Рыбаки и русалки

   О чём говорят рыбаки на работе (в перекурах, разумеется), или собираясь в гостях у кого-то из своих, или (представим невероятное) сидя в ресторане с женщинами? Конечно, о рыбалке! О чём же говорят они на рыбалке? Да, о… об них, о женщинах.
   В тот раз мы собрались после вечернего клёва у меня на стане, вчетвером. А было это на одном из островов Нижней Волги, на каком не скажу, а то понаедут всякие. Самый молодой, начинающий рыбак, у нас был Максим. Его разгорячили мои рассказы, он напросился ко мне в компаньоны, однако, желая утвердиться в своей способности к выживанию, встал отдельно, в километре от меня. Но у него всё время что-то кончалось, и он, чуть не каждый день, приходил ко мне, то за сахаром, то за солью, то за свинцом. В этот раз он пришёл за малёшником, так как его собственный унесло волнами. Пётр Петрович и Дмитрий Павлович, один – помоложе, другой – чуть постарше, оба – потомственные волгари-сталинградцы, стояли почти напротив меня на жилом берегу, куда из села подходила дорога, ограниченно проезжая при благоприятных погодных условиях. У них на двоих был один «Жигуль», одна «Казанка», две жены и ещё чья-то кума. В день поездки в магазин они после рыбалки подплывали ко мне по официальному поводу передачи заказанных продуктов. Ну, а на деле просто чтобы слегка расслабиться, потолковать в своём, рыбацком кругу. Да и пил я меньше, чем их жёны вкупе с кумой, и свой пай оплачивал, экономия получалась.
   Для начала пожелали мы друг другу здоровья, заели солёной лещовой икрой, расположились поудобнее, курящие задымили. Максим некурящий был, он и завёл разговор.
   - Хорошо тут у вас, мужики! Вот только женщин нет…
   - У кого нет, а у кого и есть, – со смешанными чувствами уточнил Дмитрий Павлович.
   - Ну, у вас там цивилизация, – вздохнул Максим, – все блага жизни. А тут на острове, одни дикие лошади.
   - Ещё, говорят, здесь корова одичавшая бродит, никак поймать не могут, - сообщил Пётр Петрович.
   - Ну, и русалки, само собой, – добавил Дмитрий Павлович.
   - Какие русалки в наше время!? – задал риторический вопрос Максим.
   - А ты волосы русалки не видал? – принял пас Пётр Петрович.
   - Старо, об этом в книжках пишут, водоросли такие. Волосы есть, а русалок нет.
   - Не скажу категорически, - вступил я, - это как кому повезёт увидеть.
   - А ты сам-то видел? – с явным недоверием вопросил Максим.
   - Да вот, головой, конечно, не поручусь, а был случай…
   Тут я сделал паузу, пока Дмитрий Павлович пополнял кружки. Мы пожелали друг другу рыбацкого везенья, доели икру, в этот раз с чёрным хлебом, я поправил костёр.
   - Это ты про какой случай? – спросил Пётр Петрович.
   - Да я вам раньше не рассказывал. Я на Солнечном острове стоял, давно ещё. Народу на реке тогда не в пример меньше было. Приезжих вовсе не было, тогда ещё и моста через Ахтубу не было. А из местных только двое браконьеров время от времени мимо меня проплывали на чёрном челноке. А на Солнечном кроме меня никто не стоял…
   Под берегом ударил судак. Мы помолчали, прислушиваясь.
   - Так и что? – встрепенулся Максим.
   - Вот утром сижу я на берегу, жду девятичасового леща. Байдарка идёт – метрах в десяти от берега. Там – девушка, без головного убора, волосы такие светлые, роскошные. Я её спрашиваю: «В Каспийское море плывёте?». Она улыбнулась, волосами этак встряхнула, отвечает: «Нет, поближе». Я её предупреждаю: «Тут за мысом очень сильная струя, водовороты!». Смеётся, говорит: «Я не боюсь, я русалка». Кричу, пока не уплыла далеко: «Где вы живёте-то?». Она веслом притабанила, вполоборота глянула, отвечает: «Третья суводь по правому берегу, глубина пять метров!». И скрылась за каршами.
   - А чего к себе не пригласил? – спросил Пётр Петрович.
   - Так не один я был… Начались бы тут разборки, сцены ревности…
   - А в суводь-то ходил? – поинтересовался Дмитрий Павлович.
   - Ходил. На другой же день. Никого не видел, может, дома не было…
   - А нырял? – допытывался Дмитрий Павлович тоном доброжелательного следователя.
   - Нет. – честно признался я. – На пять метров не могу. На три ещё ладно бы. Максимум – на четыре.
   - Постой! – говорит Максим. – А с чего ты взял, что русалка?
   - Так сама же сказала. А потом – сверху у неё всё в порядке… очень даже в порядке… и, что характерно, ни купальника, ни лифчика.
   Все замолкли, завороженные видением. Максим пересохшим голосом спрашивает:
   - А снизу?
   - Так в байдарке же, – объясняю я, – не видно, ноги там, или хвост. Почему категорически и не утверждаю.
   Дмитрий Павлович опять пополнил кружки. На этот раз закусили яблоками, очень неплохо, кто понимает.
   - Ну, я тебя оспаривать не буду. – говорит мне Пётр Петрович. – Со мной, правда, ничего такого не было, но вот Баканов рассказывал. Баканова помните?
   Мы с Павловичем подтвердили, и Пётр Петрович продолжал.
   - Лет семнадцать тому. На Мудунном они стояли. На Волжской стороне на пятнадцать километров там всего три стана и было: мужики с «Красного Октября», Баканов со своими, и ещё на отшибе мужик-одиночка, молодой ещё. Всё с удочками сидел, и утром, и вечером, даже водкой не интересовался. Они его Анахоретом прозвали. Вот раз Баканов пошёл на озеро за червями, там у него червивый питомник был в низинке. Идёт верхней тропой, под ней по берегу озера – густой ивняк. Глядит поверх ивняка – удилище торчит. Тогда ещё бамбуковые удилища были, трёхколенки. Он кусты пораздвинул – а там, на берегу, Анахорет сидит. А с ним рядом – девушка. Баканов и думает – откуда бы ей взяться? Всё население острова – наперечёт. А через Волгу никто не переправлялся, он бы видел. Да и лодка у Анахорета была – надувнушка польская, «Тайфун», без скамейки даже, там и одному трудно поместиться, а чтобы на ней через Волгу плыть, да ещё вдвоём, так проще сразу утопиться. Баканов от удивления и спрашивает: «Ты где её нашёл?». А тот отвечает: «А живёт она здесь». «Что, прямо в озере?» - спрашивает Баканов. «Ну да, - говорит Анахорет – русалка она». А русалка эта так приобернулась, смеётся, волосы длинные, рыжие, все плечи закрывают, чуть не по локти. Баканов смутился, говорит: «Извиняйте, что помешал», и пошёл себе. Потом уже, к себе вернувшись, стал обращать внимание – у Анахорета на стане никого не видно, никакого движения весь день. Даже вечернего костра не видно было. На другой день биноклем вооружился – там километра два было между станами, время от времени поглядывает, никаких признаков жизни не видит. Вечером жене рассказал, она заахала, говорит: «Утопила его русалка. Альбо защекотала». Наутро Баканов пошёл к Анахорету на стан, выяснять. А там пусто. Зола холодная. Только у палатки охапка белых кувшинок лежит. Прошёл подальше. Видит – сидит Анахорет у своей Сазаньей заводи, на песочке. Рядом – лодка его, полузатопленная, удочки лежат, не заброшенные. Баканов окликнул его сверху, хотел расспросить. А тот вначале, будто даже и не слышит ничего. Потом обернулся, улыбается и смотрит на Баканова с полным неузнаванием. И молчит. Ну, Баканов и не стал приставать, пошёл к себе, ладно, жив человек. А Баканов врать бы не стал. Да и не сочинить ему такого.
   - А он русалку-то хорошо разглядел? – спросил Максим.
   - Ну, не полностью, конечно. Через кусты только их головы было видно, да плечи. Ну, волосы ему запомнились. Да и я думаю – откуда бы там девушке-то взяться?
   - Да, на Мудунном этого не просто найти. – согласился Павлыч и разлил остатки.
   На этот раз закусили шелковицей – этакий контраст, сладкое на горькое. Курильщики опять задымили. На реке жужжала невидимая в темноте моторка.
   - А я вот, в восемьдесят втором стоял на Скрынникове острове. – вдруг разговорился Дмитрий Павлович. – Молодой ещё был, неженатый. Кто-нибудь там бывал?
   Бывал там, как выяснилось, только я.
   - Вот Александр не даст соврать – глухомань та ещё. Даже рыбаки там не стоят, потому что до ближайшего магазина двадцать километров водой, да ещё семь пешком. Замучаешься ездить.
   - Да, - подтвердил я, - с водкой и с бензином там проблемы. 
   - Тем более в восемьдесят втором было. Ну, а женщин-девушек там, наверное, с сорок третьего года не бывало, когда там тылы шестьдесят четвёртой армии стояли. И сейчас, хоть весь остров обыщите, ни одной не найдёте. Но какие там сазаны брали! Сейчас таких уже не осталось!
   - Так ты о сазанах будешь или об русалках? – уточняет Петрович.
   - Всё будет, не спеши. Вот, сижу я за мыском, в Зелёной заводи. А заводь ту я назвал так потому, что поперёк неё громадный осокорь в воду свалился по весне, но корни у него остались, так он и рос-зеленел, лёжа в воде. Я повыше него устроился, потому что сазан после подсечки первым делом против течения бросается, вот я и подстраховался так от зацепов.
   - А бывает, что он и в коряги уходит. – поделился я своим опытом. – Хотя бы и вниз по струе.
   - Верно говоришь, - согласился Павлыч. – Один из трёх так и делал. Так что в той заводи потерял я и сазанов, и снастей! И вот как-то сижу я там, время уже к десяти подходит. Тогда этого летнего не было, а было поясное. А за всё утро у меня только один сазан спозаранку взял, да и тот с первого рывка леску оборвал, тогда лески были несравнимы с нынешними. А потом – бесклёвье настало. И насадку менял, и поводок, и глубину – всё глухо. Последняя надежда была на поздний клёв, он там с десяти до одиннадцати бывал. Забросил я насадку, уду на рогульку положил, притулился, будто меня и нет. И вот слышу какой-то плеск непонятный: не волны на песок плещут, не струя в каршах урчит, не рыба играет. А потом что-то вроде смеха даже. На поплавок глянул – стоит спокойно. Поглядел в сторону, в другую. И вот, за этим осокорем, за лежаком, сквозь ветки – вижу. Эта самая русалка. Купается, значит. Из воды наполовину высунулась, и вот, как Александр рассказывал, ни купальника, ни лифчика. А волосы – не скажу, чтобы вполне зеленые, а всё же с зеленцой.
   - Это такое от яркого солнца бывает, я читал. – встрял Максим.
   - Не спорю, не знаю, а что видел, то рассказываю. И вот она заметила, что  я на неё смотрю, повернулась как бы в профиль, в воду, как в зеркало, смотрится, и волосы свои ладонями гладит, да пальцами расчёсывает. А плечи и всё прочее у неё такое белое, будто и никогда солнца не видывало. И никаких следов на коже от купальника или там бретелек. А потом глянула на меня краем глаза, и рукой, вроде как манит… И тут у меня взял сазан. Кило этак на восемь, если не больше.
   - А русалка-то что? – на выдохе спросил Максим.
   - Какая там русалка, если берёт сазан на восемь кило!   
   Дмитрий Павлович на миг зажмурил глаза, потом открыл их. Гипнотизирующе поглядел на кружку, но кружка осталась пустой.
   - И ушёл сазан. Зазевался я. А он как рванёт – поводок из узла вырвал. Унёс с крючком. Хороший был крючок, немецкий, золочёный.
   - Хреновый узел был! – укорил его Петрович.
   - Так я тогда молодой был, неопытный. Да и леска была уж больно гладкая, жёсткая…
   - А русалка-то что? – не унимался Максим.
   - Ну, когда я все подходящие слова сказал и о ней вспомнил, её уже не было, – не без сожаления сказал Павлыч.
   Мне показалось, что об ушедшем сазане он сожалел больше.
   С того берега донеслись удары в било. Это жёны и кума звали Павлыча и Петровича на ужин. Мы распрощались, они уплыли, а Максим пошёл к себе, подсвечивая дорогу одолженным у меня фонариком.
   Утром, после утреннего клёва, он принёс мне фонарик, но взял малёшник, про который вчера забыл. Вид у него был какой-то смурной. Я спросил:
   - Что, не выспался?
   - Да ну вас! – огрызнулся он. – И с вашими рассказами. Всю ночь русалка снилась. Притом внизу у неё всё, как надо у женщины, было, а верхняя половина – как от двухпудовой щуки!

   Опубликовано в журнале «Рыболов» № 8, 2012  г.
(из книги "Лицом к воде" http://ridero.ru/books/licom_k_vode/)