Или любовь Глава 11

– Спускайся, я ловлю.
Ирина колебалась. Она боялась его прикосновений.

– Не бойся, я же поймаю.

«Как будто я боюсь, не поймаешь, поймаешь, в том и дело поймаешь, но я боюсь твоих прикосновений. Ох! Но как-то спускаться надо, не сидеть здесь вечность».

И она решилась, протянула руки к нему и скользнула в его крепкие руки.
А её руки, состроили ей подлянку, взяли и  сами  обхватили его за шею. Мало этого, они ещё ни в какую не хотели убираться с его шеи, с его плеч.

– Ирочка. – Произнёс он хрипло, как поймав её, моментально пронзило его словно электричеством, и это пошло гулять по всему телу, и  разрастался  огонь. Он обнял её и прижал к себе.

– Отпусти меня. –
Тихо произнесла Ирина, чувствуя, и её заряжает энергия и соединяет их вместе, но пока ещё разум над всем этим владеет. И она чувствует, что ей не вырваться из объятий, произнесла. –
Подожди, нас подслушивают и подглядывают. – Она кивнула в сторону дома.

– Кто? – Недоуменно произнёс Толя. – А-а-а, Игорь, Лёня? Ну и пусть слушают. Идём в дом. – Ирочка пойдём ко мне домой. Миша с бурьяном  сражается, с ним разговаривает. А мы поговорим наедине.

– В дом? – Ирина даже задохнулась от возмущения. Быть с ним наедине? – Ты что? Да никогда. Нам наедине быть в доме? Нам никак нельзя. –
«И что он возомнил о себе? Разбежалась» – Подумала она и продолжила вслух. – Да,  мы же его разрушим. От него ничего не останется. И щепки разлетятся и в пыль превратятся, и опусти меня на землю.

Толя опустил на землю и  смотрел на неё, не понимая, о чём она говорит, но в его мозгах всё же, что-то щёлкнуло, и он расхохотался, громким счастливым смехом. Он хохотал, запрокинув голову.

– Тише ты, с ума сошёл? –
Ирина протянула руку и зажимала ему ладонью рот. Но он обнял, поднял вновь, и прижал её к себе сильно, что ей  и не пошевелиться, и дышать стало трудно, его руки прошлись по спине. И она возмущённо прошептала.

– Можно ржать тише? Сейчас все мои дядьки прибегут и не только они, и прекрати меня сжимать, как прессом. Опусти меня на землю.

Толя опустив её, затих, утопив свое лицо в её волосах, сдерживая смех. Потёрся о её лицо своей щекой.

– Ох, Ирочка. И как я жил столько лет без тебя?

В сердце Ирины закипало то старое чувство обиды, и вырывалось наружу   и отчего и почему, но ей не удалось сдержаться. Её уже понесло, она начала ему выговаривать. И голос с каждой фразой становился сильней и уверенней.

– Не знаю, хорошо видать жил, раз никогда не поинтересовался мной. А сейчас не знаю, отчего ты гоготал так, что там в мозгах себе вообразил. Не знаю. Но, что ты думаешь, я всё забыла? Забыла, как я чувствовала себя униженной? Как было унизительно, когда ты припечатал меня к Самойлову? А мне пришлось оправдываться перед тобой за то, чего никогда не было, но ты не слушал. Ты думал я тебе в ноги упаду? Не дождёшься, и я так поняла ещё и тогда, что зря перед тобой оправдывалась, ты же не слышал и не хотел слышать, тебе же было всё равно, ведь попользовался же и для тебя хорошо, и передал другому. Отпусти меня.

–  Ирочка не так это, не так, я так страдал.

–  Ах, ты страдал? –
Сердце её едва не остановилось, как услышала слово «страдал», и не понимала, не осознавала, что произошло с ней. Ирина размахнулась и ударила его. – Ты? Страдал? Ты страдал, а я нет. Я радовалась. Так радовалась, что это не описать. – Пощёчины летели  по обеим его щекам, и Ирина с силой удара, продолжала резко с силой говорить.
– И ещё радовалась, что не успела тебе сказать, что любовь наша проявилась в детей, не знаю, как я выдержала. Я ведь летела к тебе, словно на крыльях, рассказать тебе об этом счастье. Но меня ожидало совсем другой приём тобою.   Ирина заплакала.

– Ирочка! – Он почувствовал её маленькой, хрупкой, трепетной, её нужно оберегать было, лелеять, а я сбежал.

– Не трогай меня, уйди от меня, или я пришибу тебя совсем.

– Не уйду Ирочка. Ведь можно всё исправить. Ирочка.

– О-о-о. Молодец принцесса. – Послышалось от дома тихое удивление Игоря, он подходил уже к спортивной площадке, как слышал, за собой топот малышей, он моментально обернулся, повернул их лицом к дому, и, взяв за руки детей, пошёл к калитке, приговаривая. – На детскую площадку поедем?
 
– А, что там, папа Игорь?  – Спросил Владик.

– Там? Да ничего особенного. –
Как можно расслабленнее и беспечно ответил Игорь мальчуганам, потянув их за руки, продолжил. – Мы собирались на площадку. Поедем? Вас там ждут?

–  Да, да. Нас ждут. Папа, ты с нами будешь кататься? Ты обещал на взрослых качелях покататься с нами. – Разом заговорили оба мальчугана, радостными голосами. И уже тише чуть с печалью спросили. – А что там, мама плачет? Отчего мама плачет?

– Конечно, буду. – Ответил Игорь, рассмеялся и подхватил их поперек туловища, прижал к себе по бокам, торопливо шёл к калитке. –  Мама не плачет, она смеётся, неудачно спрыгнула с перекладины и от неожиданности вскрикнула. Идёмте,  покатаем ваших барышень, а маму успокоит Маруся.

– А она уехала с дядей Лёней.

– Бабушка успокоит. Поехали, поехали. –
Увидел, как Тамара тревожно смотрела в сторону спортплощадки. – Томочка не волнуйся, всё будет хорошо, пусть объяснятся.
И уходя, он услышал голос Ирины.

– А, стоит ли теперь? Стоит чего-то исправлять? Какой смысл в этом? Что изменится? Вряд ли ты сожалеешь. Хоть поверни время вспять. Уйди!

Но дальше он уже не стал слушать, думая мысленно.
«Иришка и так обижается, что постоянно за ней слежу через ментал. Она справится с собой, путь и по щекам даже похлещет его, ему на пользу будет и ей надо выйти из того состояния, в которое вновь свалилась в первый же день, как приехали.
В то время, восемь лет назад, по груше боксёрской била. Представляя его физиономию, однажды и мне стало страшно от того, что увидел, на тонком уровне.

Но нет, девочка успокоилась, всё же любовь и забота родственников всех, вытащила её из того ада. А потом увёз её, пошли новые впечатления, развеялась, а далее и страдать ей, не было времени.
Новое место, новый университет, учёба, ожидание малышей, всё её так захлестнуло. Новой радостью. Рождение детей. И она счастлива была.
Я-то и то был счастлив и рад до запредельности, как будто мои дети были. Пусть внуки, но ощущения отцовства возникли во мне.
Хотя часто подмечал её печаль, когда смотрела на малышей. Однажды услышал от неё, целуя малышей, тихо произнесла.

– А мне и никто и не нужен больше, вы у меня есть. Вы моё счастье. А у вас я есть и дедушки, которые вас обожают. Дедушка Игорь, один только, что стоит. Бабушки, а тётушка, как вас обожает. Жаль редко видимся. Учёба. Но скоро закончится, и мы вернёмся домой.
В минуты её печали Игорь старался её развеять, развеселить, куда-нибудь водил, на какое-либо мероприятие, или в небо взлететь, что ей очень нравилось, а то с парашютом прыгнуть, или под воду опуститься. Много чего ей показывал, весь мир ей дарил. И детей любил, как своих, хоть часто оставлять приходилось на нянь.
А как своих?
Да не знает, как Иришку, наверное, как Мусеньку, как братьев, родителей. И остальных племянников. Нет, Иришкиных деток сильнее.
Может действительно от того что я их видел с самого рождения занимался ими почти постоянно, если работа позволяла.
Возвращался домой, знал, ползунки сейчас подползут к дверям. Всегда чувствовали его приход домой. И взрослели, ещё сильней привязывались, а, как назвали его папой, так и не знаю, что в сердце моём произошло.
Сам расплакался от радости, а чуть подросли, рассказал им, что есть у них папа, и скоро приедет, а я ваш дедушка.
Но маленькие ручки так обнимали его нежностью и пускали слюни, целуя его, и всё равно называли его папа, что он с удовольствием согласился быть папой, но часто напоминал им об отце. Сказки им сочинял, какой он герой.
Сказки и сочинять не приходилось, все были из жизни этого балбеса, только герои менялись. Кирилл был вместо Анатолия. А Толя, дурында, спасателем.
А они слушали, раскрыв ротики. Папа у них герой. Герой!
Вот, как этого героя им представить? Надо ещё подумать.

Этот герой прошёл все стадии самоубийства, до полного равнодушия. А как ещё назвать игру со смертью? Да ещё приходилось прекрасным людям рисковать своей жизнью, чтобы вытащить его. Взять хоть Михаила. А он и не думал и не гадал, что приедет сюда повстречается со своей судьбой, да так, что разум сорвало». –
Думал Игорь, сажая детей в машину.

А у Ирины, её несчастное сердце с грохотом колотится о рёбра, разгоняя горячую кровь, и заставляя её струиться, словно кипяток по венам и артериям, нервы натянулись, что чуть задень и зазвенят на весь мир.
Она стояла с занесённой рукой для удара, увидев его глаза полные любви и стойкости и в то же время, как бы покорности, и даже ни разу не увернулся от ударов, лишь на побледневшем лице отпечатывались её пальцы.

Миг и все осколки прошлого возникли осознанием всего происходящего.  Она в этот момент уже с ума сходила от собственных чувств, от своей такой реакции, оттого что сделала больно любимому человеку.

В её сердце вытворялись сумасшедшие пляски, с барабаном и бубном, и чего там только не было. И даже звук фанфар  раздавался, сигналил и предупреждал о чём-то.

– Я слышу, как грохочет твоё сердце Ирочка.
Тихо и спокойно произнёс Толя, всё ещё прижимая её к себе.

Ему стало спокойно с первой пощёчины, боль на щеках растворяла боль в сердце, в душе. Ушло то состояние горечи, с которым он проснулся утром, та не выносимая боль, которая была после разговора во сне с родителями.

Иринины пощёчины просто выгребали всю грязь из его души и заполняли светом. С каждым ударом, словно солнце загоралось в груди, восходило и заполняло его. Легко свободно и спокойно становилось.  Лишь думал о её сердечке.

Как оно, выдержит ли? Такой набат он ощущал. А помню, как нежно и трепетно стучало тогда, ох не стоит вспоминать, чтобы не испортить всё.
Затем медленно её отпустил, и взял руку, что оставалась ещё занесённой для удара, погладил её пальчики, произнёс.

– Больно? Ирочка? – Пальчик опух,  целуя ей подушечки пальцев. – Прости меня Ирочка. Прости любимая, восемь лет потерял я из-за своей дурости, тупой и глупой ревности, где её и быть не должно.
Давай попробуем вместе, не сначала, сначала уже не получится, начало было у нас, чистое и красивое. Ирочка, продолжим, и не дадим умереть нашей любви.

Ветер перемен подул, как только я подумал, о том, что надо всё-таки вернуться домой. Тогда я ещё не думал, что встретимся, но уже всё изменилось.
Ирочка ты сможешь мне поверить? Наша жизнь в наших руках, твоя, моя, наших детей.

Ирина дёрнулась, что-то ещё осталось в сердце не растворённым из прошлой обиды, но Толя её прижал к себе, прислонил её голову к своей груди, положив свою ладонь ей на затылок.
От него теперь исходило спокойствие, и нежность в голосе звучала наравне с печалью. И у неё в сердце происходил переворот.
Все завязанные на крепкие узлы обиды, раздражения и прочий негативный процесс от ссоры и от одиночества вылетали, и тут же попадали в свет, в яркую энергию любви, что  исходила от Толи, раскрывалась, возрождалась, и моментально в ней растворялось, и засветилось солнышко в её сердце тоже.

А  Толя продолжил.

– Пусть исчезнет вся темнота и чернота из наших сердец, с появлением тебя поток света в моём сердце становится всё шире и мощнее.
Я так люблю тебя, Ирочка.
И осознал, вначале было слово в произведении творении любви, я так люблю тебя и от него уже пошёл яркий свет.
Твоё сердце стучит в моём сердце, оно всегда стучало там, звенело твоей болью, только я не осознавал это в разлуке, злился на себя.
И вот здесь, дома осознал, я всегда любил тебя, и шёл по полю из граблей, бежал по ним, они вонзались в меня, а твоя любовь меня защищала, спасала.
И это понял тоже здесь, дома.
А нашим душам и слов-то вовсе не надо, без слов они всё понимали.
Любимая прости.
Вот только я не знаю, что детям сказать и как им представиться. Не раню ли я их сердечки появлением своим?
Любимая ты согласна? Давай шагнём  в мир счастья и любви.

– Я не знаю, Толя, пока не знаю, что ответить.
Ирина, плакала, шмыгала носом, словно маленький ребёнок.

– Не плачь Ирочка, не плачь. Послушай сердце, Ирочка. А я с тобой буду всегда, даже если ответишь, нет, буду рядом. Ирочка наша любовь не изменилась, она была и есть, она лишь пряталась от чудовищной несправедливости и разлуки. И вот теперь она снова раскрывается. Ирочка чувствуешь?

Она не ответила, боялась нарушить идиллию звука его голоса, который хотелось слушать и слушать. Лишь теснее прижалась к нему. А он и без слов понял, к чему лишние слова. И сколько они так стояли, не осознавали, они, словно во сне были, их здесь не существовало. Они были где-то высоко, высоко и очень далеко от этого места, где тела их стояли в обнимке.

Миша стоял в удивлении на меже, выглядывая из-за кустов, видел всю процедуру возвращения в них расцвета любви.
И посмотрев на них ещё чуть, чуть, пошёл домой, очень пить захотелось от такого жара, что шёл от них, он почувствовал его даже в себе. Он рад, жизнь вернулась в Толю, вернулась и вновь расцветает любовью.

– Эта миссия у меня закончилась, здесь уже не нужен телохранитель. –
Тихо прошептал Миша. – А дальше что? Как мне теперь быть? Как у меня сложится?

Вернулись Лёня с Марусей, и Маруся в удивлении ходила вокруг них, а они не обращали внимания. Ушла, затем пришла к ним через какое-то время, потрогала руку Ирины, что лежала на плече Толи, нащупав пульс,  и произнесла.

–  Бьётся, ага, теплые оба. – Потыкала пальцем в спину Толи. – Ага, мягкий, живые. Значит живые.
Оглянулась в сторону дома, произнесла ещё раз. – Мам, живые не волнуйся, но где-то витают. Может скоро приземлятся?
А что, правда, здорово пощёчины раздавались? Эх, не видела такой разборки. Эй!

Толкнула в спину Толи. – Эй, приземляйтесь. Пошлите хоть чаем подкрепитесь.

Подняв руки на уровне уха Ирины, громко захлопала в ладоши. Но было молчание. Маруся вытащила из кармана телефон, и произнесла.

– Так какую же мелодию им поставить? Что их может разбудить. А вот у меня есть стих Асадова. Счас, мам, счас разбудим. Нет, Асадов не подойдет, что же, что же? Спрашивала она себя, листая в смартфоне, как услышала в своих мыслях Игоря.

«Либерта» включи на полную громкость. Она любила эту песню. Это Ирину разбудит».

– О, точно, Ирка же её постоянно слушала, когда… Игорёшь, так она её в печали слушала. Поможет? И она медленная и печальная. Нет, надо что-то другое. А вот у меня есть, ко всему подходит, вот то, что надо.

И включила на полную громкость, поднесла поближе к ним, а оттуда неслось голосом Сергея Маевского: – «Есть на свете чудо Любовь и об этом мы оба знаем».

Некоторое время было полное спокойствие обоих, затем пошевелился Толя, рука, что была на затылке у Ирины, тихо и нежно потекла в низ, и Маруся услышала.

–  Ирочка любимая, за тобой хоть на край вселенной.

Очнулась и Ирина, подняв голову, посмотрела в глаза ему, и они слились в  поцелуе. Маруся, убавила громкость и произнесла.

– Мам, напрасные надежды, проснулись, но полетели в другую сторону. Но хоть какие-то телодвижения. –

И включила ритмичную музыку, сама стала танцевать вокруг них и петь, ладонью хлопала по спинам, Ирину, а затем и Толю, проходила кругами, и пела, вновь стучала по их спинам, и заливалась смехом.

– Дождик, дождик лей, лей не жалей. – На ходу придумывая слова. –
Разбуди скорей. Ну, очнитесь же скорей.

Наконец, они пошевелились, а Маруся захлопала в ладоши, Ирина спрятала лицо на груди Толи, а Маруся продолжила.

– Ну, ребята вы даёте, мы вас больше часа стараемся разбудить, а мы с Лёней приехали, вы уже стояли так. И, как мама сказала, давненько.

– А, что долго? Мне кажется, и минута не прошла.

– Конечно, минута, там время совсем другое, в полёте любви-то. Да? –

Маруся хохотала, показывая рукой вверх. Она была радостна, наконец-то эти двое нашли, что сказать друг другу, и развеять черноту над собой.

– Пошлите, подкрепимся, мы тоже кушать хотим. –
Схватила их за руки, потащила, подпрыгивая впереди них, словно ребёнок, тянула обоих за руки, и напевала, – Дождик, дождик лей. –
Увидев Михаила на меже, что возвращался из дома к трудотерапии, она произнесла.

– Миша, идите к нам, пойдемте с нами, вы ведь тоже кушать хотите.
Идёмте, хоть и не обед уже, но всё же, перекусим. Идёмте Миша, да порадуемся за этих вот идиотов.

Через какое-то время, сидели за столом наслаждались чаем с пирогом, появились Игорь и малыши. Они бежали от калитки наперегонки впереди Игоря.
Владиславчик первым прибежал к столу и остановился, замер, затем, как выдохнув с восторгом.

–  Папа!? – С удивлением и восторгом произнёс он.

К нему подбежал Максим, у которого вздрогнуло сердечко от слова папа.
Он обнял брата, они всегда стояли, обнявшись, когда были в волнении, когда, что-то решалось или касалось обоих или даже хоть одного из них, всегда были вместе и плечом к плечу прижимались, и обнимали друг друга за плечи, мысленно говорили друг другу. «Я с тобой брат»

– Где папа?
– Вот он, перед нами. – Указал рукой на Толю.

Толя растерялся и молчал, смотрел с печалью, не знал, что сказать, и что делать, а Владик строго спросил.

– Почему ты не сказал нам сразу, как приехал?

А у Толи не находились слова. «Что им сказать?»
И готов сам заплакать, как ребёнок, врать-то им нельзя. Правду сказать? А какую? Ту, что не поверил их маме и сбежал, предал? Сбежал как трус?

Он посмотрел в глаза обоим, у обоих строгий взгляд. Его же взгляд, строгий и с укором, когда в детстве обижался на деда за подзатыльник.

– Я…я хотел вам сказать…

И в это время подошёл Игорь, улыбаясь радостной улыбкой во всё лицо, привлёк к себе детей и ответил.

– Ваш папа хотел, чтобы вы его сами узнали. Хотел посмотреть узнают ли его сыночки, без которых там, вдали, чужой стране, так скучал.
Вы ведь его никогда не видели, и фотографий не было, я вам рассказывал, почему не было его фотографий. Помните?
Вы узнали его. Молодцы! И у него не было ваших фотографий. – И уже обратился к Толе. – Что стоишь столбом?

– Да, родные мои сыночки, простите, что не сказал, мне так захотелось мне посмотреть, узнаете ли меня. Сыночки мои.

– Папа, а ты узнал нас?

Толя присел на корточки, протянул руки и ответил.

– Узнал родные мои, узнал, я вас сразу узнал.

И сейчас же две его детские фотографии оказались в его объятиях. Радостно щебетали, целовали его, что у Толи все чувства слезами потекли из сердца. он вспомнил, что было в его сердце в первый день, как узнал о них.
И чтобы не показывать их никому он спрятал своё лицо в головках сыновей. Затем поднял их, прижал к себе, закружился с ними, радостно приговаривал.

– Мы вместе, мы всегда будем вместе, родные мои, сыночки любимые.

– Владик. А как ты узнал папу? – Спросил Игорь.

Владик улыбнулся застенчиво и ответил.

– Не скажу. – Нагнув голову, затем подняв глаза, хитро улыбнулся и добавил.
Мне дедушка Илья показал.

Он сказал, «Видишь вон рядом с мамой папа ваш»

– Они помнят дядю Илью? – Спросил Толя.

– А отчего же не помнят? Конечно, помнят, им пятый год шёл. У них память хорошая, по-моему, они помнят всё то, что до рождения было, что было там, в запредельном пространстве, для обычного мозга это запредельно. Но вот такие они у нас. –
С гордостью ответил Игорь.

Продолжение следует....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.