Последний день Рыбки

Утро началось не как обычно.

  Открыла глаза в полной тишине. Темень, и лишь лиловый свет из окна помог вглядеться в пустую комнату. Будильник не звенел, минутная стрелка не успела дойти до римской пять. Не ощущая себя, я медленно поднялась с измятой постели. И просто уселась на краю кровати, пытаясь найти причину своего пробуждения. Беспокойство вязко тянуло в груди и разрасталось.
Вдруг секундная стрелка разорвала тишину монотонно и тревожно. Тик-так, тик-так, протяжно набирает обороты. Я вижу дверь: она дрожит, словно кто-то ломится в неё. Но я не слышу ударов, только тиканье часов всё громче и громче. Чувствую сердце: оно, как заяц, перед смертью. Несётся куда-то, подальше от нахлынувшего ужаса. И мне бы сорваться бегом, но не могу, не могу пошевелиться. Дверь распахнулась. Грохот, эмоции, чувства – всё будто вымыло в дверной проём. Там мрак, он всё поглотил. И меня теперь так манит тишиной. Я таращусь в эту черноту, держась за край кровати, как за первую любовь. Но руки, вдруг, провалились в никуда. И я сама, будто опускаюсь в иллюзорный пол и падаю, падаю, обдуваемая ветром. Из черноты погружаюсь в свет.

  Открыла глаза под стук в окно. Взбудораженная я резко подскочила и распахнула белёсую тюль. Стук прекратился. За стеклом, на карнизе, сидел чёрный ворон. Отвернув клюв в сторону, он уставился на меня своим глазом. Мне было не по себе ото сна, а теперь стало ещё хуже. Он стукнул ещё раз и улетел. Дурной знак. Слегка пришибленная я оглядела комнату: всё в том же лиловом свете. У стены сопела соседка, на часах ещё не было пяти, а дверь закрыта. Я решила прилечь и постараться уснуть, но сердце не унималось. Нащупала телефон на тумбе, посмотрю в соннике, чтобы значил этот сон. Зря я это сделала: информация нисколько меня не утешила. Может, попробую ещё поспать хоть немного и успокоюсь. Зазвенел будильник.

  С пудовым настроем, мыслями и веками я ехала в маршрутке на учебу. Отстранённо вглядываюсь на капли дождя на мутном стекле. По плохой дороге машину то и дело потряхивало. Мой пустой желудок на пляски отвечал тошнотой.
В раздевалке для студентов в подвале я с трудом натягивала хирургические штаны.

- Ты идёшь на операцию? – звонко спросила староста.

- Не знаю, у меня нет маски. Может, в кабинете посижу, – отвечаю безынтересно, наконец-то натянув штаны.

- Ц, ты как всегда, Рыбка… - поковырявшись в сумке, - На! – протянула ненавистную маску ненавистная староста.

- Да, эм, пойду. Спасибо… - безэмоционально забираю и запихиваю, сминая, в нагрудный карман.

  Дождавшись друг друга, всей девичьей группой мы направились на девятый этаж в оперблок. Стоим, ждём возле пятой операционной, уже надели бахилы, маски; мы готовы. Мне вроде чуть легче. Нет, показалось. Грудь зажимает беспокойство.
Приоткрылась белая дверь, вынырнул Олег Николаевич и дал отмашку. Мы гуськом за ним, сняли халаты в предоперационной и прошли в чистую комнату. Окружили стол на расстоянии пары шагов. Ассистент проверил ЭХВЧ, а Олег Николаевич, дождавшись точно восьми тридцати на настенных часах, приступил к операции. Помню лишь начало: надрез, прижгли, надрез, расширили, просушили. Я отвернулась на окно.
Мне ещё хуже, почему? Сколько лет я видела кровь, кости, мышцы, фасции, связки. Стояла всегда, как камень, мне было интересно, а что теперь... Сквозь помутившиеся частички сознания я вижу образ. Ворон, он стучит в занавешенное окно мрачной и пустой операционной. Меня трясёт, я выдыхаю пар и в сомнениях иду к окну. А с каждым шагом всё громче и громче тиканье часов. Недолго колеблясь, срываю тюль. В меня ударило светом, и я медленно падаю в бездну. В черноту.

  Я начала приходить в себя от того, что меня тащат волоком. Посадили на стул. Лицо в маске образовалось передо мной с недоумевающим взглядом. Кто-то брызнул в меня водой.

- Слышишь меня? Девочка, назови своё имя!

- Рыбка, я здесь, всё хорошо…, - медсестра поднесла мне кусок ваты в нашатыре, и я вроде взяла себя в руки.

- Ты нафига попёрлась на окно? Ты могла голову разбить о подоконник, - агрессивно продолжило лицо в маске.

- Не помню…, - говорю не естественно размеренно, -  Я упала, да?

- Упала, упала. Мы ещё ничего не начали, а ты уже пластом. Иди домой, - стоя в проёме хмыкнул Олег Николаевич, глядя на жалкую студентку.

- Ты вообще ела? Или ты болеешь?

  Честно, мне было плохо до сих пор. Но я молча принюхивалась к остаткам нашатыря в ватке. Вспомнился тот мрак и холод... И я бы ещё неделю просидела на табуретке, лишь бы меня не трогали. Но я не хотела ни секунды казаться слабой. Не хотела видеть сочувствующие глаза одногруппниц. Однотипные вопросы: Что случилось? А как ты? Всё нормально? Точно? Помочь? ОТСТАНЬТЕ!

Меня никто не поймет. Я поспешила собраться и уйти. Казалось, чем быстрее уйду, тем быстрее всё забудется. Мне было безумно страшно, не знаю почему. Аж до слёз. Да откуда вы?! Они бесконтрольно застилали мои глаза. Боже, какой позор! Упала, ещё и хнычет, слабачка. Почему я такая?! Что за глупости, спокойно… Прохожие ничего не заметят: идёт дождь. Я вся мокрая, просто опущу голову и быстро перебегу дорогу. Череду мыслей прервал резкий визг шин и заплаканную девочку ослепило светом. А в следующий миг - темнота.

  Я боялась летать, и все говорили:

- Да как?! - На самолёте?! - Непередаваемые ощущения!

И вот я это ощутила. Потеряв сознание в душной операционной, за долю секунды, в полёте, я увидела собственную смерть. Невозможно представить, но это так, для меня стерлась реальность… Времени нет, судьбы тоже. И теперь, чтобы двинуться вперёд, нужно сделать два шага назад. Это тяжелый груз для меня одной. И если уж так случилось… Значит, была причина. Может я увижу не только свою смерть, но и твою.
Меня можно назвать странной, сумасшедшей, но если однажды в твоё окно постучит ворон, задумайся. Веришь ли ты во второй шанс?

Лично я не могу не верить. Ведь после смерти я открыла глаза под стук в окно. Снова.