Квантовый мост

Мы — это космос, который стал сознательным, а жизнь —
это способ, которым вселенная познает саму себя.
Брайан Кокс


Невозможно решить проблему на том же уровне сознания,
 на котором она возникла.
Альберт Эйнштейн



Глава первая

ФАЗА БЫСТРОГО СНА


Санкт-Петербург, 14 сентября 2020г.

— 1 —

Вибрация телефона зазвучала в ночной тиши как рев реактивного двигателя. Инга вздрогнула, с трудом разлепила веки. Взгляд уперся в электронные часы-радио. Блеклый голубой свет от экрана показался слепяще ярким, поплыл мутными пятнами и сложился в цифры 2:44. Инга протянула руку, нащупала на прикроватной тумбочке дребезжащий аппарат.
— Черт… — проворчала она сонно, глядя на экран, с которого весело улыбалось круглое лицо лаборанта. — Какого хрена…
Приняла вызов, приложила мобильный к уху.
— Да, Дима, слушаю, — сказала она. Голос хрипел сильнее, чем всегда.
— Инга Юрьевна, я разбудил, наверное? — послышался в динамике знакомый басок, обычно веселый, но теперь встревоженный, даже испуганный.
— А как ты думаешь? Не тяни, говори, что стряслось?
— Простите, что поздно. В лаборатории ЧП. Буковский…
— Что с ним? — Инга подскочила, отбросила одеяло.
— Он того… ну… умер, — даже сквозь динамик было слышно, как лаборант сглатывает комок.
— Как?!
— Только что обнаружили, — голос срывался от волнения, — Алена, дежурная медсестра, все видела на мониторах в операторской. Побежала в палату, а там… короче, она потеряла сознание.
Инга почувствовала, как сердце понеслось вскачь. Решила спросить прямо:
— Что с ним? От чего смерть?
— Самоубийство.
— О господи!
Естественно, самоубийство! С чего бы еще не старому и в целом здоровому человеку, который не жаловался ни на что, кроме нарушений сна и ночных кошмаров, взять и умереть?
— Вызвали полицию, будут с минуты на минуту, — продолжал доклад лаборант, — и скорая на подходе.
— Я еду, — сообщила Инга, вскакивая с кровати. Происшествие из ряда вон, да еще в ее лаборатории, не приехать она не могла.
— Инга Юрьевна… э-э… — Дмитрий замялся, заблеял нерешительно, но потом выдавил: — Только… постарайтесь не волноваться.
— То есть? — опешила Инга.
— Я был в палате, там ужасно, просто невероятное что-то! Алена до сих пор в обмороке… Буковский выглядит — жуть. Вы хоть и руководитель, но…
Инга сглотнула, но ответила твердо, добавив в голос жесткости:
— Значит так, Дима, за меня не волнуйся, уж как-нибудь справлюсь.
— Но вы не понима…
Инга нажала на красную кнопку отбоя, раздраженно швырнула телефон на кровать и отправилась в ванную.

— 2 —

Голубая тойота мчала по пустынным петербургским улицам, игнорируя ограничения скорости и дорожную разметку. Проблем с гаишниками не хотелось, но Инга была не в силах медлить. Нога сама собой вдавливала педаль газа чуть ли не до упора, узкие ладони сжимали мертвой хваткой руль. Благо жила она недалеко от места работы — на улице Бабушкина, — и дорога не заняла много времени.
Припарковав машину на своем обычном месте, Инга заглушила мотор, салон наполнился мягким серебристым светом. Она облегченно выдохнула: добралась без происшествий. Вылетела из машины и заспешила ко входу в главный корпус.
Здание Петербургского института психиатрии и неврологии темнело меж раскидистых ветвей лип и кленов, едва видимое в сумраке. Сентябрьская ночь выдалась прохладная, но безветренная. Инга собиралась второпях, и легкая осенняя куртка осталась висеть в прихожей. Воздух щекотал ноздри свежестью, бодрил, выветривал из головы последние остатки сонливости.
Засунув руки в карманы джинсов и широко зевая, женщина стремительным шагом приближалась к служебному входу, ежась от пробирающего холода, от которого не спасала летняя футболка. Издалека Инга заметила топчущихся у двери людей, услышала взволнованные голоса, но не увидела никаких мигалок. Или полиция у нас слишком медлительная, или я ехала слишком быстро, подумала она, подходя к трем пыхтящим сигаретами мужчинам.
— Здравствуйте, Инга Юрьевна! — почти хором поприветствовали они. Лаборант Дмитрий Мирошниченко — насупленный и угрюмый — затягивался часто и глубоко.
Инга подошла, встала рядом, окинула строгим взглядом всех троих. Пришлось задрать голову: мужчины возвышались над ней, словно великаны, хотя по общепринятым меркам высоким ростом не отличались. Мелькнула мысль попросить сигарету — свои остались в кармане куртки, — но решила не терять времени и шагнула к двери.
— Лучше не стоит, — мрачно бросил лаборант, избегая смотреть в глаза.
— Да, Инга Юрьевна, там такое… — поддержал Виктор Веньяминов, научный сотрудник, пол-лица которого скрывала косматая русая борода.
Руководитель лаборатории сжала кулаки, сделала глубокий вдох, давя вспышку гнева. Не в ее правилах было орать на сотрудников, потому просто жестко отрезала:
— Разрешение мне не требуется! Как и советы.
Ее хриплый голос и строгий начальственный тон диссонировали с невысоким ростом и хрупкой, миниатюрной фигурой. Дмитрий пожал плечами и развел руками, адресуя жест коллегам, словно хотел сказать: сделал все, что мог. Инга рывком распахнула дверь и переступила порог. Лаборант бросил недокуренную сигарету на землю, растоптал и молча последовал за начальницей.
Путь в лабораторию сна не занял много времени: четыре лестничных пролета и длинный коридор. Пока шли, Инга невольно задумалась о туманных предостережениях сотрудников. Ноги мерно пересчитывали обшарпанные ступени лестницы. Интересно, что за зрелище ожидает ее в палате Буковского? Неужели тот пронес с собой пистолет? Или вскрыл вены лезвием бритвы? О мотивах оставалось лишь гадать; маловероятно, что у психически здорового и уравновешенного человека причиной самоубийства оказалось нарушение сна, пусть даже несколько необычное. Мало ли, почему бизнесмен может решить свести счеты с жизнью? И вообще, это дело полиции, а не Института психиатрии и неврологии.
В коридоре висела тишина, которую иначе как зловещей не назовешь. Приглушенный свет потолочных светодиодных ламп играл бликами на хромированных рамках с заключенными в них портретами, которые украшали свежевыкрашенные белые стены коридора. С портретов задумчиво и сосредоточенно взирали всемирно известные психологи и неврологи. Выстланный ковролином пол слегка пружинил под ногами и заглушал шаги.
Наконец Инга и Дмитрий остановились перед дверью с цифрой девять. Лаборант кашлянул, собрался что-то сказать, но женщина предупреждающе подняла руку, и он замолк, проглотив очередное увещевание. Инга взялась за металлическую ручку и на мгновение прислушалась к собственным ощущениям — с удивлением отметила, что не испытывает страха. Она распахнула дверь и вошла в палату.
Первое впечатление от увиденного было — изощренный розыгрыш, стеб. Не верилось, что такое может статься с настоящим, живым человеком. Зажав рот ладонью, она сдержала рвотный позыв: в палате висел тошнотворный смрад от луж крови. Затем шагнула к кровати, осторожно переступая через темно-алые потеки.
Палата, хоть и называлась «люкс», большими размерами не отличалась; разница с обычными состояла скорее в качестве мебели и уровне сервиса, входившего в цену лечения. Широкая полутораспальная кровать занимала большую часть помещения, почти все оставшееся пространство делили между собой письменный стол со стулом и глубокое кресло со стоящим рядом торшером. Еще утром, когда Инга беседовала с пациентом в последний раз, все сияло чистотой и радовало глаз безупречным порядком. Но сейчас стены у кровати представляли собой страшное зрелище: в нескольких местах глубокие царапины из четырех параллельных полос, россыпь кровавых брызг, алые отпечатки ладоней. Однако то, как выглядел лежащий на спине пациент, заставило Ингу вздрогнуть и покачнуться.
У Буковского не было лица. Содранные лоскуты плоти свисали, обнажая белые кости черепа, разорванные щеки демонстрировали ровные ряды зубов, выдавленные глаза сползли на виски, а пустые глазницы зияли темно-бардовыми дырами. Горло было разорвано в клочья, трубки трахей и артерий влажно поблескивали в ярком свете потолочной лампы. В широкой ране на горле застыли кисти рук, окровавленных по самые локти. Некогда белое постельное белье стало темно-красным, а гарнитура электроэнцефалографа плавала в луже крови на полу.
— Инга Юрьевна, я предупреждал… — послышалось тихое из-за спины.
Инга, не отрывая глаз от жуткого зрелища, хрипло произнесла:
— Дима, напомни-ка, во сколько Алена обнаружила… это?
— Минут за пятнадцать-двадцать до того, как я вам позвонил.
— Это произошло во сне?
— Да, он заснул как обычно, примерно в одиннадцать. Мы запустили процесс полисомнографии точно по инструкции.
— Камера видеонаблюдения?
— Работала в штатном режиме.
Инга наконец отвернулась от истерзанного трупа. Хотелось поскорее покинуть зловонное помещение, да и пора — в окне показались красно-синие проблески полицейских маячков.
— Ступай в операторскую, — обратилась она к лаборанту, — и сделай копии всех обследований Буковского в нашей лаборатории. Данные с ЭЭГ и другие замеры сбрось на флешку вместе с записью камеры наблюдения. Подготовь две копии — одну для полиции, другую мне.
Мирошниченко молча кивал, запоминая распоряжения, а при последнем взглянул на доктора вопросительно, в голубых глазах промелькнуло недоумение.
— Случай неординарный, — пояснила она, — а исход — тем более. Хотела бы изучить материалы повнимательнее дома на досуге.
— Конечно, Инга Юрьевна, сейчас все сделаю.
Лаборант умчался в операторскую, а Инга вышла из палаты и плотно притворила за собой дверь. Немедленно проверила обувь, но следов крови на подошвах не обнаружила.
В коридоре она сделала несколько глубоких вдохов, прочищая загаженные смрадом легкие. Ужасная картина по-прежнему стояла перед глазами, словно намертво отпечатавшись на сетчатке глаза. В желудке все еще ворочалась тяжелой глыбой тошнота.
Со стороны лестницы послышались громкие голоса, топот, шорох и шуршание радиоэфира в рации. Похоже, предстоит долгий разговор с полицейскими. Инга решила прежде завернуть в уборную, освежиться и привести себя в порядок. Страшно хотелось пить.

— 3 —

Стоя перед широким во всю стену зеркалом в дамской комнате, Инга рассматривала свое отражение и понимала, что выглядит отвратительно. Лохматое и взъерошенное темное пикси на голове, сизые мешки под глазами, заострившееся скулы. Бессонная ночь в ее возрасте давала о себе знать незамедлительно. Папулы на веках, обычно крошечные и едва заметные, обрели цвет и окружили светло-карие глаза россыпью розоватых пятнышек.
Инга открыла кран и вывернула ручку вправо. Дождавшись ледяной воды, она наклонилась над раковиной и умылась, потом приложилась к тугой струе, жадно напилась. Лучше от этого выглядеть не стала, но хотя бы избавилась от сонливости.
Раздался стук в дверь. Секунду спустя из коридора донесся нервный голос Мотыгина, директора института:
— Доктор Вяземская, вы здесь? — и не дожидаясь ответа, добавил: — Вас ждет следователь, желает задать несколько вопросов.
— Дайте мне минуту, Леонид Семенович, — крикнула Инга в сторону двери и принялась протирать лицо бумажными салфетками.

— 4 —

Кабинет директора института выглядел современно и даже несколько экстравагантно. Компьютер, полки с документами и ультратонкий телевизор соседствовали с бесчисленными цветочными горшками, расставленными по углам и вдоль стен. Среди комнатных цветов, кустов и даже деревец органично и уместно смотрелись птицы. Профессор Мотыгин обожал декоративных птиц и держал в своем кабинете несколько просторных клеток с очаровательными экзотическими пернатыми. Самую большую, подвешенную на крючке у стены справа от письменного стола, занимала пара пугливых зебровых амадин. В двух клетках слева порхали миниатюрный алый цветосос и бенгальская сизоворонка, переливающаяся оттенками сиреневого и голубого. В клетке же, подвешенной у стены прямо за столом, красовалась звезда местного орнитария — гранатовый астрильд. Пестрый и яркий, как попугай, он порхал с жердочки на жердочку, приветствуя вошедших в кабинет гостей возбужденным покрикиванием.
— Располагайтесь, будьте добры, — предложил Мотыгин у порога в свой кабинет. Он указал рукой внутрь и благожелательно улыбнулся, тряхнув седой шевелюрой. Вынужденный примчаться в институт посреди ночи, бедняга выглядел помятым и сонным.
— Благодарю, — низковатый голос следователя прозвучал холодно и отстраненно, но подчеркнуто вежливо. Инга окинула гостя быстрым изучающим взглядом и решила, что его тон и манера держаться гармонируют с элегантным темно-синим пиджаком «Тримфорти», голубой рубашкой от «Томми Хилфигер» и джинсами «Левис» в обтяжку. Даже с кожаными мокасинами. Она прежде не встречала следователей, кроме как в детективных фильмах и сериалах, и понятия не имела о том, как они обычно одеваются. Никогда бы не подумала, что обыкновенный «следак» может выглядеть так модно и привлекательно.
Сомнолог привычно кивнула директору и прошла вслед за полицейским в кабинет. Мотыгин тихо удалился, плотно закрыв за собой дверь.
— Присаживайтесь, — Инге пришлось взять на себя роль хозяйки и указать гостю на один из стульев.
Следователь благодарно кивнул, сел. Сохраняя на лице выражение служебной строгости, он с любопытством осмотрелся по сторонам. Пестрые и яркие экзотические птицы в окружении цветов и комнатных кустов мало кого оставляли равнодушным. Напуганные ярким светом и громкими человеческими голосами, пернатые некоторое время взволнованно кричали, нервно порхали по клеткам, но вскоре успокоились, уселись на жердочки и кольца, принялись внимательно наблюдать за двумя людьми.
— Меня зовут Алексей Рогов, — представился сыщик, демонстрируя развернутое удостоверение, — следователь убойного отдела управления угрозыска Санкт-Петербурга. На данный момент я собираю предварительную информацию, а потому заранее приношу извинения за этот разговор посреди ночи.
— Скорее, ранним утром, — покивала Инга. — Понимаю, помогу чем смогу.
Рогов вытащил мобильный и положил перед собой на стол.
— Вы не против, если я запишу нашу беседу на телефон? Избегаю бумажек, стараюсь идти в ногу со временем.
Он смущенно улыбнулся, словно стеснялся своей привязанности к электронике. Инга безразлично пожала узкими, худыми плечами, посмотрела на следователя с интересом. Неплох собой, молод, отметила она, но явно профессионал своего дела. Это было заметно во взгляде и манере держаться; каждое движение вызывало ощущение, что он выполняет рутинную работу, к которой давно привык. И ужасное зрелище в палате его, похоже, совсем не тронуло. Неужели каждый день сталкивается со случаями, когда люди сдирают с себя лицо и разрывают себе горло?
— Представьтесь, пожалуйста, — начал следователь.
— Инга Вяземская-Розенквист, врач-сомнолог, руководитель лаборатории сна здесь, в нашем институте.
— Вы занимались лечением пациента Олега Буковского? — спросил Рогов.
— Не только лечением, — поправила Инга, — прежде всего обследованием и диагностикой. У него был сложный случай: на одну проблему наложилась другая.
— Как долго он у вас пробыл?
— Вчера вечером истекли пятые сутки.
— Расскажите подробнее, с какими именно жалобами он к вам обратился?
Инга собралась с мыслями, напрягла память, вспоминая сведения из истории болезни.
— Буковский обратился в наш институт около недели назад с жалобами на острое апноэ — это непроизвольная остановка дыхания во сне. В лаборатории он посещал назначенные процедуры и проходил лечение в обычном порядке. Но в последние три дня неожиданно начал жаловаться на нарушения сна совсем другого характера — ночные кошмары сверхсильной интенсивности. Первый инцидент произошел позавчера во время одного из сеансов полисомнографии. Разумеется, мы немедленно занялись новой проблемой, поэтому Буковского было решено оставить в нашей лаборатории на долговременное обследование. На следующей неделе мы планировали его встречу с психологом, который должен был провести первое собеседование по итогам наших тестов.
Следователь взглянул с некоторым удивлением.
— Проблемы с апноэ — это понятно, но я никогда не слышал, чтобы к врачам обращались с кошмарами, — удивился он.
— Почему же, — возразила Инга, — это такое же нарушение сна, как и любое другое. Поддается диагностике и лечению.
— Всегда ли при таких расстройствах проводится полисомнография?
— Хороший вопрос, — отметила сомнолог, тонкие губы тронула одобрительная улыбка. — Чаще всего сновидения, в частности кошмары, приходят в определенный момент — во время так называемой фазы быстрого сна. Наверное, вы слышали об этом?
— Когда-то и где-то, — туманно ответил Рогов.
— Эта фаза длится примерно пятнадцать минут и наступает несколько раз за ночь, обычно человек видит сны именно тогда, — Инга старалась говорить будничным, повседневным тоном, не желая выглядеть занудной лекторшей. — Есть данные о том, что сновидения возможны и в медленную фазу, но… впрочем, подробности здесь ни к чему. Что важно — человек, которому снится кошмар во время фазы быстрого сна, обязательно просыпается. С криком или без, но просыпается.
— А Буковский?
— В этом-то и странность. Потому и решили провести полномасштабное обследование: он не просыпался, пока быстрая фаза не заканчивалась. Лишь тогда прекращалось сновидение, и его можно было разбудить. Во время же быстрой фазы он кричал, даже истошно вопил; его трясли и хлестали по щекам, звали по имени, но безрезультатно — он продолжал спать, видеть кошмар и орать, пока сам не затихал, и только тогда просыпался.
Птицы замолкли, убаюканные человеческой речью, прикорнули на своих жердочках. Рогов слушал внимательно, хмуря светлые брови. Руки покоились на столе, пальцы с коротко подстриженными и ухоженными ногтями задумчиво постукивали по лакированной столешнице. Инга бросила на них короткий взгляд, невольно отметила отсутствие кольца.
— Буковский говорил, что именно ему снилось? — спросил следователь.
Инга потерла лоб, припоминая содержание интервью трехдневной давности.
— Обмолвился как-то раз после первой ночи в лаборатории о неких линиях или полосках… э-э… скрещенных сиреневых линиях. Но избегал об этом рассказывать в подробностях — воспоминания о кошмарах вызывали у него панические атаки. Как я поняла из разговора, именно сам образ, который ему снился, вызывал такой невероятный ужас. Он был безумно напуган этими сиреневыми линиями.
— Что показали результаты полисомнографии?
Инга снова пожала плечами.
— Данные собраны, но еще не проанализированы. Я собиралась заняться этим в ближайшие дни.
— Буду очень благодарен, если сообщите о результатах анализа и о ваших выводах.
Рогов достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, а оттуда — картонный прямоугольник визитки и протянул через стол.
— Звоните в любое время, — любезно предложил он, — если не смогу ответить, то перезвоню при первой возможности.
— Мы закончили? — вяло спросила Инга и засунула визитку в карман джинсов. Стало стыдно, что не смогла скрыть облегчения, — усталость взяла свое. Давить зевоту стало невозможно.
— Думаю, на сегодня хватит, — кивнул следователь, вставая со стула. — Буду ждать от вас звонка.
— Обязательно, — пообещала Инга и тоже поднялась. Решила спросить: — Скажите, вы раньше сталкивались с чем-то подобным?
Рогов спрятал телефон в карман и шагнул к выходу из кабинета, точно радушный хозяин, провожающий гостя.
— Знаете, не будь у меня флешки с записью камеры видеонаблюдения, никогда бы не поверил, что это самоубийство: если человек решил уйти из жизни, есть ведь масса иных способов, более легких и менее болезненных. Можно предположить, что он находился под воздействием — наркотическим в комбинации с психическим, — раз уж сотворил с собой такое… Но пока рано делать заключения, экспертиза покажет.
Остановившись у самой двери, он повернулся к доктору, улыбнулся и сказал совсем другим тоном:
— Рекомендую крепкий чай с тертым имбирем и медом, желательно гречишным.
— Что? — Инга вскинула широкие брови. — Для чего?
— Вы же, очевидно, простыли, — развел руками Рогов, — вон как хрипите. А имбирь замечательно помогает при…
Инга коротко хохотнула, покачала головой.
— Я совершенно здорова, уверяю вас, — сказала с мягкой улыбкой, — такой голос у меня с самого отрочества.
Следователь растерялся, слегка покраснел.
— Простите, пожалуйста, я не… — смущенно пробормотал он.
— Все в порядке, — совершенно искренне заверила Инга. За свои сорок с небольшим она давно успела привыкнуть, что незнакомые люди при первой встрече удивлялись ее хриплому голосу. Встречались и такие, кто находил его весьма сексуальным.
— Всего доброго, доктор, — Рогов пожал ей на прощанье руку и позволил покинуть кабинет директора.
У порога топтался Мотыгин, ожидая свой очереди на беседу со следователем. Инга попрощалась и с ним, направилась в сторону лестницы, ведущей к выходу из здания. Надежда поспать хотя бы часок перед тем, как придется возвращаться обратно, еще теплилась в душе, и она, покинув здание института, заспешила к припаркованной неподалеку машине.
Когда села за руль, взгляд упал на небольшую фотографию, приклеенную с краю к зеркалу заднего вида. С фотографии едва заметно ей улыбался мальчишка, скоро подросток — остролицый и горбоносый в маму, голубоглазый и светловолосый в папу. Инга, к своему стыду, вспомнила, что вчера не разговаривала с сыном. Сегодня вечером, пообещала она себе, обязательно скайпану Алексу, надо узнать о результате тестов в школе, ну и вообще, поговорить. Послав мальчику мысленный поцелуй, она включила зажигание и вырулила со стоянки.

— 5 —

Как и ожидалось, работа в институте, особенно в лаборатории сна, весь следующий день шла через пень-колоду. Сотрудники, от директора до уборщицы, выглядели подавленными и удрученными, происшествие никого не оставило равнодушным. Подобное случается не каждый день, а точнее, не случалось никогда прежде. И как теперь это событие отразится на репутации института, оставалось только гадать.
Инга решила отменить все запланированные на этот день мероприятия и встречи. Администратор Мария Аркадьевна обзвонила тех пациентов, у которых были назначены обследования или процедуры, и перенесла запись на другие дни. У большинства клиентов перестановка возражений не вызвала, но нашлись и те, кто предпочел поворчать, прежде чем согласиться. Последним распоряжением в этот день стал приказ отпустить всех работников по домам сразу после обеда. Директор Мотыгин против такого решения не возражал, сознавая, что шокированным сотрудникам важно дать возможность восстановить душевные силы. Однако строго предупредил, что с завтрашнего дня клиника возобновляет работу в штатном режиме.
Лаборант Мирошниченко уходил одним из последних. Когда он стоял на пороге ординаторской и натягивал ветровку, Инга окликнула его:
— Дима, что с материалами наблюдений?
Он вяло потащился к столу руководителя лаборатории и выложил перед ней флеш-накопитель с выгравированной эмблемой института.
— Простите, что не отдал сразу, вылетело из головы.
— Спасибо, Дима, — сказала на это Инга и взяла флешку в руки, — здесь все материалы, так?
— Да, все как просили.
— До завтра!
— И вам хорошего дня, Инга Юрьевна.
Лаборант устало улыбнулся на прощание и исчез за дверью.
Инга встала и прошлась по ординаторской. Время было только послеобеденное, но бессонная ночь давала о себе знать. В помещении опять барахлила вентиляция, воздух стоял спертый, душный. Она прошла к окну, распахнула створку. В комнату ворвался порыв свежего осеннего ветра — прохладного, но бодрящего. Торчать на работе совершенно не хотелось. Раз уж появилась возможность поработать дома, то лучше ею воспользоваться. Смена обстановки, особенно после вчерашнего, пойдет на пользу. Инга закрыла окно, выключила компьютер и, взяв со стола флешку, направилась к двери.
Двадцать минут спустя она стояла на пороге своей квартиры, поворачивая ключ в замочной скважине. Из-за двери послышалось жалобное мяуканье.
— Привет, Жоська, девочка моя! — нежно проворковала Инга, войдя в прихожую. Пушистая рыжая персиянка принялась с энтузиазмом и громким мурлыканьем тереться о ноги хозяйки. Увидев, что та закрыла дверь и сбросила туфли, кошка помчалась в кухню, и продолжила жалобно мяукать оттуда, призывая хозяйку поторопиться. Намек был понятен и не требовал пояснений.
Наконец Инга приготовила себе чашку крепкого зеленого чая — своего любимого, с жасмином, — и прошла к письменному столу, занимавшему почетное место у стены между двух высоких расписных ваз со свежими гладиолусами, которые она частенько покупала сама себе. Несколько месяцев назад это место принадлежало телевизору, но Инга решила продать его за ненадобностью. Все, что ей могло понадобиться от телевидения, находилось в свободном доступе в интернете. Она считала, что мощного качественного компьютера и широкополосного интернета вполне достаточно для связи с тем информационным океаном, в котором сегодня бултыхается человечество. Окруженный ворохом исписанных бумаг, старых квитанций и шоколадных оберток, на столе стоял ноутбук, соседствуя с переполненной окурками пепельницей.
Инга села на стул, «разбудила» компьютер. Вставив флешку, открыла папку с документами — сохраненными в электронном формате результатами полисомнографии Буковского. Отдельными файлами были записаны данные электроэнцефалографии с показателями биоэлектрической активности мозга, электроокулограммы с зарегистрированными движениями глаз, электромиографии, описывающей состояние мышечной активности во время сна, и, наконец, электрокардиографии с показателями ритма работы сердца. В отдельном файле хранились записи регистрации движения ног и прочих параметров, входящих в комплексный процесс наблюдения. В папке имелся также видеофайл — запись камеры наблюдения, сделанная во время последнего сеанса. Ее Инга решила просмотреть в последнюю очередь. Открывая документ за документом, она погрузилась в чтение, внимательно изучая каждую цифру, каждый скачок кривых на графике.
Поначалу Инга решила, что не поняла результатов, ошиблась, возможно, из-за недосыпания. Начала просматривать заново страницу за страницей, график за графиком. Мелькнула другая мысль: все равно ошибка, электроника дала сбой. Твою дивизию, таких показателей не бывает, только не у людей!
Электроэнцефалограмма демонстрировала аномальную активность в обеих миндалинах. Повышенная интенсивность сигналов в этой области мозга — явление вполне нормальное, когда человек боится, потому миндалины и называют центром страха. Но то, что показывали графики, выглядело совершенно невероятным.
Если аппаратура не ошиблась в замерах, возбуждение миндалин Буковского превышало средний индекс активности при ночных кошмарах на 150% в первую ночь и на 380% во вторую. А в третью — в последнюю ночь — индекс достиг совершенно фантастического уровня: на 550% выше средних значений. С подобным Инга не сталкивались ни разу за все восемь лет работы сомнологом, поэтому поверить в истинность зарегистрированных данных было трудно, даже невозможно. Если анализ не врет, то… Она затруднялась описать словами, что пациент должен был чувствовать во время своих кошмаров. Это находилось за гранью человеческой эмпатии.
Инга откинулась на спинку стула, потерла красные от напряжения глаза. Вытащила из пачки сигарету, закурила, направила в потолок струю сизого дыма. Как это понимать? При кошмарах такого не бывает. Что же с ним произошло, с Буковским? Кто-то накачал его нейротропными веществами? Какие из них в состоянии вызвать такой эффект? Ни один препарат на такое не способен. Если это изощренное убийство, то вскрытие, определенно, выявит наличие легко узнаваемых химических соединений в крови. А если не выявит, то, выходит, суицид?
Инга встала, походила по комнате, попыхивая сигаретой. Затем взяла пепельницу в руки, подошла к окну и приоткрыла форточку. Опершись о подоконник, продолжила размышлять.
Убийство или суицид? Скорее всего, ни то, ни другое. Если данные полисомнографии верны, то происшедшее может оказаться непроизвольной реакцией сознания на колоссальной интенсивности чувство страха. Словно человек испытывал такой непреходящий ужас от приснившегося кошмара, что пытался вылезти сам из себя, освободить свой разум от оков непередаваемой жути.
Б-р-р… Инга содрогнулась от собственных мыслей. Ткнув окурком в дно пепельницы, она вернулась к ноутбуку. Несмотря на открытую форточку, в комнате повис сизый никотиновый туман. Инга не раз и не два зарекалась курить в квартире, прекрасно сознавая, что дым портит не только стены и потолок, но и мебель. Однако потеряла счет случаям, когда в задумчивости или в стрессе нарушала собственное правило. Из-за спины укоризненно мяукнула Жося, принюхиваясь к сигаретному дыму, но в очередной раз проявила снисхождение к хозяйке и запрыгнула на сидение стоящего рядом кресла. Свернувшись пушистым рыжим клубком, она замурлыкала и впала в сытую дрему.
Инга долго не решалась кликнуть по иконке видеофайла: догадывалась, что ее ждет ужасное зрелище. В конце концов все же сделала усилие, нажала.
Судя по данным энцефалограммы, фатальный кошмар начался во вторую быструю фазу сна, которая пришлась на два часа ночи. Инга отмотала видео сразу к этому моменту, не желая терять времени зря. С замиранием сердца стала вглядываться в экран, наблюдая, как пациент, до того лежавший неподвижно, вдруг часто задышал, начал ворочаться во сне, дергать руками и ногами. Послышалось мычание, которое скоро переросло в рев и, наконец, в леденящий душу истошный вопль. Медсестра Алена Малинина, с таким поведением Буковского знакомая и знавшая, что кошмар никак не прервать, разбудить пациента и не пыталась. Об этом она сообщила в разговоре с Ингой сегодня утром, когда пришла на работу с красными заплаканными глазами. Поговорив с ней, Инга отправила ее домой первой. Но прежде выяснила, что Алена, которой не повезло дежурить в ту ночь в операторской, видела на экране монитора, как пациент, воя, буквально срывает с себя лицо и с нечеловеческим воплем выдавливает глаза. Эта картина настолько потрясла девушку, что она впала в ступор и не могла пошевелиться, словно приросла к стулу. А когда наконец пришла в себя, в палате номер девять было тихо. Камера демонстрировала ужасное зрелище, но всех подробностей передать не могла. Алена оставила пост в операторской и побежала в палату. То, что предстало ее взору там, стало последней каплей — она завизжала от ужаса и потеряла сознание. Там, на окровавленном полу, ее и нашли Дмитрий и дежурный врач.
Сопоставив данные полисомнографии и видеозапись, Инга пришла к очевидному, хоть и невероятному выводу — скорее всего, Буковский погиб столь страшной смертью в результате собственных неосознаваемых действий, вызванных невообразимым ужасом, который он испытывал во время ночного кошмара. Все говорило в поддержку этого вывода, если только экспертиза и вскрытие не покажут чего-то иного. Вопрос: что могло вызвать кошмар такой необычайной интенсивности?
Инга встала, потянулась к пачке с сигаретами. Закурив, она вышла на балкон и села на деревянный табурет. Все еще теплое сентябрьское солнце приятно грело спину, но порывы прохладного ветра заставляли ежиться и сожалеть о том, что не захватила куртку или хотя бы свитер, а вышла на свежий воздух в чем была — в домашних шортах и футболке. Инга торопливо затягивалась, потирая озябшие плечи, и пыталась унять тошноту, которая не отпускала после просмотра страшного видео. Жуткие кадры всплывали перед внутренним взором, бросая в дрожь. Не то чтобы она боялась, нет, но наблюдать такое было просто отвратительно. Однако она понимала, что посмотреть запись еще хотя бы раз ей в любом случае придется, чтобы сделать необходимые выводы для себя и для полиции. Кстати, о полиции…
Инга щелчком отправила окурок за перила балкона и вернулась в гостиную. Осмотрев письменный стол, выискала среди кучи нужных и ненужных бумажек обведенную голубым кантом визитную карточку Рогова. Кроме контактной информации, звания и должности, на визитке имелось миниатюрное фото следователя — легкая, чуть высокомерная улыбка на продолговатом лице с заостренным подбородком, аккуратно уложенные на косой пробор волосы, высокий прямой лоб. Ему б не следователем, ему б на сцену и микрофон в руки. Стадионы бы собирал.
Инга усмехнулась своим мыслям. Достала из кармана шортов телефон, набрала номер, но через несколько секунд приятный женский голос сообщил, что абонент не может принять звонок.
Досадно, когда тот, кто тебе нужен, оказывается недоступен.

— 6 —

Вечер прошел как обычно: чтение, просмотр новостей и беседа по скайпу с сыном. Алекс, которому в декабре исполнялось двенадцать, учился в пятом классе и жил у своего отца вместе с его новой семьей. Когда обсуждали развод со Стефаном, Инга против такого расклада не возражала, скорее, была его инициатором: она даже не сомневалась, что мальчику, родившемуся в Швеции, будет лучше остаться на родине. И дело не только в уровне жизни. Ингу прежде всего беспокоило, что дети с таким диагнозом, который был поставлен Алексу, в России обычно не получают и половины той помощи, на которую можно рассчитывать в Скандинавии. Знакомая с нравами детей в обеих странах, она была уверена, что насмешек и травли проще избежать там, где в аутистов не тычут пальцем и не называют даунами, — легкая форма этого расстройства позволяла Алексу обучаться в обычной школе, а дети в них терпимы не всегда. Да и русский сына оставлял желать лучшего: вряд ли мальчишка, привыкший большую часть времени разговаривать на шведском, потянул бы тяжелейшую программу российского среднего образования.
Стефан же, который ужасно боялся, что бывшая жена увезет от него сына в чужую страну, куда без визы не попасть, был безмерно рад оставить ребенка у себя. Алекс получил собственную спальню с отдельным входом, душевой и туалетом: просторная загородная вилла в восточных предместьях Стокгольма, куда переехал Стефан со своей новой женой, изобиловала пустыми комнатами. Отдельную отвели даже Инге — для тех случаев, когда она приезжала навестить ребенка. Бывший великодушно отказался от алиментов и вместо этого предложил оплачивать ее расходы на дорогу. Инга, поразмыслив немного, согласилась. Почему бы, собственно, и нет? Обладая двойным гражданством, она могла беспрепятственно навещать сына всякий раз, как удавалось выбить у Мотыгина отпуск. Бывало, приезжала и на уикенд. Словом, такой расклад устраивал всех. Кроме Алекса.
Слезы, мольбы не бросать и забрать с собой, намеренно сломанный замок на ее чемодане и прочие обескураживающие своей наивностью попытки не позволить маме уехать — все это не казалось таким уж страшным, можно пережить и стереть из памяти. Но забыть его взгляд тогда, в аэропорту, у самого турникета, нерушимой границей пролегшего между провожающими и пассажирами, Инга не могла до сих пор. Большие ярко-синие глаза, в которых застыли, как печать на сургуче, растерянность, обида и неверие. Неверие в то, что мама не шутила и что взаправду уезжает. Тот день в аэропорту она, наверное, будет вспоминать до конца своих дней.
Сейчас, беседуя с мамой, мальчик в своей обычной немногословной манере отвечал на вопросы, по большей части односложно. Скупыми короткими фразами поведал о вчерашнем походе с папой в кино и об успехах в школе, а под самый конец разговора, когда начали прощаться, поинтересовался, отчего она так странно выглядит. Инга украдкой посмотрела на свое изображение, заключенное в небольшой квадрат в окне скайпа, и решила, что мальчик подрос и научился дипломатичности — слово «странно» в его устах прозвучало явным эвфемизмом. В ответ Инга, избегая неприятных подробностей, рассказала о страшном происшествии в лаборатории. Алекс посочувствовал ей и посоветовал принять снотворное и лечь спать пораньше, чтобы как следует отдохнуть. Так она и поступила.

— 7 —

Рогов перезвонил вечером следующего дня. Инга вышла из душа и натиралась кремами, когда смартфон, пристроенный на полочке в ванной и работавший как онлайн-радио, оборвал передачу и затренькал. Она торопливо вытерла руки салфеткой и ответила на звонок:
— Слушаю.
— Добрый вечер, — послышался знакомый баритон. — Доктор Вяземская, это вы?
— Я, — коротко ответила она.
— Рад вас слышать, — прозвучало слишком чопорно, чтобы быть правдой. — У меня пропущенный звонок с вашего номера… простите, был чрезвычайно занят, тройное убийство.
— Да-да, без претензий, все понимаю. Я изучила материалы полисомнографии, хотела бы поделиться соображениями.
— Превосходно! — вот это прозвучало искренне. — Лучше при личной встрече.
— Разумеется.
— Вас устроит завтра часиков в шесть?
— Вполне.
— В паре кварталов от вашего института есть небольшое уютное кафе, называется «Ароматы Бразилии». Там подают отменный кофе…
— Терпеть не могу кофе, — как можно мягче сказала Инга, — но если там подают и чай, то я совсем не против.
— Вот как, — озадаченно произнес Рогов, — только чай и никакого кофе?
— Именно. Что вас удивляет? Чайная церемония существовала в мире еще со времен династии…
— Знал я одну женщину точно с такими же пристрастиями, — перебил он. — Удивительное совпадение… ладно, это не важно. Значит, завтра в шесть у входа в «Бразилию»?
— Да, — в некоторой растерянности ответила Инга, — до завтра.
— Доброй ночи!
Она отключилась и задумчиво опустила телефон в кармашек банного халата. Втирая в руки ромашковый крем, вышла из ванной и направилась в спальню. Разговор оставил в душе едва уловимое чувство незавершенности. Незаданные вопросы и несказанные слова зароились, закружились, словно рассерженные пчелы над ульем. Но Инга старалась не терять рассудительности и здравости ума, а потому загнала пчел в улей и отправилась спать.

— 8 —

Атмосфера в Институте психиатрии и неврологии стала налаживаться лишь после обеда следующего дня. Это частично объяснялось тем, что начальство объявило о досрочной выплате премиальных, и, кроме того, люди просто стали отходить от шока. Инга считала, что не существует такой ситуации, с которой человеческая психика не смогла бы справиться при условии, что для этого имеется достаточно времени. И вот, к концу дня, всегда улыбчивый и веселый Мирошниченко вновь начал шутить, бодрая и энергичная Алена — подтрунивать над коллегами и даже флиртовать, а задумчивый и рассеянный Веньяминов — тихонечко мурлыкать себе в бороду любимые мелодии семидесятых. Да и Инга ощутила, что нервная дрожь, бившая ее сутки после происшествия, ослабила хватку, открыв место в душе чему-то еще кроме жутких картин разорванного Буковского. Среди пациентов поползли слухи, посыпались вопросы, но сотрудники, следуя четкой инструкции руководства, отсылали всех любопытствующих к информационным бюллетеням МВД.
Ближе к концу рабочего дня Инга поймала себя на том, что чаще обычного поглядывает на часы. Раньше могла работать до темна, не вспоминая, который час, и зачастую покидала здание института последней. Теперь же она пристально отслеживала по-черепашьи медленное движение минутной стрелки и, когда настенные часы в ординаторской показали половину шестого, сохранила работу и выключила компьютер.
Инга достала из-под стола рюкзак и выудила оттуда зеркальце. Раскрыла, принялась изучать свое отражение. Папулы вокруг глаз были сегодня не очень заметны. Появившись в возрасте восьми лет, малозаметная россыпь розовых пятнышек успела стать привычным атрибутом внешности, о котором она большую часть времени и не вспоминала. Но сейчас отчего-то захотелось этот изъян хоть как-то замаскировать.
Косметикой Инга не пользовалась, но флакончик с тональным кремом обычно носила с собой. Несколько аккуратных, точных движений пальцами вернули коже лица вид, который большинство женщин сочли бы нормой. Затем расчесала и аккуратно уложила пикси — точно так, как пару недель назад ей показали в парикмахерской. Процедуру завершила контрольным осмотром, поворачивая зеркальце под разными углами, и заключила, что выглядит, если не прекрасно, то хотя бы ничего. Когда часы показали без пятнадцати шесть, она поспешила к выходу, на ходу натягивая куртку.
Вечер четверга выдался теплым и ясным. В этот час на улице было людно: многие торопились по домам, некоторые направлялись в магазины за продуктами, а кто-то спешил в ближайший бар пропустить по стаканчику.
Инга держала путь к «Ароматам Бразилии». Она решила пойти короткой дорогой через небольшой парк, в котором частенько прогуливались собачники с питомцами и мамаши с колясками. Не хотелось ни опаздывать, ни даже приходить ровно. Она задумала явиться хотя бы на несколько минут раньше, чтобы занять столик поуютнее и привести мысли в порядок. В голове все еще царила кутерьма после прошедшего рабочего дня. Порой казалось невероятным, как можно всего за восемь часов выполнить столько дел. Чашка крепкого зеленого чая была бы сейчас в самый раз…
Из раздумий вырвал оглушительный лай. Инга резко обернулась — на нее с другого конца большой поляны во весь опор мчался огромный черный ротвейлер. Хозяина поблизости видно не было. Она замерла как вкопанная — время вдруг замедлилось, потянулось, точно кисель. Рассвирепевший пес стремительно приближался, захлебываясь яростным лаем, но Инга видела его, словно в замедленном кино. Все чувства исчезли, в душе воцарился вакуум. Когда расстояние сократилось до двадцати метров, она будто очнулась — взгляд упал на увесистый булыжник. Одним молниеносным движением она наклонилась, схватила камень и швырнула в несущегося пса. Снаряд угодил точно в верхнюю часть передней лапы. Раздался отвратительный хруст, зверь жалобно взвизгнул, споткнулся и перекувыркнулся через голову, громко скуля. Инерция протащила его еще пару метров, на асфальте остался алый след.
— Ах ты сука! — заорал откуда-то справа грубый мужской голос. — Что ж ты сделала, овца?!
Рядом с Ингой вырос мужчина в черных трениках и спортивной куртке. Изрыгая потоки мата вперемежку с угрозами, он подскочил вплотную, навис над ней бешенной глыбой и замахнулся. Небритое лицо исказилось в приступе гнева, огромные кисти сжались в кулаки. Инга отступила на шаг, достала из кармана перцовый баллончик и брызнула ему прямо в лицо. Мужчина заорал, принялся тереть глаза, замотал головой. Инга подошла к нему и хрипло процедила:
— Еще раз увижу твою псину без поводка, проломлю ей башку.
Ответом были рев и мат, звучавшие в унисон со скулежом раненного пса.
Вокруг стали собираться зеваки, кто-то достал телефон, желая запечатлеть драматичную сцену на видео. Но Инга решила поставить точку в этой истории. Спрятав баллончик в карман, она накинула капюшон и заспешила прочь. В душе по-прежнему зияла пустота.

— 9 —

Явиться на встречу первой не удалось. Когда Инга вошла в кафе, то сразу увидела машущего ей светловолосого следователя за столиком в дальнем углу помещения. Она улыбнулась, направилась к нему.
В стеклянных витринах красовались, привлекая восхищенные взгляды, разнообразные пирожные и торты, поделенные на слайсы. Вдоль стены за прилавком тянулись полки с жестяными коробками, на которых крупными буквами были выведены названия чайных сортов. Коробки играли бликами, приветливо подмигивая посетителям.
Рогов встал ей навстречу. Они пожали друг другу руки, и Инга отметила, что ладонь у него крепкая и сильная, а рукопожатие уверенное и твердое. Это, как она слышала, многое говорило о характере. Что именно, вспомнить не получилось, но, кажется, что-то положительное и хвалебное.
— Добрый вечер, доктор Вяземская, — поприветствовал следователь, пока она снимала куртку и усаживалась в кресло. Сам сел только после этого, заняв неширокое канапе напротив.
Инге показалось, что в кафе жарковато. Несколько больших стационарных кофе-машин шипели и плевались паром, выцеживая из себя ароматные черные струи, иногда со взбитыми сливками или с молоком и различными добавками. Возле машин суетились работники, выполняя заказы многочисленных клиентов.
— Зовите меня Инга, — ответила она вместо приветствия и вежливо улыбнулась. Украдкой осмотрела собеседника, пока тот устраивался на канапе. Сегодня он был при параде — темно-синий пиджак и брюки, светло-голубой галстук с замысловатым узором, ослепительно белая рубашка. Образ «мужчины с обложки» дополнили бы золотые запонки и шелковый платочек в нагрудном кармане пиджака, но эти элементы отсутствовали. И к лучшему, решила Инга, иначе было бы чересчур.
— Вы взволнованы? — насторожился он. Заметить ее состояние после инцидента со злобной собакой оказалось нетрудно. — Что-то произошло?
— Да так, знаете ли, пришлось заняться дрессировкой невоспитанных четвероногих, — уклончиво ответила она.
— На вас напала собака? — догадался следователь. — Вы, наверное, перепугались? Вас укусили?
— Да. Нет. Нет, — лаконично ответила Инга на все три вопроса, но легким кивком дала понять, что оценила его обеспокоенность. Добавила: — Знаете, сама удивлена, но нет, не испугалась. Совершенно.
Рогов вскинул бровь, посмотрел озадаченно. Возможно, решил, что собаки нападают на нее каждый божий день и она просто привыкла.
— Закажем что-то? — предложила Инга, желая сменить тему.
— Это лишнее, — ответил Рогов, и на его губах заиграла довольная улыбка.
— То есть? — нахмурилась она.
— Уже заказал. Вот девушка несет наш заказ.
К ним как раз подходила официантка. Через мгновение на стол опустился широкий прямоугольный поднос на подставке. На нем уместились две фарфоровые чашки с блюдцами, небольшой кофейник и того же размера чайник; рядом круглая сахарница, тарелка с дольками лимона и вазочка с длинными тонкими плитками темного шоколада.
— Чай с жасмином, — поспешил предупредить молодой человек.
— Я догадалась по аромату, — сказала Инга с нескрываемым удивлением в голосе. — Откуда такая осведомленность?
— Профессия обязывает, — многозначительно заявил Рогов и налил ей светлого янтарного напитка, а себе черного кофе.
Инга немного растерялась, не зная, как истолковать подобное внимание. Решила взять инициативу в свои руки.
— Что слышно от судмедэкспертов? — поинтересовалась она.
Рогов ответил не сразу. Отпил кофе, потом еще, неторопливо смакуя вкус, затем взял из вазочки плитку шоколада, отломил кусочек и закинул в рот. Чашку держал за ручку двумя пальцами, изящно выгнув мизинец, но делал это совершенно натурально. У Инги возникло твердое убеждение, что подобная утонченность, даже рафинированность, в манерах произрастает у Алексея не из стремления рисоваться перед окружающими, а является естественной, глубоко укоренившейся чертой его характера.
— Экспертиза разводит руками, — произнес он наконец и слегка нахмурился, — заключение только предварительное, но никаких признаков насильственной смерти пока не обнаружено. В крови — ни малейших следов психотропов или наркотиков, даже алкоголя. Как бы странно это ни выглядело, но смерть Буковского и правда смахивает на суицид.
— Скажите, экспертиза ведь включает вскрытие черепной коробки и исследование головного мозга, не так ли?
Инга пригубила чай — в этом кафе его заваривали явно дольше, чем полагалось, однако вкус и аромат это не портило.
— Совершенно верно. Почему вы спрашиваете?
— Ничего необычного в мозге не обнаружили? — задала Инга еще один вопрос.
Рогов замер с чашкой на полпути к губам, посмотрел на собеседницу пристально, даже слегка прищурился, словно пытался прочесть ее мысли.
— Та-ак, — он опустил чашку на блюдце, наклонился вперед, — поподробнее, пожалуйста, что необычного патологоанатомы могли обнаружить в мозге Буковского?
— Например, какие-то аномалии в височных долях, а особенно в миндалинах.
Он выпрямился, сложил руки на груди, продолжая буравить ее подозрительным взглядом. Возможно, раздумывал, уместно ли оглашать постороннему человеку такие подробности судмедэкспертизы. Или просто вспоминал содержание патологоанатомического заключения.
— Ваша проницательность делает вам честь, — признал он после паузы. — Да, в самом деле, нарушения в обеих миндалинах были первым, о чем мне сообщил эксперт, который делал вскрытие. Это потрясло его больше всего, не считая, разумеется, внешних повреждений на лице и горле Буковского.
Следователь отпил еще кофе. Инга замерла и напряглась, терпеливо ожидая продолжения. Где-то за спиной громко разговаривали посетители кафе, слышались раскаты заливистого хохота, звон посуды, хлопанье входной двери. Воздух полнился ароматами разных сортов чая и кофе, пирожных и горячих булочек с ванильным кремом, и еще чего-то вкусного и аппетитного. Когда чашка опустела, Рогов заговорил вновь:
— Полностью подавленный механизм гиперполяризации нейронов — вот что он мне сообщил. Я не силен в нейрофизиологии, а потому не очень понял…
— Если коротко, то это внутренний механизм, защищающий нейроны от чрезмерного возбуждения, — подсказала Инга.
— Да-да, что-то в этом роде, — покивал следователь, — словом, этот механизм полностью отсутствовал именно в височных долях, а сами миндалины… они словно бы… мм… взорвались изнутри: полный разрыв аксонных и дендритных связей, обильное кровоизлияние. Да, как-то так.
Инга почувствовала, как сердце застучало при этих словах. Картина, описанная Роговым со слов судмедэксперта, казалась естественным физическим проявлением тех показателей, которые выдала полисомнография.
— Ну что ж, Инга, теперь ваша очередь, — он указал на нее рукой, будто сделал пас мячом, — вы же не просто так спросили о результатах некропсии.
Инга допила чай, налила из чайничка еще. Аромат жасмина приятно защекотал ноздри.
— То, о чем вам поведал эксперт, — начала она, — прекрасно согласуется с результатами, которые мы получили после анализа полисомнографии. Дело в том, что мозг человека не создан для работы с импульсами подобной интенсивности…
У Инги зазвонил телефон. По мелодии звонка догадалась, что это Женя — друг детства, с которым и ныне часто общалась. Она запнулась на полуслове, невольно скосила глаза на экран вибрирующего на столе аппарата.
— Ответите? — предложил Рогов.
— Позже перезвоню, — поколебавшись мгновение, сказала Инга и нажала кнопку сброса. Потом взглянула на следователя, продолжила: — Так вот, я проанализировала данные полисомнографии и пришла к выводу, что интенсивность страха, который пациент испытывал во сне, многократно возрастала от раза к разу, пока не достигла своего максимума в последнюю ночь. Отсюда — жуткие последствия. Показатели уже первых ночей значительно превышают средние значения, принятые для измерения таких явлений. А данные за последнюю ночь вообще кажутся компьютерным глюком. Если бы я не видела, во что превратил себя Буковский, и если бы не услышала от вас заключение судмедэксперта, то была бы абсолютно убеждена в сбое электроэнцефалографа. Теперь же, учитывая все эти факторы, понимаю, что инцидент — не глюк, а новый и доселе не изученный феномен сомнологии. Не просто не изученный, но никогда прежде не упоминавшийся. Нигде и никогда! До нашей встречи я успела созвониться с парой коллег в России и за рубежом, прошерстила литературу — ничего подобного.
Инга перевела дух, откинулась на спинку кресла, глотая остывший чай и наблюдая за холеным лицом Рогова. Оно выражало недоумение, смешанное с тревогой. Следователь задумчиво теребил кончик тонкого носа, разглядывая остатки кофе в чашке.
— Чего-нибудь еще желаете? — на ходу поинтересовалась проносящаяся мимо официантка.
Инга молча покачала головой, Рогов вообще проигнорировал вопрос, погруженный в раздумья.
— Страшно, — наконец заключил он.
— Страшно, — согласилась Инга. — Помимо всего прочего, еще и потому, что помочь несчастному мы никак не могли. Его вообще не получалось разбудить, когда он находился в фазе быстрого сна и видел кошмар. Не представляю, как такое возможно. К тому же токсинов или психотропных веществ, которые могли бы вызвать кошмары, ни в крови, ни в тканях, как вы сказали, экспертиза не выявила.
— Нет, — покачал головой Рогов, — ничего. Чист как стеклышко. Тьфу ты, дьявольщина какая-то!
Оба снова погрузились в молчание, размышляя о происшествии и связанных с ним деталях. Прошло несколько минут, прежде чем Рогов, словно очнувшись от сна, взглянул на часы и виновато сообщил:
— Простите, мне уже пора. Меня ждут.
У Инги чуть не вырвалось: «Кто ждет?» — но она вовремя прикусила язык. Вежливо улыбнулась и спрятала телефон в карман куртки, небрежно брошенной на соседнее кресло.
— Понимаю, мне тоже пора, — сказала она, доставая бумажник.
— Не стоит, — вскинул руки следователь, — все оплачено.
— Это вы зря, — заметила Инга с укором и сунула бумажник обратно в рюкзак.
Когда они вышли на улицу, уже смеркалось. Столпотворение часа-пик пошло на убыль, на тротуаре стало просторнее, дорожные пробки рассосались.
— Спасибо за занимательную и приятную беседу, — улыбнулся Рогов, протягивая руку. — Звоните, если что-то еще пожелаете сообщить.
— Взаимно, — коротко, но искренне ответила Инга и пожала его горячую твердую ладонь, — Обязательно.
Она зашагала обратно в сторону здания института, где неподалеку от входа стояла ее машина. Пока шла, чувствовала устремленный на нее взгляд. Возникло желание обернуться, помахать рукой, но Инга усилием воли удержалась. Пусть смотрит, не жалко.

— 10 —

В назначенный час она, покормив Жосю и наскоро выкурив сигарету, открыла скайп и набрала сына.
— Привет, мам, — ответил искаженный динамиками мальчишечий голос. На экране возникло узкое светлое лицо с острым подбородком, обрамленное копной волнистых соломенных волос. Большие синие глаза смотрели грустно, даже испуганно. Взглянули в объектив камеры лишь на мгновение, а потом уставились, как обычно, куда-то мимо.
— Приветики! — весело сказала Инга и помахала в камеру. — Как поживаешь?
— Все прекрасно, — быстро ответил мальчик. — А как ты?
— Я-то хорошо, а вот ты давай-ка, рассказывай, чего невеселый такой?
— Я невеселый?
— А то я не вижу!
Алекс вздохнул, посмотрел в сторону, тихо заговорил:
— Ну… история. Урок истории. Негры.
— Чернокожие, — мягко поправила Инга. — При чем здесь они?
— Я сказал… — мальчик потупил взгляд, — что у чернокожих нет ни капли ДНК неандертальцев. Я читал. Журнал по биологии.
— Та-ак, — Инга сглотнула, всматриваясь в своего уводящего взор ребенка. — И что?
— Ильяс крикнул мне… что я расист.
— Этот тот, чьи родители из Замбии? — вспомнила Инга.
— Угу. Фрекен Хартман велела мне уйти. Из класса.
Инга закусила губу, затеребила заусеницу на пальце.
— А фрекен полагает, что в ДНК современных африканцев имеются следы генома неандертальцев? — не удержалась она, но тотчас спохватилась, махнула рукой. — Алекс, не расстраивайся, ты не сделал ничего дурного. Папа в курсе?
— Да. Он завтра пойдет в школу. Вызвали.
— Все будет хорошо…
— Не будет, — отрезал Алекс и взглянул на мгновение ей в глаза. Она успела заметить в них блеск. — У меня не будет.
— Да что ты, солнышко, — Инга попыталась улыбнуться, но получилось с трудом, — конечно же…
— Не будет! — мальчик упрямо тряхнул копной волос.
— Да нет же! Почему ты…
— Я знаю. Потому что… — он замялся, почти отвернулся от объектива камеры, буркнул едва слышно: — знаешь сама.
— Алекс!
— Мне пора делать уроки. И спать. Пока.
Инга, сглотнув ком в горле, кивнула и выдавила улыбку. Вложив в голос как можно больше нежности, пожелала сыну спокойной ночи и отключилась.
Крышка ноутбука с треском захлопнулась, стул отлетел к стене. Сигарета запрыгнула меж тонких губ, зажигалка после недолгого сопротивления уступила и выплюнула ровный желто-красный бутончик пламени. Затяжка, другая, и струя сизого дыма устремилась в начинающий желтеть потолок. «Знаешь сама». Слова прозвучали, как скрежет ключа в старом заржавевшем замке, за которым пряталось тягостное, почти забытое чувство вины.
Постаравшись отодвинуть подальше бессмысленные здесь и сейчас переживания о сыне, Инга потратила остаток вечера на размышления о разговоре со следователем, одновременно просматривая научную литературу как в бумажных изданиях, так и в виде электронных публикаций в поисках случаев, похожих на происшествие с Буковским. Просидев за компьютером до самой полуночи, она не обнаружила ничего, кроме нескольких статей о синдроме внезапной и необъяснимой смерти и описания самоубийства художника Тобиаса Вонга, который повесился во сне в 2010 году. Ни то, ни другое никак не могло помочь в понимании странного феномена, который открылся в связи с жуткой смертью несчастного пациента. В конце концов, Инга пришла к заключению, что поиски бесплодны и результата, скорее всего, не принесут. Силы и время она решила посвятить изучению уже случившегося. Она твердо вознамерилась завтра вновь, и в этот раз с участием опытных коллег, проанализировать результаты полисомнографии. А через несколько дней — еще раз связаться с Роговым, когда будет готово полное и окончательное заключение судмедэкспертизы. Возможно, даже появится шанс получить его копию и внимательно изучить.
Укладываясь в постель в первом часу ночи, Инга со стыдом вспомнила, что так и не перезвонила Жене. Вряд ли он из-за этого обидится, но такое поведение было не в ее правилах. Строго-настрого наказала себе связаться с приятелем завтра же с утра, и с этим провалилась в сон.

— 11 —

Утро выдалось просто отвратительное. Инга проигнорировала будильник и позорно проспала; открыла глаза за десять минут до начала рабочего дня. Рассыпая матерки, она наскоро умылась, выхватила из холодильника банку фруктового йогурта и, насыпав Жосе сухого корма, выбежала из квартиры.
Сев за руль, она повела неторопливо и осторожно. Гнать в час-пик при всем желании не вышло бы, но это вызвало облегчение: стресс за рулем ни к чему хорошему не приводит. К тому же есть возможность перезвонить другу. Она набрала номер на телефоне, подключенном по блютусу к машине, и вскоре в салоне послышались гудки дозвона. Через несколько секунд тихий, чуть грустноватый мужской голос ответил:
— Инга, здорово!
— Привет, Женька! Прости, вчера совсем замоталась, совершенно забыла перезвонить…
— Да ладно, — а ведь в голосе у него не грусть, а скорбь, подумалось Инге, — уже и не актуально.
— В чем дело-то было? Может, я еще… — она дала по тормозам и вывернула руль, избегая столкновения с подрезавшим ее фордом. — Вот дебил! Прости, это не тебе. Говорю, может, я еще смогу что-то сделать?
— Уже вряд ли, — невесело усмехнулся Женя, — я насчет Ирины Владимировны звонил. Меня Наташа попросила ее к тебе в институт определить.
— А что с ней такое? — насторожилась Инга. Она знала его тещу, эту мягкую, добрую женщину, виделась с ней разок, когда была в гостях у Жени и его семьи. Ирина Владимировна оставила очень приятное впечатление — спокойный рассудительный человек, начитанный и внимательный.
— Уже ничего, — вздохнул Женя, — последние несколько дней она Наташке жаловалась, что ее замучили кошмары, да такие, что ее всю трясло. И снились-то не монстры и не маньяки, а просто какая-то несуразица — фиолетовые полоски, или линии, или что-то в этом роде…
— Что?! — Инга снова ударила по тормозам, резина завизжала об асфальт, машина застыла посреди дороги.
— Кошмары, говорю, мучили ее, — повторил мужчина громче, решив, что собеседница не расслышала, — а сегодня ночью…
— Господи, что случилось, Женя? — Инга почти кричала.
— Скончалась. Врачи говорят, разрыв сердца вследствие инфаркта. Наташка только что из морга звонила.
Инга молчала, не в силах вымолвить ни слова. Тупо смотрела вперед на объезжающие ее автомобили и автобусы. Ей гневно сигналили, показывали средний палец, кто-то даже не поленился притормозить, открыть окно и швырнуть в нее картонный стакан с шейком из «Макдональдса». Стакан шлепнулся на капот, розоватая жидкость растеклась по металлической поверхности, но Инга сидела, не шевелясь. Пальцы сжали пластик руля, костяшки побелели.
— Инга, ты там? Алло? — послышался голос.
Она потрясла головой, сбросила оцепенение. Затем, оглядевшись и оценив обстановку, осторожно вырулила с середины дороги и припарковалась на обочине, включила аварийку.
— Да-да, я здесь, — ее голос зазвучал хриплее обычного. — Ужас, конечно, сочувствую.
— Спасибо. За тем и искал тебя вчера. Теща звонила, рыдала, просила помочь, а чем мы ей поможем? Мы ж не врачи. Вот я и подумал к тебе ее направить.
— Жень, — перебила Инга, — а что за полоски ей снились?
— Да какая разница, — Женя опять тяжело вздохнул, — что теперь изменишь.
— Мне как сомнологу интересно.
— Говорю же, какие-то страшные, по ее словам, фиолетовые полоски, скрещенные между собой. Говорила, что боится их до умопомрачения, в дрожь бросает, если днем вспоминает сон. Две ночи подряд ей эта фигня снилась, а сегодня ночью вот…
Инга сглотнула комок.
— Никак в толк не возьму, — продолжал мужчина, — что в полосках страшного? Моей дочурке как-то раз клоун с ножом приснился, вот это я понимаю, страшно. Но полоски…
— Женя, можно, я заеду к тебе вечерком?
— Да ради Бога, тебе мы всегда рады.
— Спасибо. До вечера.
Инга отключилась. Уронила голову на руль, закрыла глаза.
— Твою дивизию… — едва слышано прошептала она и заглушила двигатель.

Конец ознакомительного фрагмента
ПОЛНУЮ ВЕРСИЮ РОМАНА МОЖНО ПРИОБРЕСТИ НА РЕСУРСЕ ЛИТРЕС:
https://www.litres.ru/farid-dzhasim/kvantovyy-most/