Пора

     "Весна каждый раз возвращалась,
      каждый год, с ласточками и цветами,
      ей не было никакого дела ни до войны,
      ни до смерти, ни до печали,
      ни до чьих-то надежд.
      Она возвращалась.
      Она и сейчас уже здесь.
      И этого достаточно"
 
      ~Эрих Мария Ремарк~ "Искра жизни"


~1~

Вера сидела на крыльце, облокотившись о поручень, вытянув натруженные за день ноги, обутые в резиновые сапоги. Русые волосы её выбились из-под косынки и прилипли ко вспотевшему лбу. Руки и плечи гудели после лопаты и граблей, но кто, когда спрашивал её о руках? «Надо!» – одно только слово и есть на свете – пока жива, вставай и трудись! Сейчас она поставит варить картошку в мундирах и пойдёт немного обмыться после работы.

Женщина встала, ещё раз, довольная собой, взглянула на дышащий паром огород, наклонилась, чтобы снять сапог и тут почувствовала, как потянуло внизу живота и заныла поясница. Она обхватила руками живот: «Что ты, доченька, рано тебе ещё!»



~2~

– Рано тебе ещё, – осадил командир Сашку. – Ишь, чего захотел? Без году неделя в подразделении, а уже в разведку его отпусти...
Сашка, белобрысый юнец, уже почти сговорился с мужиками, да их перешёптывание услышал командир.

«Рано, –  дулся он теперь, – как же, рано?! Как окопы копать – не рано… Я тут вырос, всю округу знаю. Свезло-то как... Вон, за лесополосой тополь стоит пирамидальный. От него три крыши влево отсчитать – их с мамкой дом (Он ушёл из ПТУ на контрактную службу сразу как только исполнилось 18 лет. На сварщика успеет ещё выучиться). Мамка сейчас, небось, картоху садит. Ей к Пасхе родить...» Тут парень посерьёзнел, вспомнив батю, погибшего зимой. И надумали ж они с матерью на старости лет дитё, да ещё в войну, сотворить... Боли; теперь голова за них! И смачно выругался куда-то в небо...


~3~

Смачно выругался куда-то в небо Артемьич и, переведя дух, отделился от бетонного столба и пошкандыбал вдоль по улице, поскрипывая костылями. Этой ночью он плохо спал, болела нога... Хотя, ноги-то этой шесть с половиной лет как уж не было. Однако же, что-то всё время болело в ней, не существующей, особенно в непогоду... А нынче дни как на подбор: хмурые, сырые, моросящие время от времени недодождём...
Старик так зло и размашисто переставлял костыли, что редкие прохожие даже оглядывались, переживая, как бы не упал. Он чувствовал, что они смотрят ему в спину и жалеют. А вот жалости к себе он не допускал! Сам себя обихаживал, сам ходил за продуктами, перекинув сумку с длинной ручкой через себя наискосок. Натерпелся стыдобы в больнице. Санитарки ж бабы... Теперь сам, всё сам!
Сам и виноват, что так вышло. Хотя, как посмотреть...
За месяц до войны Артемьич, проработавший на машзаводе всю жизнь, вышел на пенсию. Был он вдовцом, пил в меру, любил рыбалку. Мужики шутили в цеху, что вся рыба теперь будет его... Будь она неладна, эта рыба!
С началом войны в Донбассе перестали платить пенсии. Запасов у одинокого человека особо не было, похоронных как-то ещё не сподобился собрать. С пропитанием стало туговато, и тут Артемьич решился, хоть и не ко времени, сходить на рыбалку. Не себе, так коту рыбки надёргать. Вон, просит каждый день!
Собрался споро, шёл по росе, присвистывая мелодию из юности, вспоминая как танцевал с будущей женой на танцплощадке... Спешил, решил срезать угол, свернул с тропинки и только ступил между деревьев, как споткнулся о что-то и взрывом его откинуло назад. Он даже успел удивиться про себя, как четыре с половиной пуда могут легко летать. Что было после приземления, он не помнит. Очнулся в городской Травматологии без ноги, безногим инвалидом...


~4~

«Безногим инвалидом куда как тяжче», – подумала Надежда Петровна, провожая взглядом идущего по улице Артемьича, смахивая слезу.
Он чуть не столкнул бабушку с узкого тротуара, где она ползла черепашьим шагом вместе со своей «кравчучкой».

Получение пенсии заканчивалось для пожилой учительницы всегда одинаково: оплата коммунальных платежей, покупка лекарств на месяц вперёд и закупка крупы и мясокостного фарша для Шарика, пса неопознанной породы, подобранного однажды бабушкой на улице и имевшего щенком форму шара – неправильного, но необычайно очаровательного.

Собственно, для доставки его пропитания и нужна была эта самая сумка-тележка – «кравчучка». Вот ведь, судьба человеком играет: одни правители запоминаются народу великими военными и трудовыми победами, другие предательством и разрухой. А слава, дурная или добрая, многим не важно, лишь бы заскочить хоть на нижнюю ступеньку её уходящего вагона...

Небо вдруг распахнулось и сквозь низкие серо-синие тучи выглянуло солнце. Бабушка, улыбаясь, подставила ему лицо, и хоть до подъезда оставалось метров десять, свернула-таки на детскую площадку и села на скамеечку передохнуть. Когда ещё солнце выглянет в следующий раз? Весна нынче не спешила.



~5~

Весна нынче не спешила. Апрель уж переломил серёдку, а только-только начала пробиваться травка, да тюльпаны высунули из земли свои любопытные чубчики. Отец Владимир с любовью оглядел садик у храма, возделанный трудами заботливых прихожан. Храм его был сравнительно молодым, разменявшим прошлым летом третий десяток, а вот на беду, потекли трубы отопления в эту зиму, морозную и бесснежную. И ни где-то на видном месте, а в глубине земли. И пришлось снимать брусчатку, рыть канаву посреди зимы. Хорошо, что мужики из актива нашлись рукастые, но капремонт – дело денежное, а по нынешним военным да скудным временам, вообще, бесперспективное...

Вдалеке громыхнуло. Батюшка перекрестился и посмотрел на небо. Свинцовое, нависло оно над городом. И третью неделю не давало солнцу прогреть землю. И дождя толком не было ни разу. Попугает и снова дуется. Снова громыхнуло. В этот раз стало понятно, что это не гром, а залп. Священник перекрестил храм, развороченный капремонтом церковный двор и глубоко вздохнул.



~6~

Глубоко вздохнул Ромка, услышав стрельбу, не по-детски вздохнул. Он хоть и родился в то лето, как началась война, и вырос, считай под канонаду, но никак не хотелось, чтобы она продолжалась снова и снова. Пацан крепко сжал кулачок и погрозил на запад, за дома, туда, откуда гремела и рычала та самая война. Он представлял её железным одноглазым роботом. В одной руке она держала автомат, в другой, в его детских рисунках: то плюшевого мишку, то куклу, то мячик. Так ему представлялось его отнятое войной детство.

Тут внимание мальчика привлекли голубенькие конфетти, разбросанные между деревьев. Он подбежал поближе и ахнул. Это были крошечные цветочки, над которыми летали мошки. То, что пчёлы пьют нектар из цветов он уже знал из книжек, а тут – мошки... Мальчик задумался. Вот ведь как – все хотят жить! Ни травы, ни листочков ещё нет. И вдруг среди этой пыльной городской земли, среди окурков, пожухлой прошлогодней листвы и камней, распустились пролески. Рука потянулась было сорвать один цветочек, но передумала. Ромка встал на колено, наклонился к самой земле и втянул носом нежный, сладкий аромат цветка, рассматривая его.

А вечером он нарисовал их в альбоме. Когда мама увидела, то спросила: «Почему цветы белые. Карандаш голубой затерялся?»
– Они белые, мама! Открою тебе тайну – это небо в них отражается.


~7~

А небо действительно отражалось в пролесках. Оно с любовью оглядывало эту терпеливую землю, щедро политую потом Веры, кровью Артемьича, сдобренную Сашкиным матом и молитвой отца Владимира, согретую любовью бабушки Нади и дыханием Ромки. Оно, небо, словно испрашивало у этой многострадальной земли, пора ли уже приходить весне или ещё погодить, чтобы не уродовали её красоту снаряды, чтобы не глушили её соловьёв взрывы, чтобы не пачкала её цветов гарь войны.
Где-то далеко раздался детский плач – женщина разрешилась от бремени, и земля вздохнула: «Пора, и мне пора!»


17 апреля 2021. Донецк