Часовщики. Часть 7

Лешик утверждал, что стал видеть вещие сны с четырех лет. С ним не спорили. Взрослые хоть и обучались хуже детей, свои ошибки все-таки хорошо запоминали, да и чувство самосохранения нашептывало: не буди вулкан, который извергнется даже не лавой, а какими-нибудь жабами и змеями, как в сказке. Лешик был ребенком непредсказуемым и если что-то застревало в его голове, лучше было не трогать нежное создание и ждать, пока оно само решит, нужно ли ему продолжать верить в то, что заползло в его черепушку.

- Весь в меня, - гордо говорил в моменты Лешиковых бурных эмоций его отец Аркадий.

Надо сказать, к Олечке - своей жене, Аркадий относился как к редкому музейному экспонату, да и женился на ней только из-за ее доверчивости, граничащей с дуростью, да из-за ее завиральных идей. Олечка верила абсолютно всему и считала мужа если не Господом Богом, то его доверенным лицом, как минимум. Скучные, предсказуемые, хоть и красивые женщины могли строить Аркадию глазки и он с радостью заводил короткие интрижки, объясняя это просто: "Я же мужчина!" Но жену хранил, как редкий драгоценный камень, сдувал пылинки и если кто-то из мимолетных связей пытался сказать, что варка борща - дело в семейной жизни настолько важное, что Олечку с ее идеями молекулярной кухни и здорового образа жизни можно бы подменить, Аркадий рвал эту связь в тот же момент, когда последнее слово слетало с губ любительницы сытно накормить любимого мужчину.

- Для борщей и отбивных у нас есть мама и теща, а Олечка - она..., - Аркадий, как влюбленный школяр возводил глаза к небесам и сам не мог объяснить, что же такого он нашел в этой хрупкой и наивной дурочке, как, бывало, Олечку называла даже мать, - наверное, это и есть любовь, - объяснял Аркадий друзьям и те согласно кивали, не понимая, как можно любить женщину, которая заставляет по утрам пить зеленую, витаминную дрянь вместо крепкого кофе или чая. Друзья относились к Олечке с огромным уважением. Приструнить такого, как Аркадий - это даже не подвиг, это просто невозможно. Было дело, даже пари на них заключали, сколько Аркашка протянет на шпинате и детоксе. Проиграли все и в знак покаяния и восхищения сбросились и подарили Олечке на День Рождения царский подарок. Что-то там связанное с разными глупостями про обертывания и красоту, но в салоне, что на Елиссейских полях, в самом Париже. Этот подарок привел к двум почти разводам и трем скандалам, а Олечку за малым не линчевали взбешенные жены друзей, которых по заграницам возили, конечно, но о подобной роскоши они даже и не мечтали. Им пытались объяснить чудо, сотворенное Олечкой, но жены были непреклонны и чтобы сохранить дружбу и избежать внезапного облысения Олечки, а то даже и смерти (одна из супружниц пригрозила пустить в дело старинную книгу с заклинаниями), пришлось друзьям Аркадия очень прилично и дорого извиняться за необдуманный поступок. Надо сказать, Аркадий, пораженный дуростью и щедростью друзей, помог им, так как с детства хорошо затвердил поучительную историю про веник, в котором силы больше, чем в отдельно взятом прутике. С друзьями ему крепко повезло и терять их из-за денег, он был не настроен. тем более, он крутился, как волчок и старался заработать как можно больше. Были причины. Так он думал.

С Господом Богом у Аркадия были отношения приятельские. Так полагал Аркадий, что же по этому поводу считал сам Главный Приятель, никто не знал. Аркадий же относился к Божеству, как к, скажем, президенту страны. Попросить можно все, а вот поможет ли... Именно поэтому, Аркадий Богу просьбами не надоедал, знал, если что в его силах, так зачем тревожить самые главные связи. Вот так по мелочам будешь дергать человека, то есть Господа Бога, ему и надоест помогать. Скажет что-нибудь вроде: ""Аааа, снова этот, надоел, гоните, пусть сам барахтается!" Аркадий и барахтался и иногда, заходя в храм, искренне спрашивал:

- Господи, а тебе самому что нужно? Ты только скажи или намекни, я пойму, а то все у тебя просят и просят, а чтобы вот так искренне, от души помочь или подарить что. Чего бы тебе хотелось?

Господь молчал, но Аркашкины слова случайно услышала мать и устроила ему нагоняй:

- Ты кем себя возомнил? Гордыня - страшный грех, ты с Самим силами меряешься? Себя равным Ему считаешь?

Аркадий пытался объяснить, что он не хотел ничего плохого, наоборот, ему столько хорошего жизнь дала, он благодарен и хотел тоже чем-нибудь одарить, это же так приятно - делать подарки и хотелось бы именно главному, лично, так сказать.

Мать осерчала еще больше и сказала, Бог Аркашку еще накажет. Аркадий не поверил в Богову мелочность и бестолковость, но когда родился Лешик, решил, мать оказалась права и временно рассорился с Богом.

Когда Олечка, краснея и смущаясь, сказала, что она беременна, Аркадий помчался в церковь и молился о двух вещах: чтобы родился сын и чтобы он был не похож на Олечку. Внешностью - пожалуйста, но характером ни в коем случае. Тут Аркадий спохватился и стал просить еще за Олечку, чтобы смогла выносить и хорошо родить, чтобы осталась жива и здорова. У Аркадия внезапно появилось к Богу много просьб и он подумал, Самый Главный ему обязательно поможет, ведь почти всю свою жизнь он редко к нему обращался за помощью, лишний раз не тревожил, а сейчас такой момент, что без Него никак не справиться. Поначалу его молитвы не только услышали, но и повелели всему миру строго вести себя так, чтобы Олечку не тошнило, чтобы вес она набирала плавно и не хотела заморского и трудно добываемого фрукта дуриана, а ограничилась обыкновенными солеными огурцами и копченой колбасой. Вредной колбасы ей хотелось настолько сильно, что утренний витаминный напиток был забыт и всю Олечкину беременность Аркадий наслаждался запретными бутербродами и сладким чаем. Олечка плакала и пыталась впихнуть в себя шпинат, но младенец еще в утробе показал характер и затребовал мяса и картошки. Олечка поначалу читала умные книжки и журналы и довела себя до истерики, но явились мать и свекровь, в очередной раз отругали, обозвали дурочкой и сказали, теперь у нее целых девять месяцев относительной свободы и она вольна есть, что хочет, гулять, спать, читать слезливые романы, обязательно с хорошим финалом и думать только о прекрасном. Олечка подчинилась и беременность протекала легко, как по учебнику, который Аркадий сжег во дворе, после того, как испуганная Олечка зачитала ему список патологий, особенно впечатлило "ягодичное предлежание", после которого умной книжке и вынесли приговор, дабы не пугала прежде времени.

- Господи, - молился он, глядя на спящую жену, - Господи, ты мне столько дал! Пожалуйста, дай здоровую семью и чтобы пацан был на меня похож! Что хочешь потом проси, нет, пожить с ними дай и чтобы достаток был и на курорт их вывозить и...

Аркадий начинал торговаться, осекался, просил прощения и засыпал, прислушиваясь к дыханию Олечки.

Первую часть просьб Господь выполнил точно, как примерный ученик. Олечка родила легко, здорового, крепкого мальчика и Аркадий выдохнул, подумал, все позади, все просьбы удовлетворены и можно насладиться отцовством, да и жизнью вообще. Но что-то помешало Главному прислушаться ко второй части просьбы или оса в ухо Господу в момент Аркашиных молитв залетела и жужжала там, проклятая, не давая вникнуть в важные слова. Уже не узнаешь, но мальчик, названный Алексеем, оказался хуже девчонки. Аркадий заподозрил неладное, когда наследник не стал орать. Совсем. Спал, ел и пялился вроде бы умными, по утверждению Олечки, глазенками в пространство, словно ему там что-то интересное показывали, понятное только младенцам. Кряхтел и слегка пищал, когда пачкал пеленки и ему становилось мокро и противно. Все наперебой говорили, как им повезло и как дети спать не дают и какой это вообще ужас - первый год жизни, а у вас - снова позавидовать можно и не будите лиха, то есть Лешика.

- Богатырь! - любовалась внуком родня, но Аркадий, обожающий сына даже больше Олечки, хмурился. Не нравилось ему это богатырское спокойствие.

- Мам, может его кому показать? - спрашивал он мать через год. Лешик был само спокойствие и мудрость. Олечка называла его маленьким Буддой и была уверена - ее сын - реинкарнация кого-то очень древнего и просветленного, иначе как объяснить тот факт, что подрастающий сын не рвал книжки, не рисовал на обоях, степенно нюхал цветы на картинках и даже, вроде бы наслаждался странным процессом, и не вступал в драки. Отнимут у него любимый грузовик, похнычет немного и другую игрушку возьмет, а когда возмущенный Аркадий грузовик у захватчика отнимет и Лешику вернет, мог даже подарить наглому, отруганному ребятенку любимую игрушку.

- Да что это за ребенок растет! - попенял Аркадий Господу Богу и сильно на него рассердился, - ты сам подумай, кто из него вырастет? Сопливая девчонка? Как он зарабатывать будет, он за себя постоять не может! - ругался Аркадий на Самого Главного и решил, раз к его просьбам так наплевательски относятся, он тоже Господу Богу ничего не должен.

Представилась ему жуткая картина: взрослый Лешик с Олечкиным характером идет по жизни, а его пинает всякий, кому не лень, обкрадывает, обижает, в лицо плюет! И кем он сможет стать с таким характером? Почему-то виделся Аркадию талантливый, но неудачливый художник (и сразу Ван Гог с отрезанным ухом перед глазами возникал) или даже монах.

- Никогда, - рычал Аркадий и отгонял от себя видение взрослого Лешика в пурпурном буддистском одеянии, понимал сам, какая чушь в голову лезет, если и пойдет сын в служители к Тому Самому, с кем Аркадий в ссоре, то уж точно в черном будет. Где мы, а где те буддисты.

Такие предположения привели к тому, что сына Аркадий хоть и любил отчаянно, но обращался с ним, как с дурачком, хотя ребенок рос очень смышленым и поражал всех, кроме отца, своими способностями. В три года уже умел читать и пытался писать, хорошо рисовал (Аркадий смотрел на детские рисунки и тяжело вздыхал, не давало покоя видение безухого импрессиониста) и лепил таких забавных зверюшек, что теща начала собирать их в коллекцию, утверждая, что когда-нибудь взрослый скульптор Лешик будет хвалиться такими ранними проблесками своего таланта.

Аркадий мрачно смотрел на тихого сына - аккуратно одетого, Олечка не знала проблем со стиркой и порванной одеждой, увлеченного книжкой или рисованием. Ребенок, как с картинки, ненормальный, не бывает таких! Дети должны шалить и бегать от души, а не с оглядкой, чтобы не помять траву и не затоптать цветы, дети должны падать, разбивать колени и громко плакать, они должны бояться зеленку и бабайку, у них должны быть тайные общества и всякая всячина в карманах. У детей не может быть порядка на столе и никто из детей сам, без ругани и напоминаний не станет мыть кисточки и баночку для воды.

Так полагал Аркадий, мрачнел и знал: и жена и сын - навеки на его попечении, а это значит, надо зарабатывать как можно больше, чтобы обеспечить всех. Желательно на пару поколений вперед. Несмотря на свой "сладкий" бизнес - у Аркадия была сеть кондитерских - он был человеком жестким и ни сладкий аромат ванили, ни нежные, натуральные из коровьего молока взбитые сливки не могли смягчить его характер, когда речь шла о деле и прибыли.

Как ни странно, именно в сладком царстве тортов и пирожных произошло Лешиково преображение, за которое Аркадий в слезах благодарил Господа Бога а через некоторое время даже просил слегка умерить новый, буйный темперамент ребенка.

Лешик, как ребенок очень неглупый, понимал, чем-то он отца разочаровывает и старался изо всех сил. Откуда ему было знать, что делает он все, по мнению Аркадия, неправильно и стараться надо было слегка по-другому: подраться пару раз, не послушаться мать, стащить пирожное из холодильника, в общем совершить то, чего Лешик старательно избегал, думая, что только отличное поведение поможет завоевать ласку и любовь отца. Аркадию вроде бы нравились Лешиковы рисунки, поэтому, расспросив деда, ребенок решил подарить отцу на 23 февраля солидный подарок - картину и несколько вылепленных из пластилина фигурок. Дед рассказал, что маленький Аркашка с ума сходил по танкам и фильм про четырех танкистов и собаку был его любимым. Лешик подошел к делу серьезно и под руководством деда нарисовал танк Т-34 в таких подробностях, чтобы сразу было видно - это именно наш танк, а не какой-нибудь немецкий. С фигурками танкистов трудностей не предвиделось, а вот собака должна была быть именно овчаркой, хоть и хотелось Лешику взять моделью дедову спаниельшу Дану. Дед посмеялся и велел лепить овчарку, сказал, отец сразу Дану узнает, неудобно получится. Картина была готова, а вот с собакой возникли трудности, размером она получалась с самих танкистов и Лешик задумался, что же лучше, заново вылепить героев или же корпеть над крошечной овчаркой.

Так получилось (и в этом чувствовалась рука Самого Главного), что Олечка попала в больницу, заплаканная бабушка сказала взволнованному Лешику, что мама немножко приболела и ей надо делать страшные уколы и даже капельницы, но она поправится, а когда вернется домой, Лешик должен вести себя идеально, потому что он теперь единственный наследник.

- Это как? - спросил Лешик. В словах бабушки ему почудилась неясная угроза.

- Мама теперь не сможет родить тебе братика или сестренку, - пояснила бабушка, а Лешику стало страшно. Он не задумывался о братьях или сестрах, ему вообще больше нравилось играть самому, но маму он считал всесильной, а тут выясняется, что она не сможет родить. Кстати, что это такое, надо бы у папы спросить. Может быть папа сможет помочь? Он еще сильнее мамы, он умеет водить машину, его уважают и любят, а еще он приносит домой вкусные торты и пироги. Может быть он и братика принесет? А для мамы это будет сюрпризом. Так он бабушке и сказал, но она лишь покачала головой и велела ему взять бумагу, краски и пластилин.

- Мне к маме надо, а ты у папы в кафе порисуешь, хорошо, милый? - сказала бабушка. Лешик конечно же согласился, он решил как раз справиться со строптивой овчаркой. Для вдохновения он взял и рисунок танка и танкистов и даже краски и кисточки, вдруг появится какая-нибудь идея по улучшению рисунка.

В папином кафе - уютном, тихом, там не орала музыка, лишь шумели кофемолки и миксер, который взбивал такой вкусный молочный коктейль, что за ним приезжали даже из соседнего города, у Лешика был персональный столик. На нем всегда стояла табличка "служебный" и Лешик думал, это его служба - ждать отца, пить коктейль и рисовать. В тот самый судьбоносный день Лешик разложил на столике картину, краски, пластилин и баночку с водой, его любимая официантка Соня принесла ему пирожное и коктейль и Лешик вдохновенно начал творить, решив съесть пирожное только тогда, когда у него получится самая настоящая овчарка. Он был так увлечен процессом, что не заметил, как кафе стало заполняться людьми, а к его столику медленно подошел незнакомый мальчик. Постарше Лешика, блекло одетый, с затаенной злобой в глазах.

- Это ты, что ли, хозяйский сынок? - неожиданно раздалось над Лешиковым ухом. Он поднял голову и увидел презрение и ненависть в глазах мальчишки.

- Я, - коротко ответил Лешик и продолжил трудиться над собачьими ушами. У овчарок они, как известно, большие и торчат браво, у овчарки Лешика же получались не уши, а небольшие локаторы. Он так переживал за уши, что про мальчишку забыл мгновенно, думая, что на все вопросы уже ответил и незнакомец просто пойдет к своим родителям или с кем он там пришел.

- Лепишь, значит, - мальчишка никуда не ушел, он взял с тарелки Лешиково пирожное и запихнул себе в рот. Лешик удивился и подумал, наверное, этому мальчику почему-то не покупают пирожные, поэтому ему приходится их выпрашивать, хотя, вроде бы, он ничего не просил, а просто взял. Лешику стало неприятно смотреть на перепачканный кремом рот незнакомца, он громко чавкал и крошки безе сыпались на пол, это было еще противнее. Лешик подумал, он попросит Соню принести еще одно, папа наверняка на него не обидится, он же скажет правду, что не съел, просто подошел незнакомый мальчик и...

Мальчик тем временем, ухмыляясь и давясь, подошел ближе, неожиданно схватил одного из танкистов и швырнул на пол. Лешик не поверил своим глазам. Его охватила какая-то апатия и он вроде бы безразлично наблюдал, как еще три пластилиновых танкиста гибнут под грязным ботинком незнакомца, как он хватает овчарку, у которой одно ухо уже получилось совсем собачьим - острым и сторожким и...

Что было потом Лешик не помнил. Очнулся он у папы в кабинете, рядом сидел незнакомый дядька в белом халате, от него воняло табаком и лекарствами, а папа неожиданно испуганный, грыз ногти.

... - не думаю, что это аффективное расстройство, просто ребенок испытал слишком сильные эмоции, но с психологом поговорить можно, - так говорил врач папе. Аркадий цветом стал как докторский халат, зубы у него слегка постукивали.

- Пап, что случилось? - тихо спросил Лешик и Аркадий бросился к сыну.

- Лешенька, как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? Сколько пальцев я показываю? Кто я? Где мама? - вопросы сыпались на растерянного Лешика и он не успевал даже осознать каждый.

- Погодите, мальчик, ты помнишь, как тебя зовут? - это спросил уже врач.

- Алексей. Я у папы на работе, папу зовут Аркадий, маму - Ольга. она сейчас в больнице.

Лешик хотел рассказать про то, что он уже умеет считать и писать, что хорошо рисует и лепит из пластилина... Лепит! Слово царапнуло память. Что-то там было такое связано с лепкой и почему-то с собакой? Лешик попытался вспомнить. Он пытался вылепить собачьи уши, правильные уши, не локаторы, но тут подошел какой-то мальчик и сначала сожрал его пирожное.

- Пап, я пирожное не ел, это все тот мальчик, - воскликнул Лешик, опасаясь, что сегодня ему придется обойтись без любимого безе с кремом. Он хотел сказать, что наверное, тому мальчику пирожные не покупали, раз он стянул его у Лешика, но вдруг вспомнил, что же произошло в кафе.

Незнакомый мальчик медленно, наслаждаясь, размазывал пластилиновые фигурки по полу. Лешик не понял, что с ним произошло, в голове что-то переключилось и он с громким воплем "сволота!" (так бабушка называла соседа, который воровал у нее кур) схватил большой стакан с великолепным молочным коктейлем и выплеснул сладкую жижу в физиономию обидчика. На штаны, туда, куда бить нельзя, потому что нечестно, Лешик плеснул воду из стакана, успев подумать, как жаль, что она чистая. Пока противник облизывался и пытался протереть глаза, Лешик быстро выковырял кистью акварельные краски и с огромным удовольствием, с боевым криком "получай, гнида!" (выражение, услышанное от деда, когда его укусила нутрия и дед с размаху швырнул ее в клетку) стал размазывать краски по светлому свитеру незнакомого мальчика. Противник заорал и попытался отбиться, но Лешик, озверев, почуяв запах победы (с тех пор, когда шкода удавалась, ему всегда чудился аромат молока с клубникой) пинал мальчика ногами, щипал, пару раз хотел укусить, но побрезговал и если бы не официантка Соня, которая крепко обхватила Лешика и унесла его в отцовский кабинет, неизвестно что бы успело произойти. Лешик - красный и возбужденный, орал и ругался а потом потерял сознание.

- Пап, я эту гниду сволочную наказал как следует! Он моих танкистов растоптал! - спокойно пояснил Лешик ошеломленному Аркадию, и добавил, - а коктейль я так и не выпил. Можно Соня мне еще один нальет? И пластилин надо купить. А этому козлине египетскому надо пластилина в ухи напихать, чтобы знал.

Лешик тарахтел, с каждым предложением вводя в свой лексикон слова, которые он не мог слышать, так думали наивные взрослые и высказывал все больше предложений по наказанию незнакомого пацана, разгромившего его подарок отцу. Аркадий ошеломленно молчал, не зная, радоваться ему или нет. Его сына, похоже, подменили.