Именем Космоса. Часть 3. Глава 11

Глава XI

Четыре дня занятия у Олега и Юрия проходили с прилетевшими к ним специалистами. Работа на предприятии, спортивные игры после смены и тренажёрный зал, самостоятельная подготовка и занятия со специалистами Гепарда – в таком режиме им некогда было вспоминать о своём инструкторе. Разговор о нём зашёл один раз, когда, усталые, они укладывались спать в доме своей «гепардовской» семьи.

– Где он пропадает по стольку времени? – спросил Олег больше в пространство, чем обращаясь к брату. – Тренирует ещё кого-то? Значит, не нам одним не повезло!

– Сколько ему лет? – тоже к потолку обратился Юрий. – Сыну полтора года, жена погибла на Терции... Может быть, это она была заслана, а он готовил дома кашки и супчики?

Они слышали обрывки разговора, состоявшегося по «пчеле» между их инструктором и его собеседницей во время последней тренировки.

«Когда вернёмся, я всё тебе расскажу...»

Пауза, в течение которой он слушал, затем:

«На Терцию? Тебя там и ждут. Кильрат с Лок-Ланом».

И нетерпеливое:

«Так я по крайней мере... Понимаю. Но взять тебя не могу...  Всё, Фарите. Это не обсуждается. Вернусь – тогда».

– Порасспросить бы его, – сказал Олег, – да субординация не позволяет. Замечал, как он смотрит? Не подступишься.

– Вот я и не буду... – пробормотал Юрий, отворачиваясь к стене и натягивая на плечи одеяло. – «Оружие и скафандр»...

Прилетев во вторник к дому для теории, курсанты вместо своего инструктора увидели незнакомого человека, поджидавшего их. Это был среднего роста землянин с цепким, в упор, взглядом.

Поскольку землянин вполне мог оказаться человеком, не имеющим отношения к Гепарду и случайно попавшим сюда, парни поздоровались, и Олег, подчиняясь характеру, положенному ему по легенде, спросил насмешливо и нагловато:

– Не ожидали встретить гостя. Не секрет, что вы здесь делаете, иркмаан?

– Гуляю, – ответил землянин. И наблюдательные парни заметили нечто не характерное для случайного человека. Обычно при первой встрече люди бросали на них хотя бы один растерянный взгляд – убедиться, что перед ними действительно близнецы. Землянин же не проявил удивления.

– Мы совершаем здесь моцион, иркмаан, и не любим, когда нам мешают.

– Почему же здесь? Далеко в лесу, столько времени тратите на дорогу!

– А это наше дело, иркмаан, не находите? – вступил в разговор Юрий. – Воздух нам здесь нравится. Дом вон – погреться можно. И никто не вмешивается во что не просят, – добавил он с нажимом. – Непонятно, как вы сюда попали?

– Специально прилетел с Удеги.

Землянин предъявил удостоверение. Парни встали ровнее.

– Нас не предупреждали о дополнительном занятии, – сказал Олег.

– Оно плановое.

– А где же наш Ору... наставник? – не смея поверить, что им сменили инструктора, спросил Олег.

– Он ранен, и заниматься с вами пока буду я.

Парни переглянулись.

– Ранен?

Это известие снова вызвало в их памяти разговор по «пчеле». Прозвучавшие тогда имена Кильрата и Лок-Лана были знакомы курсантам. Но если что-то и заинтересовало их на тот момент, это упоминание Терции, на которой им, возможно, предстояло работать.

– Как он ранен, иркмаан?

– При попытке проникнуть на Терцию.

– То есть, при неудачной засылке? – понимая, что этого не может быть, уточнил Юрий.

Новый инструктор коротко взглянул на него, словно пытался понять, дурак перед ним или человек, играющий под дурака.

Эдвард Стингер был одним из наиболее опытных инструкторов Гепарда. Вернувшись на Удегу, Чиль встретился с ним и переговорил о Майране и его ребятах. Он попросил не только позаниматься с курсантами некоторое время, но и немного помочь Майрану: говорить самому о себе было для него действительно не лучшим вариантом.

Прежде чем выходить на занятия с курсантами Майрана, новый инструктор проштудировал его отчёты – что изучили, чем занимались – и знал о требованиях, предъявляемых к ним Майраном.

Он начал с того, что проверил приобретённые боевые навыки ребят и проэкзаменовал их по пройденному материалу. И результатом остался доволен. Но вот настроение ребят ему не понравилось.

Курсанты подчинялись новому инструктору с удовольствием. В рукопашной он проявил мастерство, которое не могло не вызвать их уважения. Майран, тренируя новичков, вынужден был придерживать свои  силы, в то время как проверяющему это было не обязательно. К их досаде, он повторил набившую им оскомину истину, что «скафандр и оружие должны быть всегда в полной исправности».

Едва ли не с трепетом курсанты ждали рассказов ветерана о том, в каких переделках он побывал. Когда во время передышки километрах в пятнадцати от лесного дома он присел на ствол поваленного дерева и предложил им развести костёр и приготовить обед, они подступились с расспросами.

– Расскажите нам что-нибудь, иркмаан, из своего опыта.

Он чуть усмехнулся:

– Ваш инструктор сделал больше меня, его расспрашивайте.

– Он? – пожал плечами Юрий.

– Его спросишь! – добавил Олег недовольно. – Да и о чём? О кастрюльках с ползунками?

Стингер коротко взглянул на ребят.

– Вы что, всерьёз не знаете, что за человек ваш инструктор?

– Откуда, иркмаан?

– Если вас это интересовало, вы могли обратиться к своему координатору на Удеге и всё выяснить.

Парни с досадой поморщились – они не сделали этого.

– Ну что ж, – сказал их временный инструктор. – Начнём с того, что Майран Идерс – один из лучших специалистов Галактики по рукопашному бою.

– Он? – хмыкнули парни.

– У него два высших образования.

– У него два образования? И какие же?

– Первое – исследовательское.

– Так он ещё и исследователь?

– Второе – наше, гепардовское. Ну, и плюс Космическая Школа и опыт работы в группировке, конечно.

– Только неудачный.

– То есть?

 – Неудачный опыт, – не опустив взгляда, зло сказал Олег. – Он предал кого-то и сбежал.

– Откуда информация?

– Он сам сказал это!

– Вам?

– Нет, – вынужден был признать Олег.

– Так вот в чём дело... – пробормотал Эдвард Стингер. – А я не мог понять, в чём причина вашего отношения! А между тем, иркмаан, в инструкторы курсантам дают только лучших, и вы должны бы помнить об этом.

– Лучших – или таких, кого вроде бы и деть-то некуда, а начальству их жалко, – закусили удила курсанты.

– То есть, восьмой месяц вы учитесь у человека, у которого вам нечему научиться? И терпеливо сносите это?

– Да, мы не подавали рапортов иркмаану Чилю, но только потому, что кое-чему у... нашего инструктора поучиться можно, мы признаём. А на будущий год, мы надеялись, инструктора нам сменят.

– Будет очень жаль, если сменят, – сказал Стингер. – Потому что человека, знающего современную Терцию лучше, чем он, найти окажется трудно.

Инструктор встал.

– Суждение, которое вы высказали, категорично и в корне неверно. Вам, как Гепардам, полагалось бы избрать своим девизом слова Козьмы Пруткова «зри в корень». Если человек не открылся вам сразу, то следовало бы задаться вопросом: «Какие у него к этому причины?»

– Мы задались этим вопросом, иркмаан!

– Но к ответу пришли, противоположному истине. Почему?

Курсанты молчали.

– Дело в том, что в первоначальной оценке фактов вы не были объективны. То есть, в соответствии со своими субъективными взглядами вы исказили факты. На что вам следовало опираться?

Ответа не последовало.

– Во-первых, вы знаете, что курсантов в Гепарде готовят лучшие специалисты Галактики. Во-вторых, вы судите о человеке, который вам не понравился, по обрывку случайной фразы. А прежде чем выносить приговор, надо узнать больше. Если перенести эту ситуацию на пиратскую группировку, то что получилось бы?

– Сейчас мы не в группировке, – непримиримо сказал Олег, – и разбираться в личности инструктора, находясь только на первом курсе, нам кажется излишним.

– Напрасно. Вы не вечно будете курсантами, и привычка присматриваться к каждому человеку должна закладываться сразу.

– Так вы знаете или нет, что произошло у него на Терции? Был он там вообще?

Эдвард Стингер кивнул ребятам на костерок, забытый ими за разговором и готовый погаснуть. Ребята переглянулись. Они постоянно взглядами словно обращались друг к другу за поддержкой, и от этой привычки им тоже следовало со временем избавляться.

– Что знаете о последних событиях на Терции? – в свою очередь спросил Стингер.

– На Терции в результате бунта сменился главарь, бывший у власти восемнадцать Галактических лет, двадцать один год по земному времяисчислению. При новом главаре Терция пошатнулась и оказалась неспособна защитить от других группировок свои охотничьи владения. Границы Терции перекрыла СГБ, лишив её возможности сообщаться с другими группировками и не давая другим группировкам захватить её территории и совершать на них ограбления... – принялся отчеканивать заученные фразы Олег.

Юрий не отстал от брата:

–Под плохим руководством Терция начала быстро слабеть и терять свою численность. К настоящему времени там осталось меньше пяти миллионов человек, и этот процесс продолжается. Ограбления стали более злобными и гораздо менее удачными, крупная боевая техника группировки не ремонтируется, планетарная охрана выполняет свои функции плохо, дисциплина упала. В результате неудач на ограблениях на Терции стало не хватать продовольствия, группировка ощущает также энергетический голод – другими словами, топлива им не хватает.

– Что ж, хорошо, – прервал потоки заученных фраз Стингер. – Ну, а как получилось, что СГБ сумела перекрыть границы Терции?

Курсанты молчали.

– А также, почему главарь, двадцать лет успешно управлявший группировкой и сделавший её наиболее сильной в Галактике, вдруг отступил перед банальнейшим бунтом?

Вспомнив кое-что из того, что говорил на подобные их замечания Майран Идерс, Олег возразил практически его словами:

– Не надо недооценивать Кильрата. Он себялюбец, но хитрый и умеет делать зло.

Стингер кивнул. Он узнал и слова, и интонации.

– Ну, и всё-таки?

Курсанты нашлись с ответом не сразу. Что ж, значит, Майран действительно ни словом не обмолвился им о своей роли в развале Терции.

– Это оттого, что и на старуху бывает проруха, иркмаан, – сказал Юрий.

– А ещё оттого, – сказал Эдвард Стингер, – что рядом с ним, талантливым и опытным главарём, оказался Гепард, который разобрался в личности главаря, стал его правой рукой и повлиял на события.

– Гепард, иркмаан? – вразнобой сказали курсанты, кажется, не сопоставив услышанное с тем, что этот разговор начался с Майрана.

– Гепард, ваш инструктор, Майран Идерс, хоть в группировке он был, разумеется, под другим именем.

Ребята молчали, стоя с непроницаемыми лицами – они, обычно на лету схватывающие новое, осмысливали информацию.

– Ему было восемнадцать лет, когда его уже заслали на Терцию, через год он стал приближённым главаря и благодаря полной самоотдаче восемь месяцев назад фактически развалил группировку. Он и его жена – одни из ста восемнадцати кавалеров ордена Звезда-Солнце, высшей награды Земли.

– Он – понятно, – охрипнувшим голосом сказал Олег. – А его жена-то за что?

– Кто же задаёт такие вопросы? За работу.

– Они что, вместе работали на Терции?

– Она – на Юнседе.

– А погибла на Терции, – пробормотал Юрий.

– Вы знаете?

– Он упомянул как-то. Но в конце-то концов, – рассердился Олег, – про предательство мы тоже не придумали!

– Человеческая совесть – судья жестокий и не всегда объективный. Уходя из группировки, он оставил там друга. Тот погиб.

– А уйти вместе было нельзя?

– Только вместе погибнуть. Но это означало бы дать умереть тринадцати пленным. Такой была цена – один или все. Вот так.

Некоторое время курсанты молчали, поглядывая друг на друга. Как многие близнецы, они прекрасно понимали один другого без слов.

– Так он полетел сейчас на Терцию – зачем? – спросил наконец Юрий. – Иркмаан, в каком он госпитале?

– На Антлоите.

– Почему там? Всё так серьёзно? Скоро он восстановится?

Оставшись с глазу на глаз, братья хмуро переглянулись.

– Так в восемнадцать лет его уже заслали? А как же два высших образования? В группировке он их получал, что ли?

– И вернулся всего перед тем, как ему дали нас – тоже бы не успел, – согласился Юрий.

– А педагогический опыт-то у него, судя по всему, небогатый.

– Ну, он Гепард.

– Надо лететь к нему в госпиталь, – нехотя сказал Олег. – Вот тебе и Оружие-и-скафандр...

– Когда? – спросил Юрий, представив плотный график работы и занятий.

Олег пожал плечами:

– Полагаются же нам выходные!


Фарите узнала о ранении Майрана от Тэада. Он не хотел говорить ей об этом, но, увидев, что он вернулся, она бросилась к видеофону. Тэад едва успел её перехватить. Только её звонка не хватало сейчас Марии!

Рассказывая, он не вдавался в подробности, полагая, что она не знает о предпринятой экспедиции. Фарите решительно потребовала объяснений.

– Майран рассказал тебе? – спросил Тэад, сам не поверив в такое.

Фарите вскинула голову:

– Я же обещала, Тэад, что всё узнаю сама, верно? Или я, по-твоему, совсем глупая? Так иркмаан Чиль был с вами?

Тэаду пришлось рассказать обо всём. Осведомлённость Фарите в некоторых вопросах иногда едва ли не пугала его.

Анна приняла известие о неудаче внешне спокойно. Тэад и Володя, как и весь экипаж, не пострадали, Майран должен был в ближайшее время восстановиться. Вроде бы всё в порядке. Но душу сжала такая тоска, что на какой-то миг стало нечем дышать. Увидев, как мучительно прикрыла глаза Фарите, Анна подумала, что для них обеих эта неудавшаяся экспедиция имела одинаковое значение.

Расспросив Тэада, Фарите ушла к себе, забралась в кресло и, стараясь дышать ровно, чтобы не разреветься, принялась думать. Иркмаан Чиль был прав, когда говорил, что Майрану опасно лететь туда. И как хорошо, что он полетел с Майраном! Если бы на Терцию могла попасть она сама!

Она понимала, что толку от этого быть не могло. Она не прошла бы там и двух шагов, как её схватили бы пираты. Да и что сделала бы она там? Что и как бы узнала? Всё бесполезно.

Фарите уткнулась в спинку кресла и застонала. Великий Космос, пожалуйста! Ты справедлив, так неужели смерть была для Даргола тем, что он заслужил? Он спасал своей смертью нас, и умереть было для него лучше, чем остаться живым в руках рассвирепевших пиратов! Но если бы он захотел, он правда смог бы уйти с Терции вместе с нами? Он не ушёл из-за меня, что бы там ни говорил Майран. Неужели то, что я люблю его, не имеет для тебя значения?

«Жди меня, и я вернусь...»

Ждать? Анна ждёт.

«У вас есть дом, где вас всегда будут ждать!..»

Фарите вскочила, сбежала по лестнице. Анна была в большой комнате, работала за информатором. Фарите подошла к ней, склонилась, прижалась головой к её плечу.

– Анна, милая, почему вы ждёте Даргола?

Она подняла голову от работы.

– Потому что я люблю его.

«Я тоже его люблю» – едва не сказала Фарите, но успела прикусить язык. Скажи она такое, и Анна спросила бы, откуда она его знает. И ей пришлось бы нарушить слово, данное Дарголу, и к тому же рассказать, что он погиб. А мать надеялась.

– Анна, можно я почитаю вам стихи? Мне сказал про них иркмаан Чиль, друг Майрана.

Анна чуть улыбнулась:

– Почитай.

Фарите присела на стул рядом с информатором Анны.

– Жди меня, и я вернусь, – начала она.

Анна тревожно посмотрела  на Фарите. –


Только очень жди,

Жди, когда наводят грусть

Жёлтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Жди, когда из дальних мест

Писем не придёт,

Жди, когда уж надоест

Всем, кто вместе ждёт.


Жди меня, и я вернусь,

Не жалей добра,

Всем, кто знает наизусть,

Что забыть пора.

Пусть поверят сын и мать,

В то, что нет меня,

Пусть друзья устанут ждать,

Сядут у огня,

Выпьют горькое вино

На помин души...

Жди, и с ними заодно

Выпить не спеши.


Жди меня, и я вернусь,

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: – Повезло. –

Не понять не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой, –

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.


Вот, – тихо выдохнула Фарите. – Только я одно слово там заменила. Оно само у меня заменяется. Там было «не желай добра», а у меня каждый раз получается «не жалей». Анна, простите меня!

Анна заплакала, обняла вскочившую Фарите. Фарите гладила её по волосам, виноватая и сама готовая заплакать.

– Анна, может быть, Аена права, и мне не надо заговаривать с вами об этом? Я тогда не буду. Я хочу научиться ждать у вас, понимаете? Чтобы ждать, как вы – несмотря ни на что, не слушая никого...

– Спасибо тебе, Фарите, – прошептала Анна. – И Аена, конечно, права по-своему. А ждать мне легче, чем им. Они не видели его живым, а я – мёртвым.

«А я видела его мёртвым?» – испугалась Фарите.

– А я видела, как его застрелили... – прошептала она. – Насмерть.

Анна посмотрела ей в лицо:

– Такого никто не решит, кроме тебя, Фарите. Жди, если душа этого требует. Наши души – это Бог, а Бог знает всё – лучше, чем люди.

Часть этого разговора услышала Аифаш. Она спустилась из детской, и взволнованный голос Фарите остановил её. Рядом остановился Тэад.

– Что ты?

Она покачала головой, зашла в кухню, поставила бутылочки в моечную машину, достала из сушки ползунки и распашонки. Тэад взял их из её рук.

– Что случилось?

Она прижалась к его груди. Ей было спокойно и защищённо рядом с ним, и часы, когда он бывал дома, были для неё самыми счастливыми.

– Мне тоже надо учиться этому – ждать тебя. Ждать и полагаться на сам Великий Космос.

Тэад обнял её. Как бы ни любил он мать, сестру, Володьку, но нежность к Аифаш, трепетная и горячая, перекрывала всё.

– Пока я нужен тебе, я буду жив, – сказал он. – Чтобы ты никогда не терзалась подобно маме.

– Тогда ты будешь жить вечно!

– Согласен, – рассмеялся Тэад.

Они вернулись в детскую – комнату с большими окнами. Малыши, слишком маленькие для манежа, лежали рядом в кроватке. Был вечер, но солнечного света ещё хватало. Тэад положил принесённые вещички в стенной шкаф, обернулся и увидел, что Аифаш смотрит на него с тревогой. Она подошла. Как ни высока она была, но на Тэада ей всё равно приходилось смотреть немного снизу вверх.

– Я больше не допущу, чтобы в нашу жизнь вмешивались посредники. Крэй Стоун действовал из самых лучших побуждений, а получилось, он только всё запутал. Коул Леверт был просто глупым мальчишкой, но и он сумел испортить что мог. Бойна – та... ну да Бог с ней, она умерла, и ни к чему тревожить её память. Из всех посредников только Фарите сумела помочь. Но впредь мы во всём будем разбираться сами.

– Только так, – подтвердил Тэад. – Сидеть рядом и разговаривать.

Они не любили вспоминать о своей ссоре и говорили о ней, пожалуй, только один раз, в госпитале на Антлоите после побега с Терции. Аифаш лежала тогда в палате интенсивной терапии, и Тэад, почти не пострадавший в плену и не нуждавшийся в лечении, находился возле неё.

Им нужно было выяснить, что же между ними произошло, и постепенно, слово за словом, они стали обсуждать это – уже без обид и претензий, а только стараясь понять.

– Ты был у нас на Антлоите – или это правда прилетал Капитан?

– Капитан. И мне достаточно было просто подойти к окошку Справочного, как дежурная увидела бы меня и всё бы разрешилось ещё тогда, не успев запутаться! Но я встретил Эсабеллу и  она пригласила тебя. А ты смогла рассмотреть Капитана?

– На Терции, немного, когда он вошёл к нам и встал в дверях фолкома. А тогда – нет. Это был правда не ты?

– Правда.

– Фарите говорила мне.

– И мне, на Колхе.

– Я бы не поверила, что это ты, но я к тому времени так запуталась... Эта женщина и пираты на «Грозе», и то, что тебя нет так долго... Где ты был, Тэад?

– По пути с Тиргмы на Ларонг попал в плен.

Она вздрогнула, сжала его руку.

– Ну, – чуть улыбнулся он. – Сейчас-то всё позади, пугаться нечего.

Он рассказал ей о своей первой встрече с Капитаном. До сих пор так подробно он говорил об этом только во время служебного расследования.

– Чем больше я думаю, что тогда было, тем острее хочу понять. Всё в том допросе на Терции было не так, всё словно сыгранно не с той ноты. Или с той, но тогда это была совсем не та музыка, которая могла там прозвучать и которую я ожидал. Это путано, то, что я говорю, но я слишком давно бьюсь над этим.

Он рассказал, как попала в плен Аена, как вылечила от ранения Капитана и он отпустил её. Аифаш вспомнила, что Фарите оказывала Капитану первую помощь и сопоставила эти события, в её душе ожило воспоминание о словах Фарите на Аниоте:

«Он главарь – но он не виноват в этом. Он родился у пиратов и вырос там, он их возглавил, и они его слушаются...»

Но Аифаш была слишком утомлена, чтобы сейчас рассказывать об этом. Да и Фарите могла ли знать что-то наверняка? Наивная и романтичная, она, скорее всего, придумала себе образ героя с незапятнанной совестью и все обстоятельства для него.

Они обсуждали шаг за шагом одну нелепую случайность за другой, пока не дошли до прилёта Тэада на Аниоту. У Аифаш задрожали губы:

– Тэад, ради Бога, прости меня! Я знаю, что не имела права так с тобой разговаривать. Но я злилась на тебя и Леверта и совсем потеряла голову.

– Всё. В прошлом, – сказал Тэад. – Я тоже вёл себя как дурак. Сразу надо было хватать тебя, тащить на «Арабне» и разговаривать. А я глупо заревновал.

– И я...

Больше они не возвращались к этой теме, и ни разу за истёкшее с тех пор время у них не возникло желания повысить друг на друга голос. О таком дико было подумать. Аифаш ждала Тэада со службы и при его возвращении, при виде его лица, при звуке его голоса испытывала такую радость, скрыть какую было не легче, чем ладонями сдержать течение горной реки.

Анна видела это, и на душе её было спокойно – брак младшего сына оказался не менее счастливым, чем брак дочери. Только тоска по старшему сыну, ставшая привычной, да ещё молчаливое горе Фарите не давали ей покоя.

Анна больше молчала, чем находила нужным говорить, и её характер восхищал Фарите. Сама искренняя, она училась у Анны не столько сдержанности в словах, сколько терпеливому и внимательному отношению к окружающим. Боль по Дарголу застилала перед Фарите окружающий мир, но, стараясь не подчиниться отчаянию, она, словно тёмную воду, разгоняла тоску и выныривала на поверхность, ориентируясь, как на маяк, на светлый и сильный характер матери Даргола.


На следующий день, выбрав время, Фарите нашла в Институте Марию, спросила, нет ли у неё новостей о Майране.

– Я хочу слетать к нему в госпиталь, – пояснила она.

– Я тоже полетела бы, хотя бы лайнером, – сказала мать, – но медикологи говорят, что состояние у Майрана стабильное, и в сознание его ещё не приводили.

– Так долго!

– Его советуют не беспокоить, пока он не очнётся.

– Мария, пожалуйста, вы только не переживайте.

Мария вздохнула:

– Конечно, Фарите. Как у тебя в Институте? Наверстала пропущенное?

– Да, – сказала Фарите, не задумываясь. Она не всё ещё наверстала, но не считала это трагедией. Она привыкла на Аниоте учиться самостоятельно. – Можно мне прилететь к вам в гости?

– Прилетай.

– Завтра после лекций. У нас не будет практической, и я освобожусь рано.

– Хорошо. Давай встретимся с тобой у Института, на флаерной станции.


Как бы ни убеждала себя Фарите, что за Майрана тревожиться нечего, но на лекциях она больше думала о его ранении, чем о предмете. Ей хотелось снова увидеться с иркмааном Чилем, но он был человеком занятым и отвлекать его от дел лишний раз было ни к чему.

После лекций она выхватила из своего рюкзачка шапочку и варежки, но в коридоре её остановила Свэнвид Джахода.

– Фарите, извините, что напоминаю, но вы не забыли о моём приглашении?

Фарите смутилась.

– Я не забыла. Но каждый раз столько дел – вы простите.

– Может быть, мы назначим конкретный день, когда вы придёте?

– Надо спросить Майрана, а он ранен сейчас и находится на Антлоите. Но мы обязательно придём, как только он поправится.

Свэнвид окликнули, и она заторопилась.

– Главное, что всё обошлось и Майран жив. Пусть он выздоравливает, передайте ему мои лучшие пожелания, Фарите. Мы с мужем ждём вас, когда вам будет удобно.

Она ушла по коридору к нетерпеливо поджидавшей её группе студентов. Фарите оглянулась и рядом с собой увидела Светланку Кунаеву.

– Так Майран ранен, и он в госпитале на Антлоите? – бледная, непослушными губами спросила она.

– Да, Светлана, – ровно сказала Фарите.

– Но как же...

Фарите подавила вздох:

– Он эсгебешник.

– И что? И это значит, можно быть равнодушной? Почему ты пришла в Институт, а не полетела к нему?

– Его посоветовали пока не беспокоить.

– Какое это имеет значение? Наоборот! Раз он на Антлоите, значит, он тяжело ранен!

– Нет, это значит, что его обязательно спасут.

– Но так нельзя! – закричала Светланка. – Ты просто не любишь его, тебе всё равно! Как его найти? Я поеду к нему.

– Нет, не поедешь. Его нельзя беспокоить. Поэтому ты возьмёшь свои эмоции под контроль и подчинишься распоряжению медикологов.

– Ты ничего не понимаешь!

– Мне очень жаль, Светлана, но сейчас ничего не понимаешь ты. Даже его мать осталась дома, а ты просто порешь горячку.

– Я просто за него переживаю!

Фарите едва не сказала, что переживает Светлана за себя и меньше всего за Майрана, иначе думала бы о нём, а не о своих переживаниях, но успела промолчать. Она пожала плечами, закинула за спину рюкзачок – и встретилась взглядом с парнями-однокурсниками, среди которых увидела Бориса Кротова и Антона Авирова. Борис смотрел на неё с прищуром; Антон, обладавший большим жизненным опытом, просветил её взглядом, словно рентгеновскими лучами, и кивнул, а когда Фарите пошла по коридору к лестнице, догнал её.

– Фарите, извини, если навязываюсь.

– Ничего, – сказала Фарите негромко.

– Я хотел только сказать тебе спасибо за Светланку.

– Что? – растерялась Фарите. – Почему?

– Она ещё ребёнок и многого не понимает, а ты ведёшь себя мудро.

Фарите остановилась и посмотрела на Антона. Она была уверена, что мудрости в ней нет.

– Жизнь поколотит её, если рядом не окажется людей, готовых помочь ей сейчас, пока она маленькая. А прислушиваться она готова не ко всем.

– И ты думаешь, я смогу ей помочь? – спросила Фарите.

– Да. Она считает себя твоей подругой.

Фарите постояла, пытаясь понять, почему Антон пришёл к этому выводу, и пошла дальше.

– И что, на твой взгляд, я должна сделать?

Антон пожал плечами.

– До сих пор ты всё делала правильно.

Фарите горько улыбнулась. Большое счастье знать, что всё сделал правильно! И как немногим это счастье дано...


Мария вышла из дверей Института не скоро. Фарите успела замёрзнуть и немного побегать по дорожке, хлопая себя по плечам. Как многие в Институте, она недолюбливала куртки, означавшие необходимость пользоваться услугами гардероба, а зимние костюмы хорошо сохраняли тепло, но пушистого воротника или шарфа всё равно не хватало. Аифаш несколько раз поругивала её за то, что она не носит шарф, но класть его, объёмный, в рюкзак было неудобно, и носить с собой пакет тоже не хотелось. С рождением детей у Аифаш появилось много забот, и Фарите в глубине души была рада этому – Аифаш стало не до того, во что оденется её сестра.

Наконец на крыльцо вышла Мария. Фарите побежала ей навстречу.

Мария улыбнулась:

– Здравствуй, Фарите. Извини, я задержалась.

– Это ничего. У вас нет новостей о Майране?

– Всё по-прежнему. Какие-то перемены могут быть только завтра.

Мария взглянула на небо, где на фоне невысоких бледных облаков разлетались в разные стороны флаеры.

– Может быть, возьмём с тобой машину?

– Да, давайте.

Они не поехали по оживлённым улицам. Машина свернула на боковую магистраль, набрала скорость и через полчаса остановилась у дома Марии.

Во дворе, под ветвями, и сама словно деревце незаметно стояла Лунталэ. Она была по своему обыкновению босая, с шалью на плечах. Увидев Марию и Фарите, она молча подошла к ним. На Лулулулулусе приветствие не считалось обязательным – многие ведущие духовную работу лулы предпочитали обходиться без слов и лишних жестов, одними взглядами. Но Фарите поздоровалась с Лунталэ. Эта лульская девочка вызывала в её душе восхищение. Лунталэ смотрела ей в лицо и ничего не говорила.

– Идёмте в дом, – позвала Мария.

Они вошли.

– А где Дарми? – спросила Фарите.

– Спит, – тихо ответила Лунталэ. – Но скоро он проснётся.

– Сейчас будем обедать, – сказала Мария. – Не спорь, Фарите.

Она прошла на кухню, с одного взгляда определив, что Лунталэ без неё ничего не ела, между делом заглянула в приёмник почты. И увидела там два письма. Оба были надписаны на космолингве и адресованы ей.

Лунталэ никогда не интересовалась почтой, писать письма ей было некому, и сейчас Мария порадовалась этому. Оба письма были с Лулулулулуса. Лулы, как нетехническая цивилизация, в большинстве своём не пользовались электронными носителями, и оба письма были написаны на бумаге.

Мария присела у стола, распечатала одно из них. То, что письма было два, удивило её, она ждала одно.

«Иркмаан Мария! Мы узнали, что в Вашем доме и под Вашим великодушным покровительством живёт наша дочь, Лунталэ Луллуладу. Мы не имели о ней никаких вестей с того момента, как она пропала почти два года назад. Мы не знаем таких слов в космолингве, которые передали бы нашу душевную муку по ней. Но вот родители Лэмана сказали нам, что наша дочь у Вас. Она осталась одна, и для лула нет испытания страшнее. Когда она узнает о гибели Лэмана, она уйдёт, и больше мы не увидим её и сможем утешиться только тем, что её путь, оказавшийся в этом мире таким тяжёлым, окончен и её душа снова обрела счастье единения с душой её возлюбленного. Иркмаан Мария! Наши ладони на Вашем плече! Не оставьте до тех пор нашу дочь Вашими заботами! Мы благословляем Вас постоянно, наша благодарность да коснётся Вас и да поможет обрести то, о чём Вы мечтаете! Если будет у Вас возможность, напишите нам несколько слов о Лунталэ. Она не может вернуться, но знать о ней – потребность нашей души.

С бесконечной благодарностью к Вам –

Лунлулу Луту

и Луанлу Луаду».

Дочитав, Мария долго сидела неподвижно. Она забыла о Фарите и об обеде, так потрясло её письмо родителей Лунталэ.

«Почти два года? – подумала она. – С сентября, это по-земному полтора...»

Год на Лулулулулусе равнялся десяти земным месяцам, и восемнадцать земных месяцев – это действительно было почти два лульских года.

«Когда она узнает о гибели Лэмана...»

Мария быстро распечатала второе письмо. Оно было кратким:

«Иркмаан Мария! На ваше письмо отвечаем, что наш сын Лэман Лэнало погиб. Двадцать шестого фортуна прошлого годаего дух явился нам.

Да будет путь Лунталэ лёгок и единение с возлюбленным чисто».

Ниже стояли подписи отца и матери Лэмана.

Мария уронила письмо на колени. Лэман погиб! Значит, Лунталэ тоже погибнет в ближайшее время!

Мария сжала в руке лист с письмом. Она не скажет Лунталэ о его гибели! Не имеет права? Да, лулы живут по своим законам, и нельзя вмешиваться в их мир, если не являешься всезнающим Богом. Но сказать ей такое?

Надо дождаться Майрана. Он подскажет, как лучше поступить. А до тех пор Лунталэ не узнает об этих письмах!

Мария вложила оба письма в конверты и спрятала их в шкаф над рабочим кухонным столом. И вдруг замерла, вспомнив, как Майран говорил Лунталэ: «Когда я последний раз видел Лэмана – это было пятнадцатого гуррейс. Он ушёл в леса, чтобы ему не мешали установить контакт с тобой...»

Пятнадцатого гуррейс! То есть, почти тремя неделями позже! Что это, мистификация? Как родители Лэмана могли так ошибиться – или так мог ошибиться Майран?

Великий Космос! – взмолилась она. – Помоги мне понять, это слишком серьёзно! Для Лунталэ это может стоить жизни!

Разве может быть так, чтобы чуткие лулы ошибались в подобном вопросе? Да и сама Лунталэ рассказывала о том, что они с Лэманом вышли на контакт друг с другом и готовы были встретиться – но Майран невольно помешал им. Когда это было? Может ли быть так, что Лунталэ и родители Лэмана были введены в заблуждение одновременно? Лэман в самом деле жив?

«Как мне разобраться в этом, если я почти ничего не знаю? – снова взмолилась Мария. – Великий Космос, не дай мне ошибиться!

Да, надо дождаться Майрана. А правда от Лунталэ не уйдёт. Если не сейчас, то она откроется ей на Лаурке, во время прослушивания Цикла. И что тогда? Лунталэ уйдёт прямо там? Хоть она ещё очень юна, по законам своей планеты она самостоятельна, и решение о своей судьбе принимать ей.

Но до тех пор пусть она ничего не знает.