Александр

– Ну что, Алиса, как там в твоей Стране Чудес?

Он задаёт этот вопрос каждый день, и его голос, как и всегда, мягок и нежен. Он говорит со мной ласково, даже заискивающе – как говорят с маленьким ребёнком, или как говорят с собакой во время игры. Он не дразнит и не играет, да и я вроде бы не похожа ни на ребёнка, ни на собаку. Он всегда говорит со мной таким голосом.

И я всегда отвечаю ему. Рассказываю обо всём, что видела в Стране Чудес сегодняшней ночью – и иногда делюсь с ним своей грустью из-за того, что Страна Чудес только во сне. Всякий раз, когда я говорю про сон, он улыбается – как будто бы ему нравится, что всё самое интересное только во сне, а реальность скучна и сера. А пока я говорю, он только кивает головой и что-то бормочет – я не разбираю слов, но слышу, что говорит он ласково, - как и всегда. И он слегка касается моих рук, и гладит по спине, и заглядывает в глаза.

У него самого, кстати, очень красивые глаза – зелёные-зелёные, как… я не могу подобрать сравнения. Как свежая трава – слишком банально. Как стены в комнате, где мы иногда встречаемся – слишком блёкло. Как речная вода – слишком грязно. Да и я, если честно, уже не помню точный оттенок речной воды. Слишком давно я не выбиралась за город. Я вообще давно никуда не выбиралась. Всё, что я вижу перед собой – только его глаза. Зелёные-зелёные.

И имя. Его я и вижу, и слышу, и иногда произношу вслух – только не при нём. При нём почему-то неловко. Но имя у него красивое – Александр. Оно отзывается сладкой горечью на губах, и песчинками перекатывается на языке, и сухостью застывает в горле.  Но когда я произношу его имя вслух, он тут же приходит – словно слышит, что его зову. Даже если я произношу его имя шёпотом, совсем-совсем тихо, так, что даже сама не могу расслышать звук собственного голоса. Он приходит, и снова спрашивает:

– Как дела в твоей Стране Чудес?

И всё повторяется по кругу.  Я отвечаю, а он кивает, касается меня тёплыми руками, заглядывает в глаза, бормочет – и снова уходит, оставляя меня наедине с собой.

И с моей Страной Чудес. Которую, к сожалению, я вижу только во сне.

Но сон этот долог – порой мне кажется, что я только и делаю, что сплю. Я вижу яркий-яркий мир – будто бы он нарисован красками. Я слышу звуки – они такие громкие, как будто всё происходит прямо над моими ушами – хотя, стоит мне коснуться ушей, как оказывается, что там ничего нет. Но звуки есть. Они неразборчивы, но мне всё равно нравится вслушиваться в них – так я фантазирую о том, что слышу, и сравниваю с тем, что слышала раньше: похож ли этот странный хор на то, что я уже давно не слышала?

Александру моя Страна Чудес не нравится, хотя он о ней постоянно спрашивает. Ему больше нравится, когда я говорю, что не попадаю в неё, или когда жалуюсь на внезапно наступившую тишину. В такие моменты мне становится особенно одиноко – даже если Александр рядом. Он словно этого не видит, или не замечает, или не хочет замечать, - просто продолжает говорить своим ласковым голосом.

В один день я вдруг начинаю замечать, что моя Страна Чудес начала таять. Я всё реже вижу яркие картинки и всё тише слышу странный хор громких и разномастных звуков. Александр вновь спрашивает:

– Как поживает Страна Чудес?

А я начинаю хныкать, как маленький ребёнок – вполне соответственно ситуации, ведь мой идеальный мир начинает рушиться, а единственный взрослый рядом говорит таким ласковым голосом… что капризы становятся чем-то логичным и правильным. По крайней мере, так мне кажется.

Мне становится странно. Оказывается, я давно не плакала. Александр тревожится, обнимает меня своими тёплыми руками, смотрит взволнованными зелёными-зелёными глазами, и даёт мне конфету – наверное, чтобы успокоить. Я послушно беру её, съедаю, - она отзывается сладкой горечью на губах, и песчинками перекатывается на языке, и сухостью застывает в горле. Я успокаиваюсь, и чувствую, как проваливаюсь в сон – и надеюсь, что увижу свою Страну Чудес.

– Как дела в твоей Стране Чудес?

Она тает. И мне от этого очень грустно. А ещё вместе с моей Страной Чудес начинает таять и реальный мир – тот, в которым был Александр.
 
Когда тьма начинает сгущаться, я вдруг осознаю, что под убийственно черным жирным шрифтом, которым выведено имя Александр – и рядом ещё не прочитанное мной отчество, - дрожащим курсивом написано ещё несколько слов.

Заведующий психиатрическим отделением