18апреля. Праведники среди нас. Три Ангела Оптиной

     Сегодня — день памяти трех монахов Оптиной пустыни, убитых на Пасху 1993 года. 18 апреля в Светлое Христово Воскресенье иеромонах Василий, инок Трофим и инок Ферапонт погибли от рук сатаниста. Это стало страшной трагедией не только для Оптиной, но и для всей страны, скорбь отозвалась в сердцах миллионов людей.
     Однако у Бога нет невосполнимых утрат — как говорили отцы, насельники обители: «Господь забрал трех человек, но дал трех Ангелов».

     Три креста, как три родные брата,
     Тишиной овеяны стоят.
     Во гробах, за Господа распяты,
     Три монаха Оптинских лежат.

     Иеромонах Василий — Игорь Росляков (1960 г.р.) приехал в Оптину 17 октября 1988 года. 23 августа 1990 г. был пострижен в монашество, а через 3 месяца рукоположен во иеромонаха.
     Инок Трофим — Леонид Татарников (1954 г.р.) приехал в Оптину в августе 1990 года и обрел здесь то, что долго искала его душа. Через полгода был принят в число братии, а 25 сентября 1991 г. пострижен в иночество.
     Инок Ферапонт — Владимир Пушкарев (1955 г.р.) мечтал о монашестве. В Оптину пришел пешком летом 1990 г. На Кириопасху 1991 г. был одет в подрясник, через полгода — на Покров Богородицы — пострижен в иночество.
     «Пасха красная, Господня Пасха», славимая в стихирах этого праздника праздников и торжества из торжеств, стала в буквальном смысле слова красной. Так и была названа воистину сотрясающая душу, вышедшая уже дополнительным тиражом книга писательницы Нины Павловой «Пасха красная».
     Все трое братьев были убиты на послушаниях: звонари о. Трофим и о. Ферапонт во время пасхального звона, о. Василий по дороге на исповедь в скит. Все было продумано. Но убийца не учел той великой христианской любви, ради которой и ушли в монастырь трое прекрасных молодых людей. Первым, мгновенно, был убит о. Ферапонт. Но тут же пронзенный о. Трофим все-таки подтянулся на веревках и ударил в набат, на миг, последним своим дыханием подняв по тревоге монастырь.
     Тем же мечом с гравировкой «сатана 666», так же предательски, в спину, был смертельно ранен отец Василий. Однако с момента набата сюда уже бегут люди. И 12-летней девочке Наташе дано было увидеть, как вдруг исчезло на время страдание с обращенного в небо лица батюшки, и он дивно просветлел… Целый час уходила из него жизнь. Все его внутренности были перерезаны. В таких случаях, говорят врачи, люди страшно кричат от боли. Отец Василий молился. И с ним молилась, заливаясь слезами, Оптина.
     Сюда, в Оптину и Козельск, на дни памяти новомучеников Оптинских собираются представители всей России.

     Непроста эта земля. Всей России известен маленький городок Козельск, жители которого семь недель — до последнего оставшегося в живых — держали оборону против отрядов хана Батыя. «Злым городом» прозвали татары Козельск. А в XIV—XV веках в пяти километрах от города возникла Оптина пустынь, которая к XIX веку стала, по словам священника-ученого Павла Флоренского, «духовным фокусом русской жизни». Сюда стекались для утешения и руководства лапотные крестьяне и виднейшие люди страны. Здесь бывали Жуковский и Тургенев, Чайковский и Рубинштейн, братья Киреевские и Сергей Нилус, граф Лев Толстой и великий князь Константин Романов. Гоголь называл Оптину «близкой к небесам»; Достоевский, имея в виду преподобного Амвросия Оптинского, пытался в «Братьях Карамазовых» осознать, что такое старчество для России.
     Богоборческий ХХ век тщился изничтожить старчество вместе с верой. Оптина была нещадно разорена, но ее исповедники и новомученики, восходя на свой крест, вопреки очевидному нацеливали духовных чад: «Вы доживете до открытия обители». И когда в 1988 году среди чуть прикрытых руин Оптиной была отслужена первая Божественная литургия, до конца не верившая в это баба Устя сквозь слезы радости воскликнула: «Дожила!».
      Монашеский подвиг потому и зовется подвигом, что не многим он по плечу. В открывшуюся пустынь слетелось немало вдохновенных «молитвенников» — остались возросшие духовно, окрепшие вместе с родным монастырем.
     Трое братьев Оптиной пустыни, имена которых стали известны всей России — иеромонах Василий, инок Ферапонт и инок Трофим, — тогда были вроде бы одними из многих, а оказались избранниками Божиими.
     На Страстной седмице один из московских священников (кандидат физико-математических наук, капитан дальней авиации) размышлял в проповеди о том, что сегодня для нас всех характерен общий грех — отсутствие благородства: в словах ли, делах ли. Забылось за последние долгие десятилетия, что мы все благого рода — христианского.

     Трое Оптинских братьев отличались удивительным благородством даже во внешности. Безмолвный инок, сибиряк о. Ферапонт поражал какой-то нездешностью — то ли изящный венецианский паж, то ли, как ахали художники, «Тициан — точеные скулы, ярко-голубые глаза и золото кудрей по плечам».
     Его стремительный, сверкающий щедрой радостью земляк о. Трофим, бывший общим любимцем монастыря, местных жителей и паломников, все делал настолько красиво, что им против воли любовались: «На трактор садится, будто взлетает… На коне летит через луг. Красиво, как в кино».
     Художник, которого о. Василий попросил написать икону своих небесных покровителей — благоверного князя Игоря Черниговского, святителя Василия Великого и Василия Блаженного, — мысленно беседовал с ним. «Да, отец, в тебе есть благородство и мужество князя. Тебе, как Василию Великому, дан дар слова. И тебе дана мудрость блаженного, чтоб скрыть все эти дары».
     Одарены же все три брата были богато.
     Отец Василий (Игорь Росляков), успешно окончив факультет журналистики МГУ и Институт физкультуры, был мастером спорта международного класса, капитаном сборной МГУ по ватерполо, членом сборной СССР. Ему был дан дар слова, он писал хорошие стихи, обладал прекрасным голосом, в монастыре, помимо прочего, исполнял послушание летописца, вел катехизаторские беседы в тюрьмах, воскресную школу в Сосенском и школу для паломников в обители, был лучшим проповедником Оптиной. После его мученической кончины, заглянув в дневники, обнаружили, что мы потеряли одаренного духовного писателя.
     Инок Ферапонт пять лет в армии изучал японские боевые искусства и, говорят, имел черный пояс. У отца Ферапонта (в миру Владимира Пушкарева) был великий талант учиться новому. У лесника по образованию, был и художественный талант. чего только не делал в монастыре, а уж резал кресты для пострига с фигурой Спасителя так, что даже профессиональные художники учились у него.
     А инок Трофим был настоящим русским умельцем, мастером на все руки. Неслучайно в монастыре он нёс послушания старшего звонаря, пономаря, переплетчика, маляра, пекаря, кузнеца, тракториста. Он своими могучими ручищами кочергу завязывал буквально бантиком.
    
     И при этом все трое были истинными монахами — тайными, без фарисейства; молитвенниками, сугубыми постниками и аскетами, особенно последним в своей жизни
Великим постом. И, по свидетельствам, все трое догадывались о своем скором уходе, будучи многими молитвенными трудами и восхождением по крутой духовной лестнице уже готовы к нему. Потому и избраны — нет, не убийцей, а Господом — на роль тричисленных (по образу Святой Троицы) новомучеников Оптинских, могучих, как уже выясняется, небесных ходатаев за обитель и всю Россию…
     А однажды отец Василий сказал: «Я хотел бы умереть на Пасху, под звон колоколов». Эти искренние слова стали пророческими для него. Господь принял этот чистый порыв святой души.
     В жизни иеромонаха Василия это была его восьмая Пасха. Но шел такой стремительный духовный рост, обещавший многое в будущем, что в день его смерти один старец сказал: «Архимандрита убили».
     «За несколько часов до убийства во время пасхального богослужения у меня исповедовался инок Ферапонт, — рассказывает иеромонах Д., — я был тогда в страшном унынии, и уже готов был оставить монастырь, а после его исповеди вдруг стало как-то светло и радостно, будто это не он, а я сам поисповедовался: “Куда уходить, когда тут такие братья!” Так и вышло: он ушёл, а я остался» («Пасха красная»).
     Незадолго до смерти инок Трофим сказал своему другу: «Ничего не хочу — ни иеродиаконом быть, ни священником. А вот монахом быть хочу — настоящим монахом до самой смерти».
     В конце лета 1992 года инок Трофим как-то сказал местному жителю: «Знаешь, брат, чует мое сердце, что умру скоро я». Тот удивился, но мученик твердо ответил: «Полгодика, Бог даст, еще поживу».
     О состоянии духа о. Трофима в это время можно судить отчасти по его письму к родным от 28 декабря 1992 года.
     «Добрый день, братья мои, сестры и родители по жизни во плоти, — пишет он. — Дай Бог когда-нибудь стать и по духу, следуя за Господом нашим Иисусом Христом. То есть ходить в храм Божий и выполнять заповеди Христа Бога нашего. Я еще пока инок Трофим. До священства еще далеко. Я хотел бы, чтобы вы мне помогли, но только молитвами, если вы их когда-нибудь читаете. Это выше всего — жить духовной жизнью. А деньги и вещи — это семена дьявола, плотское дерьмо, на котором мы свихнулись. Да хранит вас Господь от всего этого. Почаще включайте тормоза около церкви, исповедуйте свои грехи. Это в жизни главное… Дорог каждый день. Мир идет в погибель… Помоги вам Господи понять это и выполнять. Я вас стараюсь как можно чаще поминать… Я не пишу никому лишь только потому, что учусь быть монахом. А если ездить в отпуск и если будут приезжать родные, то ничего не выйдет. Это уже проверено на чужом опыте.
     Многие говорят: какая разница? А потом, получив постриг, бросают монастырь и уходят в мир. А это погибель. Монах должен жить только в монастыре — это житие в одиночку и молитва за всех. Это очень непросто… Вы меня правильно поймите: я не потерял — нашел! Я нашел духовную жизнь.
     Это очень непросто. Молитесь друг за друга.
     Прощайте друг другу. А все остальное суета, без которой можно прожить. Только это нужно понять. Дай Вам Бог силы разобраться и сделать выбор. Простите меня, родители, братья и сестры.
     С любовью о Господе, недостойный инок Трофим».

     Инока Ферапонта называли Ангелом молчания сами насельники обители. Он был абсолютно неприметен, жил сокровенно, в молчании — первое время монахи удивлялись, почему инок Ферапонт ни слова не говорит, но затем привыкли к этому. Свыклись с его безмолвием настолько, что и про самого инока забыли. Настолько он был тихим и незаметным, что многие из насельников даже и не знали, что в обители есть такой инок по имени Ферапонт. Он был настоящим аскетом, молчальником, непрестанно творил Иисусову молитву, словом — жил, едва касаясь земли.
     Был такой случай. К дежурному по храму подошел приезжий человек, рассказав о себе, что в монастырь он попал случайно и сомневаясь в душе, а есть ли Бог? «Бог есть! — сказал он взволнованно. — Я увидел здесь, как молился один монах. Я видел лицо Ангела, разговаривающего с Богом. Вы знаете, что среди вас Ангелы ходят!» — «Какие Ангелы?» — опешил дежурный. А приезжий указал ему на инока Ферапонта, выходившего в тот момент из храма.
     А вот другое воспоминание — паломницы Ольги, приведенное в этой же книге. Она находилась на втором этаже, когда под окнами остановился грузовик. В кузове сидел инок Ферапонт. Когда заморосил мелкий дождь со снежной крупой, все ушли в укрытие. Остался один инок Ферапонт. Глядя на него из окна, она удивлялась, почему он сидит в такой неестественной позе — на коленях, упав лицом вниз. Через полчаса картина была та же. То же самое было и через два часа, а инока, мерно перебирающего четки, уже припорошило снегом. Потом Ольга поняла, что ей «Господь даровал увидеть ту неразвлекаемую монашескую молитву, которую не в силах прервать ни дождь, ни снег», — пишет Нина Павлова.
     В 1993 году перед той самой Пасхой инок Ферапонт раздал все свои вещи. Подарил даже инструменты, которыми вырезал кресты. Он сказал одному брату: «Как хорошо здесь, на этой святой Оптинской земле! Мне так почему-то хочется, чтобы эта Пасха была вечной и не кончалась никогда, чтобы радость ее непрестанно пребывала в сердце. Христос Воскресе!».
     Жизнь трех Оптинских новомучеников была краткой и по-монашески тайной. «Подвиг их сокрыт от людей, — писал один из прозорливых отцов, — но они предстательствуют за нас пред Престолом Господа».
     Убийцы тогда добились обратного эффекта. В онемевшую Оптину приехали лучшие звонари страны, к колоколам тянулись подростки и даже многочисленные бабушки о. Трофима, которых он так радостно опекал. А после сорокового дня, пришедшегося на Вознесение Господне, многие, до того не помышлявшие о монашестве, ступили на путь воинов Христовых.
     Свидетельства их помощи множатся чуть ли не с каждым днем: исчезают раковые опухоли, излечиваются пьяницы и наркоманы, устраиваются самые сложные дела, а появившийся вдруг о. Трофим выводит из сжавшегося кольца чеченских бандитов единственного оставшегося в живых солдата.

     «Есть в нашем времени нечто общее со временами первых христиан», — сказал на проповеди оптинский схиигумен Илий. - И это общее не только в том, что XX век, как и первый, восстал на Христа, обагрив землю кровью мучеников. Общее есть и в ином — сегодня мало тех, кто впитал в себя веру с молоком матери. Многие поздно пришли к Богу, и обрели Его порой на краю погибели, испытав уже измученной душою весь ужас жизни без Бога и безумие богоборчества. Нет века более нищего и растленного духом, чем наш.
     И нет века более благодарного Господу за обращение Савлов в Павлы. И тут у каждого была своя дорога в Дамаск, где ослепил вдруг сияющий свет с неба и спросила душа в потрясении: «Господи! что повелишь мне делать?» Обращение иных было при этом столь пламенным, что от первой встречи с Богом и до монашества был уже краткий путь.   
     Именно так пришли в монастырь те тричисленные новомученики наших дней, которых весь православный мир знает уже по именам — иеромонах Василий, инок Трофим, инок Ферапонт».

     Со святыми упокой, Господи, души приснопоминаемых рабов Твоих, убиенных иеромонаха Василия, иноков Трофима и Феропонта, и святыми их молитвами спаси души наша.
     ВЕЧНАЯ ИМ ПАМЯТЬ.




Источник:
https://azbyka.ru/znakomstva/blogs/0/165949
https://pravoslavie.ru/46025.html
https://www.pravmir.ru/optinskie-mucheniki
https://pravchelny.ru/all_publications/
publications/?ID=17790