2 глава

    
               
                1
                Китой. 1920г.
      Каурая удивила своей выносливостью, крытый возок она тащила рысью много часов, не сбавляя. Кузьмичу, дворовому Мясоедова, понукать не приходилось, в дохе на козлах ему благодать: « хошь  до Парижу, хошь  до Мунголии ». Служил он купцу при доме сызмальства, как говорится, не за страх, а за совесть. Своих детей заиметь не довелось, пестовал  дочерей Бориса Гавриловича, как родных.
      В делах торговых  помогал,  в обороте с мягкой рухлядью, скупать пушнину  приходилось ему и в Монголии. Ходил с людьми
 через Саяны короткими тропами.
      Он был единственным,  кому,  ещё в юности  раз доверившись,  Мясоедов не прогадал.
 Кузьмичу  выпала честь сопровождать Алёнушку с Еленой Петровной в дороге к старинному другу и посреднику по кожевенному делу в Урге, переждать смутное время.
      Бог миловал, в Усолье обошлось без головной боли, анархистам было не до нас. Каппелевцы, отступая, подходили к городу.
      Свои планы мы решили не менять:  для того  чтобы вернуться нужно суметь уйти. Кроме того, обещание помочь девушкам попасть в Ургу, вынуждало нас продвигаться этим, как казалось,  относительно безопасным маршрутом.
      Биликтуй считался исстари селом ямщиков и разбойников. Он был отправной точкой для пополнения провизии, приобретения подходящей одежды и бурятской  войлочной юрты.
     Хозяин заезжего двора, смуглявый, суетливый мужик, доверия не вызывал: часто отлучался, шептался с челядью, поглядывал на нас искоса. Голованов от греха  велел его к стенке поставить.
      Я вступился, не дал, и мужик за милость мою послужить вызвался: за добро овсом фуражным отплатил, что было весьма кстати.
Михеев считал - в походе по лесам и горам  зимой мелочей не бывает. Топоры, пилы, котелки и верёвки  -  всё  взял он  на карандаш. Его стараниями к дамскому возку  трое саней добавилось. День, потраченный на сборы, вместе с остальными потерянными в пути и на постоях, был последним днём января.
        С первыми петухами, утром  1 февраля  мы пошли вверх по  Китою. К исходу дня от жилья мы были за тридевять земель, укрытых  высокими сугробами. На реке  местами  снега не было: мы катились по льду, как яички пасхальные. На ночь обустроиться решили до темноты.
       Кузьмич посоветовал поставить юрту под Шаман-горой, где есть родничок незамерзающий и сушняк под рукой.
     Собрать юрту просто, но надо всё же уметь. Среди  нас был бурят Василий, без него остались бы мы без крыши над головой.    
      Слева от входа, как и должно, за ширмой - женская половина, в центре  - очаг из камней. Тепло, светло, уютно. Начавшийся буран в ночи остался за порогом.
       Василий, с красным от удовольствия  лицом, сидя в кругу на почётном месте, поучал нас премудростям жизни таёжной:
- А вота  Китой по-бурятски Кху-ти. Означает эта «волчья протока». Много в те года их тута водилось. Когда свободная волчица гуляется  – свадьба называется.  Вота уж страшно где,  однако. В стаю сбивалось,  бывало - ти , старики бают, под 50 голов,  и всем ести охота. Беда! Смерть одному: покуда не съедят - не отстанут.
- А что делать-то? - спросил кто-то.
       Кто-то ответил:
- В лес не ходить.-
       Угомонились за полночь.
Среди ночи Макеев разбудил всех разом.
- Беда! Беда, господа!
- Волки, что ли? - спросили спросони чуть  ли не все враз.
- Какие волки, кони! Наши кони пропадают!
        Вечером в торбы лошадям насыпали Биликтуйского овса. К утру все животные погибли. Так и приехали, пурга на берегу стала снежной.
                2
1920 год.
Алёна с Еленой обряженные для тепла в мужицкое, больше походили на обиженных подростков. По глазам видно, что плакали и причины есть.
Пётр Ильич поглядывая на Алёнушку, утешал:
- Это горе не беда, кончится метель, сходим в деревню  купим других лошадей и дальше. Страшное позади, трудности остались, но мы – же справимся, правда красавицы?-

В начале обязательства  тоненькой ниточкой связали  Петра с младшей из семьи Бориса Гавриловича. Была ниточка, теперь вот уже верёвочка. И глаза у Голованова светятся и слова торопятся:
- Сюда вот пожалуйте Алёнушка по ближе к огню –
 Усаживает Алёну Борисовну на своё место, укрывает ей ножки дерюжкой.
- Сейчас чайку с баранками и жизнь наладится.-
Вот и у Алёнушки глазки сияют. Елена Петровна улыбается. В тылу всё в порядке.
За войлочной стенкой непогода куражится, сметает с вершины горы - горы снега хоть  день уже и светло, пурга в пяти шагах  простыни на ветру развешала,  ни чего не видно.
 Извечный вопрос кто виноват и что делать обсуждается всеми.
Для чего лошадей отравили? Со злобы? Но мы могли вернуться и спросить. Вернее, что бы далеко не уехали, догнать нас хотят. Это во первых, во вторых сколько лошадей нам удастся купить не известно, не известно вообще купим-ли.
- Надеяться надо на лучшее, иначе как жить? А вот для того чтобы жить,
готовиться надо к худшему –
Хоть Кузьмич  штатский, а совет дельный:
- Спрятать надо ящики с золотом. Над нами в скале есть пещеры  с низу не видно и подобраться  трудно. Метель все  следы заметёт.-
На том и порешили. Ящики подняли, укрыли в горе.
                3
Ещё день, ещё ночь вьюга выла и трепала нашу юрту. Снег плотным сугробом
на кружило  под горой, за нашим порогом. За ночь засыпало наше жилище
 по самую маковку, маскировка получилась отменная, кабы  не следить  –
 до весны можно было в прятки играть. Выбравшись из полумрака юрты по
прокопанной норе на свет Божий первые минуты щурились, вытирали слёзы.
Девственная белизна слепила наши тёмные души, ровно до сей поры мы жили
 не ведая благодати, а вот она какая не замаранная помыслами, смотреть больно. Так и жить бы в святости в дали от мира грешного. Разумнее в нашем положении было опять разделиться. Кузьмич бывал в этих местах, были у него здесь и знакомцы, что весьма важно. Сопровождать его пошли: я, чувствовавший себя виновным, Макеев и Василий с казаком из Читы. Обещал я  Елене Петровне вернуться на четвёртый день. Темп задавал Василий. Ходить на дальние расстояния оказывается не просто, надо уметь много чего, зимой мелочей в этом деле не бывает. Начиная с обуви и одёжки, кончая  ночёвкой под небом - всё жизненно важно. Размеренный шаг и правильное дыхание – это буква А в большом алфавите таёжных навыков. Шли до полудня без привалов. С лева и права в лесу снегу по пояс, лежит с утра, как скатерть свежая. Не наследило ещё зверьё, не отметилось. Хотя нет вот первый заячий след  пересекающий речку, вот ещё и ещё. Просыпается живность.
В дали за поворотом показались чёрные точки на белом, живыми гусеницами они извивались и ползли в нашу сторону. Вот и недруги наши настырные.
Раз, два .. . Верхами двадцать и четверо саней с людьми. Это точно не обоз.
- В лес, уходим в лес! –
Поторапливая других, я торопился сам. На льду мы как на ладони, постреляют
 с винтарей издали и « льюис » не поможет. Несли пулемёт – чертыхались, пришла пора на него молиться:
- Выручай родимый –
Позицию выбрали на опушке.
- Пожалуйте гости уважаемые – уважим.-
Нас заметили, заспешили , прибавили ходу. Но на след не свернули, учёные. Кавалерия оставалась на льду, выжидала. Пехота пошла в обход, по лесу,
лишая нас преимущества.
- В лес, дальше в лес! –
Больше не чего придумывать, окажемся в кольце не вырвемся. С реки увидели наш отход, спешившись  пошли за нами. Торить тропу по снежной целине глубиной местами  до метра и не спеша, утомительно. Мы спешили, мы бежали.  Менялись местами в цепочке через 20 – 30 метров, первому труднее, последнему легче, но того и гляди подстрелят. Впереди густой ельник, место удобное, здесь и встретим. От судьбы не убежишь – земля круглая. Рассредоточились, залегли. Вот и они, страх потеряли, обнаглели, бегут гуськом по нашему следу.
 - Ну, что ж товарищи, здравствуйте! –
Короткая очередь и из винтовок по разу. Вот и нет ни кого. Кого убили,
 остальные как куропатки в снег попрятались, не достать.
Чтобы выцелить Василий привстал на колено и поцеловала его пуля в голову.
Ответным огнём нас прижали к земле. Научились воевать черти, наверняка уже с флангов обходят. Уходим отстреливаясь, перебежками.
Вот и казак из Читы  Тимоха  опрокинулся навзничь, раскинув руки.
 Не задался сегодня день, всё на ногах да на ногах. Кузьмич сдавать начал, умаялся, так бегать по тайге не в его года. Остановился:
- Всё Илья нет сил более, вы бегите а я тутачки по воюю.-
По измождённому лицу ручейки пота. Присев на корточки, скинув малахай, старый умывается снегом и ест его рассасывая комочки.
- Побереги здоровье Кузьмич.-
Отдых бы и мне не помешал, я залег у соседнего дерева. Макеев и ростом не велик и в плечах как все а похоже  не устал, двухжильным видимо уродился.
От опушки бежал с пулемётом, отказываясь от помощи. Увидел,  что мы отстали, вернулся:
- Там впереди круть начинается, може место сыщется, где укрыться.
Вы идите, я тут по придержу ретивых и за вами.-
- С патронами как? -
- Так последний диск Петрович, всё .
- Кончится, затвор закинь куда подальше и долго не сиди обойдут.-
Подхватив старого под руку, почти силком потащил его в гору.
- Давай родной, давай. Нельзя помирать тебе, рано. Дыши Кузьмич, дыши!-
Последние метры до вершины были  особенно в тягость. Старик перестал помогать, сначала под руки потом за воротник шубейки я затащил его всё – же наверх.
В низу Макеев короткими очередями, сдерживая любопытных до наших кровей,
подарил мне  время для старого. А у старого сердце время мерить устало, губы посинели, дышал Кузьмич с хрипом через раз. Я положил его головой на кочку по выше, расстегнул ворот и поспешил в низ, съезжая на заднице от дерева к дереву.
Стрельба стихла, тишина в ушах зазвенела с ударами пульса, как бубен огромный.
 Темнело, надо – же полдня показались вечностью. Враги ушли, Макеев остался, сидел, прислонившись к дереву, с открытыми глазами.

- Что есть жизнь перед смертью? Суета на мгновение. Прости меня
Макеев Афанасий Иванович, прости.-
Всё, что смог - закрыть ему глаза ладонью. Пока залез обратно в гору, вот и темно.
Лицо Кузьмича припорошило снегом с веток. Снег не таял, Кузьмич не дышал.