6. Культурная столица

   Захаров недолго проработал с Моторами, перешёл в бригаду сборщиков лонжерона. Ему надо было расти, на «носке» же не было операций высокого разряда. Как не строги были требования к качеству сборки и бережному отношению к дорогим лобовикам с повышенной функциональностью, на клёпку анкерочков и нервюрок особых знаний не требовалось, одна прилежность. На лонжероне же надо было разделывать отверстия под болты больших диаметров и подгонять классные поверхности тройной кривизны под безукоризненное прилегание деталей – операции пятого разряда сложности. 6-го, наивысшего разряда, в цеху не было. Разряд этот недосягаемый можно было получить только в Ташкенте, освоив технологии стыковки сложных агрегатов.
   Допуск к ответственным работам получать было непросто, очередной разряд по блату не выдаётся, да и не нужно это было никому. Авторитет рабочего завоёвывается безукоризненным трудом, накопленным опытом, а никак не заискивающими улыбками. Да и 5 разряд, удостоверяющий способность рабочего вести смежную сборку, ещё не доказывал, что он сходу выполнит балансировку элеронов, к примеру, или же отнивелирует стабилизатор к сдаче. Тут нужен особый профессионализм, выбитый клеймом в трудовой книжке и в облике опытного рабочего.

   Как Сашу взяли в состоявшуюся бригаду, в которой от учеников отказывались? Спаянный коллектив не нуждался в пополнении, работа на лонжеронах была отлажена, и качество - на высоте. Видать, приглянулся чем-то молодой сбрщик-клёпальщик бригадиру Дубовых, что откликнулся тот на просьбу Захарова и уверил остальных рабочих в необходимости пополнения коллектива.
   Это «что-то», отличающее рабочего человека, прививается в людях с детства, отцовским воспитанием, ранним привлечением к труду, законами улицы, примерами жителей рабочих окраин. Одна улица не обязательно сделает из отрока человека труда. В большую жизнь отсюда два пути – на завод и в тюрьму. Да и без уличного воспитания рабочему не обойтись. Не примет он пацанских законов, путь у него останется один – в институт, за знаниями.
   В бригаде Моториных долгое время проработал Тохир, Сашин земляк с Маргилана. Смешливый парень, согласный во всём. Надо поработать, так надо. Торжество какое случится у товарища, Тохир и тут при делах – сбегает, разольёт, словом накормит. Не было у парня одного – той самой рабочей закваски, целеустремлённости. Как не получал он допуска к ответственным операциям, так и отработал весь свой десятилетний стаж – на подхвате. Не нужно ему было ничего большего, хватало заплаты средненькой и распространённого в Фергане звания самолётостроитель. Не требовали от Тохира ничего сверхсложного, незаметный парень просто был. И такие люди тоже нужны были на заводе. Получил Тохир квартиру после свадьбы, как и все семейные заводчане, традиционно.
   Саша встретился с земляком после развала Союза, не забыл друга, товарища по работе. Тохир, так и живёт в родном Маргилане, поменял заслуженную ферганскую квартиру на дом в своём городе. Не работает нигде после развала завода. До пенсии Тохиру недолго, а дочки его выросли, трудоспособны. Отца в Узбекистане не бросают, шариат осуждает непочтение к родителям.

   Противоположностью Тохиру был Толик, престарелый рабочий со сборки стабилизатора. Узбеки не против называть тёзками людей со схожими русскими именами. Толян гордился долгими годами отсидки, незаменимым опытом, полученным в тюремных институтах. Сын Толика работал с отцом в одном цехе и поделился как-то с друзьями семейными тайнами. 
   В те годы, когда мелиорация Узбекистана ещё не была завершена, города Ферганской Долины ежегодно подтапливало по весне. Шла вода с гор, разливались реки, затапливали частные дома-шалашики, сохранившиеся с послевоенных времён. Вода спадало скоро, не так, как в России. Ночь наводнения прошла, и сухо всё вокруг. Только мусор с разрушенных времянок заявляет о прошедшем селе.
   В ту беспокойную ночь горожане в большинстве своём не спали, наблюдали за буйством стихии, следили, что б не случилось чего трагического. Толян, подпитав свой героизм изрядной долей спиртного, выходил на катаклизм войною, бегал по городу с топором в руке и бутылкой в кармане, пока милиция не забирала разбуянившегося помощника под свою опеку. Вытрезвители по тем временам были бесплатными, только гости их не дополучали в зарплате по окончанию запойного месяца.
   Анатолий и на работе брал сборку за рога, нахрапом. Нарушения трудовой и технологической дисциплины всемерно способствовало подъёму авторитета гоношистого сидельца средь рабочих, у администрации Толян никакого восхищения не возбуждал. Кончилось всё тем, что порвал он два лобовика при установке носовой части в стапель сборки стабилизатора. Он подавал команды матом, непотребными жестами, как практикуется то в местах не столь отдалённых, как общаются между собой современные стропальщики и крановщики. В наше время сигналы были прописаны документально, и рабочий без специального освидетельствования к работе с кранбалкой не допускался.
   Анатолий после того случая уволился. Попросили незадачливого работника, да и сам он понимал, что попал не туда. Вредительство его встало в годовую зарплату, да рабочих за брак на сумму более 60% месячного заработка не штрафовали. Государство понимало, что людям жить надо, и брало на себя ответственность за самого отъявленного разгильдяя, каким бы нерадивым тот не оказался. Человек – самая большая ценность для Советского Союза. Была такая ценность, государственная.
    Толян уволился, потянул за собой сына, подающего надежды. Судьба их дальнейшая неизвестна, да в той стране люди бесследно ещё не пропадали. Для любого норова находилось полезное дело.
   Далеко не правы сегодняшние знатоки российской истории, которые с неоспоримыми апломбами заверяют, что великую страну строили заключённые и рабы, зачумлённые советской пропагандой. В тюремных коридорах возможно разве что игрушки научиться выделывать со скуки. Нет там коллективизма, способствующему взаимному обогащению личности, обмену опыта. Вырастают там кустари, самовлюблённые и обласканные восхищёнными, вороватыми взглядами сокамерников. Вот такие кустари и славятся в современной России, взявшей для себя идеалом воровские понятия. 

   Александру Захарову были присущи качества настоящего рабочего, да особых талантов к тому и не требовалось. Большинство рабочих, пришедших на завод и согласных с повышенными требованиями к дисциплине на закрытом предприятии, в конце концов обретали должный профессионализм и признание от начальства и контролёров. Саша особо не выпячивался раньше времени, не хвастал знаниями, полученными в училище. Присматривался к работе наставников, выполняющих ответственные операции, спрашивал, сам не лез, пока не попросят. Всё делал правильно и шутил уместно, беззлобно. Шутка, она способствует признанию, как ничто другое. Первым признаком понимания порученного дела является умение пошутить на сей счёт.
   Приняли Сашу и на лонжероне. Здесь был полный комплект рабочих нравов, должных направить молодого рабочего на верный путь к самосовершенствованию. Бригадир Дубовых – заклятый коммунист, не терпящий никаких отклонений в человеке советском. Завзятый охотник, он на каждое рабочее торжество одаривал юбиляров дичью к плову, добытой на близлежащих ферганских горах. Сам не пил, пригублял лишь, обучая дремучих работяг к тостам, дабы не глотали они своё пойло не глядя, для опьянения лишь.
   Виталий Барон – обрусевший немец. И пил он без меры, сколько нальют, как и все русские. На работе, однако, был педантичен и точен по национальной своей предрасположенности.
   Александр Клишин – безупречный хранитель уличных законов. Все его действия были обдуманы и соотнесены понятиями правильности. Когда правильные поступки трактуются с положения силы, правда в них отсутствует. Правда – принадлежность ментов, а менты неправы, когда держат правильных пацанов по тюрьмам.
   Когда Сашка в конце века выехал в Липецк, жизнь у него поначалу на вновь обретённой родине складывалась заведомо тяжело. Пришлось и в дворниках походить, и покочегарить, прежде чем удалось доказать себя. Приняли его в строительную бригаду, оценили мастерство. Сильный мужик нигде не пропадёт. Прикупил Клишин развалюшку старенькую, отстроил на её месте дом, такой, чтоб пред соседями не стыдно было. Старых друзей не забывает, связывается иногда по интернету. Всё хорошо у Саши, и дети его поднялись. Старший сын район города под собой держит, в авторитете ходит. Есть чем Клишину на склоне лет гордиться. Человеку необходимо гордиться, не страной-мачехой, так детьми хотя бы…

   Обучение Саши Захарова непростому ремеслу проходило без задоринки. И рабочие его уважали, как земляка, не ноющего по мелочам. Начальством он отмечался как ответственный работник, активный, согласный в любое время откликнуться на сбои в ритмичности производства. Симпатичным контролёршам Саша приглянулся как молодой семьянин, улыбчивый и славный. Главное – прилежный в работе, и проверять за ним качество проклёпанного шва особо не приходилось. Общительный, он и с военпредами был на короткой ноге, здоровался за руку и обменивался улыбками с самыми уважаемыми людьми на заводе – бывшими лётчиками, по разным причинам спустившимися с небес. Военпреды и не зазнавались особо, вели дружбу с любым работягой, лишь бы тот нёс в себе романтику неба, был горд с возможности прикоснуться к высокому через рукопожатие с лётсоставом.

   Не мог Саша отказаться от предложения руководства перейти в ОТК. Его заметили, признали и определили на повышение. Воротиться с начальственных благодарностей не принято. Принято доказывать себя на новом, более ответственном месте.
   Саша пригрелся на новой должности, не требующей надрывов и свершений, расцвёл нарциссом средь контролёрш, влекущих к опрятности и прилежанию. За годы работы в конторе он изрядно пополнился теоретическими знаниями в самолётостроении. Мужики, успевшие узнать Захарова, не особо воротились от бывшего товарища. Контролёры, они ведь первые враги для рабочего наряду со смотрителями по технике безопасности. Случаются из них друзья, бесспорно. Для кого как.
   Одно было плохо в новом Сашином положении – зарплата контролёра в разы ниже рабочего, и путей роста в этом направлении без высшего образования не видится. А семью не только кормить приходится, но и уютом окружать, учить поколение новое, народившееся.
   Возвращаться в рабочие ему не было смысла. На заводе первые признаки распада. Хотя зарплаты ещё не задерживали, но увольнения участились. Люди уходили в новую, свободную жизнь, в которой деньги рекой текли в русле товарно-денежных отношений. Кто успел, тот у дел.
   Саша организовал строительную бригаду примером с Кости Моторина. Не всё гладко было в этом рискованном бизнесе. Работяг, заключающих устные договора, легко кидали. А зачем им платить, если они кроме пустой злости предъявить ничего не могут? Деньги, они дороже человеческих взаимоотношений.
   Где пролетят самоназванные строители, у какого заказчика лишнюю деньгу состригут. Сделавшие себе имя шабашники всегда жили безбедно.
   По знакомству Сашу пригласили на пивзавод. Там уже работал начальник цеха с ФМЗ Дронов и старший мастер Муминов. Пивзавод никогда не останется в убытке, пиво в жаркой Азии всегда будет востребовано. Саша на новой работе с лихвой хватил прелестей кумовства, познакомился с новой жизнью, сотканной из интриг и подстав от неграмотных пивоваров – родственников высокого начальства. Увольняли Захарова с неохотой, и тут Саша успел заявить о себе с профессиональной стороны.
   Свою трудовую деятельность в Узбекистане Саша Захаров заканчивал старшим оператором. Узбеки умеют ценить специалиста ничем не хуже русских, если не лучше. Не уехал бы, если не дети. Иноязычному молодому поколению в чужой стране определиться довольно сложно. Уезжали поздно, в 2001 году приём беженцев в России закончился отчего-то.
   Ехали Захаровы в город мечты, где впервые для них открылась эта непонятная, высокая любовь, полная счастьем. А лучшего выбора для них и быть не могло.

   Культурная столица встречала новых поселенцев со всем своим приобретённым человеконенавистничеством. Культура всегда следует в след времени. Был одухотворённый Ленинград, стал Петербург бандитский, кричащий со всех своих мостов блатату нецензурную. И сказали они, что это хорошо.
   - И какого рожна вы все сюда прётесь? – встречали петербургские таможенники узбекских гостей. – Тут со своими не знаешь как быть, а ещё эти прутся откуда ни попадя. Лезут всё и лезут. А город не безразмерный!
   «Свои» и вправду кроме проблем ничего не приносили. Засорили славный город базарами, грязью торгашества. Погрязли сами в наркомании и алкоголизме. Разгульная жизнь – главная примета нового времени.
   Таможню можно понять. Лежит на них ответственность за чистоту рядов российских граждан. Кто там может знать, где Захаров свой паспорт получал, каким образом жителю Узбекистана удалось приписать себе русскую фамилию. С Леночкой тут ясно всё – нерусская она, что подтверждает её девичья фамилия, белорусская. Понять таможню можно, принять – никоим образом.
   - А как считать их детей? – советовался таможенник с начальством, не скрывая своих корыстных побуждений. – Если они родились в Узбекистане, значит ли это, что узбеки они?
   Культурная столица страны, претендующей на передовые мировые позиции в выборе пути человеческой цивилизации…

   Российское гражданство Захаровы приняли довольно быстро, всего за несколько лет. Сказалась близость к центру. На российских окраинах беженцы с отторгнутых стран десятилетия доказывают свою лояльность бесчувственной родине-мачехе. Проще гастарбайтеру стать россиянином, нежели русскому, застрявшему в сомнениях где-то там в песках Кызыл Кума.
   Да и не рвался Саша покорять какие-то там столицы, принял жизнь таковой, какая есть, пристроился на окраине. Работает на закрытом предприятии. Не гонят его даже в пенсионном возрасте. Специалисты нужны даже в России, презревшей и порушившей саму основу государственности – рабочий класс.
   Не оскудеет Россия на здравый ум, как не марать его мракобесием и пустым славословием.