Дети Небесного острова. том 2. глава 53

"Душевные раны, томные сборы и тёмные предостережения"

Со всех сторон смыкалось всеобъемлющим полотном ясное, благодатное и широкое небо. Оно было повсюду, не оставило на себе ни единого пятнышка, какое бы могло испортить размеренность и целостность его полотна. Куда не посмотри, казалось, его просторы были поистине безграничны и нескончаемы, словно это была какая-то особенная, маленькая вселенная, что, не замирая ни на секунду, испокон веков простирала ветви своих дорог в глубоко за горизонт, в открытую, но совершенно недосягаемую даль, за которой она никогда не уставала гнаться…
Прохладный ветер обдувал своими ласковыми, но крепкими порывами, он уже успел разлиться по всему периметру раздольной яркой массы, коя порой изрядно резала глаза своим однотонно-насыщенным оттенком, развернувшимся от края до края. Этот ветерок, резвый, нетерпеливый, но в то же время послушный и податливый, с лёгким озорством подгонял вперёд на своих незримых, тонких, как крыло бабочки, крыльях, будто желая поскорее донести до цели.
Но что же это за цель?..
Куда не взгляни – кругом сплошная синева, конец которой всё не наступал. Можно было предположить, что она сумела пронизать собой всё невесомое пространство, наполнить собою каждую его молекулу, вольную и воздушную, а потому так часто перед глазами вздёргивалась вуаль странной светлой ряби, будто отблесков чистого солнца.
Оно точно светило откуда-то издалека, но на глаза показывалось мельком, его сияние было размыто где-то в вышине, было несколько рассеянным, но при этом всецело добросердечным и искренним, не выжигало своими золотистыми стрелами всё кругом, как то было наиболее явно распространено на Небесном острове в летние месяцы, или, скажем, из цикла в цикл подчинялось подобным порядкам на Острове солнечного света – оно было вездесущим, но крайне осторожным и мягким, даже слабым, что делало его совсем непохожим на то, что чаще всего подразумевается под солнечным светом…
Если присмотреться вниз, то можно было с удивлением заметить, что под верхними слоями блистательных небесных слоёв так же не было ни одного, пусть даже самого незначительного, мелкого или полупрозрачного сгустка, хотя бы отдалённо напоминавшего облака, но это не пугало: даже несмотря на всю однородность, однообразность угодий небесного мира, которые можно было счесть за непримечательные или заурядные, эти просторы, спокойный полёт, длящийся неизвестно с каких пор и неведомо до каких пор продолжающийся, нисколько не беспокоил и не тревожил, наоборот, навевая в душу мирное и отрадное чувство сердечной радости, такой же безбрежной, как и изящные небесные своды. В этом умиротворении, медлительности и спокойствии хотелось просто раствориться, примкнув своими мыслями к абсолютной вечности, нерушимо царившей здесь…
Как вдруг… у самой полоски горизонта возникла сперва бледная, но весьма заметная в далёких чертогах небосклона клякса, постепенно начавшая обретать какую-то свою, не до конца понятную, однако смутно знакомую форму – очертания душной полусферы, налившейся пыльно-серым цветом с отдельными фрагментами сажевого отлива. Вскоре, по мере приближения к сему странному объекту, стало ясно, что его купол был воссоздан… из ненастных облаков.
Подлетая к плотно запертому в сих густых тисках клочку сильно обедневшей небесной земли, можно было увидеть и необычный светлый проблеск, вроде маленькой трепетной искорки или крошечного блика молнии – то был опрятный, необыкновенно красивый и грациозный белый голубок – символ мира и свободы, сжимавший в своём чуть различимом клювике кое-что похожее на маленькое послание или записку.
Плавно скользя вниз, опускаясь ровно к отчуждённой от всей добродетели небесного мира частице плывущей почвы, похожей на туго запертый ларец, он вскоре завис около ограждающей сферы и начал с силой бить по ней нежными крыльями, упорно стремясь пробить брешь в неприступной и грозной, на первой взгляд, преграде. Создать необходимую прореху у птицы получилось с шестого взмаха, после она аккуратно, чтобы не выронить свою весточку, раздвинула покладистые края облаков, чтобы увеличить свой проход, и нырнула в образовавшуюся дыру, которая принялась стремительно затягиваться сразу после её влёта внутрь незыблемого купола.
Но пока сие отверстие ещё не полностью заделалось благодаря новой порции пластичных облаков, в него ещё можно было заглянуть, узрев невероятный вид: земля того места, что было отстраненно от всего наружного, была сухой и бледной, реки, озёра и прочие водоёмы, освежавшие её, почти пересохли, трава зачахла, поредела, прижавшись к земле, цветы утратили прежнюю красочность и прелесть: померкли, опустив бутоны, деревья склонили потемневшие главы, словно будучи чем-то тяготимы. Площади, даже самые крупные, считая главнейшую из них – ту, что недалече от дворца, были совершенно безлюдны и безмолвны: прилавки и торговые лавочки были заброшены. В населённых пунктах и вблизи их не промелькнуло ни души…
Все эти просторы были глубоко ранены, измучены и скорбны. Пределом же всей этой тоски и мрака являлось их драгоценное сердце – богатый пышный двор с абсолютно чёрной, будто обгоревшей почвой некогда благоухающих, зелёных садов, выжженные фигурные кустарники, испещрённые трещинами мраморные дорожки, уничтоженные дотла лужайки, где, примерно в центре всего этого переполоха, стоял величественное, огромное но практически целиком потерявшее свой истинный облик под слоями копоти строение – не что иное, как дворец, у фундамента которого лежали чудовищно изувеченные фигуры…
Голубок приземлился на щедро присыпанную пеплом лужайку, выпустил из клюва свою ношу и, неимоверно поражённый увиденным, испустил особый клик, вероятно, пожелав призвать кого-то, но остался ни с чем – ему так никто и не ответил, и он, вновь подхватил сложенный надвое небольшой листок, улетел в непонятном направлении.
- госпожа, умоляю, бегите! Госпожа!.. вы не должны находиться здесь… – именно такие слова, полные отчаянного волнения, успел перенести с собой из-за древесных макушек странствующий ветер, повторив их несколько раз настолько пронзительно (пускай и не очень громко), так, что кровь сперва кратковременно застыла у висков, а затем начала непреодолимо стучать в них.
 Но уже было просто невозможно разглядеть что-то ещё: непробиваемая мглистая клетка, укрывшая своим барьером те истощённые края, внезапно стала рассеиваться перед глазами, набирая скорость. Щепоти облачной пыли, на которые необратимо распадался сей независимый щит, а также крупицы тёмной почвы неминуемо пронеслись мимо, будто горстка пепельной трухи, нисколько не задержавшись между дрожащих пальцев. Стоило в недоумении оглянуться вокруг, чтобы заметить: дивный, манящий мир за облаками тоже взялся безвозвратно рассыпаться, развеиваться, как дворец, выстроенный из песка при сильном дуновении.
На прежде ясный, чёткий взор неожиданно наплыла какая-то муть, неразрываемый туман, из-за коего стало труднее дышать…

- госпожа Анн!.. опасность! Беда!.. – так вскричала Эми, всё же одолев неподатливые оковы, накрепко завладевшие ею. Одним рывком оборвав неуёмную пелену, она случайно ударилась лбом о краешек зонта, сделанного из пальмовых листьев, за каким спала, и вся эта конструкция полетела на пол с нижнего этажа двухъярусной кровати, перевернувшись ручкой вверх.
Жаркое, ослепительное и неукротимое солнце, бесконечно властвовавшее на Острове солнечного света, немедленно забило в её заспанные глаза, едва семнадцатилетняя девочка лишилась своего укрытия, и ей пришлось приложить довольно усилий, чтобы разделить свои веки вновь. У неё слегка кружилась голова, мысли полупрозрачной плёнкой были окутаны осадком неотступного тумана, и возможно, именно поэтому, вся вновь материализовавшаяся извне обстановка выглядела для Эми расплывчато.
Переведя дух, она коснулась ладонью до одного виска, продолжавшего пульсировать. Небесный остров, поникшие луга, увядшие деревья и этот необычный голос, претворявший что-то неладное… это был всего лишь сон, очередной из тех кошмаров, что уже очень долгое время держали бедную девочку в цепком плену, не давая покоя, но эти странные, пугающие и настораживающие образы, что она успела узреть в призрачных грёзах, были свежи в её памяти до сих пор, и часто покалывали её несобранные думы, никак не оставляя взволнованное сердце.
Холодок пробежал по телу, когда она со смятением вспомнила о недавних событиях, о том, что посмела пренебречь родным островом ради собственных чувств, в конечном счёте, оставшись практически ни с чем. Этот сон определённо что-то значил, пытался указать Эми на что-то важное и роковое: может быть, это было пророчество, напрямую относившееся к ней и самым жестоким способом показывающее, каким бедствием она подвергла Небесный остров, пускай и нежеланно, но зато руководствуясь собственными прихотями?.. – от этого предположения её излишне передёрнуло.
Но что бы ни было подлинной причиной этого видения, у неё более не имелось ни единого повода, чтобы продолжать оставаться тут, под доброй опекой солнечного правителя Герольда в его грандиозных палатах, точно так же, как и у её товарищей по команде…
- о, Эми проснулась!.. – обрадованный звучный голос вывел Эми из того мучительного душевного состояния, в коем она прибывала – Эми наклонила голову вниз и встретилась янтарно-жёлтыми глазами с тёплым лучезарным взглядом милой сестрёнки.
Рина сидела на полу, опёршись спиной к невысокой полке громоздкой кровати, этажи которой заняли их надёжный спутник, приставленный к ним госпожой, Александр и верная помощница Марго. Вокруг неё располагалась вся остальная команда сопротивления Небесного острова, уже переменившая торжественные наряды на свои привычные одежды, стеснившаяся в плотное кольцо и не торопясь делившая между собой еду на широком позолоченном подносе, что располагалась прямо пред ними – вероятно, давно принесённый завтрак.
Услышав грохот упавшего зонтика, младшая сестрёнка обернулась, встряхнувши длинными спутанными локонами, а когда подняла голову наверх, тотчас просияла очень искренне и бодро.
Пожалуй, как в скором времени подумалось её старшей сестре, после того вопиющего инцидента, неделимо связанного с её собственным эгоизмом и душевной слепотой, она была единственным человеком среди всего экипажа, кто действительно был очень счастлив приветствовать её сейчас.
- да уж, поглядите, кто пробудился! Изволю привести к сведению, что Авариус и Женьберт не столь давно подали нам завтрак, а ты всё не могла раскрыть глаза!..
Это были слова главного пилота, обернувшиеся громкими и невероятно колкими для Эми – Дарен тоже почти моментально поднял голову на звук, и когда острые карие глаза его планомерно остановились на фигуре Эми, то тот с досадой сверкнул ими, обиженно прищурившись.
Рина молниеносно перевела свой взор на него, с негодованием блеснув очами, но тот вовсе не намеревался как-то объяснить ей своё поведение и продолжил с напускным равнодушием класть себе в рот неровные бугристые шарики, своеобразное подобие обычного песочного печенья в бледно-жёлтой пудре. Рина коротко смерила его укоризненным взглядом, но быстро поняла, что она ничего не сможет добиться от него, пока он сам не справится с горечью их сокрушительного поражения.
- Эми, как ты?.. – с участием спросила рыжеволосая малышка, снова возвратившись к старшей сестре – ступай же сюда, присоединишься к еде.
Недолго поколебавшись, та кивнула и, пригладив ладонью растрепавшиеся за время сна волосы, приподнялась с постели. Свесив ноги вниз и машинально нащупав ими гладкую твердь, она потянулась к ручке распластавшегося на полу пальмового зонтика, потом стремительным движеньем подняла его перед собой и плавно покрутила в руках, задумчиво пронаблюдав за тем, как жаркие лучи неугомонного солнца проходят через просветы в необычных резных листьях. Направив зонтик вперёд, Эми увидела перед собой соседнюю кровать и лица завтракающих друзей и сестрёнки: Рина была совершенно мила: находясь ближе к центру всей компании, она жизнелюбиво улыбалась ей, в ласковых отблесках полупрозрачных солнечных лучей её лик светился так, будто сам являлся их ярким источником, сам был тем маленьким солнышком. Марго и Александр были так увлечены солнечными яствами, что только изредка устремляли свои взгляды на семнадцатилетнюю девочку, не отрываясь от пищи, но при всём этом их лица были так сдержаны и отрешены, что по одним только линиям было абсолютно невозможно определить, какие чувства они испытывали и что хранили в себе.
Из всего этого круга чрезмерно выбивался главный пилот и лидер команды: черты Дарена были тяжелы, темны и непреклонны, от них веяло небывалой грозностью и нервозностью, какие Эми не ощущала в нём даже в те нелёгкие моменты, когда он вспыхивал и давал волю импульсивным чувствам, когда в минуты опасности, сам того практически не осознавая, мог причинить вред не только окружающим, но и себе самому. Глаза его были пристальны, несколько непонятны, имели в себе необычные перепады света и тусклости, но также и изумительно остры, которыми он каждые полминуты метался между Эми и поблёскивающей при искрах солнца глади пола. Однако при всей своей видимой задавленности, он также показался Эми довольно подавленным и пассивным – где-то в глубине его потерявшейся души в самом разгаре пылала нешуточная борьба: он явно всем сердцем желал стать выше своих эмоций, собраться с силами и перебороть их, но всё-таки никак не мог взять верх, преодолеть себя, а оттого чувствовал себя ещё хуже.
Заметив, как Эми робко посматривает на него через широкие разрезы пальмового листа, он обдал её таким диким взглядом, что её тут же перетрясло, и она поспешила закрыться от неё своим зонтиком. Переведя дух, несмело вдохнув, а потом выдохнув, семнадцатилетняя девочка собрала воедино всю оставшуюся волю, показалась из-за зонта и, аккуратно уложив его обратно, на кровать, неторопливым шагом направилась к друзьям.
Когда она вытянула вперёд бледные руки, то обнаружила, что пальцы её всё ещё не прекратили дрожать. Чем ближе она подходила к дружескому кругу, тем мрачнее и мрачнее становился главный пилот дирижабля, в обществе своих напарников он стал напоминать мглистую тучу. Девочка, как могла, постаралась выдержать тот недвижимый блеск в его безжалостных глазах, что был готов без зазрения испепелить её, но мысленно до сих пор взывала к своей совести, в который раз зажёгшейся внутри.
«Он всё ещё злится… - тяжко подумала она – никогда прежде его взгляд не терзал меня подобной неприязнью! А ведь он прав, он прав… о чём я только думала, совершая это, на что я надеялась?! Это всё из-за меня, из-за моих ничтожных чувств!..»
От дальнейшего гнёта неразрешимых укоров собственной души её сберёг только нежный, мягкий блеск чистейших распахнутых зелёных глаз – такой родной и безмерно дорогой её сердцу взгляд следовал за ней неотрывно, он единственный был обращён на семнадцатилетнюю девочку прямо и чётко, без смятения, в нём не было ни малейшего упрёка – только правдивая искренность и неравнодушное, заботливое сестринское любопытство можно было разглядеть в его добром свете…
И только тогда Эми, доселе занимавшая все свои мысли прилежным самоосуждением, вдруг спохватилась, поняв истинную природу пристального взора младшей сестрёнки – милая, отзывчивая Рина, прибегнув к недюжинному терпению, всё ещё трепетно ожидала ответа на пропущенный ею вопрос о её самочувствии, слабо склонив набок открытое веснушчатое личико.
- голова слегка гудит… - честным, но почти неслышным шёпотом откликнулась старшая сестра, уже подходя к узкому кругу друзей, скоро подняв голову на дорогую малышку и, в свой черёд, послав ей тускловатый огонёк своих потерянных глаз.
Проговаривая эти слова, Эми всеми силами старалась запечатать ту суровую бурю, что нещадно бушевала у неё в мыслях, как можно более внутрь себя, чтобы никто из присутствующих не смел и догадаться, какую ужасную боль легкомысленного проступка и горечь раскаяния она была вынуждена теперь выносить по собственной глупости – оттого и её приглушённый голос звучал несколько хрипло, сухо и опустошённо. Но она не могла скрыть всю гамму испытываемых переживаний, и нотки всецело признанной вины и страха дальнейшей неизведанности поневоле скованно выскользнули с её уст, всё же отразившись в этой краткой фразе.
Осторожным, практически беззвучным шагом достигнув трапезного кольца, Эми скромно вошла в его ряды, заняв место между Александром и Марго, и подалась к столовым приборам.
Устраиваясь в тесном собрании, Эми улучила пару мгновений, чтобы вновь приглянуться к пятилетней девочке, надеясь, что её лучезарный вид поможет ей собраться и успокоиться рядом с друзьями, в обществе которых она ныне чувствовала себя безмерно виноватой и растерянной. Получив необходимый ответ, Рина быстро опустила глаза и попыталась вернуться к еде, но Эми очень скоро заметила, что завтрак с её блюдца стал исчезать куда медленнее, нежели прежде: растрёпанная младшая сестрёнка погрузилась в какую-то отдалённую, но вполне обыкновенную для неё рассудительную задумчивость, сконцентрировав свой не по годам умудрённый, несколько расплывчатый взор на небольшой порции густоватой каши из светлой крупы, что покорно лежала пред ней на краешке подноса, размеренно помешивая её миниатюрной ложечкой и временами неторопливо поднося ко рту.
Старшая сестра лишь краем взгляда смогла запечатлеть эту резкую перемену в ней, пусть и увидела её весьма отчётливо. Но сколько не строила она предположений о том, что же именно из такого простого признания могло настолько сильно овладеть думами проницательной малышки, к единому выводу она так и не пришла – все внутренние монологи, заботы и волнения Рины, какими они бы ни являлись, оставались для неё величайшей загадкой, и даже живые, постоянно округленные, сверкающие либо в неугомонном любопытстве, либо в ребяческом веселии, зелёные глазки – пожалуй, самое правдивое зеркало из всех возможных зеркал – казались ей какими то неясными, задёрнутыми странной пеленой, будто сестрёнка намеренно заперла их от всех, сохранив ключ при себе. Впервые за долгое время они очутились для Эми неподвластными, что почти сразу всколыхнуло в ней былую тревогу, заставило судорожно напрячься.
 Между тем, семнадцатилетней девочке, уже самой следовало приступать к трапезе, а потому, неуверенно потупив свои глаза, она аккуратно нагнулась к первому же блюду, увиденному ею на подносе, до сих пор отчаянно избегая встретиться взглядами с сидевшим в противоположной стороне восемнадцатилетним юношей, да и сам Дарен, судя по всему, не желал ничего такого, отправив смутный взгляд куда-то вдаль.
Но, несмотря на это, атмосфера, витавшая над членами команды Небесного острова была стабильно мирная, спокойная, если и не благожелательная, и семнадцатилетняя девочка душевно порадовалась этому, ведь даже негативные потоки, ежесекундно, так или иначе, проникавшие к ней со стороны вспыльчивого друга, не могли заглушить этого необычайного равновесия.
Хотя, во всю следующую трапезу, Эми всё равно почти и не притронулась к кушаньям: она смогла осилить только несколько штук рассыпчатого печенья, выпила немного жидкости из чистейшего солнечного света, что хорошо помнила бьющей из фонтана в центре острова, да слабо взрыхлила десертной ложкой свежий сладкий пудинг – далее она просто отстранила все данные ей принадлежности, уйдя вглубь себя…
О чём именно она думала, не было однозначного ответа даже для неё самой. Эми помнила только, что все её размышления были какими-то неопределёнными, без явных границ, что они плавали в её разуме, непременно смешиваясь и путаясь, отчего становились ещё неразборчивее. Из этого странного вязкого омута её смог вернуть только тихий голос их телохранителя Александра, вдруг решившего нарушить тишину.
- в этот раз я плохо спал, - с откровенной тревогой признался господский распорядитель – глаз долго не мог сомкнуть, и отнюдь не от постоянного солнца: едва веки прикрою, как немедленно всплывает госпожа… она выглядела такой растрёпанной и печальной. Она что-то желала мне сказать, предупредить, но я не слышал, а в глазах её застыли слёзы… - он томно вздохнул – я считаю, находясь здесь, мы уже ничем не сможем помочь Небесному острову. Нам следует отбыть назад.
- верно, я тоже об этом думаю!.. – воскликнула было Эми, мгновенно вспомнив про свой предупреждающий сон.
Но едва она подняла голову, как её немедленно настигли опровергающие глаза Дарена, загоревшиеся с новой силой, и она осеклась.
- ну разумеется, ты думаешь!.. – недоверчивым тоном выпалил главный пилот, не пряча свою нынешнюю предвзятость – где же твои думы были тогда, когда ты вызвалась от всех нас загадать желание спасительному бриллианту, где они были, Эми?..
С каждым новым словом тембр лидера команды защитников Небесного острова крепчал, становился раскидистее и нетерпимее. Его речь была пронзительна, как никогда раньше до этого, её потоки стремительно разливались по всему пространству широкой опочивальни, пронизывали её до предела, без труда рикошетя от податливых тонких стен, и неумолимо возвышаясь над Эми густым, незримым, но нестерпимо тяжёлым комом. Семнадцатилетняя девочка вновь поспешила спрятать глаза и опустить голову, чувствуя, что нависшая над ней масса обиды и вспыльчивости, что сумел накопить за всё это время Дарен, вот-вот должна была обрушиться на неё бурной лавиной…
Она ощущала, как слабо подрагивает её сердце, как сжимается её душа, подсознательно понимая, что главный пилот в данный момент смотрел прямо на неё, и в его карих глазах с новой силой заметался прежде сдерживаемый ураган запальчивых чувств, порождающий непреодолимые вспышки суровых молний. Суровых, неконтролируемых, но абсолютно справедливых и искренних, как и сам Дарен. Тот явно ждал от неё какого-то сопротивления, защитного действия, и, вероятно, был весьма удивлён, достоверно убедившись, что такового не последует – Эми просто сидела пред ним, вжав голову в плечи под напором его импульсивного взгляда, спокойно, покорно, но не поднимая глаз – быть может, она и хотела бы что-то промолвить, но не находила нужных слов: зачем, если всё и так уже сказано?.. в своём эмоциональном всплеске Дарен безошибочно разгадал для всех то, что так тягостно и неусыпно твердила её запоздавшая совесть с самого прихода осознания.
Он удерживал на ней своё натянутое внимание весьма недолго – около полминуты, что оказались для Эми вроде вечности. Как известно, на Острове солнечного света главенствовал душный жаркий пустынный климат, но девочка с готовностью могла поклясться, что никогда за период пребывания на острове не замечала пересушенную духоту вокруг себя так остро, как тогда. Пекло разгорелось настолько, что и без того горячий воздух, витавший между всеми посланцами Небесного острова, мог легко и беспрепятственно закипеть. Потому-то она испытала некое облегчение, когда Дарен медлительно перевёл взгляд прочь, и долгожданная свежесть притупленного ветреного порыва, пробившегося через окно, обдала её лицо, слегка взбодрив и заставив приподнять взор.
Так она обнаружила, что Марго заканчивала со своей едой, Рина, сидевшая точно возле главного пилота с требовательно нахмуренными бровями и осуждающе сверкающими глазами, всем своим выражением чётко просила его объяснить эту строгую бесцеремонность, направленную против её родной сестры, непоколебимо сложив руки. Александр так же отодвинул подальше свою посуду и приборы – хотя в тот миг исключительно к юноше и были прикованы совершенно все взоры экипажа, но его взор был самым сосредоточенным, хотя и чуть тревожным – он надеялся на отклик Дарена насчёт высказанных им опасений.
И вскоре отлученный от двора распорядитель госпожи его получил, когда главный пилот ретиво схватил в руки стакан с насыщенной солнечной жидкостью и жадно сделав несколько глотков, отклонил его на вытянутой руке, обведя оценивающим взглядом всю свою команду.
- но… как это не печально, мы не в силах изменить уже свершившиеся, - проговорил он неожиданно собрано, однако вслед за этим поставил свой стакан обратно с таким мощным ударом, что поднос слегка подскочил на полу и часть солнечной жидкости бесповоротно расплескалась в своём сосуде, вырвавшись наружу бледно-золотистыми каплями – всё же, ты прав. Мы потеряли главную и самую действенную возможность помощи Небесному острову, но оставаясь здесь мы ничего не сможем исправить.
Едва он успел выразить своё мнение, как резким движеньем вскочил на ноги, мгновенно поднявшись над остальными участниками небольшой спасательной группы.
- пришло время наведаться к нашему дирижаблю, подготовить его к обратному пути, - быстро разъяснил пилот и капитан, а после, ещё разок кратко всмотревшись в черты своих приверженцев по отдельности, строгим, практически приказным тоном начал распределять – Марго, Александр, вы идёте со мной.
Те сгруппировано качнули головами, тоже моментально поднявшись с колен и поравнявшись с ним.
- а я мочу чем-нибудь пригодиться вам?.. – тут же зажглась энтузиазмом малышка Рина. Глаза её так и вспыхнули зелёным пламенем, будто две пылких спички.
- разумеется, - одобряюще проронил Дарен, едва наклонив голову к инициативной пятилетней девчушке – лишняя пара рук ни за что не помешает, особенно в таких быстрых сборах. Ты отправишься с нами.
Младшая сестра Эми живо кивнула, встав около второго пилота и телохранителя. Однако семнадцатилетняя девочка тотчас оказалась захвачена самым неприятным и мучительным чувством в обеих мирах – разрывающимся сердцем. Сквозь опушенную чёлку она поглядывала на представшую перед ней компанию сплочённых воедино людей, которых навеки соединили друг с другом и слаженность, и общая цель, и испытания. И кажется, будто вся команда прошла их вместе, неотъемлемо друг от друга, с ней, но почему-то сейчас ей виделось, что в тех закалённых рядах ей совсем нет места, да и Дарен, по-видимому, не спешил вслух называть её имя и передавать какие-либо обязанности.
«Обычно трагедии объединяют людей, делают их одним целым, но только не в случае Небесного острова… - такие мысли захлестнули её разум в те секунды – это я – настоящая трагедия, я внесла раздор в команду сопротивления! Что, если все мы впредь будем не такими связанными, какими были раньше?..»
Но, может всё-таки стоит попытать счастье?..
- а как же я? – робко проронила Эми, вскинув голову к стоявшему над ней Дарену – неужели для меня нет никакого поручения?..
Она посмотрела на друга почти с мольбой, в общем-то и не веря в какой-то положительный жест с его стороны. Вспыльчивость была самой неизгладимым его качеством, искоренить которое было почти невозможно, и Эми, коей много раз приходилось исполнять роль голоса разума для юноши, как никто иной знала это. Теперь Дарен смотрел на неё, если и не с надменностью, то довольно прохладно, вот и сейчас – не успела Эми и слова произнести, как карие глаза окрасились в раскалённый оттенок, а на губах проскользнула новая колкая усмешка.
- неужто это тебя в самом деле так волнует?.. – сказал он – мне почему-то казалось, что ты была бы даже рада остаться здесь, на Солнечном острове. Как бы то ни было, господин Герольд бы охотно поддержал тебя в этом намерении: помнится, не так давно он и шагу ступить от тебя не мог: всё обнимал, утешал, едва сумел расстаться…
Щёки Эми запылали ярким огнём, когда она вспомнила все недавно минувшие события: как она, осознав всё содеянное, убежала куда глаза глядят, лишь бы подальше от палат солнечного правителя, как находчивая Рина нашла её и убедила возвратиться и как после этого к ней пожаловал лично господин Герольд, пытаясь уверить в том, что она ни за что не ответственна, как внезапно сомкнул её в своих искренних тёплых объятиях и более не отпускал – видимо, она и заснула на его плече…
Дарен, скорее всего, хотел ко всему прочему добавить что-то ещё, но предупредительный толчок Рининого локтя позволил ему запнуться и уже осмотрительнее выбирать речь.
- хорошо, - взяв себя в руки, уступил запальчивый пилот – можешь пока собрать все наши вещи из этой комнаты, и занести к нам – чуть позже мы погрузим их на борт дирижабля.
И, вовсе не дожидаясь ответа застенчивой подруги, подался к двери, первым отворив её. За ним проследовали Александр и Марго, а Рина, шедшая в этом ряду последней, позволила себе остановиться у порога и обернуться к старшей сестре, будто упрямо стараясь убедить себя в чём-то.
Проведя в молчании несколько мгновений, она всё же с рвением предложила:
- может, я хоть в чём-то могу быть полезной и тебе, Эми?..
Старшая сестра поднялась с пола и отряхнула запылившиеся длинное платье. Сердце её вновь согрелось от её безоговорочного милосердия и доброты, даже тех, которых, она в силу своего опрометчивого желания и не заслуживает. Кое-как она выдавила из себя слабое подобие улыбки, обогнула разложенный под ногами поднос и неторопливым, в чём-то даже боязливым шагом направилась в сторону малышки.
Когда у младшей сестрёнки не осталось никаких сомнений в том, что она идёт именно к ней, та так же сделала несколько твёрдых шажков навстречу, принимая её. Когда они с Эми очутились достаточно близко друг к другу, старшая сестра протянула к пятилетней девочке тонкие пальцы и что есть с силы прижала её к себе одной рукой, другой принявшись неустанно поглаживать по волосам.
- не спрашивай меня ни о чём!.. – тяжко и горячо зашептала старшая сестра, уверенно предвещая, и поэтому стараясь предотвратить потенциальный поток неотвратимых вопросов, который в любой миг мог политься из уст сочувствующей малышки, и был для неё самым трудным и страшным, что только смело произойти с ней сейчас – только скажи, умоляю, скажи мне… скажи мне, что всё будет хорошо: даже если в самом деле это не так – я прошу тебя, милая, заставь меня поверить в это!
Рина скоро приподняла свою взлохмаченную головку вверх и заметно опешила, когда, взглянув в прозрачно-бледное, словно хрупкий непокрашенный фарфор, личико старшей сестры, сумела ясно разобрать в нём вновь проступившие наружу серьёзное опасение, глубокую вину и печаль, от которых янтарно-жёлтые, всегда такие тёплые и искренние глаза безвозвратно помутились: теперь их будто полностью заполнили непроглядные осколки стекла – туманное и плотное полотно слёз...
С наступлением нового солнечного оборота Эми пробудилась от крепкого сна, но воспоминания её остались такими же свежими, как и недавно, если не стали для неё ещё более ранящими: они ежеминутно напоминали о себе, беспокоили и истязали её мысли, в любом случае, намеренно или же нет, задевая её нежное сердце, бередя его, бесконечно растравляя душевную рану своей невыносимой пыткой… обо всём этом, как и о многих других гранях её непростого состояния Рина могла прочесть по её жестам и мимике, по скорому сердечному биению и по дрожи, ни на мгновенье её не отпускавшей. Душа юной девочки сочувственно и уныло сжалась, ведь теперь она видела перед собой то, что Эми так усердно стремилась скрыть в присутствии Дарена и других членов миротворческого экипажа – отчаяние и усталость, сожаление, которое однако никак бы не сумело спасти Небесный остров от терзающей, неразборчивой неопределённости, что его ожидала.
- ну конечно же, Эми! – рьяно воскликнула Рина, крепче ухватившись за сестру в своём новом запале. Она понимала, что, скорее всего, никак не сможет облегчить её мучительный укор и избавить её думы и дух от этого бремени, но была готова пойти на всё, чтобы хотя бы чуточку утешить и поддержать её – откуда у тебя вообще взялись подобные мысли!
Рука Эми остановилась и замерла, резко прекратив вздыбливать и без того непослушные рыжие локоны сестрёнки. Это позволило Рине опять пересечься с её расплывчатым, неоднородным взглядом, и жестом попросить семнадцатилетнюю девочку опуститься к ней. И та, вопреки своей разрозненной, далёкой задумчивости, заметила её знак и покорно подчиниться, встав пред ней на колени.
Тогда рассудительная малышка решительно положила свои ладони ей на плечи и, убедившись, что после этого действия её взор весьма посветлел, став гораздо внимательнее, упорно, но с безмерной нежностью промолвила:
- откуда бы они ни были, ты не должна лить слёзы из-за них. Я знаю, что Дарен за завтраком успел наговорить тебе много необдуманных слов, но они таковы, что произнеся их, он скоро сам начнёт жалеть. Никто из команды и малейшего сомнения не допускает насчёт твоей непричастности, и он тоже хорошо это осознаёт в глубине своего сердца – ему только нужно дать больше времени, чтобы он остыл и вернулся к нам прежним. Каждому из наших друзей замечательно известны твои заслуги и незаменимость в команде, твоё решение никто не вправе судить!..
Грустно покачивая подбородком, Эми с чувством выслушала её заверения. Когда рыжеволосая малышка, пристально и воодушевлённо глядя ей в глаза, окончила свой монолог, она действительно поспешила сорвать с себя горькую пелену слёз тыльной стороной ладони, а после посмотрела на окружающий мир каким-то иным, обновлённым взглядом.
- знаешь, какое качество я всегда ценила в тебе превыше всего, моя милая? – намного живей отозвалась она – твою искренность. То качество, что в нынешней обстановке приходится на вес золота, что так сложно получить, но гораздо сложнее удержать, - она обратила мерцание янтарных глаз куда-то вправо, в одну из высоких стен, словно пытаясь сосредоточить своё зрение и разум на чём-то неблизком, незримом – а ты же… что бы ты не говорила, я не могу не верить тебе, даже когда мне очень нелегко это делать, потому что любое твоё слово, каждая буква и всякий вздох – они непременно идут от тебя самой, от твоей души, и ты представить себе не можешь, как это важно, как это дорого мне!..
Далее она снова вернула свой взор на сестрёнку, такой пронизывающий и сверкающий, что Рина опять слегка опешила. Задержав его на малышке ещё с полминуты, Эми быстро потянулась к ней, благодарно поцеловала в лоб, а затем быстро выпрямилась во весь рост, спешно опомнившись.
- ну а сейчас можешь присоединиться к команде, - разрешила она – Дарен наверняка уже давно ждёт тебя.
- но тебе точно не нужна помощь? – чистосердечно уточнила Рина, не решаясь спускать открытого взгляда со старшей сестры – если хочешь, я могу остаться здесь, с тобой, мы могли бы поговорить ещё…
- в этом нет необходимости, - довольно уверено отказалась Эми. Развернувшись, она сделала несколько крепких шагов к подносу с остатками трапезы и ловко подхватила его на руки, так что посуда на плоскости чуть загремела – пусть всё будет именно так, как распорядился Дарен: каждый будет занят своим делом.
- но ты же будешь тут совсем одна! – не унималась малышка, встрепенувшись переливчатыми волосами.
Эми видела, как она переживала.
- порой иногда стоит побыть и одной - ответила старшая сестра, вновь улыбнувшись ей, но теперь тоже как-то по-иному: более это была не скованная улыбка, вымученная девочкой с немалым трудом, а её настоящая, правдивая улыбка – нежная и деликатная, с лёгким оттенком печали и разочарования в собственных силах – так проще разобраться в своих чувствах. Не беспокойся за меня, пожалуйста: я скоро со всем управлюсь и непременно к вам присоединюсь.
Рина только вдумчиво опустила глаза, в ответ на её обещание, но вскоре быстро подняла их назад, и Эми с теплотой смотревшая на сестрёнку, сейчас же подметила, что их неутихающий зелёный блеск вспыхнул в них с каким-то необычайным приливом энергии, неутомимой инициативой.
- ладно, будь по-твоему, Эми, - уступила неугомонная сестрёнка, её веснушчатое личико опять добродушно просияло – но если я всё же в чём-то понадоблюсь тебе, кликай без промедленья – и я примчусь по первому зову.
- я знаю, - мягко заверила её та.
Рина ещё немного задержалась у двери, внимательно рассматривая старшую сестру, как бы желая запомнить и унести её образ с собой. Затем она воодушевлённо кивнула сестре и стремительно скрылась в дверном проёме – лишь копна длинных выбившихся прядей мелькнула перед взором Эми.
 
Семнадцатилетняя девочка недолго, но очень пристально и глубоко поглядела ей вслед. После разговора с сестрой и попытки хоть как-то притупить одолевавшие её эмоции и мнения, она вдруг стала свидетельницей необычного и даже в чём-то пугающего чувства просветления и очищения.
Рина… пожалуй, она самое лучшее, что когда-либо происходило с ней: каким бы ни было число её ошибок и проступков, как сильно ни удавливали её муки страшных угрызений, она никогда не отворачивалась от неё, не отводила распахнутого сияющего взора в осуждении, непонимании или же стыде. Всегда находилась рядом даже в самые ненастные моменты, когда сами друзья уходили от неё, пряча взгляд, блистающий упрёком, когда светлое солнце скрывалось от неё и тускнело, будь она хоть на древнем острове, названном в его честь, она всё равно не отдёргивала своей крепкой ручонки и лишь увереннее протягивала ей свою ладонь и в те миги, когда она этого, по личному суждению, не заслуживала.
Тем не менее, Эми немедля вспомнила о порученной ей работе – сбору всех имеющихся в просторной опочивальне вещей экипажа – и постаралась всем своим рассудком сконцентрироваться именно на ней, оставив напоследок все прочие мысли. Для начала ей следовало разобраться с большим позолоченным подносом и разнообразной сервированной посудой, разложенной на нём. С этой целью она плавно подошла к двери, приоткрытой на небольшую щёлку, но так и не успела дотронуться до ручки – створка вздрогнула и резко отошла вперёд, отчего Эми с удивлением отняла руку, как будто обжёгшись. Тарелки и стаканы на её подносе со звоном затряслись.
Девочка едва опомнилась от испуга, когда увидела внезапно переступившего через порог, ничуть не менее изумлённого Авариуса – одного из самых преданных служителей господина Герольда. Тот мгновенно опустил перед ней свою голову, извинительно раскланявшись.
- ах, сударыня Эми! – с жаром воскликнул он, подняв округлённые глаза – наконец-то вы проснулись: Женьберт, который самолично принёс завтрак в покои дорогих гостей, упоминал, что, когда он подходил сюда, вы ещё не встали. Я как раз хотел зайти в комнату, чтобы забрать поднос... признаться, вы меня изрядно перепугали, но я в любом случае не желал стать причиной вашего страха. Покорно прошу вашего прощения.
Завершив эту церемониальную распилку, он с чувством вины положил тяжёлую ладонь на сердце, из-за чего девочка весьма растерялась.
- нет-нет, что вы!.. – скоро, замешено пролепетала она – наоборот, это я должна принести вам свои извинения. И я буду очень благодарна, если вы поможете с подносом.
- всегда рад, - учтиво ответил прислужник правителя, перенимая у неё протянутую ношу – но что-то я нигде не вижу ваших друзей… - недоумённо добавил он, оглядевшись по сторонам – я могу спросить, куда они отлучились?..
- они… -  девочка немного осеклась, застенчиво посмотрев в лицо любопытствующему любезному служителю и, найдя в его сосредоточенном взоре своё отражение, совершенно затерялась в своих думах. Потом она потупила янтарно-жёлтый взгляд, но отмалчиваться не стала – они направились к большому крылу господских палат, чтобы подготовить наш дирижабль к вылету.
- к вылету? – тотчас переспросил Авариус, судорожно вскинув плечи – так значит, вы уже отбываете?..
- да, точно так, - с болью у сердца подтвердила посланница Небесного острова – Дарен решил, что мы не можем больше пребывать вдали от родного острова, он нуждается в нас. И у нас нет никаких причин для того, чтобы ему перечить. Я уже готовлюсь собираться в путь.
После Эми зажмурилась и поспешно отвернулась от потрясённого служителя – ей уже было не под силу бороться с какими-либо вопросами и упрямыми взорами, они просто утомляли её. Но даже отойдя от него на приличное количество шагов, она не переставала чувствовать на себе его необычно взволнованный, озадаченный взгляд.
- что ж, не смею вас отвлекать более, - вскоре услышала у себя за спиной семнадцатилетняя девочка. От её чуткого слуха не ушла та странная деталь, что прежде решительный и обходительный голос надёжного служителя неожиданно задрожал и начал сбиваться, словно он куда-то озабоченно заторопился.
Ни прошло и мгновенья, как следом раздался глухой хлопок двери, и она снова осталась наедине с собой.

Не теряя ни минуты, Эми окинула всё пространство раздольной опочивальни острым, наблюдательным взором прояснившихся глаз и вскоре остановила своё внимание на небольшой, хотя и внушительной, но вполне удобной тумбе, что свободно занимала место между двумя высокими кроватями, будучи припёртой к панорамному окну – она была с лихвой завалена грудами писчей макулатуры, местами забрызгана чёрными кляксами чернил.
Это был излюбленный уголок Александра, в котором господский распорядитель и их временный телохранитель раз за разом выводил на бумаге свои внезапные мысли, с завидным прилежанием трудился над очерками и набросками к готовящемуся докладу об устройстве и быте отстранённого и почти неизвестного им острова. Заканчивая каждый новый лист он тщательно перечитывал его, сжимал страницы в комки, разрывал в клочья, проливал на своё рабочее место баночки с тушью или же заламывал грифель карандаша – но всё равно продолжал писать с такой щепетильностью, старанием и желанием, каких Эми себе и вообразить себе не могла.
Решительно подойдя к неубранной тумбе, впопыхах обложенной громоздкими главами-заготовками к отчёту, семнадцатилетняя девочка аккуратно провела пальцами по её краю -  и испачкалась в толстом слое почерневшей пыли. Кратко бросив взгляд на объёмные стопки бумаг, из которых то и дело выпирали тонкие исписанные листы, Эми поневоле затаила дыханье, прочтя про себя титульную страницу его творенья, лежавшую поверх всех других рукописей, буквы коей были выполнены крупным жирным почерком и украшены замысловатым орнаментом по сторонам:
 «Доклад великой госпоже Небесного острова Анн Элайзе леди де Грассии о положении, строении и культуре Острова солнечного света»
Внизу, чуть ближе к уголку листа также была сделана приписка более мелким шрифтом:
«Авторства Александра Рубелиуса де Грассия, почётного распорядителя госпожи и верного слуги её несравненной милости»
Это были всего лишь слова, буквы, выточенные строгим канцелярским мотивом, но в них чувствовалась огромная душа, светлая тоска, как по родине, так и по госпоже, приходившейся ему матерью. Что-то тронуто закололо в груди одинокой девочки, в очередной раз заставив её назвать саму себя в мыслях изменницей: возможно, после крайне незадавшегося знакомства с Александром, она так и не сумела убрать из памяти его первую настороженность, резкость и подозрительность по отношению к ней и её друзьям, долгое время относясь к нему с откровенным предубеждением, но с момента их совместной миссии она стала примечать, что всё-таки смотрела на него слишком поверхностно.
 Он, как никто другой из свиты своей августейшей матушки, был по-настоящему предан ей, вдалеке от Небесного острова и обжитого дворца часами вычерчивал ей письма и передавал их придворным людям Герольда с невысказанной надеждой на ответную весточку. Наперекор всем обходительным улыбкам слуг и сладкоголосым заверениям, что всё «будет исполнено в наилучшем виде», посланий с Небесного острова так и не приходило. Он нервничал, вновь сламывая свой затупленный карандаш, а затем с запалом затачивал его своим мечом, он мог не спать по нескольку часов, непрерывно глядя в одну точку туманным взглядом, где-то в глубине рассуждая о делах госпожи Анн и его сестры-советницы, оставшихся там без должного надзора. Кроме того, она припомнила несвойственную бледность его поникших черт за завтраком, когда он сообщал команде сопротивления о своём кошмаре, о той печали и горечи в его тоне, когда он упоминал о слезах привидевшейся ему небесной повелительницы.
Этот юноша, пусть и был храбрым, неколебимым и самоотверженным помощником своей госпожи, в первую очередь являлся её сыном. За много миль от Небесного острова, испытывая себя бесконечными тревогами, он начинал чахнуть, пусть и скрупулёзно пытался скрыть это, будто растение, с корнем отнятое от родной почвы, будто вольная птица, чья суть теперь заключалась в бессмысленном верчении на одной замкнутой жерди. И он понимал это. Понимал, но всё равно предпочитал оставаться подле сопровождаемых, ведь искренне верил: нахождение последнего священного элеметаля, а после и слияние всех могущественных столпов воедино – это единственный верный способ справиться с неотвратимой угрозой, нависшей над островом, это был личный наказ госпожи Анн, который, как и все остальные, не смел ставить под сомнение.
Но ждал и верил не только он – все члены этого экипажа в тот роковой миг жаждали и томились общим для всех них желанием – освобождением острова, плывущего по облакам, чтобы чёрная тень коварной алчной станции пала с его земель, дав шанс на независимость и благополучие. И что же в этот момент сделала она?.. поступилась этой единой мечтой, фактически принесла её в жертву, в одночасье загубив всё то, ради чего они боролись и чем жили. Она нарушила всю целостность сплочённой команды, разрушила то взаимное доверие, что они месяцами укрепляли друг с другом, идя рука об руку. Она всё это бесцеремонно уничтожила и обрекла увядающую от внешнего напора родину на ещё большие невзгоды…
Среди залежей оборванных писем и незаконченных трудов, Эми с душевным укором отыскала яркую красную ленту с золотым отблеском, какой, вероятно, те тяжёлые бумажные стопки были когда-то перевязаны. С удивительной ловкостью она принялась аккуратно собирать и выравнивать разрозненные листы, добавляя их к уже выстроенным друг напротив друга массивным кипам. Она делала это твёрдо и быстро, но при этом совершенно не вникала в этот процесс, действуя машинально – свечение её отрешённых глаз подсказывало, что думами она была далеко.
За первой ленточкой она скоро отыскала и вторую, так что в итоге у неё вышла увесистая пара подробных докладных записей. Она с натугой подхватила две нелёгких связки в руки и медлительным осторожным ходом перенесла их на ту самую нижнюю полку двухъярусной кровати, где недавно спала сама. Сбросив с себя сей тяжкий груз, Эми уселась рядышком, чтобы недолго перевести дух.
Семнадцатилетняя девочка сделала несколько постепенных вдохов и выдохов, вытерла трясущейся рукой проступивший на лбу пот и опять взялась за доскональный осмотр комнаты, выбирая себе следующую цель. В этот же самый миг, взгляд её и упал с удивлением на малиновую юбку в тёмную клетку с толстым чёрным ремешком и серебряной пряжкой, а также на песочного оттенка кофту с короткими рукавами, опрятно сложенные у невысокого изголовья. Только сейчас она догадалась, что так и осталась в торжественном платье, плавно перетекавшем из белого в голубой у подола. Теперь оно, однако, выглядело совершенно не празднично – местами по подолу оно было сильно разодрано и истоптано, сам насыщенный оттенок на порядок потускнев, уступив место пыли и грязи, а в абсолютно различных местах наряда прослеживались отчётливые царапины, когда Эми с негодованием подняла перед собой руки, то обнаружила, что и рукава были серьёзно надорваны.
Едва осознав весь недостаток ухоженности, Эми немедленно ухватилась за свою повседневную одежду и сменила замаранное одеяние. Прекрасное раньше платье она деликатно сложила в несколько раз, подумывая по возвращению попробовать отмыть его в речной воде неподалёку от их с Риной ветхого домика, хотя толком даже и не знала, найдёт ли возможность примерить его потом или отложит его в одну из самых дальних коробок с вещами, что держала на шкафу. Будет ли у неё вообще повод порадоваться после того ужасного действа, что она совершила?.. она не знала, но определённо не удивилась бы вестью, что её вскоре признают нежелательной посетительницей господского двора.
Приподняв матрас постели, Эми отыскала под ним запрятанную расчёску и принялась причёсываться. Но в то же время она абсолютно не спохватилась о зеркале, поскольку его поблёскивающая гладь нисколько не потребовалась ей, чтобы довольно точно представить, что она могла увидеть, заглянув в сие отражение – наверняка, нечто полупрозрачное, призрачное и унылое, с неопрятно растрёпанными волосами, бездонным, но всецело унылым, понурым взором и всеобщим изнеможением.
И отчего?.. Эми вновь глубоко сосредоточилась и неожиданно пришла к выводу, который напугал её саму, который, на первый взгляд, звучал просто немыслимо: всё, чего она бы хотела сейчас, так это вырвать своё несчастное сердце, которое вообще когда-либо заставило её пережить подобное… чувство. Чувство неописуемого волнения, накрывающее с головой, но при этом и беспамятного восторга, ощущение незабываемого окрыления, которое полностью подчиняло её себе в те редкостные минуты встреч, от какого могла закружиться голова, и всё на свете становилось маловажным…
Но пожалуй, до этого самого часа ей просто не хватало смелости признаться самой себе в том, что воскресший благодаря её воле слуга ночного светила, поэт луны и звёзд, никогда и не любил её, ровно так же, как и никогда не давал надежды, да и вряд ли полюбит когда-либо, ведь он просто не может быть привязанным к чему-то сильнее, чем к своей одинокой госпоже-луне, коей более десятка столетий служил верой и правдой.
Эми проговаривала это в себе всё упорнее и упорнее, будто стараясь что-то доказать, внутренне убедить себя в чём-то, хотя там же, в глубине и знала, что прервать то платоническое чувство, зародившиеся в её душе и крепко пустившее там свои цепкие корни, заполонив её всю, будет уже невозможно, сколь ни силилась она над собой. Взгляд её в то время снова опустился к изголовью, привлечённый кое-чем – на сей раз на том же месте, где только что находилась её одежда, лежала на боку одна фигурка, которую она не могла не узнать…
«Небесный остров!» - пронеслось в её голове неожиданно бодрое восклицание. Девочка отбросила расчёску и тут же потянулась к уменьшенной, до крошечных деталей достоверной копии славной небесной земли, вырезанной из древа и служившей всей команде сопротивления заветным талисманом в этом сложном путешествии.
«Он почему-то потемнел… - с беспокойством заметила она, неторопливо и внимательно вращая её в руках – дворец госпожи словно занесён каким-то непроглядным дымом!.. но в чём причина?.. неужели, виной тому вновь выступила я? Ах, Небесный остров, не лишай меня милости! Того счастья бегать по рощам и лугам, проходить по старому мосту по пути на рынок… Я знаю, в моих поступках нет прощения, но я умоляю: сбереги себя для нас, дай отпор безжалостным корыстолюбцам с «Вивет», покажи недоброжелателям с наземного мира, что ты стоишь выше них! Прошу, только дождись нас…»
Чистая капля блестящей слезы обрушилась на центральную и самую выдающуюся башню изящного господского дворца, грандиозно выполненного в миниатюре, но даже она при всей своей искренности не сумела пробить ту черноватую клубящуюся поволоку, взявшую её в кольцо…