Часть III. Глава 4. Смерть

Конкурс был назначен на понедельник, а в воскресенье вечером у нас в доме раздался звонок. Лиза подняла трубку, а я в это время держала на руках маленького Мишеньку.
- Как умерла? Это правда?
Я напряглась и неотрывно следила за Лизой.
- Хорошо. Конечно, конечно. Мария будет на похоронах, конечно.

Лиза положила трубку, а я тихонько положила Мишеньку на диван и осторожно спросила – Тётя Лиза, а кто умер-то?
Лиза подошла к дивану, взяла на руки сына и всего его обцеловала.
В этот момент в комнату вошла бабушка. Она услышала мой вопрос и остановилась, как вкопанная.
- Таня умерла, Маша. Акимова Таня.
- Этого не может быть! – закричала я. – У нас завтра конкурс чтецов и Таня должна читать стихи. Она лучше всех читает!
Бабушка подбежала ко мне и обхватила мою голову руками.
- Машенька, душа моя, успокойся!
- Да как же мне успокоится, когда Таня Акимова умерла, бабушка! Да что ты такое говоришь?
- Маша, послезавтра похороны и Анна Генриховна сказала, что идёт весь класс.
Бабушка всплеснула руками:
- Она ненормальная, что ли? Как же это можно детей вести на похороны? Не пойдёшь, Мария Борисовна! И точка.

Я не понимала, что со мной происходило: слёзы сдавливали грудь, пытаясь вырваться наружу, но сил плакать у меня совсем не было. И тогда я стала тихонечко выть. Бабушка побежала на кухню, взяла валериановые капли, накапала мне в стакан и заставила выпить. Горькие капли привели меня в чувство, и я замолчала. «Как же мы завтра пойдём в школу? Мы придём, А Таня не придёт. Она лежит в гробу. Как же так! Разве так бывает?» - подумала я, и горе умершей девочки обрушилось на меня с новой силой: я опять заплакала.
Бабушка увела меня к себе в комнату и положила в свою кровать. Сама легла рядом. Она гладила мою голову, напевала какую-то колыбельную, пока я не уснула.

Утром бабушка проводила меня до школы. Дети входили в класс осторожно и тихо. И вздрагивали от каждого шороха. На уроке русского, Анна Генриховна нам сказала:
- Дети, произошло нечто страшное. Тани Акимовой больше с нами нет. Завтра в три часа будут проходить похороны и мы идём всем классом. В девять тридцать утра я буду ждать вас у её дома. Вам нужно будет сдать по тридцать копеек на венок. Меня все услышали? Если кто не захочет попрощаться с одноклассницей – можете отсидеться дома, но вы – советские дети и должны выполнить свой долг. Бояться не нужно. Советские дети ничего не должны бояться.
Как после этих слов можно было «отсидеться»?

Я пришла домой дрожа, как осиновый лист.
Вечером был семейный совет.
- Она не имеет права приказывать детям! – возмущённо говорил папа. – Я буду жаловаться в горком партии.
- Борис Семёнович! Вы, отродясь, не были партийным. Кто вас там будет слушать? Но, я с вами согласна, что принуждать детей идти на похороны она не должна.
- Боря, Варвара Степановна, ну как вы себе это представляете: все пойдут, а Маша нет?
- Вот примерно то же самое думают все родители сейчас. Я вообще не понимаю, как можно такие вопросы обсуждать с детьми? Почему она не собрала родителей? Это было бы гуманно, на мой взгляд!
- Борис Семёнович, а что если позвонить директору? – искала выход бабушка.
- Директору? Вы помните эту мо… Это лицо, напрочь лишённое интеллекта. В общем, решаем так: я завтра иду с утра в школу и скажу ей, что Мария не пойдёт на похороны.
И тут я опять заплакала. Все кинулись ко мне.
-Машенька, Тыковка моя, что случилось? Чего ты плачешь? Девочку ужасно жалко, горе такое, мы понимаем…
- Папа, бабушка, Тётя Лиза! Ну разве я не советский пионер? Это мой долг, понимаете? Я не прощу себя никогда в жизни.
И тогда папа сказал:
- Вопрос снимается с повестки дня. Мария смелая девочка и она пойдёт попрощаться с подругой. А бабушка пойдёт с Машей. Да, Варвара Степановна?
- Да, конечно я пойду! Успокойся, душа моя! Я буду рядом…
- А можно я у тебя спать буду? – спросила я бабушку.
- Конечно, можно. Давай, родная, мыться и в кровать…

Когда я зашла в ванную, я услышала, как папа говорит женщинам: «Да эту дуру судить нужно!».
На что бабушка ему ответила:
«Не судите, да не судимы будете, Борис Семёнович».
А папа сказал:
«Вы опять со своей религией, Варвара Степановна! Я же просил вас!»
А бабушка ответила:
« Это священное писание, с вашего позволения. Это то, что вечно! И вы не смеете мне запрещать передавать Машеньке слово Божье!»
Потом я вышла из ванной и все сделали вид, что ничего не произошло, пока меня не было.

Я легла в бабушкину кровать и спросила:
- Бабушка, а покойники – это страшно?
- А что страшного-то? – ответила бабушка вопросом на вопрос.
- Ну, скажи!
- Ну, душа моя, ничего приятного в этом нет. Смерть – сама по себе штука страшная, хоть и неотвратимая. Но бояться не нужно. Душа покинула тело девочки, а значит, это уже не Таня. А душа, Машенька, бессмертна. Она к Богу возвращается. Домой. Понимаешь?
- Нет. Папа говорит, что никакого Бога нет.
- Просто твой папа не всё знает.
- А ты знаешь точно?
- Да, детка, знаю.
- А какой он, Бог?
- Самый сильный, самый всемогущий, самый умный…
- И он всё-всё может?
- Да, девочка.
- А тогда почему он не сделал, чтобы Таня ожила?
- Потому что не может. А вот душу светлую Танину он к себе забрал. Потому что Ангел ушёл.

Я ничего не поняла из того, что сказала мне бабушка, но то, что Душа жива – мне понравилось. Значит, нужно себе представить, что это вовсе не Таня там будет лежать, а кукла. Как в фильме «Три толстяка». Там была кукла наследника Тутти, которую можно было принять за живую девочку.
«Хорошо, если так!» - подумала я и уснула…

Продолжение: http://proza.ru/2021/04/17/962