Пушкин и кукла наследника Тутти

             Перед тем, как пойти учиться в первый класс, я в сопровождении бабушки каждый летний день ходила гулять в Тукаевский скверик, который был недалеко от нашего дома. Трехэтажный дом (бывшие «Музуровские номера), словно повторял округлую форму центральной площади города, которую в народе называли Кольцом.
             Сквер – или садик, как его все называли – был довольно молод: раскидистые мощные деревья там не росли. Зато было вдоволь цветущих кустарников. Особенно мне нравилась аллея шиповника, который запахом напоминал розы. Я тайком обрывала тёмно-розовые сердечки и приклеивала их к губам, чтобы хоть немного походить на маму, губы которой были всегда аккуратно и красиво накрашены и еще пахли чем-то головокружительным. То ли это был запах помады, то ли запах духов «Красная Москва».
             Мама всегда старалась меня одеть понаряднее – вот и в садик я выходила в шелковом трикотажном костюмчике – белой блузке в полоску и синем сарафанчике в клетку. Косы были любовно переплетены атласными лентами.
 
             Обычно в садике бегала всякая ребячья мелюзга, с которой мне ни играть, ни болтать было не интересно. Я просто бродила по дорожкам или прыгала через скакалку, или сочиняла какие-нибудь нечитанные и неслыханные мной сказки. 
             Бабушка приносила выгуливать в садик нашу черную кошку с белым галстучком, которая была настолько смышленой, что походила на дрессированную. Перед тем, как идти на прогулку, бабушка звала звучным меццо-сопрано: «Чита!». Кошка появлялась, откуда ни возьмись, и легко взлетала бабушке на плечо. Так мы и шли в садик – я за руку с бабушкой и Чита у бабушки на плече. Прохожие смотрели на нас, и, наверное, думали, что мы из цирка. Я этим очень гордилась. В садике кошку как ветром сдувало – она спрыгивала и исчезала в кустах – и только когда мы уходили домой, бабушка снова звала: «Чита!» - и та мгновенно возникала и вновь занимала свое привычное место на бабушкином плече. Так продолжалось всякий раз, пока внезапно Чита не пропала – просто не откликнулась на бабушкин зов. И сколько мы её ни искали, сколько ни кричали её имя, Чита так и не вернулась…

             Однажды в садике появилась сказочная парочка, как  будто они вышли из какой-то книжки с цветными картинками. Это были чинные мальчик и девочка в окружении своих мам.
             Мальчик походил на Пушкина в детстве – с блестящей курчавой шевелюрой и в костюмчике маленького лорда Фаунтлероя: черные бархатные бриджи и болеро, а главное, белая блуза с кружевным воротником и манжетами и непременным бантом на груди.
              Девочка ни в чем не уступала своему спутнику – она была точь-в-точь Кукла наследника Тутти, как я ее себе представляла – с золотыми локонами до пояса, в белом расклешенном платьице и с белым шелковым бантом на макушке. Оба сознавали своё очарование и избранность: мальчик слишком резво играл, встряхивая кудрями, а лицо девочки уже приобрело надменное выражение кукольной принцессы.
              Я внутренне ахнула, но не подала виду, что они меня ослепили своей живописностью. Искоса наблюдая за ними, знакомиться  я  не спешила. У меня было двойственное чувство: с одной стороны, я боялась, что общение разочарует меня. Но и, пожалуй, слишком уж обычной казалась я самой себе, чтобы не нарваться на пренебрежение. А они – то играли друг с другом, то каждый сам с собой – и, казалось, ни на кого не обращали внимания…
 
               В этот вечер еще один сюрприз ждал меня: мама после работы зашла за мной в садик  – и с ней очень приветливо раскланялась мать маленького лорда. Они поговорили немного, а потом мама повела нас домой с бабушкой и кошкой Читой на плече.
            - Мама, кто это? – спросила я. – Откуда ты их знаешь?
           - Этого мальчика зовут Веня, - улыбнулась мама. - Я училась в одном классе с братом его матери. А девочку зовут Нонна. Они тоже живут на Кольце – только в доме напротив нашего, на другой стороне улицы.

            Шло лето… Мы иногда встречались в Тукаевском садике, как самом ближнем к нашей площади. Иногда – по выходным – когда я выходила гулять с мамой и папой в дальний Ленинский сад, я встречала эту сладкую парочку и там… Они играли возле фонтана золотых амурчиков, бегая по дорожкам вокруг него и, время от времени,  наклоняясь над пахучей невзрачной резедой или разноцветными колокольчиками табака.
            Где-то ненавязчиво пело радио:  «В городском саду играет духовой оркестр… На скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест…» - выводил нежным тембром Георгий Виноградов. И, правда, свободных мест не было – все лавочки были заняты празднично одетыми родителями, сопровождавшими своих детей, играющих в мяч, крутящих скакалку, гоняющих на маленьких велосипедах.
           То, что я так и не познакомилась с Пушкиным и Куклой наследника Тутти, меня не огорчало. Я любила наблюдать за интересными для меня людьми со стороны, исподтишка.

                *

            Когда я перешла в четвертый класс, лето для меня было и прекрасным, и мучительным. Прекрасным, потому что я почти два месяца была на Черном море, в роскошном Сочи, утонувшем в пышной зелени и цветах.  Особенно потрясли меня бархатные черные розы, в чью подлинность было невозможно поверить. Я даже успела их осторожно потрогать, пока сотрудники Дендрария не видели. Но и мучительным было это лето – я была больна коклюшем. И душераздирающий  кашель, налетавший так же неожиданно, как морской ветер, томил меня почти два месяца.

           Из Сочи я вернулась домой в отремонтированную пахнущую свежей краской квартиру с песочно-золотистыми обоями и с новым лимонным абажуром. Мама мне сшила летнее штапельное красное платье в белый горошек с белым круглым воротничком, но без рукавов – руки были загорелые, загорелые  ноги и лоб, и выгорели русые волосы, которые мама заплетала в высокую косу и укладывала кренделем с бантиком. Кроме того, я научилась легко делать мостик из любого положения и старалась демонстрировать это при первой же возможности. А с девяти лет я уже умела плавать, чем очень гордилась, потому что считала это одним из главных взрослых достижений.

             Конец августа мне предстояло провести в Казани.  И как-то в теплый вечер я по старой памяти – уже одна – пошла погулять в Тукаевский садик. Там было так тихо, словно вот-вот наступит осень – и садик замер в этих предчувствиях. Листья шиповника переливались всеми красками раннего увядания. Я любила их собирать и ставить в большую бордовую вазу – и всю зиму они радовали меня своим цветным великолепием.
             В Тукаевском садике я наслаждалась тишиной и одиночеством – и вдруг кто-то окликнул меня:
             - Здравствуй, Галя! По-прежнему любишь здесь гулять?
             Я обернулась и увидела Пушкина, которого завидущие  мальчишки дразнили Веником.
             - Да, собственно, я только что приехала… - лениво ответила я, не расположенная к долгим разговорам.
            Но он улыбался и продолжал расспрашивать о том, о сём. Потом пошел провожать меня домой, а возле моего парадного предложил сходить на недавно появившийся в городе фильм «Новые приключения Кота в сапогах». Он говорил о фильме восторженно – я поняла, что уже видел его.
            - Хорошо, - сказала я. – Сходим.

             Вскоре этот поход в кино состоялся. Веня был весел в предвкушении любимого фильма. И когда зазвучала песенка Кота:

Коты бывают всех пород
Тра-та-та, Тра-та-та…
А я, друзья, волшебный кот
От носа до хвоста!..

 – и усатый кото-человек смешно зафыркал и застучал шпорами – Веня засмеялся и взял меня за руку. Я медленно, но решительно вытянула руку из его пальцев и спрятала в карман пальто.

           Когда мы возвращались из кино, обсуждали фильм, Веня напевал песенку кота в сапогах, изображал, как тот фыркал, и забавно прищелкивал каблуками, будто у него у самого были сапожки со шпорами. Был оживлен и так звонко хохотал, запрокидывая кудрявую голову, что на нас оглядывались.
             В ботинках и пальто Веня выглядел взрослее, и я впервые заметила, что лицом он похож на актера Дружникова из недавно виденного мною фильма «Сказание о земле Сибирской». Такие же горящие темные глаза, такие же непослушные черные кудри.

              По дороге к моему дому мы проходили мимо дома, где жил он. Оставалось только перейти дорогу – и я уже у себя в Музуровских номерах.
              И вдруг Веня начал приглашать меня к себе домой, мягко, но настойчиво. Он довольно долго уговаривал меня – после некоторой доли колебаний и раздумий моё любопытство победило, и я согласилась. Убедило его желание познакомить меня с матерью и бабушкой. 

            Дом был таинственным, строгим, будто не кирпичным, а выстроенным из серых гладких глыб. Трехэтажный, с подчёркнутыми вертикалями стен и такими же вертикальными высокими окнами с витражными фрамугами, казалось, он скрывает что-то в своей архитектуре. И действительно скрывал – четвертый этаж, спрятанный во дворе, по сути являлся пентхаусом, как сейчас сказали бы. 
            Дом был построен в конце XIX века в стиле модерн архитектором Трофимовым – об этом я узнала позже. А тогда для меня было главным – похож он на какой-то волшебный замок из фильма «Новые приключения Кота в сапогах» или нет? Да, был похож, так мне показалось.
 
             Впрочем, таинственный дом был мне знаком. Здесь жила сибирская кошка – к ней мы приходили за котятами. Сначала мы взяли котенка, точь-в-точь маленького тигренка – коричнево-полосатого, с подпалинами, очень пушистого и зеленоглазого.
Насколько он был хорош, настолько дик и злобен. Почему-то мы назвали его Серкой. Он абсолютно не давался в руки – ни потрепать себя, ни погладить. Даже если его кормили каким-то лакомством, он умудрялся расцарапать в кровь руку дающего.
            Через год, когда он повзрослел, то вымахал в роскошного, пушистого, мощного кота, который был так свободолюбив, что не могло быть и речи о том, чтобы держать его взаперти. В один из таких побегов в желанный свободный мир он не вернулся.
 
            Мы не могли смириться с пропажей, и опять стали мечтать о сибирском котенке. С нетерпением ждали нового приплода у нашей знакомой кошки. И вот, наконец, долгожданный котенок снова у нас дома.
           На сей раз это был Мика, хотя он был так же полосат, как и его брат, только дымчатого колора и с голубыми глазами. Поразительное сходство характеров было у этих сибиряков. Мика тоже был не ручной – и я опять ходила с расцарапанными руками.
           Судьба кота была абсолютно схожей, словно братья были близнецами. Так же рвался на волю – и так же пропал в один из несчастливых дней.
           После пропажи Мики мы решили больше не экспериментировать с приручением сибирских котов.
Да и вообще не заводили больше кошек в доме – жаль было их терять…

                *
            Родители  Вени были в разводе, мальчик расстался с еврейской фамилией отца и с гордостью стал носить старинную татарскую фамилию матери.
           Но жизнь шла, мама вновь вышла замуж, родила Вене младшего братика белокурого кареглазого Сашу, и новый отец усыновил и старшего брата. Так Веня  не без сопротивления  в третий раз поменял фамилию и снова стал обладателем еврейской фамилии, но уже другой.

                *
            Главным лицом в их доме оказалась бабушка.
Она только что беззвучно вошла с улицы в комнату в мягких ичигах, в сером габардиновом пальто, шелковой белой шали с кистями – и начала разоблачаться.
            Мама – круглолицая волжская татарка с приветливым лицом и гладко зачесанными волосами – заулыбалась навстречу мне, как старой знакомой. Сначала она угостила меня чаем с татарскими кулинарными лакомствами – чак-чаком, хальвушками, губадьей и треугольниками. Мой приход совпал с мусульманским праздником Курбан-байрам.
             Бабушка достала из шкафа небольшой зелёный коврик, и Веня попросил меня помолчать, потому что бабушка будет молиться.
             Она постелила вышитый коврик у стенки, села на него лицом на восток, на стене висела в красивой рамке непонятная  картинка: на фоне из черной фольги серебрились какие-то незнакомые письмена. Веня объяснил, что это арабские суры из Корана.
            Бабушка что-то зашептала тихо-тихо и монотонно. Пальцы перебирали янтарные бусы – как я потом узнала, это были чётки.
            Веня был серьезен и терпеливо ждал, когда закончится непонятный мне ритуал бабушкиной молитвы.
               
                *
             В один из последних дней августа мы пошли гулять в парк Черное озеро. Никакого Черного озера там давно не было, вместо него зимой заливали каток. А самой главной достопримечательностью парка была знаменитая арка, в которой всегда перешептывались влюбленные, стоя у противоположных стен и слыша каждое словечко.
            Было прохладно – я была в легком бордовом пальтеце, в коричневых туфельках и детских чулочках в резинку. Вязаная полосатая шапочка. А у Вени не было ни берета, ни кепки… у него была шапка блестящих кудрей. И это было лучше всего!
             Мы шли бесцельно по аллеям мимо лип, американских кленов и маленьких ёлочек. Деревянные строения, в которых переодевались перед разминкой фигуристы, были закрыты на замки. Одиноко висели заброшенные качели.
             Вдруг Веня оживился:
             - Давай, я тебя покатаю на качелях?..
             - Я и сама могу покататься, если захочу!
             - Но ты не сможешь так себя раскачать! А у меня получится.
             - Да я и не хочу так раскачиваться. Я боюсь!
             - Давай, давай! Я осторожно!
            Я рискнула, хотя что-то подсказывало мне, что стоит опасаться его порыва.
            Сначала это было забавно, потом стало захватывать дух, потом полет показался  слишком быстрым и высоким.  Я стала просить его качать потише… Но не тут-то было.
            Лицо его разгорелось румянцем, он улыбался и продолжал раскачивать меня всё сильнее и яростнее. Я начала сердиться. Можно было подумать, что он хочет, чтобы я упала и разбилась. Я крепко вцепилась руками в тросы качелей.
            И вдруг я заметила, что он смотрит на развевающиеся полы пальто, туда, где кончались чулочки, схваченные панталонами с резинкой. Я разозлилась не на шутку и рискованно спрыгнула с качелей, чудом не упав, а отбежав от них по инерции.
           Ни слова не говоря, я направилась домой. Он догнал меня и попытался что-то говорить – я не отвечала.

           Когда я, наконец, оказалась дома, первое, что  сказала изумленной бабушке, которая поняла по моему рассерженному лицу, что что-то произошло:
           - Бабушка, для Вениамина меня больше никогда нет дома!
               
           Через несколько дней накануне начала учебного года он пришел ко мне домой – но бабушка послушно сказала ему, что меня нет.
            - Я попрошу вас, Екатерина Ивановна, передать Гале вот это… - сказал Веня и протянул ей книжку.
            Когда он ушел, я вышла из спальни, взяла у бабушки книгу с танцующими туземцами на белой обложке и прочитала название «Остров Тамбукту». Раскрыла первую страницу и увидела надпись:
            «Дорогая Галя! Поздравляю тебя с началом учебного года. Желаю тебе всего-всего самого лучшего. Успехов, удачи, счастья! Веня».
             Книга оказалась очень увлекательной – на ее страницах шла мировая война, гибли корабли, герой попадал на необитаемый остров… вернее, остров с туземцами. Начинались необыкновенные приключения, риск на грани жизни и смерти… и, конечно же, появлялась любовь. Полуобнаженные туземки… Откровенные танцы…Ворожба… Появлялась та, которая нужна ему, и та, которой нужен он… потом пожары, взрывы… жизнь и смерть – всё рядом.

                *
              В 7-ом классе я перешла в другую школу – школу второго этапа, одиннадцатилетку, где я должна была получить дополнительную профессию.
              Подружившись с одноклассницей Зинкой Баранкиной, я стала нередко бывать у них дома – особенно в мае, когда у Зинки был день рождения, совпадающий с первомайскими праздниками.
             Зинка познакомила меня с забавным мальчиком Игорем, который жил в их подъезде – и поэтому часто был её гостем. Почему-то у нас с Игорем сразу сложились доверительные отношения – и я стала поверенной его сердечных тайн.
            Так я случайно – сама к тому не стремясь – узнала о его влюбленности в необыкновенную девушку Нонну. Его возраст 15 лет и редкое имя девушки навели меня на мысль, что я, возможно, знакома с ней. Что, если это та… та самая Кукла наследника Тутти… тогда всё понятно! Она и вправду была необыкновенная!
 
            И вот как-то раз мы с Игорем мирно беседовали во дворе о разных пустяках, и вдруг он с необычайным волнением воскликнул:
            - Смотри, смотри – вон она Нонна!
           Я оглянулась, поймав его взгляд, и увидела высокую полную девушку, с гордой осанкой, с надменным выражением лица и золотистыми волосами, заплетенными в тонкие косички. Это, конечно, была она – Кукла наследника Тутти! Ее невозможно было не узнать. Однако вместо пышной и длинной золотой гривы я увидела довольно скромные, похожие на дым кудряшки.
            «Твоих волос стеклянный дым и глаз осенняя усталость…» - вспомнила я Есенина.
            Глаза Нонны были по-прежнему серые, но взгляд твердый и уверенный. Какая уж тут усталость! А вот прежней роскоши волос уже не было… Я поняла, что родители так любили ее золотой водопад, что не решились остричь, чтобы дать возможность нежным детским волосам окрепнуть и стать густыми взрослыми. Я слышала о подобных случаях.
            Я огорченно вздохнула от такого  превращения. Но, к счастью для нее, Игорь не замечал ни ее полноты, ни жидких кудрей – она в его глазах была необыкновенная красавица! Да и в надменности её улыбки была всё та же раз и навсегда застывшая  победительность!

                *
              Прошел год – и в нашей школе появился новый набор девятиклассников с разделением на разные профессии – и строители, и сантехники, и обувщики, и портные, и воспитатели детских садов, и референты по делопроизводству. Среди них оказался и Веня.
              Ростом он остался небольшой, с усиками, но крупными, как у щенка, лапами. Настоящий подросток! Хмурый и смешной от своей неуклюжести.
         Мы прошли друг мимо друга в коридоре и почему-то не поздоровались.
             Так и повелось дальше – мы, не сговариваясь,  делали вид, будто вовсе не знакомы. Такие странные и нелепые случаи, пожалуй, бывали в жизни у каждого. И каждый раз, скорее всего, за этим стоит какая-то невыясненная ситуация, чья-то, а, может, и обоюдная обида из-за пустяка. А дальше ситуация раскачивается, как на качелях, когда остановиться уже невозможно. Порою это перерастает в неприязнь, которую, по моему мнению, может прервать только мужчина. Но Веня этого не сделал, хотя мы проучились в одной школе целых три года. Я была в школе, как говорится, известной личностью – заводилой на танцах, играла в школьном театре, мои стихи печатались в молодёжной газете. Так что Веня знал обо мне многое. А я знала только то, что в школе его прозвали Чарли Чаплиным.
 …………………………………………………………………               
            В октябре, как обычно, в Казанском авиационном институте  на рабфаке проходило собеседование – принимали документы будущих слушателей подготовительного отделения. Я не участвовала в собеседовании у вечерников, но должна была обработать  документы, зарегистрировать их в журналах.
             Внезапно открыв очередную трудовую книжку, я на фотографии увидела знакомое лицо, только… неопрятно обросшее, опухшее, с мешками под глазами. И всё же я его узнала. Да и фамилия прежняя. Ему было 35 лет – и это была его последняя попытка поступить в институт.
           «Вот будет забавно, если я буду у него
преподавать!» - подумала я.
            Стала листать его трудовую книжку – и моему изумлению не было предела. Ни одной чистой страницы не было в этой книжке. Каждые полтора месяца он увольнялся с работы – то по собственному желанию, то за прогулы, то за иные дисциплинарные нарушения.
            Стоит ли говорить, что он не появился ни на одном занятии в институте! И больше я его никогда не видела.
 
                *
             Наступила эра Интернета. Кое-кто так и не решился с ним поближе познакомиться. Кто-то успел освоить компьютер. Я полюбила его буквально с первой попытки поработать с ним. Да я теперь и не могла представить свою писательскую жизнь без этой крепкой дружбы.
 
             Как-то перебирая свои старые книги в книжной стенке, я натолкнулась на знакомую обложку – а вот и танцующие туземцы «Острова Тамбукту», а вот и надпись, сделанная старательно аккуратным школьным почерком – и без ошибок.
             Мне вспомнились волнующие страницы моего детства, Тукаевский садик, Пушкин и Кукла наследника Тутти… и я решила доверить свои воспоминания Интернету.

             Поначалу я искала Нонну по ее прежней фамилии и по фамилии влюбленного в нее Игоря, но ничего не получалось.
             И только когда я вбила год рождения, город Казань – неожиданно передо мной предстала страница социальных сетей «В контакте», где появилась пожилая женщина Нонна совсем с другой фамилией. Но в скобках была записана её девичья фамилия! Я узнала её лицо, легкую усмешку красавицы, которая чуть трогала её слегка увядшие губы…
            Нонна изросла, похудела и научилась укладывать свои некогда сказочные волосы. Теперь это была строгая женщина, в обнимку со старенькой мамой, с седовласым мужем, с белокурой дочерью и двумя внуками.
             Казань она уже покинула после того, как закончила КАИ, и жила в другом городе. Кажется, всё у неё в порядке. Но счастлива ли она? Впрочем, каждый человек счастье понимает по-своему.

             Осталось разыскать Веню.
             Долго ничего не отвечал мне Интернет – в социальных сетях его не было.
             Неожиданно мелькнуло его имя и фотография. С усами и с бородкой – он еще больше стал похож на актера Дружникова.

             Но когда я полностью разглядела фото и надпись, то поняла, что это памятник на кладбище. На кладбище Самосырово в Казани. 1991 год.
             Памятник был одинокий – возле него не были похоронены родные. Только фото, имя, даты. И маленький веночек – может быть, младший брат принес? Одинокий памятник. Вертикальный, асимметричный, острый. Похожий на гильотину.

 
                Москва, 2020