 2001

Кавказский сборник. Военно-исторический ежегодник. Т. 8. 1884

 
 

                РОДИТЕЛИ
 

 Леонтий Васильевич Дубельт - один из влиятельнейших людей царствования Николая I - личность интересная, противоречивая и загадочная. Если верить легенде, матерью Леонтия Васильевича была испанская принцесса Медина Челли - ее якобы похитил бравый гусарский ротмистр Василий Иванович Дубельт во время военных действий, обвенчался с ней в Италии и увез в Россию, где ее стали называть Марией Григорьевной. Однако легенда не соответствует фактам. Как выясняется, ее первым мужем был некий Яков Шперберг, в браке с которым в 1780 году родился сын Иван, ставший участником войн с Польшей (1792-1795), похода в Персию (1796-1797), с Францией (1799), Отечественной войны 1812 года и зарубежных походов русской армии (1813-1814), в 1814 году был адъютантом великого князя Константина Павловича и произведен в генерал-майоры. С 1824 года в отставке.

 В 1800 году Мария Григорьевна была уже вдовой и проживала с сыновьями Леонтием и Петром в Петербурге на Фонтанке напротив Летнего сада. Оба сына были крестниками наследника престола будущего императора Александра I. Леонтий окончил Горный корпус в феврале 1807 года. Ему не было пятнадцати, когда он в связи с досрочным выпуском по причине военных действий стал офицером - прапорщиком Псковского пехотного полка, входившего в состав действующей армии в войне с французами, и в декабре был уже подпоручиком.

 Леонтий Дубельт участвовал в Отечественной войне 1812 года - в сражениях под Смоленском, при Бородино (был ранен в ногу), Тарутино, Малоярославцем, затем в заграничных походах русской армии, во взятии Парижа, был адъютантом прославленного военачальника Д.С. Дохтурова и возвратился в Россию майором, «За отличные подвиги и храбрость» награжден  орденами святого Владимира 4-ой степени с бантом, святой Анны 4-ой и 2-ой степени, прусским орденом «За заслуги». В 1815 году он был назначен дежурным штаб-офицером в третий пехотный корпус, которым командовал генерал-от-кавалерии Н.Н. Раевский, и два года спустя произведен в подполковники. В доме Раевских в Киеве Дубельт сделался своим человеком. Там, видимо, Леонтий Васильевич и познакомился с юной Аней Перской, племянницей адмирала Н.С. Мордвинова, которая в 1818 году стала его женой, принеся в приданое 1300 крепостных.

 Знаменитый государственный деятель Николай Семенович Мордвинов был знаком со многими будущими декабристами и пользовался их уважением. К.Ф. Рылеев посвятил ему оду «Гражданское мужество», в которой писал:

Но нам ли унывать душой,
Когда ещё в стране родной,
Один из дивных исполинов
Екатерины славных дней,
Средь сонма избранных мужей
В совете бодрствует Мордвинов?

 Карьера Дубельта проходила успешно: в 1819 году он, оставаясь в прежней должности, был переведен в Московский пехотный полк, в 1822 назначен командиром Старооскольского пехотного полка, четыре года спустя, счастливо избежав обвинений в причастности к тайному обществу, был произведен в полковники. В «Списке полковникам по старшинству» в Российском государственном военно-историческом архиве против фамилии Дубельта значится карандашная помета: «Гр. Сакен : Достоин повышения. Полк в хорошем состоянии», свидетельствующая о том, что командующий Первой армией граф Ф.В. Остен-Сакен инспектировал Старооскольский пехотный полк и остался доволен. Однако еще через два года из-за конфликта с начальником дивизии генерал-лейтенантом С.Ф. Желтухиным Дубельт был вынужден выйти в отставку.

 Адмирал Н.С. Мордвинов, находившийся сам на подозрении у правительства (он единственный из всех членов Верховного суда выступил против смертной казни осужденных декабристов), ничем помочь ему не мог. Материальное положение семьи, в которой подрастало двое сыновей, было стесненным. Целый год Дубельт безуспешно провел в Петербурге в поисках нового места службы, а затем по рекомендации (по некоторым сведениям, адъютанта А.Х. Бенкедорфа А.Ф. Львова, который вскоре прославится как автор музыки гимна «Боже, царя храни») поступил в жандармский корпус.. Он  готовился ехать в Тверь, куда был назначен штаб-офицером, однако уезжать ему не пришлось - временно заменяя дежурного в приемной Бенкендорфа, он был замечен шефом жандармов и настолько ему понравился, что был оставлен в Петербурге. Так началась карьера Дубельта в жандармском корпусе.

Узнав о новой службе, которую  собирается начать муж, Анна Николаевна писала ему: «Не будь жандармом!» Леонтий Васильевич отвечал ей: «Ежели я, вступая в корпус жандармов, сделаюсь доносчиком, наушником, тогда доброе мое имя будет, конечно, запятнано. Но ежели, напротив, я, не мешаясь в дела, относящиеся до внутренней полиции, буду опорой бедных, защитою несчастных; ежели я, действуя открыто, буду заставлять отдавать справедливость угнетенным, буду наблюдать, чтобы в местах судебных давали тяжебным делам прямое и справедливое направление, - тогда чем назовешь ты меня? Не буду ли я тогда достоин уважения, не будет ли место мое самым отличным, самым благородным? Так, мой друг, вот цель, с которою я вступаю в корпус жандармов: от этой цели ничто не совратит меня, и я, согласясь вступить в корпус жандармов, просил Львова, чтобы он предупредил Бенкендорфа не делать обо мне представление, ежели обязанности неблагородные будут лежать на мне, что я не согласен вступить во вверенный ему корпус, ежели мне будут давать поручения, о которых доброму и честному человеку и подумать страшно...»

 Начав службу в политической полиции, Дубельт не прекратил отношения с прежними друзьями и написал декабристу Михаилу Федоровичу Орлову, сосланному в деревню, который не замедлил ему ответить: «После смерти Николая Николаевича [генерал Раевский, отец жены Орлова, Екатерины Николаевны] я жил с женой и детьми в Полтаве, где и теперь еще недели на три оставил жену мою, а детей привез сюда. Очень рад, мой друг, что ты счастлив и доволен своей участью. Твое честное и доброе сердце заслуживает счастья. Ты на дежурном деле зубы съел, и, следственно, полагаю, что Бенкендорф будет тобою доволен. Анне Николаевне свидетельствую мое почтение и целую ее ручки. Тебя обнимаю от всего сердца и детей твоих также. Пиши ко мне почаще и будь уверен, что твои письма всегда получаемы мною будут радостно и с дружбою.

Твой друг Михаил Орлов»

ГАРФ, ф. 109 (III отделение), 1-я эксп., № 61, ч. 15,  л. 58.

 
 Вот что писал о Дубельте современник: «Это была замечательная личность во многих отношениях: прекрасно образованный, прозорливый, умный и отнюдь не злой души человек, он по должности, им занимаемой и отчасти по наружности был предметом ужаса для большинства жителей Петербурга. Его худощавое лицо, с длинными седыми усами, пристальный взгляд больших серых глаз имели в себе нечто волчье. Ироническая улыбка и язвительность при разговоре с допрашиваемыми пугали; но для литераторов, артистов, художников и вообще мирных граждан Л.В. был человек приветливый, ласковый и обязательный»

 1 июля 1835 года Дубельт был произведен в генерал-майоры и назначен начальником штаба отдельного жандармского корпуса - стал третьим лицом в тайной полиции. Первым делом Леонтия Васильевича, не входившем в его обязанности, но имевшем отношение к литературе, стал разбор пушкинских бумаг.

 Спустя сорок пять минут после того, как перестало биться сердце поэта, генерал Дубельт начал опечатывание его личного архива. Затем в течение трех недель - с 7 по 28 февраля он вместе с В.А. Жуковским читал пушкинские рукописи. В это время Василий Андреевич пребывал в горестном состоянии, пережив смерть ближайшего друга, одним из виновников гибели которого он считал графа Бенкендорфа. Тем не менее близкий помощник шефа жандармов Дубельт сумел, проявив ум и такт, произвести на убитого горем  Жуковского самое благоприятное впечатление.

 Василий Андреевич сохранил отношения с Дубельтом и в дальнейшем не раз обращался к нему с просьбами о содействии, шутливо называя при этом «дядюшкой». Так, в августе 1839 года, ходатайствуя о разрешении напечатать книгу «Очерки Бородинского сражения», написанную декабристом Ф.Н. Глинкой - участником Отечественной войны 1812 года, Жуковский писал Дубельту: «Вы будете не только моим дядюшкою, но и дедом, а если хотите, то и отцом родным, если поможете моему доброму Глинке…  Прошу Вас за него и никак не жду отказа». А позднее, побывав в гостях у Дубельта, Жуковский посвятил ему стихотворный экспромт: 

Быть может, он не всем угоден -

Ведь это общий наш удел,

Но добр он, честен, благороден -

Вот перечень его всех дел.

 Узнав о смерти Жуковского, Дубельт в письме П.А. Плетневу, написанном 25 июля 1852 года, назвал Василия Андреевича «добрым незабвенным другом».

 В 1839 году управляющий Третьим отделением А.Н. Мордвинов был смещен с занимаемой должности. Его место занял Дубельт, сделавшись таким образом вторым лицом в тайной полиции и одновременно занимая и прежнюю должность. Выполняя двойную работу, он однако по-прежнему получал жалованье только как начальник штаба.

 Мы не будем касаться многочисленных дел, которыми занимался Дубельт как управляющий Третьим отделением и член Главного цензурного управления. Скажем только, что последнее такое дело, которое довелось ему рассматривать, касалось посмертного издания сочинений Н.В. Гоголя, в которое должны были войти не только напечатанные до этого, но и новые произведения. Сочинения должна была рассматривать московская цензура, однако цензоры первопрестольной не решились принять столь ответственное решение и обратились в Главное управление цензуры, отметив многие места, которые по их мнению подлежали изъятию, хотя в первом собрании сочинений они были напечатаны... Либерально настроенный великий князь Константин Николаевич обратился к шефу жандармов А.Ф. Орлову с просьбой поручить рассмотреть эти места и вообще содействовать изданию сочинений Дубельту как члену Главного управления цензуры. Леонтий Васильевич выполнил эту просьбу, причем сделал это очень быстро и уже через два дня представил в Главное управление свое особое мнение с подробной запиской, в которой в частности писал:

 «...Цензоры отметили в сочинениях и рукописях Гоголя весьма много мест, почти на каждой странице, которые, будучи отдельно взяты, подвергались осуждению, не потому, чтобы в них заключались преступные мысли, но потому только, что они могут быть истолкованы читателями в превратном виде и подать повод к неблаговидным заключениям. […] Некоторые места в его сочинениях действительно кажутся резкими и как бы сомнительными, но только в том случае, если оторвать их от целого рассказа, не обращая внимания, как и по какому случаю что сказано».

Рассмотрев целый ряд мест в сочинениях Гоголя, выделенные цензорами как «сомнительные», Дубельт приходит к выводу: «Ежели эти и подобные места запрещать, то цензура впадет в те же ошибки, в которые впали цензоры, помнится, лет 20-ть тому назад». Далее он приводит замечания цензора А.И. Красовского, на основании которых в 1822 году было запрещено  стихотворение В.Н. Олина «Стансы к Элизе», предназначавшееся к публикации в журнале «Сын Отечества».

В сочинении было сказано:                Цензор:

«Улыбку уст твоих небесную ловить»              Женщина недостойна того, чтобы ее
..................................                улыбку называть небесною.

«Ты поняла, чего душа моя искала»                Запретить, ибо дело идет о душе.
..................................

«Один твой нежный взгляд                Запретить, ибо во вселенной есть
Дороже мне вниманья всей вселенной»            высшие власти, которые должны быть
..................................                нам дороже взгляда женщины

«О, как бы я желал                Запретить, ибо к блаженству
в тиши и близ тебя                должно приучаться не
К блаженству приучаться»                близ женщины, а близ Евангелия
..................................               


*Дубельт не называет ни автора запрещенного стихотворения, ни цензора, запретившего его - если Олина к тому времени не было в живых, то Красовский благополучно здравствовал. Достигнувший высокого чина тайного советника, кавалер многих орденов, он более двадцати лет был председателем комитета иностранной цензуры, ненавидя при этом зарубежную литературу, которой занимался.         

 В заключение Леонтий Васильевич писал: «По уважению же того, что сочинения Гоголя в общем направлении вполне благонамеренны; что исключение из нового издания отдельных мест, помещенных в прежнем, заставит почитателей автора приискивать выпущенные места по первому изданию, а это придаст вид преступного и тому, в чем не было и нет ничего преступного; что с тем вместе упадет достоинство нового издания и наследники Гоголя не получат тех выгод, которые приобретены для них литературными заслугами умершего их родственника - я полагаю справедливым, на основании вышеизложенного Высочайшего повеления 14-го августа 1851 года, исходатайствовать разрешение на напечатание как прежде изданных четырех томов сочинений Гоголя, так и представленных в рукописи посмертных его трудов, без всяких исключений и изменений».

Издание посмертного собрания сочинений великого писателя в полном виде увидело свет в значительной степени благодаря Дубельту.

 Прочитав особое мнение о сочинениях Гоголя, великий князь писал Орлову:  «Возвращая Вашему Сиятельству записку генерал-лейтенанта Дубельта о сочинениях Гоголя, которую Я прочел с большим любопытством и вниманием, прошу вас выразить генералу Дубельту, что Я вполне разделяю изложенный в оной взгляд его на помянутые сочинения и на то направление, которое должна иметь разумная и истинно полезная цензура». 

 Это писалось 1 февраля 1855 года. Семнадцать дней спустя отец писавшего - император Николай Павлович отойдет в иной мир.

 Вступивший на престол Александр II предложил Леонтию Васильевичу стать шефом жандармов, однако тот отказался, пояснив, что такую высокую должность должен занимать человек более знатный, с титулом и богатством. Но, думается, была иная причина отказа - Дубельт  устал от двойной, если не тройной нагрузки, исполняя должности не только начальника штаба корпуса жандармов, не только управляющего Третьим отделением, но и фактически шефа жандармов. «Исхудалое лицо его, усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу», отмеченные Герценом, видевшим Дубельта еще в 1840 году, говорили не только о внутренней борьбе и думах, обуревавших Леонтия Васильевича, но и о той нагрузке, которую взвалил он на себя - выполняя столько обязанностей и получавший только одно жалованье, из которого третью часть регулярно отсылал жене. Ежедневно, несмотря ни на погоду, ни на состояние здоровья, он ездил с докладом к шефу жандармов. И так продолжалось изо дня в день вплоть до отставки.

Уже в конце 1840-х годов у Дубельта возникли проблемы со здоровьем.

            В письме, написанном в феврале 1849 г., Анна Николаевна обращалась к мужу: «Ты пишешь: «Хорошо тебе толковать, как ты не имеешь 3-го отделения на руках и не отвечаешь ни за что, никому, ни в чем, что бы ни случилось в твоем хозяйстве»[…] Твое место навлекает тебе неприятности, но зато каким ты пользуешься почетом и вниманием. Ведь не то бы было, если б ты был дивизионный начальник какой-нибудь пехотной дивизии. На твоем месте ты видишь дурную сторону людей - это правда, но сколько ты можешь делать добра; разве это не утешение?»

 26 августа 1856 г. - в день коронации императора Александра II Дубельт был произведён в чин генерала от кавалерии и назначен попечителем Демидовского дома призрения и Детской больницы в Санкт-Петербурге. Вероятно, он просил об этой должности императора - на ней он действительно мог приносить добро, быть «опорою бедных, защитою несчастных», как писал 26 лет назад горячо любимой жене, только начиная службу в корпусе жандармов.

 Пост главного управляющего Третьим отделением и шефа жандармов занял князь Василий Андреевич Долгоруков. Принадлежавший действительно к старинному и знатному роду, он, бывший до этого военным министром, проявил себя отнюдь не лучшим образом - Россия потерпела поражение в Крымской войне. Вступив ныне в должность, которую должен был занимать Леонтий Васильевич Дубельт, он, знавший его сына Михаила еще тогда, когда был министром, а тот выполнял при нем особые поручения, и возглавив теперь политическую полицию, сыграет отрицательную роль в судьбе последнего - после его развода с дочерью Пушкина  (инициатор расторжения брака - племянник Долгорукова князь Е.А. Львов) будет способствовать получению ею отдельного от мужа вида на жительство, нарушая закон и сознавая это. Князь Долгоруков занимал высокую должность до апреля 1866 года и был смещен после покушения на Александра II Д.В. Каракозова.

         Четырьмя годами ранее скончался Леонтий Васильевич Дубельт.

 Жена Леонтия Васильевича Дубельта Анна Николаевна происходила из рода Перских, которые в 1652 г. получили от царя Алексея Михайловича поместья в Тверской губернии. Она родилась в 1799 г. в семье Николая Афанасьевича и Елисаветы Семеновны, которая приходилась сестрой известному сановнику - адмиралу, члену Государственного Совета Николаю Семеновичу Мордвинову. Семья Перских долго жила в Киеве и была дружна с семейством знаменитого военачальника, героя Отечественной войны 1812 г. Николая Николаевича Раевского. Близкой подругой Анны Перской была его дочь Екатерина, вышедшая в скором времени замуж за генерала Михаила Орлова, который в 1814 г. - самый молодой генерал русской армии - принимал капитуляцию Парижа. Сестра Екатерины Мария стала княгиней Волконской - верной спутницей С.Г. Волконского, одного из руководителей Южного общества, приговоренного к вечной каторге - и последовала за ним в Сибирь. До конца жизни хранила Анна Николаевна память о дружбе с семейством Раевских.

«…Ты пишешь, что Катерина Николаевна Орлова приводила тебе дочь Марии Николаевны Волконской, - писала она мужу незадолго до кончины, - вышедшую замуж за Молчанова, чиновника особых поручений при Муравьеве. Но как странно думать, что у Машиньки Раевской, этой еще в Киеве при нас едва выровнявшейся девице, которую замужем за Волконским я даже и не видела - что у нее уже дочь замужем! Забываешь, сколько лет прошло, а все представляется человек в том виде, в каком помнишь его в последнее свидание. […] Вот и мне все еще кажется, что я вижу Машиньку Раевскую лет семнадцати, высокую, тонкую, резвую, едва вышедшую из детства - а тут слышу, что уж у нее дочь замужем. Увидишь Екатерину Николаевну Орлову, очень кланяйся ей от меня, спроси о ее сестрах Елене и Софье, а также о брате ее Александре Николаевиче и его дочери. Какое там было цветущее семейство в Киеве, а теперь все как разбросаны! Кто в земле, кто в Италии, кто в Сибири, а какое было семейство».

Письмо от 3 марта 1852 // Российский архив. Т. ХI. М., 2001. С. 148-149.

 В доме Раевских и познакомилась Аня Перская со своим будущим мужем Леонтием Васильевичем Дубельтом, который в 1815 г. был назначен штаб-офицером в штаб корпуса Н.Н. Раевского. В 1818 г. они обвенчались; год спустя родился сын Николенька, а еще через три года - второй сын Мишенька.

В 1828 г., когда Л. В. Дубельт был вынужден выйти в отставку, семья переезжает в Рыскино - родовое имение Перских в Тверской губернии, которое досталось Анне Николаевне по наследству от деда Афанасия Афанасьевича.

Когда Леонтий Васильевич обосновался в Петербурге, Анна Николаевна с детьми на лето приезжала из Рыскино в столицу, а с 1845 г. поселилась в деревне постоянно, откуда регулярно писала мужу. Сохранилось 154 ее письма, недавно опубликованные, которые свидетельствуют о том, что писавшая их была рачительной помещицей. Она рационально вела хозяйство, во все вникала сама, проверяла все счета, выслушивала доклады управляющих. В 1834 г. Анна Николаевна приобрела у В. П. Мусина-Пушкина большое имение Каменное, где находилась бумажная фабрика, приносившая большой доход.

 В Петербург из Рыскино высылали рябчиков, считавшихся деликатесом, картофель, яблоки, пшеничную и ржаную муку, гречневую крупу, варенья и соленья. Из столицы приходили апельсины, ананасы, виноград, икра и другие деликатесы.

 Анна Николаевна уделяла большое внимание воспитанию и образованию подраставших сыновей, занималась с ними сама, обучая не только русскому и обязательному в светском обществе французскому, но также английскому языкам, который хорошо знала еще с детских лет, когда ей приходилось часто жить у дяди Николая Семеновича Мордвинова, который был известен всему Петербургу как англоман и, по свидетельству современников, «говорил и жил совершенно по-английски». Разумеется, не были забыты и светские манеры, и игра на фортепиано. Для обучения математике, черчению, другим серьезным наукам приглашались учителя. Получившие хорошее воспитание и образование дома, сыновья в шестнадцать лет поступали в Пажеский корпус камер-пажами и два года спустя покидали его офицерами.

 Благодаря знанию английского языка Анна Николаевна занималась переводами и сотрудничала в журнале «Библиотека для чтения». Так, в 1834-1836 годах на страницах журнала появились переведенные ею статьи, в том числе «Письма Виктора Жакмона» (1836. Т. 15. Отд. 7, апрель, смесь), «переведенные дамою, которой изящное перо уже несколько раз доставляло всем нам удовольствие в «Библиотеке для чтения.».

 Помимо этого, Анна Николаевна перевела двухтомный роман «Думаю я сам про себя», принадлежавший перу профессора Оксфордского университета Эдуарда Нериса. Напечатанный в 1833 - 1834 годах в двух томах в типографии Н.И. Греча, ее перевод заслужил похвальный отзыв. Переиздававшийся много раз не только в Англии, но и Америке, он в переводе на немецкий язык выходил также в Австрии и Германии. Размышления главного героя прослежены в романе, начиная с раннего детства до глубокой старости. В предисловии к переводу Анна Николаевна писала: «Пороки большого света везде одинаковы; осмеивая оные с автором в Англии, мы встретим здесь весьма много знакомых лиц, и нередко забудемся до того, что вместе подумаем про себя: «да это точно как и у нас в России».

 Она занималась также переводами американской прозы и в 1835 году в «Библиотеке для чтения» была напечатана ее статья, посвященная творчеству Вашингтона Ирвинга.

          
 В Петербург регулярно посылались деньги, позволившие Леонтию Васильевичу, занявшему в 1839 г. помимо первой должности - начальника штаба корпуса жандармов вторую - управляющего  Третьим  отделением, отказаться от дополнительного жалованья, о чем намеревались ходатайствовать его подчиненные.


                ЮНОСТЬ В  КАВАЛЕРГАРДСКОМ  ПОЛКУ

 Когда сыновья Николай и Михаил, переехавшие в Петербург, учились в Пажеском корпусе, а затем  начали службу в блистательном Кавалергардском полку, они благодаря заботам матери не испытывали финансовых затруднений и могли регулярно появляться на великосветских и придворных балах.

Два сына разительно отличались друг от друга.

 Николай Дубельт - красивый, образованный, замечательно умный, добрый и скромный, был склонен к серьезным занятиям.

 «Это письмо отдаст тебе Николай Леонтьевич Дубельт, - шутливо писала Анна Николаевна мужу 15 июля 1835 г. о старшем сыне, - молодой человек, которого я очень люблю и которого, милый Лева, по дружбе твоей ко мне, прошу поместить в нашем доме и не отказать ему в содержании и покровительстве. Он заслуживает твое внимание своею скромностию и многими хорошими качествами. Если нужно, окажи ему всякую помощь, свози его представиться к Директору Пажеского корпуса Игнатьеву, обмундируй его к 22-му с. м. для получения приза и в день сего праздника будь свидетелем его благополучия».

(Российский архив. М., 2001. С. 99.)            

 В 1837 г. Николай Дубельт с отличием окончил Пажеский корпус - его имя было занесено на мраморную доску - и был определен корнетом в Кавалергардский полк - один из самых привилегированных полков русской гвардии.

 Вслед за братом в Пажеский корпус был принят Михаил. 31 августа 1838 г. Леонтий Васильевич писал жене: «Сегодня был я по приглашению в Пажеском корпусе при раздаче призов, и сердце у меня болело, что Мишенька не тешит нас, как тешил Николенька».

 Тем не менее в 1840 г. Михаил успешно окончил корпус и так же был принят в Кавалергардский полк. Отличный наездник, он считался одним из первых офицеров полка и постоянно был назначаем ординарцем на разводах, происходивших в присутствии императора Николая I в торжественные праздники или по случаю приезда в Петербург иностранных влиятельных особ. Служба его согласно послужному списку проходила успешно: в 1843 г. он поручик, в 1848 - штабс-ротмистр. За несколько месяцев до получения последнего чина награждается орденом Святой Анны 3 степени.  С 1846 почти три года Михаил был адъютантом при командире Главного кавалерийского корпуса генерал-лейтенанте Павле Петровиче Ланском, родной брат которого Петр Петрович стал вторым мужем Наталии Николаевны Пушкиной.

 Исправный и примерный по службе, молодой Дубельт был страстным и пылким в душе. Некоторые подробности его жизни, не отмеченные в послужном списке, известны благодаря воспоминаниям самого Михаила Леонтьевича, написанным в последние годы жизни.

 Однажды Михаил поспорил с троюродным братом Николаем Аркадьевичем Столыпиным, с которым был дружен, и в первом часу ночи, в страшную метель при двадцатиградусном морозе, они отправились пешком в Гатчину. Молодые люди едва не замерзли и с большим трудом добрались до конца пути.

 Желание отомстить товарищу не покидало Дубельта, и выбрав стужу еще более суровую и сильнейшую метель, он со Столыпиным ездил верхом в Кронштадт и обратно.

 Весной, до выступления в Красное село, Кавалергардский полк через день ездил на учение на Семеновский плац, которое продолжалось около шести часов. Под вечер после учения Дубельт участвовал в кавалькаде с тогдашней царицей мод и звездой высшего петербургского общества графиней Александрой Кирилловной Воронцовой-Дашковой. Поездка в ее обществе в Парголово и обратно составила более 25 верст.  Ночью Дубельт и Столыпин отправились верхом на Ораниенбаумскую дачу к сестре последнего вдове М.А. Бек, одной из первых красавиц Петербурга, впоследствии княгиней Вяземской. Молодые люди провели день, как проводят обычно на даче - гуляли, катались, купались. Поздно вечером они отправились верхом обратно в Петербург и, проделав тридцать пять верст обратного пути, на следующее утро в шесть часов Дубельт вместе с полком отправился из казарм на учение на Семеновский плац.

 Когда графиня Воронцова-Дашкова отправилась в заграничное путешествие, в числе немногих приглашенных проводить ее был и Дубельт. Посадив графиню в дормез, запряженной шестеркой курьерских лошадей, и пожелав ей счастливого пути, он по другим улицам раньше ее достиг заставы и поскакал в Гатчину, где встретил изумленную графиню и помог ей выйти из экипажа. Простившись с ней окончательно, Дубельт верхом возвратился в Петербург и в тот же вечер отличался в придворном каруселе.

 По характеру и поведению братья были совершенно разные. Спокойный,хладнокровный, рассудочный, Николай, в котором разум преобладал над чувством, в отличие от младшего брата долго не женился, что огорчало мать - в ее письмах к мужу встречаются фамилии возможных невест для Николеньки - Сенявиной, Львовой. Женился Николай, когда Анны Николаевны уже не было в живых - на дочери золотопромышленника Базилевского Александре. Детей у них не было.

 Избранницей младшего Михаила стала дочь Пушкина Наталия, за которой давали небольшое приданое.. Однако это не огорчало его - пылкий и страстный, он женился по любви.

 В 1848 г. граф Алексей Федорович Орлов предложил Михаилу Дубельту должность старшего адъютанта Императорской Главной квартиры, командующим которой был сам. Молодой человек с радостью принял предложение: должность почетная и престижная - адъютант обязан сопровождать императора во всех вояжах, которые проходили почти ежегодно.. Несколько дней спустя на разводе в Михайловском манеже Николай I, объехав войска и поздоровавшись с ними, подозвал к себе Дубельта и осведомившись, знает ли тот о назначении, сказал:

- Ну, поздравляю тебя. Будем служить вместе.

Однако командир гвардейского корпуса великий князь Михаил Павлович неожиданно воспрепятствовал назначению Дубельта, заявив графу Орлову:

- Я нахожу полезным, чтобы он еще некоторое время прослужил в полку.

 Самолюбие великого князя было задето, поскольку Орлов, предварительно не испросив его на то согласия, доложил императору о назначении Дубельта. Орлов почтительно возразил, что не сделал это потому, что должность, о которой шла речь, входит в личный штат императора.

Николай I, ставший свидетелем разговора великого князя с Орловым, решил:

- Если брат не отдает тебе младшего Дубельта, возьмем старшего, - и сказал Орлову: - Прикажи отдать в приказе, что я назначаю старшего Дубельта моим флигель-адъютантом и вместе с тем - старшим адъютантом императорской главной квартиры.   

 Несправедливость великого князя возмутила Михаила Дубельта. Во многом этим и объясняется его решение перевестись из гвардии, которой командовал Михаил Павлович, в Отдельный Кавказский корпус...

 
                НА КАВКАЗЕ. ШТУРМ ТУРЧИДАГА

 
 Еще год Михаил Дубельт продолжал службу в Кавалергардском полку, однако ее однообразие перестало удовлетворять молодого человека. В феврале 1849 г. Михаил Дубельт круто меняет судьбу: оставляет Петербург, блистательный Кавалергардский полк, престижную должность адъютанта и «по собственному желанию», как говорится в его формулярном списке, переводится на Кавказ в скромный армейский Апшеронский пехотный полк.

 «Послужить на Кавказе было постоянной мечтой Дубельта, и он даже в 1846 году вынимал жребий ехать туда охотником от полка. Но выбор выпал тогда на Шелашникова», - вспоминал Михаил Леонтьевич много лет спустя.

(РГВИА. Ф. 3545. Оп. 3. Д. 495. Ч. 1. Л. 7) 

 Следует отметить, что решительный шаг в жизни молодого человека одобрил не отец - в прошлом сам боевой офицер, участник «грозы двенадцатого года» и заграничных походов, а мать Михаила. Вот что писала она мужу 28 февраля 1849 года:

«Во всех последних письмах твоих, дорогой Левочка, я вижу, как ты сокрушаешься о Мишиньке. Но что делать, мой ангел, ведь он уже не дитя, надо ему дать волю избирать самому свою будущность, чтобы он после не роптал на нас, что мы помешали его призванию, его страстному желанию отличиться в военном поприще… Ему 27 лет, как же ему не знать уже, что он делает? Притом жизнь его в Петербурге слишком ничтожна и бесполезна, чтобы не наскучить ему. Все пустяки, все баклуши бить надоест, когда нет конца такой жизни. Ты скажешь, зачем оставаться у Ланского, служи во фронте. Да что такое фронт в Петербурге? Манеж, да Марсово поле, да маневры, да Красное Село! - а что тут пользы? <…> Для человека всего дороже быть полезным и иметь возможность отличиться на том поприще, где он поставлен. Труды, заботы, хлопоты, ночи без сна, дни без пищи, огорчения - все ничего не значит, как скоро он знает и уверен, что все-таки он приносит пользу отечеству и ближним. А какую же пользу может принести Мишинька в Петербурге, даже во фронте? Между тем такая бесполезная жизнь раздражает его, от скуки он блажит и балуется, нрав его делается нестерпимым, и даже страшно подумать, что при таких обстоятельствах, если б не было никакой перемены, он мог бы сойти с ума. А этого хуже на свете быть ничего не может. Лучше быть убиту. Сумасшествие - та же смерть, но какие страдания»

(Российский архив. Т. ХI. С. 114)

 Когда Анна Николаевна писала это письмо, она не знала, что уже 22 февраля подписан приказ о переводе Михаила в Апшеронский полк. Поскольку этот полк был пехотным, то перед отъездом на Кавказ недавний кавалерист в течение месяца должен был пройти обучение правилам строевой службы в Образцовом пехотном полку.

 24 мая Дубельт прибыл в Апшеронский полк, расположенный в Дагестане, а месяц спустя уже принимал участие в военных действиях. Дагестанский отряд под командованием князя М. Л. Аргутинского-Долгорукова выступил из крепости Темир-Хан-Шура, 5 июля подошел к укрепленному аулу Чох и начал его осаду. Поскольку в Апшеронском полку Дубельт не имел определенной должности, то он обратился с рапортом к князю Аргутинскому, в результате чего в его формулярном списке появилась запись: «по словесному приказу, отданному на 13 июля 1849 [года] по Дагестанскому отряду, прикомандирован к пехотному генерал-фельдмаршала князя Варшавского графа Паскевича-Эриванского полку за младшего штаб-офицера в 1-й батальон данного полка».

 Неподалеку от Чоха находился горная возвышенность Турчидаг, воспетая Адамом Мицкевичем в «Крымских сонетах», переведенных на русский язык М.Ю. Лермонтовым и другими  поэтами.

«Возвышаясь почти на восемь тысяч фут над поверхностью моря и будучи окружен с двух сторон реками, - так описывает Турчидаг участник экспедиции, - он  замечателен своим здоровым, более чем умеренным климатом, тучною хорошею травою и чистою ключевою водою. В стратегическом отношении он важен тем, что служит срединным пунктом между северным и южным Дагестаном и на всем широком плато, имевшем до десяти с половиною квадратных верст, мог без труда дать место 25-ти тысячам войска. Единственный недостаток Турчидага в том, что на нем нет леса. Зато с голой вершины его вид на далекое пространство восхитителен».

 Осада Чоха продолжалась более месяца. Артиллерийским огнем он был превращен в развалины, более 600 горцев погибло. «Никто не сомневался в том, что приблизилось время для окончательной развязки нашего предприятия, и что не сегодня, так завтра будет назначен штурм укрепления - как решительное и обыкновенное заключение всякой осады и общего бомбардирования», - писал участник осады Чоха. Однако вопреки ожиданию этого не произошло.

 В ночь на 23 августа согласно приказу князя М. Л. Аргутинского-Долгорукова начался отход русских войск.

Мотивируя свои действия, князь писал  главнокомандующему:

«Осталось бы затем занять самое место бывшего укрепления. Но занятие его штурмом потребовало бы много времени и больших жертв[…] Принимая во внимание с одной стороны, что главная цель - разрушение чохского укрепления достигнуто, а с другой стороны то, что занятие его окружающих высот не может нам доставить существенной пользы, а было бы сопряжено с большими пожертвованиями в людях, и что, наконец, скопища Шамаля уже наказаны огромными потерями - я снял осаду Чоха»

(Волконский Н.Л. Трехлетие в Дагестане. Осада укрепления Чох. /  Кавказский сборник.  Т. 8. 1884).

Недоумение разделяли не только участники осады Чоха.

 27 сентября Анна Николаевна Дубельт писала мужу: «Я также не понимаю этой системы Кавказской войны - осаждать крепость несколько месяцев, проводить траншеи, терять людей, а потом довольствоваться только тем, что чтобы разрушить стены крепости, потому что всю крепость с ее строениями разрушить невозможно, все что-нибудь из жилищ да останется, а через полгода или и менее та же крепость опять же воздвигнется, еще может быть тверже прежнего. Зачем же раздражать этот народ по пустому. У них разрушили Чох, а они на каждом шагу, за каждым углом будут мстить нам, и опять станут толпами нападать на наши крепостцы, где только до 200 человек».

 (Российский архив. Т. ХI. С. 127)

 В ночь на 23 августа при отходе русских войск разгорелось сражение, о котором  в реляции сообщалось: «Пользуясь чрезвычайно густым туманом, толпы [горцев.] повели атаку за атакой, но были отбрасываемы штыками 1-го и 2-го батальонов князя Варшавского полка, 2-го и 3-го Апшеронского и 5-го батальона Кубанского полка, прикрывавших отступление».

 Как видим, в сражении 23 августа участвовал и батальон, в котором младшим штаб-офицером (помощником командира батальона) был Михаил Дубельт.  Анна Николаевна ожидала, что сын будет отмечен в сообщении о ходе военных действий на Кавказе. В письме от 29 сентября она просила: «Ты обещал мне, Левочка, прислать реляцию о последней экспедиции против горцев, где, вероятно, будет говорено и о Мишиньке. Сделай милость, пришли мне эту реляцию поскорее, ежели она уже напечатана. Я думаю, есть в «Русском инвалиде», достань, сделай милость, тот номер, где напечатаны известия о кавказских делах, и пришли мне».   

(Российский архив. Т. ХI. С. 127)

 Однако в реляции имени их сына отчего-то не оказалось. Быть может, отсутствие  имени Михаила произошло оттого, что он, числясь в Апшеронском полку, на время осады Чоха был прикомандирован к другому - князя Варшавского (Орловскому) и в его составе участвовал в боевых действиях. Этим и вызвано несоответствие в решении вопроса: кто должен сообщить в реляции о майоре Дубельте - возглавлявший Апшеронский полк князь Г.Д. Орбелиани или командир Орловского генерал-фельдмаршала князя Варшавского графа Паскевича-Эриванского пехотного полка Е.А. Дымман?

 6 октября мать Михаила с недоумением писала мужу: «Вчера получила я газеты, где производятся за отличие против горцев те военные, которые принимали участие в деле 23-го августа, а нашего Мишиньки нет в том числе. Государь награждает, кто только повернется в сражении, а Миша целую экспедицию вел себя блистательно, как говорил князь Арбелиан Николеньке*. Отчего же так? Так видно Мишу не представили к награде? Начальники осыпали его похвалами, а о нем в их донесениях и речи нет. Ежели скажут: «он там недавно!» - то Тимашев также одно лето пробыл на Кавказе и сделан был флигель-адъютантом и получил 3-ю Анну, и многие другие за одну экспедицию получили то награду, то крест, то чин, то флигель-адъютанта: Гейден, Ахматов и другие. За что же Миша оставлен без внимания, когда поступал не хуже других?»

(Российский архив. Т. ХI. С. 130)


12 октября Анна Николаевна снова писала мужу:

«Когда же Мише отдадут справедливость, когда его убьют черкесы? За себя хлопотать нельзя, но за сына - это твоя обязанность, тем более, что ты имеешь на то все средства… Я и прежде слышала, что на Кавказе пропасть интриг; теперь это очевидно. Не думаю, чтобы тут интриговал князь Аргутинский: его хвалят за благородство и высокий дух, притом какая ему надобность интриговать против Миши?  А вероятно тот, кто составлял реляцию там, или уж не в Петербурге ли это сделали? Потому что Миша писал мне с полной уверенностью, что я прочту в «Инвалиде» его имя».

_________________________________________________

* Командир Апшеронского полка князь Г.Д. Орбелиани - старшему брату Михаила Дубельта Николаю.

 
 В конце концов справедливость восторжествовала - 3  июня 1850 г. Михаил Дубельт вместе с другими отличившимися в сражении 23 августа 1849 г. получил награду - золотую саблю с надписью «за храбрость».

 Осенью того же года Дубельт по поручению князя Аргутинского-Долгорукова  осматривал работы по проведению войсками вьючной дороги в Кубанском уезде. В поездке ему сопутствовали известный художник В.Ф. Тимм и капитан Э.И. Тотлебен, пока еще безвестный, но в скором времени прославившийся во время Крымской войны. Можно предположить, что тогда Тиммом был написан портрет Дубельта, находящийся ныне в Государственном Эрмитаже - личность изображенного была недавно установлена, но авторство писавшего портрет до сих пор остается под вопросом.

 Зиму 1850-1851 гг. Михаил Дубельт провел на Кавказе. 8 января 1851 г. он был утвержден командиром 3-го батальона Апшеронского полка. Летом вновь участвует в военных действиях против горцев под командованием князя М.З. Аргутинского-Долгорукого. В краткой биографии Дубельта сказано: «в сражении на высотах Турчидага получает ранение в ногу». Если в прошлый раз горный хребет Турчидаг занимали русские, то теперь им предстояло взять его штурмом - там находились массы горцев под началом Шамиля. Дубельту довелось отличиться в самом начале сражения. «Князь Аргутинский направил 3-й батальон апшеронцев и роту стрелков кратчайшим путем по крутому скалистому скату Турчидага прямо на скопище горцев, открывших «убийственную» стрельбу. В начале боя Дубельт был ранен в ногу навылет, но несмотря на сильную боль, продолжал вести батальон. Карабкаясь с одного уступа на другой, апшеронцы поднялись на обрывистый край Турчидага. Тогда горцы, не решаясь вступить в рукопашный бой, поспешно отступили. В реляции князь Аргутинский-Долгоруков отметил Дубельта в числе офицеров, которые «наиболее обратили на себя внимание распорядительностью и отважностью своею».

Вот как описывает Михаил в письме отцу  22 июня 1851 г. штурм Турчидага:

«К моей великой радости, мой батальон был назначен в авангард. Рота стрелков следовала за мною, и при ней взвод крепостных ружей - все это под командою полковника Китинского. Лишь только неприятель завидел нас, он занял застрельщиками весь гребень горы и выставил до 14 знаменных значков.
Дабы иметь понятие о величине Турчидага, необходимо видеть его собственными глазами и тогда только поймешь, сколько нужно мужества, хладнокровия и ловкости, чтобы штурмовать его высоты. Представьте себе, дорогой папаша, отвесную кручу, почти перпендикулярную, в особенности на высоте, и вышиною не менее двух верст. Проложенная нами два года перед тем дорога, во время осады крепости Чох, хотя довольно удачная, представляла слишком очевидную опасность, ибо достигнув половины подъема, она поворачивала вправо и тянулась на протяжении доброй версты совершенно открытою и (1 нрзб.) на расстоянии близкого ружейного выстрела. Было очевидно, что пойди мы этой дорогой, мы наверное потеряли бы более половины наших людей. Тогда я, вполне доверяя энергии, мужеству и ловкости моего храброго батальона, решился с разрешения полковника Кишинского, вскарабкаться прямиком по отвесным скалам. Следуя все время вперед и под градом пуль, я с удовольствием видел неутомимость и усердие моих подчиненных, не отстававших от меня ни на шаг. В иных местах, местность, расположенная как бы порогами, была до того недоступна, что солдаты, становясь на плечи товарищей, вытаскивали оставшихся внизу, протягивая им свои ружья, и все это под сильнейшим ружейным огнем. Расторопность (?) моих солдат воодушевляла меня до крайности, и я в особенности любовался их хладнокровием, как они, несмотря на тягость ружей и ранцев, неудержимо все лезли кверху, не обращая ни малейшего внимания на пули врага. В это самое время Кишинский, заняв с стрелками местность влево от нас, открыл столь сильный огонь по горцам, что их стрельба по нас стала заметно ослабленной. Мы добрались уже до последнего яруса скал, и в то самое время, когда я ожидал рукопашной схватки с неприятелем, пуля пронизала мне правую ногу на 4 вершка выше колена, к моему великому счастью, кость осталась неповрежденной.
Я поневоле передал командование батальонному майору Васильеву, и тут же с радостью увидел отступление неприятеля.[…]»          

РГВИА Ф. 3545. Оп. 3. Д. 595. Ч. 1

 
25 февраля 1852 г. Михаил Леонтьевич получил чин подполковника со старшинством  21 июня 1851 г. - даты сражения под Турчидагом. 16 июня 1853 г. уже в Петербурге, более месяца числясь состоящим по особым поручениям при военном министре, он был произведен в полковники.

 Следует отметить, что «за отличие в делах против горцев» Дубельта за короткое время дважды повышали в чине, что было среди служивших на Кавказе офицеров немалой редкостью - как правило, их награждали орденами, но не чинами. Как отмечает Лермонтов, рисуя в очерке «Кавказец» портрет типичного кавказского офицера, «хотя грудь его увешана крестами, а чины нейдут»


 
                «Я  ЖЕЛАТЬ ЛУЧШЕ  ЗЯТЯ  НЕ  МОГЛА»

 В ранней юности Таша Пушкина была влюблена в графа Николая Орлова. Впервые он,  камер-паж, ставший вскоре офицером лейб-гвардии Конного полка, встретился с Пушкиными в день свадьбы Наталии Николаевны с П.П. Ланским - 16 июля 1844 года. Об этой знаменательной встрече много десятилетий спустя, уже в ХХ веке, напишет их дочь А.П. Арапова в своих воспоминаниях, основанных на рассказах матери:

 «Молодой граф, впоследствии князь, Николай Алексеевич Орлов… очень был заинтересован свадьбою своего будущего командира со вдовою Пушкина и тщетно пытался проникнуть в церковь, строго охраняемую от посторонних. Но препятствия только раздражали его любопытство и, надеясь хоть что-нибудь да разглядеть сверху, он забрался на колокольню, в самую торжественную минуту он задел за большой колокол, раздался громкий удар, а Орлов с испугу и растерянности не знал, как остановить предательский звон. Когда дело объяснилось, он, страшно сконфуженный, извинился перед новобрачными…».

 Николаю Орлову было тогда семнадцать лет, Таше Пушкиной - восемь. Несколько лет спустя они полюбят друг друга, но соединению влюбленных помешает отец Николая Алексей Федорович Орлов, шеф жандармов. считавший, что брак единственного сына с дочерью поэта будет мезальянсом для его столь аристократической семьи - с 1825 г. Орловы были графами, а в 1855 получат княжеский титул.

 Как не вспомнить горестные строки Пушкина о событиях 1762 г. - дворцовом перевороте, возведшем на престол Екатерину II и вознесшем одни дворянские семьи на верх славы и почестей и низвергнувшем другие в забвение и безвестность.

Попали в честь тогда Орловы,

А дед мой в крепость, в карантин,

И присмирел наш род суровый,

И я родился мещанин.

 Как бы продолжая пушкинскую мысль, вспомним другую дату, не менее памятную в российской истории. 14 декабря 1825 г. Алексей Федорович Орлов, командир лейб-гвардии Конного полка, первым привел свой полк к присяге, а затем  вывел на Сенатскую площадь на поддержку только что вступившего на престол Николая I. Его верность новому императору была высоко оценена. 25 декабря он стал графом, затем членом Государственного совета, а после смерти Бенкендорфа в 1844 г. занял пост шефа жандармов.

 Если в день свадьбы Наталии Николаевны Пушкиной и Петра Петровича Ланского Таше Пушкиной было 8 лет, то ее влюбленность приходится на то время, когда ей было 13-15. Предположим, А.Ф. Орлов не стал бы возражать против женитьбы его сына и дочери Пушкина, и они бы обвенчались, когда ей исполнилось 16.

Что же ожидало их в дальнейшем?          

Пока этот вопрос мы оставим без ответа.

 А.Ф. Орлов действовал решительно, чтобы разъединить влюбленных. В 1849 г. Николай был отправлен с важными депешами в Венгрию в главную квартиру русских войск, участвовавших в подавлении венгерской революции. Затем он вернулся в Россию с донесениями к императору, был причислен к его свите, и в 1850-1852 гг. сопровождал Николая I в поездках по России и за границей. Хотя молодой Орлов теперь находился в Петербурге, однако с Ташей Пушкиной более не встречался.

 Уязвленная подобным невниманием, чувствуя, что Николай разлюбил ее, Таша приняла предложение Михаила Дубельта.

 В статье М.В. Сидоровой «Пушкины и Дубельты (из истории взаимоотношений)» говорится: «Михаил познакомился со своей будущей невестой на одном из петербургских великосветских балов. <…> Вскоре (после несостоявшегося брака с Орловым - А.К.) подвернулся молодой, храбрый, красноречивый Дубельт».

Так ли это?

 Архивные документы говорят, что вопреки мнению исследовательницы знакомство Дубельта с дочерью Пушкина вовсе не было случайным, произошло значительно раньше и отнюдь не на балу.

 Мы встречаем фамилию Дубельтов в письме Наталии Николаевны мужу П.П. Ланскому, написанном 26 сентября 1849 года - за три с половиной года до свадьбы дочери, причем она пишет как о близких знакомых не только о Михаиле, но и о его брате Николае. В разгар процесса над петрашевцами Наталия Николаевна хлопочет о молодом человеке, некоем Исакове, оказавшемся причастным к этому делу. Поскольку Михаила Дубельта в то время не было в Петербурге (он сражался на Кавказе), она обратилась к Николаю, который в том году также отличился: участвовал в сражениях «против мятежных венгров» и за мужество в битве под крепостью Коморно получил орден святого Владимира 4-й степени, а затем по повелению Николая I был направлен в Вену для поднесения ордена святого Георгия австрийскому императору Францу-Иосифу, за что был пожалован последним орденом Леопольда 3-й степени.*

«…Мне доложили о Николае Дубельте, которого я просила о деле одного арестованного… Это некий молодой Исаков, замешанный в заговоре, который был открыт нынче летом… Так как Михаила сейчас нет, я принялась за Николая Дубельта, который явился по моей просьбе с большой поспешностью и обещал завтра принести ответ». День спустя Николай Дубельт сообщил ей, что «дело молодого человека счастливо окончилось».

 Когда Наталия Николаевна писала это, ее младшей дочери исполнилось всего тринадцать лет. Она была еще девочкой-подростком и никак не могла выезжать в свет и посещать «взрослые» балы. Если учесть, что за полгода до написания письма Михаил покинул Петербург и уехал на Кавказ, следует признать, что он познакомился с юной Пушкиной еще раньше.

____________________________________

* Как покажет ближайшее будущее, недавно вступивший на престол Франц-Иосиф проявит вероломный характер - удержавшийся на троне лишь благодаря поддержке русской армии, направленной Николаем I на подавление Венгерского восстания, он не только не окажет помощи России в Крымской войне, но поддержит ее противников - Турцию, Англию, Францию. По его ультимативному требованию в июне 1854 г. будут отменен уже назначенный штурм Силистрии и снята осада крепости.

 Много десятилетий спустя, уже в ХХ столетии, А. П. Арапова напишет о замужестве сводной сестры: «Так как она еще в живых, то неуместным считаю оглашать подробности этой грустной истории. Ограничусь только замечанием, что хотя невеста насчитывала только шестнадцать лет, характер ея настолько сложился, что она сознательно приняла это решение»*. Напрасно Наталия Николаевна старалась отговорить дочь от столь раннего брака. В ответ Таша упрекнула мать: «Одну замариновала, и меня хочешь?» - имея в виду старшую сестру Марию, которой шел тогда двадцать первый год, и она оставалась незамужней.

 Как видим, случайным и скоропалительным знакомство Михаила Дубельта и Наташи Пушкиной не назовешь. Однако мы располагаем сведениями о том, что он познакомился с семейством Пушкиных гораздо ранее 1849 года.


*Арапова А.П. Наталья Николаена Пушкина-Ланская. М., 1994. С. 80

 Как уже говорилось, о предстоящей женитьбе сына Анна Николаевна узнала в апреле 1852 г. Получив это известие от мужа из Петербурга, 13 апреля она писала в ответном письме Леонтию Васильевичу из тверского имения Рыскино: «Дело Мишеньки, мой ангел Левочка, конечно так важно, что нельзя не задуматься над ним от всего сердца. Вот увижу его послезавтра, наговоримся вдоволь. Дай Бог, чтобы его выбор послужил к его счастью». 13. 04. 52. С. 153.

 Три дня спустя она пишет вновь: «Дорогой Левочка, вчера утром приехал Миша<…> После первых лобызаний пошли расспросы и толки о невесте. Первое мое дело спросить ее имя, а как узнала, что она Наталья Александровна, а старшая сестра Мария Александровна, ну так и залилась страстною охотою женить нашего Николеньку на Наташеньке Львовой. И там невеста также Наталья Александровна, старшая сестра Мария Александровна, а мать Наталья Николаевна. В один бы день сделать свадьбы - и обе невестки и тещи одного имени, обе милые и славные, оба семейства чудесные. То-то бы радость это чудо!»             16. 04, 52. С.154

 Заметим, что мечта матери женить старшего сына исполнится очень нескоро - Николай женится на дочери видного золотопромышленника Ивана Базилевского Александре, когда Анны Николаевны уже не будет в живых.

 После непродолжительного пребывания в Рыскино Михаил вернулся на Кавказ в Апшеронский полк, а в сентябре 1852 г. вновь получил отпуск в Петербург - сначала на 28 дней, который почти сразу же был продлен на 7 месяцев.

 
«Как ты несказанно добр, мой ангел, - писала Анна Николаевна мужу 13 октября 1852 г., - что хотел устроить так, чтоб Миша венчался в Рыскине, дабы я могла присутствовать на этом торжестве, не предпринимая путешествия в Петербург. Доброте твоей нет предела! Но как можно с моей стороны надавать столько хлопот и тебе, и Ланским! Шутка это, всем подниматься с места для моей прихоти. Ведь я могу ехать в Петербург, да только не хочется. Но для такого случая как не приехать! Тут сердце будет так занято, что никакие церемонии и никакие скопища людей не помешают. Притом Миша говорил мне, что ему не хочется парадной свадьбы. Он желает, чтоб никого постороннего не было; наше семейство да семейство Ланских  и только. Я очень рада, что он так желает, и вполне одобряю его намерение играть свадьбу как можно проще. Я уверена, мой ангел, что ты дашь ему волю в этом случае, потому что эта важная эпоха до него касается более, чем до кого другого. Пусть он и распоряжается, как ему угодно. А мы с тобой будем только любоваться и плакать от радости».

(Российский архив. Т. ХI. С. 176)

 Значительный интерес представляет письмо Анны Николаевны мужу от 28 декабря 1852 г., в котором она объясняет, отчего Михаилу следует отложить намечавшуюся до свадьбы поездку к ней: «…Мне кажется, Мише не надо уезжать теперь из Петербурга. Ты пишешь, что он и его невеста друг друга нежно любят, то зачем разлучать их? Мне не хочется быть причиной ее скуки. Она уж, конечно, будет скучать без Миши, то зачем же ей такую грусть причинять из-за меня, тогда как я всем сердцем желаю содействовать ее счастью и не причинять ей ни малейшего огорчения? Я помню, как в старые годы я скучала без тебя и как это было тяжело для меня. Один день покажется за сто лет, все немило, все сердце жмет, ждешь милого - не дождешься. Ведь с проездом пройдет дней пять. Каково же ей будет? Мы должны содействовать тому, а не разлучать, еще таки служба, то другое дело, а тут на что же расставаться с невестой, когда я этого не требую? <…>
 Теперь они  женихи, самое лучшее для них это время, то зачем же мне мешать их благополучию? Нет, Лева, не пускай Мишу ко мне, не хочу я разлучать невесту его с ним ни даже на несколько дней, не хочу огорчать ее ничем. Пусть она не знает от нас ни скуки, ни печали. Пусть, пока мы живы, не проронит она от нас ни слезинки. А ведь она поплачет без него, а если нет, то ей надо себя удерживать, скрывать свою скуку, тогда как это несносно скрытничать, если сердце болит. Не хочу, Левочка, мой ангел, не хочу, чтоб она, такая милая, славная, грустила бы по моей милости, тогда как моя обязанность ее счастливить. Не в том любовь к детям, чтоб их держать у себя, а в том, чтобы содействовать их благополучию. И потому прошу тебя, не пускай Мишу в Рыскино…».

 (Российский архив. Т. ХI. С. 180-181)

 Однако, каким бы продолжительным отпуск ни был, после его окончания Михаила Дубельта ждало неминуемое возвращение на Кавказ - в крепость Темир Хан Шуру, где находился Апшеронский полк - теперь уже с молодой женой. Он мог перейти в гвардию и остаться в столице, но подобный перевод обошелся бы ему дорогой ценой - понижением на два чина.

28 декабря Анна Николаевна с беспокойством писала мужу: «Мише надо быть на месте в начале мая… Дай Бог, чтобы он остался в Петербурге, но как он не хочет перейти ни в кавалергарды, ни в конногвардию, то вряд ли можно его пристроить. Не решится ли Наталья Николаевна Ланская сама попросить государя для дочери, чтобы ей, такой молоденькой, не ехать в Шуру, не расставаться с мужем сейчас после свадьбы, чтобы он оставил Мишу в Петербурге, а как оставить, у него средств много. Он так милостив к ней, а она так умно и мило может рассказать ему положение дел, что, вероятно, он поймет горе молодых людей и поможет им».

 (Российский архив. Т. ХI. С. 181-182)

7 января 1853 г. Анна Николаевна писала мужу вновь:

«Если уж никак Мишеньку нельзя будет оставить в Петербурге и ему опять придется ехать на Кавказ, то ведь прежде свадьбы надо будет это Ланским объявить, чтобы их не обманывать. Еще же, Левочка, ты бы с Ланским посоветовался, не придумает ли он чего-нибудь хорошего для Мишиньки. Он его теперь так любит, что, верно, пожелает ему всего лучшего. Оставить Мишу в Петербурге флигель-адъютантом, мне кажется, невозможно, и потому лучше и не терять времени над такою трудною работою. А как время его отпуска быстро улетает, то пора предпринимать, мой ангел, что-нибудь такое, что было бы возможно<…> Вот как я выше говорила, нельзя ли опять его перевести в кавалергарды или конную гвардию, к тестю в полк? Конечно, заводиться опять лошадьми и мундирами составит большой счет, но по крайней мере это дело возможное, как мне кажется. Иначе нельзя Мишу оставить в Петербурге. Хоть тяжело ему будет потерять 4 года службы и возвратиться в гвардию, так мало подвинувшись вперед. Но еще тяжелее оставить молодую прекрасную жену или выйти в отставку. Посоветуйся с Ланскими, что они тебе скажут. Ум хорошо, два еще лучше. Они теперь нам не чужие и их участие к Мише так же сильно теперь, как и наша к нему любовь. Участь его связана с участию их дочери; Наталья Николаевна Ланская женщина умная, находчивая, она, может быть, или придумает или приищет что-нибудь такое, что нас всех обрадует, надоумит и утешит. А то скрывать от них этого дела не годится, они все думают, что Миша непременно останется в Петербурге, а тут вдруг сюрприз - Мише надо ехать на Кавказ! Ведь это будет им всем страшный удар, и они могут быть недовольны, что от них скрыли такое важное обстоятельство».

  (Российский архив. Т. ХI. С. 184-185)

 
10 января 1853 года Михаилу Дубельту отпуск вновь был продлен, как говорилось в приказе, «по случаю женитьбы … по 24 сентября, не прибывая к полку».

 
 В последних числах января Анна Николаевна выехала из Рыскино в Петербург на свадьбу Михаила и по дороге заехала в имение Власово, принадлежавшее старшему  сыну Николаю. Однако дальше продолжать путь она не смогла, поскольку там тяжело заболела - воспаление горла. Вот строки из ее последнего письма, датированного 6 февраля 1853 года:

«Я нездорова, дорогой Левочка, ослаблена и вряд ли смогу приехать на Мишину свадьбу. У меня огромный нарыв, который тихо подвигается к выздоровлению. Вот уже я здесь целую неделю, а мне все хуже. Если же ехать в таком положении, стужа и напор шубы на плече так меня замучают и так увеличат нарыв, что потом и не вылечишь.
 Мне очень хочется приехать, и если только будет маленькая возможность, я приеду хоть 16-го числа. Но если не приеду, это значит, что не смогла. Тогда благословлю его заочно, и хоть горько мне, а уже играйте свадьбу без меня и не откладывайте<...> Нестерпимая боль не дает писать. Обнимаю всех вас и благодарю за письма<…> Сестру  Сашеньку, Наташу, Соню, Мишу и бесподобную Наталью Николаевну Ланскую всех обнимаю и люблю.
 Я больше желаю, чтобы Наташеньке дали шифр, чем Мишу сделали бы флигель-адъютантом. Он может получить это звание и после свадьбы, а ей уж нельзя<…>. Миша будет полковником, может полк получить, а Наташе замужем уж шифр тю-тю».

 (Российский архив. Т. ХI. С. 186-187)

Анна Николаевна успела полюбить будущую невестку, ни разу не повидав ее.

 И в своем последнем письме Анна Николаевна заботится о будущей невестке, чтобы она получила так называемый «шифр» - вензель императрицы, иначе говоря, стала бы фрейлиной. Для нее это звание важнее, чем звание флигель-адъютанта, которое мог бы получить сын.

 На этом письме помета, сделанная рукой Леонтия Васильевича Дубельта: «Последнее, к моей великой горести. Упокой, Господи, эту добрую, честную, благородную душу. Л. Д. 22 февраля 1853».

______________________________________________


Cидорова М.В. Пушкины и Дубельты (Из истории взаимоотношений) // Хозяева и гости усадьбы Вяземы ; Бол. Вяземы, 1998 ;С. 223. (В статье явная опечатка: «…познакомился с будущей невесткой…»)

 

 Как видим, случайным и скоропалительным знакомство Михаила Дубельта и Наташи Пушкиной не назовешь.

 Об этом говорят другие письма Н.Н. Пушкиной-Ланской, фрагменты которых частично известны, но в большинстве публикуются впервые.

  23 декабря 1852 г. Наталия Николаевна  писала  С.А. Соболевскому: «Спешу воспользоваться случаем, чтобы известить Вас о свадьбе моей второй дочери Пушкиной с Мишелем Дубельтом. Партия подходящая во всех отношениях, она дает мне уверенность в счастье моей дочери, так как я знаю в течение многих лет этого молодого человека, принятого в моей семье как родной сын, любимого и уважаемого всеми нами. Дружба, связывающая Вас с Пушкиным, дает мне право надеяться, что Вы с участием отнесетесь к известию о свадьбе его дочери»

_______________________________________

Энгель С. «Душу твою люблю…» // Пушкинский край (Пушкинские горы). 1976. 7 июня

 

 Как видим из этого письма, Наталия Николаевна знала будущего зятя «в течение многих лет». Если эти строки известны и неоднократно цитировались, то другие, впервые публикуемые, указывают на более конкретный срок.

 До сих пор известен только краткий фрагмент письма Н.Н. Пушкиной-Ланской  П.А. Вяземскому от 6 января 1853 года - несколько фраз были напечатаны в книгах И. Ободовской и М. Дементьева «После смерти Пушкина» и «Наталья Николаевна Пушкина», неоднократно переиздававшиеся. Однако и из этого небольшого фрагмента авторы выбросили несколько строк, представляющих значительный интерес.

Приведем фрагмент письма Наталии Николаевны, выделив строки, опущенные Ободовской и Дементьевым:

«Быстро перешла бесенок Таша из детства в зрелый возраст, но делать нечего ; судьбу не обойдешь. Вот уж год борюсь я с ней, наконец, покорилась воле Божией и нетерпению Дубельта. Один мой страх - ее молодость, иначе сказать - ребячество. **Я желать лучшего зятя не могла. 11-летнее короткое знакомство с ним подает надежду и даже уверенность, что счастье будет зависеть единственно от нее. Бог одарил ее умом и сердцем. Разума в эти годы мудрено требовать. На Дубельта все упование мое. Он старше. Бурно отжил первую молодость. Теперь его опытность должна руководствовать их обоих**. За участие, принятое вами и за поздравление искренно благодарю вас»

_________________

РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. № 2159. Л. 9-9об. Без купюр набранный жирным (**) текст публикуется впервые

 
 Как видим, Наталия Николаевна высоко ценила душевные качества жениха Таши. Совсем иначе стремились представить это Ободовская и Дементьев, намеренно искажая действительное: «Как мы видим из письма, она (Наталия Николаевна - А.К.) боролась против этого брака целый год<…> Мы полагаем, что не молодость дочери была здесь главной причиной и не «нетерпение Дубельта», а то, что она выходила замуж за сына жандарма Л.В. Дубельта. Не мог внушать ей доверие и жених, который был старше Таши Пушкиной на 14 лет. Бурно проведенная молодость и характер его были хорошо известны».______________________________

Ободовская И. Дементьев М. После смерти Пушкина. М., 1980. С. 178.


 Если ранее, в первом издании названных книг такие суждения отвечали духу советского времени, то позднее, в постсоветский период стали выглядеть весьма странно. Между тем эти книги переиздавалась, не претерпев никаких изменений, в том числе и цитируемые строки письма Наталии Николаевны.

 Итак, как мы узнаем из письма, написанного Наталией Николаевной в самом начале 1853 г., Михаил Леонтьевич Дубельт был знаком с семейством Пушкиных одиннадцать лет! Пушкинисты склонны подчеркивать длительность знакомства Николая Орлова с Наташей Пушкиной, которое способствовало зарождению и развитию романических чувств между ними. Однако, как видим, с Михаилом Дубельтом дочь Пушкина познакомилась еще раньше: он знал будущую жену шестилетним ребенком - она росла на его глазах.

 Немалый интерес представляют и также не публиковавшиеся до сих пор строки письма Пушкиной-Ланской супруге Петра Андреевича - княгине Вере Федоровне Вяземской от 13 января 1853 года: «Тысячу раз благодарю Вас за поздравления и пожелания. Замужество Натали очевидно неожиданно для Вас. Оно и меня застало врасплох. Я счастлива знать, что Натали сделала хорошую партию, ибо зная так много лет и так близко своего будущего зятя, привыкнув любить его, получать каждодневно знаки его преданности и внимания, я имею все основания считать, что дочь моя будет счастлива. Однако к чувству радости примешивается и опасения; мне страшно, что она покидает родной дом такой юной, и едва переступив порог юности, накладывает на себя серьезные обязанности». 

__________________________________

(РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. Ед хр. 3348. Пер. с фр.)

 Опасения матери невесты оказались созвучны сомнениям матери жениха. Анна Николаевна Дубельт с недоумением писала мужу 18 мая 1852 г.: «Я сама думаю, что тут вряд ли будет толк. Девушка любит Орлова, а идет за Мишу. Орлов страстно любит ее, а уступает другому. Дай Бог, чтобы все кончилось благополучно, а что-то мудрено».

_____________________________________________________            


Анна Николаевна оказалась права. Однако ей не суждено было убедиться в своих сомнениях - она ушла из жизни незадолго до свадьбы.

 

                ***

 Молодым супругам не пришлось ехать на Кавказ - Михаил Дубельт был оставлен в Петербурге. Встретив его незадолго до женитьбы на балу у княгини Разумовской, будущий император Александр II поинтересовался, каковы его дальнейшие намерения. Дубельт ответил, что он был бы счастлив остаться с женой в Петербурге, но если это не удастся, ему придется выйти в отставку.

- Об отставке не смей и думать, - ответил наследник престола и обещал устроить его судьбу.

 Как и желала Анна Николаевна, ее сын обвенчался с дочерью Пушкина. Произошло это 18 февраля 1853 г.. Обратим внимание на дату этого события - оно имело большое значение в судьбе матери невесты. В тот же день 22-мя годами ранее состоялась первая ее свадьба - Наталия Николаевна Гончарова обвенчалась с Александром Сергеевичем Пушкиным.

 Поневоле на ум приходит желание сопоставить два брака - матери и дочери. Однако младшая Наташа отнюдь не отличалась кротостью и мягкостью характера, которыми обладала ее мать.

 Обратимся вновь к воспоминаниям А.П. Араповой: «…Мать поддавалась влиянию Дубельта, человека выдающегося ума, соединенного с замечательным красноречием*. Он клялся ей в безумной любви к невесте и в твердом намерении составить ее счастье, и она верила в его искренность, а зрелость возраста (он на тринадцать лет был старше сестры)** внушили ей убеждение, что он сумеет стать ей опытным руководителем».

 Нельзя не вспомнить строки из письма Пушкина будущей теще от 5 апреля 1830 г. о своей избраннице: «Бог мне свидетель, что я готов умереть за нее, но умереть для того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, вольной на другой день выбрать себе нового мужа - эта мысль для меня - ад<…> Я не потерплю ни за что на свете, чтобы жена моя испытывала лишения. Чтобы угодить ей, я согласен принести в жертву свои вкусы, всё, чем я увлекался, мое вольное, полное случайностей существование» с. 809..

 Мысль, высказанная в конце фрагмента воспоминаний А.П. Араповой, приведенного нами, созвучна с фразой другого пушкинского письма: «Не восемнадцатилетней женщине управлять мужчиной, которому 32 года». Наталия Николаевна, относившаяся с большой симпатией к будущему зятю, выдавая дочь замуж, которой не было еще семнадцати, думала так же: «Разума в эти годы мудрено требовать. На Дубельта все упование мое».

______________________________________________

* Михаил Дубельт был, по всей вероятности, незаурядной личностью, и Н.Н. Пушкина-Ланская, которая была знакома на протяжении жизни со многими замечательными людьми, ценила его.

** Говоря о разнице в возрасте Михаила Дубельта и Наташи Пушкиной, А.П. Арапова допускает ту же ошибку, что и Н.Н. Пушкина-Ланская: жених был старше невесты на 14 лет.


 Как мы выяснили, Михаил Леонтьевич знал Наташу одиннадцать лет - она росла на его глазах. По всей вероятности, его чувство было сильным и глубоким. Недаром потом, во время бракоразводного процесса, он примет всю вину на себя.

«… Счастье будет зависеть единственно от нее<…> Разума в эти годы мудрено требовать. На Дубельта все упование мое. Он старше  <…> Теперь его опытность должна руководствовать их обоих»

 
 Наследник престола сдержал обещание: 1 мая высочайшим приказом Михаил Леонтьевич был назначен состоять при военном министре для особых поручений, а полтора месяца спустя произведен в полковники. В своих воспоминаниях он упоминает о прогулках с молодой женой по Дворцовой набережной Петербурга, во время которых они часто встречали цесаревича.

 Как сказано в биографическом очерке Дубельта, «в продолжение этой службы (при военном министре - А.К.) исполнял несколько весьма серьезных поручений». «За это время он пролетел на курьерских до 36-ти тысяч верст». В чем же состояли поручения?

 Сразу же приступив к новым обязанностям, Михаил Леонтьевич был командирован в Смоленск «для исследования причин развития цинготной болезни между кантонистами, а также причин большой смертности в местном военном госпитале». Как он выяснил, кантонисты были размещены в деревнях, окруженных болотами - этим и объясняется «развитие цинготной болезни». Согласно его докладу министру кантонисты были переселены из болотистой местности, и болезнь в значительной степени ослабела.

 Если об ужасных условиях, в которых, как правило,  содержались кантонисты, было хорошо известно и ранее (об этом пишет, например, в «Былом и думах» А.И. Герцен), то расследование причин большой смертности в смоленском госпитале, проведенное Дубельтом - другая цель его командировки - раскрыло страшное преступление, совершаемое… главным врачом госпиталя. Как оказалось, в госпитале вовсе не занимались лечением направляемых туда «нижних чинов», в результате чего смертность солдат там была огромной, однако сообщалось об их смерти на несколько дней позднее. Главный врач, имевший чин действительного статского советника и получавший генеральское жалованье, не гнушался присваивать жалкие гроши, полагавшиеся на содержание умерших, но числившихся живыми солдат - по 30 копеек в день на человека! В результате проведенного расследования виновный был предан суду и сослан на каторгу.

 
«Раra belllum!» – готовься к войне! Этот призыв древних римлян невольно приходит на память, просматривая записи в формулярном списке Михаила Дубельта о его дальнейших командировках по предписаниям военного министра. Так, в октябре он был командирован в Бессарабию, Новороссийский край и Придунайские области, где уже начали развертываться военные действия, а также в Киев - «для освидетельствования продовольственных припасов, заготовленных в Бессарабии Новороссийском крае для войск 4-го и 5-го пехотных корпусов, и ускорения высылки из Киева в Бендеры ружей», затем в Ковенскую губернию для наблюдения за рекрутским набором, потом с той же целью в Рязанскую губернию.

 В Рязани Дубельт узнал о ловких проделках местного окружного начальника государственных имуществ, руководившего набором рекрутов. Тот давал понять будущим новобранцам, что всякий, не желающий идти в солдаты, может быть освобожден от рекрутчины, если заплатит ему рубль серебром. Поскольку в округе могли подлежать призыву до 10 тысяч человек, то он стал обладателем около 10 тысяч рублей. Всего же для призыва потребовалась тысяча новобранцев. Каждому из призванных окружной начальник вернул деньги, пояснив, что хлопоты по его делу оказались неудачны. Таким образом, он остался обладателем 9 тысяч рублей. Не дав ход делу и пощадив мошенника, Дубельт заставил его вернуть эти деньги обратно. 

 При поездке на юг России Дубельт получил секретное поручение - выяснить слухи о злоупотреблениях и поборах генерал-губернатора Х. Сведения подтвердились, генерал был заменен другим и назначен сенатором в Москву.

 Осенью 1853 г. в столице Валахии Букаресте, где находился штаб русской армии, Дубельт познакомился с командующим расположенных в придунайских княжествах войск  Михаилом Дмитриевичем Горчаковым и сопровождал его во время поездки в Фалешти – там был размещен отряд генерала Соймонова на берегу Дуная напротив Рущука. Совместная поездка в одном экипаже в 300 верст (150 туда и столько же обратно) настолько сблизила Дубельта с Горчаковым, что по ее окончании последний написал военному министру князю Долгорукову, дав высокую характеристику сопровождавшему его офицеру.

 Успешно выполнив ряд последующих поручений, Дубельт был крайне удивлен, когда министр неожиданно предложил ему занять высокую должность начальника штаба кавалерийского корпуса. Пояснив, что это предложение делается по рекомендации М.Д. Горчакова, Долгоруков поинтересовался, откуда тот знает Дубельта - ведь вместе они никогда не служили. Разумеется, Дубельт принял лестное предложение занять новую должность, которая считалась генеральской, в то время как он был лишь полковником и не имел даже звания флигель-адъютанта. После приказа о назначении в декабре 1854 года Михаил Леонтьевич отправился в Бердичев, где находилась тогда штаб-квартира корпуса, где принял должность от генерал-майора А.Г. Рольцберга. В состав  корпуса входило тридцать полков, а поскольку генеральскую должность занял полковник,  то он значился «исправляющим должность». Побывав вместе с корпусом в Бессарабии, Одессе, Николаеве, Дубельт во время императорского смотра удостоился четырех «высочайших благоволений». После окончания военных действий и заключения мира корпус возвратился на постоянные квартиры в Елисаветграде*.

Хотя для Дубельта назначение было почетным, оно вряд ли обрадовало его жену - супругам пришлось покинуть столицу, высшее общество и переехать в провинцию. Михаил Леонтьевич мог бы остаться в Петербурге и перейти в гвардию, но этот перевод стоил бы ему понижение на два чина. 

*В.М. Русаков в книге «Уважены за имя. Рассказы о потомках А.С. Пушкина» указывает три города, где якобы проходила служба М.Л. Дубельта: Подольск, Елизаветград, Немиров. В свою очередь в книге Г.А. Галина «Дети и внуки Пушкина» говорится, что корпус, начальником штаба корпуса был М.Л. Дубельт, находился в Немирове. Последняя ошибка вызвана воспоминаниями А.П. Араповой «Наталья Николаевна Пушкина-Ланская», в которых описывается поездка трех дочерей Ланских совместно со старшей дочерью Пушкина Марией Александровной в гости к сестре последней. Путешествие, о котором полвека спустя вспоминала Арапова, происходило в 1855 году, когда будущему автору воспоминаний было лишь десять лет, поэтому не удивительно ее заблуждение, считавшей, что они ездили в Немиров, а не в Елизаветград.


                В  ЕЛИЗАВЕТГРАДЕ         

 

 Елизаветград, в котором размещался штаб корпуса, возглавляемый Дубельтом, вовсе не выглядел захолустным городком, как может показаться. Правда, свои воспоминания о пребывании в Елизаветграде Андрей Михайлович Достоевский - младший брат великого романиста, бывший в 1849 – 1858 годах архитектором в этом городе, начинает словами: «Город Елизаветград 46 тому назад, т.е. во время моего туда водворения, был очень неважный городок с 15 тысячами жителей… Самый внешний вид города был далеко неказист».

 Однако за время, проведенное воспоминателем здесь, город значительно изменился и похорошел. Из одноэтажного он постепенно превращался в двух- и трехэтажный,  превосходя по архитектуре и благоустройству многие губернские города и даже Киев, в центре которого дома в два этажа, преимущественно общественные здания, казались отдельными вкраплениями между одноэтажными усадьбами. В преобразовании Елизаветграда была значительная заслуга Андрея Михайловича.

 Архитектура зданий центра города была решена в едином стиле - так называемом «елизаветинском ампире» - очень проста, но монументальна и живописна. Впечатляло сочетание темно-красных кирпичных стен с белыми обрамлениями окон и карнизом. Усиливал впечатление контраст красно-белых зданий с зеленью Дворцового бульвара, засаженного белыми акациями и пирамидальными тополями, ставшего излюбленным местом отдыха горожан - там была построена ротонда для танцев*.


*О. Кецко. Историко-градостроительный анализ развития г. Кировограда. Обласна унiверсальна наукова бiблiотекa им. Д. I. Чижевського. Яндекс 

 
 В Елизаветград, бывший центром военных поселений Южной Украины, часто приезжали члены генералитета и сам император. В 1847 г. Николай I собственноручно произвел закладку дворцового и штабного зданий административного центра.

«Ваш город год от году отстраивается и хорошеет», - отметил император во время своего последнего посещения Елизаветграда осенью 1854 г. Несколько месяцев спустя сюда переехало семейство Дубельтов. Они получили квартиру на третьем этаже дворца. 23 августа 1854 г. у них родилась дочь Наталия, 5 августа следующего года - сын Леонтий. Нетрудно догадаться, в честь кого дети получили эти имена.

                ***

 Елизаветградское общество состояло преимущественно из военных. Это были офицеры - как кавалерийских полков, так и нестроевые, хотя и числившиеся по кавалерии, занимавшие различные должности «по письменной части». Дополняли общество помещики, жившие в самом Елизаветграде или неподалеку и наезжавшие в город из своих деревень и усадеб; все это были отставные офицеры, служившие сперва в местных кавалерийских полках.

 Гражданских чиновников было немного - до десятка докторов и врачей, тогда еще не носивших эполетов и погон, смотритель уездного училища, 5-6 учителей этого же училища, почтмейстер, секретари думы и магистрата, городской архитектор. Не чуждались общества и несколько священников, которые были интересными собеседниками.

 Вызывает удивление, что несмотря на немногочисленность елисаветградского общества А.М. Достоевский только раз упоминает о Михаиле Дубельте. По всей вероятности он избегал общества сына жандармского генерала - участника Следственной комиссии по делу петрашевцев. В то же время он очень высоко отзывается о другом члене той комиссии - И.А. Ростовцеве, считая его своим покровителем - по его протекции он был назначен в Елизаветград.

 А.М. Достоевский не подозревал о том, что из членов Следственной комиссии его старший брат Федор Михайлович выделял Дубельта, считая последнего самым либеральным ее участником. Ростовцева же он иронически называл комедиантом.

 На улицах Елизаветграда часто можно было услышать звон шпор - их обязаны были носить не только офицеры, но и чиновники, поскольку они, в том числе и городской архитектор, числились в департаменте военных поселений.

 В своих воспоминаниях А.М. Достоевский пишет, что из-за шпор, вернее сказать, из-за их отсутствия, дважды получал взыскания. Первый раз это произошло еще в Петербурге, когда он, получив назначение в департамент военных поселений, явился представляться начальству в полной парадной форме - при шпаге, с каской в левой руке и даже в белых замшевых перчатках - и чуть было не угодил на гауптвахту… именно из-за отсутствия шпор. Второй раз этот казус произошел уже в Елизаветграде, когда он, направляясь на строительство дома, попался на глаза начальнику штаба резервной кавалерии фон-дер Лауницу, приехавшему из Кременчуга, где этот штаб находился. И хотя Андрей Михайлович объяснил генералу, что при шпаге и шпорах весьма затруднительно ходить по высоким лесам, окружавшим строившийся дом, на сей раз ему не удалось избежать гауптвахты, откуда он был освобожден только после подачи рапорта о дозволении работать на строительстве без полного соблюдения формы - с объяснением уже названных причин.

 Примечательно, что в обстоятельных воспоминаниях А.М. Достоевского о службе в Елизавеграде, продолжавшейся почти девять лет, ни разу не упоминаются танцевальные вечера и балы, которые, думается, нередко проходили в городе, где большую часть общества составляли кавалерийские офицеры. Он предпочитал интересные беседы танцам, которые не привлекали внимания автора, поскольку, по собственному его признанию, «никогда не любил и не умел хорошо танцевать».

 Однако для Наталии Александровны, как для большинства светских дам, балы, на которых блистали эполеты офицеров, видимо, представляли  значительный интерес. Вряд ли ей приходилось долго скучать, тем более что в местном обществе она как очаровательнейшая женщина и супруга начальника штаба корпуса, несомненно, сразу же заняла главенствующее положение. Правда, А.М. Достоевский был невысокого мнения об образованности елисаветградских офицеров - по его словам, «они комплектовались все недорослями из дворян, то есть детьми местных помещиков <…> в большинстве случаев молодые люди эти были тупы и удивительно неразвиты». Однако, говоря об этом, воспоминатель, как мы узнаем из дальнейшего повествования, имел в виду младших офицеров, которые, дослужившись до чина штабс-ротмистра или ротмистра, выходили в отставку и пополняли число помещиков. Старшие же офицеры (их было немало в корпусе, состоявшего из тридцати полков), бесспорно, были людьми более образованными и воспитанными, способными поддержать светскую беседу во время танцев.

 Дубельт со своим семейством занимал во дворце роскошно обставленную обширную квартиру. Сюда к его жене приезжали гостить ее сестра Мария Александровна Пушкина и три барышни Ланские со своей гувернанткой - молоденькой англичанкой. «Танцев, катаний, любительских спектаклей и вообще всяких развлечений было достаточно», - пишет Михаил Леонтьевич в воспоминаниях.

 Хотя кавалерийский корпус, начальником штаба которого был Михаил Леонтьевич, считался резервным (ввиду угрозы вмешательства в войну Австрии) и в военных действиях участия не принимал, за исключением отдельных частей, тем не менее его полки были в полнейшей боевой готовности. Недаром на смотре, проведенном Александром II в Николаеве в октябре 1855 года, Дубельт удостоился четырех «именных высочайших благоволений». После окончания военных действий он был награжден бронзовой медалью в память войны 1853-1856 годов.

 Немногим более двух лет прожили супруги Дубельты в Елизаветграде. В мае 1857 года они возвращаются в Петербург.

 Отнюдь не радостным был переезд в столицу для Михаила Леонтьевича. Хотя в 1856 году во время коронации Александра II он получил звание флигель-адъютанта, тем не менее из-за интриг при новом военном министре Н.О. Сухозанете в следующем году он был отстранен от должности начальника штаба корпуса, которой не без оснований гордился, хотя командир корпуса барон И.П. Оффенберг писал министру, что «Дубельтом отменно доволен и искренно желает, чтобы он продолжал службу начальником штаба».

 Сухозанет встретил Дубельта следующими словами:

- Вы не думайте, что заменены К[озляниновым]* вследствие какого-либо неудовольствия. У вас дела шли отлично, но перемена эта была необходима по разным соображениям. Как доказательство же, что мы были вами довольны, первый вакантный армейский кавалерийский полк будет вашим полком.   

- Помилуйте, ваше высокопревосходительство, за что это?

- Как за что? Разве вы не понимаете чести командовать кавалерийским полком?

 На это Дубельт ответил, что в военное время такое назначение он принял бы с благодарностью. Но тогда он совершенно неожиданно был назначен покойным государем начальником штаба корпуса. И теперь, прослужив почти три года в должности, равной начальнику дивизии, имея в своем подчинении 30 полковых командиров, он считает, что лучше не служить вовсе, чем идти на подобное понижение.

- Вы правы, вы правы, я об этом не подумал, - согласился Сухозанет. - Будьте покойны, пока я министр, вы не будете командовать армейским полком.

Однако несмотря на заверение министра две недели спустя Михаил Леонтьевич узнал, что подготовлен приказ о назначении его командиром Ингерманладского гусарского полка - одного из тридцати, входившего в состав того же корпуса, начальником штаба которого еще недавно он был**.

             

*Назначение на престижную должность генерал-майора Н.Ф. Козлининова способствовало его успешной карьере.

** См. об этом: (Д[убельт]. М[ихаил] Н.О. Сухозанет и император Николай Павлович / Русская старина - 1890 - № 1 - С. 226-228)

 Поняв, что обещаниям Сухозанета верить нельзя, Дубельт по рекомендации генерал-адъютанта графа А.Ф. Адлерберга был переведен в министерство внутренних дел.       

 Забегая вперед, скажем, что два года спустя Михаил Леонтьевич вновь окажется в Елизаветграде - по приказу императора он будет включен в состав свиты на время проводимого там высочайшего смотра войск, в том числе столь знакомого ему кавалерийского корпуса. Александр II останется доволен смотром - командир корпуса И.П. Оффенберг получит орден святого Владимира первой степени, начальник штаба корпуса Козлянинов - святой Анны первой степени. Дубельт удостоится награды более скромной - Станислава второй степени. Не приходится сомневаться, что он получил бы более высокий орден, если бы ранее из-за министерских интриг не был вынужден расстаться с корпусом.


                «РАЗУМА В ЭТИ ГОДЫ МУДРЕНО ТРЕБОВАТЬ»

 Наталия Александровна бесспорно была рада вернуться в столицу и вновь оказаться в великосветском обществе.

 В мемуарах С.М. Загоскина, сына знаменитого исторического романиста, познакомившегося с дочерью поэта на одном из петербургских балов в мае 1857 года, говорится: «В жизнь мою я не встречал женщины более красивой, как Наталья Александровна Пушкина. Высокого роста, чрезвычайно стройная, с великолепными плечами и замечательною белизною лица, она сияла каким-то ослепительным блеском. Несмотря на малоправильные черты лица, напоминавшие африканский тип ее знаменитого отца, она могла назваться совершенною красавицей, и если прибавить к этой красоте ум и любезность, то можно легко представить, как Наталья Александровна была окружена на великосветских балах и как около нее увивалась вся щегольская молодежь в Петербурге».

 Восхищенная блеском аристократических балов молодая женщина упивалась вниманием  многочисленных поклонников. Она беззаботно веселилась, не вникая в служебные неприятности, постигшие ее мужа.

 Невольно вспоминаются поэтические строки графини Евдокии Ростопчиной (ее стихотворения вышли вторым изданием незадолго до встречи С.М. Загоскина на балу с дочерью Пушкина), которые еще в 1841 году отметил В.Г. Белинский, рецензируя первое издание стихов Е. Ростопчиной:

А я, я женщина во всем значеньи слова,

Всем женским склонностям покорна я вполне.

Я только женщина… гордиться тем готова.

Я бал люблю…отдайте балы мне.

  «Искушение»

 Как мог воспринять Дубельт внимание светских вертопрахов к своей жене? Французский писатель Луи Леже, познакомившийся в 1880 году в Москве на открытии памятника Пушкину с его младшей дочерью, напишет, что она напоминала мать, «красота которой была гордостью и бедой поэта». Последние слова применимы и к чете Михаила Дубельта и Наталии Пушкиной - ее красота стала его гордостью и бедой.

 На память приходят грустные строки из пушкинского письма от 25 сентября 1835 года: «…иногда досадно видеть мне молодых кавалергардов на балах, на которых уже не пляшу». Воспоминания С.М. Загоскина, рассказывающие о знакомстве с дочерью поэта, воссоздают то время, когда Дубельт был в возрасте Пушкина и уже не принадлежал к числу молодых кавалергардов, каким был прежде. Вероятно, Михаил Леонтьевич бывал далеко не на всех балах, где блистала его супруга. Он явно отсутствовал и на том, на котором С.М. Загоскин познакомился с дочерью Пушкина, - недаром воспоминатель ничего не говорит о знакомстве с ее мужем, который кратко упомянут лишь в подстрочном примечании: «Незадолго перед тем она вышла замуж за сына известного генерала Дубельта, флигель-адъютанта Михаила Леонтьевича Дубельта. Но брак тот не был счастлив». Далее Загоскин пишет, что до замужества Наталия Александровна была сильно влюблена в князя Николая Алексеевича Орлова, страстно ее любившего и желавшего на ней жениться, но отец его шеф жандармов князь Алексей Федорович не допустил этого брака, и поясняет: «Слышано мною от самой Натальи Александровны».

 Как видим, дочь Пушкина поведала о прежней любви в сущности малознакомому человеку, каким был М.Н. Загоскин, с которым веселилась, вальсируя на балу. Между тем она не могла не знать о печальной участи, постигшей того, кого любила  в ранней юности и помнила до сих пор - при осаде Силистрии Николай получил девять ран и лишился глаза. Если бы Таша Пушкина стала княгиней Орловой, то ей бы пришлось отказаться от светских удовольствий и посвятить себя израненному мужу. Хватило бы у нее сил, чтобы забыть о развлечениях и разделить его страдания? Однако и теперь, узнавшая о муках Николая Орлова, она вовсе не помышляла хотя бы навестить его.

 Возвращаясь на несколько лет назад, скажем, что, узнав о замужестве дочери Пушкина, давний друг их семьи Аркадий Россет писал 24 февраля 1853 года своей сестре Александре Осиповне Смирновой из Вильно (двумя годами до этого он стал виленским губернатором): «Радуюсь за Наталью Николаевну и за Ташу - Дубельт очень хороший малый, хотя и был, что называется, разбитной; у него, как мне казалось, хорошая натура».

 Называя Дубельта «разбитным», т.е. веселым, ловким, бойким (так трактуется это слово в академическом словаре русского языка), Россет помнил его еще до отъезда на Кавказ - молодым кавалергардом, остроумным и обаятельным, на великосветском балу в вихре вальса или мазурки. Однако за время пребывания на театре военных действий характер Михаила изменился отнюдь не в лучшую сторону - в значительной мере в результате ранения.

 Хотя согласно записи в формулярном списке, он был «ранен пулей в правую ногу выше колена в мягкие части без повреждения костей» и, следовательно, рану не следует считать опасной, тем не менее результаты ранения постепенно начинают сказываться. Как видно из свидетельства, написанного позднее лечившим его врачом, Дубельт «очень часто, особенно в сырую холодную погоду страдал мучительными стреляющими болями в раненой ноге, которые, быстро усиливаясь и сочувственно отражаясь в более отдаленной сфере нервной системы, сопровождались по временам судорожным сведением и совершенным невладением ноги, при жесточайшей боли то в правом, то в левом подреберье, не дававшей ему покоя по целым суткам. Хотя эти боли назначавшимися мною отвлекающими наружными и наркотическими внутренними фармацевтическими средствами и были постепенно прекращаемы, но несмотря на то он… несколько дней потом оставался еще до крайности истощенным в силах, с резкими явлениями в глазах и на всей поверхности тела желтухи, с совершенной потерей аппетита и мрачным, ипохондрическим настроением духа».

 Вновь вернемся в великосветский Петербург, в атмосферу балов, на которых блистала дочь Пушкина. Теперь, как прежде, танцевать на балах Михаил Дубельт, видимо, уже не мог. Возможно, именно в то время впервые начали сказываться последствия ранения - на почве служебных неприятностей, к которым прибавились семейные.

 Три года спустя после начала семейной жизни Наталия Александровна Дубельт, уже имея двух детей, познакомилась с немецким принцем Николаем Вильгельмом Нассауским, приехавшим в Россию на коронацию Александра II., и увлеклась им.

 Как в дальнейшем развивались их отношения, мы можем только догадываться.. Известно, что в Петербурге, где жила сестра его матери, урожденная принцесса Фридерика -Мария -Шарлотта Вюртембергская, супруга великого князя Михаила Павловича, ставшая после замужества именоваться Еленой Павловной, принц Нассауский бывал несколько раз. Но только 11 лет спустя после начала его знакомства с Наталией Александровной - 1 июля 1867 года они обвенчаются в Лондоне, а еще через 11 месяцев - 18 мая 1868 года будет расторгнут брак Наталии Александровны с Михаилом Леонтьевичем Дубельтом.


                «БЫВАЮТ СТРАННЫЕ СБЛИЖЕНИЯ»

                Так обмолвился однажды Пушкин.

 Михаила Дубельта сближало с Пушкиным многое: и пылкая любовь к избраннице сердца, и обещание приложить все силы, чтобы сделать ее счастливой, и разница в возрасте с женой, и бурно прожитая молодость, и пришедший с годами жизненный опыт, и ревнивый характер. Видимо, подобное сходство отмечала и Наталия Николаевна. Иначе чем иным можно объяснить поразительное совпадение: свадьбы обеих Наталий - и матери, и дочери - произошли в один и тот же день - 18 февраля, только с интервалом в 22 года. Вероятно, выдавая дочь замуж, Наталия Николаевна решила, чтобы это знаменательное событие состоялось в тот же день, когда выходила замуж она сама, в надежде, что подобное совпадение в самом начале семейной жизни принесет счастье и ее дочери.

 Обратимся вновь к воспоминаниям А.П. Араповой: «…Мать поддавалась влиянию Дубельта… Он клялся ей в безумной любви к невесте и в твердом намерении составить ее счастье, и она верила в его искренность, а зрелость возраста (он на тринадцать лет был старше сестры) внушили ей убеждение, что он сумеет стать ей опытным руководителем»

_________________________________

Арапова А.П., Указ соч. с. 81

 
 Нельзя не вспомнить строки из письма Пушкина будущей теще от 5 апреля 1830 года о своей избраннице: «Я не потерплю ни за что на свете, чтобы жена моя испытывала лишения. Чтобы угодить ей, я согласен принести в жертву свои вкусы, всё, чем я увлекался, мое вольное, полное случайностей существование»1.   

 Мысль, высказанная в воспоминаниях Араповой, созвучна с фразой другого пушкинского письма: «Не восемнадцатилетней женщине управлять мужчиной, которому 32 года»2. Наталия Николаевна, относившаяся с большой симпатией к будущему зятю, выдавая дочь замуж, думала так же: «Разума в эти годы мудрено требовать. На Дубельта все упование мое».

_____________________________________

1 Пушкин А.С. Полное собрание сочинений..М., 1956.  Т. Х. С. 809.

2 Там же. С. 836

 
 И Пушкин, и Дубельт ради любви к избранницам приносили в жертву свои увлечения, в том числе страсть к карточной игре.

«Пушкин говаривал, - вспоминал П.А. Плетнев, - что сильную игру надобно отнести в разряд тех предприятий, которые, касаясь с одной стороны близкой гибели, а с другой блистательного успеха, наполняют душу самыми сильными ощущениями, всегда увлекательными для людей необыкновенных».          

К числу «людей необыкновенных» относился и Михаил Дубельт. А.П. Арапова называла его «человеком выдающегося ума, соединенного с замечательным красноречием». Давая подобную оценку, она, разумеется, передавала мнение Наталии Николаевны, поскольку сама была в те годы ребенком. 

О красноречии Михаила Леонтьевича говорит, между прочим, такой факт его биографии. В феврале 1861 года, когда в России усилились волнения крестьян, он был командирован в Ярославскую губернию «по крестьянскому делу», о чем писал тридцать лет спустя: «С невольною гордостью вспоминаю я… что положительно не наказал телесно ни единого человека и тем более, прибегая к содействию войск, в случае крайнего упорства, не убивал и не ранил людей, как то делали другие». Его деятельность была отмечена «серебряным знаком отличия за успешное введение положения 1861 года».

Русская старина. 1891. № 2. С. 469-474

 Обладавший превосходным красноречием, он убедительно разъяснял собравшимся на сходы крестьянам пользу, которую принесет им проводимая реформа. Его деятельность отмечена серебряным знаком отличия «за успешное введения положения 1861 года.»

23 апреля 1861 года получает чин генерал-майора и назначается в свиту императора. С июня того же года вновь возглавляет штаб Сводного кавалерийского корпуса. 

 Как видим, карьера Михаила Дубельта складывалась весьма успешно: в 27 лет он награждается золотым оружием, в 31 год становится полковником, в 39 - генералом и причисляется к императорской свите. Год спустя Александр II предлагает ему должность Тверского губернатора. Дубельт с благодарностью соглашается - Тверь находилась на пути, соединяющем Петербург и Москву, и таким образом ее не могли миновать ни одна из высокопоставленных персон.

 О Пушкине А.П. Арапова также писала со слов матери: «Карты неудержимо влекли его. Сдаваясь доводам рассудка, он зачастую давал себе зарок больше не играть, но при первом подвернувшемся случае благие намерения разлетались в прах, и до самой зари он не мог оторваться от зеленого поля». Пушкин в 1835 году признавал: «Из 60 000 моих долгов половина - долги чести». Так называли карточные проигрыши, оплата которых откладывалась по иску одного из кредиторов под честное слово должника. Часть этих долгов была оплачена только после гибели поэта Опекой.

 Нельзя не вспомнить о бриллиантах, входивших в приданое Наталии Николаевны. Только несколько дней довелось ей полюбоваться ими. Потом с драгоценностями пришлось расстаться - заложить их для уплаты пушкинских долгов.

 Немало долгов чести было и у Дубельта. Правда, по всей вероятности, они возникли позднее. Клянясь в безумной любви к невесте и обещая принести ради нее в жертву свои увлечения, в том числе к карточной игре, Михаил Леонтьевич обратился к  картам, стараясь найти в игре забвение от семейных горестей - об этом свидетельствует перечень кредиторов с указанием дат их заемных писем, расписок и других долговых документов.

Причину разорения в своих воспоминаниях он объяснял так:   

«Крупная ошибка Дубельта, оказавшаяся исходом всех постигших его бедствий и которую можно назвать безрассудством, но не преступлением - это образ жизни гораздо выше имеющихся у него средств. Имея до 20 тысяч ежегодного дохода, он тратил гораздо более тридцати, но при этом никакими предосудительными страстями не увлекался, а только баловал донельзя Наталью Александровну. Ее же собственно в этом винить не следует, ибо как молодая, светская и замечательной красотой женщина, не знавшая в сущности средств своего мужа, она только пользовалась не стесняясь расточительностию Дубельта. Он же, любивший жену до безумия, не только не отказывал ей ни в чем, но как бы сам устраивал ей всевозможные дорогостоящие удобства. С 1860 года однако денежные средства Дубельта заметно стали сокращаться, но по-видимому это не влияло на их супружеское согласие. Когда же средства эти иссякли, то Наталья Александровна поступила весьма практично и даже откровенно, ибо покинувши мужа, она громогласно заявила, что так сам Михаил Леонтьевич приучил ее к роскоши, то она не чувствует себя способной вести иную жизнь».

 С Наталией Александровной попробовал объясниться находившийся в то время за границей брат Михаила Дубельта Николай. Она сказала ему:

«Пусть будут у Михаила Леонтьевича его прежние 20 тысяч рублей дохода, и я к его услугам. Без этого же я не согласна».

 Еще в России Наталия Александровна нередко говорила знакомым: «Не будь Михаил Леонтьевич моим мужем, я бы очень желала, чтобы он за мной ухаживал».

 Нельзя в разорении Дубельта обвинять его одного как карточного игрока, проигравшего приданое жены - взяв у нее деньги, он выдал ей сохранную записку на сумму, превышавшую ее. На поверку выходит, деньги были растрачены как им самим, так и его женой.


27 марта 1862 года по иску одного из кредиторов, надворного советника Гоголевского, представленного в С.Петербургскую полицию, обнаружилось, что сумма долгов Дубельта составляла 104754 рубля 28 копеек. Дополнительно выяснилось, что по искам, представленным в Новоторжское уездное полицейское управление, он задолжал 50624 рубля 28 копеек. В результате на его капиталы и имения в Вологодской, Тверской, Московской и Псковской губерниях был наложен арест и проведена опись имущества.

 Сумма в двадцать тысяч рублей, которые Наталия Александровна могла тратить не задумываясь ежегодно, не отказывая себе ни в чем, теперь становилась весьма проблематичной. Тогда, видимо, у нее и возникла мысль о расторжении брака.

 Инициатором развода стал князь Евгений Александрович Львов, флигель-адъютант, подполковник, доводившийся племянником главному начальнику Третьего отделения  князю В.А. Долгорукову. Он давно за ней ухаживал, последовал за ней за границу и обещал финансировать бракоразводный процесс с тем, чтобы после окончания она вышла за него замуж. Однако не дождавшись завершения затянувшегося процесса, князь Львов женился - он предпочел Зою Дмитриевну Бибикову, дочь министра внутренних дел в правительстве Николая I.

 В Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга хранится дело «О разводе Н. Дубельт, урожденной Пушкиной, с генерал-майором свиты е.и.в. Михаилом Дубельтом за его прелюбодеяние».

 У Наталии Александровны было трое детей, когда она решила оставить мужа, из весьма состоятельного человека превратившегося в банкрота*


*В литературе до сего времени указывается лишь год рождения младшей дочери Дубельтов и, следовательно, внучки Пушкина Анны. Согласно формулярному списку М. Дубельта ныне представляется возможным указать точную дату - 6 сентября 1861 года (РГВИА, ф. 400, оп. 17, д. 9460, л. 53).

*В недавно вышедшей книге можно прочитать: «Заядлый игрок, Дубельт проматывал все, что мог, а неприятности вымещал на супруге, к тому же бешено ревновал ее без всяких на то оснований»  (Старк В. Наталья Гончарова. ЖЗЛ. М., 2009, С. 512)

 Основания у  Михаила Леонтьевича для ревности были весьма основательны. Не приходится сомневаться, что он мучительно переживал измену супруги. Наверняка он напоминал ей о клятве, данной перед алтарем, о супружеских обязанностях, о детях. Однако тщетно взывал супруг к ее разуму. Сумевший успокоить взбунтовавшихся крестьян четырнадцати имений, Дубельт не смог образумить собственную жену. Вспомним, что писала Пушкина-Ланская накануне замужества дочери: «Разума в эти годы мудрено требовать».

 Согласно семейной легенде, в жилах Дубельтов текла испанская кровь. Как упоминает в биографическом очерке Евгений Иванович Дубельт, приходившийся двоюродным племянником, матерью последнего была испанская принцесса из царствовавшей династии Медина-Челли, которую похитил отец будущего генерала, находясь в Испании, и обвенчался с нею в Италии. Однако современный исследователь М. В. Сидорова пишет в статье «Род Дубельтов»: «Проверить легенду пока не удалось, все архивные и историографические материалы ни к чему не привели. Наверняка можно утверждать, что Мария Григорьевна, так звали мать Леонтия Васильевича, была происхождения не русского, но ее родство с испанским королевским домом вызывает сомнение». Позднее исследовательнице удалось обнаружить письмо М.Г. Дубельт на имя директора канцелярии по принятию прошений Д.Г. Трощинского от 28 августа 1800 года, в котором указывалось, что ее сын Леонтий - крестник цесаревича Александра Павловича (будущего императора Александра I) (вып. 11, с. 18-19)

 Брак супругов Дубельтов оказался неудачным - видимо, испанская кровь (если верить легенде) мужа была не менее горячей, чем абиссинская его жены, и делала супругов в равной степени вспыльчивыми, что выливалось в неминуемые ссоры, а затем привело к полнейшему разрыву. К тому же наверняка сказывались и последствия ранения.


                САМОЕ  ТРАГИЧЕСКОЕ  СОБЫТИЕ

«О разводе Натальи Дубельт, урожденной Пушкиной, с генерал-майором свиты е.и.в. Михаилом Дубельтом за его прелюбодеяние»


Причиной краха карьеры Михаила Леонтьевича Дубельта стало последствие его женитьбы на Наталии Александровне Пушкиной. Это был «один из самых ярких и вместе с тем самый трагический эпизод в его жизни». Так считает современный исследователь М.В. Сидорова, уделившая много внимания изучению родословия Дубельтов, и не согласиться с ней нельзя.

 Вероятно, ссоры в семействе Дубельтов начались давно. Чрезмерное увлечение Наталией Александровной светской жизнью, блеском балов, восторженное внимание со стороны многочисленных поклонников, благосклонно принимаемое ею, нежелание вникнуть в постигшие мужа служебные неприятности, его отнюдь не беспочвенная ревность, вдобавок значительно ухудшившееся состояние здоровья Михаила Леонтьевича как последствие ранения - все это никак не способствовало согласию в их семье. 

 В своих воспоминаниях близкая знакомая дочери Пушкина Е.А. Новосильцева писала: «По ее собственным словам, у нее на теле остались следы его шпор, когда он спьяну, в ярости топтал ее ногами». Однако насколько достоверно это свидетельство? Ставшая в конце ХIХ столетия генеральшей Регекампф, Е.А. Новосильцева писала воспоминания в 1927 г., спустя 65 лет после того, как семья Дубельтов распалась.

 Это сомнительное (по причине давности написания) свидетельство полностью опровергается официальным документом - медицинским заключением, написанным в августе 1862 г., во время начала бракоразводного процесса, когда Наталия Александровна, стремясь избежать встречи с мужем, писала о невозможности приезда в Россию, мотивируя ее заболеванием, выраженным «в хронической и упорной охриплости», т.е. болезнью горла, вследствие чего она должна проводить время в теплом климате:

                «Докторское Свидетельство

 Я, нижеподписавшийся, сим свидетельствую, что Ея Превосходительство Наталья Дуббельт супруга Императорско-Российского Генерала, хроническою и упорною охриплостью страдает.

 Так как это страдание у дам в [ея] летах Ея Превосходительства, если оное было бы запущено, может иметь весьма дурные последствия, то Доктора настоятельно советуют Г-же Дубельт провести предстоящую зиму в теплом климате, этим только можно избегнуть увеличение болезни и ускорить излечение.

Брогиан 21го Августа 1862.

(подпись)

Окружной Доктор Борзаревского Комитета Ожлангерского Округа

Сим свидетельствую верность подписи:

Брогиан 21 Августа 1862 года

Андрей ф. Райнер»

Л. 6 - перевод

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л. 6 (перевод) 

 
 Имение Брогиан принадлежало барону Густаву Фогелю фон Фризенгофу, за которым с 1852 г. была замужем тетка Наталии Александровны - Александра Николаевна Гончарова. Видимо, врач, выдавший свидетельство, постоянно пользовал это семейство, и родственнице жены барона несложно было получить подобный документ.

 Как видим, о следах шпор или других побоев на теле дочери супруги Дубельта в медицинском заключении не упоминается

 Кроме того, воспоминания Е.А. Новосильцевой опровергаются признанием самого Дубельта: «с самого своего рождения, имея врожденное отвращение к вину, он никогда к нему не прикасался»

 Заметим, что ревность Михаила Леонтьевича была отнюдь не беспочвенной - она имела основательные причины, а он продолжал любить жену. В его письме, написанном 19 июня 1862 г., говорилось: «искренно прошу у тебя прощения в том, что довел тебя до этой крайности, ибо, по всей справедливости, я виновный». В свою очередь  Наталия Александровна в послании от  17 августа 1862 г. писала: «Не противься разводу и возврати мне свободу. […]даже я буду вынуждена любоваться тобою, видеть в тебе своего благодетеля, тогда как до сих пор я смотрела на тебя как на палача»

«27 апреля [1862 г.] умирает Леонтий Васильевич Дубельт. С его смертью закатилась счастливая звезда, освещавшая жизнь Михаила Дубельта. С 1862 года на него одновременно обрушились все несчастья, и по истечении двух лет пытки он к 1865 году оказался лишенным жены, семейства, состояния и служебного положения, и все это без всякой с его стороны виновности, но единственно от несчастного стечения обстоятельств, а также клеветы и людской злобы» (из письма графу П.А. Шувалову).

__

«Исковое прошение с описанием вымышленного проступка Дубельта, а также доверенность на имя какого-то адвоката Белинского были ею (Наталией Александровной – А.К.) подписаны, и Львов ассигновал  10 тысяч рублей на это дело» (л.42)

 
 Хотя дело о бракоразводном процессе начинается прошением Наталии Александровны  на высочайшее имя, датированном 27 июля 1862 года, однако, как видно из документов дела, расстаться с мужем она решила раньше. Еще находясь в России, в мае втайне от него Наталия Александровна решилась на развод. Об этом свидетельствует доверенность, написанная (или, вернее сказать, подписанная) ею, на имя  поверенного  Д.Г. Белинского:

            «Милостивый государь Дементий Григорьевич!

 Ныне послано мною в С.Петербургскую Духовную консисторию прошение о расторжении брака с мужем моим, Свиты Его Величества Генерал-Майором Михаилом Леонтьевичем Дубельт, по причине нарушения им супружеской верности. По этому делу мне необходимо было бы самой являться в Духовную Консисторию, но как болезнь моя  лишает меня всякой возможности заниматься делами, сколько-нибудь близкими сердцу, то я покорнейше прошу Вас, Милостивый Государь, принять на себя труд являться вместо меня в Консисторию для объяснений и для судоговорения, представлять при оном все переданные Вам от меня улики и доказательства о прелюбодеянии моего мужа; присутствовать при очных ставках с свидетелями и при приводе их к присяге; читать из дела записки, делая(?) под ними рукоприкладство; выслушивать частные постановления и решительные (?) определения по сему делу, объявляя на оные удовольствие или неудовольствие, с соблюдением законных формальностей, и переносить дело, если нужно будет, на апелляцию в Святейший Правительствующий Синод. Во всем, если Вы, Милостивый Государь, по сей доверенности моей, учините, я Вам верю и спорить и прекословить ни в чем не буду.

Свиты Его Императорского Величества Генерал-Майорша

Наталья Николаевна Дубельт урожденная Пушкина.

10го Мая 1862 г.

С. Петербург.

Доверенность сия принадлежит из дворян коллежскому асессору Дементию Григорьевичу Белинскому».

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербугской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л.

 
 В воспоминаниях Михаила Леонтьевича, написанных (от третьего лица) три десятилетия спустя, говорится: «В половине июля* 1862 года Дубельт был как громом поражен депешей уехавшей за границу Наталии Александровны и поданной в Киссингене, которая гласила: «Я к вам более не возвращусь никогда. Между нами все кончено». Приписывая подобную выходку припадку женского каприза и убежденный, что при личном свидании все устроится, Дубельт, испросив отпуск, немедленно отправился за границу. Но ожидания его, однако, не оправдались. Жена упорно отказывалась от примирения, и здесь высказала ему о своем решении начать бракоразводный процесс. Она даже не согласилась повременить до назначения мужа губернатором в Твери, хотя и понимала, что процесс помешает этому. И действительно, Дубельт получил уведомление от графа А.В. Адлерберга, сообщавшего, что по воле императора он не должен рассчитывать на получение должности до окончания бракоразводного дела. Как злую насмешку судьбы он воспринял получение почти одновременно с этим письмом другое - от министра внутренних дел П.А. Валуева, предлагавшего готовиться к принятию должности Тверского губернатора.

_______________________________

*Память подвела воспоминателя – он ошибся на месяц.

 
 
 В послании Дубельта к жене, написанном 19 июня 1862 г., он признавал свою вину и предлагал три варианта их дальнейшей жизни:

«Хотя письма последнего времени подготовили некоторым образом меня к постигшему меня несчастию, я все-таки был далек от мысли, что оно так совершенно.
Начну с того, что искренно прошу у тебя прощения в том, что довел тебя до этой крайности, ибо, по всей справедливости, я виновный. - Теперь, не вдаваясь в излишние объяснения, предлагаю тебе один из следующих трех исходов.

1. Простить меня совершенно, без всякой задней мысли и неприязни. С моей стороны страх и уверенность потерять тебя произведут благодетельное влияние на наши будущие отношения, клянусь тебе. Честное слово, я совершенно изменюсь. Я буду таким, каким бы должен быть всегда. - Будь великодушна, прости меня, испытай еще раз, последний раз. Даю тебе честное слово, что при первом твоем требовании, я возвращу тебе полную и желанную свободу.

2. Будем жить врознь…. - Теперь позволь мне предложить тебе ежегодную пенсию в шесть тысяч рублей, с правом увеличить ее, как скоро устроятся мои дела. Ты меня никогда не увидишь, но будь уверена, что самая пламенная молитва моя к Богу та, чтобы ты со временем меня простила, чтобы ты возвратилась ко мне, хотя бы через 20 лет, хотя бы к смертному моему одру.

3. Развод, но с одним формальным условием, что я всю вину беру на себя и чтоб ты осталась невинною. - Это совершенно справедливо, так как вина вся на моей стороне, и довел тебя до настоящего положения я. - Думаю, что в день твоей свадьбы я умру, но не будь великодушной и если хочешь принять развод, то прими его.

Наконец, так как к несчастию я не могу иначе доказать тебе мою преданность, как подвергаясь законам, даже когда они мне противны - приказывай мне и я торжественно обещаю тебе, не колеблясь и не рассуждая, исполнить все, что ты мне ни предлагала.

Что касается до меня, то когда моя судьба решится, и если она такова, как я опасаюсь, я оставлю службу и на всю жизнь уединюсь в Каменное.

Чтобы ни случилось, остаюсь твоим другом.  М. Дубельт

19 июня [1862].

Одесса.

 Не огорчай меня предположением какой-либо задней мысли в этом письме. Клянусь тебе душою покойного отца моего, что с первого до последнего слова все искренно и все будет в точности исполнено».

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербугской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л. 102 и об.

               
Помимо этого письма, носившего сугубо личный характер, Михаил Леонтьевич пишет другое, официальное - признание в неверности и согласие на развод, - скрепленное  гербом своей печати:

«Я, нижеподписавшийся, сим удостоверяю, что законная жена моя, Наталья Александровна Дубельт, рожденная Пушкина, имеет полное право просить о совершенном расторжении нашего брака, на следующих основаниях:

1. Вследствие постоянно худого моего с нею обращения.

2. За неоднократное мною нарушение супружеской верности.

3. С своей стороны, я беспрекословно подвергаю себя всем последствиям своих проступков, то есть тому наказанию, которому подвергнет меня закон за худую жизнь и также отнимаю у себя всякое право на время жизни Натальи Александровны вступить в новые узы брака, но с тем чтобы она имела законную свободу выйти замуж по своему усмотрению.

Трех прижитым мною с нею детей я оставляю при себе. Но буде она того пожелает, я передаю ей на ее попечение старшую дочь нашу Наталью.

Приданое жены моей полученное в размере пятидесяти тысяч рублей серебром я обязываюсь ей возвратить в течение пяти лет, то есть окончить совершенно расчет к 1му Генваря 1868 года. Сохраняю право, в течение этого времени, вносить ей деньги частями. До совершенного же погашения долга обязываюсь выплачивать ей на содержание ее и дочери, по шести тысяч рублей ежегодно. В случае же выхода Натальи Александровны замуж , по три тысячи ежегодно на содержание дочери. После же моей смерти дочь моя Наталья ни на какую долю моего наследства, кроме вышеупомянутых пятидесяти тысяч, права не имеет. 

 Все здесь изложенное обязываюсь хранить свято и ненарушимо, в чем и свидетельствую моим подписом и приложением герба моей печати.

Елизаветград, 10 июля 1862 года.

Свиты Его Величества

Генерал-Майор Михаил Леонтьевич Дубельт               

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л. 107-108


 Вероятно, Наталия Александровна благосклонно приняла эти письма мужа. Однако втайне от него она вела переписку с тем, кто был инициатором бракоразводного процесса - флигель-адъютантом подполковником Е. А. Львовым..

Михаил Дубельт писал в своих воспоминаниях:

«За Наталией Александровной последовал за границу князь Евгений Александрович Львов, давно за ней ухаживавший и уговоривший ее начать против мужа бракоразводное дело, которое брался провести на свой счет, но с тем, чтобы по окончании оного, в случае успеха Наталия Александровна вышла бы за него замуж».

РГВИА. Ф. 3545. Оп. 3. Д. 495. Ч. 1

 Случайно письмо князя Львова, адресованное Наталии Александровне, попадает к Дубельту. Последовало послание супруги, в котором она не только не признает своей вины, но обвиняет его в бесчестности, прочитавшим обращенное к ней письмо, уверяя, что отношения с Львовым прервала.

        Вот перевод ее обращения к мужу, датированного 13 июля 1862 года:

«Перехватив письмо Львова, ты не только поступил бесчестно, но поступил неловко, что может быть еще хуже. Тронутая, более чем я то показывала, моим свиданием с тобою, я на другой же день твоего отъезда направила Львову письмо о моем с ним разрыве, в коем даже просила его возвратить мне все мои писанные письма, дабы он не сохранил ни воспоминаний, ни доказательств моих с ним отношений. Если бы ты честно отослал мне письмо Львова нераспечатанным, с объяснением, что ты мог бы сохранить его как документ, но что ты предпочитаешь доказать мне этим свое доверие, то надежды твои не обманулись бы. Я уже решилась на разрыв с Л. Я была тронута. Я верила твоему раскаянию. Подобный поступок в довершение всего этого, быть может, вызвал бы меня на слово надежды в будущем, ибо хотя я еще не чувствовала в себе довольно мужества, чтобы преодолеть мое на тебя неудовольствие, я все-таки у себя спрашивала, имею ли я право отвергать отчаяние, в искренность коего я имела глупость верить. Письмо твое весьма кстати доказало мне, что вовсе не разрыв со мною, но скандал процесса страшит тебя. Я же не боюсь его, ибо на моей стороне правда, совесть и справедливость. Попробую, все это не возвратит ли мне свободы. Ты поступил бесчестно, распечатав письмо, не могущее открыть тебе ничего нового, и адресованное особе, на которую ты обязан смотреть как на вполне для тебя чуждую после свидания нашего в Броджияме, ибо я лишь на этом условии отказалась от развода. Ты первый нарушил свое слово, то и свое беру я назад и возобновляю тяжбу. Что будет, то будет.

 Письмо, в твоей власти находящееся, лишь может служить доказательством в глазах каждого, что я верила твоему обещанию возвратить мне свободу. Верить же в чужую честность, быть может, неблагоразумно, но, конечно, не преступно. Я же надеялась доказать перепиской, в моих руках находящейся, и свидетельством лиц, бывших в Комиссии(?), при возрождении этого дела, что я не ищу развода для того, чтобы выйти замуж, но что решившись на развод, я прибегла к замужеству как к средству благородно выйти из фальшивого положения. Повторяю, что я могу доказать письмами и депешами, что я вступила в сношения с Львовым лишь после твоих письменных согласий на развод. - Раз же, что дело дошло до этой степени, ничего нет удивительного, что Львов писал мне, - как он это делал. Одним словом, я возобновила дело о разводе, и предоставляю тебе представить имеющиеся у тебя доказательства и чернить мою репутацию. - Мои документы многочисленнее и, надеюсь, убедительнее, чем твои. Это мое последнее слово, и ты сам хотел его».

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л. 97-98

 
 Несмотря на уверения Наталии Александровны, что она порвала со Львовым, на самом деле отношения между ними не только продолжались, но она руководствовалась его указаниями в бракоразводном процессе. Он начался 27 июля прошением Наталии Александровны на высочайшее имя:

 

«ВСЕПРЕСВЕТЛЕЙШИЙ, ДЕРЖАВНЕЙШИЙ

ВЕЛИКИЙ ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР

АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ, ГОСУДАРЬ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ!

 Просит жена свиты вашего императорского величества генерал-майора Михаила Леонтьева Дубельт Наталья Александрова, урожденная Пушкина, о нижеследующем:
               
 В брак с Михаилом Леонтьевичем Дубельт я вступила в феврале 1853 года, и при венчании нас в С.Петербурге в Конно-Гвардейской церкви, мы клялись пред престолом во взаимной любви, но клятва эта, как оказывается, со стороны Михаила Леонтьевича вскоре была нарушена.

 Спустя самое короткое время после брака он начал обнаруживать холодность в обращении со мною, и как бы тяготясь супружескою жизнию, позволял себе частыя и продолжительныя отлучки из дома. Такое поведение его немало беспокоило меня, тем более, что до меня нередко доходили слухи о непозволительном обращении его с сторонними женщинами. - В этом положении я искала успокоение в надежде, что муж мой, сознав свой неправильный и противозаконный образ жизни, выполнит брачный обет наш и будет мне верен, но напрасно: мною получено верное сведение, что он в Мае месяце текущего года в С.Петербурге явно нарушил святость брака прелюбодеянием с неизвестною женщиною, что имеет быть доказано на судоговорении  чрез очевидных свидетелей.
               
 Последний проступок мужа моего Михаила Леонтьевича есть уже не подозреваемый только, а явный - действительный факт нарушенной им Святости брака, а оттого по моим понятиям и правилам, велик, что я признаю совершенно невозможным оставаться с ним в супружестве на дальнейшее время, и не могу.             

 Объясняя, что а) муж мой, исповедования православного, в настоящее время находится в отпуску в Тверской губернии уезда в селе Каменном, а я по болезни проживаю за границей в г. Вене и б) вовсе не в силах сама являться на судоговорение по сему делу, уполномочила ведение оного вместо себя коллежского асессора Дементия Григорьевича Белинского, который имеет представить надлежащую всем (?) доверенность с свидетельством о моей болезни и двумя рублями исковых пошлин - Всепокорнейше прошу, дабы повелено было сие мое прошение принять и дав по нему установленное в законе производство, постановить определение (?) о расторжении брака моего с мужем моим и в дальнейшем поступить по законам.

Июля 27 дня 1862 года.
К поданию подлежит в С.Петербургскую Духовную Консисторию. Прошение сие писал со слов просительницы отставной канцелярский служитель Николай Иванов Тропиков.

Вашего Императорского Величества Генерал-Майора Наталья Александрова Дубельт             руку приложила.

Временное жительство просительницы вне России, в г. Вене».

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л. 1-2

 
 Ознакомившись с прошением Наталии Александровны, Дубельт просил Духовную консисторию выяснить, кто такой писавший его «отставной канцелярский служитель  Николай Иванов Тропиков». Ведь для того, чтобы написать прошение со слов Наталии Александровны, этому человеку надо было находиться в Вене рядом с ней, слушать и записывать ею сказанное. Михаил Леонтьевич предположил, что прошение было написано заранее, видимо в России, и только прислано для подписания Наталией Александровной. По его мнению, курьером был камердинер князя Львова. Последний давал ей соответствующие указания.

 «Надежда на примирение с женой не покидала Дубельта, - читаем мы в его воспоминаниях, написанных от третьего лица, - и под влиянием этой надежды он только не содействовал успеху бракоразводного дела, но защищался всеми мерами, полагая, что если развод не состоится, а следовательно, и ее супружество с князем Львовым окажется невозможностию, то она успокоится и возвратится к мужу. Это казалось тем более правдоподобным, что у них было трое детей, из коих две дочери[…] Но когда бракоразводное дело было в полном разгаре и ни одна из сторон не могла знать еще о его результате, князь Львов был уже женат на фрейлине Зое Дмитриевне Бибиковой»

(РГВИА. Ф. 3545. Оп. 3. Д. 495. Ч. 1.Лл 46 - 50).

Наталии Александровне он предпочел дочь министра внутренних дел Д.Г. Бибикова в правительстве Николая  I.


Желая объясниться с женой, которая находилась в то время за границей, Михаил Леонтьевич настаивал на очной ставке с ней. В свою очередь, избегая встречи с мужем, Наталия Александровна писала о невозможности приезда в Россию, мотивируя ее заболеванием, выраженным «в хронической и упорной охриплости», т.е. болезнью горла, вследствие чего она должна проводить время в теплом климате, и подтвердила это документально:

                «Докторское Свидетельство

Я, нижеподписавшийся, сим свидетельствую, что Ея  Превосходительство Наталья Дуббельт супруга Императорско-Российского Генерала, хроническою и упорною охриплостью страдает... (приведено ранее)

               
 Желая избежать объяснения с мужем, дочь Пушкина поручает представлять ее интересы на одном, а затем на другом процессе поочередно четырем лицам - в бракоразводном деле содержатся четыре доверенности на ведение дела, причем две   написаны ею самой.

 20 июля Дубельт обратился с письмом к своему тестю - генерал-адъютанту Петру Петровичу Ланскому. Хотя оно осталось нам неизвестно, но о его содержании можно судить из послания Наталии Александровны супругу, написанном 17 августа: 

 «Я намеревалась более не писать тебе, дабы прервать переписку, равно для обоих нас тягостную и к тому же не могущую нас довести до другого результата, кроме много раз уже тебе объявленного. Письмо твое к Петру Петровичу, с коего мы имеем копию, принуждает меня взяться за перо. Что мне более всего в нем не нравится, это комедия любви твоей ко мне, которую ты разыгрываешь. Комедию тем более бесполезную, что ей никто не верит. Чувство это давно в тебе погасло. Худое обхождение твое со мною и твои неверности это доказывают. Что же касается до твоей ревности, то она никогда не существовала. Доказательством тому служит совершенное отсутствие этого чувства к **, тем более странное, что ты не был уверен в безукоризненности моих с ним отношений. <…> Поэтому ты не имеешь права призывать на свою помощь достоинство оскорбленного мужа и говорить про любовь и ревность, коих нет в твоем сердце. Все, чего ты боишься, и единственная цель настоящих твоих действий, это страх от огласки и развода. Огласка эта совершится, ибо это единственный путь, коим я могу достигнуть свободы, коей дорожу я более чем жизнию. Ничто не воспрепятствует мне идти твердо и прямо к этой цели. Ничто, даже поединок твой со Львовым, и те обвинения, которые ты собираешься взвести на меня. Я уже сказала тебе, что я имею возможность доказать невинность моих с ним отношений. Относительно же дуели, хотя я и сожалею, что я повод или правильнее предлог этой гнусности, она лишь еще более утвердит меня в желании получить свободу. Львов не есть причина развода, я не влюблена в него и не в связи с ним. Если тебе даже удастся убить его, я не откажусь от своего предприятия. Средства и инструкции к достижению моей цели уже находятся в руках моих. Пока я буду иметь хотя малейшую надежду, ничто в мире не принудит меня отказаться от моего намерения.

 Теперь же скажи мне, что выиграешь ты, удвоив огласку. Надежда, что я возвращусь к тебе хотя бы через многие годы, есть самое большое из всех твоих заблуждений. Напрасно обвинить меня и окончательно уничтожить мою репутацию, вызвав на дуэль Львова, есть поступок, на который я не полагаю тебя способным. Несмотря на худые чувства и на ненависть, которые я к тебе питаю, я отдаю тебе справедливость и знаю, что в некоторых отношениях ты стоишь выше меня. Если характер мой лучше, то конечно сердце безжалостное и злее твоего. Я никогда не прощу оскорбления, тогда как тебе даже случалось платить добром за зло. Почему же ты не питаешь ко мне ни малейшего сожаления, несмотря на то, что я несчастна через тебя же. Ты сознаешь себя виноватым и заслуживающим всевозможья (?) искупления. Докажи же свою искренность. Сдержи свою клятву. Не противься разводу и возврати мне свободу. Это будет гораздо благороднее и великодушнее твоих настоящих намерений, и даже я буду вынуждена любоваться тобою, и видеть в тебе своего благодетеля, тогда как до сих пор я смотрела на тебя как на палача. Я даже думаю, не лучше ли, чтобы ты не согласился на мою просьбу. Быть может, я достигну той же цели и без твоего содействия, но сохраняя право тебя ненавидеть». 

ЦГИА СПб, Ф. 19. Петроградская духовная консистория, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Лл. 98 об.-99

 
 Наталия Александровна надеялась получить развод благодаря заботам князя Львова и хлопотам ее доверенного Д.Г. Белинского. Последним написано прошение на высочайшее имя:         

«ВСЕСВЕТЛЕЙШИЙ, ДЕРЖАВНЕЙШИЙ

ВЕЛИКИЙ ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР

АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ,

САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ,

ГОСУДАРЬ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ

          

Просит по доверенности коллежский асессор

Дементий Григорьев Белинский, о нижеследующем:

 Свиты Вашего Императорского Величества Генерал-Майорша Наталия Александрова Дубельт, урожденная Пушкина, на днях прислала ко мне из заграничного города Вены прошение, следующее к подаче в С.Петербургскую Духовную Консисторию, по предмету развода ея с мужем, и вслед затем она же сообщила мне выданное ей от местного заграничного  начальника медицинское свидетельство о ее болезни, по коей сама она не может лично явиться из Вены в С.П[етер]бург, уполномочив с тем вместе меня; на ходатайство по сему делу в Консистории и в Св. Правительствующем Синоде, форменною доверенностию, писанною до выезда ея за границу 10 мая 1862 г. в С. П[етер]бурге, явленною же, в согласность присланного из Вены прошения, 5-го сего сентября в Царскосельском уездном суде, с запискою в книгу под № 133. Представляя при сем в подлиннике прошение генеральши Дубельт, доверенность, ею мне данную и медицинское (писанное по-немецки) свидетельство о ее болезни, обще с копиями первых двух с переводом последних (на русский язык) - покорнейше прошу - Дабы повелено было: 1е все вышепоясненные документы принять и по содержанию оных дать бракоразводный ход настоящему делу; 2е подлинную доверенность, по оставлении делу (?) засвидетельствованной с нее копии мне возвратить и меня к ходатайству по сему делу вместо больной и отсутствующей верительницы моей допустить, и Генерал-Майора Дубельта Михаила Леонтьевича Дубельта призвать к ответу, по содержанию прошения (?) его супруги; и 3е со всеми вопросами и требованиями по сему делу, касающимися доверительницы моей г-жи Дубельт, обращаться ко мне чрез местную по жительству моему полицию.

Сентября 11 дня 1862 года. К поданию надлежит в С.Петербургскую Духовную Консисторию.

Прошение это сочинял и набело переписал сам проситель   

Коллежский асессор Дементий Григорьев Белинский             

Жительство имею в С.Пбурге. Моск. ч.

3 кв. в доме под № 23 по Разъезж. Улице

ЦГИА СПб, Ф. 19. Петроградская духовная консистория, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л. 3 и об.

 
 Для представителей почти всех религий, живших в ХIХ веке в Российской империи - протестантов, мусульман, иудеев - развод не представлял значительных затруднений. Исключение составляли две религии: католическая и главенствующая в государстве православная. Согласно канонам последней брак мог быть расторгнут в следующих случаях:

1. доказанного прелюбодеяния одного из супругов.

2. безвестного длительного отсутствия другого супруга.

3. неспособности одного из супругов к брачному сожитию.

4. приговоренности одного из супругов к наказанию, связанному с лишением всех прав состояния.

Обоюдное желание обоих супругов расторгнуть брак в расчет не принималось.

 Если бы Дубельт, как многие жившие в России немцы, принадлежал к числу протестантов, расторжение брака было бы незатруднительным. Однако Михаил Леонтьевич был крещен в православной вере. Протестантом будет второй муж Наталии Александровны - принц Николас-Вильгельм фон Нассау.

 Михаил Леонтьевич был решительно настроен против расторжения брака. На исповеди священнику села Тысяцкого Новоторжского уезда Тверской губернии А.Н Копецкому 6 октября 1862 года он высказал стремление примириться с женой. О нежелании расторгать брак говорится и в его письме, написанном на следующий день:

«В С.Петербургскую Духовную Консисторию.

 На отзыв Консистории от 21 сентября, за № 835, я ответил совершенно искренно, и готов присягнуть, что мысль о расторжении брака никогда не была даже близка моим намерениям; но к несчастью впала в чувство жены моей, которая и старается привести ее в исполнение, несмотря на мои увещания и слезные просьбы. Я не сомневаюсь в справедливости и беспристрастности Консистории, которая, конечно, ответит на прошение жены положительным отказом. Зная очень хорошо характер жены моей, во многих отношениях прекрасный, но избалованный и упрямый, я предвидел, что она будет всеми средствами добиваться цели, хотя бы преступной, пока не убедится в ее невозможности. Убеждение же это неминуемо придет вследствие положительного отказа на расторжение нашего брака, и в полной надежде на милость Всемогущего Бога, я твердо убежден, что через несколько месяцев Наталья Александровна, которую я все еще люблю всем сердцем, успокоится, вернется ко мне, и возвратив мне счастие, спасет моих троих малолетних детей от пятна на всю жизнь.

 Духовная Консистория легко оценит мое желание узнать, в чем моя жена обвиняет меня и на чем она основывает столь странный серьезный иск, как расторжение брака после десятилетнего супружества. А потому я убедительнейше прошу С. Петербургскую Духовную Консисторию неотлагательно выслать мне копию с прошения жены моей. По смыслу закона и по самой здравой логике даже преступник имеет полное право знать, в чем именно его обвиняют. Мне же это совершенно неизвестно, ибо жена лишь предупредила меня, что подаст прошение, ни слова не сказав о его содержании.

Свиты Его Величества

Генерал-Майор Дубельт.

 № 99.

7 октября 1862.

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л. 14 и об.

 
 Как видим, Михаил Дубельт надеялся на примирение с женой и ее возвращение в семью. Он не знал, какие обвинения выдвигает против него супруга. Через двадцать дней последовало его новое обращение в Петербургскую Духовную Консисторию:

 «Снова имею честь покорнейше просить Консисторию о выдаче мне копии с прошения жены моей. Повторяю, что решительно всякий обвиняемый, какого он сословия или состояния ни был, имеет полное, неотъемлемое право и такую же необходимость знать, в чем именно его обвиняют. За что же Консистория в этом отношении хочет поставить меня ниже первого бродяги.

 Но для столь настойчивого возобновления моей настойчивой просьбы я имею причину еще более основательную. Именно фактическое убеждение в несправедливости взводимого на меня обвинения. Когда я, в прошлом июле виделся с женою за границей, то я остановил отправление в С. Петербургскую Духовную Консисторию уже подписанное Натальей Александровной прошение о расторжении нашего брака. Просьбу свою она основывала на двух причинах, чисто вымышленных, и к которым она согласилась прибегнуть, потому что тогда думала встретить во мне согласие на развод и, следовательно, полагала, что я эти обвинении приму на себя. С тех пор она писала мне, что получила инструкцию, как достигнуть своей цели без моего на то согласия, а поэтому теперь конечно действует на других основаниях.

 Чем дело важнее, тем оно должно быть последовательнее, и отсутствие последовательности есть уже доказательство несправедливости иска. Трудно же найти дело серьезнее прошения о расторжении брака, а между тем Наталья Александровна основывает свои искательства то на одних, то на других доводах. Ясно, что как те, так и другие - вымышлены.

 Если Консистория вызовет меня для судоговорения, то убедительно прошу ее непременно требовать личного присутствия и от жены моей. Я предвижу, что она будет отговариваться под предлогом болезни, даже представит о том свидетельство. Но я вперед объявляю, что предлог ее будет вымышленный и свидетельство фальшивое. Мне положительно известно, что жена моя, благодаря Бога, совершенно здорова. Так же была она здорова и прошлым летом, однако при прошении ее летом, мною упомянутым, было и свидетельство о ее болезни, описание невозможности возвратиться в Россию, и доверенность по делу о разводе на имя какого-то господина, ни мне, ни ей совершенно не известного, и по ее словам рекомендованного ей сочинителем того же прошения, преисполненного лживых вымыслов. Будет ли справедливо со стороны Консистории, в деле равняющемся для меня более вопросу о жизни, ибо речь идет о моих детях и о их матери - ставить меня в соприкосновение - так сказать, вверять судьбу мою - человеку конечно подкупленному, но во всяком случае постороннему. Вопрос этот столь для меня важен, что я вперед протестую против отсутствия жены моей при судоговорении - именно удостоверяя самым святым честным словом, что она совершенно здорова.

 Присутственное место или Судилище, подобно Консистории, составленное из лиц духовных, должно неминуемо руководствоваться неотступно чувством справедливости, человеколюбия и сожаления к нравственным страданиям ближнего. Легко понять Вам, насколько крест, ниспосланный на меня Господом, для меня тягостен. Не усугубляйте же мои страдания ни к чему не ведущими отказами, скажу более, придирками, как например в № 6405, вопрос о бумаге гербовой или простой. Взыщите с меня должное, но не убивайте отказом из-за простой формальности. Находясь в 50 верстах от города и уничтоженный горем и безвестностью, мог ли я потерять три или четыре дня из-за гербовой бумаги, в то время как известие о прошении, поданным моею женою, разразилось надо мною.

Убедительно прошу Консисторию удостоить меня ответом благосклонным и обстоятельным.

Свиты Его Величества Генерал-Майор 

Михаил Леонтьевич Дубельт.

№ 100

27 окт. 1862

 ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Лл. 24-26

 
«Убедительно прошу Консисторию обратить серьезное внимание и непременно дознаться - кто такой отставной Канцелярский служитель Николай Иванов Тропиков, писавший прошение со слов просительницы; для этого т. е., чтобы написать прошение со слов просительницы, Тропикову необходимо нужно было с женою моею видеться, а след[овательно], быть в Вене; если же Тропиков с женою моею не виделся или есть лицо вымышленное, то это послужит неоспоримым подтверждением обвинения моего как Белинского, что он не взялся за сообщенное ему дело, но сам сочинил его. - Князь Евгений Александрович Львов издавна ухаживал за моею женою, но в размерах почти приличных, так что я во избежание огласки, хотя с огорчением, но переносил частые посещения неоднократно[…]»

Между тем согласно указу Александра II по предписанию Петербургской духовной консистории к Наталии Александровне, находящейся за границей, обращаются священники, увещевая ее примириться с мужем. Так, протоиерей Михаил Раевский пишет из Вены:

«В Санктпетербургскую Духовную Консисторию

Протоиерея Императорского Российского посольства в Вене

Михаила Раевского

                Рапорт

 Санктпетербургская Духовная Консистория указом Его Императорского Величества от 26 сентября 1862 года за № 5833 предписала мне сделать жене Свиты Его Императорского Величества Генерал-Майора Михаила Леонтьева Дубельт Ея Превосходительству Наталье Александровне Дубельт тщательное увещание о прекращении взаимных неудовольствий с мужем ея христианским примирением и письменный отзыв ея представить в Консисторию подлинником. Имею честь донести Санктпетербургской Духовной Консистрии, что по приезде моем в Вену узнал я, что упомянутая в указе Наталья Александрова Дубельт проживала до октября месяца в Северной Венгрии и оттуда прямо отправилась на зиму в Ниццу, таким образом я не мог исполнить предписания Санктпетербургской Духовной Консистории.

Вена. 4 ноября 1862.

Протоиерей Михаил Раевский 


 Священник из Ниццы Дмитрий Васильев также пытается примирить Наталию Николаевну с мужем. Об этом свидетельствуют два письма - первое Наталия Николаевна пишет ему, во втором он сообщает в Петербург о тщетных попытках примирения:

 «10/22 декабря

 Ницца               

                Ваше Преподобие               

 К глубокому огорчению моему, все увещевания Ваши не могут склонить меня на примирение с мужем. Я прибегла к отчаянному решению после десятилетнего постоянного страдания и, тогда только, когда в последний год моей жизни с ним  его жестокое обращение при нарушении супружеской верности перешли всякие границы.  Собственное его сознание*, писанное при согласии на развод, служит вернейшим доказательством, что обиды всякого рода, нанесенные им мне, мною не вымышлены, и что между нами никакого сближения быть не может и никогда не будет. Нельзя даже взять вопрос со стороны жертвы, которую будто я должна принести для пользы детей, потому что при мне не мог бы не иметь на них (1 нрзб.) влияния. Это ясно для всякого здравомыслящего.

 Прося Вашего благословения, смею надеяться, что Ваше Преподобие примите  снисходительно изложенные мною причины, которые я объясняла Вам с малейшими подробностями в наших устных беседах.

Наталья Александрова Дубельт,

рожденная Пушкина

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Лл. 36-37

          

 «3 января 1863 г.

Во вторую экспедицию Санкт-Петербургской Духовной Консистории

 Вследствие указа С. Петербургской Духовной Консистории от 12 ноября 1862 года за № 6939 я обращался к жене Генерал-Майора Свиты Его Величества Наталье Александровне Дубельт с многократными увещаниями к Христианскому примирению с мужем своим. Успеха никакого нельзя было достигнуть. Г-жа Дубельт с ужасным упорством и ожесточением отвергает всякую мысль о примирении с мужем. Раздраженная его жестоким обхождением с нею, при нарушении им супружеской верности она - Дубельт - решилась никогда больше не возвращаться к нему, если бы даже не было закона расторгнуть брак их. «Сознавая справедливость слов Ваших, отвечала она мне, проповедуемые Вами истины высоки и святы. Жаль только, что я, слабая женщина, изнемогая под десятилетними страданиями, не могу последовать Евангельскому учению. Я дошла до какого-то отчаяния - мое ожесточение так сильно, что я не позволила бы Вам и говорить об этом предмете (как не позволяю никому другому), если бы Вам не предписано было это от Вашего начальства. Детей моих я люблю не меньше, чем кто-либо другой любит их, т. е. моих детей; я много думала и думаю об них - и только после долговременных размышлений решилась на развод с моим мужем, твердо убедившись, что его пример будет для них пагубен». Вот постоянный ответ г-жи Дубельт, которая никак не хочет отказываться от своего упорного желания развестись с своим мужем. О чем честь имею почтительнейше рапортовать С.Петербургской Духовной Консистории, с приложением письменного отзыва г-жи Дубельт.  Сего 1862 года ноября 10 дня.

Священник Православной Церкви в Ницце Димитрий Васильев.

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Лл. 34-35 
          
 Поскольку лично участвовать в бракоразводном процессе Наталия Александровна по-прежнему избегала, она решает в помощь поверенному Белинскому пригласить другого, кто также представлял бы ее интересы в суде, и пишет доверенность на имя петербургского стряпчего титулярного советника П.Н. Чудовича:       
            «Милостивый государь Петр Николаевич!

 По доверенности, мне данной жительствующему в С.Петербурге коллежскому асессору Дементию Григорьевичу Белинскому, явленной в Царскосельском уездном суде 3-го прошлого сентября (под № 133) в С. Петербургской духовной консистории восстановлено бракоразводное дело между мною и супругом моим свиты его величества генерал-майором Михаилом Леонтьевичем Дубельтом.

 Защита прав моих по сему делу и судоговорение в консистории я представила тому же г. Белинскому, но как для прочтения и поверки судных речей сама я лично не могу за моею болезнию, об которой Консистория имеет у себя медицинское свидетельство, то я доверяю Вам, милостивый государь, по окончании суда говорение между коллежским асессором Белинским и генералом Дубельтом или его поверенным, явиться лично вместо меня в Петербургскую Духовную Консисторию и в ней, прочитав судные речи, с тем, что если бы в речах оказались какая-либо неточность подписью, и о том меня известить также без промедления.

 В сем я Вам верю и спорить и прекословить противу действий Ваших не стану.

 Свиты Его Императорского Величества Генерал-Майорша Наталья Александровна Дубельт, урожденная Пушкина.

 № 463. Подлинность подписи Свиты Его Императорского Величества Генерал-Майорши Натальи Александровны Дубельт, урожденной Пушкиной свидетельствует сим Канцелярия Императорского Российского Посольства.

Вена. 8/20 декабря 1862

Секретарь Посольства

(подпись)

8/20 декабря 1862 года

 Вена                печать

 
Доверенность эта принадлежит жительствующему в С.Петербурге титулярному советнику Петру Николаевичу Чудовичу

 ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л. 52

                ***

3 февраля 1863 года Наталия Александровна пишет третье письмо мужу, в котором стремится воздействовать на его чувства:

 «Я твердо решилась никогда больше не писать к Вам, но не могу однако же не испробовать еще раз достигнуть от Вас, можно сказать, справедливости. В настоящую минуту пылкость чувств моих угасла и я хладнокровно говорю с Вами и обращаюсь к Вам. Ненависть и злоба моя на Вас, единственной причине всех моих нещастий, превратились в совершенное равнодушие, и я даже чувствую себя способной желать Вам всевозможного счастья теперь, что жизнь моя невозвратимо отделена от Вашей. Будьте уверены, что какая бы судьба ни ожидала меня в будущем, я никогда и ни за что не возвращусь к Вам. Издали я равнодушна к Вам, но вблизи Вы были бы мне ненавистны. Я скорее соглашусь на смерть, чем на примирение. Но вместе с тем, что ожидает меня в будущем, если я не добьюсь разводной. Состояния я не имею. Говорят, что я красавица, но к сожалению, я чувствую, что не имею довольно добродетели, чтобы решиться на жизнь в нищенстве. Если я это говорю Вам, то это потому, что судьба моя решена уже, если не получу развода. Умоляю Вас на коленях спасти меня и дать мне возможность остаться честной женщиной. Не сталкивайте меня в пропасть, подо мною отверстую Вами же, и искупите Ваши проступки, спасите меня от меня самой. Любимый Мишель, Вы добры. И даже иногда справедливы. Вы должны чувствовать, что обязаны вознаградить меня за многое. Забудьте Ваши личные неудовольствия и спасите женщину, через Вас несчастную. Согласитесь на развод, и я буду благословлять Вас как своего спасителя. Если бы Вы знали, насколько я несчастна. Не угрожайте меня разлукою с моими детьми. Я в этом несчастии уверена, и к нему приготовлена, если развод не удастся. Мишель, еще раз прошу Вас, пожалейте меня и не довершайте моего несчастия. Судьба Ваша не улучшится, но по крайней мере Вы не будете причиною ужасного проступка.

 В чем бы ни состояло Ваше решение, прощайте навсегда. Если просьба моя тягостна, и Вы меня не пожалеете, не трудитесь писать мне. Увольте меня от муки и огорчения читать несправедливые обвинения и упреки или бесполезные угрозы».


 В ответ Михаил Леонтьевич 6 марта посылает в Ниццу телеграмму:

 «Письмо твое получил. Приказывай на завтра. Или торжественная защита в судилище. Или ожесточенный бой с врагом моим. Ответ 20 слов оплачен».

 7 марта следует ответ из Ниццы:

 «Сильное презрение. Делайте, что Вам угодно».

    ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Лл 99-100

 
 В апреле Наталия Александровна ненадолго возвращается в Петербург и подает два  прошения на высочайшее имя. Приведем фрагменты из первого:               

 «В текущем месяце я приехала, на самое короткое время, в С.Петербург и здесь лично 12 сего апреля, от поверенного моего кол[лежского] асессора Белинского удостоверилась, что муж мой Генерал-Майор Дубельт, с коим я имею бракоразводное дело <…>  не представил к судоговорению ни одного факта, ни малейшего доказательства своей правоты, так что и самая защита моих прав, основанная на ясных доказательствах, некоторым образом затмевается и ослабляется в лице людей, увлекающихся его обширным, но голословным красноречием».

В Консисторию Наталия Александровна представляет «собственноручные два письма мужа моего (из коих одно по-французски из Одессы от 19 июня, а другое по-русски из Елисаветграда от 10 июля 1862 года) <…>, из коих одно - его собственное сознание в преступлении против святости брака.[…]После всех 10-летних неприятностей, перенесенных мною от моего мужа, я решилась приступить, по предварит. совещанию с родными, к форменному испрошению развода, для чего и был отправлен, чрез почту из Вены в С.Петербург, проэкт чернового искового прошения моего собственного сочинения, на пересмотр опытного лица и для деловой переписки, с какового проекта перебеленное 27 июля 1862 г. в С. Петербурге канц. служ. Тропиковым, исковое прошение, я и получила обратно чрез почту в Вене для моего подписания; за сим, прочитав его несколько раз и вполне согласясь с содержанием оного, я подписала его и отправила обще с доверенностию в С. Петербург на имя Генерал-Адъютанта Петра Петровича Ланского».            

Наталья Александрова Дубельт, урожденная Пушкина руку приложила

Временное жительство просительницы в СПб, по Нев. проспекту в д. Валме(?), кв. № 4.               

 ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л. 110 и об.


 Больший интерес представляет второе прошение Наталии Александровны, ибо выясняется, что она не может рассчитывать на поддержку родного брата Григория,  на участие которого как свидетеля в бракоразводном процессе она надеялась, находясь за границей. По возвращении в Россию при встрече с Григорием Александровичем он дал понять ей, что вовсе не в курсе дел ее бракоразводного процесса и не желает в нем участвовать. Поэтому в ее новом прошении на высочайшее имя она просит «ссылку мою касательно свидетелей на брата моего Григория Александровича Пушкина как неосновательную из дела исключить, и никакими запросами не привлекать его к делу»


«ВСЕПРЕСВЕТЛЕЙШИЙ, ДЕРЖАВНЕЙШИЙ

ВЕЛИКИЙ ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР

АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ,

САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ,

ГОСУДАРЬ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ

 
Просит жена Свиты Вашего Императорского Величества

Генерал-Майора Михаила Леонтьевича Дубельта

Наталья Александрова, урожденная Пушкина, о нижеследующем:

1

 «Во 2-м пункте искового моего прошения, поданного в С. Петербургскую Д. Консисторию 10/12 сентября 1862 г., я, между прочим, выражаясь: « что явное нарушение мужем моим генерал-майором Дубельтом святости брака прелюбодеянием с неизвестною женщиною - имеет быть доказано очевидными свидетелями на судоговорение». За сим я письмом моим из Вены к поверенному моему г. Белинскому в С. Петербург от 19/31 августа прошлого года извещала его, что сведения об именах и фамилиях бывших свидетелей прелюбодеяния моего мужа я обещалась сообщить в другое время, и обещание это на самом деле исполнила сообщением ему сведения только о двух впрочем свидетелях - Ложникове и Давыдченке, прописанных мною в 1/13 декабря прошлого года с оговоркою, будто бы о свидетелях этих предупредил меня родной брат мой гвардии ротмистр Пушкин.

2               

 Между тем в апреле сего года я сама возвратилась из-за границы в С. Петербург и здесь лично удостоверилась в неосновательности ссылки моей на моего брата, что случилось так: «в начале августа прошлого 1862 г. один из русских путешественников (фамилии коего не припомню) заверил меня, будто бы родной брат мой Григорий Александрович Пушкин поручил ему лично передать мне сведение о вышеприведенных свидетелях: Ложникове и Давыдченке; на чем основываясь, я и сообщила об них сведение моему поверенному для внесение в судоговорение. Ныне же, находясь в в С. Петербурге в первых числах апреля, я при свидании с братом лично убедилась от него, что ему вовсе ничего не известно: ни о свидетелях, ни о самом бракоразводном деле моем с моим мужем; следственно, неизвестный русский путешественник в Вене сообщил мне неверную справку о двух свидетелях, сам от себя, без всякого участия в этом брата моего, и даже добавил при том: «что из числа свидетелей Ложников рассказывал о том публично и громко в Пассаже другому сотоварищу своему Давыдченке, так что рассказ этот могли слышать и другие, бывшие тогда в этом публичном месте. - Такой отзыв родного брата моего заставил меня проследить за точностию сведений о свидетелях, и следствием того я лично в С. Петербурге еще до 10 апреля раскрыла нижеследующую истину: а) что местом пребывания, где совершено прелюбодеяние моим мужем с неизвестною женщиною была гостиница Демут у Полицейского моста; б) что этот печальный для меня факт происшествия происходил именно во второй половине апреля или в первых числах мая, т.е. майской трети прошлого 1862 г.; в) что очевидными свидетелями печального факта было три лица: губ[ернский] секретарь Федорович, бывший с. петерб[ургский] купец Ложников и шлиссельбургский мещанин Никифоров, из которых первый ныне квартирует Москов[ской]. части 4 кв. Подольской ул. в д. Киберова под № 17, второй Петербург. части по Введенск[ой] ул. в д. Непенина под № 16 и третий в Петербург[ского] уезда 2 стана в Смоленской слободе в д. Крона под № 16; четвертым же и последним свидетелем по слухам был губ[ернский] секретарь Давыдченко, коему Ложников рассказывал в Пассаже о прелюбодеянии моего мужа и который ныне имеет жительство у Египетского моста в каз[енном] Доме Экспедиции Заготовления Госуд[арственных] бумаг.

3

 Кроме вышесказанного разъяснения моего о свидетелях, я не могу не довести до сведения Консистории и о той важной улике моего мужа, что он в неоднократном нарушении супружеской верности сам добровольно сознался, в собственноручной его сознательной подписке ко мне, писанной им в Елисаветграде 10 июля 1862 г. и представленной к бракоразводному делу поверенным моим г. Белинским в виде приложения под лит[ерой] Б; но как оный муж мой в этой подписке не пояснил: где, когда и с кем именно нарушал святость брака, то я вправе требовать, чтобы он доставил о сем дополнительные сведения Консистории; и на этом основании всеподданнейше прошу -

Дабы повелено было: а) ссылку мою касательно свидетелей на брата моего Григория Александровича Пушкина как неосновательную из дела исключить, и никакими запросами не привлекать его к делу; б) опросом свидетелей: трех лиц под присягою и одного по слухам без присяги ускорить по тому уважению, что судные речи по настоящему бракоразводному делу совершенно окончены с обоих тяжущихся сторон еще 19 прошлого апреля; в) дотребовать против сознания мужа в неоднократном нарушении супружеской верности дополнительные сведения в том: где, когда и с кем именно он нарушал святость брака? г) в чем заключались те его особенные предосудительные против меня поступки, в коих он, извиняясь предо мною, неотступно испрашивал моего прощения особым французским письмом из Одессы от 19 июня, прилож. к делу под литер. А? и д) За сим, не верить его бездоказательным изветам и не подвергать их никакому обследованию, но разрешить в деле главный вопрос: оправдался ли муж мой в том нарушении святости брака и явном прелюбодеянии, в коих я уличила его: и собственным его же сознанием на письме и очевидными с моей стороны свидетелями?

 Мая 6го дня 1863 г. К поданию подлежит в С. Петербургскую Духовную Консисторию. - Прошение это сочиняла сама просительница, а набело переписал писарь Военного ведомства Григорий Афанасьев Буданцов.

Свиты Вашего Императорского Величества Генерал-Майорша Наталья Александрова Дубельт руку приложила.

Подачу сего прошения за болезнию моей доверяю уполномоченному моему: Г. тит. советнику Чудовичу.

Генерал-Майорша Дубельт.

Временное жительство

имею в С.Петербурге

Москов. ч. 1 кв.

По Невск. проспекту

В д. Виллие, кварт. № 4

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1 Л. 114 и об.

          
В скором времени Наталия Александровна покидает Петербург и вновь уезжает за границу.

 Как видно из воспоминаний А.П. Араповой, мать очень переживала по поводу стремления дочери развестись с мужем. «Религиозные понятия последней (Наталии Николаевны - А. К.) страдали от этого решения, но, считая себя виноватой перед дочерью, она не пыталась даже отговорить ее… Сестра не унывала; ее поддерживала необычайная твердость духа и сила воли, но зато мать мучилась за двоих». Можно предположить, что она переживала и за дочь, и за зятя, понимая, что в семейном конфликте правда на его стороне.

Вероятно, Наталия Николаевна не раз вспоминала собственную молодость, знакомство после нескольких лет замужества с красивым титулованным иностранцем, увлечение им… Но когда отчим Дантеса Геккерн предложил ей уехать с его сыном за границу, оставив мужа, изменявшего ей, она решительно ответила: «Допустим, что мой муж виноват передо мною… Допустим даже, что мое увлечение вашим сыном так сильно, что, отуманенная им, я могла бы изменить священному долгу, но вы упустили из виду одно: я мать! У меня четверо маленьких детей. Покинув их в угоду преступной страсти, я стала бы в собственных глазах самая презренная из женщин».   
 с. 42  перевод с французского

Подобные мысли не приходили на ум младшей Наталии, которая была матерью троих детей.

Поскольку  Наталия Александровна настойчиво избегала встречи и объяснения с  мужем, то на вопросы, заданные духовной консисторией, пришлось отвечать матери - Н.Н. Ланской,. 26 октября 1863 года она собственноручно написала ответы на «вопросные пункты», составленные в консистории. Это один из последних автографов вдовы Пушкина - ровно через месяц Наталии Николаевны не стало.

Вопрос. «Действительно ли, как показывает зять Вашего Превосходительства Михаил Леонтьевич Дубельт, жена его, а Вашего Превосходительства дочь Наталья Александровна Дубельт, в присутствии Вашего Превосходительства созналась мужу своему в том, что на развод с ним уговорил ее решиться Флигель-Адъютант Князь Евгений Александрович Львов, обещая все устроить, достать подкупных свидетелей сколько угодно, и после жениться на ней, для чего он, князь Львов, прислал с своим камердинером прошение и доверенность на имя Белинского, которые дочь Вашего Превосходительства подписала не читая.

Ответ. «В бытность Михаила Леонтьевича в Брожиане я присутствовала при разговоре его с Натальей Александровной самое короткое время и ничего не припомню из того, что было говорено - о подкупе свидетелей и о вмешательстве князя Львова и о его намерении жениться на Наталье Александровне ни от кого, кроме Михаила Леонтьевича не слыхала. - Кто привозил бумаги к моей дочери, я не знаю, и как она подписала прошение, мне тоже не известно. При разговоре была так расстроена, что не в состоянии была вслушиваться во все подробности разговора, и вообще Наталья Александровна, щадя мое слабое здоровье, не посвящала меня во все тайны сего дела.            

Подробности прошения мне неизвестны. Убеждения на счет верности Михаила Леонтьевича остаются при мне - высказывать их не желаю».

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1.           Лл. 210-211               
___________________________________

«В иске Наталье Александровне Дубельт отказать, так как выставленные ею свидетели уличены в подкупе, а ее поверенный Белинский уличен в стачке с ними». (с. 50)

Петербургская духовная консистория не сочла письменное согласие Дубельта должным основанием для расторжения брака - нужны были веские улики и свидетели против него. По уставу консистории признание ответчиком своей вины не считалось ни доказательством, ни основанием для развода. Как говорилось в уставе, «главнейшим основанием преступления должны быть признаны показания двух или трех очевидных свидетелей». Осуждая подобное правило, прослуживший более четверти столетия в Святейшем Синоде и ставший его обер-секретарем С.П. Григоровский позднее справедливо напишет: «Мыслимо ли допустить действительное существование свидетелей-очевидцев в прилюбодеянии какого-либо супруга. Разве подобный акт поддается наблюдению, разве он совершается открыто, на глазах у других?».

Согласно определению С.Петербургской духовной консистории, сторона обвинения должна была представить свидетелей. Благодаря деятельности доверенного лица Наталии Александровны Д.Г. Белинского, были найдены четыре свидетеля, якобы видевшие Михаила Леонтьевича Дубельта «в действии прелюбодеяния в апреле или мае 1862 года в гостинице «Демут» в С. Петербурге»: бывший служивший в полиции губернский секретарь Г.А. Федорович, служащий в Экспедиции заготовления государственных бумаг В.Ф. Давыдченко, петербургский мещанин М.А. Ложников и шлиссельбургский купец Егор Никифоров.

В свою очередь Дубельт сам провел расследование о деятельности этих свидетелей, обвиняя их в подкупленности князем Львовым, в особенности Федоровича, повинного в целом ряде проступков. Так, он установил, что за Федоровичем числилось: пьянство (за что исключен из службы), кража билета ссудной кассы (отсидел в тюрьме), буйство в квартире охтенского пристава Ланца (подвергался аресту), «шантаж и дурная жизнь» (выслан из Петербурга). Кроме того, за ложное свидетельство в бракоразводном процессе он получил немалые деньги - 50 рублей серебром, что равнялось 175 рублям ассигнациями (в расчете на ассигнации велись все официальные сделки).         

Первоначально 19 июля 1863 года петербургский обер-полицмейстер  И.В. Анненков на запрос консистории сообщил, что Федорович ни в чем предосудительном замечен не был. Старался скрыть истину и подчиненный обер-полицмейстера - квартальный надзиратель Григорьев. Однако затем оба вынуждены были признать правду:  лжесвидетель Федорович был разоблачен. И открыл это, как ни удивительно, человек, кому Наталия Александровна поручила действовать от своего имени и представлять ее интересы в консистории - титулярный советник П.Н. Чудович. Однако он поступил честно и, выяснив, что Федорович подкуплен, заявил об этом в полицию, а узнав, что его заявление оставлено без внимания, настоял, что о подкупе было доложено высокому полицейскому начальству.               

В результате обер-полицмейстер с опозданием был вынужден признать факт лжесвидетельства Федоровича, о чем свидетельствует его письмо от 7 ноября 1863 г.:

«В С. Петербургскую духовную консисторию

Вследствие отношения Духовной консистории от 15 октября за № 6112, имею честь уведомить, что об отзыве Чудовича на счет чиновника Федоровича по делу свиты Его Императорского Величества Генерал-Майора Дубельта, производящемуся в С. Петербургской духовной консистории, надзиратель 4го квартала Московской части Григорьев до сего времени мне не доносил; ныне же надзиратель Григорьев, которому я передавал означенное отношение консистории, для доставления по содержанию оного  сведений, в донесении своем от 30 октября за № 104 объясняет, что по получении требования, о вызове в Консисторию на 16 августа сего года губернского секретаря  Федоровича, для спроса под присягою, чиновник этот, для объявления ему сего требования, был приглашен в управление квартала. После сего на другой или третий день явился к г. Григорьеву Чудович, который, между прочим, действительно сказал, что Федорович взял по делу Дубельта 50 р[ублей] сер[ебром], и когда ему пришлось ехать в Консисторию, напился пьян и требовал еще денег; доносить же о сем мне как о частном разговоре, не совпадающем со служебными обязанностями, он не находил нужным, тем более, что ему не было известно, в чем именно заключалось дело Дубельта и в какой степени важно свидетельство в оном Федоровича».

 ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л. 229 и об.

Как видим, Федорович, получив деньги за ложные показания, в назначенный день не только не сообщил в Консистории ожидаемые от него сведения, но вовсе не явился туда, поскольку напился пьян. Между тем квартальный надзиратель, которому сообщили о подкупе лжесвидетеля и о срыве им присяги, вовсе не думал докладывать о том начальству, и если бы не настойчивость Чудовича, махинации афериста остались бы неизвестны.

Словно оправдывая свою фамилию, титулярный советник Чудович оказался чудом для ответчика, разоблачив лжесвидетеля, что вовсе не обязан был делать, поскольку должен был представлять интересы истицы, которая в лучшем случае назвала бы его чудаковатым.


*В канцелярии С. Петербургского обер-полицмейстера было заведено дело «О собрании сведений о поведении и образе жизни отставного губернского секретаря Григория Федоровича и других лиц, которые состоят в качестве свидетелей по бракоразводному делу супругов Дубельт» за 1863-1864 годы  (ЦГИА СПб. Ф.339. Оп. 3. Д.7).

 Однако обманщиком оказался не только мошенник и дебошир Федорович. Видя, что дело о разводе проваливается, князь Львов, обещавший жениться на Наталии Александровне, не дождавшись его окончания, женится на другой - его избранницей стала фрейлина Зоя Дмитриевна Бибикова, дочь министра внутренних дел в правительстве Николая I. Потерпев неудачу, Наталия Александровна, забрав старших детей, уезжает к тетке - Александре Николаевне Фризенгоф в имение Бродзяны в Венгрии, где находилась в то время и ее мать.

Так и не добившись встречи с супругой, Михаил Дубельт вынужден был ограничиться очной ставкой с мнимыми свидетелями «прелюбодеяния», состоявшейся в Духовной консистории 4 октября 1863 года.

Несомненно, разлад в семействе дочери пагубным образом сказался на здоровье Наталии Николаевны. Состояние ее продолжало ухудшаться. 26 ноября 1863 года Н.Н. Пушкина-Ланская скончалась.


            «ПОВЕЛЕНИЕМ ВАШИМ Я ОСКОРБЛЕН И УНИЧТОЖЕН»

В феврале 1864 г. Петербургская духовная консистория отказала Н.А. Дубельт  в разводе с мужем. «В иске Наталье Дубельт отказать, так как выставленные ею свидетели уличены в подкупе, а ее поверенный Белинский уличен в стачке с ними»

В решении Консистории говорилось:

«Бракоразводное дело велось за нарушение [Дубельтом] им будто бы верности в гостинице Демута в мае 1862 г., поэтому до других неверностей, если бы они были, дело не касается, впрочем он верность жене никогда не нарушал; употребленная же им фраза о сем в письме сделана потому, чтобы угодить жене, с которою он обращался как с капризным ребенком; в прочем обвинения Белинского до существа дела не относятся, а порождены духом ябеды и злобы.

Таким образом, из прописанного оказывается, что истица, жена Свиты его Величества Генерал-Майора Наталья Александрова Дубельт, к уличению своего мужа Михаила Леонтьевича Дубельта в нарушении святости брака прелюбодеянием указала на свидетелей: Федоровича, Никифорова, Ложникова и Давыдченко и сослалась на собственное его сознание, изъясненное в акте под № Б. Но прописанные лица от свидетельства отстранены: Федорович как обличенный в предосудительном поведении и подкупе; Никифоров как уличенный в постоянном пьянстве; Давыдченко (1 нрзб.) свидетель по слухам, а Ложников оставлен без спроса, потому что свидетельства его одного по закону недостаточно, притом и на него имеется подозрение в стачке с Белинским. Собственное (1 нрзб,) же свое сознание в нарушенной святости брака ответчик Дубельт на судоговорении отверг; да если бы и сего не было, во всяком случае его сознание не может быть признано, так как оное не сопряжено никакими доказательствами.      

По сим обстоятельствам Консистория, не имея доказательств в нарушении святости брака прелюбодеянием Генерал-Майором Михаилом Леонтьевичем Дубельт<…> определяет: истице Наталье Александровне Дубельт в иске о расторжении брака ее с мужем М.Л. Дубельт отказать; о чем объявить поверенному истицы Дубельт Коллежскому Асессору Белинскому и ответчику мужу Генерал-Майору Михаилу Леонтьевичу Дубельт[…]»

(Подлинное подписал Его Высокопреосвященство

Митрополит Новгородский и С.-Петербургский Исидор

12 февраля 1864 г.)

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л. 502


Поскольку брак Дубельтов не был расторгнут, согласно закону Наталия Александровна должна была вернуться к мужу. Михаил Леонтьевич подал в Правительственный Сенат прошение о содействии в восстановлении семьи. Однако его жена игнорировала закон; она решила в виде исключения получить вид на отдельное проживание от мужа. В ее памяти был пример, о котором она позднее рассказывала издателю журнала «Русская старина»  М.И. Семевскому:

«Когда я вышла замуж за Дубельта и жила в одной квартире с своим beau-per’ом (свекром), я встретила в приемной Леонтия Васильевича Дубельта даму, по-видимому красивую, но лицо ее было покрыто густою вуалью. Приняв в ней участие, я ввела ее к генералу.

- Знаешь, кто это была у меня? - сказал мне потом  Леонтий Васильевич. - Это княгиня Долгорукова, жена князя Петра. Когда она подняла вуаль, я увидел ее глаз совершенно вздутым - это так вновь исколотил ее муж. Несколько раз я их мирил; кн<язь> Петр Догоруков клялся мне, что будет жить ладно с женой, по моим убеждениям она его прощала - но теперь уже это кончено: после нового побоища она настоятельно просит отдельного вида на жительство и уезжает жить за границу».


Беседа М.И. Семевского с дочерью Пушкина графиней Н.А. Меренберг // Модзалевский Б.Л. Оксман Ю.Г. Цявловский М.А.. Новые материалы о дуэли и смерти Пушкина. Пг., 1924 С. 128)

 
Обратившись к дневнику Л.В. Дубельта, мы узнаем, что он иначе излагает эпизод.

«Князь Петр Владимирович Долгоруков принес жалобу на жену свою, урожденную Давыдову, что она выходит из повиновения, и просил, чтобы правительство поставило ее в должные пределы повиновения. Княгиня Долгорукова вела себя за границей неприлично.

Просьба ее мужа была передана министру внутренних дел, а между тем и княгиня жаловалась, что муж ее дерется, и точно, явилась к нам с подбитым глазом. Князь уверяет, что он теперь ее не бил, но точно, несколько лет назад высек плетьми за то, что застал ее под чужим мужчиной.

Страм».  (Запись от 8 января 1854 года)

(Российский Архив. М., 1995. Т. VI)
 
Как видим, об измене княгини Долгоруковой мужу Наталия Александровна не упоминает. Можно предположить, что она сама пребывала в неведении, поскольку  княгиня в разговоре с ней умолчала об этом. Однако Леонтий Васильевич, рассказывая невестке о визите Долгоруковой, должен был упомянуть о такой подробности, которую он прокомментировал в своем дневнике кратко и выразительно: «Страм».

 
Семейство Ланских было многим обязано И.В. Анненкову, который до назначения петербургским обер-полицмейстером в 1852 г.служил в лейб-гвардии Конном полку, командующим которого П.П. Ланской. И.В.Анненков был известен в военных кругах как литератор - им была написана обширная «История лейб-гвардии Конного полка, от 1731 до 1848 года»

Благодаря ему и его старшему брату Павлу Васильевичу было выпущено новое собрание сочинений Пушкина, самое полное из существовавших до этого. А биография поэта, которой предполагалось открыть собрание сочинений, превратилась в «Материалы для биографии А.С. Пушкина - первую научную монографию о великом поэте, написанную П.В. Анненковым.

 
В Третьем отделении возникает дело:

«Его Императорского Величества Собственная Канцелярия

Отд[еление] III

Эксп[едиция] 22

№ 310.    

По прошению жены отставного генерал-майора Натальи Дубельт о выдаче ей с детьми вида на отдельное жительство от мужа».

3 мая1864 г. петербургский обер-полицмейстер И.В. Анненков подал своему начальству - петербургскому военному генерал-губернатору светлейшему князю А.А. Суворову рапорт:

«Жена генерал-майора Михаила Дубельта Наталья Александровна Дубельт обратилась ко мне с прошением о выдаче ей с детьми свидетельства на проживание во всех местах империи отдельно от мужа. Причиною тому она выставила нижеследующее: 1-е  раздражительный до неистовства, бешеный и злой характер мужа, обнаруженный им вскоре после брака в 1853 году; 2-е неоднократно испытанные ею от мужа нравственные оскорбления и унизительные истязания, справедливость которых она может доказать; 3-е развратную жизнь мужа, понудившую г-жу Дубельт просить о расторжении брака. К этим причинам г-жа Дубельт присовокупила, что в июле 1863 года вице-канцлер Горчаков сообщил нашему послу в Вене ВЫСОЧАЙШУЮ волю, в силу которой предоставлено было г-же Дубельт проживать отдельно от мужа и иметь при себе детей, впредь до распоряжения брака. Не имея сведений о решении бракоразводного дела, г-жа Дубельт считает себя вправе проживать отдельно от мужа. Кроме того, известясь, что муж ея подал прошение во 2-й Департамент С.Петербургской Управы Благочиния, г-жа Дубельт заявляет, что она опасается за свою жизнь, на которую может посягнуть муж в порыве неистовства и злобы.

Имея в виду 1-е положительный отказ г-жи Дубельт относительно водворения к мужу; 2-е невозможность употреблять насильственные меры, которые законом не будут оправданы; 3-е опасения г-жи Дубельт за свою жизнь, основанное на неистовстве злобном характере мужа и, наконец, 4-е представленную г-жою Дубельт копию с данной мужем ея подписки, в которой сей последний сознается в постоянно худом обхождении с женою и в неоднократных нарушениях им супружеской верности, писанную его собственною рукою и составляющую по закону совершенное доказательство, долгом считаю прошение г-жи Дубельт о выдаче ей с детьми отдельного вида, представить на благоусмотрение и разрешение Вашей Светлости, присовокупляя с своей стороны, что я полагал бы совершенно справедливым снабдить г-жу Дубельт отдельным с детьми видом на жительство, а самое дело по ея жалобе передать во 2-й Департамент Управы для производства формального и просить

С таким заключением моим имею честь представить Вашей Светлости прошение г-жи Дубельт и копию с подписки г-на Дубельта, сверенную с подлинником в канцелярии моей.

К сему обязываюсь присовокупить, что на генерал-майора Михаила Леонтьевича Дубельта поступило на настоящий день в 1-й Департамент С.Петербургской Управы Благочиния различных исков на 104754 р. 35 коп., и в Новоторжское уездное полицейское управление предъявлено на него же от разных лиц исков на сумму 50 624 р. 28 коп., всего 155 378 р. 62 коп. При таком положении дел я не полагаю, чтобы г. Дубельт был бы в состоянии прилично содержать  жену и начать воспитание своих детей.

Подписал генерал-лейтенант Анненков.

Верно: за столоначальника (подпись).

(ЦГИА СПб. Ф. 339 (Канцелярия С.-Петербургского обер-полицмейстера). Оп. 3. Д. 7. Лл. 25-26)

 
За получением Высочайшего разрешения Суворов обратился к князю В.А. Долгорукову:               

«Господину Главному Начальнику III Отделения собственной

ЕГО  ИМПЕРАТОРСКОГО  ВЕЛИЧЕСТВА  Канцелярии

9 мая 1864 года

С. Петербургский Обер-Полицмейстер представил мне просьбу жены Генерал-Майора Наталии Дубельт о выдаче ей с детьми отдельного вида на жительство во всех местах Империи, отдельного от мужа, и просьбу Генерал-Майора Дубельта, который, в видах мщения, домогается водворить ее к себе, для совместного жительства, а также копию с подписки Генерал-Майора Дубельта, в коей сам он сознал, что жена его имеет полное право просить о совершенном расторжении их брака, по причине худого с нею обращения и неоднократного нарушения супружеской верности.

Препровождая при сем на усмотрение Вашего Сиятельства список с настоящего представления Обер-Полицейместера № 3506 с подлинными приложениями, и просьбу Генерал-Майора о невыдаче жене его вида, долгом считаю сообщить, что по приведенным Генерал-Лейтенантом Анненковым (1 нрзб.) и по сознанию самого Дубельта в крайне неблаговидных поступках в отношении жены своей, я нахожу неудобным последнюю водворять к мужу для совместного жительства и потому не изволите ли признать справедливым испросить ВЫСОЧАЙШЕЕ разрешение на удовлетворение ходатайства г-жи Дубельт.

О последующем я буду иметь честь ожидать уведомление Вашего Сиятельства.

Генерал-Адъютант,

Князь Италийский, Граф Суворов»

(ГАРФ. Ф. 109. 2 эксп. Оп. 1864. Д. 310. Лл.1 и об.)


По предложению Долгорукова Суворов составил доклад для императора с изложением дела - об этом свидетельствует короткая записка:

«Его Сиятельству Князю В.А. Долгорукову

Милостивый Государь,

Князь Василий Андреевич.

Вследствие полученной мною записки Вашего Сиятельства, имея честь препроводить при сем всеподданнейший доклад мой по просьбе жены Генерал-Майора Дубельта о выдаче ей с детьми вида на жительство, отдельно от мужа, покорнейше прошу  повергнуть доклад сей на высочайшее воззрение Государя Императора.

Примите уверение в отличном моем почтении и преданности.

Князь Суворов

17 мая 1864 года»

(Там же. Л. 3.)


«Копия

Жена отставного генерал-майора Дубельта, урожденная Пушкина, обратилась с ходатайством о выдаче ей с детьми вида на отдельное жительство от мужа, выставив сему причиною нарушении им супружеской верности: 1) раздражительный до неистовств характер мужа; 2)неоднократно испытанные от него нравственные оскорбления и унизительные истязания; и 3) развратную жизнь его.

Г-жа Дубельт представила выданную в 1862 году мужем ее собственноручную подписку, в коей он, сознаваясь в постоянно дурном обращении с женою и неоднократно нарушении им супружеской верности, предоставлял жене просить о совершенном расторжении брака их.

Согласно сему, она ходатайствовала о разводе ея с мужем, но здешняя Духовная Консистория отказала ей в этом, и после сего муж стал настоятельно домогаться водворения к нему чрез полицию жены и детей. Жена отказывается исполнить требование это из опасения за жизнь свою, на которую может посягнуть муж в порыве неистовства и злобы.

По донесении обер-полицеймейстера представлено в полицию ко взысканию с Генерал-Майора Дубельта долгов до 155 т. руб., и потому он едва ли может прилично содержать жену и воспитывать детей.

Хотя по закону настоящее ходатайство г-жи Дубельт не подлежит удовлетворению, но из дел управления моего видно, что Вашим Императорским Величеством в 1863 году по всеподданнейшему докладу шефа жандармов ВЫСОЧАЙШЕ определено было не принуждать жену отставного инженер штабс-капитана Дятлова возвратиться к мужу, во внимание к несогласной их жизни, виною коей сам Дятлов.

Имея в виду пример этот и принимая во внимание, что Генерал-майор Дубельт в собственноручной подписке сознался в постоянно худом обращении с женою и неоднократном нарушении им супружеской верности, а потому сам был причиною семейных несогласий, предоставив даже жене просить развода, я осмеливаюсь всеподданнейше испрашивать ВЫСОЧАЙШЕГО разрешения ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА не принуждать г-жу Дубельт с детьми к совместной жизни с мужем.

Подлинный подписал: Генерал-Адъютант Князь Италийский Граф Суворов Рымникский.

17 мая 1864 года.

 

На подлинном Собственной               

ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА

рукою написано: «Согласен»

(Там же, Лл.4 и об.)

 
Как видим, в докладе, составленным князем Суворовым для императора, он признавал, что «по закону… ходатайство г-жи Дубельт не подлежит удовлетворению» и могло быть выполнено только в виде исключения. Пока вопрос о выдаче отдельного вида на жительство решался в «высоких сферах», согласно прошению, поданному Михаилом Дубельтом в Правительствующий Сенат, полиция оказывала содействие ему, и офицер согласно предписанию напоминал Наталии Александровне о необходимости вернуться с детьми к мужу - закон был на его стороне. Однако по требованию ее отчима  Ланского в дело вмешался обер-полицмейстер.

 Об этом свидетельствует новый рапорт Анненкова:

С.ПЕТЕРБУРГСКОГО Его Светлости ОБЕР-ПОЛИЦМЕЙСТЕРА

С.Петербургскому Военному Генерал-Губернатору

КАНЦЕЛЯРИЯ

Стол 1               

С. Петербургского Обер-Полицмейстера

13 мая 1864 года

№ 3785             

Рапорт

Генерал-майор Дубельт в двух прошениях, поданных  в Правительствующий Сенат от 30 апреля и 1 мая 1864 года, излагает: 1) что я приказал без всяких расспросов выйти из квартиры Генерал-Адъютанта Ланского полицейскому офицеру, который явился туда для приведения в исполнение предписания 2-го Департамента Управы Благочиния, состоявшего в том, чтобы местная полиция оказала законное содействие Генерал-майору Дубельту в требовании им к себе жены и детей; 2) что я отобрал при этом у полицейского офицера все бумаги по сему делу; 3) что я сделал это из личной вражды к генерал-майору Дубельту; 4) что поводом этой вражды было неудовольствие, высказанное мне генерал-майором Дубельтом за покровительство с моей стороны свидетелю Федоровичу и, наконец, 5) что и второе его прошение во 2-й департамент Управы было передано полициею мне, что и повлекло за собою медленность в производстве этого дела.

На все эти показания генерал-майора Дубельта имею честь объяснить:

Надзиратель 1-го квартала 3 части поручик Зейдлиц получил предписание 2-го Департамента Управы Благочиния от 28 апреля 1864 года за № 910 8 с прошением генерал-майора Дубельта об уклонении его жены Натальи Александровны, урожденной Пушкиной, от совместной с ним жизни и об удержании при себе двух детей их - 29 апреля прибыл в квартиру Генерал-Адъютанта Ланского, 3-й Адмиралтейской части 1-го квартала в дом Бельгардта для предъявления прошения Дубельта его жене и детям дальнейшего смотря по обстоятельствам дела.

Вместе с тем явился к подъезду квартиры генерал-адъютанта Ланского генерал-майор Дубельт. Опасаясь за спокойствие своего семейства, генерал-адъютант Ланской просил моего содействия, чтобы предупредить неприятности, которые могли быть при настоятельном требовании Дубельтом жены и детей. Получив о сем извещение, я немедленно приехал на квартиру Генерал-Адъютанта Ланского и рассмотрев дело, нашел, что 2-й Департамент Управы предписал первоначально удостовериться в справедливости изложенного в прошении генерала Дубельта обстоятельства и затем уже оказать  просителю в сем законное удовлетворение. Расспросив надзирателя Зейдлица о тех предметах, которые он предполагает употребить по этому делу и не найдя в его действиях ничего противузаконного, я успокоил встревоженное семейство Генерал-Адъютанта Ланского и приказал надзирателю действовать на основании полученного им предписания 2-го Департамента Управы Благочиния, но присовокупил к сему, чтобы он сообщил мне о ходе этого дела и направлении, которое он даст ему.

Дальнейший ход этого дела был следующий: на предъявление надзирателем Зейдлицем жене Дубельта предписания Управы она дала отзыв, что ей дозволено по высочайшему повелению проживать отдельно от мужа и иметь при себе детей до окончания бракоразводного дела, и так как она не извещена еще об окончании его*, то и не считает себя обязанной возвратить мужу детей и самой явиться к нему. Предлагая   отзыв (?) этот заслуживающим внимания, надзиратель препроводил его 6 мая за № 2478 2-й Управе Благочиния, испрашивая указаний на дальнейшие действия и сообщил о том мне для сведения. 2-й Департамент Управы отвечал на это того же числа за № 9705, что Консистория отношением своим от 5 мая сообщила о том, что по производившемуся в означенной Консистории по прошению жены отставного Генерал-Майора Дубельта делу о расторжении брака ее с мужем в иске ей отказано. Я узнал, что жена Дубельта на предложение отправиться к мужу ответствовала решительным отказом, о чем и заявила письменно того же 29 апреля. Отзыв ее вместе с делом был представлен от пристава 3-й Адмиралтейской части при рапорте от 6-го мая за 5473. <…>

2-й Департамент Управы Благочиния предписал удовлетворить прошение генерал-майора Дубельта на законном основании. Исполняя возложенное на него поручение, надзиратель Зейдлиц вторично явился к жене Дубельта с предложением отправиться к мужу и получил решительный с ее стороны отказ. Затрудняясь исполнения этого дела, в котором представлялась надобность принять крайние меры, надзиратель вторично представил 2-му Департаменту Управы о нежелании г-жи Дубельт на совместную жизнь ее с мужем, и затем, не усмотрев из предписания Департамента от 8 мая за № 9915 достаточных указаний к удовлетворению домогательств генерал-майора Дубельта - 9 мая за № 5604 представил все дело ко мне, испрашивая моего содействия к успешному окончанию возложенного на него поручения.

Между тем 3 мая жена генерал-майора Дубельта Наталья Александровна Дубельт обратилась ко мне с прошением о выдаче ей с детьми свидетельства на проживание во всех местах Империии отдельно от мужа. Причиною тому она выставила нижеследующее: 1)раздражительный до неистовства, бешеный и злой характер мужа, обнаруженный им вскоре после брака в 1853 году; 2) неоднократно испытанные ею от мужа нравственные оскорбления и унизительные истязания, справедливость которых она может доказать; 3) развратную жизнь мужа, побудившую г-жу Дубельт просить о расторжении брака. На основании вышеприведенных причин г-жа Дубельт положительно заявила, что опасается за свою жизнь, на которую может посягнуть муж в порыве неистовства и злобы.   

Имея в виду: 1) положительный отказ г-жи Дубельт относительно водворения ее к мужу; 2) невозможность употребления насильственных мер, которые законом не будут оправданы; 3) опасения г-жи Дубельт за свою жизнь, основанные на неистовом и злобном характере мужа и, наконец, 4) предоставленную г-жою Дубельт копию с данной мужем ея подписки, в которой сей последний сознался в постоянно худом обхождении с женою и в неоднократных нарушениях им супружеской верности; писанную его собственною рукою и составляющую по закону совершенное доказательство, я долгом счел ходатайство г-жи Дубельт о выдаче ей отдельного вида, представить на благоусмотрение и разрешение Вашей Светлости - рапорт мой о сем последовал 3 мая за № 3506.

В рапорте моем я между прочим упоминал, что на генерал-майора Дубельта поступило на тот день в 1-й департамент С.Петербургской Управы Благочиния различных исков на 104754 р. и в Новоторожское уездное полицейское управление предъявлено на него же от разных лиц исков на сумму 50 624 р. 28 коп., всего на сумму 155 378 р. 63 коп. При таком виде находится это дело в теперешнее время.               

Затем на остальные пункты прошения генерал-майора Дубельта имею честь донести Вашей Светлости, что я никакой личной вражды к нему не имею и поводов отставного генерал-майора Дубельта к таковой никаких не вижу. Что же касается до неудовольствия, высказанного мне г-ном Дубельтом, по поводу покровительства мною Федоровича, то я не обратил на это никакого внимания, и в настоящее время дело это не имеет никакой связи с прошением его о водворении к нему жены. Оно возникло вследствие запроса Петербургской Духовной Консистории о поведении отставного губернского секретаря Федоровича в конце истекшего 1863 года. На отношение Консистории я ответствовал, что так как Федорович не служил при мне в полиции, то дать о нем какую-либо аттестацию за это время я не могу. Что же касается до того, действительно ли он находился в 1862 году в числе лиц, предназначенных к высылке из столицы за дурное поведение, то я обязанностию счел объяснить, что по существующим постановлениям полиция имеет право оглашать фамилии тех лиц, которые высылаются из Петербурга в то время, только когда в отношении их состоится окончательное определение Военного Генерал-Губернатора, Министра внутренних Дел и Шефа Жандармов. Все же предварительные справки, расследования и негласные исследования за лицами, навлекающими на себя подозрение в недоброжелательности, не могут иметь никакого значения и фамилии их не сохраняются даже в официальной отчетности полицейских управлений. На этом основании я сообщил Консистории, что никакого распоряжения о высылке отставного губернского секретаря Федоренко из Петербурга до сего дня не было.    

За сим представляя Вашей Светлости настоящее мое объяснение по жалобе отставного генерал-майора Дубельта, имею честь покорнейше просить в видах устранения всяких дальнейших притязаний г-на Дубельта, снабдить меня разрешением на представление мое от 3 мая за № 3506 и до получения такового дозволить приостановиться всяким действиям по делу о водворении г-жи Дубельт к мужу, согласно сделанному уже мною 9 мая распоряжению.

Подписал генерал-лейтенант Анненков. 

(ЦГИА СПб. Ф. 339 (Канцелярия С.-Петербургского обер-полицмейстера). Оп. 3. Д. 7. Лл. 28-31

_____________________________________

*Напомним, что еще 12 февраля 1864г. постановлением С.Петербургской Духовной Консистории, подписанном митрополитом Новгородским и С.-Петербургским Исидором, решено было «истице Наталье Александровне Дубельт в иске о расторжении брака ее с мужем М.Л. Дубельт отказать»

 
По решению императора Наталия Александровна получила в виде исключения «Вид на отдельное от мужа жительство». Вот текст этого документа:

«Дано сие из второго департамента С.-Петербургской управы благочиния жене генерал-майора Наталье Александровне Дубельт, вследствие предложения С.-Петербургского военного генерал-губернатора от 21 мая сего года за № 9181, основанного на высочайшем повелении, о том, чтобы не принуждать ее, г-жу Дубельт, с детьми к совместной жизни с мужем, - в том, что дозволяется г-же Дубельт с детьми ее - сыном Леонтием, родившемся 5 октября 1855 года, и дочерью Натальею, родившеюся 23 августа 1854 года, проживать во всех городах Российской Империи отдельно от мужа <…> Мая 29 дня 1864 года».
________________________________

Галин Г.А. Дети и внуки Пушкина. М., 2009. С. 172-173) 

 
Итак, Н.А. Дубельт получила свидетельство на право жить отдельно от мужа с двумя старшими детьми (младшая дочь Анна осталась с отцом).

Высочайшая резолюция, последовавшая после решения Духовной консистории сохранить семью, потрясла Михаила Леонтьевича - он счел ее крайне несправедливой. Он поспешил обратиться к Александру II с поразительным по смелости письмом:

«Ваше Императорское Величество!

Повелением Вашим, как гражданин и отец, я оскорблен и уничтожен окончательно, так как вследствие оного жене моей и детям выдан вечный пашпорт на отдельное от меня жительство. Кроме того, оно находится в прямом противоречии с Вашим же повелением, коим Вы в прошлом году повелели, чтобы я не касался детей моих лишь до окончания бракоразводного дела, теперь оконченного в мою пользу, за уличением в подкупе стороны мне враждебной.

Убежденный в Правосудии Вашем, я смело и громко скажу Вам, что Вас на мой щет обманули и что я наказан Вами вполне безвинно. Не допустите, Государь, чтобы несправедливость эта осталась в своей силе и для этого или удостойте меня личного получасового объяснения или дозвольте письменно описать Вам мое тягостное и незаслуженное положение, от которого, я надеялся, оградит письмо мое к Вам от 30 прошлого Апреля. Умоляю Вас, не откажите мне в этом, а в последнем случае прочтите мое объяснение Сами, со вниманием и терпением.

Именем моей к Вам преданности и двадцатитрехлетней верной службы, именем моего покойного Отца, не откажите выслушать невинную жертву злобы и происков, уничтоженный и лишенный прав состояния без суда и даже неведомо за что

Вашего Императорского Величества

Верноподданный

Михаил Дубельт

12 июня 1864

Г. Торжок»

На письме помета: «Государь Император изволил читать. 20 июля». Этим чтением дело и ограничилось.

(ГАРФ. Ф. 109. 2 эксп. Оп. 1864. Д. 310. Лл. 6 и об.)
 

 Однако и Наталия Александровна вряд ли была удовлетворена подобным решением. Она не намеревалась воспользоваться разрешением «проживать с детьми во всех городах Российской Империи отдельно от мужа». Ей нужен был развод - она собиралась вступить в новый брак. Дочь Пушкина уезжает за границу, оставив детей в России на попечение отчима П. П. Ланского. Никогда ее мать не пошла бы на такое и вряд ли одобрила решение дочери, если бы была жива. «Кому мои дети в тягость, тот мне не муж!» - говорила вдова Пушкина, когда возможный претендент на ее руку предложил отдать детей на воспитание в казенные учебные заведения.

В июле 1865 года, когда Наталия Александровна пребывала в Висбадене, а отставной генерал-майор в уездном городке Торжке Тверской губернии, он посылает новое письмо императору:

«Государь

Глубокое почтение, которое мне внушает то обстоятельство, что по воле Всевышнего Вы перенесли несчастье и не согнулись, заставляет меня надеяться, что Вы поймете истинную ценность чувств Отца. Лишенный в течение трех лет возможности видеть моих детей, не принимая никакого участия в их воспитании и содержании, я непрестанно задумываюсь над вопросом, что это - преступление или ошибка, наказание или оскорбление. Будучи увезенным отсюда, мой сын чуть не умер от скарлатины, а я узнал об этом от горничной лишь тогда, когда угроза миновала. Я не настаиваю на возвращении моей супруги в мой дом, не желая быть обязанным этим насилию, но днями и ночами спрашиваю, отчего я должен переносить столь жестокую разлуку с моими детьми. Ведь это ущемляет права самые священные - те права, коими наделены даже животные.
Мои жалобы, Государь, не возлагают на Вас решение моей судьбы. Но я полагаю их достаточными, дабы, будучи ведомы духом справедливости и добра, Вы могли бы приказать провести самое строгое дознание по поводу тех лживых сведений обо мне, каковые стали известны Вам. Имея в виду, что дознание это должно быть поручено судящим по закону и непредвзято, я ни на миг не сомневаюсь в своем оправдании. Но я заранее подчиняюсь самому суровому наказанию, ежели меня сочтут виновным.

Пусть же утрата Вашего собственного возлюбленного сына заставит Вас услышать рыдания Отца, пребывающего в бедности и одиночестве единственно от того, что его супруге вздумалось переменить мужа. Интриги, недоброжелательство, клевета и ложь довершили дело.

Вечно преданный и самоотверженный слуга Вашего Величества

Мишель Дубельт

Торжок

1 июля 1865 г.


(ГАРФ. Лл. 8 и об. Перевод с французского Н.Т. Пахсарьян)   

 
По горькой иронии судьбы, прошение Михаила Леонтьевича, написанное 12 июня 1864 года, ровно год пролежало без движения. Об этом свидетельствует письмо князя С.А. Долгорукого, незадолго до этого ставшего «статс-секретарем у принятия прошений, на высочайшее имя приносимых», однофамильцу - шефу жандармов князю В.А. Долгорукову:

«Милостивый государь

Князь Василий Андреевич.

В числе бумаг, полученных мною от Государя Императора 9 текущего июня, оказалось всеподданнейшее прошение жительствующего в Торжке отставного свиты генерал-майора Михаила Дубельта об исследовании взведенных на него обвинений по семейному делу его с женою.

Просьбу сию имею честь препроводить к вашему сиятельству на усмотрение, возобновляя уверение в совершенном моем почтении и преданности

Князь Сергий Долгорукий»

12 июня 1865 г.

На письме помета: «Высочайше повелено принять к сведению. 16 июня»

(ГАРФ. Л. 7)


8 июля Дубельт пишет управляющему Третьим отделением Н.В. Мезенцову:

«Милостивый государь Николай Владимирович.

Вчера я получил уведомление от 12 июня, что Всеподданнейшее прошение мое, по предмету исследования взводимой на меня клеветы, вследствие коей я лишен прав состояния, передано на усмотрение господина шефа жандармов.
Позвольте мне убедительнейше просить содействия вашего превосходительства, дабы это мое прошение не осталось без последствий и также дабы оно не было передано князю Суворову или генералу Анненкову, ибо именно через их происки и состоялся фальшивый доклад Государю Императору, меня погубивший. Если вашему превосходительству благоугодно будет вникнуть в сущность этого дела и в происшедшие от него для меня незаслуженное положение, то я не сомневаюсь в убеждении вашем о необходимости произвести законное и беспристрастное следствие, дабы возвратить мне мои права над моими родными детьми, которых мне не позволяют даже видеть с 1862 года.

В ожидании милостивого уведомления, которое прошу вас адресовать на мое имя в г. Торжок, имею честь быть

Покорнейший слуга ваш

М. Дубельт

8 июля 1865»

ГАРФ. Л. 9 и об               

 
Однако, опровергая надежды Михаила Леонтьевича, на его письме была поставлена резолюция «Оставить без ответа».

Не получив ответа на свое письмо, Дубельт понял, что надеяться добиться справедливого следствия нельзя, и к числу его противников следует причислить шефа жандармов. Он уезжает в Париж, откуда 18 ноября вновь пишет императору:

«Ваше Императорское Величество.

Уехав навсегда из дорогой мне России, откуда я изгнан несправедливостию и самоуправством людей сильных, - я обращаюсь еще раз к Вам, Государь, дабы Вы знали истину - и не скрою от Вас, все еще с надеждою, что Вы захотите, узнав ее, возвратить мне должное. Пока я был в моем родном отечестве, я не осмелился бы столь решительно передать Вам правду, не из опасения Вас, честнейшего и благороднейшего из всех, но из опасения князей Суворова и Долгорукова, которые сумели бы из мести еще больше уничтожить меня, чем уже уничтожили, из желания угодить Наталье Александровне. - Повторяю, Государь, что я прошу у Вас в четвертый раз не милости или снисхождения, но только правды, то есть суда и следствия законного - вещи, которых не лишены даже преступники и арестанты, и на которые, следовательно, должен тем более рассчитывать Ваш верноподданный, 23 года честно и верно Вам служивший. Князь Долгорукой докладывал Вам, что подобного следствия не нужно, дабы оградить своего подлеца племянника Львова. - Суворов же, для ограждения самого себя, ибо он оскорбил Вас, Государь, фальшивым докладом, и самым бесчестным образом погубил невинного.

Ваше Величество, имейте терпение прочесть со вниманием прилагаемую записку. Первая мысль моя была напечатать ее в Колоколе. Но так как помышляя об этом, я имел единственною целию довести все подробности моей истории до Вашего сведения, я нахожу пристойнее передать Вам правду прямо, чем доводить ее до Вас путем, Вашему Правительству недоброжелательным. Прочтите и вникните в положение человека, ничего преступного не совершившего и однако через происки и несправедливость людей сильных, совершенно уничтоженного и низведенного с положения прекрасного и весьма лестного на самую низкую степень ничтожества и нищеты.

В заключение, Государь, позвольте доложить Вам, что выгоднее будет для меня не назначать следствия, чем передать его иному как человеку честности и беспристрастия испытанных, и который бы Суворовых и Долгоруких не боялся. Не забудьте, что этому следователю придется выводить на чистую воду преступления людей, пользующихся положением высоким.

Вашего Императорского Величества   

Верноподданный

Михаил Дубельт

6/18 ноября 1865

Жительство имею в Париже[…]»

РГИА. Ф. 1614. Оп. 1. Д. 1». 1869 г. Лл. 10-11.

 

Однако и это прошение остается без ответа.

Спустя полгода, узнав, что новым шефом жандармов назначен хорошо знакомый ему граф П.А. Шувалов, Михаил Леонтьевич 26 апреля (8 мая) 1866 г. пишет ему: 

«Милостивый государь граф Петр Андреевич.

Назначение вас шефом жандармов дает мне полное убеждение, что я наконец добьюсь истины. Я всегда знал вас за человека слишком благородного и честного, чтобы теперь сомневаться в вашей справедливости и беспристрастности. Скажу вам то, что я четыре раза писал самому государю. Я не прошу снисхождения, но только честной правды.

Последний раз я послал подробное изложение моего дела, в собственные руки его величества, из Парижа 6/18 ноября 1855 года. На это мое прошение я никакого ответа до сих пор не получил и распоряжения по нему никакого не вижу. Я полагаю, это происходит оттого, что оно было вероятно передано князю Долгорукову или князю Суворову[…]А между тем я, совершенно безвинно лишенный самых священных прав моих, просил его величество о производстве по моему делу самого строгого следствия, подвергая себя вперед какому угодно наказанию, если я окажусь виновным в чем бы то ни было, кроме, быть может, промахов ума. Убедительно прошу ваше сиятельство, разыщите мое всеподданнейшее прошение от 6/18 ноября прошлого года и, главное, приложение к нему. Прочтите все это со вниманием и терпением, и я не сомневаюсь ни одной минуты в возвращении мне прав моих через посредство ваше.

В ожидании милостивого ответа, который прошу вас адресовать на мое имя в Париж… с совершенным почтением и глубокою преданностию остаюсь навсегда

Покорнейший слуга ваш

М. Дубельт

8 мая / 26 апреля 1866 г.

Париж»

На письме резолюция «Иметь в виду впредь до востребования»

ГАРФ. Л. 10 и об.


Полтора месяца спустя, 8 (20) июня Михаил Дубельт вновь пишет из Парижа шефу жандармов графу П.А. Шувалову, на сей раз по совсем иному поводу - Наталия Александровна решает отнять у него и младшую дочь:

 «Убедительно прошу ваше сиятельство неотлагательно обратить милостивое и законное внимание на следующее несчастие, вновь меня постигшее.

Жена моя Наталья Александровна, узнав, что я на некоторое время лишен свободы действий, приехала из Висбадена в Париж, похитила меньшую дочь мою Анну и увезла ее с собою. Для подобного насилия она не имела ни повода, ни права, ибо на основании Высочайшего повеления, состоявшегося в мае 1864 года, мои двое старших детей оставлены при ней с отнятием у меня моих прав на них. Меньшая же дочь моя Анна оставлена при мне<…> Не имея более средств содержать ее, я передал ее княгине Елизавете Ивановне Суворовой, которая из расположения ко мне и при склонности к добру брала ее на свое попечение… Наконец, во время моего тягостного положения в Париже и до отъезда моей девочки я поместил ее вместе с ее няней, в русском весьма почтенном семействе, состоящем из пожилого отца, его дочери и ее троих детей<…>

Прибыв в Париж, Наталья Александровна обратилась за содействием к нашему послу, который конечно отказал ей в этом, объяснив, что отнимать у меня дочь она права не имеет. Подкупив или уговорив няню, Наталья Александровна влетела в дом, где жила Нина, и во время отсутствия хозяйки, предъявив горничным какую-то бумагу с печатью, по-русски написанную, объявила им, что это разрешение посла волей или неволей отнять дочь. После значительного шума она увезла ее с собой.

Узнав о случившемся, я тотчас же обратился к префекту полиции, с просьбою разыскать моего ребенка и возвратить его мне. Если же жена моя из Парижа уже уехала, то телеграфировать, дабы на границе задержали ее. На другой день префект уведомил меня словесно, что Наталья Александровна с дочерью уехала в Висбаден, имея на то разрешение русского посла.

Так как накануне я в письме к барону Будбергу* изложил ему все обстоятельства этого дела, и главное смысл Высочайшего повеления, то я просил посольство объяснить мне, на каком основании оно оказало такое положительное содействие Наталье Александровне и дало ей возможность увезти мою дочь и няню из Франции, тогда как пашпорты их находятся у меня. Оказывается, что прежде похищения Нины жена моя действительно была у посланника, но он, отказавшись содействовать ей в чем бы то ни было по этому делу, объяснил ей, что по смыслу Высочайшего повеления она предъявляет требования совершенно неосновательные. После этого какое же письменное разрешение посла Наталья Александровна показывала сперва горничным, и что важнее, чиновникам префекта для прикрытия своих преступных действий.   

Ваше сиятельство, по непредвиденному стечению несчастных обстоятельств меня последовательно лишили жены, семейства, службы и состояния. У меня в утешение всего осталась маленькая дочь Анна, которую я люблю искренно и которую Бог благословил меня пристроить благополучнейшим образом у Елизаветы Ивановны. Неужели преступный, самоуправный и насильственный поступок Натальи Александровны останется делом совершившимся. Преследовать или наказывать ее, за противузаконные ее действия, я конечно не желаю. Но Бога ради, исходатайствуйте неотлагательное повеление, дабы у жены моей взяли обратно похищенную ею дочь мою Анну и возвратили ее мне, Я же немедленно передам ее моей благодетельнице княгине Елизавете Ивановне».

(ГАРФ, Лл 11-13)

___________________________

*Будберг Андрей Федорович (1817-1881), барон - посол России во Франции в 1862-1868 годах.


Это послание, напомним, датировано 8 (20) июня. Кажется, что оно написано по горячим следам произошедших событий. Между тем за десять дней до написания  письма, 29 мая (10 июня) сестра Наталии Николаевны Пушкиной-Ланской Александра Фризенгоф писала из имения мужа Бродзяны (брату И.Н. Гончарову) о похищении девочки, которое, по ее утверждению, произошло ранее и при иных обстоятельствах: «Вчера Таша Дубельт покинула нас и вернулась в Висбаден, пробыв у нас недели две. Ее малютка приехала тремя неделями раньше, пока мать путешествовала по Швейцарии».

Эти строки противоречат тому, что писал Дубельт Шувалову о похищении его дочери Наталией Александровной. В то же время не верить опальному генералу нельзя. Вряд ли он решился ввести в заблуждение всесильного шефа жандармов, ссылаясь при этом на официальных лиц, к которым обращался за содействием - русского посла во Франции и префекта парижской полиции. Кто же похитил его дочь, когда он сам был «лишен свободы действий»? Кто выдавал себя за мать девочки, общаясь с этими официальными лицами? Это загадка, которую пока не удается решить - в архиве министерства иностранных дел Российской империи не удалось обнаружить документы, способные пролить свет на эти события.

Ободовская И., Дементьев М. После смерти Пушкина. М., 1980. С. 235.


Из приведенных выше строк письма А. Н. Фризенгоф следует, что Наталия Александровна приехала в Бродзяны примерно 15 мая; «ее малютка» прибыла отдельно от матери «тремя неделями раньше». Вероятно, имеется в виду, что приезд последней произошел на три недели раньше отъезда Наталии Александровны и, следовательно, за неделю появления ее в Бродзянах - приблизительно 8 мая.

С кем же приехала девочка в Бродзяны? С кем осталась она, когда ее мать вернулась в Висбаден? Кто и куда увез малютку из Бродзян? Эти вопросы также остаются без ответа.

Вызывают недоумение и другие строки послания:

«Вчера она [Таша Дубельт] получила письмо из Петербурга, в котором ее извещают, что ее муж отплывает в Америку и соглашается оставить малютку (которую он всегда таскал с собой за границу) только кн. Суворовой, сестре его невестки, если Натали даст письменное обязательство не забирать у нее ребенка»   

 От кого могло прийти письмо из Петербурга, когда  Михаил Леонтьевич находился в  Париже? О какой предполагаемой поездке его в Америку говорится в нем? О подобном вояже ни разу не упоминается ни в официальных документах, ни в мемуарной литературе, ни в его собственных воспоминаниях. О предстоящем путешествии Дубельт должен был непременно поставить в известность шефа жандармов - однако в письмах его в Третье отделение об этом не говорится ни слова.

 Невольно на ум приходит мысль, что Наталия Александровна пыталась ввести в заблуждение родственников, от которых скрывала свои намерения.

«Планы Натали меняются каждый день, так что в будущем нет ничего твердого. Счастливый возраст и счастливый характер в одном отношении: она совершенно забывает свое столь трудное положение и предается сомнительным надеждам, которые уже столько раз ее обманывали».

Третье отделение не пожелало вникать в подробности отношений между супругами Дубельт и ограничилось формальной отпиской за подписью управляющего отделением Н.В. Мезенцева от 17 июня: «со стороны его сиятельства графа Петра Андреевича не предоставляется воспрепятствие входить в какие-либо распоряжения к удовлетворению настоящего ходатайства и возвращению Вам упомянутой Вашей дочери». Однако Наталию Александровну, видимо, не очень интересовала судьба младшей дочери. Поэтому она с легким сердцем возвращается в Висбаден, по-видимому оставив девочку в Бродзянах. Из последующей переписки мы узнаем, что младшая дочь вернулась к отцу (два года спустя он будет ходатайствовать о принятии ее в Институт благородных девиц). Мать, видимо, не очень интересовала судьба девочки.


Несчастья преследуют Михаила Дубельта. Буквально на следующий день после того, как Н.В. Мезенцев подписывает формальный ответ - 18  июня «Тверские губернские ведомости» извещают о предстоящей продаже с аукциона 5 сентября

«По определению Тверского Губернского Правления за неплатеж (следует длиннейший перечень кредиторов, занимающий почти две страницы газетного текста, с указанием суммы долга каждому - А.К.) <…> 182 376 р. 351/4  коп. будет продаваться в Губернском Правлении в 11 час. утра 5 сентября сего года, недвижимое имение Новоторжского помещика отставного ген[ерал]-маи[ора] Мих[аила] Леонт[ьевича] Дубельта, состоящее из Новоторжского уезда, из одной части при сел. Каменном и деревнях Маркове, Храпунине и Малошеве, заключающееся: а) в постройках усадебных и фабричных* на 35 265 р., б) машинах на 21 925 руб., в) разной движимости при фабрике на 263 р., г) пахотной и сенокосной земле на 2000 р., д) фруктовом саде и оранжерее на 120 р., е) строевом и дровяном лесе на 61 485 руб., и ж) 105 крестьянских наделах, из коих получается в год оброка 738 р. 84 к.; все описанное имение оценено в 130 939 р. 20 к. Из числа описанного д. Малошево и Храпуново состоят в залоге в С.-Петербургской Сохранной Казне».

Пространный перечень кредиторов насчитывает 50 фамилий, не считая еще 20, подавших взыскания в С.-Петербургскую Управу Благочиния по долгам, сделанным непосредственно в Петербурге. Подавляющее большинство задолженностей нельзя отнести к «долгам чести», иначе говоря - карточным. Преимущественно заимодавцы - явно не карточные игроки; это купцы и выполнявшие работы крестьяне. К этому числу следует добавить и значившихся в перечне женщин, которые также не могли быть игроками.

Обратим внимание на интереснейшее обстоятельство. В числе петербургских кредиторов - «портного мастера Самуйлова», «саксонского подданного Иоганна Гост», «купчихи Савостихиной» - значится:  «г[оспоже] ген[ерал]-маи[орше] Наталье Дубельт по сохранной расписке 30000 р.**».

 В.М. Русаков в книге «Рассказы о потомках А.С. Пушкина» пишет: «Заядлый карточный игрок, Михаил Дубельт промотал все состояние, даже приданое Натальи Александровны (28 тысяч серебром)». (С, 95).

В литературе указывалось, что Михаил Дубельт проиграл в карты деньги, полученные в приданое Наталии Александровны - 28 тысяч рублей серебром. Однако до сих пор не было известно, что Дубельт дал жене расписку на сумму, превышающую указанную, и она смогла через полицию и суд вернуть утраченное***.

Непосредственно перед «генерал-майорше Наталье Дубельт» в перечне кредиторов значится: «ротм[истру] Пушкину по заемному письму 2000 р.». Явно имеется в виду один из ее братьев. Отсутствие инициалов не позволяет установить, кто из них - Александр или Григорий - был кредитором Дубельта. Скорее можно предположить, что им был Григорий, который имел чин ротмистра в 1860-1862 годах. Это о нем писала Наталия Александровна в прошении на высочайшее имя от 6 мая 1863 г.: «…я при свидании с братом лично убедилась от него, что ему вовсе ничего не известно: ни о свидетелях, ни о самом бракоразводном деле моем с моим мужем». По-видимому, ранее предполагалось его участие в бракоразводном процессе как свидетеля, однако он отказался давать ложные показания против мужа сестры.

________________________________

* Нельзя не вспомнить о судьбе бриллиантов, полученных в приданое Наталией Николаевной, супруг которой также был карточным игроком - заложенные, а затем перезаложенные Пушкиным, они так и не вернулись к ней.

Публикацию в «Тверских губернских ведомостях» 18 июня 1866 года завершает фраза: «Претензии (следует 20 фамилий кредиторов - А.К.) еще не представлены г. Дубельту за неизвестностью местожительства его».

В статье М.В Сидоровой «Пушкины и Дубельты» говорится: «Внимательно читая бракоразводное дело, приходишь к выводу, что Михаила [Дубельта] очень настойчиво подталкивали взять всю вину на себя, публично признаться перед Синодом в неверности жене и получить за это неплохие деньги и прощение долга*. Четыре года длилась эта история, наконец, в 1868 г. Михаил согласился».

(Сидорова. С. 327)               

__________________________________________

*Не имея возможности лично ознакомиться с этим делом, невозможно убедиться в справедливости утверждения исследовательницы.

Однако, как видим, еще за два года до расторжения брака большое имение  Дубельта с усадебными постройками, фруктовым садом и оранжереей, пахотной и сенокосной землей, строевом и дровяном лесом было продано за долги.

После пребывания в Висбадене в 1866 г. дочь Пушкина ненадолго приехала в Россию. Нисколько не тяготясь своим положением, она появлялась в светском обществе. 12 февраля 1867 г. Наталию Александровну видел на балетном спектакле в петербургском Большом театре генерал К.П. Колзаков*, записавший в дневнике: «В бельэтаже заметил я прелестную М<adam>e Дубельт, дочь нашего поэта Пушкина… Сидя в ложе, принимала она самые грациозные позы - и часто улыбалась и кланялась со знакомыми в партере и ложах, посылая им самые умильные взгляды и улыбки».

Не стесняясь появляться на публике, Наталия Александровна мало переживала и предстоящую новую разлуку с Россией, и повторное расставание с детьми, вновь оставляемыми на попечение отчима. Ее ждало блистательное будущее. Минет четыре с половиной месяца, и 1 июля она в Лондоне* вторично выйдет замуж - за германского принца Николая Вильгельма Нассауского. В морганатическом браке она получит титул графини Меренберг. Супруги поселятся в аристократическом Висбадене. Первый муж не мог дать ей подобный титул - такое было бы возможно, если бы графом cтал его отец и титул унаследовал сын.. Однако Леонтий Васильевич Дубельт, - получивший при воцарении Александра II «высокопревосходительный» чин генерала от кавалерии, отклонил предложение нового императора занять должность шефа жандармов, которая могла бы принести ему графский титул.

_____________________________________

*Обращает на себя место венчания - оно происходило не в герцогстве Нассау и вообще не в Германии, а в отдаленной Англии. Можно предположить, что не все из родных принца одобряли его морганатический брак. Возможно, этим объясняется столь длительный перерыв - 11 лет  между знакомством будущих жениха и невесты и их бракосочетанием.


5 декабря 1867 г. беллетрист Б.М. Маркевич, близкий ко двору, писал из Петербурга  редактору «Московских ведомостей» М.Н. Каткову:

«На днях одна дама из светского общества, дружная с Нат. Ал. Дубельт (дочь Пушкина), получила от нее телеграмму, в которой значилось следующее: все мои желания исполнены, я замужем и подписано: Nathalie, рrincce de Nassau. Оказывается, что она, не разведясь с мужем, вышла замуж за принца Нассауского, брата экс-владетельного герцога, для чего она перешла в лютеранизм»

ОР РГБ. Ф. 120. К. 7. № 34.  Лл.106 и об.


Хотя Наталия Александровна, выйдя замуж за принца Нассауского, вступила в морганатический брак и не имела права носить фамилию особы королевской крови,  она подписала «принцесса де Нассау» послание, отправленное в Петербург, и об этом стало известно не только в аристократическом обществе, но и в высочайших сферах, в частности императрице, о чем упоминает далее в своем письме Маркевич. Обращает внимание, что подписываясь фамилией германского принца фон Нассау, дочь Пушкина заменила немецкую частицу von французской de, и в дальнейшем, получив титул графини фон Меренберг, она по-прежнему ставила в своей подписи перед фамилией не фон, а де.

                ***

Выйдя замуж за принца Нассауского, Наталия Александровна сделалась двоемужницей, поскольку так и не развелась с Дубельтом и юридически оставалась его женой.. Между тем двоебрачие преследовалось законами Российской империи. Однако никто не преследовал ее за это. Российские власти вплоть до высших создавали видимость, что о двоемужестве дочери Пушкина им не известно.

Между тем она делала вид, что она по-прежнему замужем за Дубельтом и по-прежнему  решительно не соглашалась примириться с мужем и восстановить семью. Об этом свидетельствовало ее письмо, написанное в январе 1868 года в Париже убеждавшему ее священнику:

«Почтенный Отец Дмитрий!         

Во время двукратного разговора моего с Вами я подробно объяснила Вам, почему я не могу согласиться с Вашими убеждениями. Вы, конечно, допускаете, что я не (1 нрзб.) и если я решилась на развод мой с мужем, то после долгого и зрелого рассуждения. В одном я нахожу необходимым и справедливым сделать Вам уступку, именно: что я не должна иметь вражды против мужа, что я должна в душе моей помириться с ним и простить ему по Христиански.

Мне кажется, что я слишком много и с полною откровенностию высказалась Вам при наших личных беседах. Но так как Вы непременно требуете от меня письменного отзыва (?) по этому делу, то я, не находя нужным повторять подробно высказанное мною, скажу Вам коротко мое решительное и последнее слово: как Христианка я прощаю моего мужа и не имею в сердце моем никакого враждебного чувства против него, но прекратить мой иск о разводе с ним не желаю и не могу, находя наш развод с ним полезным (?) и необходимым для счастия детей моих и для моего собственного успокоения и здоровья.

Несмотря на некоторое несогласие наше во мнениях, я тем не менее остаюсь к Вам с полным почтением как духовному Отцу моему.

Испрашивая Вашего благословения и молитв,

имею честь быть готова к услугам Вашим

Жена отставного генерал-майора

Наталья Александровна Дубельт,

рожденная Пушкина.

Париж

1868 года 20 Генв.(1 февр.)


ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, Д.117. Оп. 1.            Лл. 542-543

 

Долгожданная возможность, которая позволила бы дочери Пушкина развестись с первым мужем (напомним, что таковой могла быть только измена одного из супругов, зафиксированная свидетелями), наконец представилась.

Как сообщал в Консисторию поверенный Наталии Александровны В. Н. Чичагов,

«… по возвращении его, Дубельт[а] из-за границы, именно 20 декабря 1867 года, в гостинице «Италия» в 7 часов вечера в отдельном нумере застали его во время действия - прелюбодеяния двое свидетелей из дворян: Петр Михайлов и Константин Гисберт, о чем ему, доверенному Чичагову, передал приятель его, дворянин Юлиан Граббе, придя к нему вечером того же дня, и по поводу чего доверительницею его, давно ждавшею случая к расторжению брака, и начато сие дело» 

Вновь Михаил Леонтьевич обвинялся в прелюбодеянии, свидетелями которого на сей раз якобы были дворяне П.Г. Михайлов и К.Э. Гилберт.

Обратимся к «Вопросным пунктам, составленным в С.Петербургской Духовной Консистории , для спроса дворянина Петра Михайлова по бракоразводному делу супругов Дубельт. Марта 11 дня 1868 года». Вот как излагает Михайлов обстоятельства проступка Дубельта в подробных показаниях, данных им в консистории.

20 декабря 1867 года в седьмом часу вечера он со знакомым - дворянином  Константином Гилбертом гулял по Пассажу. Во время прогулки они заметил Михаила Леонтьевича Дубельта, разговаривающего с «какою-то хорошенькою женщиною, одетою в черное шелковое платье, коричневый драповый бурнус, черную шляпку и такой же вуаль». Зная, что Дубельт проживал уже несколько лет за границею, Михайлов, желая убедиться, не ошибся ли он, начал с приятелем незаметно следить за ним. Когда Михаил Леонтьевич несколько раз прошелся с дамою по Пассажу, Михайлов совершенно удостоверился, что видит Дубельта. Между тем тот вместе с дамой вышел на Невский проспект и пошел по направлению к Аничкову мосту. Михайлов сообщил Гилберту, что хочет узнать адрес Дубельта, и приятели отправились следом за ним. Поскольку ни Михайлова, ни Гилберта Дубельт не знал, то не мог подозревать, что за ним наблюдают. Между тем тот с Невского проспекта повернул в Караванную улицу и вошел в подъезд гостиницы «Италия». Михайлов с Гилбертом последовали за ним. Когда Дубельт вместе со своей спутницей вошел в отдельный номер, приятели в следующий свободный номер. Заказав «бивштекс», они закурили папиросы, и в ожидании, пока его приготовят, пошли в буфетную закусить. На обратном пути приятели якобы по ошибке зашли не в свой номер, а в соседний - занимаемый  Дубельтом. Убедившись в ошибке, они хотели выйти из номера, но услышали за занавескою звуки, напоминавшие какой-то шелест и скрип кровати. Вместо того, чтобы спешно удалиться, Михайлов и Гилберт приблизились к занавеске, отдернули ее… и были совершенно сконфужены, застав Дубельта с женщиной «во время самого действия». Извинившись, приятели поспешно вышли из номера Дубельта и вошли в свой. Вопреки прежним намерениям не торопясь поужинать, приятели поспешно съели бифштекс, рассчитались и покинули гостиницу, желая избежать возможных неприятностей. Выйдя на Невский проспект, они встретили знакомого - Юлиана Граббе и сообщили ему об увиденном. Расставшись с ними, Граббе в свою очередь также отправился к знакомому - им оказался Чичагов - и между прочим рассказал ему как анекдот историю с Дубельтом.

На следующее утро в девять часов к Михайлову приехали Гилберт и Граббе и просили его отправиться вместе к Чичагову, который накануне убедительно просил последнего привести к нему свидетелей увиденного в гостинице «Италия». После долгих уговоров приятели согласились. В 11 часов они были у Чичагова и подтвердили то, что видели накануне. Выслушав их, тот сообщил, что знает хорошо Дубельта и жену его, которые уже не живут вместе, и что он, как поверенный «госпожи Дубельт», воспользуется происшедшим, чтобы развести их. Сконфуженные приятели, опасаясь попасть в «историю», всячески отказывались выступать в роли свидетелей под присягой, однако в конце концов все-таки согласились.   

Изложенные Михайловым в консистории сведения завершаются фразой: «В показании по этому делу меня никто не уговаривал и все изложенное показывал по чистой совести и по долгу принятой мною присяги».


Из рассказанного Михайловым следует, что два дворянина взяли на себя роль добровольных сыщиков, вовсе их не украшавшую.

Итак, Михаил Леонтьевич был уличен в прелюбодеянии 20 декабря 1867 г.. Через три дня в далеком от Петербурга Париже Наталия Александровна подписала составленное по всей форме прошение на высочайшее имя о разводе с первым мужем, подписываясь прежней фамилией Дубельт.


«Всепресветлейший, Державнейший Великий

Государь Император Александр Николаевич

Самодержец Всероссийский, Государь Всемилостивейший

 

Просит жена отставного генерал-майора

Михаила Леонтьева Дубельта

Наталья Александровна, урожденная Пушкина,

о нижеследующем

1

При вступлении в брак в феврале месяце 1853 года с Михаилом Леонтьевичем Дубельтом мы клялись пред Алтарем в любви и верности друг другу, но клятва эта была им нарушена.

2

Вообще обращение его со мною было скорей предосудительным, а теперь же мною получено положительное сведение, что он в декабре месяце текущего года в бытность свою в С.Петербурге явно нарушил святость брака прелюбодеянием с неизвестною женщиною, что будет доказано на судоговорении очевидными свидетелями.

3

Подобный поступок моего мужа лишает всякой возможности продолжать с ним супружество, а потому объясняя что: а) муж мой, вероисповедания Православного, жительство имеет в С. Петербурге в Знаменской гостинице, а я по болезни проживаю за границею в Париже и б) я не в состоянии явиться сама для судоговорения и уполномачиваю вместо себя коллежского асессора Виктора Никифоровича Чичагова, который и предоставит надлежащую доверенность и медицинское свидетельство в квитанциею губернского казначейства в получении исковых пошлин по сему делу,  Всеподданнейше прошу

Дабы повелено было сие мое прошение принять и дать ему законный ход, брак мой с мужем моим расторгнуть.

Декабря 24 дня 1867 года / января 4 1868       

К поданию надлежит в С.Петербургскую Православную Духовную Консисторию

Прошение сие сочинял и переписывал коллежский асессор Виктор Никифоров Чичагов.

Генерал-майорша Наталья Александровна Дубельт руку приложила.

Жительство имею в городе Париже во Франции

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, Д.117. Оп. 1. Л 530 и об.    


Вслед за высочайшим прошением последовали две доверенности на ведение бракоразводного дела, написанные Наталией Александровной в Париже - на имена поверенных В.Н. Чичагова и Н.П. Вознесенского.

В ответ на вопрос духовной консистории о факте нарушения Дубельтом супружеской верности Михаил Леонтьевич 7 февраля 1868 года резонно ответил: «Живя уже несколько лет врознь с женою и будучи еще молод, полагает подобный поступок хотя далеко не законным, но возможным».         

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л. 591

 23 мая 1868 года Святейший Синод признал расторжение брака «с предоставлением г-же Дубельт вступать в новый брак с беспрепятственным лицом и с осуждением генерал-майора Дубельта на всегдашнее безбрачие за нарушение им таинства брака прелюбодеянием».

Между тем, по сути говоря, Наталию Александровну саму можно было бы осудить - за двоемужество: не разведясь еще с первым мужем, почти за год до получения развода, она обвенчалась со вторым.


                Решение о бракоразводном процессе

«1868 года, мая 4 дня в Присутствии Второй Экспедиции С. Петербургской Духовной Консистории

                Слушали

Указ Святейшего Правительствующего Синода от 18 мая сего года за № 1671, в
коем утверждено решение С.Петербургского Епархиального Начальства о расторжении брака супругов Дубельт. По справке оказалось: С. Петербургская Духовная Консистория, рассмотрев дело, начавшееся 2 января текущего года с прошения жены Генерал-Майора Натальи Александровой Дубельт, урожденной Пушкиной, о расторжении брака ея с мужем Михаилом Леонтьевым Дубельт, по причине нарушения им супружеской верности - решительным определением 24 апреля сего же года утвержденным ЕГО ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕНСТВОМ, заключила: 1) Брак жены отставного Генерал-Майора Натальи Дубельт, урожденной Пушкиной, с мужем ея Михаилом Леонтьевым Дубельт, совершенный 18 февраля 1853 года причтом Л. Гв. Конного полка, по причине совершенно доказанного прелюбодеяния Михаила Дубельт, расторгнуть, воспретив ему навсегда вступление в новый брак, и, сверх того, предать его семилетней церковной эпитимии, под надзором духовного его отца. 2) Истице Наталье Александровой Дубельт, урожденной Пушкиной, дозволить, если пожелает, в новое супружество, с другим беспрепятственным лицом». 

ЦГИА СПб, Архив Санкт-Петербургской духовной консистории, 1862 г., Д.117. Оп. 1. Л. 527 и об.         

                Бракоразводные процессы
             Михаила Леонтьевича и Наталии Александровны Дубельтов

                1862

10 мая - доверенность Н. А. на ведение бракоразводного дела, выданное Д. Белинскому

После 10 мая - отъезд Н. А. за границу, оставившей детей на попечение матери и отчима.

10 июня - письмо М. Л. с просьбой о прощении и предложение трех вариантов дальнейшей  жизни.

10 июля - официальное признание М. Л. в неверности и согласие на развод.

13 июля - письмо Н. А. мужу с упреками о перехваченном им письме кн. Е.А. Львова.

27 июля - прошение на высочайшее имя Н. А. о разводе.

17 августа - Н. А. пишет мужу: «Не противься разводу и возврати мне свободу[…]
Быть может, я достигну той же цели и без твоего содействия, но сохраняя право тебя ненавидеть».

21 августа - медицинское свидетельство о невозможности Н. А. участвовать в бракоразводном процессе по состоянию здоровья (написано в Бродзянах).

11 сентября - прошение на высочайшее имя поверенного Н. А. - Белинского о разводе

12 сентября - начало первого бракоразводного процесса.

                1863

Апрель - возвращение Н. А. в Россию.

6 мая - прошение на высочайшее имя Н. А. с просьбой не привлекать Г.А. Пушкина к делу как свидетеля.

Середина мая - отъезд Н. А. за границу.

4 октября - очная  ставка М. Л. с лжесвидетелями его «прелюбодеяния».

26 октября - ответы Н.Н. Ланской (Пушкиной) на вопросы консистории.

26 ноября - кончина Н. Н. Ланской (Пушкиной).

                1864

19 февраля - окончание первого бракоразводного процесса

3 мая - отказ Н. А. вернуться к мужу и ее прошение с.-петербургскому обер- полицеймейстеру И.В. Анненкову о выдаче «вида на отдельное от мужа жительство».

3 мая - рапорт И.В. Анненкова военному генерал-губернатору А.А. Суворову о просьбе Н. А.

9 мая - отношение А. А.Суворова начальнику Третьего отделения В.А. Долгорукову с просьбой «испросить Высочайшего разрешения» о выдаче Н. А. «вида на жительство»

17 мая - Суворов передает составленный им доклад с изложением дела Долгорукову на рассмотрение императора.

19 мая - Долгоруков возвращает Суворову доклад с резолюцией императора «Согласен»

29 мая - получение Н. А. «вида на отдельное от мужа жительство».

12 июня - письмо М. Л. Александру II «Повелением Вашим как гражданин и отец, я оскорблен и уничтожен… Я смело и громко скажу Вам, что Вас на мой счет обманули и что я наказан Вами вполне безвинно».

                1865

1 июня - письмо М. Л. Александру II: «Вы могли бы приказать провести самое строгое дознание по поводу тех лживых сведений, которые стали известны Вам»

16 ноября - письмо М. Л. Александру II: «Уехав навсегда из дорогой мне России, откуда я изгнан несправедливостию и самоуправством людей сильных, я обращаюсь еще раз к вам, государь<…> Я прошу у Вас в четвертый раз не милости или снисхождения, но только правды, то есть суда и следствия законного»

                1866

Июнь - Н. А. похищает у мужа дочь Анну.

Сентябрь - имение М. Л. продано с аукциона.

                1867

1 июля - Н. А. венчается в Лондоне с принцем Н.- В. фон Нассау.

24 декабря - Н. А. пишет прошение императору о разводе с М. Л.

                1868

7 февраля - М. Л. признает факт измены.

18 мая - расторжение брака М. Л. и Н. А. Дубельтов Св. Синодом.

9 июля - Н. А. просит о вступлении в новый брак.

10 августа - обер-прокурор Синода извещает о разрешении Александра II вступить Н. А. в новый брак...

 

                ГЕНЕРАЛ, КВАРТИРУЮЩИЙ У КУХМИСТЕРШИ

В светском обществе ХIХ века адюльтер почитался нередким явлением. Однако дела о бракоразводных процессах с публичным признанием супружеской неверности, служившей основанием развода, были гораздо реже.

Приговор, обрекающий Дубельта на вечное безбрачие, был спокойно воспринят им. Однако Михаила Леонтьевича по-прежнему волновал вопрос о возвращении ему детей. Об этом свидетельствует его письмо, обращенное к Александру II и написанное 11 июня 1868 года:

«Ваше Императорское Величество!

В 1863 году Вам благоугодно было повелеть, дабы бывшей жены моей Наталье Александровне с детьми был выдан вечный пашпорт на отдельное от меня жительство. Пока дети мои находились при матери, повеление это должно было соблюдаться. Но с тех пор Наталья Александровна, оставив всех троих детей на руках родственников в России, сама уехала за границу, совершенно отчудив себя от Отечества. Узаконив положение Натальи Александровны содействием моим бракоразводному делу, теперь оконченному, я тем самым, не без великодушия, упрочил положение ее в чужой среде. Вас же, Государь, умоляю, возвратите мне права мои над моими родными детьми.

Вот уже пять лет, как я детей моих совсем не вижу и что мне не дозволяют принимать ни малейшего участия в их воспитании и благосостоянии. Очевидно, что если Ваше Императорское Величество нашли нужным лишить меня прав над моими детьми, Вы сделали это в пользу их матери, но не в пользу лиц посторонних, коим она передала их.

Прикажите же, Государь, чтобы повеление 1863 года было уничтожено, чтобы через то мое положение как гражданина, не бывши больше положением исключительным, совпало в среду общую.

Верьте мне, что я человек, слишком преисполненный правил чести, дабы предпринять что-либо, могущее детям моим повредить. Годы идут, то дозвольте мне выйти из условий обидных и, смею сказать, незаслуженных, и не допустите, чтобы я окончил жизнь мою без семейства и без утешения, после всех перенесенных мною несчастий и огорчений.

В ожидании великих милостей,

Вашего Императорского Величества, 

остаюсь навсегда неизменно верноподданный

Михаил Дубельт.

11 Июня 1868

Демидов переулок дом № 9.

 
21 июня по приказу Мезенцева к Михаилу Леонтьевичу приезжал некий поручик Попов, чтобы передать Дубельту приглашение к управляющему Третьим отделением, но не застал его, о чем доложил начальству: «Проживающий в Демидовом переулке, дом № 9, квартиры № 7 у кухмистерши Лаврентьевой отставной генерал-майор Михаил Леонтьевич Дубельт уехал на дачу и возвратится сюда во вторник на будущей неделе. Куда же именно и к кому отправился генерал-майор Дубельт, Лаврентьевой не известно».

Указание адреса, по которому проживал Дубельт в Петербурге, дает понятие о его имущественном положении.

Как известно, его бывшая жена, обретшая во втором замужестве графский титул, жила вместе с супругом-принцем в аристократическом Висбадене в роскошном дворце. Вот что пишет об этом Е.А. Новосильцева-Регекампф: «Жили они на самом красивом месте Висбадена, на Зоннебургштрассе. Во дворце у них было красиво, нарядно и вместе с тем уютно. Внизу находились парадные комнаты, из которых только первая большая гостиная была проходная. Направо от нее - гостиная графини с мебелью, крытой красным сукном. Стены были в зеркалах, соединенных между собою позолоченными рамами. Затем столовая и за ней - большой кабинет принца, где обыкновенно собирались, когда приезжали гости».

Между тем Михаил Леонтьевич Дубельт ; генерал, сын сановника, чья фамилия совсем недавно была известна в России каждому, обитал отнюдь не в престижном районе  Петербурга и даже не занимал квартиру, как обязывало его положение, а ютился в комнате, снимаемой «от жильцов» - «у кухмистерши». Можно представить, что туда долетали запахи кухни. Невольно вспоминается повесть Ф.М. Достоевского «Бедные люди», герой которой Макар Девушкин ютился в каморке рядом с кухней и также чувствовал кухонные «ароматы».

Уточнение «у кухмистерши» дополняет представление о месте, где поселился Дубельт - там проживали небогатые люди, преимущественно чиновники, для которых рестораны были дороги, и они столовались в кухмистерских. Демидов переулок, где квартировал у кухмистерши опальный генерал, начинался от набережной Мойки и упирался в мост, также называемый Демидовым, перекинутый через Екатерининский канал, непочтительно именовавшийся тогда жителями столицы «канавой», и выводил на знаменитую Сенную площадь. Свернув с Демидова моста на набережную, можно было дойти до следующего моста - Кокушкина*, соединявшего два переулка - Кокушкин и Столярный.

«В Столярном переулке у Кокушкина моста» - эти слова слышит Лугин, герой незавершенной повести Лермонтова, написанной в 1841 году, не имевшей названия и озаглавленный позднейшими публикаторами «Штосс»,. Отправившись по указанному адресу, Лугин отыскивает дом, владелец которого носит фамилию Штосс, и снимает там квартиру, в которой развертываются дальнейшие события. «Глухой частью города» называет место возле Кокушкина моста Лермонтов.
_____________________

* Через два десятилетия Демидов переулок продолжится - продлевающий его от канала до площади Конный переулок получит то же название. В ХХ веке между Демидовым и Кокушкиным мостами будет построен еще один - напротив Сенной площади и потому так же названный - Сенной мост.

Четверть столетия спустя в том же Столярном переулке поселит своего героя Достоевский. Мы узнаем об этом из первой же фразы романа «Преступление и наказание»: «В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из каморки, которую занимал от жильцов в Столярном переулке, и медленно, как бы в нерешимости, отправился к Кокушкину мосту».

Роман «Преступление и наказание» печатался в 1866 году в журнале «Русский вестник», а в следующем вышел отдельным изданием. Фразы романа помогают нам перенестись в Петербург в разгар лета 1868 года и осознать обстановку, в которой находился тогда Михаил Дубельт: «Близость Сенной, обилие известных заведений и по преимуществу цеховое и ремесленное население, скученное в этих серединных улицах и переулках, пестрили иногда общую панораму такими субъектами, что странно было бы и удивляться при встрече с иною фигурой».

 
Теперь перелистаем петербургские газеты того времени.

В воскресном фельетоне «Проказы петербургского солнца», напечатанном 7 июля 1868 года в популярной газете «Голос», мы читаем: «Ингерманладские болота до того непривычны к жаре, что начинают гореть, когда их порядочно припечет здешнее солнце… Благодаря бездождию и жаре мы, если можно так выразиться, вступили в период горения. Горят города, горят леса, горит хлеб на ниве… наконец - и это уже просто ни на что не похоже, горит даже земля». 

Неделю спустя ту же мысль повторяет фельетонист газеты «Петербургский листок»: «Одно могу тебе сказать, читатель: жарко![…] И действительно, небо горит от солнца, горит земля от загоревшегося торфа, горят леса, только одна вода осталась цела от огня».

Днем раньше в том же «Петербургском листке» напечатан приказ санкт-петербургского обер-полицеймейстера: «Чрезвычайное увеличение в последнее время пожаров, при продолжающихся жарах и засухе, указывают на неотложную необходимость принятия со стороны полиции самых энергических мер для противодействия этому общественному бедствию».

Тот же номер «Петербургского листка» от 13 июля открывает статья «Неразрешенный вопрос», начальные строки которой читаются как своеобразный комментарий к «Преступлению и наказанию»:

«Почти в самом центре Петербурга находится площадь, на которой по-видимому сосредоточены все нечистоты и все непривлекательные стороны столичной жизни. Грязь и зловоние окружают безобразные деревянные лавчонки с кухонной посудой, железными изделиями и съестными припасами; между последними особенно непрезентабельны обжорные или съестные лавки, в которых питается беднейший класс петербургского населения. На этой площади и едва ли не единственно на этой площади можно встретить столько бедности, грязи и порока, не прикрытого никакой мишурой и, вследствие этого, особенно поражающего своей неприглядностью».

Передовая статья, озаглавленная «По случаю пожаров», открывает номер «Петербургского листка» неделю спустя и завершается в следующем номере. Следом за ее окончанием помещен новый приказ петербургского обер-полицеймейстера, начинающийся словами «По случаю продолжающихся жаров и сильной засухи…»

В воскресном фельетоне, напечатанном тогда же в газете «Голос», читаем:  «Петербургские жители задыхаются теперь от дыма, висящего тучею над несчастным городом… Еще немного, и мы или задохнемся, или сгорим. Теперь петербуржцу ночью предстоит на выбор: или, затворив окна, задыхаться от жары, или, отворив окна, задыхаться от дыма».

Вновь обратимся к роману Достоевского:

«На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу…».

По счастью, Михаил Дубельт все же имел возможность покинуть душный и зловонный город и уехать за город.

                ***

На рапорте поручика Попова, извещающего, что Дубельт «уехал на дачу и возвратится сюда во вторник на будущей неделе», стоит помета управляющего Третьим отделением Н.В. Мезенцева: «Пригласить ген. майора Дубельта во вторник ко мне. 21 июня»

На письме Дубельта от 11 июня Мезенцев сделал более короткую помету: «переговорить». Вероятно, при встрече 25 июня Михаила Леонтьевича с управляющим Третьим отделением осуществилось намерение обсудить волнующий его вопрос - о  судьбе детей Дубельта. Об этом говорится в новом письме к Мезенцеву, написанном 11 июля: «Все, тогда мне Вами переданное по повелению его величества, не позволяет мне сомневаться в успехе. По достижении же мною цели я правами моими воспользуюсь только относительно моей старшей дочери, находящейся у генерал-адъютанта Ланского. - Двоих же моих младших детей, теперь воспитывающихся у брата моего Николая Леонтьевича, я буду просить оставить у себя, ибо детям моим у него отлично».

На письме помета: «Доложено» - о содержании письма Дубельта императору.

Опальный генерал не терял надежды, что до отъезда Александра II за границу волновавший его вопрос, о котором он столько раз писал последнему, будет окончательно решен и последует высочайшее повеление о восстановлении прав Дубельта над детьми. Однако ожидания не оправдались. Император, видимо, остался удовлетворен текущим положением дел: оставить двух младших детей у брата Михаила Леонтьевича, а старшую дочь у Ланского - Александр II не хотел обидеть почтенного генерал-адъютанта и отобрать у него дочь падчерицы.

Как сообщали в газетах, «в воскресенье, 14 июля, в 5 часов пополудни, Его Императорское Величество Государь Император изволил отправиться из г. Царского Села в заграничное путешествие».

20 июля обескураженный Михаил Леонтьевич написал управляющему Третьим отделением Н.В. Мезенцеву пространное послание:

«Письмом от 18 июля Вы уведомляете меня, что на немедленное определение дочери моей в Институт Его Императорское Величество не соизволили, и что она будет вероятно определена к Сентябрю месяцу. Про восстановление же прав моих над моими детьми, о чем я просил Государя Императора письмом от 11 июня, Вы не упоминаете<…> подобный исход моего семейного дела далеко не соответствует  милостивым надеждам, Вами мне поданным при личном моем с Вами свидании утром 25 июня. Тогда Вы именно сказали мне, что Государь Император, получив мое письмо, одобряет его содержание и находит, что после всего случившегося права мои над детьми должны быть восстановлены. При втором же моем с Вами свидании Вы выразились, что я надежды на благополучный для меня исход моего дела терять не должен потому, что Его Величество благоволит ко мне. Позвольте же мне теперь убедительно просить Вас разъяснить мне причины столь непонятного для меня противуречия, между воззрениями Его Величества на мое дело в начале оного и последовавшим по нем, окончившимся Высочайшим Повелением. Согласитесь, что в настоящую минуту в судьбе моей относительно детей не произошло ни малейшей перемены, хотя бы и к худшему. Между тем как по словам, Вами мне переданным, по повелению Государя, 25 июня, я мог рассчитывать на полное восстановление прав моих. Теперь же, кроме моих чувств как Гражданина и Отца, я обязан как верноподданный выяснить недоразумение или клевету, быть может, на мой счет доложенную Его Величеству, ибо трудно не видеть причину, для меня неблагоприятную, между началом и концом моего дела.

Обращаюсь к благородству, справедливости и великодушию Вашего Превосходительства, и прошу Вас вникнуть, что если Государь в 1863 году по просьбе Натальи Александровны счел нужным лишить меня прав моих над моими детьми, то Он сделал это в пользу их Матери, но не в пользу генерала Ланского, для моей дочери совершенно постороннего. Что если дочь моя не при Наталье Александровне, то почему именно не быть ей при мне, ее Отце. Если для этого, в глазах Его Величества, причина существует, она, конечно, для меня крайне невыгодна. Сообщите же ее мне, дабы я мог ее опровергнуть, и восстановить справедливое обо мне мнение Его Величества. Или по меньшей мере о причине этой прикажите сделать самое строгое, самое беспристрастное дознание, и если дознание это, как я уверен, окажется для меня благоприятным, доложите о том Государю, и тем самым сымите с меня незаслуженное пятно. Мнение Государя так для меня важно, что я прошу Вас, если иначе добиться правды невозможно, испросить у Его Величества, предания меня суду по взведенному на меня в глазах его обвинению, по коему он счел нужным изменить благосклонное воззрение на меня и на мое дело, переданное мне Вашим Превосходительством при свидании 25 июня».

                ***

20 мая 1868 года у супругов Николая Нассауского и Наталии Меренберг родилась дочь София. А 18 мая в Петербурге Святейший Синод вынес постановление о расторжении ее брака с Михаилом Дубельтом. Если учесть разницу в двенадцать дней, поскольку рождение дочери, произошедшее в Германии, явно отмечено по новому стилю, а расторжение брака в России - по старому, то, следовательно, дочь от второго брака была рождена, когда ее мать еще считалась и женой Михаила Дубельта. Наталию Александровну можно было бы обвинить в двоемужестве.

В Российском государственном историческом архиве хранится дело «О браке бывшей в замужестве за генерал-майором Дубельтом Натальи Пушкиной с герцогом Николаем Нассауским без обязательств крестить детей в православии» (РГИА. Ф. 797. Оп. 38. Д. 123, II отд)               

9/21 июля 1868 года Наталия Александровна писала обер-прокурору Святейшего Синода графу Д.А. Толстому из Женевы:

«Милостивый государь граф Дмитрий Андреевич.

Получив из Св. Синода развод с бывшим мужем моим отставным генерал-майором Михаилом Леонтьевичем Дубельтом, с правом для меня вступить в новый брак и желая воспользоваться сим правом, вступив в брак с его высочеством принцем Николаем Нассаусским, я покорно прошу ваше сиятельство исходатайствование разрешения к вступлению в сей брак без обязательства для меня и моего будущего мужа крестить и воспитывать детей, имеющих родиться от сего брака, в Православной вере и это в виду неотразимых (?) требований Герцогской фамилии Нассаусских Принцев. Прося ваше сиятельство исходатайствовать мне позволения в возможно скором времени, я в то же время прошу вас выслать оное немедленно в Женеву на имя отца протоиерея здешней православной церкви Петрова.

Примите, Милостивый Государь, уверение в совершенном моем почтении

Наталья Дубельт

Женева 1868 года

9/21 июля». (л. 1)

О ходатайстве Наталии Александровны вступить в брак с принцем Нассауским   Святейший Синод известил Александра II:

«О браке бывшей в замужестве за генерал-майором Дубельтом Натальи Пушкиной за герцогом Нассауским.

Бывшая в замужестве за отставным генерал-майором Дубельтом Наталья Александрова, урожденная Пушкина, Православного исповедания, с разрешения Святейшего Синода, разведена с своим мужем, с предоставлением ей права вступить в новое супружество.

Ныне Наталья Дубельт обратилась с ходатайством о дозволении ей вступить в брак с Его Высочеством Принцем Николаем Нассауским, реформатского вероисповедания, без обязательства крестить и воспитывать детей от этого брака в Православии, по тому уважению, что этого требует Герцогская фамилия Нассауских Принцев.

О сем ходатайстве имею счастие всеподданнейше представить на благоусмотрение  ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА.

Подп. За отсутствием Обер-Прокурора Святейшего Синода               

Исправляющий должность Товарища его Юрий Толстой               

На подлинной рукою Г. Синодального Обер-Прокурора помечено:
«собственною ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою написано карандашом «Согласен»

В Киссингене

2 августа 1868 года

Граф Д. Толстой

Как видим, ни император, ни высокопоставленные сановники - светские и духовные - делали вил, что не знают о том, что дочь Пушкина уже более года находится второй раз замужем.

ОБЕР-ПРОКУРОР СВЯТЕЙШЕГО СИНОДА

Милостивая государыня Наталья Александровна.

10 Августа 1868 г По всеподданнейшему докладу Вашего Превосходительства № 3716                изложенного в письме от 9/21 минувшего июля, Государь Император Высочайше соизволил разрешить Вам вступить в брак с Его Высочеством Принцем Нассауским Николаем без обязательства крестить и воспитывать детей от сего брака в Православии.
Сообщив Высокопреосвященному Митрополиту С. Петербургскому о таком ВЫСОЧАЙШЕМ соизволении для зависящего распоряжения к повенчанию брака притчом нашим в Женеве, долгом поставляю уведомить Вас, милостивая государыня, о вышеизложенном.

Примите уверение в совершенном моем почтении.

Граф Дмитрий Толстой

(л. 6 и об)

Того же 10 августа обер-прокурор Синода граф Толстой известил митрополита С. Петербургского Исидора о «высочайшем соизволении» и просил написать указ С. Петербургской Духовной Консистории о браковенчании в православной церкви в Женеве.

Приводим ответ митрополита:

«Его Сиятельству Господину Обер-Прокурору Св. Синода Графу Д.А. Толстому

Ваше Сиятельство, Милостивый Государь!

Вследствие отношения Вашего Сиятельства от 10 сего августа за № 3117, честь имею препроводить при сем к Вашему Сиятельству заготовленный С. Петербургскою Духовною Консисториею указ причту православной церкви в Женеве, о последовавшем Высочайшем соизволении вступить в новый брак бывшей до сего в замужестве за отставным генерал-майором Дубельтом Наталье Александровой, урожденной Пушкиной, православного вероисповедания, с разрешения Святейшего Синода, разведенной с своим мужем - с Его Высочеством Принцем Николаем Нассауким реформатского исповедания без обязательства крестить и воспитывать детей от этого брака в Православии.

С отличным почтением и совершенною преданностию имею честь быть

Вашего Сиятельства Милостивого Государя

Покорнейшим слугою         

Исидор М[итрополит] Новгородский и С.Петербургский»

19 августа управляющий министерством иностранных дел получил этот указ для  доставления притчу указанной церкви. Однако самый указ в деле отсутствует. По существу говоря, он не понадобился, поскольку браковенчание уже состоялось - более года назад в Лондоне.

В последующих документах дела «О браке.. Натальи Пушкиной с герцогом Николаем Нассауским…» о венчании даже не упоминается - в них, датированных месяцем спустя, речь идет уже совсем о другом.

Как уже было сказано, еще в 1864 году, уезжая за границу, Наталия Александровна оставила детей на попечение отчима П.П. Ланского. И ныне, четыре года спустя, получив развод, она, ставшая графиней Меренберг, обратилась к Александру II с ходатайством взять к себе дочерей Наталию и Анну. Об этом свидетельствует письмо  на бланке Третьего отделения 22 сентября 1868 г.

«Господину исправляющему должность Обер-Прокурора Святейшего Синода

Находящаяся за границею бывшая жена отставного Генерал-Майора Михаила Дубельта обратилась к Государю Императору со всеподданнейшею просьбою о разрешении ей взять к себе двух дочерей ея, прижитых ею в браке с Дубельтом и воспитывавшихся ныне в России, так как девочкам этим, по объяснению просительницы, нужен лучший климат и оне нуждаются в материнском ея о них попечении.   
Для правильного разрешения изъясненного ходатайства имею честь, по Высочайшему Его Величества повелению, покорнейше просить Ваше Превосходительство почтить меня уведомлением, кому из супругов Дубельт, по производившемуся бракоразводному их делу, представлены родительские права на детей их.

За отсутствующего Главного Начальника Отделения

Свиты Его Величества Генерал-Майор Мезенцев»

Заметим, что копия этого письма находится в ином деле - «По прошению… Натальи Дубельт о выдаче ей с детьми вида на отдельное жительство от мужа» в другом архиве - ГАРФ в фонде Третьего отделения. Там же находится справка от 19 сентября:

«Г-жа Дубельт обратилась к государю императору с всеподданнейшею просьбою о разрешении ей взять к себе двух дочерей ее, воспитывающихся в России, коим нужен лучший климат и которые требуют материнского о себе попечения».

Хотя Наталия Александровна уже более года была супругой принца Нассауского, а в мае ее брак с Михаилом Дубельтом был расторгнут, тем не менее обращение к императору в сентябре она подписала прежней фамилией - Дубельт.

Вероятно, Александр II колебался: кому из супругов следует отдать предпочтение? Вновь вернуться к этому вопросу заставило императора обращение к нему уже матери детей Наталии Александровны. По его поручению Мезенцев обратился к обер-прокурору Святейшего Синода.

Вновь обратимся к документам дела «О браке… Натальи Пушкиной с герцогом Николаем Нассауским…»

28 сентября исправляющий должность товарища обер-прокурора синода Ю.В. Толстой ответил на письмо Мезенцева:

«Вследствие отношения вашего превосходительства от 22 сего сентября № 1905, что Духовное Начальство при обсуждении бракоразводных дел, возникающих по иску вследствие нарушения супружеской верности, принимает к своему рассмотрению только те обстоятельства, которые по канонам церковным и по законам гражданским признаются поводами к расторжению таинства брака, и на основании сих узаконений постановляет определение прав тяжущихся супругов лишь по отношению их к сему таинству. Что же касается до гражданских прав их как взаимно один к другому, так и по отношению их к происшедшим от них детям, то определение их прав не составляет предмета обсуждения Духовного Начальства и подлежит решению правительственных учреждений гражданского ведомства.

Точно также и при решении дела о расторжении брака супругов Дубельт С. Петербургское Епархиальное Начальство, а затем и Святейший Синод не касались определения прав их на рожденных от брака их детей, а постановили только определение о расторжении сего брака с предоставлением г-же Дубельт вступить в новый брак с беспрепятственным лицом и с осуждением генерал-майора Дубельта на всегдашнее безбрачие за нарушение им таинства брака прелюбодеянием.

Сообщая о сем вашему превосходительству, долгом поставляю присовокупить, что после того, как состоялось определение Святейшего Синода, г-жа Дубельт входила с прошением о разрешении ей вступить в брак с принцем Нассауским без обязательства крестить и воспитывать детей от этого брака в православии и что на сие ея прошение воспоследовало Высочайшее соизволение. Обстоятельство это едва ли не подает повода к сомнению в возможности г-жи Дубельт воспитывать в православии и тех дочерей ее от прежнего ее брака, об отдаче коих на ее попечение она ныне ходатайствует»

За отсутствием Обер-Прокурора Святейшего Синода

Испр[авляющий] должность Товарища его

Юрий Толстой.

В результате подобного ответа последовало решение императора, о чем свидетельствует помета на письме Ю.Н. Толстого: «Высочайше повелено ходатайство г-жи Дубельт оставить без последствий. 1 окт.»

Два года спустя после продажи имения Дубельта «Тверские губернские ведомости» известили о предстоящей продаже его другого имения, находившегося в ином уезде той же губернии. Трижды, 24, 28 и 31 августа 1868 года, в газете печаталось сообщение: «От С.-Петербургской Сохранной Казны объявляется, что в оной будет продаваться с аукционного торга заложенное и просроченное недвижимое имение помещика Михаила Леонтьевича Дубельта, состоящее в Тверской губ. и уезде, селения Оздяково и Левково, со всем строением и всякими угодьями, к сему имению принадлежащими и с переводом долга по правилам Сохранной Казне. О сроке торга объявлено будет в свое время».

Однако, видимо, до продажи второго имения дело не дошло - сообщение о дате проведения торга в газете не появилось.

                ***

Последнее письмо, завершающее дело «По прошению жены отставного генерал-майора Дубельта о выдаче ей с детьми вида на отдельное жительство от мужа», обращено к управляющему Третьим отделением Н.В. Мезенцеву:

«Милостивый государь Николай Владимирович.               

Брат мой Николай Леонтьевич, уезжая за границу, в положении чрезвычайно болезненном, не озаботился оставить для Пажеского Корпуса распоряжение, к кому именно отпускать по праздникам сына моего Леонтия. Вследствие этого и по принятому в Корпусе порядку сын мой со двора не сходит, а находится будто бы под наказанием.
Убедительно прошу Вас, исходатайствуйте для меня распоряжение брать ко мне по праздникам моего сына. Верьте мне, и если Вам угодно, то удостоверьтесь в том, что я веду образ жизни вполне безукоризненный и скромный и живу в двух отдельных комнатах. Я не могу предвидеть причины, могущей служить основанием отказа для меня брать к себе по праздникам моего родного сына, когда право это беспрепятственно предоставляется весьма(?) посторонним относительно воспитанников военно-учебных заведений.

Как всегда рассчитываю на справедливое и радушное содействие Вашего Превосходительства.

Покорнейший слуга Ваш

М. Дубельт.

17 дек. 1868

Большая Конюшенная, № 12»


На письме две пометы, сделанные, видимо, Мезенцевым:

«Пригласить ген. Дубельта ко мне в понедельник в 11 часов утра. 20 дек.» и «Объявлено словесно. 24 дек.»

Письмо это интересно по двум причинам: в нем говорится о скромном образе жизни, который по-прежнему вел Михаил Леонтьевич, упоминая о «двух отдельных комнатах в очень приличном доме», и выражается забота о тринадцатилетнем сыне. По-видимому, накануне Рождества он все же получил разрешение взять сына на праздники к себе.


                В  СЕМИДЕСЯТЫЕ  ГОДЫ

Приняв вину в бракоразводном процессе на себя, Михаил Леонтьевич Дубельт в 1863 году «по домашним обстоятельствам» был уволен в отставку, продолжавшуюся 23 года. 

В своих воспоминаниях он пишет, что видимо в 1869 г.* принял предложение генерал-губернатора Восточной Сибири Михаила Семеновича Корсакова занять должность его помощника и командующего вверенных ему войск. Дубельт был с ним в родстве, приходясь ему троюродным братом. Министр внутренних дел А.Е Тимашев, с которым Михаил Леонтьевич был знаком давно, еще по совместной службе в Кавалергардском полку, не возражал против назначения и должен был доложить о нем императору,. Однако Наталия Александровна, узнав об этом, из-за границы написала Тимашеву письмо, что она не желает, чтобы ее бывший муж поступал на службу. Министр доложил императору, что Дубельт не достоин должности, охарактеризовав его с отрицательной стороны как пьяницу** и карточного игрока. Когда Тимашева упрекнули, отчего тот резко изменил свое мнение, он пренаивно ответил: «Это только доказывает, что я сильно люблю Наталию Александровну».

«Неужели это правда?» - такова помета карандашом на полях рукописи воспоминаний Дубельта, сделанная прежним исследователем, оставшимся безвестным - весьма давняя, судя по дореволюционной орфографии. Несмотря на его сомнение, ответу Тимашева можно верить. В дневнике А.В. Никитенко при описании новогоднего бала 1865 года в Зимнем дворце мы читаем: «За ужином мне пришлось сидеть против красавицы Дубельт, за которой увивался Тимашев»***. Почтенный шестидесятилетний академик поневоле отметил внимание, которое столь явно оказывал дочери Пушкина генерал-адъютант А.Е. Тимашев - бывший управляющий Третьим отделением и будущий министр внутренних дел.

О том же свидетельствуют строки письма Л.Н. Павлищева сестре от 17 мая 1872 года о беседе с М.Л. Дубельтом: «На поверку выходит - не он, а жена его кругом виновата, сделав с ним в последнее время такую штуку, уже будучи замужем за Ник…[…]»

Как известно, участие Дубельта в бракоразводном процессе воспрепятствовало ему получить должность тверского губернатора, предложенную императором, который в дальнейшем неоднократно отказывал Михаилу Леонтьевичу в просьбах принять его и выслушать объяснения. Тем не менее Александр II благоволил к Наталии Александровне, о чем свидетельствует в частности приглашение ее на придворный бал.

___________________________________________

* М.Л. Дубельт датирует события 1871 годом, однако в начале этого года М.С. Корсаков был уволен по его просьбе от должности генерал-губернатора, а в марте того же года скончался. Память подвела воспоминателя - бесспорно, несостоявшееся назначение произошли двумя годами ранее - об этом говорят слова из письма Дубельта Александру II от 6 марта 1870 года: «Когда прошлым летом Вы не удостоили меня поступлением вновь на службу…»    

** Напомним, что Дубельт, по его признанию, всегда испытывал отвращение к вину.

*** Никитенко А.В.Записки и дневник. Т. 2. М., 1953. С. 490.


В марте 1870 года Дубельт пишет Александру II:

«Ваше Императорское Величество!

Когда прошлым летом Вы не удостоили меня поступлением вновь на службу, в разговоре Вашем об этом с графом Шуваловым Вы изволили выразиться, что в настоящее горячее время я напрасно не устрою какое-либо выгодное для себя дело или не приму в таком деле участия.

Уже более двух лет я хлопочу постоянно об этом, начинал до десяти превосходных дел, принимал и принимаю участие в предприятиях первоклассных, для России и для правительства весьма выгодных*, но к сожалению, все труды мои и усилия разбиваются о ледяное нерасположение ко мне сильных мира сего, весьма  отталкивающих меня вследствие Вашего ко мне неудовольствия.

Я бы не осмелился беспокоить Вас, Государь, настоящим письмом, если бы для передачи Вам моей слезной просьбы имел к кому обратиться. Но Вы добры до великодушия, и чем более я был виновен перед Вами, тем конечно охотнее Вы протянете мне руку помощи.   

Скажите только министру финансов или графу Бобринскому доброжелательное обо мне слово, и что Ваше Величество не прочь видеть меня участвующим в делах. Тогда мое положение изменится совершенно, и я скоро выйду из несчастия, в котором погряз страшно. Подобною благосклонностию, в выражениях общих, Вы могли бы удостоить даже человека совершенно постороннего. Относительно же меня она возможна, что Отец мой служил Вам как никто, и я имел счастие быть Вашим адъютантом. Бесчестного, клянусь Вам, я никогда не сделал ничего, и с моим здоровьем и с энергией, поверьте, никакого дела не испорчу.   

Простите мне, Государь, мою смелость, но право я в отчаянии. Здоровье и состояние брата моего тают как воск, мне существовать положительно нечем, а будущность детей моих устрашает меня. Одно слово, Вашего добрейшего сердца, и Вы увидите, что не пройдет месяца, как я поправлюсь.

Простите и спасите.   

Верноподданный и неизменно преданный

Михаил Дубельт

6 Марта 1870.


Мы знаем, что Михаил Леонтьевич в скором времени стал правителем дел управления Киево-Брестской железной дороги. Возымело ли письмо действие и это назначение произошло благодаря министру путей сообщения графу Бобринскому? Видимо, нет, и своим назначением Дубельт был обязан концессионеру дороги Алексею Андреевичу Рябинину, которого он называет в воспоминаниях, выражая сожаление, что через год тот передал концессию другому - Е.К. Затлеру, с которым отношения не сложились.

Следует назвать некоторые предприятия, в которых принимал участие М. Л. Дубельт:

О предложении господина Дубельта о предоставлении ему мощения улиц плитой и по предложению господина С.-Петербургского губернатора об отводе места для производства опыта над чугунной мостовой по Варшавской системе и о рассмотрении проекта господина Дубельта по замощению Петербургских улиц, (ЦГИА СПб. Ф.787. Оп. 4. 1869;1870 гг  Дело 170.)

По ходатайству генерал-майора Дубельта и инженер-механика Кузнецова об учреждении акционерного общества "Кладь" для перевозки кладей, страхования, хранения и выдачи под них ссуд и посредничества в доставлении кладей по железным дорогам и пароходам, 1870-1874 гг. (РГИА. Ф. 1287 (Хозяйственный департамент Министерства внутренних дел). Оп. 7. 1870 г. Д. 236)

По ходатайству ген.-м. Дубельта, кн. Трубецкого, Долгорукова и др. лиц о разрешении им учредить акционерное общество дешевых продуктов. (ЦГИА СПб. Ф. 792.  Оп. 1. 1881 г. Д. 3222)


В воспоминаниях Дубельт упоминает, что сопровождал княгиню Елену Ивановну Суворову, с которой находился в свойстве (ее сестра была замужем за его братом) в поездке в Восточную Сибирь - на золотые прииски ее двоюродного брата Александра Александровича Базилевского.

Как ни удивительно, но два события в жизни  Михаила Леонтьевича - причастность к железной дороге и поездка в Сибирь - оказываются взаимосвязаны. Об этом свидетельствует его новое обращение к Александру II, где не только повторяется просьба о принятии на службу, но и предлагается достойный внимания проект - о строительстве Сибирской железной дороги

После окончания Крымской войны, одной из основных причин поражения России в которой стало отсутствие надежных путей сообщения, началось интенсивное сооружение стальных магистралей в страдавшей от бездорожья стране 1860-1870 гг. оно получило дальнейшее развитие. М. Л. Дубельт, предпринявший поездку в Сибирь,  где познакомился с предпринимателем и золотопромышленником А.А. Базилевским, проникся идеей строительства железной дороги, необходимой для развития промышленности и оживления этого края, и подал проект о строительстве стальной магистрали, подчеркивая, что оно будет осуществлено без малейших со стороны правительства затрат. Проект интересен еще тем, что написан задолго до строительства Транссибирской магистрали.


«Ваше  Императорское  Величество.

Я имел счастие писать Вам 27-го прошлого июля, и просить Вас, Государь, простить мне мою виновность перед Вами, и дозволив мое поступление вновь на службу, даровать мне тем самым возможность, моими усердием и преданностию, заслужить хотя отчасти, это драгоценное для меня прощение. При этом, я докладывал Вашему Императорскому Величеству, что под пулями, как и в отдаленном крае, я одинаково буду Вашим самым верным слугою, но что я надеюсь принести более существенную пользу на поприще финансовом, так как за последние десять лет моей жизни, исключительно занимался изучением этой столь важной отрасли Государственного Управления.

Я почти думаю, что письмо мое не достигло своего высокого назначения, ибо никакого распоряжения по нем не последовало. Зная же из опыта моего счастливого прошлого, насколько Ваше Императорское Величество, добры и благосклонны к каждому, я полагал бы, что если Вам и не благоугодно было снизойти к моей убедительной просьбе, то есть дозволить мое поступление на службу, Вы бы и это решение Ваше повелели передать мне.

Я перенес с покорностию волю Святого Промысла, не допустившего меня принять свою долю участия в гигантской борьбе за честное дело, столь славно окончившейся освобождением Христиан на Востоке, и хотя мое сердце и скорбело от бездействия, в столь торжественныя для каждого Русского минуты, я полагал, что по видимому я еще не достаточно искупил ошибки моего прошлого. Теперь же, когда новые компликации, вызывают к деятельности людей, горячо преданных Престолу и Отечеству, я осмеливаюсь обратиться к милостивому воззрению Вашего Императорского Величества, и убедительно просить Вас о дозволении мне вновь поступить на службу. В предвидении же возможности, что представленный мною 19-го текущего марта, на благоусмотрение Ваше проект о неотлагательной постройке Сибирской железной дороги, с ветвию к Индии, и без малейших со стороны Правительства затрат, удостоится Высочайшего одобрения Вашего, я бы думал, что мое положение на службе, даст мне возможность, с большим еще успехом, следить за осуществлением этого великого патриотического дела, если Вы, Государь, дозволите мне о том заботиться.

В ожидании повеления Вашего, и с чувством самой неограниченной преданности, остаюсь

Вашего Императорского Величества, верноподданный,    

Михаил Дубельт.

30-го марта 1878 г.

Никольская ул. 65.

 
В воспоминаниях Дубельт упоминает и о том, что он сопровождал княгиню Елену Ивановну Суворову, с которой находился в свойстве (ее сестра была замужем за его братом) в поездке в Восточную Сибирь - на золотые прииски ее двоюродного брата Александра Александровича Базилевского. По всей вероятности, во время этого продолжительного путешествия у Дубельта и возникла мысль о строительстве Сибирской железной дороги, в результате чего на рассмотрение Александру II 19 марта 1878 года им был представлен проект «о неотлагательной постройке Сибирской железной дороги с ветвию к Индии и без малейших со строны правительства затрат». В письме от 30 марта того же года Александру II Дубельт сообщает, что уже обращался к императору 27 июля прошлого [1877] года с просьбой принять его на службу, но не получил ответа.

Большой интерес представляют следующие строки этого письма: «… [и] под пулями, и в отдаленном крае я одинаково буду Вашим самым верным слугою, но что я надеюсь принести более существенную пользу на поприще финансовом, так как я последние десять лет моей жизни исключительно занимался изучением этой столь важной отрасли государственного управления».

В словах «под пулями», бесспорно, имеется в виду неудовлетворенное прошение Дубельта о назначении его в действующую армию во время русско-турецкой войны.

Упоминание об  ««отдаленном крае» напоминает о несостоявшемся назначении Дубельта помощником генерал-губернатора Восточной Сибири

Также представляют интерес в биографии Дубельта слова о десятилетнем изучении им финансовых вопросов и надежда «принести более существенную пользу на поприще финансовом»    

Однако и на это раз просьба остается без ответа. Прошение даже не дошло до Александра II - об этом свидетельствует лаконичная бездушная помета Министерства императорского двора «Отклонить»


В июне 1880 г. в Москве состоялось торжественное открытие памятника А.С. Пушкина, где почетными гостями были дети великого поэта, в том числе и младшая дочь. При встречах они бесспорно обсуждали предпринятую ею публикацию писем их отца.

Умирая, вдова Пушкина просила старшую дочь Машу передать младшей самое дорогое - пушкинские письма. Братья согласились с этим, понимая, что разойдясь с мужем, Таша оказалась в трудном материальном положении. Они были убеждены, что с этим сокровищем та сможет расстаться только в том случае, если все возможности избежать бедности будут исчерпаны и иного способа сохранять прежний образ жизни не останется. Однако Наталия Александровна поступила иначе - она решила продать пушкинские письма, уже став супругой его высочества принца фон Нассау и никаких материальных затруднений не испытывала. Опубликовав эти письма без ведома братьев и сестры, она поставила их в крайне неловкое положение.

Мария Александровна, выполняя последнюю волю матери и расставшись с письмами отца, вовсе не ожидала, что так поступит с ними сестра. Поэтому можно понять ее раздражение, когда на слова общей знакомой Е.А. Новосильцевой-Регекампф о жалобах Наталии Александровны на редко получаемые письма она резко ответила: «Скажите ей, что наш отец писал за нас всех».


                НОСТАЛЬГИЯ  БЫЛА  ЕЙ  НЕЗНАКОМА

Младшая дочь поэта несомненно знала пушкинские строки:

Два чувства дивно близки нам,

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

По всей вероятности, ей были чужды эти чувства. Выйдя замуж за немецкого принца и поселившись в Висбадене, она только один раз после этого приезжала в Россию - в 1880 году на торжества, посвященные открытию памятника Пушкину. По окончании празднества графиня Меренберг вернулась в Висбаден, время от времени посещая с мужем Париж, Лондон и другие европейские столицы и города, однако Петербург и Москва не входили в их число.

Видимо, она надеялась прибыть в Россию на юбилей столетия  Пушкина, но не получила приглашения. Возможно, сказались осложнившиеся отношения между братьями и сестрой после ее публикации пушкинских писем в «Вестнике Европы», еще более обострившиеся после их требования передать оригиналы писем в Румянцевский музей.   Однако приехать на родину не на празднество и находиться не в центре всеобщего внимания, а просто, без помпезности - посетить родные места, где прошли детство и юность, побывать на могилах родителей, приехать в родовое имение Михайловское, встретиться с близкими людьми - подобная мысль, видимо, не посещала ее.


На торжествах, посвященных открытию памятника Пушкина, Леонтий Дубельт виделся с матерью и подарил ей свою фотографию в морской форме, сделав на обороте надпись на французском языке: «Моей матери, горячо любимой своим сыном. Л. Дубельт  22 мая 1880. Санкт-Петербург». Почти год спустя он напечатал в журнале «Нива» портрет матери в молодости, гравированный Б. Пуцем по рисунку П. Лебедева, с оригинала И.К. Макарова. (журнал «Нива», 1881 год, № 5)

Сообщая о появлении дочери поэта вместе с сыном - морским офицером, журналисты отмечали, что тот поразительно похож на своего легендарного деда, каким тот был в молодые годы. Так, в статье «Пушкинский праздник в Москве», напечатанной в журнале «Живописное обозрение», отмечалось: «Между прочим, один из членов этой семьи, молодой моряк, удивительно напоминает чертами лица покойного поэта: те же крупные губы, тот же нос, даже взгляд такой же, как на лучших портретах Пушкина».

                ***

Просматривая послания, написанные дочерью Пушкина в период второго замужества, невольно обращаешь внимание на любопытное обстоятельство. Еще в телеграмме Наталии Александровны, датированной 1867 г., в которой она сообщала: «все мои желания исполнены, я замужем, подписанной: «Nathalie, рrincesse de Nassau», немецкая частица von , указывавшая на дворянское происхождение обладательницы, была заменена французской de., хотя ее вторым мужем стал принц Николаус-Вильгельм фон Нассау.

 И в дальнейшем, получив титул графини фон Меренберг, на протяжении многих десятилетий подписывая письма, она неизменно ставила между именем и фамилией не фон, а де.

В РГАЛИ в фонде князей Вяземских хранятся письма Наталии Александровны, писавшиеся в середине 1870-х гг. давнему другу семейства П.А. Вяземскому на французском языке, неизменно подписанные де Меренберг

Известно также письмо Наталии Александровны, написанное уже в ХХ столетии одной из дочерей, подписанное инициалами Н. де М.         

И только в надгробной надписи на могиле дочери Пушкина на кладбище Висбадена дважды встречается немецкое фон:

Grafin Natalie von Merenberg, geboren von Puschkine (1836-1913)

Почти столетие спустя в книге «Дети и внуки Пушкина» Г.А. Галин, говоря о втором замужестве младшей дочери поэта, неизменно именует ее Натальей Александровной фон Меренберг, хотя, думается, von было бы уместнее опустить.

Так поступил И.С. Тургенев - в предисловии к публикации пушкинских писем, датированном ноябрем 1877 г., он, выражая признательность дочери поэта, называл ее графиней Н.А. Меренберг без добавления какой-либо частицы (немецкой или французской) перед фамилией.


                ВНОВЬ НА ВОЕННОЙ СЛУЖБЕ

Хотя в 1870-е гг. Россия вела военные действия в Средней Азии, на Кавказе и за Балканами, генерал-майор Дубельт оставался невостребованным. Проведя в отставке двадцать три года, много раз безуспешно обращавшийся к Александру II с просьбой о принятии его на службу, Михаил Леонтьевич в 1884 г. обратился к новому императору - Александру III с той же просьбой. На его прошении об определении на службу император поставил резолюцию: «Можно попробовать дать ему место хоть коменданта, посмотреть, будет ли способен. Уволить всегда есть возможность, если не годится». После двух лет ожидания, 6 июня 1886 г. Дубельт был назначен комендантом Александропольской крепости*.

Расположенный всего в нескольких верстах от границ Российской империи, Александрополь был форпостом русских войск в Закавказье. В 1837 г. Николай I заложил рядом с древним поселением Гумры крепость, названную в честь августейшей супруги Александры. Название Александрополь распространилось и на поселение, ставшее городом.

О том, что представлял собой Александрополь в 1880-е годы, дает представление краткая заметка в словаре того времени: «Русский город и крепость в Эриванской губернии, в Закавказье, расположенный на реке Арапчае, которая несколько южнее впадает в Арас, и на большой дороге из Эривана в находящийся в 45 верстах Карс. Александрополь - обширное военное поселение для 10 000 человек, имеет 5 церквей, 6 караван-сараев, шелковый промысел и 22670 жителей (1885). Александропольский уезд Эриванской губернии занимает 37 598 кв. м и в уезде населения 111909 жителей».

Энциклопедический словарь Брокгауза и Евфрона


За девять лет до назначения Дубельта, во время войны за освобождение Болгарии Александрополь имел большое значение - здесь были сосредоточены главные силы русского корпуса на Кавказе под командованием генерала от кавалерии М.Т. Лорис-Меликова. Однако после взятия Карса и окончания военных действий Александропольская крепость утратила свое значение, должность коменданта стала второстепенной - и теперь командующий войсками Кавказского военного округа князь А.М. Дондуков-Корсаков вел переписку с военным министерством о ее упразднении. Можно представить раздражение князя, когда вопреки его просьбе эта должность не только не была ликвидирована, но на нее был назначен прибывший из Петербурга генерал - им оказался Дубельт.

Поскольку Дондуков-Корсаков не мог выразить недовольство ни военному министру П.С. Ванновскому, ни тем более императору, то обратил свою досаду на Дубельта. Он очень холодно принял последнего, несмотря на прежнее знакомство и вполне дружеские отношения.

Думается, холодное обращение Дондукова-Корсакова с Дубельтом было вызвано еще одним обстоятельством - ведь тот был зятем Пушкина. Написанная более полвека назад пушкинская эпиграмма «В Академии Наук / Заседает князь Дундук», направленная против его отца, ставшего любимцем министра народного просвещения С.С. Уварова, благодаря которому отставной полковник и уездный предводитель дворянства сделался сановником, попечителем петербургского учебного округа и вице-президентом Академии наук, превратила его фамилию в нарицательное прозвище - слово «дундук», означавшее «бестолковый человек, дурак», вошло даже в «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Даля.

Казалось, со временем эпиграмма, распространявшаяся в списках и ни разу не напечатанная, забылась, но за шесть лет до возобновления знакомства Дондукова-Корсакова с Дубельтом она неожиданно появилась в печати - в собрании сочинений Пушкина, изданном П.А. Ефремовым. И хотя, встречаясь теперь, князь прекрасно знал, что перед ним человек, ни разу с автором дерзостной эпиграммы не встречавшийся, однако мысль, что это зять Пушкина, пусть даже и бывший, вызывала у него неприязнь и досаду. Эта досада отразилась в написанной два года спустя Дондуковым-Корсаковым аттестации Дубельта: «Здоровья слабого, умственных качеств посредственных, воли слабой, не отвечает своему назначению, по преклонным годам и слабому здоровью не способен к самостоятельной деятельности». Аттестация была несправедливой и оскорбительной - как характеризовал себя Дубельт в записке, направленной весной 1889 г. в военное министерство, «пользующий замечательным для своих лет здоровьем, пощадившим доныне все его способности»

РГВИА, Ф. 400. Оп. 9. Д. 26439. Л. 7)

К тому же у Дубельта не сложились отношения с начальником городского гарнизона. Следует пояснить, что Александрополь состоял как бы из двух частей - города и крепости, отстоявших на расстоянии двух верст одна от другой; при этом в каждой части были свои комендант и гарнизон. Если Дубельт был комендантом крепости и крепостного гарнизона, то начальником городского гарнизона считался командир расквартированной в городе 39-й пехотной дивизии А.В. фон Шак, происходивший из прусских дворян, выпускник Берлинского кадетского корпуса, успевший послужить и в прусской, и в австрийской армиях, и только затем перешедший на русскую службу «на ловлю счастья и чинов».

 И во время смотра Александрополя военным министром П.С. Ванновским фон Шак приписал себе заслуги в нововведениях, сделанных в крепости.

Менее четырех лет был Михаил Дубельт комендантом Александропольской крепости, однако оставил добрую память о себе. В своем письме новому военному министру А.Н. Куропаткину, написанном в 1898 г., Михаил Леонтьевич подчеркивал, что, будучи комендантом крепости, он привел в порядок преданный забвению Холм чести. Так называется военное кладбище с часовней Святого Архистратига Михаила, где были погребены до 240 русских офицеров, погибших в русско-турецкие войны 1855-1856 и 1877-1878 годов. Пришедшее в запустение кладбище стараниями Дубельта было приведено в порядок и благоустроено, высажены до 2500 деревьев и проведена вода. В советское время кладбище было уничтожено, однако в 2010 году Холм чести был восстановлен и освящена часовня.

 В 2010 году в своей речи на открытии восстановленного мемориала тогдашний президент России Д.А. Медведев сказал: «От имени всех граждан России я хотел бы поблагодарить руководство и народ братской Армении за такое бережное отношение к нашей совместной истории и к памяти наших воинов, за сохранение - что, может быть, особенно важно в сегодняшней жизни - исторической правды о сражениях за Кавказ».

(из речи Дмитрия Медведева на открытии комплекса)

Восстановление «Холма чести», воинского кладбища, брошенного на произвол судьбы в советские годы по идеологическим причинам, стало делом чести, достойным уровня армяно-российских отношений.

(из речи президента Армении Сержа Саргсяна на открытии комплекса)

Холм Чести в Гюмри и другие памятные знаки в вашей стране свидетельствуют о благодарности армянского народа русским православным братьям.

(Патриарх Московский Кирилл, во время пребывания в Армении)


Сохранилось письмо Александры Ивановны Дубельт - жены покойного брата Михаила Леонтьевича Николая - обращенное к некоему Николаю Николаевичу, видимо, сослуживцу покойного мужа, занимавшему видный пост в военной иерархии - от 2 марта 1889 года, в котором она просила принять участие в судьбе beau-frere (деверя) и дать возможность ему не быть уволенным в отставку и дослужиться до полного пенсиона.

Видимо, ходатайство возымело действие.

Хотя 27 февраля 1890 г. Дубельт был уволен в запас, так как занимаемая им  должность Александропольского коменданта ликвидирована, но два последующих года зачтены ему в срок действительной службы. В приказе говорилось: «в связи с упразднением должности коменданта Александрополя высочайше разрешено Александропольского коменданта генерал-майора Дубельта отчислить от настоящей должности за упразднением таковой с зачислением в запас по армейской кавалерии с оставлением за штатом на два года и с зачетом этого времени в действительную службу».

Михаил Леонтьевич вспоминал позднее: «По прибытии моем в Петербург, когда я представлялся военному министру (П.С.Ванновскому), то он сказал мне, что я на новое место не должен рассчитывать, так как я слишком стар. «Помилуйте, ваше высокопревосходительство, - возразил я, - мы с вами одних лет, и если вы не слишком стары, чтобы быть хорошим министром, то почему я не могу быть комендантом». Однако новую должность Дубельт не получил, и 12 апреля 1897 г. был произведен в генерал-лейтенанты и уволен в отставку с мундиром и пенсией.

«Теперь мне 76 лет отроду, - писал Дубельт 6 мая 1898 года новому военному министру А.Н. Куропаткину, - и я сознаю, что я действительно стар, чтобы получить какое-либо назначение, но я буду несказанно благодарен Вашему Превосходительству, если Вы исходатайствуйте мне усиление моей пенсии или хотя бы единовременное пособие, так как я действительно нуждаюсь, получая всего на руки 143 руб. в месяц, за удержанием 2/5 из моей пенсии в пользу кредиторов, нажитых мною во время моей продолжительной отставки». 

(РГВИА, Ф. 3545. Оп. 3. Д. 495. Ч. 1. Л. 106).

 

24 ноября 1894 года умер сын Михаила Леонтьевича - Леонтий Дубельт, не дожив двух недель до 39 лет. Морской офицер, дослужившийся до чина капитана второго ранга, женатый на княжне Агриппине Оболенской, он был похоронен на Смоленском православном кладбище Петербурга, где были погребены и другие обладатели этой фамилии*, Отец как бы уступил сыну свое место в родовом захоронении и сам будет погребен на другом кладбище рядом со свойственниками - Базилевскими и Кондыревыми. Мать скончавшегося на похороны сына не приезжала.
______________________________________

*О Л.М. Дубельте см. очерк в приложении.

 
                «ДОРОГОЙ ДРУГ И БРАТ»

В декабре 1886 - январе 1887 годов с Наталией Александровной, ставшей во втором замужестве графиней Меренберг, в Висбадене встречался известный историк, редактор-издатель журнала «Русская старина» М.И. Семевский. «Это высокая, видная дама с каштановыми волосами, синими глазами и с громким голосом, - писал он в «Заметках о виденном и слышанном дома и за границей - 1886 - 1887 гг.»  - Она очень приветлива в своем обращении». Во время встреч и бесед Семевский сделал ряд записей по ее воспоминаниям. Однако она совершенно не коснулась семейной жизни, рождения и воспитания детей. Сделанные по ее рассказам записи не завершены; прерванные на середине, они были опубликованы лишь тридцать с лишним лет спустя после смерти Семевского в 1924 году в книге Б.Л. Модзалевского, Ю.Г. Оксмана, М.А. Цявловского «Новые материалы о дуэли и смерти Пушкина» (с. 126-130).

Между тем в редакционном примечании к биографическому очерку о Л.В. Дубельте, напечатанном в ноябрьском номере «Русской старины» за 1888 год, отмечалось: «Еще в 1887 году в Висбадене графиня Наталья Александровна Меренберг (супруга принца Николая Нассауского), дочь великого Пушкина, бывшая в первом браке за сыном Дубельта (брак разведен), с величайшим сочувствием говорила нам о Леонтии Васильевиче». Сохраняя память о бывшем свекре, Наталия Александровна не нашла слов сочувствия о первом муже. Вероятно, ее нежелание рассказать о замужестве и семейной жизни и послужило причиной незавершенности записей Семевского.

Е. Дубельт.  Л.В. Дубельт // Русская старина - 1888 - № 11 - С. 491.

3 Там же, С. 497.

(Русская старина, 1888, № 11. С. 497).


Однако в скором времени в «Русской старине» начали печататься воспоминания  М.Л. Дубельта. Заметим, что еще в 1880 году в октябрьской книжке этого журнала (с. 452-453) было напечатано письмо Михаила Дубельта - в защиту памяти отца. Ныне же  он послал в журнал новое письмо, датированное 24 ноября 1889 года - оно было напечатано в январском номере за 1890 г. как небольшая статья «Н.О. Сухозанет и император Николай Павлович» - о конфликте с военным министром, отрешившем его в 1867 г. от должности, на которую он был назначен покойным императором. Вскоре, видимо, происходит личное знакомство редактора «Русской старины» с Дубельтом, и 22 июня 1890 г. в альбоме Семевского «Знакомые. Книга автографов» появляется запись Михаила Леонтьевича о его многолетней военной службе.. Затем в «Русской старине» публикуется еще ряд написанных Дубельтом мемуарных статей. Помимо этого он рекомендует в журнал нового автора. В фонде Семевского в Пушкинском доме хранится визитная карточка с такой записью: «Михаил Леонтьевич Дубельт просит достойнейшего Михаила Ивановича удостоить своей обычной любезности моего двоюродного брата Л. Н. Павлищева»*.
____________________________________________

*Записка написана на визитной карточке Дубельта; к напечатанным имени, отчеству и фамилии приписаны несколько слов. Ниже напечатан адрес: Сергиевская ул, № 81, кв. 11. На обороте текст на французском языке: Le General Doubelt. Sergievskaya, 81, log. 11.

 
Мы уже знаем, что родной брат дочери Пушкина Григорий Александрович отказался участвовать в бракоразводном процессе и свидетельствовать против Михаила Дубельта. Теперь к этим сведениям прибавляются другие - из переписки близких родственников Пушкиных Павлищевых, которая характеризует взаимоотношения супругов Дубельтов.

Так, сестра Пушкина Ольга Сергеевна Павлищева писала сыну 24 сентября 1862 года:

«Таша Дубельт точно хочет разводиться с мужем, что подтвердила Маша Гартунг, которая с мужем приехала на 2 недели из деревни… Таша не добьется разводной - разве муж возьмет на себя грех небывалый для ее потехи, что невероятно…»

(ИРЛИ РАН. Ф. 221. Оп. 2. Ед. хр. 10.)

 Приведем строки из письма  ее дочери Надежды Николаевны Панэ, сестры Льва Николаевича, написанного 13 (1) марта 1866 года в Неаполе, и адресованного матери:

«Дубельт делал все возможное, чтобы примириться с Ташею, поехал отыскивать ее в Германию, и писал к ней тьму писем, она же, видно, женщина с характером, потому что все эти объяснения ее не трогают. Во всяком случае, если она женщина с душою, то я не думаю, чтобы она была счастлива и довольна своим образом жизни…»

(ГМП)

Однако наибольший интерес представляет фрагмент письма, написанного Л.Н. Павлищевым сестре:

17 мая [1872]

«Тебе очень кланяется… отгадай кто? Михаил Леонтьевич Дубельт. Встретились мы с ним на улице, и я забрел к нему на чашку чая и на бутылку превосходного пива. Среди дружеской беседы время прошло незаметно. На поверку выходит - не он, а жена  его кругом виновата. Сделав с ним в последнее время такую штуку - уже будучи замужем за Ник…
Михаил Леонтьевич занимается теперь частной службой и несмотря на свои 50 лет, нисколько не переменился. Надо было видеть, как он мне обрадовался, надо было слышать, с каким участием о тебе расспрашивал, о твоем пребывании в Варшаве, о твоем муже, детях. В заключение выпили за твое здоровье, и велел тысячу раз поцеловать твои ручки. Все, что об нем говорили Ланские и tutti quanti** - чистая чепуха. Живет он прекрасно, и такой же ком иль фо, как и был. Не верь людям - они злы и рады очернить всякого, кто им не по вкусу».               

(РГАЛИ. Ф. 2281. Оп. 1. Ед. хр. 676. С. 16-17)

Сохранилось несколько писем, написанных самим Михалом Леонтьевичем Л.Н. Павлищеву в последние годы и даже месяцы жизни, в которых он называет адресата «мой дорогой друг и брат», «достойнейший и добрейший» и «душевно благодарит» его. 

*всякие другие (ит.)

**ком иль фо (comme il faut - фр.) - соответствующий понятиям светского приличия - о костюме человека, особенностях поведения, манерах, умении вести беседу.

По тону писем можно судить, что знакомство Дубельта и Павлищева было близким, и они часто общались. И хотя мы не располагаем сведениями о том, когда это знакомство началось, тем не менее можно с уверенностью предполагать, что произошло оно в феврале 1853 года на свадьбе Михаила Леонтьевича с Наталией Александровной Пушкиной. По всей вероятности, оно продолжалось до отъезда Дубельтов в Елизаветград и возобновилось с их возвращением в Петербург. Также живя в столице, Лев Павлищев бесспорно слышал о раздорах в семье Дубельтов, приведших к бракоразводному процессу - не  только как близкий родственник Ланских-Пушкиных, но и как законовед - возможно, с ним даже советовались как со знатоком юриспруденции. Павлищев не мог не знать как о начале процесса, возникшего по инициативе его кузины Наталии Александровны, так и о его окончании, а также о последовавшем затем высочайшем разрешении проживать ей отдельно от мужа, идущем вразрез с законодательством.


В мае 1899 года, когда Россия отмечала столетие со дня рождения Пушкина, были организованы юбилейные выставки - в Академии наук в Петербурге и в Историческом музее в Москве. В свет вышли альбомы, посвященные выставкам, в которых в числе других изображений были помещены и портреты Леонтия Васильевича Дубельта. Неизвестно, побывал ли Михаил Леонтьевич на одной из этих выставок. Однако можно не сомневаться, что благодаря Павлищеву, принимавшему деятельное участие в организации выставок, он видел эти альбомы, в том числе и портреты отца.

За две недели до кончины Михаил Леонтьевич писал Павлищеву:

«Дорогой друг и брат милейший Лев Николаевич!

Кроме моего постоянного желания видеться с тобой, мне необходимо переговорить с тобой по одному обстоятельству, приехать же к тебе не имею возможности, потому что не встаю с постели третью неделю вследствие сильной простуды. Будь такой Ангел, по окончании твоей службы в Контроле заезжай на минутку ко мне. А добрейшая Ольга Петровна вероятно простит меня, что в этот день ты явишься домой на полчаса позже. Крепко тебя обнимаю, Ольге Петровне целую ручки. Душевно тебе преданный

М. Дубельт.

20е марта 1900 г.»
_______________________________

ИРЛИ РАН               

                ***

Михаил Леонтьевич ушел из жизни в последний год ХIХ столетия.

«6-го Апреля умер М.Л. Дубельт. Завтра его похороны, - писала Павлищеву невестка Михаила Леонтьевича Александра Ивановна - вдова его брата Николая. - Он был болен две недели, умер как святой заснул. Хоронят его в Невском монастыре»,.

Дубельт был похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

Ушел из жизни Михаил Леонтьевич несостоятельным должником. После его кончины остался неоплаченный вексель на 2200 рублей. Назначенная опека пришла к выводу о невозможности выплатить эту сумму - из-за отсутствия у покойного имущества.

Нельзя сказать, что кончина Дубельта не осталась совсем незамеченной - в печати появилось два некролога. Но какие это были некрологи!

В газете «Северный курьер» была напечатана заметка в несколько строк, сиротливо затерявшаяся на большеформатной газетной полосе между хроникой происшествий и перечнем приехавших в Петербург:

«НЕКРОЛОГ. На днях скончался отставной генерал-лейтенант Михаил Леонтьевич
Дубельт, сын знаменитого шефа жандармов Л.В. Дубельта. Покойный родился в 1818 г., службу начал в кавалергардском полку, участвовал в крымской кампании (причем был тяжело ранен); был флигель-адъютантом Императора Александра II. В 1881 г. он вышел в отставку. Перу покойного принадлежит несколько статей и заметок в «Рус. Старине», где он преимущественно полемизировал с разными мемуаристами, неблагосклонно относившимися к памяти его отца»*.

Грустное впечатление производит эта заметка. Несмотря на краткость она полна неточностей. Отец Михаила Леонтьевича был не шефом жандармов, а управляющим Третьим отделением. Сам он родился не в 1818 году, а четырьмя годами позднее. Дубельт не участвовал в Крымской войне и ранен был в сражениях с горцами на Кавказе. Вовсе не в 1881, а в 1863 году он был вынужден выйти в отставку, которая продолжалась 23 года. Вторая отставка произошла в 1897 году. Наконец, совершенно несправедливо сказано, что в «Русской старине» Михаил Леонтьевич «преимущественно полемизировал с разными мемуаристами, неблагосклонно относившимися к памяти его отца». Ему было о чем рассказать! Об этом убедительно говорят даже те немногие публикации, которые там появились. Вот что говорилось в них:

конфликт с военным министром, сместившим его с престижной должности, на которую он был назначен покойным императором;

участие в реформе по отмене крепостного права, и гордость за умение убедительно разъяснить крестьянам ее пользу, не прибегая ни к телесным наказаниям непокорных, ни тем более стрельбе и убийству крестьян;

наконец, близкое знакомство с Александром II, вначале - наследником престола цесаревичем, затем императором, продолжавшееся более десяти лет.

Однако многое так и осталось невысказанным.

Как была рада Анна Николаевна Дубельт, узнав о том, что ее сын Миша женится. Как полюбила будущую невестку, так ни разу не повидав ее - и в своем последнем, предсмертном письме писала, что желала бы видеть ее фрейлиной больше, чем сына флигель-адъютантом.. Как просила мужа не откладывать свадьбу, если не сумеет из-за болезни вовремя приехать.

Как радовалась свадьбе мать невесты: «Я желать лучшего зятя не могла», - признавалась Наталия Николаевна Вяземскому.

Как стремился Михаил Дубельт убедить жену сохранить семью - хотя бы ради детей. Как предлагал супруге варианты дальнейшей жизни:

1) «Будь великодушна, прости меня, испытай еще раз, последний раз. Даю тебе честное слово, что при первом твоем требовании я возвращу тебе полную и совершенную свободу».

2) Будем жить врознь. […] Ты меня никогда не увидишь, но будь уверена, что самая пламенная молитва моя к Богу та, чтобы ты со временем меня простила, чтобы ты возвратилась ко мне, хотя бы через 20 лет, хотя бы к смертному одру моему.

3) Развод, но с одним условием: я всю вину беру на себя и чтоб ты осталась невинною, […] Клянусь тебе душою покойного отца моего, что с первого до последнего слова все искренно и все будет в точности исполнено»
___________________________________________________________

* В советское время Ленинабад, ныне Гюмри - второй по величине город Армении.

** В Петербургской, Тверской, Тульской и Псковской губерниях Н.Л. Дубельту принадлежало более восьми тысяч десятин земли.

 
                ГДЕ ПОЗНАКОМИЛИСЬ ПУШКИНЫ И ДУБЕЛЬТЫ?

Завершая книгу, хотелось бы попытаться ответить на вопрос, имеющий отношение не к ее героям, но к их родителем. Где могли познакомиться Пушкины и Дубельты?

Возможно, знакомство Александра Сергеевича с Леонтием Васильевичем произошло еще в годы молодости поэта, во время южной ссылки, при встречах с генералом Н.Н. Раевским в Киеве в 1821 году, где тот командовал корпусом. Ведь до 1822 года Дубельт был адъютантом прославленного военачальника, героя «грозы двенадцатого года», считался своим человеком в их семействе, а ставшая в 1818 году его женой Анна Николаевна Перская, приходившаяся племянницей знаменитому государственному деятелю адмиралу Н.С. Мордвинову, доводилась близкой подругой Екатерине Раевской, к которой был неравнодушен тогда будущий автор «Евгения Онегина». Быть может, в доме генерала Раевского Пушкин познакомился не только с Дубельтом, но с его женой. Подобное знакомство представляется вполне вероятным. Если допустить подобную возможность, можно предположить, что позднее, в 1830-е годы это знакомство продолжилось в Петербурге, когда Дубельт уже служил в корпусе жандармов.

В то время Пушкин, вероятно, встречался с Дубельтом неоднократно. В частности, об этом свидетельствуют письма, которыми они обменялись в марте 1834 года. Так, 4 марта поэт получил такое письмо:

«Управление жандармского корпуса

Отделение 2.

С.-Петербург.

Марта 4-го дня 1834.

№ 1064.         

Милостивый государь Александр Сергеевич!

Шеф жандармов, Командующий императорскою главною квартирою г-н генерал-адъютант граф Бенкендорф, получив письмо Вашего высокоблагородия от 27 февраля, поручил мне вас уведомить, что он сообщил г-ну действительному тайному советнику Сперанскому о высочайшем соизволении и, чтобы сочиненная вами история Пугачева напечатана была в одной из подведомственных ему типографий.

Исполняя сие приказание его сиятельства графа Александра Христофоровича, имею честь быть с отличным почтением и преданностию вашим милостивый государь покорнейшим слугою

Л. Дубельт»58.


На следующий день Пушкин пишет ответное письмо, ошибочно датируя его 5-м февраля (вместо марта):

«Милостивый государь Леонтий Васильевич!

Спешу вас известить, что уведомление о высочайшем соизволении государя императора печатать мною написанную историю о Пугачеве в одной из типографий, подведомственных господину действительному тайному советнику Сперанскому, получить имел я честь.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть,

милостивый государь, Вашим покорнейшим слугою

Александр Пушкин.

5 февраля 1834.

СПб».

В заключительных строках Пушкин пишет: «Вашим покорнейшим слугою» вместо «Вашего превосходительства»: в то время Дубельт был полковником (генералом он станет год спустя).

Вероятно, встречи Пушкина с Дубельтом носили не только деловой, но и светский характер. Видимо, при встречах в обществе познакомились и их супруги. В книге Л. Яцевича «Пушкинский Петербург» в указателе адресов современников поэта, с которыми тот общался, указан адрес Л.В. Дубельта - Театральная площадь, дом Анненкова (современный адрес - Театральная площадь, дом 16). Можно предположить, что поэт с женой бывал у Дубельтов дома.*

О встречах Пушкина с четой Дубельтов в светском обществе свидетельствует рисунок «На балу», сделанный Николаем I и запечатлевший сцену придворного бала - он приведен в книге, в статье М.В. Сидоровой и А.А. Литвина «Рисунки-шаржи императора Николая I», напечатанном в сборнике «Курьез в искусстве и искусство курьеза» / Mатериалы ХIV Царскосельской научной конференции (СПб. 2008 г.) дается описание этого рисунка: «Невысокий усатый мужчина в жандармском мундире на переднем плане рисунка похож на управляющего III Отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии Л.В. Дубельта, а стоящая рядом полная дама, тучность которой явно акцентирует автор рисунка, имеет сходство с женой Дубельта Анной Николаевной, урожденной Перской. Известно, что Анна Николаевна очень стеснялась своей внешности, называла себя в письмах близким «большим монументом», переживала, что в свете злословят на этот счет и даже, чтобы не причинять неудобства «дорогому бесценному Левочке», с конца 1840-х гг. перебралась на постоянное жительство в тверское имение Рыскино. Если принять это предположение, то рисунок императора можно датировать серединой 1840-х гг.»   

Однако в последнем утверждении следует усомниться и датировать рисунок Николая I десятилетием ранее, а именно 1834 годом, когда Дубельт и Пушкин обменялись письмами. В книге «Бенкендорф А.Х. Воспоминания. 1832-1837, М., 20124», подготовленной теми же исследователями - М.В. Сидоровой и А.А. Литвиным, этот рисунок помещен в главе «1834 год». Напомним, этим годом датируются письма, которыми обменялись Дубельт и Пушкин по поводу выхода в свет «Истории Пугачева». На заднем плане рисунка, если приглядеться, в числе гостей изображен человек, очень похожий… на Пушкина.

В таком случае вполне вероятно, что по возвращении в Петербург после смерти мужа вдова Пушкина Наталия Николаевна в 1841 году возобновила некоторые знакомства, в том числе с четой Дубельтов, а вскоре познакомилась и с их сыновьями - молодыми кавалергардами, незадолго до этого окончившими Пажеский корпус.
_________________________________

* Попутно следует заметить, что этот дом на Театральной площади был знаком Пушкину и ранее - за пятнадцать лет до этого тут жил другой полковник, в ведении которого также были политические дела (хотя политической полиции - Третьего отделения еще не существовало). В апреле 1820 года, когда Пушкину угрожал арест за вольнодумные стихи, получив в связи с этим вызов к военному генерал-губернатору Петербурга графу М.А. Милорадовичу, поэт обсуждал предстоящую беседу с чиновником по особым поручениям при последнем - полковником Федором Николаевичем Глинкой.

Можно было бы предположить, что сближение семейств Пушкиных и Дубельтов произошло благодаря Жуковскому. Однако Василий Андреевич покинул Россию в 1841 году и более на родину не возвращался.

В биографии Михаила Дубельта сообщается, что после окончания Пажеского корпуса, став офицером Кавалергардского полка, он почти три года, с июня 1846 по февраль 1849, «состоял в должности адъютанта при командире Гвардейского кавалерийского корпуса» Павле Петровиче Ланском. Он мог бы познакомить Дубельта с семейством Пушкиных, поскольку был родным братом командира лейб-гвардии Конного полка Ланским Петром Петровичем, который 16 июля 1844 года стал мужем Наталии Николаевны Пушкиной. Однако это знакомство произошло тремя годами ранее, как мы знаем из письма вдовы поэта П.А. Вяземскому, которое мы уже цитировали.

                ***

Выйдя замуж за принца Нассауского, Наталия Александровна обрела положение в аристократическом обществе, семейное счастье, любимого мужа, детей. Задумывалась ли она о том, кто пожертвовал своим счастьем ради того, чтобы была счастлива она? Как вспоминался он ей? Если судить по роману, написанном ею полтора столетия назад и увидевшем свет в наши дни, ее бывший муж, говоря словами переводчика и комментатора, представлен там как «необузданный скандалист, кутила и хам».

«В обществе он был известен как забияка, игрок, человек с неуравновешенным характером», - писал о Михаиле Дубельте праправнук А.С. Пушкина Г.А. Галин. Однако, положа руку на сердце, следует признать, что подобные эпитеты применимы и к самому поэту.

Во втором браке дочь Пушкина родила двух дочерей и сына.

В отличие от Георга Меренберга его сводный брат Леонтий Михайлович Дубельт, как отмечалось в аттестационном журнале Пажеского корпуса, в котором он учился в отроческие годы, «любит читать поэтические произведения русских авторов. Из Пушкина многое знает наизусть». (Военно-исторический журнал. М., 2004. № 10 .С. 62). Известно, что в библиотеке Пажеского корпуса имелись как собрания сочинений поэта, так и отдельные издания его произведений. Не приходится также сомневаться, что и в домашней библиотеке Николая Леонтьевича и Александры Ивановны Дубельтов, в семействе которых воспитывался юноша, оставленный матерью, были многие пушкинские произведения.

Леонтий Михайлович Дубельт не дожил до начала первой мировой войны, но два его двоюродных брата - Григорий и Николай Александровичи Пушкины - участвовали в военных действиях в составе русской армии. 

Наталия Александровна несомненно знала строки, написанные ее отцом:

Два чувства дивно близки нам,

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

По всей вероятности, ей были чужды эти чувства. Выйдя замуж за немецкого принца и поселившись в Висбадене, она только один раз после этого приезжала в Россию - в 1880 году на торжества, посвященные открытию памятника Пушкину. По окончании торжеств графиня Меренберг вернулась в Висбаден, время от времени посещая с мужем Париж, Лондон и другие европейские столицы и города, однако Петербург и Москва не входили в их число. По всей вероятности, она надеялась прибыть в Россию на юбилей столетия Пушкина, но не получила приглашения. (Возможно, сказались осложнившиеся отношения младшей дочери поэта между братьями и сестрой после ее публикации пушкинских писем в «Вестнике Европы», еще более обострившиеся после их требования передать оригиналы писем в Румянцевский музей*). Однако приехать на родину не на торжества и находиться в центре всеобщего внимания, а просто, без помпезности - посетить родные места, где прошли детство и юность, побывать на могилах родителей, в Михайловском, встретиться с близкими людьми - подобная мысль, видимо, не посещала ее.
_____________________________________________

*См. в приложении очерк «Нарушение воли»»


Много лет Наталия Александровна сохраняла благодарную память о своем бывшем свекре. В редакционном примечании к биографическому очерку о Л.В. Дубельте в  журнале «Русская старина», написанном явно его издателем М.И. Семевским, говорилось: «Еще в 1887-м году в Висбадене, графиня Наталья Александровна Меренберг (супруга принца Николая Нассауского), дочь великого Пушкина, бывшая в первом супружестве за сыном Дубельта (брак разведен), с величайшим сочувствием рассказывала нам о Леонтии Васильевиче» Для Михаила Леонтьевича Дубельта слов сочувствия у Наталии Александровны не нашлось.

 
--
Алексей Корнеев