Нарисованная жизнь

– Мама пришла, – Катя кинулась в коридор. Алька прислушалась. Плаксивым голосом Катя что-то рассказывала матери. Слов Алька разобрать не могла. “Жалуется”, – Алька убрала рисунки, взяла учебник и уставилась в книгу.

Ольга Николаевна приходилась Альке мачехой. Давно, когда Альке было пять лет, она разрушила их семью – так всегда говорила мама. Говорила зло. Не жалела грубых обидных слов. Они жили вдвоём с мамой, пока полгода назад ее не стало. Рак обнаружили поздно. После смерти матери отец забрал Альку в свою семью. У нее появилась новая мама, которую Алька мамой не считала. А еще у Альки появилась сестра. Ее Алька признала и завидовала ей.
Катя была живым, шумным ребенком. Она была бесенком хаоса. Ее ругали, увещевали, но не зло и не обидно, отмечала Алька. За ней все время приходилось что-то приводить в порядок, привлекая и саму Катю к этим работам. Поэтому Катя постоянно оказывалась в центре домашних дел и событий. И это задевало Альку. Она чувствовала себя все более одинокой и ненужной. Хотя, если бы Алька была не столь болезненно замкнутой и обиженной на весь мир, она бы заметила, что и отец, и Ольга Николаевна делали все, чтобы девочка привыкла к новому дому и приняла его. Но Алька упорно замыкалась в своем одиночестве. И уединялась за столом, с уроками, с книжкой, с рисованием.

Рисование было ее средством общения. Алькину маму иногда раздражали ее вопросы. Иногда она плакала от каких-то ее рассказов. Алька пугалась такой реакции, замолкала, затихала. Со временем научилась больше слушать, не задавать вопросов, говорить коротко и односложно. У маленькой Альки накапливалась масса невысказанных мыслей и чувств. И она начала переносить их на бумагу. Иногда показывала свои рисунки маме. Но та смотрела мельком, говорила: “хорошо”, и возвращала рисунок дочери. В новом доме свои рисунки Алька никому не показывала. 

И вот сегодня… Когда Алька вошла в комнату, она увидела валяющиеся везде рисунки, помятые, надорванные, изрисованные. Катя сидела на полу и чертила зеленым фломастером по голубому небу.
– Не тронь! – Алька подскочила, толкнула Катю.
Падая, Катя больно ударилась об угол стула и заревела. Алька испугалась. Что же будет? Она успокаивала сестру, прикладывала холодное полотенце ко лбу. Но шишка выросла приличная. Катя, правда, вскоре успокоилась, согласившись в качестве морального ущерба съесть ее пирожное.
Вошла Ольга Николаевна, села напротив.
– Что случилось? Объясни, Алечка.
И от того, что ее не стали сразу ругать, Алька разревелась и, путаясь и всхлипывая, рассказала, что произошло.
– Твои рисунки? – удивилась Ольга Николаевна, – покажи.
Алька полезла в стол, протянула папку с испорченными акварелями. Ольга Николаевна с изумлением, восхищением рассматривала их, тихо восклицая: “Боже мой, какой мир. Восхитительно. Необыкновенно. Невероятно”. Алька притихла.
– Я возьму их себе. Можно? – Алька кивнула. – А ты будь поосторожнее с Катей. Конечно она девочка избалованная, но ты же взрослее, сильнее. Рассчитывай свои силы. Хорошо? – Алька кивнула.

На следующий день Ольга Николаевна зашла в комнату девочек и положила на стол Альки огромный пакет. “Тебе”. Алька осторожно заглянула внутрь. Там было три пачки бумаги разного формата, большая коробка акварельных красок, разнообразные кисточки. Алька счастливо улыбалась, впервые за полгода.

… Щелкнул замок. Алька подняла голову. Прислушалась: “Мама пришла”. Алька рисовала голубое безоблачное небо.