Флаг над заливом

1.
Красные вспышки осветили берег реки Прегель. «Опять!» - крикнул лейтенант перед тем, как его накрыло огненной волной. Губин стоял сзади и чудом избежал той же участи. Гарнизонная батарея вновь начала обстрел. Берег реки, которая совсем скоро получит новое русское название – Преголя, был покрыт телами советских солдат.
Еще шестого апреля наши пушки били по башням крепости Кенигсберга. Сыпался красный кирпич немецких укреплений. А уже седьмого фашисты ответили штурмующим беспорядочным огнем. – Пошли! Ну, бегом! - Хлопнув по спине одного солдата, скомандовал майор Губин. С недавнего времени он руководил группой, которую, как и десятки других бросили на приступ прусской столицы. Враг скрылся в удобном для обороны месте и окопался. Балтика, Прегель и укрепленные узлы железных дорог создавали все условия, необходимые обессилевшим частям Вермахта, чтобы отдышаться.
***

22.10. Самоходки уже колесили по шоссе, ведущему к стенам немецкой крепости. Артиллерия разносила останки той батареи, которая потрепала наших солдат на правом берегу. Ночь в заливе обещала быть жаркой.
Губин, повесив на плечо громоздкий ППШ, вел огнеметчиков и стрелков за одной из самоходных установок. Бойцы еще не знали, предстоит ли им выбивать врага из порта или идти на крепость, прямиком в самое пекло.
-Товарищ старшина, - на лице одного пулеметчика расплылась наивная улыбка – а Берлин такой же? – Он кивнул на изящные полуразрушенные дома центрального района.
-Дойдем, увидим –вполне серьезно ответил старшина, похлопав по плечу. – Не сдадут, будет такой же. – Он взглядом указал на руины какого- то особняка. Старшина был прав.
Пустые улицы. Пустые бараки. После вечернего обстрела немцы оставили несколько кварталов. А наши огнеметчики жгли подвалы, в которых могли укрываться их отчаявшиеся стрелки.
В 10.30, не сделав ни единого выстрела, колонна остановилась перед грудой обломков, валявшихся на шоссе. Камни и кирпичи, металлические балки – все это наскоро было вывалено на дорогу, с одной целью – прекратить движение нашей техники. Фаусты, пушки, тяжелые пулеметы. Все это здесь, рядом. Скоро начнется бой – рассуждал командир танкового подразделения.
В одну секунду несколько «Т» разъехались по разные стороны улицы и начали расстреливать груду, расчищая себе путь.
Шесть САУ выстроились «елочкой» и по команде принялись «поливать» огнем дома улицы.
Стрелки по приказу Губина бросились врассыпную, чтобы найти укрытие и оттуда прицельно «снимать» фрицев. Не все успели, укрытие нашли не все…
Сразу два фашиста обнаружили себя. В окнах городской ратуши засверкали вспышки, засияли стволы огромных пулеметов.
Салага, старшина и еще пять бойцов, не шевелясь, лежали посреди улицы. Они не увидят Берлин. Красные пятна растекались по брусчатке.
Губин хорошо ориентировался в темноте – привык. Да и какая темнота?! То там, то тут вспыхнет взрыв, загорится танк или машина.
Вспышка. Подполковник отчетливо видит физиономию немца в грязной кепке. Губин запоминает этаж. Прячет голову за каменной изгородью. Вторая вспышка. Губин целится, звучит очередь. Физиономия немца исчезает, уже навсегда. И так еще троих. Майору ассистируют пулеметчики. Остальные сорок бойцов его группы за несколько минут занимают ратушу. Расчистив себе дорогу, танки продолжают движение. САУ прочесывают шоссе. И так до самой крепости. Ведь главный бой впереди.
2.
«Блиндаж» был до отказа забит офицерами и охраной. Караул с раннего утра следил за всеми входами и въездами в крепость, ведь снайперы и прятавшиеся в дзотах эсесовцы, могли и не заметить мелкую группу советских солдат.
Над башней «Дона» был поднят штандарт.
«Блиндаж» - так называли бункер Отто Ляша, коменданта неприступной Кенигсбергской крепости. До поры до времени неприступной…
Генерал пехоты Ляш повис над картой вверенного ему города и нервно дергал золотую петлицу своего мундира.
-Нет. Нет, Людвиг. Вы не прорветесь, – очертив на карте условный круг, прохрипел комендант – Вы можете забрать все свои части СС, бригадефюрер и рвануть на Запад. Но имеет ли эта авантюра какой-то смысл? Русские, как на полигоне расстреляют Вас из своих пушек! Хотя, если Вы все же прорветесь и сможете уговорить своего начальника дать Вам одну или две бригады, а затем сумеете вернуться обратно в крепость, то до зубов вооруженные русские снимут блокаду. У нас есть шанс! Вы, правда, готовы так рисковать? – сняв маленькие очки, спросил Ляш.
Из толпы офицеров разных мастей вышел высокий генерал СС в бледно-сером кителе. Именно к нему обращался командующий. Он подошел к столу и практически выхватил карту из трясущихся рук Ляша.
-Здесь. – Твердо произнес генерал. Все три пальца его правой руки уткнулись в небольшой мост, обозначенный на карте обороны красным карандашом. – Здесь мы прорвемся. Не сомневайтесь, господин командующий. Я обязательно вернусь.
-К себе, в Висбаден?- пошутил кто-то из собравшихся.
-Сюда, – вполне серьезно ответил бригадефюрер – И задушу врага прямо под стенами города. Они еще вспомнят этот штурм, когда мы загоним их на вершины Урала.
Весь «Блиндаж» взорвался овациями. Бригадефюрер Людвиг фон Левенхофф, как всегда, оказался на коне.

3.
Губин сидел у порога какого-то дома. Ратуша осталась далеко позади. Сейчас там работали наши саперы.
Танки и САУ, прорвавшиеся к основным укреплениям немцев, уже взяли крепость в кольцо. Город был блокирован. На многие километры вокруг будущего Калининграда сомкнулись цепи советской техники и живой силы. И теперь, утром седьмого апреля, была взята в кольцо главная цитадель города.
Ни одна немецкая муха не вылетит из замка, который сами же фашисты превратили в собственный склеп. Башня «Дона» стала их надгробием. Такого мнения придерживался маршал Василевский. Майор Губин был с ним согласен. Да и отчаявшееся командование врага не стало бы спорить. Иного мнения был только бригадефюрер фон Левенхофф.
Молодой (тридцать лет) гессенский дворянин стал генералом лишь в этом году. Нет, не в связях было дело. В ваффен СС не хватало опытных и энергичных командиров. А штандартенфюрер Людвиг фон Левенхофф отвечал всем требованиям, которые предъявлял Гиммлер к полевым командующим своей «конторы».
Вот и стал тридцатилетний полковник, занимавшийся транспортом, командиром целой бригады.
Гиммлер и Монке вспомнили и его боевой опыт. Железный крест украшал его, тогда еще штурмбанфюрера, китель, за отвагу, проявленную в жаркой Испании тридцать седьмого года. А в 1944, после «заговора 20 июля» Левенхофф командовал расстрелом заговорщиков и лично выпустил последнюю пулю в грудь Штауфенберга, с которым они вместе воевали в Африке.
Очередную награду – железный крест с дубовыми листьями ему вручил адъютант фюрера –Отто Гюнше. Тогда он еще не чувствовал конкуренции со стороны амбициозного майора СС. Но, вот, когда сам Гитлер повысил его в звании до оберштурмбанфюрера, Гюнше успел добиться отправки, теперь уже более высокого визави, в окруженный русскими Кенигсберг. Он лично доложил Гиммлеру о нехватке «талантливых» друзей из СС в окружении Ляша. И рейх фюрер, не вовлеченный в кулуарные интриги подчиненных, с радостью отправил Левенхоффа в одну из самых горячих точек сорок пятого года – Кенигсберг, почти полностью блокированного русскими.
Гиммлер считал, что делает выскочке из дворян одолжение, ведь новое назначение требовало повышения в звании. И теперь уже штандартенфюрер СС, Людвиг фон Левенхофф отправился в Восточную Пруссию – спасать безнадежного Ляша. Но и здесь он отличился назло гитлеровскому адъютанту. Его бригада достойно держала оборону, позволив фельдмаршалу фон Браунингу перебросить несколько полков на Западный фронт.
И вот, новое звание и даже награда! Бригадефюрер СС был удостоен железного креста с дубовыми листьями и мечами.
«И, если, завтра, восьмого апреля, его вылазка обернется победой, я буду просить фюрера лично о награждении Карла Людвига фон Левенхоффа железным крестом с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами!»- заявил генерал Ляш.
Честью стать полным кавалером этого ордена был удостоен всего один человек – пилот Рудель. Левенхофф, который так любил быть первым не мог стать первым полным кавалером этого ордена среди воинов рейха, но среди СС – мог. И это пугало Гюнше.
***
Сеть бесконечных туннелей, земляных валов и стен создавала самый настоящий город в городе.
Зенитки и пушки, пулеметы и минометы скрывались за камнем с песком. Немцы только и ждали, пока к крепости подойдет советская техника и пехота. Вермахт был готов драться не на жизнь, а на смерть, на которую фюрер отчаянно бросал своих солдат, словно дрова в печь. На смерть их бросали Ляш, Гиммлер и Левенхофф.
Этот Кенигсбергский «Кремль» напоминал Георгию Губину Брестскую крепость. Там, в июне сорок первого погиб его брат. В первый же день обороны лейтенант Семен Губин заколол штыком десять фашистов и заколол бы еще столько же, если его товарища, который зажал в руке лимонку и приготовился к броску не подстрелил бы немецкий снайпер. Боец упал замертво, граната оказалась у него же под ногами. Лейтенант стоял всего в одном метре от бойца. Прогремел взрыв.
Георгия в тот день война застала в Ленинграде. Но блокаду старший лейтенант Губин не застал. Был переведен на другое направление и в этом звании начал свой боевой путь до Кенигсберга.
Во время блокады (зимой сорок второго) погибла его жена – Ольга.  С тех пор он каждый час вспоминал ее. Ее белые нежные руки, прекрасное такое же белое лицо и светлые волосы. Губину становилось невыносимо горько, когда он осознавал, какая смерть настигла ее и тысячи других женщин, детей, стариков, сражающихся и трудящихся в ледяной тюрьме январского Ленинграда.
Но сорок второй был позади. Он отомстил и отомстит еще раз. Каждый день – это месть, месть врагу, ноги и руки которого сломаны. Кенигсберг – это его хребет, Берлин – сердце. Но до Берлина еще далеко.

4.
Роту. Всего лишь одну роту дали майору Губину. Эта сотня бойцов, среди которых были и огнеметчики, и стрелки, и автоматчики, и даже два мотоциклиста, была предоставлена офицеру для того, чтобы под его командованием прорываться к воротам №4 (северо-западный вал укреплений).
Несколько других рот, которые составили девятый штурмовой батальон под начальством подполковника Ковалёва, должны были идти за ними. Странно, что майор руководил ротой, а подполковник стал комбатом. Но в суматохе кенигсбергской операции это не имело ни малейшего значения.
План был таков: сегодня вечером (восьмого апреля) взвод №3 из роты Губина на десантных лодках подплывает к Западному валу и обстреливает из автоматов предполагаемые точки вражеских снайперов. Остальные взводы, передвигаясь пешком по берегу залива Фришес Хаффен, подбираются к воротам. Штурм начинается после обстрела нашей артиллерии. Другие роты или зачищают занятые губинцами позиции, или уничтожают остатки сопротивления в руинах разрушенной обстрелами крепости. Примерно так же действовали и другие взводы, роты, батальоны и полки, которые они составляли. Но все на разных направлениях. Каждый боец красной армии ощущал на себе невидимое давление. Наверно, каждому казалось, что именно в его затылок целится немецкий стрелок. Но мало кто осознавал весь масштаб штурма этой «королевской горы», этого приморского котла, в котором кипела соленая вода Балтийского моря, реки Преголи и кровь, текущая в жилах солдат.
В 21.30 очередной обстрел закончился. Русские и немцы выключили прожекторы, направленные друг на друга (те, что можно было увидеть, разумеется).
Тяжелые минометы немцев били лишь по восточному блоку нашего наступления. Из крепости раздавались единичные очереди, и изредка, оглушающий рев танков, готовящихся сделать очередную вылазку.
***
В сумерках едва было слышно и видно, как 20 лодок третьего взвода медленно подбираются к западному валу огромной крепости, рассекая волны спокойного течения Преголи.
Губин плыл впереди с тремя солдатами в одной резиновой лодке. Он внимательно озирался по сторонам, сжимая в левой руке ППШ, а в правой запасное весло.
«Немцы не выставили дозор на валу, 2-х снайперов перебросили на наименее укрепленную восточную стену» - рассуждал Губин. – «Надеюсь всё именно так, иначе все 20 лодок сразу на дно…Как же мы рискуем! Ну, давай!»- Все двадцать лодок причалили к земляному валу, усеянному телами тех, кто вчера безуспешно шел на штурм.
-Вперед, в атаку! - вскричал майор. Весь взвод в один миг взобрался на десятиметровый вал, за которым не оказалось ничего, кроме бараков. губинцы вышли к складу. Под деревянные стены полетели «лимонки». Прогремели взрывы, и все четыре барака вспыхнули таким же красным пламенем, как берег Преголи седьмого апреля, ведь на складе хранились снаряды для гаубиц, из которых немцы и били тогда по нашим штурмовым группам.
Фашисты были готовы к атаке в любой момент, но они не ожидали, что русские решатся форсировать реку и приблизятся к складу.
Наша артиллерия тут же закончила обстреливать южные укрепления. Батальон прикрытия молниеносно прибыл. А с той стороны залива немцы держали самую плотную оборону.
Затрещали восемь пулеметов, установленные на треноги и скрытые в полуразрушенных бойницах.
Расположенные на северной косе залива пушки-мелкокалиберки только этого и ждали.
-Огонь! - торжествуя, скомандовал советский офицер, командир батальона, и десятки снарядов накрыли те башни, где гарнизон скрывал свои пулеметы.
Мириады брешей и дыр образовались в плотных стенах юго-западной стороны. Других укреплений там не было.
В пустоты с криком «Ура!» устремились сотни советских солдат. От этих мест до «блиндажа» на вскидку было около сотни метров. Под угрозой оказалась ставка Ляша, хоть она и была скрыта под землей.
Немецкие автоматчики лишь короткими очередями поливали головы, хлынувших в крепость русских. Стрелки прятались на невысоких открытых башнях. Рукопашная схватка так и не завязалась. Как только наши солдаты в полной боевой выкладке приблизились к башне «Дона» ближе, чем на пятьдесят метров, из подземного туннеля поднялись тяжелый «Тигры».
-Как черти из табакерки! – негодующе посетовал Ковалев – назад! Отходим! - Таков был его приказ первым отделениям.
-Как же, товарищ полковник?! – удивился, присевший для стрельбы на одно колено, капитан Мухин.
Тигры давили штурмующих, даже не открывая по ним огонь.
-Вот, так…- Ковалев окинул взглядом, редеющий батальон. Немцы направили прожекторы, выставленные около специальных вышек на порушенные стены.
Солдаты подполковника оказались у немецких стрелков и снайперов как на ладони. Начиналась бойня.
Убедившись, что все офицеры отдали своим бойцам приказ об отступлении, высокий комбат поправил фуражку, засыпанную землей, и хотел было ринуться назад, ведь Мухин и еще несколько солдат с винтовками Мосина могли прикрыть его с парой-тройкой отступающих отделений. Но как только Ковалев покинул укрытие, его грудь пронзила пуля.
Немецкий снайпер из СС, прятавшийся за песчаной насыпью, давно приметил старшего советского офицера, которого обошли пули автоматчиков Вермахта. В свете прожекторов сверкнул его камуфляжный комбинезон.
Мухин лег на землю и дал очередь по ящикам, что были разбросаны перед насыпью. В них хранились, вынесенные с уничтоженного склада подрывные заряды. Взрыв уничтожил целую башню бастиона. Под грудой кирпичей оказались два танка и взвод немецких стрелков.
Батальон Ковалева понес фатальные потери и отступил к заливу. Фашистские танки не стали его преследовать.
Губин сменил магазин ППШ и, смахнув с лица капли крови, сочившиеся из левого виска, дал команду к отступлению.
Немцы не обстреляли его взвод. Лишь одна пехотная пушка «проводила» незваных гостей крепости. Восемнадцать бойцов вермахта метались по возвращенной части набережной. Растянув толстые шланги, они принялись тушить обуглившиеся доски бараков.
К этому времени губинцы были уже на противоположном берегу. Ночь с восьмого на девятое апреля была яснее, чем туманные штурмовые дни.
Через специальную группу связи из штаба майору сообщили, что скоро к его взводу прибудет подкрепление. Губин получил в распоряжение роту Мухина, которую знакомый ему капитан должен был привести утром.
Майор беседовал с одним лейтенантом и в бинокль осматривал полыхающий берег Преголи.
5.
«Начинайте» - Ляш подал знак адъютанту, а фельдфебель, забравшийся на крышу главной башни, с помощью флажков дал сигнал к наступлению.
Всего три танка и полторы тысячи солдат СС: саперы, стрелки, пулеметчики и штурмовики с противотанковыми ружьями в миг покинули крепость, вывалив из брешей, которые проделала советская артиллерия.
За ночь, нашедшиеся в крепости добровольцы вместе со строительными частями вермахта кое как восстановили уничтоженный северо-западный мост.
В четыре часа утра бригадефюрер Левенхофф забрался в ведущий танк и повел вверенные ему силы на прорыв. Ликующий Ляш приказал одновременно дать несколько залпов из всех расчётов гарнизона. Вылазка самоуверенного Левенхоффа была прикрыта шквальным огнем по всей первой линии осады, и путь был свободен.
Вдоль залива эсесовцы могли пробиться на Запад, миновав самые плотные цепи окружения. И пока удача была на их стороне.
Отто Ляш наблюдал за этим с помощью перископа. Желания подняться наверх не было ни у кого из офицеров его штаба.
Двадцать солдат во главе с Губиным окопались рядом с фундаментом взорванной школы. Мост, по которому СС пересекали Прегель располагался в двухстах метрах от их нового укрытия. До ближайших позиций советской артиллерии оставалось полкилометра. Туда и била крепостная артиллерия.  Губинцы не чувствовали угрозы, ведь они остались незамеченными. Но глаза блестели у каждого. Подорвать из противотанковой винтовки пару немецких танков, осложнив прорыв целой живой колонны, значит выиграть время для нашей техники, которая через слепой, но ураганный обстрел рвалась к стенам крепости и особенно к единственному мосту. Губин уже установил ружье на специальную треногу и поставил его между двумя белыми камнями.
«Сюда» - громко произнес он и потянулся за снарядом. Рядовой достал из перевернутой каски огромный по меркам лёгкого оружия патрон и отдал майору. Губин зарядил ружье и сжал спусковой крючок трофейной «марошек», доставшейся немцам от поляков. Отдача чуть не выбила майору ключицу и все зубы, а снаряд, вырвавшийся из длинного ствола винтовки угодил в моторное отделение второго тигра, решительно пробив его броню. Машина остановилась и вспыхнула. Экипаж был мертв. Мгновенно пламя перекинулось на комбинезоны нескольких автоматчиков СС, черные каски которых сверкали за башней этого танка. Два других тигра, рассвирепев, ускорили движение. Пехотные колонны давно обогнали технику.
- Пли! - закричал Губин. – Плевать, что мы их сосчитать всех не сможем!  - И все восемнадцать бойцов, кто их трёхлинеек, а кто из трофейных автоматов, взвод за взводом начали отправлять, тянувшихся по узкому мостику немцев, в мифическую Валгаллу, которую сулил им заботливый фюрер.
Один седой капрал СС остановился, прижавшись к перилам. Он спрятался за деревянными перекрытиями моста и прищурившись посмотрел в сторону школы, расположенной на том берегу реки Прегель.
- Вот, откуда они стреляют! Да в этих руинах и взвод не укроется. Их не больше двадцати…- прошипел он, достав из кобуры «Вальтер». – Мы зря теряем наших ребят! - Он подозвал к себе рядового с «Фаустом» наперевес и приказал выстрелить в сторону школьного фундамента. СС-манн прижал гранатомет к плечу и подобрался к краю моста как можно ближе, чтобы не мешать переправляться остальным. Солдат был готов привести «кулак» в действие, но Губин не дал. Он прицелился в ногу, едва различимого на таком расстоянии фашиста и выстрелил из противотанкового ружья. Оно с треском подскочило на несколько градусов выше намеченного и снаряд угодил прямо в «Фауст». Гранатомет взорвался в руках стрелка. Взорвались гранаты в подсумке капрала и еще пятерых солдат. Два взвода СС посыпались в воду, а вместе с ними и мост, опиравшийся в том месте лишь на два каменных столба.
-Да! Ребята, получилось! – воскликнул майор.
-Товарищ майор, теперь вся колонна встала! – радостно кричал рядовой, подававший снаряды. По всему взводу пронесся клич: «Ураааа!»
Переправиться через реку успел лишь батальон и два танка. Остальные, подумав, что советская батарея начала обстрел, отступили в крепость по приказу штандартенфюрера Штайнбаха.
         -  Взорван мост! - Стукнув каблуками, доложил Ляшу его адъютант.
-Я вижу это и без Вас…- Нервно ответил комендант, уткнувшись в мутные линзы своего перископа. - Надеюсь, бригадефюрер знает, что делает. Мы с ним, всё таки, сидим в одной лодке, хоть и гребём в разные стороны.
Обстрел по-прежнему не давал советской технике подойти к крепости. А когда два танка и батальон СС прорвались в район, прилегающий к заливу, обстрел закончился.
В пять часов утра Губин пожал руку, прорвавшемуся к ним Мухину.
-Ушли, гады. Вырвались! Сколько теперь людей погибнет. Не задушим мы их всех в этой крепости, Алексей! – Посетовал Губин.
- Ничего, я не с пустыми руками. –Улыбнулся капитан. Суровый сержант подвел к офицерам молодого немца лет тридцати в черном кителе ефрейтора войск СС. 
Из-под пилотки фашиста текла кровь, заливая весь лоб. Руки были обмотаны бинтами.
- В СМЕРШ его надо передать, когда выберемся или в расход прямо сейчас, а? – Сказал майор. Его солдаты, бросив все, уставились на немца, а немец на задумавшегося Мухина.
- Погоди. Он говорит, что хочет передать нам что-то…Вперед! – хлопнув эсесовца по спине, произнес Мухин.
Ефрейтор, не останавливаясь минуты три, размахивал руками в бинтах.
«И что?» - Ткнув дулом автомата немцу в плечо, спросил майор.
-Говорит, что прорвавшийся батальон СС движется не на Запад, а на Юго-Запад. Там бригада генерала Левен…Левенхоффа получит подкрепление и с новой техникой прорвется в город. Пойдут они по третьему шоссе, параллельно железной дороге. - Перевел капитан и озадаченно посмотрел на Губина – Что нам это дает?
- Помнишь последний приказ Ковалева? Еще вчера днем он сказал, что мы должны ликвидировать любые очаги сопротивления. А здесь, враг пробился. Мы его пропустили! Связи у нас больше нет, до штаба не доберемся и нас уже обнаружили стрелки из северной башни. Слушай, мы пойдем на Запад по тому шоссе. Твой гость нас проведет. Не проведет, пристрелим. Понял? Задержим этого Хоффа, отдадим должное за подполковника насколько сможем, а там и наша техника подойдет! Ведь старая бронетанковая тоже рвется туда, понимаешь? Губин не отрывал глаз от капитана, желая получить одобрение, хотя он мог просто отдать приказ. Мухин кивнул. Через минуту сто пятьдесят бойцов ровными шеренгами стояли напротив руин бывшей школы и слушали приказ майора Георгия Губина.

6.

Левенхофф не высовывался из танкового люка. По радиосвязи он отдавал команды экипажу второго «тигра», за которым двигались пехотные колонны. Они «прочесывали» пригород, по которому шли, не занимая его.
Залив был позади, позади были кольца советских полков. Но до расположения генерала СС Штрюнера путь был неблизкий.
«Мы столько потеряли! Весь батальон…Да, мы прорвались, пробили блокаду русских, но как мы доберемся до войск группенфюрера?!» - спросил себя Левенхофф. Наводчик, сняв телефон, пожал плечами, хотя вопрос и не был ему адресован.
Левенхофф явно был в танке лишним. Но сейчас это машина была не просто бронетанковой единицей, а настоящим штабом на гусеницах. И от любого решения Левенхоффа зависела судьба окруженного Кенигсберга. Бригадный генерал СС наконец -то почувствовал себя командиром, независимым от Вермахта, от генерала пехоты Ляша. С гордым видом Цезаря бригадефюрер резко отдавал приказы танкистам, для которых «Тигр» превратился в переполненную консервную банку.
Блестели ордена и петлицы на парадном кителе дворянина, блестела фуражка с золотым ремешком. Левенхофф как будто готовился к параду или встрече с самим фюрером.
Вдруг под гусеницей ведущего танка что-то затрещало, так, будто это были не гусеницы, а шасси взлетающего истребителя.
«Что там?» - проворчал Левенхофф, коснувшись левой ладонью трех сжатых пальцев правой руки, как будто пытаясь найти фаланги, потерянные в Испании.
-Что там такое?! – разгневался бригаде фюрер.
-Граната! – не менее тревожно сообщил обер-лейтенант, командир экипажа.
-Гусеница подбита. – сообщил механик, дернув Левенхоффа за рукав.
Экипаж начал синхронно приводить в действие разные рычаги и технику. Башня танка повернулась к ближайшему дому, желтому особняку, где могли укрываться русские (весь поселок представлял собой усеянный руинами пустырь).
Левенхофф достал из кобуры свой черный «Люггер». Он был готов ко всему. По броне танка простучала пулеметная очередь. Там, снаружи, завязалась схватка.
«Наверно не меньше пяти ста русских, да еще и с техникой, раз они посмели так вот на нас наскочить»- рассудил бригадефюрер и уставился на командира танка, который испуганно глядел в перископ.
Экипаж еще не знал, что второй «тигр» был уничтожен. Бойцы Губина и Мухина действительно заняли желтый особняк. Кто-то окопался за уцелевшей каменной оградой. Два пулеметчика вели огонь из трофейных «Маузеров», разгоняя колонны оторопевших эсесовцев. Сержанты и лейтенанты в черной форме приказывали бойцам рассредоточиться и вновь собраться. Батальоны охватила паника, ведь в этом пригороде не было обнаружено ни одного русского.
Стрелки под командованием Мухина, укрывшись на первом этаже дома, со снайперской точностью стреляли в тех немцев, которые бросали или пытались бросать гранаты в сторону особняка. Фашисты остались без укрытия. Сам Губин, выглядывая из окна третьего этажа, расстреливал шеренги уползающих немцев из подобранного МП-40. Магазин за магазином выпускали он и его бойцы в скопление сверкающих пряжек черных ремней и касок с яркой свастикой.
Через пятнадцать минут весь батальон был уничтожен. Фашисты, встреченные гневом наших бравых ребят, не смогли оказать никакого сопротивления. В это время «Тигр» тщетно вертел башней, не зная куда стрелять, ведь он стоял всего в десяти метрах от желтенького коттеджа. И если бы грозный зверь выпустил в стену дома хоть один снаряд, то был бы уничтожен сам.
Курсовой пулемет в машине отсутствовал, на место стрелка был посажен Людвиг фон Левехофф. Бригадефюрер со злости стукнул сапогом по одному из металлических рычагов управления.
«Заканчивай охоту, старшина» - улыбнулся Губин. Старик Веткин кивнул и достав из-за пазухи противотанковую ловко бросил ее за башню танка. Взрыв разворотил решетку моторного отсека, вспыхнул бензопровод. Зверь был загнан в западню и убит.
Башню «Тигра» окутал алый плащ. Огонь был похож на кучу тряпок, на кучу горячих гитлеровских знамён. Пламя быстро заполнило кабину. Механик-водитель не подавал признаков жизни, заряжающий тоже.
«Пустите!» - заорал Левенхофф. Покалеченной правой рукой в черной перчатке он схватил командира танка за воротник, но тот лишь оттолкнул его. Через несколько секунд обер-лейтенант был наверху. В один миг откинул он громоздкий люк и оказался снаружи. Там его ждала горячая очередь капитана Мухина.
Ноги Левенхоффа уже полыхали, словно хворост. Но бригадефюрер, крепко сжимая в левой руке железные подножки танковой лестницы, стремился наверх.
«Лучше умереть от пуль, чем так.» - Думал он.
Левенхофф вспомнил Испанию. Как в жаркой Андалузии фалангисты подрывали танки воинов республики. Как смеялись они, когда у легкого танка, нередко советского, отрывало башню после выстрела в самое дуло, в самый ствол.
«Нет, я не дам врагам ни здесь, ни в Берлине ухмыляться на до мной! Вперед!» - Закричал он, подгоняя самого себя.
До заветного открытого люка оставались считанные сантиметры. Три пальца на отстреленной правой руке Левенхоффа почувствовали твёрдую поверхность, установленного над люком щитка. Но Губин, уже спустившийся на первый этаж, привел противотанковое ружье в полную боевую готовность. Майор спустил курок и маленький (по меркам танка) снаряд угодил в широкое дуло «тигра», который теперь годился лишь на металлолом. Взрыв. Вспышка. Такая же красная как тогда, над Преголей. Огненный столб поднялся над корпусом танка. Машине оторвало башню.
Георгий отплатил за всех: за жену, за брата, за подполковника Ковалева, за сотни жизней, которые вот уже пятый год обрывались у него на глазах.
Потемки раннего утра сменились ярким дневным огнем. Утро просияло над Кенигсбергом, над рекой Прегель. Да, наверно, и не над Кенигсбергом вовсе, а над будущим Калининградом и над новой русской рекой Преголей.

7.

Ляш вновь нацепил на нос свои маленькие очечки. Над «блиндажом» раздавалась канонада взрывов. Наша авиация и артиллерия работали вместе. Девятое апреля стало для фашистов самым жарким днём не самого жаркого месяца.
-Господин генерал, - стукнул каблуками адъютант, - советское командование предлагает нам сдаться. Какие будут указания?
Прусские полковники, майоры, капитаны с надеждой глядели на своего шефа. Но тот был непреклонен:
- Продолжайте сражаться! Я не Паулюс! – ударив кулаком по столу из красного дуба, заявил Отто Ляш. – Тем более, что совсем скоро здесь будет Людвиг фон Левенхофф и от русских останутся только могилы!
Из толпы офицеров вышел штурмфюрер СС. Отдав честь Ляшу, он положил на стол железный крест.
-Что это? – возмутился комендант.
- Все, что осталось от бригадефюрера.
На столе из красного дерева лежала красная лента с «испанским» крестом бригадефюрера СС Карла Людвига фон Левенхоффа.
«Передайте этому Василевскому, что я приму любые условия капитуляции» - дотронувшись до висков, прошептал Ляш. – Подготовьте записывающее устройство. Я хочу обратиться к солдатам…»

***
В кабинете Гитлера собрались все представители германского командования и партийного руководства. В окружении диктатора сегодня было много генералов. Советские дивизии были еще далеко от Берлина и, тем более, от бункера. Поэтому предводители Вермахта не желали покидать ставку фюрера, стараясь как можно дольше оставаться в безопасности. Они еще не бежали с тонущего флагмана под названием «Берлин». Не пахло предательством таких корабельных крыс, как Гиммлер и Геринг.
Германия надеялась. Нет, ни на победу, а на жизнь, желая прожить под знаменем войны хотя бы один месяц. Но над главным прусским фортом уже было поднято наше знамя. Над башней «Дона», над рекой, над заливом. Это и стало причиной очередного гитлеровского припадка. Он не мог поверить, что пала главная крепость Восточной Пруссии, пал Кенигсберг. Фюрер был разъярен, как тысяча чертей, сконцентрированных именно в таком количестве на нескольких метрах подвальной комнаты.
-Вейдлинг, как вы думаете, это реальность или сон? – Закрыв глаза, прохрипел Гитлер.
        - Мой фюрер, я не представляю, как может офицер Вермахта, комендант, обратиться к солдатам с просьбой сложить оружие! – Топнув ногой, воскликнул генерал.
Новая трагедия постигла Германию. Лишь Отто Гюнше, забившись в угол кабинета, аккуратно улыбался, особенно, когда кто-то вспоминал Левенхоффа.
Вечером к штурмбанфюреру подошел ефрейтор СС. Вскинув руку, он доложил начальнику, что выполнил его поручение и передал русским координаты бригадефюрера. На вопрос о том, как он выбрался из плена, ефрейтор ответил, что ускользнул во время боевой суматохи.
«Идите, вы теперь свободны» - холодно произнес офицер СС, - Хотя нет… Постойте, что у вас с руками?» - Спросил он. Ефрейтор, стоявший по стойке смирно, оторвал руки от бедер и ответил: «Обжег, когда тушил склад».

***
Десятого апреля были уничтожены последние фанатики, оборонявшие Кенигсберг, вопреки приказам Ляша. Над башней «Дона» уже было поднято красное советское знамя. Но впереди сверкал Берлин. Впереди были Митте и Кройцберг, впереди была победа.