Назови имя и путь свой 10

   …– Простите, Тина, – сказал вошедший на кухню Иван. – Я совсем не понимаю, почему Сёмушка так себя ведёт. Наверное, скучает по матери.
   – Дуру я спорола, – прерывисто вздохнув, произнесла вслух Милентина, продолжая беседовать сама с собой.
   Она ещё была во власти теней прошлого. Открывшаяся бездна исчезнувшего дня нахлынула так явно, словно всё только что произошло.
   Появление хозяина квартиры вначале не воспринялось как реальность. Интуитивно увидела изумлённые глаза мужчины, вытряхнула из себя воспоминания.
   – Дуру я спорола, – повторила Тина, лихорадочно соображая, что говорить дальше. – Весь день пробездельничала, только и сделала, что постирала. Надо завтра за продуктами сходить. Скажи, где у вас хороший продуктовый магазин. Есть у меня один отличный рецепт, хочется Сёмушке угодить.
   – Чтобы я без вас делал, – забормотал Иван благодарности, – носитесь с нами…
   – Мне это приятно и от дум отвлекает. Так где у вас магазин?
   – Я завтра выходной, – подумав, произнес отец семейства, – вот и съездим по магазинам, заодно и город покажу.
   Это была удача.
   Утром Коля увёл Сёмушку в садик, а Тина стала ждать, когда Иван позовет её. Но шло время, а приглашения не поступало. Хозяин возился с протёкшим в ванной комнате краном.
   Гостья принялась шумно одеваться. Ходила взад и вперёд по коридору, собирала и перебирала авоськи, просматривала наличие продуктов в холодильнике, советовалась с Иваном по каждой мелочи. Результат был нулевой.
   – Схожу, пожалуй, в магазин, – Тина встала в проёме двери.
   – Извините, я думал, что быстро закончу. Не получилось.
   – Я могу и одна сходить.
   – Спасибо большое. Возьмите деньги в спальне на тумбочке.
   – Зачем? У меня есть свои, – вроде бы растерянно пробормотала Тина.
   – Что же вы будете нас кормить? Это нехорошо. Возьмите деньги, а то не пущу вас в магазин.
   Первый выход из квартиры с семейной кассой, а времени потеряна масса.
   Скороходовские сапоги шлёпают по ступенькам вниз. Давно не ремонтированный подъезд красуется облупленной краской. Всё уныло и безрадостно.
   Медленно, медленно тянется дело. Вон уж руки стали шершавыми, грубыми. Разве они приспособлены к стирке, мытью, чистке картошки. Неужто ей всю жизнь подтирать сопливый нос. Скоро семейка соберётся вместе, а у неё все на старом месте. Как попала в кухарки, на том и застопорилась.
   Может быть, ну его вместе с выводком. Что, других мужиков нет в городе? Наверняка, есть у Ивана друзья, приятели, лучше бездетные.
   Распахнула дверь в зиму.
   Накануне выпал снег, и день был слепяще-белым. Он резал глаза и вышибал слёзы. Дешёвая тушь Ирины Русановой потекла чёрным ручьём. Пришлось остановиться и стереть чёрные потоки. От красоты остались лишь тёмные круги под глазами.
   Чертыхаясь, Тина прошлась по улице. Зашла в один, другой магазин и поразилась: полки были почти пусты. Выбрать совсем нечего. «Где же Иван берёт продукты?» – скрежетала зубами Тина.
   Вспоминались магазины и рынки своего города, изобилие на прилавках.
   – Простите, – обратилась она к кассиру магазина, – я приезжая. Подскажите, где мне купить продукты. У нас похороны, а я города не знаю.
   Тяжеловесная дама, сидящая за кассой, сочувственно поглядев на посетительницу, стала объяснять, как проехать в фирменный магазин.
   И снова улица, зима.
   В школе на уроках географии Милентина проходила тему про Сибирь. С заснеженной картинки учебника задумчиво смотрел бурый медведь, на другой странице по ветке скакала белка. На этом знания о морозной стране в центре Советского Союза заканчивались и не потому, что учебник больше ничего не сообщал. Ничуть. Просто эти сведения для Тины были неинтересны. Получив отметку за урок, она благополучно забыла всё о том месте на карте, где «двенадцать месяцев зима, а остальное – лето».
   Разве могла девчонка предполагать, что через много лет та самая Сибирь будет так реально стремиться её заморозить.
   В этой части мыслей Тина поскользнулась и едва не растянулась на натоптанном горбу тропинки. Вернула себе равновесие, но только сделала пару шагов, как обнаружила оконце льда на дорожке. Чертыхнулась, едва увернулась от бегущих мальчишек. Те с разгона по очереди проехали по льду и побежали дальше. К изумлению южанки, по скользкой дорожке старались проехать и люди более солидного возраста. Разрумянившийся седовласый мужчина прибавил ходу перед скользким «окошком» и… счастливо покатился, привычно выпрыгнул в конце дорожки, молодецки встряхнулся и отправился по своим делам.
   В автобусе Милентина пыталась привыкнуть мыслями к тому, что ей придётся жить в этой вечной зиме. Сосредоточиться мешали входящие и выходящие пассажиры. Они двигались кто к выходу, кто внутрь салона и постоянно задевали, а то и толкали южную гостью. Свободных сидений не было, и до нужной остановки пришлось ехать стоя.
   В долгу Тина не оставалась, локтём поддевала под ребро очередного путешественника из конца в конец салона, перегораживала узкий проход своей дородностью, гулко кричала в ответ на ругань – короче, развлекалась по полной программе. Народ набивался, как селёдка в бочку, по мере продвижения автобуса к центру города. Крики усиливались, двери не хотели закрываться, а водитель равнодушно говорил в микрофон: «Граждане, следом идёт ещё одна машина. Куда же вы все лезете? Ишь, какие зады висят. Мне что – брать топор и ходить обрубать ваши зады? Между прочим, худеть надо и есть поменьше». Наконец-то входящие утрамбовывались, двери со скрежетом закрывались, и автобус двигался дальше.
   Толчея успокоила Милентину и утихомирила, а потому в магазин она вошла с тихим счастьем. Но там сразу же от порога начиналась «берлинская стена» из спин, одетых в серые, чёрные, коричневые пальто и куртки. Попытка пробиться сквозь толпу потерпела крах в первое же телодвижение. «Очередь занимай», – кинула в неё басом худющая спина в сильно потрепанной «москвичке».
   – Мне только посмотреть на витрину, – начала было вновь вошедшая.
   Ответ прилетел с другого конца «стены»: «Очередь подойдёт, тогда и посмотришь».
   – Где же я тут очередь найду? – повысила голос Тина. – Вы вон каким табуном стоите.
   Одна из спин повернулась и оказалась женщиной среднего возраста, малой упитанности с живыми, коричневыми глазами. Она вынула из кармана шариковую ручку и почти приказала: «Ладонь давай». Растерянно Тина протянула ладонь, а женщина написала на ней «275», потом передала Тине ручку, объявив: «За мной будете». «Это почему?» – ошарашенно спросила Тина. Женщина среднего возраста глянула на неё строго и показала свою ладонь, где красовалась цифра «274».
   Постепенно Тина привыкла к толпе, потом стала сливаться с ней, втянулась в разговор о жизни. Ей понравилось то, что можно говорить здесь всё что угодно, ведь никого из стоящих рядом людей ты не знаешь.
   Время от времени толпа приходила в движение, выпуская из своего чрева счастливчика, достигшего прилавка и затоварившего сумки величиной с мешок.
   Человек пока ликует, но ведь покупкой можно накормить целый полк, и впереди у него другая проблема, как теперь всё это съесть, чтобы не пропало. Конечно, в охотку его семья покушает вволю, потом начинается изобретение новых блюд. Ведь уже известны рецепты пельменей с колбасой, ватрушек с сосисками, картошки с беконом. Остатки роскоши будут доедать кошки и собаки.
   Но это будет потом, а сейчас счастливчик, сгибаясь под тяжестью ноши, прорезает толпу, с которой он почти сросся, сроднился до сердцебиения в унисон. Выбирается, уже ненавидя тех, кто его окружал. Вырывается на свободу.
   Вслед летят завистливые взгляды. Но со стороны прилавков послышался шум борьбы и недовольные крики людей. Это кто-то из дальних очередников пытается вопреки всему сделать покупку раньше положенного срока.
    «Смотрящий» из числа тех, чья цифра на ладони дозволяла ему быть приближенным к весам и продавцам, загораживает подходы нахалу и что есть силы орёт: «Сейчас берут пятьдесят седьмые. А ты какой? Покажи цифру». Напирающий изо всей силы нахал старается перекричать всех: «Почему я тебе должен руку казать? Ты мою цифру себе напишешь, и пропала моя очередь». Брань становится всё громче, а движение толпы похожим на броуновское. В конце концов нахал пробился к прилавку, и угоревшие продавцы взвешивают ему одну или две «палки» колбасы, пару килограмм сосисок, да немного сарделек, да бекона «палку».
   Очередь успокаивается, забывает про нахала и переключается на обсуждение рецептов очередного салата, на обмен опытом в деле воспитания подрастающего поколения и на советы: как и что, чем лечить.
   После получасовой давки в душном помещении Тина решила, что стоять ей уже достаточно. По примеру нахала она медленно стала дрейфовать в сторону прилавка. Вот уже перед ней только спина очередного «смотрящего». Надо закрепиться на занятых позициях, и Милентина начинает громко наводить порядок следования покупателей. Втискивает руку перед дряхлой старушенцией, ладонь по-хозяйски возлагает на витрину, наклоняется, будто рассматривает товар и цены. По-свойски делится впечатлениями с крупным мужиком впереди.
   До весов остается два человека. «Смотрящие» увлечены сдерживанием очередного внеочередного. Проверив у него ветеранскую книжечку, поясняют старику:
   – Дедушка, сейчас становись вон за тем человеком в очереди. У нас тоже закон: все, кто без очереди, идут через пять цифр.
   Внеочередник с благодарностью затискивается в живую нитку из человеческих тел и становится бисеринкой в этом запутанном колье. А Тина уже готовит деньги, чтобы расплатиться без задержки.
   – Люди добрыя, – вдруг слышится резкий старушечий голос, – етой девки упереди меня не було. Откуль она взялась?
   – Да они с мужем стоят, – попробовал прояснить ситуацию мужик в кепке.
   – С каким ето мужем, – причитала старушка, – ежели я за им стою, почитай, с открытия. Парень, а парень, ну ето, чё ты молчишь? Твоя енто баба, али нет?
   Крупный мужик оглядывается на Милентину.
   – Скажете тоже. На такой древней в жизни бы не женился.
   Милентину подкинуло:
   – Это я-то древняя? Ах ты, хлыщ пляжный, морда угреватая твоя! Да на тебя ни одна баба не кинется, потому и не женат!
   – Не тебе судить про моего мужа, – встряла в общий ор моложавая огненно-рыжая дама, – и не угреватое у него лицо, а обожжённое на работе. Он, между прочим, ударник пятилетки, и сын у нас на пятёрки учится. А ты, прости Господи, не притирайся к чужим мужьям и не лезь без очереди…
   Гвалт и ругань поднялись к потолку, плеснулись на плафоны освещения, пробежались, словно искорка, по всему торговому залу, зажигая всё новые и новые костры свары. Где локтями, где тычками люди вытолкнули Тину на исходную позицию в очередь с порядковым номером 275. «А ещё приличная женщина, столько рецептов знает», – проворчала в её сторону «номер 274».
   Во время перебранки по ту сторону прилавка стояли продавцы, безучастно сложив руки. Они привыкли к таким сценам и были рады небольшой передышке. Наконец старшая из них рыкнула на очередь:
   – Заказывайте по очереди, а то магазин закроем и будем впускать по десять человек.
   Рык возымел действие: никому не хотелось стоять на морозе.
   Сколько прошло времени, Тина уже не чуяла. Можно было бы «послать» всё, но тогда цель ушла бы ещё дальше, а семейный бюджет уплыл бы из рук. А так ещё и ореол мученицы принесёт она в дом Ивана.
   Медленно, но очередь двигалась. Осталось совсем немного. В это время около входной двери зашумел народ. Толпа обратилась в слух. Оказалось, что дальние просят ближних пропустить без очереди молоденькую женщину с малышом на руках. Мужики расступались перед ней, бабы подталкивали всё вперёд и вперёд.
   – Вы что, не люди, – спрашивали дальние ближних, – как ей с дитём выстоять такую очередищу?
   – Да я постою, – оправдывалась молодка, – сын у меня тихий, он заснет скоро.
   – Ничего себе, такое беремя на себе держать, спина отломится.
   – Постоит, не сломается, – взбесилась Тина, которой стоять уже не просто надоело, и каждый человек впереди был, как личный враг.
   – Ишь ты, «не сломается», – зашумели вокруг. – Ты, что своих детей забыла? Забыла, как таскать их на себе? Молодая надорвётся из-за куска колбасы, потом всю жизнь на таблетки работать будет.
   – Неча гуторить, – пробасил широколицый мужик, стоящий первым, – иди, доча, уперёд миня. Хто рот раззявит, я приткну.
   Толпа одобрительно загудела…
   Гневная, с помятыми боками и оттянутыми до пола руками, Тина добралась домой только к вечеру. Она не могла привыкнуть к тому, что вечер в Сибири начинается уже днём. «Пять часов вечера», – так говорили здесь, у неё дома это время – день.
   Поднимаясь по лестнице, женщина надела на лицо маску усталости, шла, шаркая ногами. Позвонив в дверь, долго ждала. Никто не открыл. Что делать? Ключа нет. Тут ещё на самом деле навалилась усталость. Куда идти?
   Привалилась к стенке. В голове – гнев и хаос. Позабыли про неё, бросили. Если уехали в гости, да с ночевкой, то ей конец. Кого она здесь знает? Попробовать позвонить соседям…
   Хлопнула входная дверь. По лестнице запрыгали маленькие ноги, следом застучали каблуками взрослые. Послышался звонкий смех Сёмушки.
   Ну, всё правильно: Коля сходил за младшим братом, а куда девался их папаша?
   – Тётя Тина? – взметнул брови парень. – Где вы были, мы уже волноваться начали. Папа пошёл вас искать.
   – Я в магазин бегала.
   – Какой магазин, вы же города не знаете!
   – Язык до Киева доведёт.
   Милентине было приятно, что за неё беспокоились, переживали.

   Там, в той жизни, любить её было некому.
   норовили сделать по-своему. Вот и та девчонка буквально разрушила счастливую жизнь Милентины. Разве надо ли было ехать туда, где Макар телят не пас? Сейчас бы сидела Тина в беседке, закутавшись в плед, смотрела бы на бушующее море и пила чай.
   Но ребёнок спутал карты, и теперь приходится быть поломойкой, кухаркой, и ещё Бог знает кем. В тот день Милентина не смогла сдержать свой гнев за разбитый чайник, в котором так удачно была растворена надежда на избавление от снохи и племянницы.
   Вылетев на берег моря, увидела, как Сонечка присела на траву рядом с подружкой и делает вид, что наряжает куклу. Однако испуганно наблюдает за своей тётей.
   Милентина сделала вид, что просто прогуливается по берегу. Подошла к обрыву, глянула вниз. По коже пробежали мурашки, голова закружилась от высоты. Оказавшись около девочек, рывком подняла соседскую девочку.
   – Ты что сидишь тут? Тебя мать обыскалась уже. Сказала, что излупит, как собаку.
   Больно подтолкнув, добавила: «Ну-ка, беги домой…» Оглядываясь, девочка побежала к дому.
   Надо было успокоиться самой и успокоить племянницу, чтобы подойти ближе, не спугнуть бы… Растянула губы в улыбке: «Какая у тебя куколка. Дашь посмотреть?»
   Но Сонечка боязливо поднялась и попятилась от наступающей на неё женщины. В широко раскрытых голубых глазах отражалась крыша красивого дома, утопающего в осенних кронах яблонь.
   Шаги наступления становились всё медленнее и короче. «Не спугнуть! Лишь бы не побежала», – билось в мозгу.
   Девочка остановилась почти на самом краю обрыва. Она прижимала к себе игрушку и была готова закричать.
   – Что же ты меня боишься, дурочка, – ласково произнесла Тина. – Я просто хочу с тобой поговорить, про… твоего братика.
   Сделала ещё шаг.
   – Представляешь, когда твой братик вырастет, он тоже станет моряком, как папа, и будет плавать на большом, белом корабле. А ты будешь стоять вот здесь и махать ему рукой. Смотри – теплоход!
   Светлые косички взметнулись вслед за поворотом головы. Сонечке хотелось увидеть теплоход, на котором будет плавать её братик… Толчок в спину, и ребёнок кувыркнулся под обрыв. Ни крика, ни шороха.
   Заглядывать вниз не стала. Пнула следом куклу, постояла и бросилась бежать к дому с дикими воплями. Первыми из сада выскочили Егор с Кириллом.
   – Егорушка, – голосила Милентина, – Сонечку соседская девчонка столкнула под обрыв. Толкнула и убежала. Я не успела… Егор, беги скорее туда.
   Брат ринулся к ступенькам, ведущим к морю. Кирилл следом. Не добежал, повернул обратно. Вид у него был грозным.
   – Соседская девочка давно пробежала домой. Я видел…
   – Толкнула и убежала.
   – Что же ты сразу не закричала?
   В груди похолодело. Повеяло опасностью. Что-то она сделала не так. Беседка, окружённая розами, стала медленно растворяться в воздухе. Мимо побежали женщины. Последней ковыляла старуха. Поравнявшись с Тиной, она вдруг пошла на внучку.
   – Как ты могла, ребёнка?
   Подняла клюку, но промахнулась и упала.
   Кирилл бросился поднимать бабушку, рыкнув: «Это тебе с рук не сойдёт…»
   Дико закричала Зоя, схватившись за живот, стала медленно оседать на землю.
   По тропинке поднимался Егор, он нёс бездвижное тело девочки.
   Вылетев на улицу, Тина почти кинулась под колёса машине. Завизжали тормоза. «Ты, что сдурела?» – заорал на неё водитель. Пулей заскочив в машину, женщина начала причитать: «Скорее поехали, там человек умирает».
   Машина неслась по шоссе, подгоняемая Тиниными криками об умирающем муже. По дороге поняла, что оставаться в городе никак нельзя. Надо бежать. Куда? Там будет видно.
   Долгое время не могла попасть ключом в замочную скважину. Руки тряслись в нервной лихорадке. Рывком распахнула дверь, кинулась к постели, из-под матраца вынула потрёпанную тетрадь, сунула в сумку, туда же полетели духи, паспорт. Помада куда-то запропастилась. Перебуробив всё на столе, Тина побежала к выходу, вернулась, и, сдернув с вешалки новый розовый плащ, выскочила из дома.
   На автобусной остановке стояло такси.
    «На вокзал», – коротко прокомандовала она. И тут же в ужасе вжалась в сидение: по направлению к её дому пролетел зелёный «Москвич». Через стекло успела разглядеть разъярённое лицо Кирилла. «Скорее, опаздываю», – взвизгнула в панике Милентина, и такси рвануло по направлению к вокзалу…

   – Подлый, подлый, – бормотала Тина, выкладывая колбасу из авоськи, – всё из-за этого придурка. Если бы не он, всё прошло бы прекрасно. А теперь, извольте таскаться по магазинам, мёрзнуть и нос вытирать гадёнышу.
   На кухню вошёл Коля.
   – Может, вам помочь?
   – Да, – всполошилась Тина, – конечно, помоги. Сосиски в морозилку, а бекон – вниз. Мы его быстро скушаем.
   Мигом забылась обида на родственников. По телу прошлась истома. Молодой, высокий, красивый парень волновал кровь женщины, и было неважно, что ему всего семнадцать.
    «Сладенький ты мой», – истекала желанием душа. Так хотелось прижаться, раствориться, отдаться, что Тина едва себя сдержала.

Продолжение следует http://proza.ru/2021/09/15/311