Немножечко дум, о том где лежать после смерти

Мне грустно, Боже

Ты над морем бурным

зажег на небе радугу огнистую

Ты гасишь для меня в воде лазурной

звезду лучистую.

Ты золотишь весь мир вокруг.

Но всё же
Мне грустно, Боже.


Вчера над морем, Средиземным морем,

почти в ста милях от любого порта

я видел аистов летящих на просторе,

шеренгой

гордой.


И от того, что польский край в них ожил.

Мне грустно, Боже.

И от того, что погибают люди.

И от того, что нет родного дома.

И от того, что путь мой страшно труден, в раскатах грома.

И от того что мне не стать моложе.

Мне грустно, Боже.


Пройдет сто лет.
Сиять все так же будет,
та радуга, что ангелы подъемлют.

Я верю, новые, иные люди придут на землю.


Но от того, что век мой скверно прожит.

Мне грустно, Боже.


Перевод какого то польского поэта. Перевел Эдмунд Иодковский (кстати он по папе шляхта и переводы с польского, на котором он думал до 5-ти лет, ему не составили труда).

Зато мне трудно решить, где лежать, когда Боже решит, что мне пора.

На Подмосковном кладбище рядом с Эдмундом? Или на шикарном Немецком кладбище, рядом с мамой, она покоится в могиле с Асадовых и Емельяновых.
Почему этой ТОРжествующй весной я думаю об этом? Почему помню и вам рассказываю эти стихи?
Сегодня над моей головой в Москве я видела аистов, летящих на просторе шеренгой гордой.. Или гусей. Или уток. Или ласточек (они тоже перелетные птицы) я поняла, что малой пичужке 5 тысяч верст доступно. А мне и Эдмунду доступно -  четыре прекрасных ребенка. Внуков от меня.
А как насчет моей личной смерти? Без ужасов, надеюсь, Боже? Если любишь , так люби до конца...
Нет ответа. Нет ответа. Нет ответа.