Тетради отца

 Отец был уже в солидном возрасте, ему перевалило за восемьдесят.  В стране произошло изменение идеологии, вернее, её вообще отменили, согласно новой конституции, и говорить можно было даже  о том, за что раньше могли привлечь к ответственности.

 Отец не рассказывал нам о своей жизни, да и мы, сыновья большого интереса к этому не проявляли.

  Как то на день Победы, мы всей семьёй, собрались у отца за праздничным столом. Разговор, естественно зашел о войне. Мы рассуждали, спорили.  Отец сидел  рядом и молча слушал. Когда споры прекратились, отец прокашлялся и заявил: 

 - Всё что, пишут в книгах, показывают по телевизору -  это правда, а я вот, написал свою правду - он достал из стола, две школьных тетради и передал мне.
 
 
Я стал читать корявый, неразборчивый подчерк отца.
 Отец положил свою руку поверх моих, тем самым прикрыв тетрадь, и произнёс:


 - Потом почитаешь. – Когда время придёт.


В житейской суете, всё как то, не было  времени разобрать тексты папиных тетрадей.  Только когда его не стало, а это случилось через десять лет, я вновь перечитал его записи. Или от того, что стал старше, или от того, что самому пришлось немало перенести трудностей, за эти годы, записи тронули меня, до самого сердца.


 Читая пожелтевшие страницы, мне представлялся родной голос отца. Он рассказывал мне о той жизни, что довелось ему прожить, я мысленно задавал ему вопросы и из этих тетрадей слышал его ответы.


Каждый человек, до глубокой старости, помнит яркие моменты своего детства. Вот и отец вспоминает;
 -" Несчастья, меня преследовали с самого рожденья.  Мама рассказывала, что когда меня возили  крестить в церковь, которая находилась в соседнем селе, мужики напились и потеряли меня по дороге домой.
  После крещения,  женщины положили меня к мужикам на телегу и пошли, а они задержались, и ехали следом за ними, когда переезжали реку, на подъеме, я  скатился в воду и чуть не утонул.
 Семья у нас была большая, семь сыновей и одна дочка. Папа был мастеровитым мужиком, шил одежду, шубы и шапки, но любил выпить, по этому , нам, детям, с ранних лет приходилось подрабатывать в разных местах. Я с десяти лет пас коров, свиней и прочую живность.  Самое запомнившееся из детства, это чувство голода. Когда стал постарше, сам добывал пищу.  Летом  с братьями  работали в колхозе за трудодни.  На трудодни, с собранного урожая выдавали зерно, которое можно было обменять на необходимый товар.
 В двадцать лет призвали в армию. Только тут в армии, я почувствовал себя гражданином Великого государства.  Служба в армии, в то время, была почетная привилегия, для простого человека.  Тут я впервые, за двадцать лет своей жизни, сытно ел, мягко спал, был обут, одет и думал, что так оно и будет всегда.  К концу службы, я имел звание командира взвода танковых войск, в совершенстве мог управлять любым танком и автомобилем. Под командованием легендарного Георгия Жукова принимал участие в событиях на Халхин-Голе.  Весной сорок первого, у меня заканчивался срок службы. Я уже собрал чемодан с подарками, и представлял, как меня встретят дома.  Купил сестрёнке туфли, красивый материал на платье, маме платок и братьям приготовил подарки.  Но в конце мая, наш танковый батальон погрузили на железнодорожные платформы  и без объяснения отправили на запад.  Эшелон двигался ночью, в дневное время мы стояли на безлюдных разъездах. Экипажи находились в своих танках и сами обеспечивали охрану техники. Только к середине июня мы миновали Семипалатинск, и когда остались считанные километры до «родных» мест, по эшелону прошёл слух, что началась война. Командиры, не объясняя происходящего, на очередной стоянке собрали все чемоданы с личными вещами и демонстративно сожгли.  Не знаю, был ли приказ сверху, прибегать к таким мерам, или это старание выслужиться, но злоба на командиров осталась на всю жизнь.  Нас всех загнали в один вагон, приставили охрану, и эшелон теперь двигался и днём и ночью.  По встречному пути непрерывно двигались переполненные  составы с раненными и с заводскими станками и оборудованием.  На больших станциях состав не останавливался, мы даже не знали что происходит. На последней стоянке, замполит забрался в наш вагон и провёл собрание. По его поведению было заметно, что он растерян, мы догадывались, что дела на фронте не важные.  Командир, стараясь скрыть своё смятенье, произносил бравурные речи и агитировал вступать в ряды коммунистов.  На станции Орша при разгрузке на нас налетела группа «Юнкерсов», они с жутким воем пикировали на нас, обстреливали и бомбили.  Не знаю как другие, но я успел спасти свой танк от бомбежки.  Связавшись по рации, уцелевшие танки собрались за городом, в небольшом лесу.  Не дождавшись своих командиров, мы примкнули к колонне танков, идущих к линии фронта, и последовали за ними.  Остановились перед небольшой речкой, мост был взорван, и дальше двигаться  возможности не было.  Тут перед речкой заняли оборону, замаскировали танки ветками, запаслись снарядами, и стали ждать.
 Командовал нашей группой, оставшейся от батальона, старший сержант Соблуко.   Рано утром над нами кружил немецкий самолёт- разведчик.  Некоторое время спустя, с противоположной стороны, к взорванному мосту, подошла  колонна танков, мотоциклистов и автомашин с солдатами. Они подъехали к мосту, постояли немного, и двинулись вдоль реки. Мы держали колонну на прицеле, но команды открывать огонь не последовало. Так на этом месте мы простояли около недели. Когда наша разведка выяснила, что мы находимся в глубоком тылу у немцев, решили пробиваться к своим.  В первой же встрече с врагом, отстреливаясь, израсходовали  весь свой боезапас. Ещё через день, закончилось горючее в танках. На наших, лёгких танках, стояли, отработавшие свой ресурс, двигатели с самолётов.  Для них нужен авиационный бензин, а раздобыть его негде.  Нам пришлось испортить на танках двигатели и столкнуть их  в болото.  Дальше пробирались пешком, оборванные,  голодные, безоружные мы брели по лесам, надеясь выйти из окружения. К нам присоединялись такие же отступающие, растерянные и голодные.
Когда нас собралось огромное количество, нашёлся смелый офицер, он взял на себя командование, заставил всех помыться, привести в порядок обмундирование, почистить сохранившееся оружие и организовал питание.
 Кашу сварили из уцелевшего зерна собранного в сгоревших вагонах.
  Ночью мы собирались преодолеть открытый участок и обойти, занятый немцами  город.  Ночь была тёмная, и мы смело, не проведя разведки, рванули всей массой в намеченном направлении. Немцы, как будто ждали, они окружили нас, на этом пустыре, включили прожекторы и до рассвета обстреливали из пулемётов, не давая поднять голову.
  Накануне, в лесу, я встретил своего командира батальона, теперь мы лежали рядом и я ждал, как он поступит в сложившейся ситуации.  Свою командирскую форму, он давно уже поменял на солдатскую, и что он командир, знал только я.  Он стал умолять меня, чтобы я его не выдавал.  Мне стало мерзко, находиться рядом  с этим человеком, и я отполз от него подальше. Всю ночь мы лежали и ждали своей участи, обидно было, так бесполезно погибнуть.
 Тут на пустыре, в суслиной норе, я спрятал свои документы, награды и знаки отличия.
  Утром нас пригнали на территорию разрушенной  городской тюрьмы города Орша.  Измученных и голодных пленных, умышленно унижали, наливали  жидкую кашу на землю и фотографировали, как «русские свиньи» едят."

 
Несколько раз, перечитав повествования отца, о пребывании в немецком плену, я решил не повторяться, потому, как об этом много сказано в произведениях замечательных писателей и кинематографистов.

Поражает в его судьбе, только то, что находясь в безысходных ситуациях, какая то, неведомая сила, спасала его от неминуемой гибели.


 "После неудавшегося побега, немцы в течении недели, вешали каждого десятого, выдёргивая из строя" - пишет он  - когда наш лагерь, находившийся на территории Франции, освободили американские солдаты, то нам предоставили возможность выбирать страну для дальнейшего проживания.  Я, не раздумывая попросился на родину в СССР, вины в предательстве я не признавал, и готов был понести наказание". 

 Это решение помогло отцу, продолжить службу в армии до окончания войны, и ещё год колесить по дорогам поверженной Германии.


 За время службы, отца неоднократно вызывали в органы государственной безопасности, допрашивали, или просили опознать по фотографии нацистских  преступников.  Несколько раз приходилось описывать события, происходившие во время нахождения в плену.


Вот интересный случай, который описывает отец:


 - Когда я, после окончания войны, работая в Германии водителем, по пути заехал к немецкому фермеру, у которого трудился, будучи военнопленным, он меня сразу узнал, упал передо мной  на колени и стал умолять, пощадить его. Плакал и просил прощенья, объясняя, что у него, дети, больная жена, пропадут без него.

 Я зла на него не имел, наоборот, хотел поблагодарить за то, что не дал отступающим фашистам  спалить нас, в его сарае.

 Он так обрадовался, накрыл на стол.  Мы выпили с ним за Победу,  захмелевши он признался, что  заплатил немецким солдатам, что бы они не поджигали сарай.


 -  Сарай с инвентарём, жалко было терять- признался германский фермер.

   Мне показалось,что в этой заключительной фразе отцовской исповеди, вся суть менталитета граждан западной Европы.