Глава 13. Павел

Прядь седых волос на черной шевелюре была отличительной особенностью внешности Павла, этакой отметиной, выделяющей его среди многих, многих других. Как по береговому семафору ночью находят пристань запоздавшие корабли, так по его высокому росту и этой пряди можно было без труда найти его в толпе, на демонстрации или просто в городе, а рядом с ним нередко и его друзей. По этой родовой отметине получил он и кличку «Меченый». Еще в далекие перестроечные годы за ним долго и внимательно наблюдали товарищи из первого отдела университета, прежде чем предложили сотрудничать с органами. Он, талантливый физик, всесторонне развитый и общительный студент, был для них настоящей находкой, наверное, потому что им удалось разглядеть в нем и другую важную особенность — его глаза, глаза одинокого волка.
Он родился в семье без отца. Мать была литературоведом, настоящим синим чулком, у которой и был-то в жизни один-единственный романтический момент — знакомство со знаменитым грузинским поэтом Георием Гегелия во время его творческого посещения Москвы, отмеченного быстротечной любовью и впоследствии рождением Павла. В Грузии род Гегелия считается благородным, поскольку первый слог «Ге» означает связь с самим святым Георгием, небесным покровителем грузин. Поэт долгое время ничего не знал о сыне — его мимолетная любовница хранила в тайне и беременность, и рождение, боясь своей ничего не значащей в литературном мире персоной создать неприятности знаменитому поэту и любимому мужчине. После того как он развелся и переехал в Москву, она долгое время лелеяла мечту о встрече с ним, о том, что расскажет о сыне, и что, может быть, они смогут зажить одной счастливой семьей. Однажды ей предоставился шанс, когда после его очередного авторского вечера в Доме творческих работников, она, надеясь, что он сам ее узнает, осталась ждать у выхода из здания с букетиком цветов. Но он ее не узнал, да и как узнал бы, когда сам спешил и, подхватив со словами благодарности ее букетик, побежал к расфуфыренной дамочке, поджидавшей его возле шикарного автомобиля. Мать Павла очень тяжело перенесла это, поклялась никогда больше не искать с ним встреч и зареклась ничего не рассказывать об отце сыну. Она не понимала, что в тот момент завела в душе Павлика пружинку безнадежного одиночества и недоверия к людям.
С того момента одиночество крепко поселилось в душе мальчика и постоянно получало подпитку от самых разных жизненных обстоятельств. Его метина на голове, а она действительно была родовым пятном, которое повторялось у каждого мужчины рода Гегелия через поколение и было признаком и доказательством благородства ее носителя, для ребенка стала метиной прокаженного. Дети, видя ее, чурались Павлика, считая его странным и не похожим на других. А когда кто-то из них, осмелившись, решался с ним заговорить и начинал расспрашивать о родителях, он сначала по наивности отвечал: «А у меня нету папы», — а потом и вовсе молчал, избегая всяких разговоров. Одиночество становилось правилом его жизни и защитой от назойливого любопытства людей.
Спустя какое-то время у Павлика появился шанс познакомиться с отцом и даже, возможно, сблизиться с ним. Его тетка, сердобольная душа и настырная по характеру, ослушалась сестру, разыскала Георгия и выложила ему всю правду-матку о сестре и их общем сыне. Георгий, несмотря на то, что к этому времени был женат на дочери замминистра культуры и имел в этом браке дочь, проявил участие и был готов помогать, чем мог, чтобы его сын ни в чем не нуждался, тем более что мог он тогда немало, но гордая мать отвергла его участие, поссорилась с сестрой и взяла с нее слово никогда не говорить правды сыну. Тетка ослушалась ее и во второй раз, но уже когда ее горемычная сестра скоропостижно умерла, оставив Павла, второкурсника университета, самого добывать себе хлеб и самостоятельно устраиваться в жизни. Узнав об отце и о том, что он живет в Москве, притом всего через несколько остановок метро от их дома, Павел тотчас бросился на розыски. Но судьба приготовила ему новый удар и закрутила пружину отчужденности еще на один поворот. Когда он наконец отыскал дом отца, то узнал от его близких, что тот умер всего два месяца назад так же скоропостижно, как и мать.
С женщинами Павлу тоже не везло. Высокий, красивый, талантливый, с внешностью горца молодой парень никак не мог найти себе девушку по сердцу. И дело не в том, что девушки его чурались. Напротив, от них не было отбоя. Еще в школе его строгость, недоверчивость и недоступность, его оригинальная внешность заставляли вздыхать по нему многих девчонок. В университете об его талантах ходили слухи, и девушки валом валили на вечеринки, узнав лишь, что там будет Павел, будет петь, играть на гитаре, читать свои стихи. Он встречался с девушками, но толком никак не мог влюбиться, на очередную свою пассию всегда смотрел снисходительно и высокомерно, как бы заранее прощая ей все недостатки. Долго это продолжаться не могло — очередная «дура» или «простушка» через неделю-другую начинала его раздражать, он срывал на ней нервы, и они расставались.
Так было, пока в его жизни не появилась Манана. Это было уже через много лет после окончания вуза. К нему явилось само счастье, но вместо радости он неожиданно для себя вошел в новый, еще более тяжкий, круг одиночества. Манана была мегрелкой. Имя ее означало «Явленная небесами». Для него она стала всем: любимой женщиной, возвращением к неизвестной родине предков, кладезем знаний об искусстве и литературе, нежной мелодией его жизни.
Она была искусствоведом и художником, и притом неплохим, ей даже прочили место в Союзе художников. Но ее природная одаренность и непокладистый характер делали ее чрезмерно гордой и высокомерной. С Павлом она обходилась жестко. Манана легко подтрунивала над его пробелами в знаниях в сфере искусства и литературы, называя его незнайкой и простофилей, нарочно не замечала его талантов и способностей, которых у него тоже было немало. Она любила подчинять себе мужчин, и с Павлом ей это тоже удалось. Высокомерие, которое он до сих пор так обильно изливал на своих любовниц, полной сторицей он получил от своей возлюбленной. Он безропотно принимал все ее прихоти и постепенно превратился в жертву собственной любви.
Она приходила к нему редко и задерживалась ненадолго. Свое отсутствие она объясняла очень большой занятостью и необходимостью оказывать помощь одному известному художнику, ее бывшему наставнику и любовнику. Он неожиданно получил инсульт, работать кисточкой уже не мог и нуждался в человеческом участии и помощи в работе над картинами, которые начал писать еще до удара. Павел злился, что Манана слишком много времени проводит у этой знаменитости, ревновал, не верил в платонический характер их связи и без конца приставал к ней с расспросами о том, как она относится к нему самому, надеясь услышать хоть какой-то намек на любовь, но все было тщетно — каждый раз она уходила от ответа. Он пытался прекратить с ней отношения, но вскоре опять начинал испытывать тоску по «посланной небесами» и снова искал с ней встреч.
Так и мучался он постоянным ожиданием счастья и все глубже погружался в одиночество. В его доме наступил беспорядок, надежда на лучшее стала сякнуть. Поэтому все свои силы и энергию он бросал на кружок либералов под названием «Гражданская альтернатива». Но это уже была работа, работа тайного агента. Он был очень ценным агентом для Центра. Несчастный сексот — самый лучший сексот, потому что такой человек уже не ищет радости в обычной жизни, а ищет ее в усердном исполнении полученных из Центра заданий.
Но это было потом, а в начале, еще будучи студентом, после разговора с сотрудниками первого отдела, Павел очень скоро доказал Центру, что готов быть сексотом. Вовсю шла перестройка, Советский Союз трещал по швам, и КГБ, главный страж советского строя, терял свои внушительные позиции. Времена для спецслужб, для агентов внутреннего фронта, были особые. Надвигающаяся гласность, а за ней демократия, грозили раскрыть все преступления КГБ, развенчать и разрушить то, что создавалось десятилетиями. Славная партия КПСС, родившая и взлелеявшая советские тайные службы, стремительно распадалась. Хозяин больше не мог подкармливать и натравливать своего верного пса, и псу пришлось учиться жить без хозяина. Пес начал задумываться, не пришло ли время ему самому стать хозяином.
Новое непонятное, незнакомое общество пробивало себе дорогу, разрушая старую, уже ненадежную систему. Но зловещая гидра КГБ не хотела умирать вместе с Советским Союзом, поэтому стала приспосабливаться. Тайные службы распадающегося СССР занялись тем, что умели лучше всего, — контролировать все и вся. Их люди должны были проникать в новые общественные и политические структуры, а иногда и сами их создавать, успешно выдавая себя за пламенных сторонников нового общества. Для этого нужны были новые кадры, и вербовка шла полным ходом.
Главной задачей Павла в самом начале его сексотства было выяснять, создаются ли в студенческой среде какие-либо организации демократического толка, пытаться стать активистом таких движений, участвовать в их создании и в дальнейшем войти в руководство. Но для начала его приучили писать доносы, ибо агент, не пишущий доносов, ненадежный агент, у него нет досье, нет крючка, за который его «работодатели» могли бы его же дернуть, если понадобится. Тогда Павел и получил кличку «Меченый», которой каждый раз старательно подписывал свои листки-донесения.
Он делал это не из-за денег, их платили немного, и не из-за заманчивой перспективы ученого-физика, обещанной ему за верную службу. Ему нравилась эта работа. Его одиночество превратилось в одиночество разведчика — быть одному среди врагов с чувством высокого долга и преданности Великой Родине.
В группу Маши он попал уже с солидным послужным списком либерального деятеля и по праву стал одним из ее вожаков. Членам их группы нравились его отвага, ум, преданность идеям, они доверяли ему, и никто из них не мог даже заподозрить его в сотрудничестве с тайными службами. А когда кто-то выдвигал его на первые позиции в их организации или в какое-нибудь либеральное объединение, и он в очередной раз отказывался, каждый объяснял этот отказ интеллигентностью и скромностью их товарища. Он же делал так только потому, что не получил соответствующего указания из Центра.
В истории с прокурором Московской области никто из товарищей не придал особого значения тому, что первую «подачу» в том деле сделал именно Павел. Тогда он получил задание из Центра раскручивать компромат на прокурора, который явно кому-то мешал. Павел постепенно и аккуратно направлял действия группы в нужном направлении. Сначала сообщил товарищам о компромате, причем не на прокурора, а на его заместителя. Потом «выяснилось», что замешан и сам прокурор. Женька первым тогда вызвался раскручивать прокурора, поскольку обожал громкие и опасные дела, а Павел предложил ему время от времени помогать и успешно помогал, то и дело «находя» нужные сведения, которыми его снабжали из Центра.
Однако Женька слишком увлекся расследованием и через некоторое время стал догадываться, что у этого дела есть заказчик, дирижер. Тогда из Центра сообщили Павлу, что его товарищ роет не в том направлении. Возникла реальная опасность того, что Женька «разгадает» и его самого, а этого Центр уже допустить не мог. Гибель Женьки Павла не удивила. Он догадывался, что именно этим все и кончится. Женька незадолго до гибели сделался очень осторожным и всю свою информацию записывал на флешку. Об этом от Павла знали и в Центре. Однако после катастрофы среди личных вещей Женьки флешки не оказалось.
Придя на поминки, Павел, пока все были в гостиной, улучил возможность остаться одному в Женькином кабинете-галерее, чтобы покопаться в ящиках стола, осмотреть шкаф и разные углы. Флешки нигде не было. Не было ее и в галерее, где Павел обшарил каждую картину, надеясь, что предусмотрительный Женька мог приклеить ее скотчем на обратной стороне холста. Поиски результатов не дали. Оставалось предположение, что каким-то образом флешка попала к Маше или Виктору, но Маша была слишком принципиальна и, найди она флешку с Женькиными файлами, сразу бы дала этим материалам ход, ну а Виктор все упорно твердил, что ни про какую флешку не знает. И Павел ждал… ждал, когда наконец кто-то, кто в действительности скрывает флешку, выдаст себя, и тогда он сможет завершить задание Центра.