Хворь тяжкая

Натянув шерстяные носки так что большой палец левой ноги показался наружу, всем своим видом показав что носки давно заветшали, Алёшка, приподнялся со старой скрипучей кровати, дотянулся до новеньких, почти не испачканных калош, засунул в них одну ногу, затем другую и немного посидев, неспешно поднялся на ноги.
В комнате по-прежнему горела свечная лампа, и в воздухе явно чувствовался немножко резковатый, но в то же время умиротворяющий запах жженого воска. Неспеша подойдя к занавешенному небольшому оконцу, Алешка аккуратно сдвинул одну из засаленых зановесок, и в пол-наклона головы, сквозь запыленное стекло, направил свой взор на улицу. Алешка с детства жил в этой небольшой комнатенке, но всё ещё прежде чем выйти за двери, первым делом смотрел в окно.
Улица представляла собой небольшой переулок, вмещавший в себя несколько торговых лавок и одну шляпную мастерскую, и как будто всегда, на своём старом месте, возле длинной, крашеной в какой-то известковый цвет двери, сидел дядя Иешуа. Это был пожилой еврей, совершенно без родственников, попавший в наш захолустный городок из какого-то концентрационного лагеря. Чудом оставшись в живых, он зарабатывал на жизнь тем, что точил ножи на переносном станке, который он нес на себе словно каракатица, когда наступало ровно 19.00 и звон городских часов приятным тоном отдавал эхом сквозь десятки таких же переулков.
Нечто притязательное находил Алешка в этом старом, как его скрипучая перина, еврее. Дядя Иешуа всегда с удовольствием показывал ещё совсем юному Алешке как быстро крутятся, едва касаясь друг друга заточные круги. Любил ещё Алешка смотреть сквозь круглые, потертые и желтоватые линзы очков дяди Иешуа.
"Ой, шо ты в них видишь, згение испогтишь..." - причитал дядя Иешуа когда Алешка мерил их на своём веснушчатом лице. А Алешка ведь видел, и видел даже лучше чем без них...
По переулку в умеренном темпе прошла лошадь с ямщиком, подняв пыль, которая новым ровным слоем аккуратно легла на Алёшкино окно. "Зараза, как будто по голове прошла" - выругался Алешка и вдруг эта мысль будто пронзила его. Он почувствовал больно пульсирующие виски. В груди по прежнему что-то неприятно сдавливало. Алешка снова почувствовал лёгкую слабость, градусник имелся только у городского лекаря Тарасова Е.А., но тем не менее Алешка ясно осознал: его настигла простуда. Задвинув обратно занавеску, он постучал по стенке соседской женщине, тёте Изольде и закашлявшись еле произнёс:
-Изольдушка, голубушка, налей кипяточку - занемог я.
Но не услышав ответной реакции, Алешка прямо не снимая блестящих калош, грузно опустился на скрипучую перину. Обхватив руками подушку, из которой то и дело вылезали не то серые, не то чёрные перья, Алешка, сделав пару глубоких вздохов, снова провалился в глубокий сон.