Скорый из прошл... Гл. 4. 21. Как поживаешь, Люся?

       — Уважаемые пассажиры! Самолёт идёт на посадку. Просьба пристегнуть ремни.

       Ленивая полудрёма рассеялась, и Максим взглянул в иллюминатор — лёгкая дымка. Скорее всего, и в родных пенатах солнечная погода.

       В аэропорту его ждала несравненная Людмила Егоровна. Вчерашний телефонный разговор с ней обрадовал: отец в последнее время сидел на чемоданах в связи с предстоящей работой в отраслевом министерстве и отправился в столицу на последнее собеседование; мать всецело занята срочной партийной работой. Она твёрдо намерена и сегодня возвратиться из горкома партии не домой, а прямиком к Леониду Артёмовичу.

       Настроение Максиму существенно омрачало лишь то обстоятельство, что именно Людмила Егоровна подбросила в бардачок наркотики. Придушить её мало, но не рано ли? Решил действовать по ситуации. Когда и каким образом он сможет отомстить ей, пока не имел никакого представления.

       Среди встречающих он сразу заметил Людмилу Егоровну. Приветливо махнула ему рукой не глупенькая Любава с дурацкими истериками, а красивая женщина в расцвете телесного очарования и умудрённая неограниченным любовным опытом. Сплошной соблазн  — не оторвать глаз. Лосины чёрного цвета, из лайкры; не менее броская, с цветочным принтом, застёгнутая на изящные пуговички, приталенная бежевая блуза из лёгкого шифона; открытые плечи и линия высокой груди, заманчиво подчёркнутая резинкой; красные сандалии на небольшом каблуке; романтичная причёска «Аврора» с задорной чёлкой и перламутр на нежных губах. Неделю назад он до одури целовал их.

       Максим удивлённо и несколько льстиво спросил:

       — Люся, да ты ли это?!

       — К твоему приезду принарядилась. Узнала от родителей, что ты вот-вот прилетишь, а вчера сам позвонил.
 
       — Выглядишь просто супер. Как мама?

       — Всё так же, как и вчера, по уши занята подготовкой к партийной конференции. Просила по дороге на дачу подъехать к ней, чтобы с тобой повидаться. Пойдём к  машине.

       — А как ты поживаешь, Люся? — спросил как будто бы ни о чём, когда выбрались на главную дорогу.

       — Что ты имеешь ввиду? Личную жизнь? Деловую? Или обязанности домашние, кухонные?

       — Рассказывай обо всём.

       — Хорошо. Я думаю, тебе небезразлично будет знать, что между нами всё было путём.

       — Рад хорошей новости, беременность тебе ни к чему.
 
       — Ну а ты так? Любаву ещё не запузырил?

       — Ты не поверишь: она передумала проглотить арбуз, хотя Роза Григорьевна мечтает бабушкой стать. Намеревается Любава пожить после свадьбы себе в удовольствие, а мне только того и надо.

       — Так и не спал с ней?

       — Роза Григорьевна взяла с меня честное слово, а Любаве запретила даже думать об этом. А она чрезвычайно заводная девушка — Эолова арфа, только прикоснись к ней. Глупышка размечталась слиться со мной в экстазе до свадьбы, а я знай себе посмеиваюсь: щёлкни эту игривую кобылку в нос — махнёт хвостом.

       — Любава тут не при чём. Она страдает, а причина в тебе.

       — Люся, ты как-то мудрёно рассуждаешь. 
               
       — Что тут не понять? Мастер заводить. По себе знаю.

       — Так ты меня сама и научила ласковому обхождению. По-другому и не могу. Да и почему я должен действовать с прекрасным полом избирательно?

       — Она же невеста твоя. Невинная, как я слышала. А ты, я так понимаю, как кот на сало.

       — Дерзишь, Люся. А вдруг обижусь?

       — Не обидишься. Завожу тебя на блуд со мной.

       — Да я чувствую.

       — Вот и Любава по-своему чувствует.

       — Поэтому и психует?

       — Ничего ты не смыслишь в женской психологии. Зацеловал, заласкал и всё на этом?

       — Начиталась она выше крыши всяких любовных романов. Вот и вся причина. Да и подружка у неё имеется шибко грамотная. Развратная девица. Так что у Любавы в мозгах, если они у неё есть, только «трах». Уже и детей рожать передумала.

       — Максим, а ведь получается скверно. Подружка научила Любаву, как я понимаю, похоти и бесстыдству. В тебе, согласись, ни стыда, ни совести. Не будет у Любавы счастья с тобой, вот увидишь.

       — Люся, ты же не ворона, чтобы крачить. И что такое счастье, а?

       — По крайней мере, не такое, как у меня. Нет у меня ни семьи настоящей, ни заботы о ком-либо искренней, чистой, жертвенной. Зачем живу, не знаю. Только и радости — напиться и забыться.

       — Ты вдруг стала задумываться о смысле жизни? Неужели депрессняк кроет и сладу с ним нет?

       — Да, Максим. С того дня, как ты уехал. Для тебя сейчас нарядилась в три листика, тем и счастлива. Феерическая я, конечно, женщина. Прогуливалась я в здании аэропорта туда-сюда, а мужики с моей роскошной задницы в облипосах не сводили блудливых глаз. А кто подойдёт ко мне с благородной целью? Никто. Ни в аэропорту, ни в кафе, ни на городской улице. Я обрекла себя в будущем на одиночество. Как и ты обрёк себя. С Любавой у тебя всё фальшиво.

       — Откуда такая убеждённость?

       — Знаешь народную мудрость: с кем поведёшься, от того и наберёшься. Чему хорошему в жизни могла научить Любаву хотя бы та подружка. Абсолютно ничему. Кстати, как её зовут?

       — Глория.

       — Соблазнительная девица?

       — Весьма. Амурничает вовсю с моим теперешним другом Романом Пикселем. Ты права — ничему хорошему развратная особа не может научить, хотя и несомненная красавица.

       Людмила Егоровна плавно остановила машину на обочине:

       — Ну-ка, смотри мне в глаза! Давай, смотри, не отводи взгляд в сторону. Спал с ней? Успел-таки?

       — Тебе могу сказать откровенно, будучи уверенным в том, что ты не проболтаешься. Да, спал. И не раз. На всякий случай, предупреждаю, что за базар накажу жестоким образом.

       — Не из пугливых я и не из болтливых. Значит, не прошёл мимо? Молодец, однако!

       — Не мог отказать прекрасной женщине.

       — Вот потому и говорю: с кем поведёшься... И ты чему хорошему сможешь научить Любаву? Ответ тот же, однозначный. Ни-че-му.

       — Что-то ты сегодня явно коматозишь, Люся. Как-то всё уныло, без настроения философствуешь. А вот Роза Григорьевна убеждена: в больших деньгах и червонном золоте её дочь будет скоро купаться.

       — Оно ей надо будет? Один из вариантов на будущее: дурдом или бордель. Я не каркаю, а говорю то, что думаю.

       — Ну ты, Люся, и завелась. Про дурку мне не подумалось, а вот про бордель — да. Большим спросом бы там Любава, не сомневаюсь, пользовалась. По физическому выпендрёжу она вся в маму.

       — О том и речь. А я, между прочим, не завелась. Хочу, чтобы ты понял, что всё фальшиво. И якобы любовь твоя к ней, и её ответная, и помолвка, о которой мне восхищённо рассказала Елена Сергеевна, и ваша будущая свадьба, и вся будущая совместная жизнь. Всё, всё,  всё... И мы с тобой тоже фальшивые.

       — Люська, я начинаю злиться. Зачем ты затеяла такой разговор?

       — Ты не догадался?

       — Пока нет. Скажи сама. Я пойму.

       — Приедем на дачу и там вдрызг напьёмся то ли  с горя, то ли от счастья. А перед тем, как напиться, ты дашь мне клятвенное обещание, что я буду твоей любовницей столько дней и лет, сколько сама этого захочу. Прилетать к тебе буду тайно, приезжать, приходить.

       — Да хоть сейчас поклянусь, Люся. Надо быть чокнутым, чтобы отвергать тебя.

       — Не так, Максим, не так. Скажешь мне глаза в глаза. Я должна буду прочитать в них, что ты не врёшь. А врать ты мастер непревзойдённый. 

       — Хорошо, договорились. Будь по-твоему. О маме расскажи. Неужели она так безнадёжно погрязла в партийной работе и для встречи с родным сыном в домашней обстановке нет времени?

        — Страшно ей попасть впросак перед вышестоящим начальством, вот и корпит, несчастная, над бумагами. Ни минуты покоя. Впрочем, сам увидишь и всё поймёшь.

        Продолжение: http://proza.ru/2021/04/23/1126