Починяю примус

I. Мистическая

Найдено на просторах СЕТИ.

21 января 1893 года дворник дома во 2-м Знаменском переулке, где проживала родная сестра Федора Михайловича Достоевского, 68-летняя Варвара Михайловна Карепина, почуял запах гари и дыма, распространявшийся из квартиры пожилой женщины. Он вызвал городового, и они вошли в квартиру. В комнате, наполненной дымом, на полу в огне лежал труп домовладелицы.

Первоначально осмотр навел на мысль, что пожар произошел от разрыва лампы, стоящей на столе. Карепина одна занимала пять комнат, никого не принимала, пищу готовила сама в ограниченном количестве на несколько дней. В тот день она встала в 6 утра, зажгла лампу, которая упала, и воспламенившийся керосин брызнул ей в лицо. «Московский листок» оперативно отреагировал на ЧП заметкой «Жертва скупости».

Но впоследствии оказалось, что сестра писателя стала жертвой преступления, которое было поручено расследовать известному прокурорскому следователю   «по важнейшим делам» царской России Николаю Сахарову. Если бы дело происходило в наши дни, рассказ профессионала мог бы выглядеть примерно так.

Дело сестры Достоевского

— Раньше Карепина жила вдвоем со своим сыном, военным врачом, но он был переведен на службу в Варшаву, и она осталась в доме одна. Женщина не держала прислуги, думая, что у каждой московской кухарки непременно должен быть возлюбленный, и он может ее обокрасть. А у нее были некоторые ценные вещи — денег тысяч 12 в процентных бумагах. Деньги эти она держала при себе дома и часть их хранила в большом деревянном сундуке, а часть — в тумбочке большого письменного стола в кабинете. Но так как она владела домами, а в домах жили постояльцы, и по поводу их нужно иметь дело с полицией, то она имела у себя дворника.

Дворником с 6 ноября Карепина взяла 19-летнего парня, из крестьян Владимирского уезда, Ивана Александрова Архипова. Осенью перед этим он со своим отцом работал по штукатурной части в том доме, где жила Варвара Михайловна. А отец работал на Карепину уже лет двадцать, так что она хорошо знала его. Иван был малый на вид простоватый, но услужливый, вежливый, и старушка была довольна им.

 Образ домашней жизни Карепина вела замкнутый: все двери в комнатах держала постоянно на крючках изнутри и из посторонних решительно никого не принимала к себе. Парадную дверь она отпирала только в тех редких случаях, когда к ней являлся приходский причт с крестом или со святой водой. Единственными собеседницами ее были три комнатные собачки. Но и из них одна пала к данному времени.

 Перед самым Новым годом Карепина видела себя во сне молодою, обнаженной до пояса и страшно раздутой. Сон этот глубоко встревожил ее, и когда она в Новый год приехала к дочери и внучкам и рассказала свой сон, то добавила, что, должно быть, скоро ей умереть, и умереть не своей смертью.

— Так ведь и права была…

— Да. Нашли ее часу в восьмом утра. Карепина лежала на полу, против двери из зала в кабинет, с правой стороны стоявшего под итальянским окном письменного стола на тумбочках, до того обгорелая в верхней части туловища, что сделалась неузнаваема. На письменном столе в одном месте оказался резервуар от столовой лампы, а в другом стекло от него и разбитый флакон с керосином.

На столе же лежал красный шерстяной чулок с вложенными в него всеми пятью спицами. Чулок, очевидно, был ее последней предсмертной работой. Все бумаги и книги на письменном столе были в беспорядке. Правая тумбочка и средний ящик письменного стола были отперты, а дверка тумбочки, приходящаяся к верхней части туловища покойной, обгорела.

Сначала было предположение, что покойная, заправляя на письменном столе лампу, нечаянно опрокинула ее вместе с огнем на себя и таким образом произвела пожар. Предположение это основывалось на том, что дверь из комнаты перед кухней заперта была изнутри.

— Почему же вы решили, что она убита?

— Уверенность эта основывалась прежде всего на положении трупа. Так мог лежать человек, только осторожно положенный на пол, а не упасть сам в бессознательном состоянии. Затем, если бы покойная по неосторожности опрокинула на себя горевшую лампу, она, во всяком случае, опрокинула бы ее на юбку себе, а никак не на лиф, и тогда юбка бы и сгорела, а между тем она-то и не сгорела, а сгорел лиф и вообще верхняя часть платья

 Когда потом ко дню ее похорон приехал из Варшавы сын ее, в сундуке не оказалось мешочка со всеми процентными бумагами, а в письменном столе — ста рублей, которые сын прислал матери к новому году, и нескольких десятков рублей, собранных покойной с жильцов пресненских домов. Не оказалось также дорогих, старинных дамских часов, подаренных покойной мужем ее, когда он был женихом, и больших, тоже ценных, мужских золотых часов. Затем впоследствии обнаружено, что дверь из кухни в столовую, которую городовой открыл при помощи топора, была заперта изнутри не самою покойною. Крючок вкладывался в петельку сам собой, если его поставить стоймя и потом слегка ударить по притолоке.

Поражало всех невозмутимое спокойствие дворника Ивана, с которым он относился ко всему совершившемуся. Когда хоронили Карепину, соседский дворник Козьма, вспомнив народное поверье, что преступник не выносит погребального богослужения по убитому им человеку, пошел в церковь на отпевание и всю службу следил за Иваном. Иван хотя и подошел к телу, но когда наклонился прощаться, то его словно отшатнуло назад, и он так и не простился.

 Затем соседние дворники заметили, что после похорон Иван начал чаще похаживать в трактир и в пивную, заказал себе высокие сапоги, купил своей бабе-приятельнице новый платок и вообще проявлял присутствие лишних денег

— То есть убийца — все-таки дворник Иван?

— Подождите, все не так просто. Вслед за кончиной Карепиной, на Грачевке, на Рождественском и Петровском бульварах, где преимущественно ютятся погибшие, но милые создания, появился новый субъект в только что купленном пальто на лисьем меху, в дорогой черной барашковой шапке, в новых длинных опойковых сапогах с мелкими опойковыми калошами, с большими золотыми часами и увесистой золотой цепочкой, и вообще выглядел франтом своего рода. На бульварах он не пропускал почти ни одной смазливой девицы, чтобы не зазвать ее в номера, и платил одним по 5 руб., некоторым даже по 10 руб., или покупал какие-нибудь вещи: брошку, колечко, ботинки, ботики и проч. Ближе, чем с другими, он сошелся с одной, из Остзейских крестьянок, Анной.

21 января 1893 года дворник дома во 2-м Знаменском переулке, где проживала родная сестра Федора Михайловича Достоевского, 68-летняя Варвара Михайловна Карепина, почуял запах гари и дыма, распространявшийся из квартиры пожилой женщины. Он вызвал городового, и они вошли в квартиру. В комнате, наполненной дымом, на полу в огне лежал труп домовладелицы.

Первоначально осмотр навел на мысль, что пожар произошел от разрыва лампы, стоящей на столе. Карепина одна занимала пять комнат, никого не принимала, пищу готовила сама в ограниченном количестве на несколько дней. В тот день она встала в 6 утра, зажгла лампу, которая упала, и воспламенившийся керосин брызнул ей в лицо. «Московский листок» оперативно отреагировал на ЧП заметкой «Жертва скупости».

Но впоследствии оказалось, что сестра писателя стала жертвой преступления, которое было поручено расследовать известному прокурорскому следователю   «по важнейшим делам» царской России Николаю Сахарову. Если бы дело происходило в наши дни, рассказ профессионала мог бы выглядеть примерно так.

Дело сестры Достоевского

— Раньше Карепина жила вдвоем со своим сыном, военным врачом, но он был переведен на службу в Варшаву, и она осталась в доме одна. Женщина не держала прислуги, думая, что у каждой московской кухарки непременно должен быть возлюбленный, и он может ее обокрасть. А у нее были некоторые ценные вещи — денег тысяч 12 в процентных бумагах. Деньги эти она держала при себе дома и часть их хранила в большом деревянном сундуке, а часть — в тумбочке большого письменного стола в кабинете. Но так как она владела домами, а в домах жили постояльцы, и по поводу их нужно иметь дело с полицией, то она имела у себя дворника.

Дворником с 6 ноября Карепина взяла 19-летнего парня, из крестьян Владимирского уезда, Ивана Александрова Архипова. Осенью перед этим он со своим отцом работал по штукатурной части в том доме, где жила Варвара Михайловна. А отец работал на Карепину уже лет двадцать, так что она хорошо знала его. Иван был малый на вид простоватый, но услужливый, вежливый, и старушка была довольна им.

 Образ домашней жизни Карепина вела замкнутый: все двери в комнатах держала постоянно на крючках изнутри и из посторонних решительно никого не принимала к себе. Парадную дверь она отпирала только в тех редких случаях, когда к ней являлся приходский причт с крестом или со святой водой. Единственными собеседницами ее были три комнатные собачки. Но и из них одна пала к данному времени.

 Перед самым Новым годом Карепина видела себя во сне молодою, обнаженной до пояса и страшно раздутой. Сон этот глубоко встревожил ее, и когда она в Новый год приехала к дочери и внучкам и рассказала свой сон, то добавила, что, должно быть, скоро ей умереть, и умереть не своей смертью.

— Так ведь и права была…

— Да. Нашли ее часу в восьмом утра. Карепина лежала на полу, против двери из зала в кабинет, с правой стороны стоявшего под итальянским окном письменного стола на тумбочках, до того обгорелая в верхней части туловища, что сделалась неузнаваема. На письменном столе в одном месте оказался резервуар от столовой лампы, а в другом стекло от него и разбитый флакон с керосином.

На столе же лежал красный шерстяной чулок с вложенными в него всеми пятью спицами. Чулок, очевидно, был ее последней предсмертной работой. Все бумаги и книги на письменном столе были в беспорядке. Правая тумбочка и средний ящик письменного стола были отперты, а дверка тумбочки, приходящаяся к верхней части туловища покойной, обгорела.

Сначала было предположение, что покойная, заправляя на письменном столе лампу, нечаянно опрокинула ее вместе с огнем на себя и таким образом произвела пожар. Предположение это основывалось на том, что дверь из комнаты перед кухней заперта была изнутри.

— Почему же вы решили, что она убита?

— Уверенность эта основывалась прежде всего на положении трупа. Так мог лежать человек, только осторожно положенный на пол, а не упасть сам в бессознательном состоянии. Затем, если бы покойная по неосторожности опрокинула на себя горевшую лампу, она, во всяком случае, опрокинула бы ее на юбку себе, а никак не на лиф, и тогда юбка бы и сгорела, а между тем она-то и не сгорела, а сгорел лиф и вообще верхняя часть платья

 Когда потом ко дню ее похорон приехал из Варшавы сын ее, в сундуке не оказалось мешочка со всеми процентными бумагами, а в письменном столе — ста рублей, которые сын прислал матери к новому году, и нескольких десятков рублей, собранных покойной с жильцов пресненских домов. Не оказалось также дорогих, старинных дамских часов, подаренных покойной мужем ее, когда он был женихом, и больших, тоже ценных, мужских золотых часов. Затем впоследствии обнаружено, что дверь из кухни в столовую, которую городовой открыл при помощи топора, была заперта изнутри не самою покойною. Крючок вкладывался в петельку сам собой, если его поставить стоймя и потом слегка ударить по притолоке.

Поражало всех невозмутимое спокойствие дворника Ивана, с которым он относился ко всему совершившемуся. Когда хоронили Карепину, соседский дворник Козьма, вспомнив народное поверье, что преступник не выносит погребального богослужения по убитому им человеку, пошел в церковь на отпевание и всю службу следил за Иваном. Иван хотя и подошел к телу, но когда наклонился прощаться, то его словно отшатнуло назад, и он так и не простился.

 Затем соседние дворники заметили, что после похорон Иван начал чаще похаживать в трактир и в пивную, заказал себе высокие сапоги, купил своей бабе-приятельнице новый платок и вообще проявлял присутствие лишних денег

— То есть убийца — все-таки дворник Иван?

— Подождите, все не так просто. Вслед за кончиной Карепиной, на Грачевке, на Рождественском и Петровском бульварах, где преимущественно ютятся погибшие, но милые создания, появился новый субъект в только что купленном пальто на лисьем меху, в дорогой черной барашковой шапке, в новых длинных опойковых сапогах с мелкими опойковыми калошами, с большими золотыми часами и увесистой золотой цепочкой, и вообще выглядел франтом своего рода. На бульварах он не пропускал почти ни одной смазливой девицы, чтобы не зазвать ее в номера, и платил одним по 5 руб., некоторым даже по 10 руб., или покупал какие-нибудь вещи: брошку, колечко, ботинки, ботики и проч. Ближе, чем с другими, он сошелся с одной, из Остзейских крестьянок, Анной.

— Как же дальше развивались события?

— 20 января, вечером часу в девятом, Юргин пришел в кухню к Архипову, и пришел в ударе (выпивши). Когда Архипов спросил у него, чего ты пришел, Юргин ответил, что все за тем же — покончить с барыней. Чтобы помешать ему, Архипов, под предлогом отдать жильцам какие-то 30 копеек, будто бы побежал в участок заявить о намерении Юргина, и уж вышел было на черную лестницу, но до того оторопел, что у него ноги не шли.

Тогда Архипов, по его словам, сообразил, что Карепина выйдет в кухню запирать за ним дверь, если он покричит ей из кухни, что он уходит, как это делалось всегда и прежде. Увидев чужого человека, она не войдет в кухню, а запрет поскорее дверь, которая ведет от нее в кухню, и Архипову таким образом удастся спасти Карепину. Он из кухни ей покричал: «Барыня, и ухожу!» Она положила на письменный стол чулок, с которым сидела, вышла в кухню, но не заметила Юргина.

В этот момент Юргин выскочил из-за перегородки, правой рукой зажал Карепиной рот и нос, а левой обхватил ее за талию и прижал к себе. Карепина до того испугалась, что даже не вскрикнула, а только взглянула на Архипова, и так жалостно, что он, по его словам, заплакал. Минут, должно быть, через десять, она стала тихо опускаться на пол и закрыла глаза. Когда она совсем легла на пол, Юргин взял полотенце Архипова, висевшее над его кроватью, и завязал им рот и нос Карепиной.

Ощупав потом сердце ее и убедившись, что оно уже не бьется, он вынул у покойной из кармана в платье ключи и кошелек, кошелек положил назад в карман, так как в нем было лишь сколько-то серебряной мелочи. Одним из ключей он отпер все ящики и обе тумбочки в письменном столе и из среднего ящика взял деньги в кредитных билетах и двое золотых карманных часов, мужские и дамские. Денег было что-то немного. Часы и деньги Юргин положил в грудной карман своего пиджака. В передней оказался запертый сундук. Юргин отпер сундук, обшарил его, вынул какие-то бумаги, свернул их и взял себе.

Кончив с сундуком, Юргин вынул стекло из горевшей лампы, полил керосином из лампы стол, потом покойную и, когда вылил весь керосин, лампу положил на бок, как будто она сама повалилась. Юргин велел Архипову часа в два ночи, когда в доме все улягутся спать, зажечь спичку на покойной или на письменном столе, а самому лечь спать.

Оставшись один, Архипов хотя лег в кухне на своей кровати, но спать не мог и думал было сначала зарезаться, но не нашел ножа. (При осмотре потом квартиры нож, однако, оказался в кухне же у Архипова.) Потом он порешил сгореть, соображая, что Юргину равно придется отвечать за них обоих — за него и за покойную.

Поэтому, когда подошли два часа ночи и в доме погасли огни, Архипов, впотьмах, пошел в кабинет и зажег спичкой керосин на той стороне письменного стола, что ближе была к верхней половине покойной. Когда керосин загорелся, он запер все двери в комнатах, ключи положил в свою варежку, вернулся в кухню к себе, запер ее изнутри на крючок, оделся во всю одежу свою и лег на кровать, приготовясь сгореть. Но огонь не доходил до него. Тогда видя, что огонь не берет его, Архипов встал, пошел к жилице и заявил ей о пожаре.

— А как себя вел на следствии Юргин?

— Юргин не отрицал своего участия в убийстве, но ставил себя в положение невольного зрителя этого преступления, а инициативу его, весь процесс совершения его приписывал Архипову. Но 16 января, за четыре дня до убийства, Юргин пришел к своему знакомому, мелкому чиновнику, и после легкого разговора о квартире его, о том, тепла ли она, круто перешел к разговору о том, не слыхал ли и не читал ли чиновник в газетах — нашлись ли концы истории с разрубленной женщиной, найденной на Пятницкой улице? Судя по тому оживлению, с которым Юргин вел этот разговор, было ясно, что история с женщиной сильно интересовала его в том отношении — осталась или не осталась обнаруженной виновность преступников.

А 24 января Юргин пришел к тому же чиновнику, зазвал его в трактир, угостил водкой и закуской, приглашал на Грачевку к «барышням» в ротондах, расхвастался своими обновками. «Да откуда все это у тебя?» — спросил чиновник. «Заработали-с! — с торжеством ответил Юргин. — То ли еще будет! Подойдет время, тысячами будем ворочать!»

Но ему не пришлось ворочать чужими тысячами, заработанными ценою крови. 31 января он уже был задержан, а в марте уже осужден Московским окружным судом к каторжным работам без срока. На те же работы, но на 20 лет, как несовершеннолетний, осужден и Архипов.

***

Сам Федор Достоевский так отзывался о своей старшей сестре: «Я ее люблю; она славная сестра и чудесный человек». Кстати, биографические факты юности Карепиной могли послужить источником для создания начала «Неточки Незвановой» и описания детства и истории замужества Вареньки Доброселовой в «Бедных людях».

***

Николай Сахаров родился и воспитывался в семье протоиерея в Успенском храме Козельска, жил в гуще церковных канонов. И уготован ему был путь священника. Но после окончания Калужской духовной семинарии он стал работать в канцелярии Козельского уездного суда, а 28 июня 1874 года он был назначен следователем по важнейшим делам. Награжден орденами Св. Анны 2-й степени и Св. Владимира 4-й степени.

По материалам Закон и порядок



II. Реалистическая

Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар в крови —
Господи, благослови!

А. Блок

***

— Один гад съест другую гадину, обоим туда и дорога!

ФМД