Импоссибл сопротивления в смысле куколда

                Двум Елизаветам
     Они подкупили его обещанием баб. Приятель блондина - горбатенький и скользкий, в серенькой дерматиновой кепочке с заграничным значком поверх, как кокарда, долго шепелявил, суля коньячок, девочек и незабываемый творческий вечер. Гайский мучительно вспоминал, где он мог видеть этого блондина. Может, в Евпатории отдыхали ? Или на семинаре Сулакшина, когда еще параличом разбило Евстахия Стахича ? Так и не вспомнив, беспощадный сатирик хмыкнул, придавая себе серьезности, он даже кратко пожалел, что не имеет явных отметин физической инвалидности : хорошо бы, подумалось ему, быть тоже горбатым или с протезом. Глаз стеклянный тоже неплохо, совсем неплохо, ранняя седина, заикание или заячья губа, обнажающая желтые зубы. К такому человеку прислушиваются сразу, конечно, куда проще наименовать себя Ермолаем Пионтковским и воевать на Нарвском направлении облизывающих чужие миски шакалов каспаровщины, находя национальные интересы засохшего Просвирнина ( вот кудой тычкнулся в поисках игр разума, б...дь ! ) в кальсонах - устал, если честно, с кальсонами, но они ж не растут, они деградируют дегенеративно, как хорек или найденный на сайте армяшки кучерявого Шендерович, пишущий и говорящий то же самое и теми же словами, что и Невзоров десять лет назад, - профессора Сатановского небольшой пригорок Синая, отчего и сразу бурлит в кишках, как известно по эволюции, плохо с дурно переваривающих лактозу и целлюлозу тоже. А овес нынче дорог. Хотя, ускоренно мыслил Аркан Гайский, ступая следом за пригласившими в гости блондином и горбатеньким, Ермолаю тоже не айс, нарисуется какой беспощадный коала - пересмешник и не останется Пионтковскому других путей, как обосраться. И в ботинки его стекает дерьмо. Кажется, последнюю фразу он произнес вслух, так как блондин стремительно обернулся :
     - Ты чего там, сука, нашептываешь ? Никак колдуешь ?!
     - Добей его, Федор ! - припадочно закружил вокруг них горбатенький, брызгаясь слюной.
     - Да я ж еще и не вдарил, - оправдывался блондин, приближаясь к сатирику, - как же я его добью ?
     - Кумполом ! - бесновался горбатенький, тут же и расставив Аркану все по аккуратным полочкам памяти. Помнится, еще в школе, прочитав рассуждения Шерлока о чердаках памяти, Гайский восхитился столь своеобразным видением головного мозга, мысленно разделил свой на отсеки и полки, стараясь не перемежать историю искусств с навыками наливать и пить, строго отмежевав бороденку Троцкого от неопрятной волосни сокурсника по наименованию Кононенко, что прославится позднее на иной стезе окучивания двуногих словесной шелухой никчемушных слов. - Кумполом ему в подвздох !
     Блондин пригнулся и, разбежавшись глазами, ударил макушкой в живот охнувшего от восторга Гайского. Вот оно ! И никаких баб не надо.
     - Але, гараж !
     Сатирик с трудом приоткрыл один глаз и увидел над собой жизнерадостного человека в танкистском шлеме. Он было подумал о прозе Войновича, уже готовясь ощутить себя жеребенком - несмышленышем, как перегар, рванувший из рандолевого рта танкиста, оглушил пониманием ситуации :
    - Я тебя помню, - смеялся танкист, поднимая Гайского на ноги, - твою фотку сразу после фельетона публиковали в заводской многотиражке.
    Аркан огляделся. Они стояли в шумно дышащей толпе рабочих во дворе завода Михельсона. Невысокая еврейка, подслеповатая, кутаясь в шаль, задумчиво щелкала курком никелированного  " Браунинга".
    - Товарищи ! - завопил танкист. - Я тут сатирика надыбал. Давай, - шептал он на ухо Гайскому, - врежь им конструктивно самокритикой.
    Гайский вдарил. Он хорошо запомнил свою же статью в  " Гудке", вот ей и жахнул, сурово и жестоко порицая горком за частичные недоработки в производстве человечьей колбасы.
    - Он, чего, - спрашивали танкиста рабочие, - жрать, что ли, хочет ?
    - Ты пожри, - советовала сатирику низенькая еврейка, пряча дамский пистолет за пазуху. - На - ко вот.
    Она протянула Гайскому конфетку в яркой обертке, развернув которую,  он обнаружил лишь одинокий зарубежный вкладыш. С Микки - Маусом.