Тени в зеркалах. Пролог

Они стояли посреди торгового зала около продавца мороженого. Обычные вроде женщины, возраста 50+, одетые как все. Но что-то было в них такое, невольно цепляющее взгляды проходящих мимо людей. Трудно определяемое. Ольга иногда думала об этом так. Когда хотят заслать шпионов в чужое государство или, скажем, инопланетян на другую планету, то долго их готовят к этому: учат правильно говорить, правильно одеваться, правильно себя держать в незнакомом обществе и пространстве. Попадая в новое окружение, засланные старательно выполняют все инструкции, ведут себя иногда даже более правильно, чем местные жители. Но что-то в них порой вызывает неосознаваемое удивление и беспокойство «аборигенов». Вот, пожалуй, что с этими женщинами было не так. Какое-то неумение слиться с толпой, стать незаметными.

- Смирнова! Ну, решайся уже на что-нибудь. Возьми мятное.

- Мятное не хочу. Хочу фиалковое.

- Какое?! Сонька, слышишь? Она хочет фиалковое.

- Да, я один раз ела такое в Италии, - стала оправдываться Ольга.

- Оно было цвета лаванды с цветочным вкусом.

- Бери любое, побрызгай парфюмом, и будет тебе фиалковое, - посоветовала Ира.

- Спасибо тебе, добрая подруга.

Ольга действительно часто страдала от проблемы выбора. Её любимыми вкусами были манговый, банановый и фисташковый, а сегодня вдруг подумалось, ну что всё время одно и то же. И вот попробуй теперь - выбери. Решила выбирать по цвету.

- Пожалуйста, - обратилась она к юноше продавцу, - один жёлтый шарик ванильный, другой розовый клубничный и вот этот, голубой. Действительно, мятный.

- Наполнитель? - продолжил продавец.

Ну, это уж слишком - решила Ольга. Для таких случаев у неё было крайнее средство противостояния.

- На ваше усмотрение, - ответила она юноше.

- Ягоды?

- ОК

- Черника?

- Гут.

- Тоник?

- Ваш любимый.

- Белый шоколад.

- Отлично!

Ольга взяла наконец-то купленное мороженое и села за столик к подругам.

- Взяла-таки мятное. А ещё спорила! - злорадствовала Ира.

- Я же не знала, что оно голубое, - улыбнулась Ольга.

Они сидели ели мороженое, говорили обо всём, смешном и серьёзном, о политике и искусстве, о семьях и друзьях, иногда громко вскрикивая и взрываясь смехом, а то и переходя на шёпот, но, в целом, вполне беспардонно. Не как в людном общественном месте, а как у себя на кухне. Неожиданно посреди разговора Ира скорчила рожу с высунутым языком кому-то позади Ольги. Ольга обернулась и увидела двух девчушек лет тринадцати с обиженно-удивлёнными лицами. Губы их чётко, хоть и негромко, артикулировали слово «дура». Соня сразу же бросилась успокаивать девочек и извиняться, что, мол, не обращайте внимания, эта тётенька всегда себя так ведёт, к ним это не имеет отношения, просто она мизантроп.

- Знаете такое слово? Если нет - загляните в словарь, пригодится, - закончила Соня.

Потом, глядя на Иру, добавила: «Дурдом по тебе, Николаева, плачет».

- Никакой я не мизантроп, - тут же парировала подруга. - Они сами на меня уставились. И вообще, чего здесь торчать: поели - ушли.

- Ирка, они ведь могли быть твоими внучками, - задумчиво произнесла Ольга.

- Эти дылды? - удивилась Николаева.

- Представь себе! Моей бабушке, когда у неё появились внуки, было сорок пять лет.

- Точно! Бабушка Тоня ведь с десятого года, а брат твой родился в пятьдесят пятом.

И Ирина задумчиво с интересом снова взглянула на девочек, которые уже собрались уходить, а потом добавила, что не переносит детей в свободное от работы время. Вспомнили, что в стародавние времена, когда Ольга работала учителем, она  тоже не любила находиться в одном пространстве с детьми вне работы. Она всегда отсылала пристающую к ней Иркину дочку Женю в соседнюю комнату, чтобы не мешала общению между подругами.
 
- Это Соня у нас всегда любила детей, за всю нашу компанию, - заметила Ольга.

- Уже не люблю, - тут же прозвучал ответ.

Соня начала говорить, как замучили её сначала сёстры и брат (она была старшим ребёнком в семье), потом - племянники, а теперь - собственные дети (старший ещё и с женой). Она считала себя страдающей комплексом старшей сестры. Вечная забота о младших не позволила ей вовремя родить ребёнка, а потом уже и не получилось. Оба их с мужем сына были приёмными. Ольга же теперь очень любила детей и страстно мечтала о внуках, но единственный её сын всё учился и учился (уже в аспирантуре), и создание семьи в его шорт-листе жизненных достижений стояло точно не на первом месте. Она завидовала своим бабушкам, у одной из которых к её возрасту было уже двое внуков, а у другой - пятеро. Подруги отметили странный феномен: ни у одной из них не было внуков, а вот у их младших сестёр, у всех,  уже были. Ольга была бы рада и внучатым племянникам, но младших сестёр у неё не было, а единственный старший брат умер от болезни, не оставив детей по причине бесплодия его жены.
 
Эти посиделки с поеданием мороженого происходили после посещения аквапарка, где подруги, в основном, сидели под мощными струями воды, массируя свои убитые жизнью позвоночники. Дальше по плану следовало посещение выставки в Корпусе Бенуа, затем - по паре коктейлей в «Галерее» для Ольги и Сони (Ира к спиртному равнодушна, поэтому выпивкой всегда пренебрегает), а потом - на вокзал, провожать Ольгу. Сегодня был последний день её краткого посещения Питера, куда она частенько наведывалась из Москвы, чтобы встретиться с подругами. А впоследствии Ира и, чаще, Соня тоже навестят её в столице.

Так по плану всё и произошло. Поезд был новый, красивый, двухэтажный. Ольга предпочитала простенькие тарифы, чтобы зря не тратиться, но её муж, очень боявшийся куда-нибудь отпускать Ольгу одну (даже в соседний магазин), подозревавший неожиданные беды на её пути, всегда покупал ей лучшие места. Сонька с Иркой, глядя на поезд, визжали и орали от восторга. Конечно же, полезли внутрь вагона, всё рассматривая и заглядывая в чужие купе. Ольгино купе было женским, но когда они до него добрались, то увидели там молодого человека, сидящего на соседней полке. Очень доброжелательно, но настойчиво Ольга попросила у него объяснений. Оказалось, что он китаец. Это было очевидно по его внешности. По-русски он говорил очень хорошо, а вот две его родственницы, мать и сестра в соседнем купе, не говорили совсем. Здесь должна была быть его сестра, но из-за совершенного незнания языка она вдруг испугалась ехать в купе одна. И если соседка не против, то, может, он всё-таки останется здесь, а сестра - там.

- Конечно, против! - воскликнула Ирина. - Может, вы ночью наброситесь на неё и изнасилуете.

Неизвестно, на какой ответ она рассчитывала, но точно не на хохот, переходящий в истерику. Они стояли с постными минами и смотрели, как китаец пытается прекратить свой смех.

- Безобразие какое, - продолжила Ира. - Мы что такие старые и страшные, что нас уже и изнасиловать нельзя. Вы посмотрите на неё внимательно, молодой человек, - она указала на Ольгу, - очень интересная женщина, и выглядит значительно моложе своих лет.

После этих слов китаец уже не пытался справиться со смехом.

- Ладно, - сказала Ирка, - пойдём на улице постоим, а то у него прямо припадок какой-то.

Постояли на перроне, поохали, что кое-что уже совсем в прошлом, а может, и всё уже в прошлом, но это - не повод для страданий. Потом начали горячо прощаться, с объятиями и поцелуями, а когда поезд тронулся, махали друг другу в окно и изображали всякие милые жесты.

В купе китайский пассажир сказал, что если Ольга согласна, то он бы пока остался здесь, а когда начнут укладываться спать, поменяется с сестрой местами. Ольга согласилась, хотя ей было абсолютно безразлично, кто будет её попутчиком. Между тем, китаец оказался очень общительным, и они долго и с интересом беседовали о своих странах, о семьях, об экономических и политических связях двух стран, не боясь раскрыть государственные секреты, так как познания в этой области сводились у обоих к газетным декларациям. Потом Ольга стала готовиться ко сну, сосед ушёл в другое купе, а его место заняла совершенно молчаливая девушка. Ольга легла, закрыла глаза, и сразу же налетели мысли, знакомые и незнакомые переживания, разные впечатления. Она стала думать о том, как случается с человеком дружба. Как это происходит, что среди большого числа окружающих тебя людей вдруг возникают особые отношения, иногда неожиданные, как с Иркой, а иногда, наоборот, ты к ним усиленно стремишься, всем нутром чувствуя их обязательную необходимость, как с Соней. И ещё этот феномен детской или юношеской дружбы, когда вы знаете друг друга почти всю жизнь, порой дольше и больше любого другого родного или близкого человека. Друзья бывают с тобой в самых странных, трудных, тайных ситуациях, из которых потом помогают выпутываться, или же, наоборот, из-за них ты в эти ситуации и вляпываешься, а всё равно потом благодарен за пережитые приключения.

Ольгины подруги совсем особые, совсем не похожие на окружающих, она и сама, наверное, такая, труднопонимаемая. Стали всплывать различные воспоминания, картинки прошлого. И во всех этих воспоминаниях где-то сзади, на периферии, в виде теней рядом с подружками присутствовали их матери. Ольга подумала, что если будет долго  пристально всматриваться в зеркало, то тоже увидит тень, тень своей матери. Странные, удивительные женщины их матери. О них хочется думать, хочется их вспоминать, хочется свалить на них все неудачи, и это будет правда. Но и то, что три подруги до сих пор живы и довольно счастливы благодаря матерям, - тоже правда. Ольге захотелось подумать о каждой из этих женщин с особым вниманием, вспомнить всё, что сохранилось в памяти. Создать эдакие три повести-воспоминания. Неожиданно придумались и названия: «Красавица», «Ведьма» и «Председатель».