Он вернулся однажды и снова ушел

Первая любовь такая сладостная, будто спелый персик  под окнами веранды в нашем дворе или мраморный виноград возле забора, собственно за которым и  жил «предмет моей  любви», голубоглазый и  курчавый сосед Вовка. Он влюбился в меня первым, и это до сих пор греет мою душу. После восьмого класса  я страдала, потому что не прошла по конкурсу в Шахтерское педагогическое училище, на радость родителей: «Успеешь еще пожить без нас, намаешься и соскучишься, а пока иди в девятый класс, а потом в пединститут поступишь». О мудрейшие из мудрейших мои папа и мама, вы видели меня насквозь и предугадали мою судьбу. Родители всегда правы, не «делайте им нервы», как говорил Давид Гоцман из фильма «Ликвидация», а просто доверяйте им и любите их всегда, прощайте излишние назидания и почаще общайтесь с ними, пока они еще живы.
Но вернемся к любви… С подружками мы бегали на танцы в клуб шахты имени Лутугина, купались в ставке, целыми часами делились секретами, сидя на лавочке возле дома. Таня Дрозд была влюблена в моего соседа Вовку, впрочем, с ней он тоже соседничал, только через дорогу. Она даже стихи ему сочинила, смешные и нелепые сейчас, а тогда нам они казались лучше, чем у Пушкина: «Зеленая калитка, белая сирень, Вовочка любимый, выходи скорей». Вовка вышел, но не к Танюшке, а ко мне, оказывается, он уже давно наблюдал за мной из-за забора, как я иду в душ или читаю, расположившись на раскладушке в саду, как мою крыльцо или подметаю двор. Вовка был смелым! Он пришел и предложил покатать меня на мотоцикле. И вот мы летим по посадкам и балкам навстречу ветру, я крепко держусь за него и тоже ничего не боюсь! Впереди целая жизнь, наполненная только счастьем и радостью. Так тогда думала я, наивная пятнадцатилетняя девчонка. На самом деле оказалось, что жизнь- это вечная борьба со злом, нравственный выбор добра, ибо пока добро побеждает зло, наш земной шарик вертится. Жизнь-это движение, рост, развитие и постоянная работа над собой до самой смерти. Она прекрасна! Вот как сейчас я размышляю про жизнь.
 Вовка искренне рассказывал мне о своей любви: « По утрам я любовался тобой, когда ты переходила дорогу и по тротуару шла в школу, такая ладненькая, аккуратненькая, правильная, не девочка, а куколка. И волосы, и глаза, и лицо  кукольные! А с каким вдохновением ты читала стихи на школьных вечерах, мне очень хотелось поцеловать тебя прямо на сцене вот на этих строчках:
Как-то раз спросили дети:
 «Что такое комсомол?»
 С ностальгией я ответил:
 «Это молодость, задор».
  Вовка тоже был молодым и задорным, получал рабочую профессию: учился в ПТУ на сварщика, много читал, следил за модой, имел дорогой парфюм, был аккуратным, трудолюбивым и заботливым. Родители мои ему безоговорочно доверяли, считая, что соседний парень не может обидеть их дочь, и отпускали меня с ним хоть куда: на танцы, в кино, к друзьям на именины, в кафе-мороженое. На этом, пожалуй, и заканчивались развлекательные места маленького шахтерского городка Тореза. Правда, были еще тихие улочки, цветущие сады, звездное небо и Вовкины сильные руки и нежные губы.
Он неохотно отпускал меня на учебу в Харьковский государственный педагогический институт имени Г.С. Сковороды, странствующего философа и педагога,  поучавшего людей  словом и своим образом жизни. В разлуке мы очень скучали друг по другу и писали длинные письма обо всем на свете: о лекциях  по древнерусской литературе, о студенческой насыщенной жизни, о его командировке в Нижний Новгород, о скуке  без меня в тихом провинциальном городке. В мае я проводила своего Вовку в армию в далекий город Красноярск. Он похудел, постройнел, возмужал и стал еще красивее. И я не отставала: глаза светились счастьем и радостью, душа улыбалась, каблучки задорно стучали по харьковским  мостовым. Но как не заметить такую? Замечали, обращали внимание, дарили комплименты, приглашали на свидание парни, а я ждала  Вовку и в нем видела смысл моего дальнейшего существования. Но молодость и двухлетняя  разлука, увы, несовместимы. Любовь к синеглазому курсанту ХВАИКУ пронзила меня стрелой, закружила, завертела, снесла голову так, что дышать без него не могла. А он читал мне стихи Владимира Сосюры тоже про комсомол: « Я комсомолец! Стреляй!», прибегал ко мне в самоволку, за что могли наказать нарядом на кухню  в случае, если бы военный патруль проверил бы его документы. Мы были молоды, отчаянны, желанны друг другу. Это ли не чудо? Когда мой «генерал» приезжал ко мне законно, по увольнительной записке, мы долго бродили по проспектам и площадям Харькова, мечтая о прекрасном будущем. Иногда он забирался по пожарной лестнице на 9 этаж нашего общежития, и я кормила его жареной картошкой, супом или другой нехитрой студенческой едой.
Вскоре я вышла за него замуж, и он увез меня в Германию, потом в Забайкалье, и , наконец, мы обосновались в Новосибирске, где учились в университете дочь и сын, теперь ходят в школу внук и внучка. Что же Вовка? Он тоже женился, потом развелся, дочь Лена воспитывалась без отца. Наверное, только я была его счастьем, а он моим, но судьба разлучила нас и развела в разные стороны. Ежедневно я  молюсь о Вовке, а он давно простил меня и наблюдает с небес за мной, радуется моим успехам, по-прежнему мной  любуется, замечая и яркий цвет  волос, и модный маникюр, и новое  платье. 
 Однажды Вовка вернулся, но совершенно другим, непохожим на прежнего. Неизменной осталась душа, внимательная, искренняя, заботливая, интересующая всем на свете. Этот новый Вовка оценил мою женственность и искренность, хотел взять меня в охапку, свозить на Иссык-Куль, смотреть со мной в одном направлении на ночное море, но, увы, не смог, не захотел, не посмел, а, может, просто струсил: мне ведь хочется жить наотмашь, везде поспеть, любить, мечтать, путешествовать, искать, гореть, творить… И кто это выдержит? Спокойствие иногда дороже…