Немцы-фашисты

 Казачонок зашёл за Витькой, чтобы вместе пойти к дяде Андрею на конюшню.

 Друг был занят. Витька в одних трусах и майке сидел на сундуке и самозабвенно жевал краюху хлеба, сверху щедро посыпанную сахарным песком, ногами толкал люльку. Работал радиоприёмник. Таинственно мерцал зелёный глаз индикатора. Мужественный мужской голос пел: «Заправлены в планшеты космические карты...»

 На столе стояла кружка с оббитым краем. Рядом под стареньким, застиранным полотенцем угадывались трёхлитровая банка с молоком и половинка хлебной ковриги. В люльке под марлей лежал Колька — младший Витькин брат. Взрослых дома не было.

 Деревянная люлька с Колькой ракетой носилась под потолочной балкой. «За что со мной так?»- натужно скрипел стальной крюк, вынянчивший самого Витьку.
- Во, космонавтом будет,- сказал друг, показывая краюхой на брата,- видал как летает.
«Как же так, договаривались на конюшню идти, а ты в одних трусах до сих пор сидишь?»- хотел спросить Казачонок, но не успел.
- Мамка в магазин пошла, только она на конюшню меня не отпустит»,- торопливо заявил воспитатель будущего космонавта.
- Почему?- спросил Серёжа.
- Сказала: «нечего тебе у этого немца делать!» Витька смешно передразнил свою мать — тётю Марину.
- Какого немца?- удивился Казачонок.
 Серёжка не знал в Шеломках ни одного немца. Немцы они кто? Фашисты! Фашистов в Шеломках не было. Фашистов победили в сорок пятом. Фашистов показывали в кино. Фашисты - в рогатых касках, говорят, смешно коверкая русские слова, в глазах носят дурацкие круглые стёклышки, называется «монокль», и зовут их — Фриц, Ганс. В Шеломках нет ни одного Ганса или Фрица, а стёклышки носят старики, да и то, обыкновенные очки, а ни какие не монокли!
- Мамка говорит, что твой любимый дядя Андрей — немец!- заявил Витька.
- Врёшь!- Серёга отчего-то обиделся на Витьку и его мать.
- Вот, ей-ей не вру! Знашь, как у него фамилия — Миллер! Так мамка сказала. Зачем ей врать? Можешь у свово деда спросить, а хоть у самого дяди Андрея спроси,- Витька допил молоко из кружки и молочными усами стал похож на своего покойного деда, чей портрет, сколько Казачонок себя помнит, всегда висел в красном углу горницы. Дед в будёновке при усах и сабле напряжённо вглядывался с чёрно-белой фотографии в новую жизнь, словно спрашивая: «Как Вы тут в будущем? Чья власть? Оправдали наши надежды, не изменили революции, не подвели?»

 Друг ненадолго оставил люльку в покое и вытер губы.

 «Ракета» затормозилась, потолочный крюк смолк, брат Колька под марлей закряхтел.
 "Баю, баю,- завёл Витька противным голосом,- заправлены в планшеты...", и толкнул ногой люльку. Крюк заскрипел, братишка затих.
«Тётка Марина соврёт, дорого не возьмёт, лишь бы сына от конюшни отвадить,- подумал Серёга. Дед Кеша Витькину мать «Троцким в юбке» кличет. Кстати, кто такой этот Троцкий и почему он в юбке? Надо бы выспросить».
- Значит, ты не пойдёшь?- огорчился Серёга. Вдвоём с другом на конюшне было много интересней.
- Не пойду! А, хлеб отрезай, мамка вчерась стряпала,- расщедрился добрый Витька,- и сахаром посыпай.


 Серёжа только чуть-чуть отъел от тёти Марининого хлеба. Остаток спрятал за пазуху. Им он угостит Канарайчика, а может, если дядя Андрей позволит, огромного орловца Радия, или резвого жеребца Голубка, или кусачую кобылу Машку, или белую Голубку. Словом, если разделить хлеб по всем знакомцам, то каждому только по крошечному кусочку достанется!


 Казачонок спустился к мосту. Мокро запахло рекой. Усолка неспешно несла свои воды к океану.
 Дед Кеша сказывал, что вода любого ручейка, даже самого маленького, когда-то была океаном, и непременно, снова туда вернётся. Это было так удивительно.

 Серёжа представил, что когда-то по воде из нашей Усолки ходили пиратские корабли с чёрными парусами, матросы прокуренными голосами пели: «Йо-хо-хо, и бутылка рому!», а попугай с плеча одноногого капитана кричал: «Пиастры! Пиастры!»

 Белёсые от солнца плахи моста поздоровались со знакомым мальчуганом: «Крак-крак». Серёжа немного покачался на длинной доске сходней, перегнулся через перила. Под мостом вода была чёрной от тени, а на перекатах живой и блестящей. Над водой летали стрекозы. «Кабы мне такие крылья»,- позавидовал Казачонок и направился дальше.

 За рекой мальчуган увидел поле, на нём низкие крыши колхозных конюшен, рубленную из брёвен, крепкую и всю такую ладную избушку конюха.



 Дядя Андрей занимался починкой сбруи. На столе лежали обрезки кожи, дратва, шило, прочие важные и таинственные инструменты, предназначение которых только специалисту понятно.

 Дядя Андрей был большим и сильным. В Шеломках только дядя Ваня Скачко из староверов мог посоперничать с конюхом силой и статью. Дед сказывал, что староверы — это люди, которые крестятся двумя пальцами и молятся богу по-старому. «Какая разница,- подумал Серёжа,- как молиться: по-старому или по-новому, если бога нет. Бог — это суеверие. Гагарин летал и никого на небе не видел. Вот!»

 В прохладной тени стола, вывалив красный язык, часто дышал похожий на волка овчар Черныш.

«А, казак к нам пожаловал»,- сказал дядя Андрей, отложил нож и поздоровался с Серёжей за руку, как со взрослым. Черныш вежливо помахал мальчику пыльным хвостом.


 До вечера Серёжа и дядя Андрей успели переделать множество важных дел. Дядя Андрей ловко орудовал длинной кривой иголкой, а Серёжа вощил для него дратву большим куском вара. Вар вкусно пах и чернил руки. Серёжа не удержался и откусил небольшой кусочек себе и Витьке, чтобы жевать как серу.

 Потом они развесили сбрую по стенам, для каждой рабочей лошади на свою спицу. Эта, нарядная и украшенная кисточками и латунными клёпками, - щёголю Голубку, это простая, рабочая — Канарайчику.
 Почистили в стойле у Радия.
 «Почему все кони находятся в загоне, а Радий в стойле?»- спросил Серёжа. Дядя Андрей рассказал, что Радий племенной жеребец. Он отец всех жеребчиков, родившихся в этом году.
«Так вот почему все жеребята у нас серые как Радий»,- догадался Серёжа и отдал жеребцу весь гостинец. Радий взял губами из мальчишеской ладони кусок хлеба и даже позволил погладить себя по умной морде.


 Незаметно день кончился. У речки потемнело. Рыжая заря разлилась в небе.
- Тебя, должно быть, дома потеряли,- спохватился дядя Андрей,- ох, достанется нам от твоей матери!
- Не достанется,- заверил взрослого друга Сергей,- я все грядки полил, чтобы она к вам отпустила. Только вода в бочке закончилась, папке навозить некогда, дед в город в больницу уехал, говорит «мотору пора на профилактику», а дождём и не пахнет! Мальчишка по-взрослому вздохнул.

- Поможем твоему горю,- усмехнулся конюх в усы,- приходи завтра, запрягай Канарайчика в бочку и вози воды из Усолки сколько угодно.
- А, можно!- Серёга задохнулся от радости. Завтра он САМ как взрослый будет править лошадью. То-то Витька обзавидуется!
- Конечно можно. Ты же казак,- сказал дядя Андрей,- отцу привет передавай! До завтра.
 Но Серёжа всё не уходил, тянул время. Проклятый вопрос не давал покоя.
- Ты, что-то сказать мне хочешь?- наконец, догадался конюх.
- Дядя Андрей, а правда Вы немец?- отчаянно выпалил Серёга и в ужасе замер — а ну, как взрослый друг обидится? Мальчишке показалось, что он даже зажмурился, когда задавал свой неудобный вопрос.
Дядя Андрей как-то виновато пожал плечами и сознался:
- Правда.

 Мальчишке показалось, что небо упало ему на голову.
«Как же так?- хотел крикнуть Серёжа,- немцы хотели всех русских убить. Как я могу немцу верить? Может, ты, дядя Андрей, только притворяешься добрым?»
 Мальчишеские глаза наполнились недоверием. Серёжа нахохлился и стал похож на мокрого воробья.

«Что изменилось между нами, когда ты узнал, что я немец?- грустно подумал русский немец Андрей,- ведь я прежний, и ты прежний?»

 Конюх хотел приласкать встревоженного мальчишку. Серёжа отпрянул от чужой руки.

Андрей присел на корточки, так что его глаза оказались напротив мальчишеского лица.

- Посмотри на меня,- сказал он,- да, я — немец, ты — русский. Но мы с тобой не враги! Враги были фашисты. Пойми, Казачонок, не все немцы фашисты. Протяни руку, притронься ко мне. Я человек. Такой же человек, как ты или твой отец, как все люди, живущие в Шеломках.

Серёжа несмело тронул конюха за плечо. Плечо было твёрдое и тёплое. Живое человеческое плечо.
- Придёшь завтра?- спросил немец Андрей,- я буду ждать.
- Приду,- мальчишка смущённо улыбнулся взрослому другу.


- Картошка остыла,- встретила Казачонка мама,- мой руки. Я подогрею.
- Так сойдёт,- выпалил Серёга и загремел умывальником. Ему столько надо было рассказать.
- Знаешь, мама, немцы и фашисты — это не одно и то же! Дядя Андрей немец и не фашист. Он мне разрешил коня взять воды навозить! Ты меня завтра разбуди пораньше!
Мама только всплеснула руками — совсем её мальчик взрослый. Какой помощник вырос!


 Уже под одеялом перед самым сном Серёгу догнала неожиданная мысль: «Если немцы и фашисты не одно и то же, значит фашистами могут быть любые-прелюбые люди? И даже — русские?»

 Но, кажется, утром он её забыл.