Небо на двоих. Глава 2

Глава 2

И дни побежали за днями, приближая неумолимую дату – пятое октября, день единственного концерта Ричарда Тайлера в Москве, в Олимпийском, о котором уже кричали на улицах афиши. Обычные дни, заполненные привычными делами в будни и облегчающими поездками в далекий от центра города парк, где, бродя среди деревьев, Маруська слушала и слушала, не уставая, голос Ричарда, голоса и музыку всего «Королевского Креста». Она садилась на берегу реки и уходила туда, где ей было так сладко, так трепетно, так щемяще хорошо – в свои сны, в свои не тускнеющие иллюзии. Бесшумно текла вода под самыми ее ногами и ей хотелось погрузиться в нее, поплыть, не чувствуя своего уставшего от жары тела, напиться ею всласть. И она глядела на залитый солнцем противоположный берег, слышала стрекот кузнечиков в сохнувшей, душистой траве. А то ветер пригонял облака, становилось пасмурно и мысли ее уносились еще дальше, в ту страну, где так часто льют дожди, где зелень удивительно изумрудна, где живет ее сердце – ее «Королевский Крест», ее Ричард Тайлер, ибо душа Эдди где-то совсем рядом. И Маруське никак не хотелось уходить с этих камней пристани, от этой покачивающейся на ветру травы, и она ложилась в нее, не обращая на гулявших совсем рядом людей никакого внимания, ощущая себя один на один со своим Волшебством. Брэндан Мастерс пел об одном солнечном дне, и хотелось спать, просто уснуть под эту музыку, способную увести далеко-далеко, так далеко, что уже и не вернуться. Да и зачем?.. Но Маруська возвращалась, шла через парк, через заброшенный яблоневый сад, ее «дорогой яблок», где в пасмурный день старые, кривые деревья, высокая трава манили в туманную дымку зелени, а в солнечный – казались почти сказочно прекрасными, точно с иллюстрации к описанию хоббитского Шира. В самой глубине сада, в зарослях душистой травы, лопухов и крапивы пахло влагой, еще только созревавшими яблоками и самым сердцем лета. А вечером, в закатном солнце, разносился еле слышный аромат сиреневых сумерек на пути к лиловому вечеру в тишине, в неверном свете зажигавшихся фонарей и отзвуках недалекого метро… Но так надолго, до темноты Маруська никогда не задерживалась здесь – надо было возвращаться – и с грустью оставляя теплые деревья позади, она шла к метро, садилась в вагон и поезд медленно – почему-то, на этой линии совсем медленно – ехал назад, в центр. А она все слушала и слушала их песни, глядя в окна, в золотившийся закатом вечер. На деревья, скрывавшие сумеречные тени, в которых, кажется, совсем наяву шли они, Эдди, Ричард, Брэндан и Джордж, совсем молоденькие, держа ее за руки, смеясь и дурачась. И вечер катился в сгущавшиеся сумерки, пахнувшие свежей прохладой и сладкой, необоримо притягательной тайной, когда сердце трепеща, замирает, когда в опьяняющей лиловой тени неожиданно сплетаются руки и жажда поцелуя топит в полуобмороке сумасшедшего желания. И губы пахнут вином, сердце сотрясает грудь, и нет покоя рукам, нет конца поцелую… и вот уже летишь куда-то, хохочешь, музыка несется вслед, а впереди ночь, костер, глаза, горящие будущей страстью. Только бы не умереть, от счастья!.. Маруська, вздрагивая, открывала глаза – конечная, переход. Она поправляла прическу, глядя на свое размытое отражение в стекле двери вагона, и шла на ватных ногах дальше. Музыка поддерживала ее, ликующее сердце ее билось и плевать на постылый дом, на то, что завтра рано вставать на работу. Славик еще… Пришлось съехать с квартиры – мамаша его потребовала. Мол, деньги нужны, а Маруська не платит, просто так живет, да еще Славик помогает. Она Маруську ненавидела, но Славик упорно стоял на своем – никто ему больше не нужен! Правда, сейчас родители Славика на даче прохлаждались, и квартира трехкомнатная оказалась свободна. Славик Маруське свою комнату предоставил, а сам спал в комнате родителей. Маруське выть хотелось рядом с ним – скучный, занудный, вечно ноющий о своей несчастной любви к ней. Впрочем, позволял он себе это лишь когда выпьет. Тогда уже вся дрянь из него выливалась, как из рога изобилия! Все-то об него ноги вытирают, никому-то он не нужен и так далее. Маруська слушала в пол уха, думая и мечтая о своем. А когда наступала ночь, когда во тьму погружалась комната, она закрывала
глаза, и сон ее, так тогда похожий на явь, вновь околдовывал ее, опрокидывал в объятия Ричарда, и плакала она, то ли от сознания того, что это лишь сон, то ли от счастья, что хотя бы во сне все случилось. Все, что обещали звеневшие колокольчиками любви сумерки.


-И что это тебе среди бела дня приспичило пиво пить? Привет, Ричард! – улыбаясь и пожав Ричарду Тайлеру руку, Брэндан сел напротив него за столик одного из многочисленных лондонских пабов.
Прохожие, сутолока столичных улиц остались за дверями, посетителей в такое время оказалось немного, и здесь, в углу обитого темным деревом небольшого зальчика было почти совсем тихо.
-Привет, - ответил Ричард и слабо улыбнулся в ответ.
Он взмахнул рукой и почти сразу к столику подошел официант с двумя большими кружками светлого пива. Поставил их на стол и, убедившись, что посетителям больше ничего не надо, удалился.
-Мне «приспичило» с тобой поговорить. И поговорить так, что бы больше никто об этом не знал.
-Ох! – усмехнулся Брэндан, но тут же посерьезнел. – Только вчера расстались! Я еще, честно говоря, от перелета-то не отошел. Далековато все-таки Москва эта.
-Мы и дальше летали! – заметил Ричард. – Стареешь, что ли?
-А мне никогда эти перелеты особенно не нравились, знаешь ли. Это вы с Эдди кайф ловили, все веселились. А мы с Джо только и пытались уснуть. Чай еще пили. А вы весь запас шампанского, помнится, выкачивали… Ладно, что за история-то? Стряслось что-то?
-Сам не знаю… - Ричард отпил из кружки и закурил, – какая-то ерунда.
-Из-за ерунды ты меня сюда не потащил бы. Давай, объясняй.
-Ну, хорошо… Мне той ночью сон приснился… Да-да, и не делай такие глаза! Нам всем снятся сны время от времени, это понятно, но этот сон… Брэндан, он был таким явным, что, проснувшись, я долго не мог понять, где я и сон ли это вообще был.
-Той ночью, которую мы после концерта в гостинице провели?
-Да, да. Именно.
-То-то я помню, ты весь перелет какой-то сам не свой был! Помалкивал все. Что тебе такое приснилось? Да не сомневайся, говори – ты же знаешь, я тут ухохатываться не стану!
-Это я знаю. Просто… Мне девушка приснилась.
Брэндан все же, не удержался и прыснул.
-Это ты стареешь, Ричи! Девушки или мальчишкам нетронутым снятся или старикам, у которых уже все, извини…
-Балбес ты, Брэндан. Старый балбес! – Ричард невольно улыбнулся тоже. – Дай мне рассказать…
-Простите! Пожалуйста, извините меня, мистер Тайлер и вы, мистер Мастерс!.. Позвольте у вас автограф попросить?
У столика стояла молоденькая девушка, совершенно смущенно улыбавшаяся. Ее голубые глаза сияли неожиданной радостью, и от волнения она беспрестанно поправляла упавшую на глаза длинную челку темных прямых волос.
Ричард застыл, глядя на нее и Брэндан спас положение.
-Конечно, давайте на чем расписаться! – засиял он. – И не извиняйтесь так неистово – все в порядке и вы нам нисколько не помешали. Да, Ричард?
Тот вздрогнул, улыбнулся и размашисто расписался на протянутой девушкой суперобложке, спешно снятой ею с огромной книги по искусству. Девушка, благодарно улыбаясь, отошла и Брэндан, провожавший ее взглядом, повернулся к другу.
-Ты чего так обомлел-то? Нам кажется, не впервые автографы раздавать!
-Мой сон… Он именно с этого и начинается – на какой-то пресс-конференции, там, в Москве, к нам обращается девушка и просит автограф.
-А дальше?
-Дальше… Дальше во мне дурь играть начинает, кобелиная кровь закипает, и я интересуюсь у нее – только ли, мол, автограф ей нужен? Она смущается немного, сияет своими глазищами, но подходит ближе и просит разрешения обнять меня и поцеловать. Ну, я естественно, расплываюсь весь, позволяю и она… Она прильнула ко мне так, что сердце у меня просто зашлось на мгновение! Обняла меня и тихонько поцеловала в щеку. А меня все несет! Мол, этого мало! И она целует меня в губы так, точно, я – Чудо, с небес свалившееся… Так просто не бывает, Брэндан! И я спятил окончательно – поволок ее в отель. Точно, девку за деньги. Она поехала. Смущенная все так же, ошарашенная, наверное, понимающая только одно – везут ее, что бы поразвлечься. И все же, поехала. Все у нее в глазах было – это единственная ночь, другого шанса побыть со мной у нее не будет, так не все ли равно! Не чувствовала она себя униженной! Только счастливой, что я рядом, что целовал и поцелую еще, что целую ночь с ней буду и настолько рядом, настолько ее, что все остальное меркнет. Просто не существует. Понимаешь? Я тоже едва поверил, что такое возможно… Помню, помню я, Брэндан, всех этих поклонниц за долгие годы наших концертов и гастролей! Все они точно так же пол мира отдали бы за одну только ночь. Но эта… Она вся сияла так, что я не мог глаз от нее оторвать! Она неважно владела английским, но этого почти и не требовалось. Я все читал по ее глазам и чувствовал себя нереально счастливым. Ну, просто не было со мной такого никогда! Понимаешь, никогда! Я держал ее, как на ладони, я ласкал ее тело, такое нежное, податливое, я целовал ее, просто захлебываясь ее любовью ко мне и своими внезапными, давно, казалось мне, забытыми ощущениями. Это был фейерверк чувств, это было что-то совершенно невыразимое и… гибельное. Я просто понял, что жить без нее не смогу. И все! Брэндан, слышишь, все!!.. И я выпроводил ее утром. Наговорил какой-то чепухи о том, что хочу подождать, как повернется Судьба, позволит ли она нам быть вместе и так далее. Правдой было лишь одно - когда я признался ей, едва державшейся на ногах от горя, плачущей, что не хочу я ее потерять. И она ушла, опустив глаза. Насовсем. В полном отчаянии, оставив в таком же отчаянии и меня. Не зная об этом и даже на это не надеясь…
Ричард умолк, переводя дыхание, и тут же, чуть ли не залпом допил свое пиво.
-Да-а! – вздохнул Брэндан. – Сон… Мне бы такое приснилось!
-Зря завидуешь, дружок! – вздохнул Ричард, закуривая. – Вот и именно, что это только сон. Но сон, не дающий мне покоя. Я думать ни о чем не могу, кроме него!
-Кроме нее! – поправил Брэндан.
Ричард вскинул глаза, но тут же кивнул.
-Ты прав… Но это еще не все. А правильнее было бы признаться, что я не с того начал свой рассказ.
-То есть?
-Вот уже несколько лет – не помню точно, когда это началось – я чувствую странное присутствие. И это даже не сны. Ночью я просыпаюсь оттого, что чувствую чьи-то объятия, чьи-то губы, целующие меня, нежное и в то же время, горячее, прерывистое дыхание…
-Лорна?
-Нет. Лорна здесь ни при чем. Я мог бы так думать, когда мы спали в одной постели. Да я так и думал и не сомневался, даже просыпаясь окончательно и видя, что она крепко спит. Но это продолжалось и тогда, когда она предпочла спать отдельно. Рэй -Тайгер маленький был, потом Милисента… Это неважно. Многое изменилось потом в наших с ней отношениях. Ты ведь знаешь, Лорна намного младше меня, около пятнадцати лет. Принято считать, что с годами, а тем более, между близкими людьми разница эта стирается. Но у нас это получилось как-то совсем по-другому. Старость это в самом деле, или что-то еще, но я стал уходить в себя. Уходить настолько, что Лорна все меньше и меньше меня понимает. То есть, она с удовольствием ездит со мной на все эти рауты, концерты, мероприятия. Иногда на гастроли, когда ей интересна страна. Она, наверное, все еще любит меня… Во всяком случае, ее самолюбию все еще льстит то, что ее мужем стал именно Ричард Тайлер, обожаемый и неподражаемый в своем обаянии, - Ричард усмехнулся. – Но моя музыка… Ей всегда нравилась моя музыка, нравился «Королевский Крест». Она с энтузиазмом следовала за мной по всем моим проектам. Но теперь у меня возникает ощущение, что, либо ей это все надоело, либо она лишь изображала интерес, только бы быть рядом со мной, на виду. Черт его знает, Брэндан! Возможно, я и не прав. Но в последнее время, я могу часами, днями пропадать в своей студии, и она даже не поинтересуется, что я там делаю, чем занимаюсь, что получается или не получается. Думаешь, я многого требую?
-Да нет, все верно… - задумчиво отозвался Брэндан. – Я правильно понял, что и тебе не слишком хочется вылезать из своей студии, отвлекаться от своей музыки ради нее?
Ричард опустил голову и вздохнул.
-И она это видит, Брэндан. Видит и не переживает, не пытается сблизиться со мной, как это было раньше. Не пытаюсь и я. Я ухожу в свою музыку, в свои проекты и мне больше ничего не надо… Не надо было до того времени, когда я почувствовал это необъяснимое присутствие. Сначала и не задумывался об этом. Но чем дальше отдалялась Лорна, тем чаще я пытался понять, что со мной происходит, что за странные иллюзии преследуют меня. Тщетно. И тогда я просто ждал. Ждал наступления ночи, что бы вновь ощутить эту неведомо чью нежность, топившую меня в необычайном, щемящем наслаждении и покое. А еще тлеющем, бродящем подобно молодому вину, желании. Совсем, как в молодости, Брэндан!.. А той ночью в Москве… Я уверен, Брэндан, абсолютно уверен, что видел во сне именно ее, ту, что все эти годы дарила мне это свое обожание, свою любовь, кроме которой мне сейчас больше ничего не надо. Ты понимаешь? Ты хоть что-нибудь понимаешь, Брэндан??
-Я не знаю, что делать, - отозвался Брэндан. – Просто не представляю. Вот если бы твой сон был явью, если бы она, эта девушка, существовала на самом деле, тут и говорить нечего – искать ее и все тут! Ибо знаю я тебя – ты не отступишься, не успокоишься. Да и грех упускать такой шанс.
-А ты помнишь, сколько мне лет? Не забыл, что у меня все еще есть семья, дети? Жизнь настолько устоялась, что…
-И это ты говоришь?! Ты, у которого Лорна - уже третья жена?
-Я стар, Брэндан. Мне шестьдесят, и как бы я ни бодрился, как бы ни чувствовал еще множество тлеющих, готовых разгореться желаний и стремлений, сколько мне осталось?
-Ты точно стареешь, Ричи… Раньше, помнится, ты и за один день сумасшедшего счастья готов был отдать всю свою жизнь без остатка. Вы с Эдди одинаковые были в этом смысле – никогда ни о чем не жалели, если возникала необходимость жертвовать ради какого-то необоримого желания. Что же с тобой теперь? Чего ты боишься?.. Скажи, а если бы эта девушка из сна появилась, если бы ты встретил ее абсолютно реально, ты что, отказался бы от нее? Ради своей устоявшейся жизни отказался? Испугавшись возраста своего, отказался?
-На что ты меня толкаешь?
-Я толкаю?! На что тут можно толкать, если ее нет?! Мне просто жаль, что ты вот так стал рассуждать.
-Но Лорна…
-А что Лорна? Твои дети выросли, Ричард. А Лорна… Если я правильно понял, время вашей любви прошло. И даже привязанности нет. Без тебя на улице она бы не осталась, да и сдается мне…
-Ты считаешь, у нее кто-то есть?
-Нет, нет, Ричард, я ничего не утверждаю! Но такое вполне возможно, если проанализировать то, что ты рассказал о ваших отношениях.
Ричард вдруг рассмеялся.
-Забавно, но о возможности получить рога я как-то никогда не задумывался!
-Да уж, самомнение!
Брэндан взмахнул рукой, и им принесли еще пива.
-Но я еще не все рассказал, Брэндан.
Ричард пошарил в кармане своего пиджака и на деревянной крышке стола, звякнув, появилась серебряная серьга с крупным аквамарином, сверкнувшим в свете ламп голубыми искрами.
-А это что?
-Хотел бы я знать!.. Я нашел ее в своей постели, в Московской гостинице утром, после моего сна.
-Ты это серьезно? Но ведь с тобой никого не было, насколько я знаю. Может, горничная? Или еще кто обронил?
-Никто в мой номер не заходил, это точно. Я узнавал… Она нашлась в постели, Брэндан! Ни на полу, ни где-то еще. В постели. В разобранной постели утром.
-Ты хочешь сказать… Но ведь это невозможно!
-На той девушке во сне были серьги с голубыми камнями, Брэндан. Я это очень ясно помню.
-И одна из этих серег оказалась в твоей постели в реальности?! Это похоже на бред, Ричи!
-Хочешь, верь, хочешь, не верь, но эта серьга никому больше не может принадлежать. Она существует, вот она!
Ричард схватил серьгу и протянул ее Брэндану. Тому ничего не оставалось, кроме, как взять ее в руку. Да, серьга была вполне настоящая. Камень сверкал и переливался, Брэндан глядел на него задумчиво.
-И… что ты теперь собираешься делать?
Брэндан вернул серьгу Ричарду, и тот, поглядев на нее несколько мгновений, спрятал в карман.
-Делать?.. Знаешь, я подумал… я просто на какую-то странную, почти сумасшедшую минуту подумал о том, что, если отринуть все наши логические измышления, установки, отрицающие все, что невозможно объяснить, доказать, и представить все, что со мной происходит… Словом, если идти по следам всего этого, не спотыкаясь о неверие, то надо ехать в Москву, Брэндан. Ехать и искать ее. Вот и все.
-И как ты ее собираешься искать, друг мой?
-Я знаю, как она выглядит, я знаю, как ее зовут…
-Как?
-Мэри.
-А телефончик ты у нее, конечно, во сне не спросил?! – усмехнулся Брэндан.
-Ладно, нечего ржать. Во сне я струсил, нагородил какой-то ерунды.
-А случись все так, как тебе приснилось, спросил бы?
-Не знаю, Брэндан. Зачем просить телефон, если я не знаю, что дальше, что я могу ей пообещать?..
-И сейчас не знаешь? Зачем же тогда искать?!
-Не могу не искать, Брэндан! Не могу!! Я не знаю, как и дождаться этих гастролей в октябре…
-Но ты можешь, ехать туда прямо сейчас, Ричи! И прямо с самолета шлепать по их распрекрасным дорогам до города и орать во всю глотку ее имя. А если учесть, что имечко достаточно распространенное, то…
-Спасибо, родной! Валяй, угорай дальше, но я знаю, что делать.
-Даже так?.. Ладно, прости, - Брэндан улыбнулся и похлопал Ричарда по руке. – Что ты задумал?
-Брэндан, она… Если она существует, она непременно придет на концерт. А дальше… Когда я чувствовал ее присутствие, слышал ее дыхание у своего плеча и казалось, пошевелись я и тело ее будет рядом, прижавшееся ко мне, мне снились странные сны. Точно, проживаю я какую-то другую жизнь, мою, и не мою. Все по-другому, иначе, чем было на самом деле, как будто, придумал все кто-то, а я играю самого себя, Брэндан. Наверное, то были ее мечты, иллюзии, которые мне удалось увидеть. Иллюзии настолько яркие, настолько впечатляющие, что мне кое-что запомнилось. А точнее, настолько врезалось в память, что теперь это для меня, как подсказка… Да-да, я знаю теперь, как ее найти! Если только это мне суждено.
Брэндан взял Ричарда за руку и пожал ее. Глаза друга, много лет обаявшие весь мир своей лазурной глубиной, глядели сейчас куда-то за окно паба, в котором они сидели с Брэнданом.
-Я не знаю, Ричард, суждено тебе найти ее или нет, я не провидец. Но я очень надеюсь, что сны эти твои, надежды твои, в которых ты боишься признаться даже еще себе самому, не напрасны… Я понимаю твои сомнения относительно твоей семьи, Лорны. Это все верно с точки зрения просто даже честного человека, честного мужчины. Но есть еще Ричард – человек. Просто человек, который хочет быть счастливым даже в свои шестьдесят. И, слава Богу, что хочет!.. Ричи, мы прожили уже очень долгую жизнь. Я имею в виду, жизнь в музыке, в творчестве, в выступлениях перед многими и многими людьми. Мы успели тоже очень много. И… мне кажется, всем этим, всем, что мы подарили людям, мы заслужили хоть немного, но настоящего, самого потрясающего до дрожи в сердце счастья. В молодости мы не задумывались над этим всерьез. Мы просто жили, творили – и что попало в том числе! – общались со многими интересными, замечательными людьми. Радостей хватало, я имею в виду! Мы любили и были любимы, обожаемы. Но, может быть, чего-то не хватало? Даже не знаю, чего. А возможно, лишь сейчас, на склоне лет, когда кажется, что все возможное уже получено, хочется именно чего-то необыкновенного, чудесного, просто невероятного, чего-то, о чем понимаешь лишь к старости. Ты уже действительно знаешь, чего хочешь, видишь облик этого счастья, но времени и шансов так мало!.. Самый гадкий фокус Судьбы! Ведь когда молод, силен, красив, когда энергия так и хлещет, ты еще сам не знаешь, о чем мечтать, как, например, выглядит девушка твоей мечты. Ты знакомишься и влюбляешься напропалую, женишься даже и не один раз. И все не то. Кому-то конечно, везет, и он попадает «в яблочко». А кто-то так и не находит того одного-единственного человека, рядом с которым больше никто не нужен. Как Эдди, например. Так и не нашел… Может, только теперь, Ричи, нашелся твой шанс? Вот так странно, непонятно… Поверь, дружище, никто не пострадает всерьез, если ты хотя бы попробуешь. Ведь если ты не сделаешь этого, будешь жалеть все оставшееся тебе время! Чувствую, уговаривать тебя не надо. Я только хочу поддержать. Что бы ты знал, что не один, что не сошел с ума, пытаясь найти свою мечту. Понял?
Ричард обратил на него взгляд и Брэндан увидел слезы.
-Спасибо, Брэндан! – голос Ричарда охрип. – Спасибо… Да, я решился искать ее… Вернее, не решился, а просто понял, что иначе не смогу. И я сделал бы это в любом случае, даже повернись весь мир ко мне спиной. Но я чертовски рад, что ты со мной!.. Может, еще и сыграешь на концерте, а?
-Ах, ты подлиза! Знаешь ведь, что вряд ли смогу отказать! Только ведь афиши менять придется и…
-Да ладно, с этим разберемся! Все равно, ведь со мной поедешь, так уж что не выступить-то.


Конечно, Ричард не мог рассказать Брэндану всего, что он перечувствовал и передумал за все то время, пока эти его чудесные иллюзии были с ним. И даже не потому, что не хотел или смущался. Это было просто невозможно описать. Как рассказать другу о том, как ждал он каждую ночь ее появления, этих снов, будораживших душу и удивлявших разум?! Он лежал в постели в одиночестве и тишине, расслабившись, раскинув руки, обнаженный по пояс, и ловил из воздуха эти тонкие, необъяснимые ощущения ее присутствия… Накатывало внезапно. Он уже почти спал и просыпался от тихого голоса, шепчущего в зазвеневшей тишине:
-Вот и ты… Ричард! Мой Ричард!.. Я так люблю тебя, Ричи…
И теплое дыхание на его лице, шее…
Она рядом! Но знал он – ни обнять, ни поцеловать он ее не сможет. Только вот так, тихо, не шевелясь, боясь даже дышать. И теперь, после своего сна, он знал, он был просто уверен, что где-то очень далеко, за много миль отсюда, она вот так же лежит в своей постели, думая о нем, безнадежно мечтая о его близости, его нежности, поцелуях, о его любви. Совершенно безнадежно… Это чувство гибельно и горестно, но иногда безнадежность, именно безнадежность придает чувствам особенную силу, отчаянность, понимание, что раз все равно никто не услышит и не узнает – все до конца! Все чувства, все самые сокровенные желания, вся душа навыворот!! Наверное, так сильна оказалась ее отчаянность – небо ведь все равно одно на двоих! – что чувства ее летели к нему, как из пушки. И долетели. Только она ничего об этом не знала. Совсем ничего, продолжая терзать себе душу, продолжая плакать и мечтать о нем, просто не в силах уже жить по-другому… Жди, детка! Ты столько лет мечтала, столько лет несла мне тепло, согревала мое стареющее сердце! Потерпи еще немного, подожди! Я приду. Я найду тебя, если только ты и вправду есть на этом свете, если я не конченый идиот и трус, я приду к тебе и заберу. Только дождись!..
И Ричард, плакал и плакал, выворачивая теперь свою душу наизнанку, выливая в этих слезах всю горечь, копившуюся столько лет тщательно укрываемого очень глубоко одиночества. Теперь его жизнь легла перед ним, точно лист бумаги на деревянный стол. А вернее, не лист, а пачка старых фотографий. И он глядел в эти снимки, видел детство, маму, солнечное лето пятьдесят третьего года… Потом сразу как-то молоденького, худющего Брэндана с тогда еще не очень длинной но очень пышной кудрявой шевелюрой. И Эдди… Такой забавный, тоже очень худой, изящный, даже хрупкий в свете своих
застенчиво-мечтательных глаз. Джордж… Такой непохожий на них, молчаливый, совсем не вписывавшийся в их яркую компанию. И Ричард слишком поздно, лишь только после смерти Эдди почувствовал особенно остро, как он всегда любил этого парня, этого очень талантливого, очень преданного человека, который жил «Королевским Крестом», возможно, даже больше, чем все они вместе взятые. Поэтому и не смог выступать под этой маркой без Дэймонда, понимая, болезненно ощущая, что без Эдди ничто, никакие их попытки быть «Королевским Крестом» по-прежнему просто не имеют смысла. А они с Брэнданом пили и пили эту горечь. Напиться не могли. Выступали, брали все новых и новых вокалистов, даже создали группу, максимально сумевшую нести образ «Королевского Креста», исполняя их песни по всему миру. Но конечно же, все это было лишь отражением их отчаянного желания жить прежней жизнью, ибо иначе жить они просто не умели… И она чувствовала это, она все это знала. В самые тяжелые дни, в моменты самых сильных его переживаний, в те часы, когда рождались его песни, она – он ощущал это всеми кончиками нервов – была рядом. Казалось, поверни голову, и он увидит ее улыбку, ее счастливые или сочувственные слезы, ее глаза – отражение ее обожающего и восхищенного сердца. Объяснить этого Ричард никогда не смог бы. Поэтому и не стал ничего рассказывать Брэндану кроме того, что и так любому другому крышу сорвало бы. Только Брэндан мог поверить, пройдя через все годы жизни в группе, через талант, волшебный голос и золотое сердце Эдди, который сам был, как Чудо, через потерю всего этого, наконец. Но все ощущения Ричарда, все чувства его, вся его вера в нее, в неизвестную и почти нереальную незнакомку, его неистовое желание ее найти – это даже для Брэндана было бы уже слишком. Он, его друг, будет рядом и поможет во всем, Ричард знал это, и все же, со своей Судьбой он оказался сейчас один на один. Лицом к лицу. И ничто – ни опыт всех прожитых лет, ни мудрость, пришедшая с этим опытом, не могли бы ему сейчас помочь. Только, возможно, то Волшебство, которым нарекли их музыку, то, что несли они в себе, отдавая ее, раздаривая всем, кто их слышал, то… что заставило спеть закатное солнце, что научило уставшие улицы большого города любить и звенело в сиреневых сумерках над ним колокольчиками любви. Той любви, которая приходит даже тогда, когда ее уже не ждут. Все равно приходит… И это были ее слова о них, это так она чувствовала их музыку – до слез зашедшегося от любви сердца, до озноба по обнаженным нервам, до жара в крови, которая одна на всех них… И во сне Ричард видел сгущавшиеся сумерки в густых кронах старого парка. Под ногами хрустел гравий, волосы овевал свежий, сладковатый вечерний ветерок, а с реки тянуло прохладой. Ее ладошка просовывалась тихонько в его ладонь и он ласково сжимал ее, даже не поворачивая головы, зная, что она смотрит на него, и понимая – если он поглядит в ее глаза, если увидит их влажный блеск, он не удержится, он схватит ее в объятия, и поцелуй утопит обоих… Но еще рано. Детка, еще очень рано! Еще только сумерки, еще солнце не село и вечер в лиловом плаще еще ждет за воротами парка. Подожди! Чуть-чуть!! Надо догнать этих шалопаев, распевающих песни во всю глотку, спуститься вместе с ними к реке и там… Там будет костер, там будет вино и музыка, там ты услышишь, как Эдди умеет петь на самом деле. И там будет все. Все, чего ты хочешь, чего ты так долго ждала…