Глава 20. Группа Антизаговор

В группе Волина не было случайных людей. Давая ему задание, Сытин и не предполагал, что в распоряжении Волина отряд хорошо подготовленных бойцов и тайная организация, существующая уже около двадцати лет.
Все началось с Тибета, куда еще совсем юный Петр, будучи всего семнадцати лет отроду, отправился в поисках собственного пути. Он выбрал жизнь необычную, отличавшуюся от жизней миллионов своих сверстников из только что рухнувшей великой империи под названием Советский Союз. Оставшись внезапно без отца, в наследство от которого он получил слабое здоровье и мечту о справедливости в отношении своего расстрелянного прадеда, Петр Волин избрал путь физического и духовного совершенства.
Начало положил опять же отец, который три года назад до этого, по просьбе сына и с последней надеждой спасти его от коварной болезни, презрел свои материалистические принципы и записал его в одну из школ йоги. Мальчик оказался благодарным учеником, беззаветно поверил учителю и посвятил себя без остатка практике и учению. Его вера и старание принесли плоды уже на второй год, когда, к его гордости и счастью родителей, болезнь стала понемногу отступать. Тогда же юноша увлекся философией и духовным наследием индийских и китайских мудрецов, заинтересовался буддизмом, занялся и восточными единоборствами.
На воинский учет дохляков не ставили, поэтому в военкомате его давно отписали. Это было ему на руку — история болезни давала свободу, и поэтому вскоре после смерти отца он, недолго думая, попрощался с матерью и отправился в Тибет. Три года Петр прожил монахом в Джебунге, главном монастыре тибетских буддистов, и стал одним из лучших учеников ганден-трипа — настоятеля школы. Он был старателен, и ему легко давались духовные тибетские практики и боевое искусство, в которых он достиг истинного совершенства, когда человеку становится доступно осознание себя и своей миссии. Монахи-тибетцы удивлялись не столько силе духа и непреклонности, с которыми Петр осваивал духовные практики, сколько его природному дару проникать в суть вещей и объяснять сложное простым, доступным языком. Видимо, поэтому они и дали ему имя Гэгээн — Просветленный, которое получает далеко не каждый тибетский гурэ. На четвертый год в стремлении подняться на высшую ступень познания собственной духовной силы Петр переместился в монастырь Паплунг, в котором жили монахи направления Кагью, где посвятил себя изучению и освоению практик «Иллюзорного Тела», «Переноса сознания», «Осознанного Сна», «Ясного Света» и «Внутреннего Тепла». За четыре с половиной года пребывания в Тибете Волин не стал буддистом, не для того он прибыл туда. Его целью было укрепить дух и здоровье, с чем он вполне справился, в свои неполные двадцать два года став истинным воином духа и носителем мудрости.
Там же, в Тибете, он встретил и своих друзей, двух русских парней, Михаила и Ивана, которые стали для него братьями по духу.
Михаил был на три года старше Волина, но в Тибет попал позже. К тому времени на его долю уже выпало немало испытаний. В 1994 году их подразделение десантников было переброшено в Чечню на помощь антидудаевской оппозиции. Кто-то из ребят погиб, несколько бойцов и офицеров попали в плен, в том числе и Михаил, чеченцы подобрали его контуженного. На допросе он не дрогнул, сотрудничать отказался, сказал, что присяге не изменит и готов умереть. Устоял и после двух инсценированных расстрелов. Чеченцам герой понравился, и они решили не расстреливать его, а продать в рабство иранскому судовладельцу, после чего начались его мытарства на чужбине. От иранца он сбежал в Индии, где искал контактов с российским посольством. Но когда в посольстве узнали, что он офицер и участник чеченской войны, не вернувшийся в часть, то посчитали дезертиром и стали готовить к высылке на Родину. Бежал и от посольских. Так дороги привели его в Тибет, где он нашел спасение и новую жизнь под тибетским именем Мимар. Тибетцы своим детям дают разные имена, в том числе и по дням недели, в которые они родились. Так получил свое имя и Михаил, прибившийся к тибетцам во вторник (по-тибетски — мимар). Позже он получит от них другое имя, когда уйдет с головой в буддистские практики и особенно в боевое искусство. Тогда они его назовут Урусуи Бургед, что на их языке значит — русский беркут. Но это произойдет только после его встречи с Петром.
Пожив там несколько месяцев, Михаил обвыкся, привыкли и к нему. Желание возвращаться на родину стало притупляться и, наверное, совсем исчезло бы, если бы не Волин. Встреча их была случайной, разговор коротким, но Михаил его запомнил на всю жизнь, потому что именно тот момент стал переломным в его судьбе, именно тогда он выбрал главную дорогу своей жизни.
— Так, значит, брат, ты здесь в Тибете прячешься?.. Выходит, тобой владеет страх. А если тобой владеет страх, это значит, что ты находишься здесь напрасно. Чтобы бояться, необязательно приобщаться к миру высокого духа. Ты уже немного знаешь местный язык и мог бы спуститься с гор вниз, наняться батраком, стать крестьянином и спокойно доживать свою жизнь в неосознанности и страхе, как это делают многие. Tам же умертвить свои корни и забыть окончательно о своем предназначении и о своей миссии.
Такое начало разговора подняло в душе Михаила бурю негодования. Как можно было назвать трусом его, не прогнувшегося перед бандитами, едва выжившего и так много перетерпевшего после?! Этот мальчишка нес какой-то бред — в его словах было много неясного, непонятного, почти мистического, что-то о корнях и миссии... Но он не набросился тогда на Петра со словами возмущения, тибетская школа уже научила его сдержанности. В ответ Михаил только сверкнул глазами и спросил:
— О каких корнях и какой миссии ты говоришь, брат?
— Ты знаешь, что каждая точка на нашем теле, каждая клетка, живя своей жизнью и отвечая за саму себя, в то же время является частью целого и несет в себе миссию сохранения этого общего. И эта клетка не боится быть на своем месте. Мы появляемся на свет божий в определенном месте и являемся ростками одного общего корня, которому должны быть верны. Ты родился в России, значит, корни твои там. Мы рождаемся в каком-то конкретном месте с миссией, и это — миссия Духа, она обязывает нас служить своему народу и этим объясняет смысл нашего появления. Если ей мы подчиняем и свой разум, и свою душу, жизнь становится оправданной, сколь бы коротка она ни была. Тогда нестрашно возвращаться к месту своего рождения, к своему корню, где враждебности, как правило, больше, чем миролюбия. Нестрашно, ибо миссия выше страха. Но человек свободен в выборе, он может свободно выбрать дорогу вниз, к земле, и стать частью земли, как делает большинство, или подняться наверх, к освоению пространства Духа и выполнить свою миссию. А тот, кто поднялся, несет в себе и долг — звать туда других… поэтому, брат, я и сказал тебе те слова, которые вначале заставили твой разум возмутиться.
Петр говорил о сложном просто, доходчиво, ясно; слова его текли, попадая точно в сердце. Михаил тогда понял — независимо от того, что по природе своей он был смел и храбр до неразумности, в смысле его духовной силы он действительно был трусом, боящимся появиться в переделах своей страны из-за страха подвергнуться несправедливым преследованиям за дезертирство. Он понял и слова Петра о том, что он зря пребывает в Тибете среди монахов, посвящающих себя проникновению в глубочайшие сферы познания духа, если не пытается воспользоваться их учением. Теперь он понял, что хотел ему сказать Петр той своей первой фразой. Но самое главное, что понял Михаил — он хочет быть теперь рядом с Петром и желает принять этот вызов к преодолению собственного страха и возвышению собственного духа. С того дня духовные практики его стали осмысленными, а достижения в боевых искусствах такими высокими, что вызывали восхищение у самих тибетских монахов. Именно тогда его прозвали русским беркутом.
Иван, третий их товарищ, был сыном российских дипломатов в Китае и преспокойно жил с родителями в Пекине, успешно избежав службы в армии, поскольку обеспеченный папаша смог его отмазать, заплатив необходимую сумму московскому военкому. Отец, желая воспитывать сына в духе лучших традиций российско-советской дипломатии, откровенно делился с ним всякими историями о махинациях, сделках с китайцами, выгодными прежде всего для него самого. Парнишке, который в желании уйти от праздности увлекся буддизмом, становилось все труднее совмещать в себе чистоту помыслов, идущую от вероучения, с тем пошлым и преступным, чему пытался научить его отец. В конце концов произошел конфликт, и в один прекрасный день юноша исчез из дома дипломатов и оказался в тибетской буддистской школе, в которой… начались его новые мучения. Оказалось, что он не был морально готов вступить на путь преодоления, и учился вяло, постоянно сожалея, что остался между небом и землей, не научившись принимать ни одного, ни другого, ни буддистской веры, ни отцовской науки жизни.
Тогда судьба послала ему Волина. Увидев первого русского в этом чуждом ему мире, Иван обрадовался и даже воспрял духом. После их первого разговора его уже нельзя было от Волина оторвать, он всюду следовал за ним, во всем его слушался и постепенно стал понимать, что судьба неслучайно завела его в Тибет. Все начинало для него обретать смысл. Волин не просто стал ему учителем и духовным наставником. Однажды Иван даже сказал, что он ему заменил отца. Петр отреагировал сразу:
— Дорогой мой брат, так говорить нельзя! Никто не может заменить твоего корня. Самые разные люди, которых мы встречаем по жизни, человеческие судьбы, жизненные обстоятельства — это все наш путь, по которому мы идем. Но путь — это не мы сами, а то, что вокруг нас. Это то, во что должны упереться наши ноги, то, что видят наши глаза и чувствует наше сердце, ведущее нас в каком-либо направлении. Разные люди на нашем пути — это все часть пути… Но есть люди, которые есть мы сами. Это наши предки, наши деды и отцы, и наши потомки, дети и внуки. Одни — сосуды, питающие нас, другие — сосуды, которые питаем мы. Не все эти сосуды несут лишь пользу: одни нас обучают, другие — развращают. Но мы неотделимы, мы с ними — одно целое. Мы — это они, а они — это мы! Отказаться от предков — значит отказаться от самого себя. Они живут своей жизнью, совершают свои дела, иногда преступления. Это и твои преступления, и ты можешь поплатиться за них больше, чем те, кто их совершил. Но если ты жизнью своей очищаешь канал, прокопанный теми, кто был в начале, тогда ты оправдываешь и свою жизнь, и жизнь твоего предка, который тот канал замусорил, то есть того, кем был ты в своем отце и деде до своего рождения. Мы едины в этой колонне идущих один за другим… Можно не следовать дорогой отца, но проклинать его или отказываться от него ты не имеешь права, потому что ты — он, а он — ты.
Иван научился многому у Петра, и вскоре наступило время, когда он, никого уже не копируя, двинулся вперед по дороге духовного совершенства. Там открылось и его уникальное свойство памяти — он мог легко запоминать строки из книг, подробности в одежде и в лицах различных собеседников, интонацию наречий… Он стал настоящим кладезем знаний, ходячей энциклопедией, и даже тибетцы нередко обращались к нему, чтобы он напомнил, что точно сказал Будда в таком-то эпизоде своей жизни. Наверное, поэтому они ему дали имя Гунчен — «Всезнающий».
К концу 1995 года Волину пришлось покинуть Тибет: он получил весть, что мать тяжело больна. Прощаясь с друзьями и радуясь тому, что они смогли добраться до вершин осознания свободного духа, Петр сказал им, что не станет уже возвращаться обратно, в Тибет, и будет ждать их в Москве, когда каждый из них посчитает, что и ему пора возвращаться к своим корням и выполнению миссии в родной стране. На прощанье сказал друзьям:
— Живите, не тратя себя, а обретая!
Мать удалось спасти. Петр приехал вовремя. За лечение матери взялся сам, используя тибетские травы и практику врачевания. В тот же год, верный своей старой идее, он без труда поступил в школу ФСБ. Знания, навыки и умения, приобретенные в Тибете, практики, позволяющие значительно усилить умственный потенциал и выносливость, помогли Волину лучше и быстрее других осваивать материал в различных сферах знания. Петра интересовали науки гораздо более широкого спектра, чем это требовалось программой обучения, изучал он их с ненасытностью голодного, с поспешностью обреченного, со страстью влюбленного и самоотверженностью посвященного. Для него, казалось, не было пределов, он, как губка, впитывал любой материал, а потом искал способы затвердить его на практике. Социальные и политические науки, экономика, киберразведка, ведение энергетического боя, иностранные языки, методы психологического воздействия на население и средства информационной войны, основные религиозные направления и существующие конфессии, законы природы, культура во всем ее разнообразии, исторические и философские науки… — и этим далеко не исчерпывалась обширная сфера его интересов. Преподаватели поражались уникальным способностям Петра, отмечали его глубокие знания по всем предметам и терялись в догадках, какое профессиональное направление ему предложить по окончании обучения в Школе. Но он не нуждался в советах и выбрал сам — первым его профессиональным делом стала киберразведка.
Однако, помимо страстного увлечения науками, для него существовала и еще одна сфера деятельности, о которой не знал никто. Это был его тайный проект, идею о котором он хранил еще с Тибета и которому посвящал все свое свободное время, просиживая долгими вечерами и ночами в кабинете отца. Там он работал над сводом законов своего тайного общества, которое назовет потом Орденом чести.
Прошло еще три года, и друзья наконец встретились в Москве. Россия стремительно падала в черную дыру, народ, потерявший веру во все и вся после полного развенчания коммунизма и грандиозной аферы МММ, был окончательно раздавлен дефолтом. Главным лозунгом дня стала «Полундра!», аморальность сделалась основным принципом жизни. Страна наивных и доверчивых людей обернулась страной лохов. Воровство, обман, предательство, обогащение любой ценой теперь считались символами благопристойности и благополучия. Возрождающаяся церковь окончательно вступила на путь моральной деградации и служения преступной власти. Власть, заросшая плевелами личных интересов, окончательно превратилась во власть преступников, растаскавших государственную собственность по карманам, и мечтала поменять того, кто находился на самом ее верху, — вдрызг пропившегося чистоплюя партийной закалки — на настоящего, одного из своих. Российское общество растлевалось и упивалось своим падением. Тайные службы мечтали о возрождении страха…
Волин и его тибетские товарищи не могли мириться с этим. Их общей целью стала борьба за возвращение чистоты и морали, против идеологии паханов и шестерок во власти. Свод законов Ордена чести был готов. Первыми его рыцарями стали трое друзей, давшие клятву верности идеям Ордена. Тогда же, в конце 98-го, Магистром Ордена был избран Петр Волин.
Друзья разъехались... Михаил вернулся к делам воинским и получил назначение в Западно-сибирский военный округ. Времена изменились, и никто не собирался его преследовать за дезертирство. Иван же остался в Москве, поскольку решил посвятить себя дипломатической службе и поступил в МГИМО. Волин окончил школу КГБ с отличием и отправился за границу выполнять свои первые задания.
Судьба разбросала друзей, чтобы вновь соединить их через два года. За это время каждый из них создал свою школу и выпестовал своих учеников, новых воинов Духа и Чести. А еще через восемь лет Орден уже насчитывал десять рыцарей и десять созданных ими школ, девяносто воинов и сто пятьдесят учеников. Они жаждали действий. И тогда Магистр объявил войну — войну преступлениям против морали, войну за спасение совести и чести нации.
Рыцари и воины Ордена не вели сражений и не делали театральных жертвоприношений; осужденного Орденом на казнь не опутывали веригами, не держали в заточении, не пытали и не сажали на кол — его подставляли, отправляя кому надо изобличающую информацию на преступника, и сама система, само общество — джунгли, кишащие беспощадными зверьми, — пожирало их. Кто-то терял все богатство и становился бедняком и изгоем, кто-то получал срок и поступал на перевоспитание к уркам, у кого-то не выдерживало сердце, и его хватала кондрашка, кто-то со слегка пробудившейся совестью, беспокоясь о благополучии семьи, сам пускал себе пулю в лоб, а кому-то это помогали сделать подосланные киллеры. Ни осужденные, ни их палачи так до конца и не знали, что приговор им вынес Орден чести. Рыцарями Ордена проводилась филигранная, тонкая работа, в результате которой охоту на волков вели сами волки, а дирижеры всего действа просто устраивали для будущих жертв загоны и капканы. И действовали они столь скрытно, что так и не были разгаданы никем. Орден не ставил себе грандиозных целей расправиться с подлостью во всей стране, он вел свою битву, как мог, методично постукивая молоточком казней по монолитной скале власти. Кто знает, ведь иногда и скалы разрушаются от резонанса, вызванного маленьким молоточком... Орден не спешил, постепенно накапливая умение и зрелость, и ждал дня, когда сможет принести еще большую пользу.
И день этот настал.
Сам Сытин, разумеется, не догадывался, что решение его обратиться к полковнику Волину было, по сути дела, беспроигрышным. Не желая задействовать людей с Лубянки, кроме одного лишь Волина, из-за их соблазна к предательству, Сытин фактически давал ему карт-бланш на использование своих людей. Так, под носом у самого ФСБ начала действовать тайная группа «Антизаговор».
За год людям Волина удалось внедриться в близкое окружение всех потенциальных кандидатов в заговорщики, составляющих цвет российской политической элиты, и Волин получил возможность контролировать не только передвижение означенных лиц, но и их намерения. На второй год им удалось нащупать и нить заговора.
В их ловушку попал даже сверхосторожный Печин, огородивший себя тройным панцирем защиты. Его крепость долгое время оставалась неприступной, пока сын его Иван на одной из хай-лайф вечеринок безумно не влюбился в двадцатичетырехлетнюю красавицу Аннушку. Аннушка стала вхожей в дом Печиных, и, когда, спустя время, она упросила дать ей «какую-нибудь серьезную работу», тот не смог устоять перед просьбой дорогого сыночка, и вскоре она возглавила его службу референтов. Аннушка безукоризненно выполнила свою задачу и первой доложила Волину, что Печин вместе с Аргачалом и Ванько ведут тайные переговоры.
Михаилу Стрельцову досталась особая участь — сблизиться с Аргачалом и войти к нему в доверие. Когда люди Ордена были включены в группу «Антизаговор», Стрельцов уже работал в Генштабе, причем был протеже самого маршала. Четыре года назад после нашумевшего случая, когда десантники майора Стрельцова вызволили из исламского плена международную группу переговорщиков, он был представлен к награде, во время вручения которой сам Сытин сказал Аргачалу: «Товарищ маршал, продвигай героя по службе!» Тогда Стрельцов был повышен в подполковники и переведен на работу в Генштаб.
Стрельцов Аргачалу сразу понравился. Ему самому позарез нужен был смелый командир, который возглавил бы личную тайную гвардию маршала. Он начал создавать ее еще до того, как стал министром обороны, поскольку знал, что сытинская элита считает его выкормышем прежней власти и только и ждет случая, чтобы согнать с кормушки. Тогда ему даже приходила в голову идея провозгласить независимость Тувы и в качестве Северного Юаня попросить автономию у Китая. Необходимость в крайних действиях впоследствии отпала, однако гвардия была сохранена и приумножена. В предстоящем перевороте ей отводилась главная роль.
Узнав об интересе Аргачала к Стрельцову, Волин инсценировал покушение на маршала, при котором Михаил, «жертвуя жизнью», получил ранение, но «спас» маршала от «верной гибели». После этого Аргачал окончательно отбросил все сомнения и предложил ему новое звание, новую должность в Генштабе и должность командующего своей гвардией. С приближением часа «Ч» Аргачал и Стрельцов стали практически неразрывны, не раз разыгрывая план действий и различные ситуации в связи с захватом власти. Таким образом, Михаил Стрельцов, тибетский товарищ Волина, прославленный Урусуи Бургет, стал самой главной, козырной картой в игре против заговорщиков.
С Виктором Ванько оказалось легче всего. Люди Волина давно были внедрены в его окружение, еще со времен, когда собирали компромат на его зама, крышевавшего афганский канал наркотиков. Однако, неожиданно для всех, самую главную информацию, а именно дату начала переворота, добыла служанка-кастелянша, работающая в доме Ванько и удачно спрятавшая в матрасе его кровати микрожучок для прослушки. Троица заговорщиков прокололась из-за словоохотливости и откровенности Ванько перед собственной женой, когда однажды поздним вечером он признался ей в заговоре против Сытина и назвал назначенную дату переворота.