Полевая практика незабываемое время!

«- Слушай внимательно!...
Начинается отделка щенка под капитана!»
Александр Грин
«Алые паруса»

Преподавателем зоологии и дарвинизма на нашем биофаке был Станислав Владимирович Пучковский (среди студентов - шеф или пан Стан;слав), который своей неординарностью, язвительностью и глубокими знаниями предметов вызывал у студентов всех курсов неподдельный интерес. Красавцем он не был, и внешне походил на поджарую носатую птицу, которая, склонив голову набок, внимательно рассматривает объект, решая –съесть его или повременить. Мы побаивались его колких замечаний и реплик. Но девчонки-зоологи готовы были на всё, чтобы заслужить его одобрение, и с восхищением рассказывали после занятий по специализации, какой он умный, начитанный и несчастный в личной жизни (эти сплетни исходили от старшекурсников). А одна девчонка вообще заявила:
- Оставьте его в покое. Он мой.

Мне, привыкшей с отцом бродить по лесам, ездить за грибами и на рыбалку по выходным, во время учебы очень не хватало живого общения с природой. Полевая практика по зоологии беспозвоночных животных на первом курсе, где мы коллекционировали насекомых, не увлекла меня, а практика по ботанике прошла в городе, что тоже скучновато. И только по окончании второго курса, в мае 1974 года, нас вывезли на практику по зоологии позвоночных в деревню Мазурова, где мы и познакомились ближе с нашим зоологом.
Параллельная группа ликовала, что Пучковский вел практику не у них! Мы вставали за 2-3 часа до завтрака и наматывали километры в поисках животных и их следов. После завтрака торчали в лабораториях, заполняя дневники наблюдений и описывая утренние экскурсии. После обеда выполняли индивидуальные научные работы, отчет о которых входил в зачет по практике. Скучать было некогда, но и отдыхать – тоже.

На первой же экскурсии произошел курьезный случай. Со старицы Тобола взлетела какая-то птица, все уставились на нее в бинокли, а Пучковский спросил:
- Кто взлетел?
- Утка.
- А точнее?
- Кряква.
- А ещё точнее?
Неуверенный ответ:
- Уткин муж…
- Что-о-о!? Вы биологи или детский сад на прогулке? Как называется самец утки?
- Селезень! – отчеканил кто-то.
- То-то же!

Нам с подругой Галей предстояло изучить периодичность кормления птенцов парой скворцов, поселившихся в скворечнике на крыше домика, где мы жили. Наступил день индивидуальных научных работ, к которому мы серьезно подготовились: купили по банке абрикосового компота, взяли блокнот и ручку, с утра залезли на крышу и уселись загорать прямо под скворечником. Просидев час, не зафиксировали ни одного прилета птиц, хотя внутри их жилища была слышна возня и попискивание.
Мимо проходил Пучковский и, взглянув на нас, спросил:
- Наблюдаете?
- С раннего утра сидим, - ответили мы дружно, уплетая компот.
- Ну-ну! Прилетали?
- Нет, ни разу! – грустно замотали мы головами. – Что в отчете-то писать будем?!
- Так и напишите: сидели, мол, под скворечником целый день, но никто так и не прилетел. А птенцы, видимо, сдохли с голоду, - и пошел дальше.
Только тут до нас дошло, что птицы боятся нас и не подлетают к скворечнику. Одно слово – ботаники! Мы кубарем слетели с крыши и уселись в отдалении на лавочку.Тут же появились взрослые скворцы, и летали без устали весть день, наверстывая упущенное время.

Однажды Станислав Владимирович объявил, что утром уедет в город, но вернется ночным поездом (около 4 часов утра), и мы должны встречать его на железной дороге, т.к. пойдем на экскурсию. И, конечно же, все дружно проспали!
Подскочили за 20 минут до прихода поезда и нестройной толпой помчались к железной дороге. Утро оказалось прохладным и туманным, а пробежать предстояло почти 3 км. Запыхавшись, заползли на железнодорожную насыпь, поглядев в сторону давно ушедшего поезда. Шефа нигде не было видно. Покричали для порядка и поняли, что он не приехал, а над нами просто подшутил. Видимо, был уверен, что никто не придет в такую рань.
Большинство побрело в лагерь досыпать, а нам, трем девчонкам, захотелось воспользоваться возможностью (все равно уже проснулись!), и мы отправились по рельсам к речке Шестаковке слушать соловьев.
Мы стояли на мосту. Два соловья на разных берегах выводили  рулады, выдавали одно коленце за другим, соревнуясь и отдаваясь песне со всей страстью. Первые лучи солнца прорезали густой туман, и он засветился, стал прозрачным, и впервые я увидела, что туман – это не мелкие капельки воды, а пузырьки, невесомые и парящие. Пузырьки оседали на одежде, руках и лице, и они становились влажными. Мы умылись туманом, и это было настоящее волшебство, которое запомнилось на всю жизнь.
В лагерь вернулись только к завтраку. Народ ворчал на Пучковского за его шуточки, а я до сих пор помню тот удивительный рассвет. Шеф приехал вечером, сказав, что не успел справиться с делами за один день, а про экскурсию даже не вспомнил.

Но главным событием той практики был двухдневный поход с ночевкой. Шеф объявил, что дело это добровольное, и кто не может, пусть остается в лагере. Желающих участвовать оказалось достаточно много. Первым делом он велел поднять руки тех, кто привез с собой дырявые сапоги. Нашлось человек пять, среди них Галя, чему я была очень удивлена. Зачем брать на полевую практику заведомо дырявые сапоги?
Шеф повел их в лабораторию чинить обувку. Подруга вернулась вся в слезах и рассказала, что все они выстригли аккуратные дырочки на том месте, где сапог протекал, намазали края каким-то клеем и прижали заплатки. Потом отправились к луже проверять, текут или нет. Все сапоги протекали.
- Вы можете их смело выбросить, - заявил шеф. – Починке они не подлежат, и выбросить их теперь не жалко.
Пришлось занимать сапоги у ребят из параллельной группы, которые посмеивались над нами, т.к. оставались в лагере.

Вышли в поход после плотного завтрака, с рюкзаками и походным снаряжением, пересекли железную дорогу и двинулись через заливной луг к лесу на горизонте. Шли по компасу.
Станислав Владимирович определил нашей паре учет птиц на марше. Заранее отметив рулеткой 100 метров на земле, я измерила их шагами. Получилось 124. Шлёпая за шефом след в след, считала шаги. Галя шла за мной с блокнотом, записывая названия птиц, которых называл Пучковский, и отмечая их число на каждых 100 метрах, о которых сообщала я. В результате мы знали пройденный километраж, видовое разнообразие птиц и их число в пределах маршрута. Сложно было не сбиться со счёта, особенно когда шеф внезапно останавливался, и я врезалась ему в спину.

Компактной группой идти не получалось, т.к. передвигались по бездорожью – по болотам и затопленным паводком осиново-березовым лесам. В середине мая реки разлились, и вода от таяния снегов еще не впиталась в землю. Мы давно начерпали полные сапоги, но, не останавливаясь, шагали так до обеда. Народ растянулся вереницей, и далеко сзади брякало костровое ведро в чьих-то руках. На обед вскипятили чай и перекусили сухим пайком стоя среди кочек, т.к. присесть было негде.
Мы не представляли, куда забрели: компас был только у шефа. Но он уверенно шел вперед, а мы старались не отставать. Кроме мелких птичек, живности не попадалось. Один раз увидели болотную сову, мягко парившую над кочкарником, а вот лосиху повезло рассмотреть не всем. Пучковский резко остановился на опушке лесочка, предостерегающе поднял руку и приник к биноклю. Мне из-за его спины хорошо было видно крупное животное, которое кормилось возле большого ивового куста. Конечно, кто-то не удержался и крикнул:
- Ой! Смотрите, лось!
Отстающие кинулись вперед с треском и криками - где!? Лосиха подняла голову, секунду смотрела в нашу сторону, а потом в два скачка оказалась за кустом. Мы кинулись за ней, но она сумела домчаться до леса так, что куст все время прикрывал ее от нас. Сфотографировать лосиху никому не удалось.

К вечеру мы вышли на берег речки Шестаковки. В этом месте она была неширокой, но лодка-долбленка обнаружилась на противоположном берегу. Кому-то надо было рискнуть сплавать за ней. Среди трех представителей мужского пола отважных не нашлось. Вызвалась староста нашей группы Татьяна. Девчонки окружили ее плотным кольцом, она надела купальник и вошла в воду. Бр-р-р! Это был Поступок. Она перегнала лодку с веслом на нашу сторону и быстро переоделась в сухое.
В лодку входили три человека, ее с силой отталкивали от берега, и она плавно пересекала речку. Парней отправили на тот берег первыми, чтобы они принимали девчонок. Конечно, один из них плюхнулся в воду, выбираясь на берег. Но искупались и три студентки, которые вздумали помогать себе гребками, раскачали лодку, и вывернулись на самой середине речки. Спасли рюкзаки, удержавшие их на плаву. Переправа получилась шумной, но веселой.

Противоположный берег оказался твердым и песчаным. Сразу развели несколько костров, сушили одежду, сапоги, готовили еду и осматривали друг друга на предмет клещей. Несколько штук сняли с одежды, и Пучковский заспиртовал их в специальной баночке. Все подтрунивали друг над другом, скрывая неприятный осадок от этих находок. Наевшись каши с тушенкой и согревшись у огня, народ стал устраиваться на ночлег: натягивали полога из пленки, стелили лапник и походные «пенки», грели и сушили спальники.
Станислав Владимирович отправился на разведку, позвав с собой меня и девушку-зоолога. Мне опять пришлось считать шаги, а они делали записи о встреченных животных. Вокруг стояла настоящая тайга с высоченными разлапистыми елями и пихтами, сплошным покровом зеленых мхов и редким мелкотравьем. Мы пересекли этот великолепный лес и вышли к дороге на деревню Сеиты. Стало ясно, где мы находимся.

Ночь была беспокойная, прохладная и неуютная. Утром заморосил дождь. Просыпались долго и трудно, позавтракали, сложили рюкзаки и двинулись в путь только около 10 часов.
На дорогу вышли быстро. На обочине стояла старая деревянная пожарная вышка со смотровой площадкой на самом верху. Вид у нее был не очень надежный, но самые смелые полезли наверх по лестнице. Побывать там и посмотреть на мир с высоты захотелось и мне. Поднималась последней, когда народ уже налюбовался пейзажем и спускался вниз. До верха я добралась, но на смотровой площадке что-то случилось с моими ногами: они одеревенели, не сгибались в коленях и вообще отказывались двигаться. От высоты и страха закружилась голова. Вцепившись в перила, пыталась сообразить, что делать? Звать на помощь было совестно.
Ребята двинулись по дороге к деревне, Станислав Владимирович замыкал процессию, но вдруг оглянулся, и увидел меня. Он вернулся к вышке:
- Что случилось?
- Ноги не ходят почему-то, - крикнула я.
- Это пройдет. Не волнуйся и не торопись. Попробуй присесть, держась за перила. Хорошо. Теперь садись на площадку, а ноги спусти на ступеньку. Получается? Так. Вставай, разворачивайся и спускайся не спеша. Дыши глубоко. Отдыхай.
И так шаг за шагом, под его команды я тихонько спускалась. Вниз не смотрела, дрожь в ногах прошла, но уверенность не возвращалась. Он подал мне руку, когда спрыгивала на землю.
- Идти можешь, или ещё подождать?
- Пойдемте, а то ребята уже далеко вперед ушли. И что это случилось с ногами? Впервые такое…
- Это бывает.Долго передвигалась маршем, а потом поднялась сразу на большую высоту – включились в работу другие мышцы, вот и заклинило, - серьезно, без обычной иронии объяснил Пучковский.

У окраины деревни студенты остановились, и мы их догнали. Станислав Владимирович возглавил «отряд» и повел через деревню к озеру. Но разлив озерной воды оказался таким сильным, что она стояла в тростниках прямо за огородами. Шеф смело шагал вперед по тростниковым зарослям, а мы, не смея отстать, за ним. С каждым шагом становилось все глубже, вода затекла в сапоги, потом поднялась выше колен. Но Пучковский не останавливался, хотя сам был мокрым чуть не по пояс. Ребята начали роптать. Тут шеф обернулся и объявил, как ни в чем не бывало:
- Видимо, тут не пройти. Придется вернуться.
Выбравшись на сухую землю, все начали выливать воду из сапог, выжимать носки и переодеваться. Настроение испортилось, народ негодовал на Пучковского: зачем заставил снова вымокнуть? И тут шеф спросил:
- Ну, что? Идем дальше или возвращаемся в лагерь?
- В лагерь! Домой! Конечно, идем назад! Хватит! – завопили все.
- С одним условием, - заявил Станислав Владимирович, - чтобы всю дорогу песни пели! Согласны?
- На все согласны!
Обратно мы шли маршем по дороге, никуда не сворачивая, и действительно дружно пели походные и военные песни, под которые так хорошо шагалось. Пучковский слушал и усмехался, а иногда и подпевал. Начался дождь, ноги разъезжались на глине, но энтузиазм не угасал, пока внимательный шеф не увидел на дороге крупные и четкие следы медведя. Дождь размыть их не успел, значит, зверь прошел только что и, возможно, наблюдал за нами из леса. Стало неуютно, и желание быстрее добраться до «дома» придало нам сил. Дорога от деревни Сеиты до нашего лагеря оказалось 18 км. Но мы этого не знали, и отмахали всё расстояние до шести вечера, успев к ужину, хотя последние километры тащились на чистом упрямстве.

Переобуваясь в домиках, девчонки с грустью смотрели на свои ноги. Они так долго мокли в сапогах, что кожа побелела и разбухла. У Гали выпрели «шипицы» на обеих пятках, и в них зияли ямы. У другой девчонки голенища сапог натерли голые икры, оставив на них багровые круги. Она лежала на раскладушке, задрав ноги на всеобщее обозрение, и восклицала:
- Кому я, теперича, нужна такая?! Ноги спортил, пущай женится!
А мы покатывались от смеха, потому что у остальных ноги были нисколько не лучше.

Шеф отвел нам на отдых весь следующий день, и мы быстро восстановили силы: ели, спали, купались. Практика заканчивалась, она наглядно показала нам, благодаря Станиславу Владимировичу Пучковскому, что значит быть биологом-полевиком: в любую погоду и в любых условиях ты должен проводить свои наблюдения и быть готовым к любым неожиданностям. Такое по силам не каждому, было о чем задуматься.
Много лет прошло с тех пор, но на каждой встрече выпускников биофака 1977 года мы вспоминаем полевую практику в Мазурово и наш поход, заново переживаем эпизоды, врезавшиеся в память, и подшучиваем друг над другом.
Практика по зоологии длилась всего 2 недели, а впечатлений хватило на всю жизнь!

2021 г.