Сказка про крылья. Эпизод 12

____________________
Сказка про крылья. Эпизод 12.
Когда Анжела от него ушла, Дима практически не заметил этого события, ему было очень некогда. Они с партнером разрабатывали и разработали эффективную и универсальную программу, защищающую компьютеры как от вирусов, так и от программ-вымогателей, программ-шпионов и от непрошеного софта, лезущего через интернет. И программа оказалась настолько успешной, что большая корпорация предложила хорошие деньги за нее. Дима мог бы продать программу, однако более практичный партнер договорился с корпорацией на отчисления за патент на программу, и деньги стали не просто капать, они полились летним ливнем, так что Дима даже начал удивляться , что бывают такие деньги и на что их надо тратить.
Ему самому по-прежнему нужно было немного. Есть что есть, есть где спать, есть еда для Графа, - все остальное казалось ему неважным. Иногда он вспоминал маленькую хозяйку котенка и ее маму, но встреч больше с ними не искал, хотя порой позволял себе помечтать, как могла бы сложиться жизнь, если б он встретил Наташу первым… спохватывался, называл себя кретином и даже более крепкими словами, но забыть их не мог.


Анжела сломала ноготь. Вот только этого не хватало! Две ночи, проведенные с Геной “на охоте”, а также несколько последующих встреч в Анжелиной квартире  в обеденный перерыв дали ей понять, что новый избранник щедростью не отличается. Все, что касалось денег, для него существовало только в направлении денег к нему самому. Как Плюшкин, он страдал, если приходилось потратить на что-то, не связанное с ним самим. Но в расчете на будущие дивиденды, Анжела решила закрыть глаза на скупость избранника. Ничего, думала она, когда у него появятся действительно большие, по-настоящему большие деньги, он изменится. Да и в окружении Ростислава и Иммануила ему будет не по статусу экономить на ней. Она уже довольно плотно стала примерять на себя их общее, обеспеченное будущее, для чего старалась не отпугивать Гену просьбами о деньгах или услугах - только любовь, только страсть, только чувства.
Однако, сломанный ноготь требовал немедленного восстановления, поэтому она опять позвонила бывшему и заныла в трубку: “Ну Митюся, ну я в режиме экономии! Ну отвези меня на ногти!”
И бывший ожидаемо согласился, в чем Анжела ничуть и не сомневалась.

Анжела упорхнула к мастеру по ногтям, а Дима выпустил Графа из машины и собрался было направиться в сторону парка, когда его окликнул детский голос: “Дядя Дима! Здравствуй, дядя Дима!”
Дима оглянулся. К нему бежала радостная Даша. Граф приветливо завилял хвостом навстречу девочке, и Дима расплылся в улыбке при виде этой светленькой малышки, такой хорошенькой, такой непосредственной.
“Здравствуй, Даша, - весело произнес он и наклонился, чтобы пожать маленькую руку. - А где твоя мама?”
“Мама на скамейке, - махнула рукой девочка, - дядя Дима, знаешь, а я каталась на пони! На настоящем пони! Он так качался, когда шел, а я совсем не боялась! Мы ездили в гости в очень большой дом и там кормили рыбок в пруду. А еще там было много красивых цветов и много бабочек. А где ты был, дядя Дима? Ты работал?”
Дима с удовольствием смотрел на Дашу и слушал ее щебет.
“Да, - сказал он, - я работал”.
“Поэтому ты не приходил?”
“Да, - подтвердил Дима, - я был немного занят, но теперь я свободен”.
“Пойдем, - позвала Даша и потянула его за руку, - вон мама! Мама! Смотри, кто пришел!”
Но Наташа, казалось, не разделяла Дашиной радости. На ее лице явно появилось выражение испуга.
А Дима был поражен. Она сильно изменилась с того дня, когда он видел ее в последний раз, и теперь казалась изможденной, измученной, словно страдала от постоянной боли. Ее милое, нежное лицо осунулось, в уголках губ появились морщинки, и у Димы стиснуло сердце тревогой.
Лезть в чужие дела было не в его привычках, но тут он не сдержался: “Скажите, пожалуйста, с вами все в порядке? Вы не больны? Простите, конечно, - спохватился он, - это совсем не мое дело, но, может, вам нужна помощь?”
Он с таким искренним сочувствием всматривался в ее лицо, что Наташа, которая сдерживалась, как могла, от его слов, единственных добрых и полных заботы слов за последнее время, вдруг разразилась слезами, стыдясь этих слез и не в силах их удержать.
Дима присел рядом с ней на скамейку, достал из кармана пачку салфеток, стал промокать слезы, потом решился и осторожно обнял трясущиеся от рыданий плечи.
“Ничего, ничего, - говорил он, не зная причины ее отчаяния, но желая утешить, - ничего, все уладится, все будет хорошо, все обязательно будет очень хорошо…”
Испуганная Даша гладила маму по руке.
Постепенно Наташа перестала рыдать, отстранилась от Димы, пробормотала: “Простите, простите меня, я не знаю, что на меня нашло…”
Она вытерла глаза, осмотрелась по сторонам и встала со скамейки: “Мы пойдем домой, простите меня еще раз,” - взяла Дашу за руку и неверными шагами пошла в сторону подъезда. Диме показалось, что она вот-вот упадет, поэтому он шел в шаге от нее, готовый подхватить, если она споткнется.
Наташа с Дашей скрылись за дверью. Дима посмотрел на дверь и вспомнил про Графа. Пес следовал за ним, волоча поводок, и стоял теперь рядом с вопросительным видом.
Они отправились в сторону парка, а Дима шел и неотвязно думал про Наташу, что с ней случилось, почему она так изменилась, как ей помочь и захочет ли она, чтобы ей помогали. Он хотел помочь и не мог. Чувство бессилия было новым для него чувством.
За всем этим наблюдали чужие глаза.

Розалия Федоровна проживала на втором этаже, откуда ей открывался отличный вид на весь двор многоэтажки. Мало того, ей вдобавок было отлично слышно все, что происходило во дворе. Розалия Федоровна была в курсе всех событий, ее старые, бойкие глаза замечали, кто куда пошел, кто чем занимался, кто с кем встречался, кто что купил, кто что сказал, кто курит на балконе, кто “гуляет собак” на газонах. Нарушителей порядка она отлавливала и отчитывала, за что получила кличку Энцефалит, - как энцефалитный клещ, она вцеплялась в жертву, если жертва не успевала вовремя спастись бегством.
С особенным удовольствием Розалия-Энцефалит следила за всеми перипетиями семейной жизни соседей. Разумеется, тех, кто имел неосторожность вести эту жизнь вне пределов собственной квартиры хотя бы даже на краткое время.
От Энцефалита, как от камеры круглосуточного наблюдения, укрыться не могло почти ничто и никто.
Собранной информацией Розалия-Энцефалит охотно делилась с соседками, и они часами перемывали кости всем обитателям дома. Самогонщики, проститутки, наркоманские притоны, тайные и явные бордели были обнаружены во всех подъездах, и Энцефалит регулярно писала ябеды на разоблаченных преступников в опорный пункт полиции, там ее прекрасно знали, сильно не любили и мирились, как с неизбежным злом. Для ее заявлений уже отвели отдельную папку. Если ее пытались игнорировать, Розалия писала жалобу за жалобой в прокуратуру, Министру внутренних дел и Президенту, поэтому приходилось давать официальные ответы на все ее письма.
Кроме этого, Розалия-Энцефалит имела строгие моральные принципы, которые отстаивала со всем пылом нерастраченного энтузиазма. Сама она замуж так и не сходила, но понятия о браке имела совершенно ясные, определенные и единственно верные.

Сосед с пятого, Геннадий, ей нравился, - вот прекрасный пример современного молодого человека. Порядочный, прекрасно воспитанный, всегда поздоровается, поинтересуется ее здоровьем. Если и пошутит порой, то очень прилично, никаких двусмысленностей, и обязательно сделает тонкий, подходящий к теме комплимент насчет нового шарфика, надетого Розалией Федоровной, а на 8 марта обязательно подарит ей букет цветов, три тюльпана, такой милый, такой внимательный молодой человек…
Какое-то время Розалии Федоровне казалось, что у ее фаворита и семья образцовая - тихая, малозаметная, домашняя жена, постоянно с ребенком, иногда только в магазин, а так все домой, домой, ждать мужа с работы, порядочная домохозяйка, хранительница семейного очага, надежный тыл, - Розалии очень нравились такие отношения, настоящая семья - ячейка общества, все по традициям, как положено. Вот муж - добытчик, вот жена - да убоящаяся мужа своего. Именины сердца. Если бы самой Розалии встретился такой мужчина, уж она бы сумела сделать его счастливым. А пока что она наслаждалась их семейным счастьем, - со стороны, но как бы и участвуя каждый день в их жизни. Ей нравилось думать, что она - своего рода их ангел-хранитель, незримый защитник, таинственный помощник и вдохновитель.
Когда некоторое время тому назад Розалия заметила, что к супруге Геннадия подошел и поздоровался незнакомый мужчина, а она, вместо того, чтобы поставить негодяя и соблазнителя на место, завязала с ним разговор, пусть даже  и короткий, Розалия-Энцефалит почувствовала, что настала пора ей вступиться за семейные ценности. Помешало лишь то, что незнакомец после еще одной, очень краткой встречи, исчез надолго. Но вот сегодня терпение Розалии было вознаграждено: супруга Геннадия не просто разговаривала с этим коварным типом, но даже плакала у него на плече, а потом он провожал ее до подъезда. Такое распутство не могло остаться безнаказанным. Розалия-Энцефалит готовилась к бою за семью,

Следующим вечером, когда обманутый муж, усталый после целого рабочего дня, посвященного благоденствию семьи, вышел из машины, Розалия поджидала его возле подъезда. Милый молодой человек Геннадий приветливо произнес: “Добрый вечер, Розалия Федоровна, как ваше здоровье?”
“Спасибо, - похоронным голосом произнесла Розалия Федоровна - мне уже лучше. Но я должна… да, это мой долг. Семья превыше всего. Поэтому я просто обязана…”
Гена испытывал невероятное раздражение от этих виражей и экивоков старой каракатицы, - есть у тебя что сказать - скажи, что ты ходишь кругами да около… но он терпеливо слушал блеяние старой овцы, пока она распространялась о повсеместном падении нравов в наши дни, о святости обетов, о долге, о женской чести и о незыблемости семейных устоев.
Наконец Розалия приступила непосредственно к делу.
“Мой тяжкий долг, - с надрывом произнесла она, - состоит в том, чтобы донести до вас, Геннадий, суровую правду. Ваша жена встречается с посторонним мужчиной… - тут Энцефалит покривила душой ради пущего эффекта, ведь назвать два коротких разговора во дворе “встречами” не смогла бы даже ангажированная полиция нравов, но последнее свидание, когда неверная супруга плакала на плече “постороннего мужчины”, с некоторым натягом могло сойти за “встречается”. - Я видела их трижды, в последний раз буквально вчера. И они были в такой… эммм, недвусмысленной позиции…”
Глаза у милого молодого человека Геннадия вдруг превратились в сгустки тьмы с багровыми искрами.
“В какой недвусмысленной позиции они были? - немного сдавленным голосом спросил он Розалию. - Ну же, Розалия Федоровна, говорите “бе”, раз сказали “а”. Что такое они делали во дворе, что вы сочли нужным сообщить мне об этом?”
Тон его голоса заставил Розалию-Энцефалит поёжиться. Не такого она ожидала. В ее мечтах она представляла, что Геннадий поблагодарит ее за бдительность, улыбнется и пообещает наставить на путь истинный заблудшую жену, а потом он мило пожурит супругу, та раскается и все у них станет опять очень хорошо (и все благодаря ей, Розалии), но от глаз любезного Геннадия вдруг пахнуло таким страшным жаром, что Энцефалит, которую мало что могло испугать в этой жизни, покрылась потом.
Она даже на мгновение потеряла дар речи. Но после справилась.
“Ваша супруга… эммм… она плакала на плече у этого мужчины, пока он обнимал ее. А потом он еще провожал ее до подъезда. Вы, как законный супруг… у вас есть право знать об этом. Семья - это святое! Как она могла? У вас же дочь, какой пример для нее, какой пример с такой матерью!” - Розалия постепенно начала выбираться на привычную дорожку, но Геннадий внезапно прекратил разговор.
“До свидания,” - сказал он холодно и пошел к подъезду, оставив блюстительницу чужой нравственности в растерянности. В глубине души Энцефалит испытывала некоторую тревогу за жену Геннадия, вспоминая уставившиеся на нее жуткие, нечеловеческие глаза, но потом она утешилась мыслью, что нравственность превыше всего, а жене Геннадия будет хороший урок на будущее, чтобы не позволяла лишнего и блюла себя.

**
Олег привел домой Алешу Морозова и, вручая жене покупки, немедленно сказал: “Ася, знакомься, это Морозов, тот самый, который в одиночку победил целую банду, я тебе рассказывал”.
Ася, принимая пакет, восхитилась: “Это и есть ты? Мы про тебя наслышаны! Здравствуй!”
Алеша Морозов одновременно был польщен и смущен. Как полагалось мужчине и герою, он сказал грубовато: “Подумаешь, банда. Просто они меня в засаду поймали, так бы хрен я им дался. Дядя Олег мне обещал медали показать, Байкала которые. А как вас зовут, тетя?”
“Меня зовут тетя Ася, - ответила Ася, - а вот это Саша и Олечка”.
В прихожую выскочили мальчик и девочка, мальчик того же возраста, что и Морозов, а девчонка еще мелкая, окинули гостя взглядами, буркнули “Привет” и начали заглядывать в пакет.
“Мам, а когда сырники будут? - спросил с надеждой мальчик Саша. - Сегодня?”
“Завтра, сегодня на ужин жареная картошка с грибами и котлеты,” - ответила мама и уплыла на кухню.
Олег снял с Байкала ошейник с поводком, Байкал удовлетворенно отряхнулся и тоже отправился на кухню, а Олег повел Алешу в комнату, где в специальном углу был устроен своего рода мемориал: на стенах висели в рамочках грамоты, “парадный” выставочный ошейник Байкала с медалями на полгруди и множество фотографий Байкала и Олега вместе и еще больше Байкала одного.
От восхищения Алеша безмолвно замер, рассматривая медали. Очень довольный произведенным эффектом, Олег стал рассказывать про медали, про грамоты, про фотографии, подводил Алешу к каждому предмету коллекции, сопровождая это рассказами про подвиги своего знаменитого пса. Олег наслаждался восторгом нового слушателя, ведь своя семья, привыкшая к проживающей под одной с ними крышей знаменитости, такой благодарной аудиторией уже давно не являлась.
С кухни пришел весьма довольный ужином Байкал и улегся на свой матрас, вывалив язык. Алеша Морозов наконец воплотил в жизнь свою мечту, получив возможность погладить настоящую служебную овчарку с медалями и грамотами. Он все смелее и смелее чесал и гладил ублаготворенного, сытого пса, пока Ася, появившись в дверях, не позвала: “Ужинать давайте!”
У Алеши рот наполнился слюной, он помнил про жареную картошку с грибами и котлетами, но помнил и о том, что стыдно быть кормленным из милости.
Морозов спохватился и засобирался домой.
“Дядя Олег, мне пора. У меня мамка там и батя. Ждут”.
Олег, похлопав его по плечу, сказал: “Алеша, еще двадцать минут. Мы ж не обидим хозяйку? Она старалась, готовила. Могут твои родители подождать еще двадцать минут?”
И Алеша согласился.
Котлеты были такие сочные, такие вкусные, что он даже забыл про “стыдно быть кормленным из милости”, тем более он этой милости совсем не чувствовал, угощали его от души, а уж картошка, поджаристая, золотистая, в сметанном грибном соусе да еще салат из свежих помидоров с луком, ничего вкуснее еще есть не приходилось.
А потом Саша спросил: “Ты в ФИФА геймишься? А то она ничего не понимает,” -  махнул он рукой на сестру, и позвал с собой играть в Плейстейшен, пока за окнами совсем не стемнело.
Олег, заглянув к мальчишкам, сказал: “Мы с Байкалом на прогулку, проводим тебя домой, Алеша, а доиграть, если хочешь, можете завтра”.
“Приходи завтра, - сказал Саша, - мы с тобой баттл устроим!”
Радостный Морозов вышел с Олегом на улицу, и они пошли в сторону Алешиного дома.
Компания подростков все еще сидела на детской площадке и проводила Олега, Морозова и Байкала внимательными взглядами.
“Дядя Олег, а можно мне с вами утром с Байкалом погулять?” - спросил с надеждой Алеша.
“Мы рано гуляем, в семь часов, - предупредил Олег, - если проснешься, конечно, пойдем гулять. Спокойной тебе ночи, Алеша Морозов”.
“Спокойной ночи, дядя Олег, пока, Байкал!” - Алеша уже по-свойски погладил собаку и пошел домой.

***
Алеша открыл дверь своим ключом и попал как раз в центр привычного ежевечернего скандала. Батя орал, мамка отвечала, оба пьяные.
Мамка работала - убирала в школе, батя получал пенсию по инвалидности. Пили оба.
Соседи, жалея мальчишку, пытались отдавать одежду, игрушки, продукты, но батя отвергал пожертвования, кричал, что стыдно быть кормленными из милости,  мы и сами с усами, однако ничего не делал, чтобы поддержать семью. Мамкиной зарплаты и батиной пенсии хватало на ежедневную водку и немного еды.
Соседи относили непригодившуюся одежду на помойку, откуда мамка, дождавшись темноты, приносила домой полные пакеты, одежда женская, мужская, детская, хоть и не по размеру порой. С этого они одевались. Игрушки, книжки тоже попадались время от времени, соседи разгадали нехитрые хитрости и теперь старались выносить пакеты поближе к сумеркам, чтобы не успели забрать бомжи. И продукты тоже осторожно выставляли, щадя самолюбие.

“Где тебя черти носили до темноты? - заорал батя. - Где  был?”
“Гулял,” - отвечал Морозов, привычно проскальзывая мимо отца в свою комнатку.
Отец, пьяный, растерзанный, встал на пороге, покачиваясь.
“Уроки сделал?” - спросил он грозно.
“Каникулы, батя, - отвечал Алеша, - уроков не задавали”.
“Тогда читай, раз не задавали, что из тебя только вырастет!” - опять заорал он на сына. Алеша взял с полочки книгу и раскрыл ее, чтобы успокоить отца. На пороге возникла мать.
“Оставь ребенка в покое, что ты к нему прицепился, придурок! - закричала мамка. - Алешенька, сыночек, пойдем кушать, я ужин сварила”.
“Я не голодный, мам, - ответил Морозов, - я уже поел”.
“Ты слышала, дура? Даже ребенок не хочет есть твои помои. Наготовила, как для свиней!” - захохотал отец.
“Так пойди и купи продуктов, сволочь, всю жизнь мне испоганил! Хочешь сладко жрать - принеси еды в дом! - закричала мамка. - Гад, гад, тварюга! Все пропиваешь до ниточки!”
“А ты не пьешь? - взвился батя. - Ты не пьешь, трезвенница по жизни? Кто половину бутылки выжрал, я?”
Мамка кинулась в кухню, батя следом за ней.
Алеша закрыл книгу и сел на продавленную кушетку, подперев подбородок руками.
Никогда он не завидовал никому, а вот сегодня позавидовал. Позавидовал Саше и сестре его, Олечке, позавидовал дяде Олегу и тете Асе, что бывает жизнь без криков, скандалов, бесконечной ругани, семья бывает со вкусными ужинами и сырниками поутру, бывает спокойное время всем вместе, когда дети спокойны и родители их спокойны. И длится это изо дня в день. И любят они друг друга и детей своих любят. И для них это нормально.
А он, Алеша Морозов, никогда не станет частью такой жизни. Не для него эта жизнь, так и будет он жить, как жил, потому что нет у него других мамки с батей.
“Ну и ладно, - подумал Алеша, - вот вырасту, буду сам работать и у меня будет такая семья, как у дяди Олега. А завтра мы пойдем гулять с Байкалом,” - Алеша улыбнулся сам себе и отправился в постель.