2 глава
1
Алексей закрыл старую тетрадь. Помолчали. Елена Петровна в домашнем халатике, милая и домашняя Лена, присела на табуретку, прикрывая губы ладонью:
- Ты что, вправду надеешься, что я пойду с тобой?
- Надеюсь. А тебе, Гена, интересно?
- Занимательная история, только это история. Если надумал по местам славы пройти – это одно, если золото искать - то глупо. Больше 60 лет прошло, и тетрадка эта, наверняка, в десятках рук побывала, прежде чем её в подвале спрятали.
- Держать-то, может, её в руках и держали, только вот не читали. Я по себе сужу: открою книжку или журнал в начале - посмотрю в конце, если не интересно – то и читать не буду. А тут в начале и в конце глупости всякие. А ещё карта, в переплёте была спрятана карта, вот здесь была вклеена смотри.
- Надорванный корешок кожаной тетрадки ещё не аргумент. Посмотреть бы на неё.
- Нет её уже. Сжёг я, Гена, карту от греха, выучил и сжёг. Представляешь, на всё страну прославимся!
- Представляю. Только славы мне и не хватало.
- Так что, пойдём?
Может, сегодня Лёхин день? Это не хаты на уши ставить.
- Отчего ж не пойти? И попы при таком раскладе бороды стригут. Пойдём!
2
С внешностью восточной красавицы с нарисованной открытки, Люся валила мужиков на лопатки пачками. В маечке цвета беж, в обтяжку на красивой груди четвёртого размера, без лифчика, убивала застенчивых навсегда.
Серёга откровенно гордился своей подругой, как заслугой.
- Лена, представляю спутницу дней моих суровых: это - Люся.
Люся улыбнулась, протянула пухленькую ручку.
- Здравствуйте.
В ответ улыбки не получилось, получилось что-то среднее между: «Да пошла ты!» и «Не таких видали!»
«Гена» нос держал по ветру, кивнув небрежно, отвернулся.
А Лёша - это Лёша: ему хоть Люся, хоть Дуся, первым номером у него сейчас хлопоты по сборам, потом ещё что-то, потом ещё. Свои мужики, за домашних Лена спокойна.
Да, согласилась, позволила им уговорить себя. Лучше в поход сходить, чем дома отсиживаться с лицом помятым. Геннадию она и такой нравится, чувствует, как он смотрит на неё: «ох, уж эти глаза напротив». С ним в компании скучно не будет.
После ревизии в рюкзаках вес оставался солидным,
сокращать было нечего, только самое необходимое осталось плюс продукты. Итого, получается почти по 25 кг. на плечи. Алексей вздыхал:
- Четыре рюкзака и резиновая лодка, сложенная с лямочками, -
42 кг. Такая арифметика с прикладной физикой получается.-
****
За село Раздолье, за тридевять земель, добрались с попутным лесовозом. Дамы в жаркой кабине, мужики с ветерком на площадке. Выгрузились на обочине в лесу. С пригорка посмотреть – так и понятно: не лес это - а тайга дремучая, есть, где глазами испугаться.
Тропа на кальке, обозначенная Алексеем жирным пунктиром, по лесу начиналась едва заметной тропинкой, пропадающей время от времени.
Сложенная лодка по весу и по объёму, даже на лямочках, прибивала к земле так, что колени подгибались, часто приходилось ползти на четвереньках под валёжинами или перелазить через них сверху на пузе. Подавать пример выносливости хватило на сорок минут. Дальше уже не можно – дальше уже невмоготу. У девчонок тоже языки на плечах, и одна тема для разговора осталась: какие дуры, что пошли!
- Перекур.
По заваленной упавшими деревьями тропе и налегке идти в тягость. Стало понятно: марш броска не получится на этом переходе. По оставшемуся светлому времени 15 км. не пройти.
Когда комфортно, тогда и с романтикой всё в порядке.
Когда не осталось воды, чтобы просто утолить жажду, позитивные эмоции высохли. Серёга нёс лодку тридцать минут.
Гость Московский за двадцать выдохся... Сколько-то прошли, и ещё прошли, и ещё.
Палатки ставили на пихтовый лапник. Укладывали ветку к веточке, перина да и только.
3 ***************-------------
«Терпение и труд, всё перетрут.» Марш бросок закончился без потерь в живой силе. Техники не было. Ещё одна ночь и новое утро на берегу реки в намеченной точке на карте.
Непростая жизнь научила Лёху спать вполглаза и слушать в два уха. Сосновая шишка, упавшая с дерева на брезент палатки, разбудила его на заре. Ещё не светло, но уже и не ночь, сумерки расползались серой мутью по стенке палатки, за окошечком было светлее, и можно было разглядеть кроны деревьев и кусты. Ветка, похожая на лапу динозавра, вздрогнула и наклонилась под тяжестью какой-то птицы белым пятном усевшейся возле табора.
Голова круглая у пернатой - да это сова, проявила любопытство: пялилась своими глазищами на незнакомые домики в её лесу и, испугавшись чего-то, шумно улетела. В спальнике тепло, в палатке уютно.
- Можно и ещё часок придавить .
Лёха закрыл глаза. Не звук сломанной ветки, не шелест травы -
какое-то движение возле входа заставило насторожиться. Нет, не показалось. Две человеческих тени обозначились на входном пологе и замерли. Послышался шёпот, слов не разобрать, только и понятно, что один из них заикается.
Лёха слышал, что в тайге человек бывает опаснее зверя, и затаился.
- Что им надо?
Странные тени помаячили ещё чуть и растворились в сизой хмари так же беззвучно, как и пришли. Впрочем, звуки были .. в палатке. Атмосферу они испортили до безобразия. Ещё немного, и последний комарик издохнет, за километр в округе жизнь прекратится. Это надо же было вчера так супчику с горохом нахлебаться.
Сдерживая рвотные позывы, он выполз из спального мешка и
двинулся на четвереньках к выходу. Выход был зашнурован.
- Для чего?
Размышлять дальше было некогда: сильно уж мутит. Нож вот в чехле: чик - и на воздух. Отдышавшись, Лёха сначала так же на четвереньках, потом пригнувшись, как ему казалось скрытно, с ножом в руке пошёл за неизвестными.
****
В палатке, обозначенной буквой «ЖО», как зубоскалили мужики, были по походным меркам царские условия. Царские покои для вьючной лошади, именно так через силу шутила Люся.
Говорят, что трудное позади, хочется верить.
- Ох, ножки мои, ножки! Старовата стала я для таких-то подвигов.
Болела каждая косточка, каждый кусочек измученного тела.
- Куда пальчиком ни ткни – везде больно. А плечики не плечики уже, а наверное, плечищи, как у грузчика. А так всё хорошо: и с Леной подружилась, пригодится в жизни, и с Серёгой у неё всё на пять, и то ли ещё будет. С сумочкой для всякой всячины и с полотенцем через плечо она вышла из палатки навстречу своему третьему дню в походе.
С крутого берега реки открывался другой, волшебный мир.
Начиналась красивая сказка. Солнце, выглянув из-за сопки, преломляя свои лучи в облаке, освещало - нет, подсвечивало, именно подсвечивало небо нежно-бирюзовым светом.
Речка, разделённая намытыми островками, блистая тысячами зеркалец в водяных потоках, помогала утру прогонять ночь. Ещё минуточка, и Его величество Ярило очнулось от дремоты, улыбнулось, меняя освещение, подкрашивая видение розовым.
Туман, поднявшийся от воды, оседал на листьях деревьев и траве брильянтовыми россыпями, сверкая, отражал их сиянием. Щедрость Бога славянского!
-- Лю - ся –а – а! - донеслось из табора, вот и нет тишины.
И эхо было, а сказка кончилась, не начавшись.
Солнце просто слепило глаза.
Лена проявляла недовольство: назло соседям из палатки на букву «МУ» громко гремела котелками. Вот зачем, зачем так рано вставать? Мужиков баловать нельзя, сразу на шею сядут.
- Лю – ся!!
Вот подруга, ну, даёт. Нет, давать в такую рань – никакого удовольствия. Непричёсанный, с заспанным лицом, Пронин развеял иллюзии.
- Наконец-то проснулись вожди племени. Уж не захворали ли? Почему воды нет? Костёр почему не горит? А Лёша? Где Лёша?!
*****
Лёша под яром у берега нехорошими словами проклинал всех и вся. Лодка, его лодка, вернее катамаран, собранный из двух, перестал существовать, превратился в кучу изрезанной резины, которую и в городе не склеить. Когда-то это была куча денег, а теперь это просто куча.
- Кто же это натворил, а? Кто? Господи! Как же …
Сколько лет он по тайге ходит, но с таким варварством не встречался. Всем известно: в тайге места вору нет, за воровство под мох укладывают, а тут и не украли. Спрашивается, для чего? Узнать бы, с кого спросить!
Знать бы, где упасть… Убрали бы лодку вчера, ведь до места сплавились - вот она Шаман гора! Так нет, захотелось девчатам на той стороне у плёса купаться, вот и ..
На песке след - не след, а так - ямки, весь берег в них. Кто ходил, куда? И Чингачгук не разберет.
- Эх, мама дорогая!
Набрал Бабушкин в котелки воды и подался в гору горем делиться. Вот и Люся - одна из причин его несчастья.
- Чего не спится?
- Так ведь кто рано встаёт - тому Бог подает! - с улыбочкой ответила она.
- Подали уже, - пробурчал Алексей.
Что новость неприятная – это слабо сказано. Два котелка воды, что он принёс, для такого эффекта не хватило бы. Если мерить вёдрами – то по полному ушату на голову воды студёной пришлось
- Ни фига себе! Чего теперь делать-то?
Развёл руки Серёга.У Лены голос пропал, прошептала:
- Как выбираться отсюда будем?
Почему лодку порезали? Предположений разумных на этот счёт не было. Стало тревожно и тоскливо. Вот и вода в котелке вскипела, и грузинский чай заварен.
- А где Гена?
Что его нет в таборе, поняли не сразу. Думалось, отошёл парень по делам интимным подальше, чтоб слышно не было.
Забеспокоились, когда для дел таких все разумные сроки вышли.
Свидетельство о публикации №221041901455