Приезжий

На этой дороге всегда машин много. Потому что тут – граница. И все, кто едет – по большим делам едут, не просто так.
Из тех, что с той стороны, проезжала тут особенно часто одна машина, черная, гладкая. Много кто в село у границы заглядывал: кто в кабаке после всех забот посидеть, кто в лавках что, руками сельчан сделанное, купить, очень оно ценится. То есть приезжих-то немало. Но если  говорили «Приезжий здесь!», то все понимали, о ком это.
Какой он был? Да даже не знаю, какой. Вертлявый, волосы серые, лицо – вот меня спроси – нечестное. Будто ухмылялся все время.
Как едет по дороге через село – каждый свое подумает. Мальчишки и те друг друга плечом подтолкнут. Они, бывало, какой придорожной грязью в богатые машины покидают – другие им только кулаком погрозят, а этот ведь не ленился, останавливался, догонял и уши драл. Но это-то ладно, все же безобразники. Хотя он даже глупенькому драл. Есть у нас тут мальчик глупенький, мало что говорит – гу-гу да гы-гы, и еще меньше понимает, ну как младенец навсегда.
Глава нашего села, как Приезжий от него выйдет, лекарство пьет. Какие-то проекты вертлявый в нашем селе воротить собирался. И с теми, что наверху сидят, договориться мог. Не хотел глава ничего у нас портить новшествами, да ведь его не спросили бы.
Мельник приходил в кабак, напивался и плакал, по седым усам текли слезы прямо в кружку. Что-то там он сослепу Приезжему подписал, а теперь выходило так, что он ему должен, а отдавать-то и нечем. «Заберет мою меленку, заберет!»
Пара наших хозяев тут же сидели и тоже чуть не плакали. Они-то по-настоящему вертлявому задолжали. А он не денег – земли их хотел.
Девчонок как ветром сдувало, когда он появлялся. Даже те разбитные, что в кабаке пиво подают, - раз! И попрятались. Говорят, только успевай по рукам его шлепать по бесстыдным да отворачиваться, чтобы не шептал в уши неподобающее.
Сколько ж ему лет было, пакостнику? Вроде молодой парень. А ведь Дануту-то завез – она еще почти ребенком была, в короткой юбчонке бегала, а он уж важный был.
 Хоть и говорили ей вслед «какая невеста выросла», да никто б еще подойти-то и не решился. А он… говорили – сама к нему в машину села, лестно вроде как стало, что взрослый да богатый. Не знаю уж, что он ей наобещал, а только Дануты надолго след простыл. На два года, а то и больше. А там по зиме всё село сбежалось: вернулась! Стоит у родительского дома, не входит, плачет. Ну, мы всем селом вознамерились уговаривать мать-вдову пустить бедную девку обратно, всякое с девицами бывает-то по молодости. Но она и сама пустила. Ни радости, ни горя не показала, молчала. Вроде из дома никакого шума не было, никто не бил, не кричал, не ругался. А потом в тот дом Бирн зачастил, он и раньше Данутой любовался, хоть и старше ее совсем немного – а тоже не подходил к такой молоденькой-то. Зачастил, а вскоре они к главе села пришли: так и так, мужем и женой хотим быть. Мать-вдова умерла перед самой свадьбой, болела давно, оказывается, завещала в ее доме жить, живут.
Так вот… Пропал однажды Приезжий-то. Пропал и нету. Приободрились все, как ожило село. В кабаке девчонки пиво подносят-смеются, знают, что наши парни не нагличают. Мельник пить стал поменьше, хозяин кабака смеется – убыток мне, убыток! Глава села и тот больше за лекарством к доктору не ходит. И даже думать никто не хочет, куда вертлявый подевался. Может, другое село для своих делишек присмотрел. Может, там не такие простаки, как мы, надают по шее, выгонят.
А потом заявились к нам серьезные люди. С оружием, мальчишкам диковинка, у нас-то тут только охотники с ружьем бывают. И говорят: вот такой-то не просто так пропал, где-то у вас его и убили. Машина стоит на дороге брошенная, стало быть – кто-то из ваших его похитил и плохое сделал.
Всех увозили «на разговор». Страшного ничего не сделали, не те времена, но кому же хорошо от таких поездок? Разве мы душегубцы? Но все мы им были подозрительные.
К Дануте домой пришли говорить. А она родила только. Бирн работал, а они и заявились к ней. Говорят – могла отомстить, раз была ему как жена, а потом убежала. Данута в слезы. Ладно, соседка-помогалка выбежала с кухни, давай трясти скалкой и кричать. Ах вы, кричит, такие-разэдакие, не мать вас рожала, кого вините, она ж ходить еще толком не может – а вы убийц тут навоображали, вот пропадет молоко у нее – ты что ли, в очках в своих, кормить-то будешь, смелые они, без мужа пришли, вот он бы вас… Серьезные-то тягаться с ней не стали и ушли. Все село потом ее хвалило на все лады, а мельник даже свататься, говорят, к ней пошел. Вроде как до сих пор она думает, идти за него или не идти.
Не знаю, как он у нас пропал. Мальчишки – и те ничего не видали. А уж вот вездесущий народ. Но одно скажу: хорошо, что больше не приезжает.
***
Гу-гу. Вот как он может. А теперь погромче: гууу! Это как ветер в ветвях хнычет. А вот так, громче: гуууу! Это гром.
 - Ну-ка стой, малец.
Рука на плечо легла, цепкая. Это тот человек, в которого они грязью кидали. А человек побежал их догонять. Догнал, за ухо дернул.
Он потом жаловался, на ухо показывал. Мальчишки с ним ходили, показывали на его красное ухо и говорили всем: «Даже глупенького обидел!» Люди жалели, сладостей давали. Всем мальчишкам хватило.
А сейчас мальчишек нет рядом, и взрослых нет тоже. Он один тут играл, у дороги.
Проезжий берет за плечи, встряхивает:
 - Знаешь, где Данута живет?
 - Гу, - говорит он. Дануту он знает, добрая, пирожками кормит его. А как-то сказала: «ты несчастный – и я была несчастная».
 - Веди.
Почесав нос пальцем с обкусанным ногтем, он уверенно берет взрослого за руку и ведет к его машине, обратно на дорогу. Машина же знает, как в село ехать.
 - Вот дурак, - морщится Приезжий. – Через лес веди, как сам пришел. Не надо мне, чтоб машину видели.
«Не дурак, не дурак», - трясет мальчик лохматой головой. «Гыгыгы», - вырывается наружу. Приезжий хватает его руку. Они идут по тропинке, которую мальчик хорошо знает. А приезжий сам дурак, раз не знает.
Один раз Приезжий спотыкается и чуть не падает. Мальчик вырывается и бежит, мужчина – за ним, но мальчик скрывается за деревьями. Он не останавливается. А иначе, может, увидел бы, как Приезжий сходит с полузаросшей, только знающим видной тропинки и уходит в другую сторону, к болоту, которое все местные – даже звери -  умеют обходить стороной. А кто чужой здесь – тот не обойдет.
Мальчик бежит и бежит. Он совсем запыхался, когда выбежал к селу. А там ватага мальчишек.
 - Глупенький, глупенький пришел! Глупенький, ты где был?
Он чешет макушку. Он не помнит, где он был. На всякий случай машет в сторону леса: там.
 - Грибы собирал! – смеется один мальчишка.
 - Собирал, да не собрал, - смеется другой. – Ладно, глупенький, не обижайся, вот тебе конфета, в магазин заграничные люди приезжали да нам всем подарили. Вы, говорят, детишки, наверное, вырастете и такие же красивые вещи делать будете? А мы что, мы сделаем.
 - Гу-гу, - благодарно говорит мальчик и долго любуется конфетой, держа ее в грязной руке.