Записки счастливого человека. Ванька встанька

Кто такой Ванька-встанька! И как он изменил моё детство. Видимо, наступил период, когда время от времени в памяти всплывают такие события, которые были так давно, что даже странно, как мозг это запомнил! А с другой стороны, заходишь сегодня в магазин и напрочь забываешь, за чем пришёл и что нужно купить! Помню себя лет с пяти-шести. Матушка ведёт меня за руку, вокруг разбитые, сожжённые дома. Мне страшно! Жмусь к матери поближе. Кварталы без крыш и дверей мрачно смотрят пустыми глазницами окон. Вокруг кучи мусора валяются: искорёженные, уже ржавые кровати, какие-то горшки, битая посуда и другой бытовой мусор. Идём по дорожке мимо куч разбитого кирпича и бетона, мне всё это знакомо, вот здесь лежит вмёрзшая в лёд кукла, у неё оторвана одна нога и нет левой руки, а её гуттаперчевое личико обезображено глубокой трещиной, и один глаз, прищурившись, печально смотрит на меня, страшно! Я тороплюсь и спотыкаюсь, мама меня подхватывает, чтобы не упал, я успокаиваюсь, и мы идём дальше, сегодня банный день. А город этот бывший K;nigsberg в Восточной Пруссии. Мы жили в квартире какого-то немца, в комнате стоял большой шкаф типа Helga, висели картинки, была кровать, кафельные печи, на чердаке и в подвале ещё можно было найти старые вещи, фото и письма прежних хозяев и даже уголь и дрова. Всё это было чужое. Получалось, что мы выгнали прежних хозяев, но это, видимо, было оправдано тем, что дом моего деда и бабушки сгорел! И сгорел по их, немцев, вине! Забегая вперёд, скажу, что особого счастья это нам не принесло. Отец чувствовал, что это не совсем правильно, и сделал попытку это как-то исправить, мы лет через десять уехали на юг, к самому синему Чёрному морю. А там, в девяностые годы, когда началась война, пришлось тоже, как тому немцу, бросить всё и бежать. Судьба! Так вот, бытовые условия после войны были спартанские, правда, туалет, водопровод и холодная вода были, а раз в неделю работала городская баня. Баня была своеобразная, в качестве лавок использовались мраморные плиты с немецкого кладбища, которое было рядом. И вот матушка меня, пока я был малой, туда брала. Там всегда собралась небольшая очередь, одни люди выходили, другие заходили. Подходит наша очередь. Заходим в раздевалку и занимаем свободный шкафчик. Матушка достаёт мочалку и мыло, одно большое хозяйственное и маленькое туалетное земляничное. Проходим в обмывочную, я помню это большое помещение, всё в пару, и много людей, одни женщины. Мама берёт две свободные шайки, это такие жестяные тазики, она их ополаскивает и наполняет водой из больших кранов, и мы занимаем свободное место на мраморных лавках. Для меня тогда баня была мукой, там мыло лезло в глаза, и мама больно тёрла меня мочалкой из лыка. Помню, как-то раз, пока она отвлеклась на разговоры с какими-то тётками, я улизнул в помещение, которое называлось парная. Открыл дверь, и меня накрыло жаром, кто-то закричал: — Давай, малец, или туда, или назад, пар выходит! И я зашёл, там было жарко, и деревянные полки ступеньками подымались до самого потолка. Две здоровые тётки лупили друг друга вениками. — Эй, пацан, лезь наверх, не бойся. — А я не боюсь, говорю, и полез. А там чем выше, тем жарче, уже и дышать нечем. Одна тётка меня веником огрела, у меня дух захватило, и я вниз скатился, а они смеются. Выбежал я из парной, а матушка меня уже ищет. Схватила и давай меня намыливать и ополаскивать! Матушка у меня красивая. Тоненькая, кожа у неё белая, как молоко. Таких, как она, мало. Вокруг одни толстые тётки, похожие на бегемотов из моей детской книжки! Вдруг одна из них и говорит: — Люська! Смотри, у твоего пацана ВАНЬКА ВСТАНЬКА зашевелился!!!! Все вокруг стали смеяться. А я ничего не понял, и когда мы шли домой, я маму спросил: — А кто такой этот Ванька-встанька? Матушка легонько ударила меня по макушке, это говорит: — Мальчик, который всегда суёт свой нос куда не надо. И засмеялась. И всё! Я уже вырос, мне скоро в школу, а мама всё ещё считала меня маленьким, правда, по-моему, я для неё оставался таким всю оставшуюся жизнь! Но с этого времени обязанность водить меня в баню перешла к моему деду. О чём я никогда не пожалел! Но это уже другая история!