11. Террор и Добродетель

  Вечер 13 термидора II года Республики  (31 августа 1794 года, Париж).

  Прошел небольшой и долгожданный дождь и смыл пыль с посеревших и пригнувшихся от жары кустов акации в унылом и мрачном тюремном дворе Ла-Форс.

   В душных прогревшихся помещениях сделалось прохладнее и стало легче дышать. После дождя выглянуло солнце, слегка позолотило, словно тайным знаком давая благословение на удачу, мышино-серые угрюмые стены камер и общего зала и вселило радужные надежды в сердца хмурых обитателей Ла-Форс.

  Некоторые из давних знакомых Мари и товарищей по несчастью уже были освобождены. Первыми получили свободу считавшийся «снисходительным» Жильбер Клеман и сочувствующий жирондистам Франсуа Ассанж.

  За Клемана вступился один из его давних знакомых, бывший дантонист Тюрьо, и он же взялся содействовать  скорейшему освобождению приятеля Клемана гражданина Ассанжа.

  Заключенные перешептывались, если у человека есть сильные защитники, его освободят очень быстро, если в человеке лично никто не заинтересован, дожидаться общей амнистии можно и месяц и два...

Напрасно повеселевшая за эти дни Жанна д , Армуаз пыталась расшевелить подругу, Мари отвечала вяло и односложно – «да – нет», «спасибо - пожалуйста», на сочувственное: - «что с тобой, милая, не вызвать ли врача?» - отвечала бесцветно и равнодушно: - со мной всё в порядке, ... врач не нужен, ... жива и ладно...

  Озабоченная Жаннет мягко коснулась руки Мари:

-  Тебе надо больше бывать на воздухе, гулять во дворе... с другими... сама видишь, режим стал намного мягче, скольких уже освободили, надо надеяться, что скоро и наша очередь.

- Да, ты права, мне надо размяться... – в безжизненных васильковых глазах Мари де Жюссак вдруг вспыхнула искорка живого интереса – только пока... я обойду весь зал...а потом... гулять...  – молодая женщина поднялась с грязного матраса, шурша юбками. 

  Следом за ней поднялась и мадемуазель д Армуаз, огорченно нахмурилась, взглянув на подругу:

 - Я-то знаю, зачем тебе нужно в который раз обходить весь зал...тебе интересны эти... новые заключенные... арестованные в эти дни робеспьеристы... если не секрет, что ты надеешься от них услышать?  Наши держатся от них в стороне... в других тюрьмах Парижа... я слышала... их даже убивали...

- Если моё общение с этими людьми тебе так остро неприятно... можешь при этом не присутствовать... – тон Мари в такие минуты против воли становился непривычно холодным и строгим.

   Мари де Жюссак медленно обошла весь зал, внимательно вглядывалась в оживившиеся лица заключенных, приглядывалась, не появились ли новые, из тех, что еще три дня назад сами представляли власть.  Но нет, новых пока нет. 

   Но у Мари перед глазами, как живой, стоял несчастный Доминик Бланки...

   Коротко и  чуть формально светски, «ни о чем» поговорила с Селестиной де Руайе-Коллар, ненадолго составила компанию пожилой и одинокой мадам д, Оржеваль и ушла, когда старушка дождалась очередного визита врача.

   Издали за этим странным и с виду бесцельным обходом зала озабоченно наблюдала  Жаннет д, Армуаз, девушку беспокоило состояние подруги в эти последние дни.

   Альбер...любимый... где же ты?! Никто о нем ничего не знает, будто он и не появлялся никогда в этих мрачных стенах. Будто не существовал вовсе...Где же ты... отзовись, дай о себе знать...

   Остановилась, почувствовав внутреннюю усталость, прижалась спиной к колонне.
 
   Мимо, совсем близко от неё прошла худощавая молодая женщина лет тридцати в жемчужно-сером платье, её сопровождали вооруженные санкюлоты из охраны в неизменных красных колпаках.

    Молодая женщина скользнула по Мари диковатым от страха, невидящим взглядом темно-серых расширенных глаз, тонкие побелевшие губы  дрожали, ее тонкие руки  нервно теребили кружевной платок.  Она шла в окружении охраны с видом обреченного на смерть человека.

   Вот вам и амнистия, обещанная вожаками Девятого Термидора! Звон колокольчика тревоги в уставшем возбужденном мозгу Мари усиливался, превращаясь в гудящий набат. Вот так «... и казней нет, и всем свобода...» по словам месье Шенье...

    И тут из-за колонны раздался шепот, заставивший невольно прислушаться:

- Знаешь, Антуан, кто эта женщина? А ведь это Шарлотта Робеспьер, сестра Неподкупного. После того, как она разругалась с мамашей Дюплэ, недовольная ее властными манерами и влиянием на Максимильена, а из-за этой бабьей склоки поссорилась и с братьями... вернулась она в свою одинокую комнату на улицу Сен-Флорантэн...

   Испугалась крепко Шарлотта за свою жизнь вечером 9-го термидора, а на следующий день, узнав о казни обоих братьев   пару дней скрывалась у подруги гражданки Лапорт.  Где её и нашли люди Комитета Общественной Безопасности...

  А вы, Александр...и вы Франсуа, вы лучше знаете эту семью... Вы были их соседями в Аррасе...

  Ты, Дартэ общественный обвинитель Арраса, местный Фукье-Тэнвиль... до последнего получал указания непосредственного от Максимильена... а ты... красавчик Далле... тоже важная фигура в трибунале Арраса... берегитесь, парни, быстрее уезжайте из Парижа, пока они не спохватились... в свете той ужасной трагедии, которая произошла на наших глазах и которую народ еще не осознал, мы должны беречь наших лучших людей...

   Весь штат аррасского комиссара Лебона считается робеспьеристами... А теперь под Лебона усердно копает его давнишний личный враг, тоже ваш земляк, депутат Конвента Флоран Гюйо...

  Неизвестному ответил низкий и чуть глуховатый молодой голос:

- Наш милейший Лебон тоже небезупречен. Уж слишком он стремится «соответствовать требованиям». Сначала Комитет отзывает его за излишнюю снисходительность и мягкотелость и снова отправляет  с миссией обратно, исправлять ошибки. Но... вскоре его снова отзывают... теперь уже за перегибы в иную сторону и неадекватную жестокость.

   У меня есть письма младшего Робеспьера, в которых Огюстен просил дать максимально беспристрастную характеристику Жозефа Лебона...
 
  Что касается Шарлотты Робеспьер... Она и сама не без заносчивости, командир в юбке, потому и в отношениях с мадам Дюплэ «нашла коса на камень».

  Её скандалы надоели обоим братьям, не раз они «высылали» ее обратно в Аррас, но она упрямо возвращалась... ведь в Париже интереснее... Я помню, когда Максимильен выслал ее в последний раз, произошел прецедент... можно или смеяться или плакать по желанию...

  В Аррасе ее арестовали как «аристократку»... Каково?! Как будто они не знали, что перед ними сестра Робеспьера?! Её повезло... кузен Карро был тюремщиком...
 
  Вспомните, я рассказывал, чтобы разрядить накалившуюся обстановку Максимильен отправил Шарлотту вместе с Огюстеном и другим комиссаром Конвента гражданином Рикором на юг, но и оттуда ее пришлось вернуть обратно... местные санкюлоты, кажется это было в Лионе, открыто возмущались барским поведением этой «гражданки-госпожи»...

   Немало огорчений доставила она братьям, но Максимильен неизменно честно выполнял свой долг старшего брата и Шарлотта никогда не боялась остаться без средств к существованию...Что её ждет теперь... даже не знаю...

   На минуту за колонной стало совсем тихо.

-    Ну, и как к ней относиться, скажи мне, Александр? Говорю тебе, подписала она позорнейшее отречение от обоих казненных братьев и сейчас будет освобождена... Начальник Ла-Форс Жюмийяр тебе это подтвердит, по-человечески и ему это противно, но на него тоже давит новая власть.

   Скорее всего, ей даже назначат пособие по потере кормильца...не сомневаюсь, что она примет эти деньги из рук убийц своих братьев...

   Скажешь, несчастная одинокая женщина, спасала  свою жизнь? Но почему молоденькая вдова Филиппа Леба, покончившего с собой в Ратуше в ночь на 10 термидора, мать новорожденного сына ничего такого подписывать не стала?... Что сейчас скажешь, Александр?

    Кстати, шакал Меневаль теперь у нас человек Тальена, берегитесь, парни...

   Здесь и сейчас мы ничего не можем изменить. Но, ... возвращайтесь в Аррас, не теряя ни минуты... Вы... чистейший якобинский резерв...через местный клуб передайте сигнал бедствия товарищам в других городах.

    На центральный парижский клуб сейчас надежды очень мало, кто казнен, кто запуган и молчит... кто изменил...

   Наступило минутное молчание. А еще через секунду притаившаяся Мари вдруг услышала прямо над ухом резкий холодный голос:

- Гражданка...как мы понимаем... вы здесь давно и всё слышали. Потрудитесь выйти из тени...

  Перед съежившейся от напряжения Мари де Жюссак стояли трое молодых мужчин.
 
  Четвертый сразу отступил в тень, чтобы она не разглядела его лица, но его высокое положение выдавал трехцветный шарф, черный сюртук и шляпа с национальным трехцветным плюмажем. Человек из Трибунала?!

  Лица двоих молодых людей были ей совершенно не знакомы, но когда из-за их спин соизволил показаться их спутник в красном колпаке, молодая женщина буквально бросилась к нему, крайне удивив этим всех.

- Антуан! – Мари  схватила санкюлота за   руки – где Альбер?! Почему ты молчишь, ты больше не понимаешь французский язык, с тобой надо говорить по-китайски?! Где ты сам пропадал эти три дня, что я должна была думать?! Что вы меня бросили?!

  Внезапно прилив энергии иссяк, и Мари де Жюссак бессильно расплакалась, как маленькая девочка, прижавшись русо-золотистой головой к грубой рабочей куртке санкюлота.

  Буайе от неожиданности замер на доли секунды, а затем стал неловко и осторожно гладить ее по волосам.

  Приложив платок к покрасневшим глазам, Мари мягко отстранилась.

- Я... мы... – словами он буквально давился – не бросали тебя...
принцесса...но... эти три дня я и сам... скрывался... пока гражданин... – человек из тени сделал ему знак не называть его имени – пока мне не объяснили, что я сам по себе маленький человек, рядовой член секции Пик, охранник Ла-Форс...меня вряд ли арестуют... многие в Ла-Форс спокойно служили и при жирондистах, и при умеренных... я бы не бросил тебя, принцесса, нет...

- Где Альбер? Ты прямо можешь ответить мне, Антуан? Где он сейчас? – взгляд васильковых покрасневших глаз посекундно менял выражение, становясь то умоляющим, то строгим попеременно.

 Санкюлот смотрел на человека, стоящего в тени, как на спасение, вид у Буайе сделался озабоченный, растерянный и несчастный.

- Так вот она... «прекрасная дама» Альбера Мерсье...- человек в черном, наконец, соизволил выйти из тени – это даже к лучшему, что вы нашли нас сами...и приблизили час своего освобождения...

   Сердце Мари больно стукнуло и затихло. Она внимательнее вгляделась в своего предполагаемого «покровителя».

   Выше среднего роста, стройный и худощавый, значительная физическая сила в нем скорее угадывалась, чем была заметна.  На вид лет сорока, бледное лицо с высокими скулами  застыло неподвижно, как маска, под взглядом его умных, холодных и жестоких глаз Мари почувствовала себя нехорошо. Кто же он?!

- Для начала, пройдемте с нами, гражданка...
....  .... ....
  В кабинете начальника Ла-Форс гражданина Жюмийяра.

 Увидев на пороге защитника Мари, начальник тюрьмы  встал из-за стола, его спутников приветствовал вежливо, но сдержанно, что было характерно для республиканцев.

- Все документы, касающиеся гражданки Жюссак, здесь,  этой папке. У вас будет время изучить их. А мы забираем её... если есть вопросы, задайте их прямо сейчас, так как через меня с вами говорит сам гражданин Фукье и Общественная Безопасность...

- Нет-нет... гражданин Вольф... вопросов у меня нет... Прошу вас... – осторожно подвинул в сторону Вольфа бокал бордо, но тот лишь выставил вперед ладонь в знак отказа, холодный, вежливый и недоступный посланец общественного обвинителя.
 
  Жюмийяр и не думал настаивать.

  Непроницаемый омут темных глаз гражданина Вольфа щедро рассыпал ледяные искры:

- Я был уверен, гражданин Жюмийяр, что мы правильно поймем друг друга... – и обращаясь к замершей от сильнейшего волнения Мари де Жюссак – поздравляю вас с освобождением, гражданка. Гражданин Буайе отвезет вас... он знает, куда вас отвезти и это главное... сейчас заберем ваши вещи. Доброго вам вечера и удачи... гражданин Жюмийяр...

   Неожиданно Мари прижалась спиной к стене и, умоляющим жестом сложив тонкие исхудавшие руки, обратилась к Вольфу и Жюмийяру:

- Граждане! Я уверена, что вы всё знаете...- на секунды тяжелый комок сдавил горло, и она замолчала -  я прошу немного... будьте милосердны... ответьте всего на один вопрос... где сейчас гражданин Мерсье... Альбер Мерсье... что с ним?!

  Якобинцы переглянулись между собой со странным выражением. Антуан снял красный колпак и вытер им влажный лоб, чтобы тут же отвернуться к окну.

- Присесть не хотите, гражданка? Может бокал бордо... не помешает... – искоса взглянул на нее гражданин Жюмийяр.

  Вперед вышел строгий подтянутый Вольф, скрестил руки на груди и четко раздельно произнес, не отводя глаз:

- Альбер... то есть гражданин  Мерсье, был захвачен в Ратуше вместе с Робеспьером, Сен-Жюстом и другими...в ночь на 10 термидора и без суда казнен 11 термидора вместе с 72 членами Совета Парижской Коммуны...три дня назад... - и продолжал совсем тихо, сильно понизив голос – вечная память ему и всем честным и благородным революционерам, чью жизнь оборвал этот роковой для Республики день – 9 термидора II года...

  Начальник Ла-Форс мрачно молчал, но шляпу с трехцветными перьями выразительно снял. Этот день стал последним и для его сына...

  Меневаль, обозленный отказом в содействии, сделал свое черное дело, напомнил о нем, кому следует...

  Мари почувствовала вдруг, как немеют, становятся ватными руки и ноги, как меркнет свет и темнеет в глазах и медленно съехала на серый плиточный пол по стене увешанной революционными плакатами...

  Надо было слышать, как зло шипел санкюлот, какие ругательства вырывались сквозь зубы у Антуана, когда он нес на руках бесчувственную «принцессу» до ближайшего кресла:
- Черт! Герои Революции... передовые бойцы Террора... Вам так привычно сообщать о смерти, но она всё-таки женщина... и она любила его... – приподнял голову Мари и осторожно поднес к побелевшим губам стакан воды – я отвезу ее по указанному Альбером адресу... мы не задержимся здесь ни на минуту... и гражданин Вольф, вы обещали, что нас будет ждать у ворот Ла-Форс фиакр...