Потомки Чингисхана

 
     «Орда» - в одном только этом слове заключена мощная энергетика и что-то пугающее, неудержимое и беспощадное.
 
     Для русских, да и многих других это слово звучит зловеще и сочетается только с бедой, смертью и жестокостью.
 
     В мировой истории это слово стоит рядом со словом «варвар», «дикарь». Однако это совсем не так. То, что сделал Чингисхан, не удалось сделать ни Ганнибалу, ни Александру Македонскому, никому из полководцев древности. Все они по масштабу решенных глобальных задач стоят на более низком уровне.
 
     Чингизиды создали цивилизацию, просуществовавшую несколько веков и функционирующую, как прекрасно налаженный механизм.  Европе приятнее говорить о величии своего европейца Александра, чем дикаря и варвара Чингисхана. Был момент, когда Европа буквально трепетала как осиновый лист при приближении орды к европейским границам.

     Россия как всегда приняла на себя основной удар и ценой своих жертв лишила орду кинетической энергии в ее продвижении на запад. Когда орда повернула назад, запад вздохнул с облегчением и некоторым удовлетворением при виде поверженных русских земель. Противостоять этой организованной военной мощи было нечем.  Романтические рыцари и отряды лахткнехтов были бессильны даже затормозить движение орды.  По организованности, прагматизму и тактике монголы были впереди этих  разрозненных групп, неспособных защитить   феодальные княжества, так же, как и в России.
 
     Орда на тот момент являлась самым совершенным орудием подавления и силы. Индивидуализм  феодалов с их рыцарскими традициями был ничтожным препятствием перед дисциплинированной и безжалостной военной машиной чингизидов.
 
     Их интересов на востоке в Китае и Индии вполне хватило для ощущения всемирного могущества.
 
***
     На удивление мне показалось здесь комфортно и хорошо. Простые люди, открытые лица и искренние улыбки. Доброжелательность к русским особая и явная. Наверное, мы им  кажемся более прямыми и понятными, без восточной или западной хитрости.
 
     Неожиданно у меня здесь появилось чувство дальней родственной связи. Уж не знаю как, но  ощущение, что между нами было не триста лет ига, а триста лет родства, было явным. Они  были  близки и симпатичны, хотя особой красотой, ухоженностью или манерами  не отличались. Скорее, это были честные взгляды и улыбки, откровенная симпатия и интерес – те самые, которые запад  утратил, а мы стремительно теряем.
 
     Монголы  лучше нас сохранили в себе первозданные инстинкты и реакции нормальных людей, для которых мир незамысловат и однозначен.
 
     Но я бы предостерег Вас от пренебрежительности по отношению к этим кажущимся простакам. Они умны и правильны в чем-то очень важном, что мы подрастеряли. Умение сконцентрироваться и завоевать полмира они уже продемонстрировали, и память об этом до сих пор сидит в наших сердцах врожденным страхом, а в их сердцах  осознанием своего высочайшего потолка. Они доброжелательны к русским, наверное, потому что мы к ним ближе других, честнее, прямолинейнее и добрее. Мир вокруг давно  стал  циничен и беспощадно  меркантилен. Им не нравится  стиль жизни, когда  сначала кем-то наводится «тень на плетень», а затем происходит вылавливание в мутной воде  выгоды,  причем только своей и любой ценой. Русские пока еще не такие, и монголы видят в нас для себя опору и надежду, что мир не будет окончательно перевернут в мутное болото лукавства и лживости.  Кругом давно уже процветает репродуцирование фейков, ложь и двойные стандарты. Для людей иного склада, какими монголы и являются, это совершенно невозможно.  Может быть, поэтому они  преданы своей Родине, дикой, жестокой и суровой. Они любят говорить, что их современники никогда не становятся иностранцами, как бы судьба их не разбросала по миру. Они обязательно возвращаются домой, в   первозданный, суровый, но зато свой мир.
 
     Стремясь понять  этот народ, я, как мог, к нему присматривался. Даже для русских, которых никак не назовешь баловнями теплых стран,  климатические условия Монголии представляются крайностью на грани выживания. Палящий зной летом и лютый холод зимой. Для русского глаза картина совершенно немыслимая  –  камень, сквозь который пробивается редкая травка.  Чтобы прокормиться, верблюды, козы, лошади должны, выщипывая по одной травинке, проходить квадратные километры почти безжизненных площадей.  Скалы, горы, песчаные барханы, бескрайние ландшафты, восходы и закаты потрясают пронзительной яркостью и красотой и одновременно природной скудостью. Пейзажи - стильны, просторы – бескрайни. В этих пространствах человеческое жилье смотрится как бусинка на чистом столе. Около речушек, петляющих за горизонт, где больше влаги, трава покрывает землю густым и мелким как велюр ковром.  Эти пейзажи находятся в сильнейшем противоречии с тем, что радует глаз русского. Густые леса, бурные или широкие реки, трава по пояс – все это совершенно не похоже на каменные пустоши и степи  бескрайней  равнины, в небе над которой кружат огромные орлы.

      Пустыня Гоби упирается в красивейшие леса Алтая, но там уже Россия, и там они себя уже не почувствуют дома, поэтому предпочитают свои суровые и голые ландшафты, по которым удобно кочевать.
 
     Может быть, в этих противоположностях заключена сближающая нас сила? Русские не боятся своих лесов и рек, также как монголы – жестких степей и диких просторов.

     Полагаю, что  монголы, как и мы,  чувствуют природу не как  чуждое человеку пространство, а как свой дом. Этакий космизм в восприятии внешнего мира. Русскому человеку природа всегда  близка и понятна. Дом – это  лишь укрытие от непогоды, а в остальном, - воля как пространство большого дома. Это чувство у людей теряется по мере того как они обрастают цивилизационными удобствами, все дальше и дальше отдаляясь от природы, которая из матери-прародительницы становится враждебным источником опасности, обителью мачехи-природы.
 
     Для монголов пространство важнее жилища, потому что они кочевники и потому что не потеряли ту самую органичную связь с миром. Для русских  воля тоже всегда была возможностью ощутить себя свободным и не знать клаустрофобии. Известно, что немцы во Вторую мировую войну  страдали от бескрайности русских просторов.  У всех народов складывается свой масштаб привычного пространства и чувства защищенности.

      Осознавали ли мы эту родственность во времена татаро-монгольского ига? Вряд ли. Но научные споры о том, что было: иго или был все же союз, говорят, что психология выживания в те времена была весьма изощренной, и поэтому вариации  симбиоза вполне возможны, и они были.
 
     Во всяком случае, я не ожидал испытать чувство родственности, как будто приехал домой. Это  было  неожиданным,  озадачивающим ощущением, потому что формально мы ни в чем не совпадаем, ни в вере, ни в корнях, ни в культуре.
 
     Рассуждения западников о загадочной русской душе довольно глупы и базируются на отсутствии у них  понимания простых вещей и простых отношений, присущих русским, а монголы именно это ценят в русских больше всего, и поэтому никакой загадки в них не видят.
 
***
     Весь мир подсмеивается над нашим автопромом. «УАЗы», «ВАЗы», «буханки», - предмет бесконечных острот и издевок. Между тем для монголов наши машины это самое лучшее транспортное средство, потому что дорог у них нет, и, если ты поломался на Тойоте, то можешь встать навечно и не дождаться помощи, а нашу машину легко починить и все-таки доехать до людей.
 
     Это не шутка, а жизненная логика. Их уважение к нашим машинам абсолютно наглядно: они так любовно тюнингуют и украшают наши «буханки» и «УАЗы», что Мерседесы и Тойоты просто лопаются от зависти.
 
      Русские незаменимы для решения сложных задач наиболее простым способом и в условиях экстремальных это эффективнее, чем сложная, начиненная электроникой техника, которая из-за малейшего отказа становится неремонтопригодной и именно это качество ценится монголами превыше всего.

     Автомат Калашникова и «УАЗ» и «буханка», танк «Т-34» - это шедевры русского характера, простые и  неубиваемые и потому – самые надежные.
 
***
     На почве этой внутренней близости монголы  охотно воспринимают и перенимают все русское. Улан-Батор, например, в центре очень напоминает советский город шестидесятых годов. Рекламные щиты бросаются в глаза нашим алфавитом. Универмаги и кинотеатры очень напоминают наши постройки шестидесятых. В общем, все как дома. В школах активно преподается русский язык и его знание почти поголовно. Причем, они обнаруживают недюжинную способность к языку и владеют им очень хорошо, что делает путешествие особенно приятным.
 
      Сейчас, после развала Союза, Россия отдалилась от них, зарывшись в собственных проблемах, и сюда устремились все и вся, особенно китайцы. Монголам это не нравится, они бы охотнее сотрудничали с нами, но нас одолевают собственные проблемы, и они вынуждены искать компромиссы. Пожалуй, у них две главных привязанности: одна - понятная и очевидная – Чингисхан, другая – непонятная, но приятная – симпатия к нам. Портреты Чингисхана имеются, наверное, в каждом доме, и он для них «живее всех живых». Желание подражать всему русскому просматривается тоже во всем.

***
     Юрта, о ней много написано, добавлю лишь, что это шедевр  дизайна, потому что она не только технологична, но и красива. Эстетика, как продолжение функциональности, говорит  о многовековой отточенности, доведенной до совершенства. Пространство, освещенность, защищенность, комфортность и тепло, что еще нужно для жизни в непростых погодных условиях от крайней жары до крайнего холода и ветра. Это действительно ковчег жизни, надежное и мобильное укрытие от непогоды.

      Однажды мы просидели в юрте, не выходя целые сутки. Нешуточная буря вынудила  отсиживаться в тепле и уюте. Что делать? У нас был монгольский сыр в виде колобка диаметром сантиметров пятнадцать-двадцать. Снаружи он имел высохшую как камень  оболочку, а внутри нежнейшую субстанцию, по консистенции напоминающую плавленый сыр «Виола». Вкусно неимоверно, но запах, скажу я Вам, убойный. Так вот, мы пили великолепную монгольскую водку, которая естественно называлась «Чингисхан» и заедали этим вонючим и божественно вкусным сыром. Когда я вышел по малой нужде на улицу и спрятался от пронзительного ветра с песком за юртой, то нос к носу столкнулся с огромной мордой верблюда. Их было несколько, и они прижались к земле в ветровой тени юрты. Их  нечесаные клочковатые шкуры и апокалиптические губастые морды на уровне моего пояса были так неожиданны в этой ревущей песчаной мгле, что моя малая нужда чуть не перешла в большую.
 
     Однако овладев собой и поняв, что верблюды только снаружи ужасные и добрые внутри, я сделал свои дела и быстренько шмыгнул в уютное чрево юрты.
 
     Беседуя обо всем на свете, попивая отличную монгольскую водку и поругивая вонючий сыр, мы отдавали, тем не менее, должное его отменному вкусу, и вообще прекрасностям жизни не смотря на все ее превратности. Мои собеседники были людьми очень необычными и интересными. Оба географы, выходцы из МГУ, люди очень эрудированные и жизнелюбивые. Сергей – успешный финансист,  Батюшка - руководитель детского дома где-то в Костромской губернии. Оба много где были и еще больше испытали, поэтому я с удовольствием слушал их иногда серьезный, а иногда шуточный, но всегда остроумный треп.
 
     Впрочем, кроме трепа иногда наступали моменты глубоких и неожиданных открытий о жизни, земле и воде.
 
     Например, я такое открытие для себя сделал, когда решил подняться на гребень песчаной дюны, пересекающей на многие километры безжизненные каменистые и бескрайние просторы. Видимо повинуясь неким постоянным ветровым завихрениям, среди каменистой пустыни в определенном месте образуется песчаный гребень шириной метров триста и длиной  километров, не знаю сколько, до горизонта. Взобраться для потрясающих кадров на гребень этой бесконечной дюны оказалось делом не простым, хотя высотой она была метров тридцать,  и ее гребень змеей уходил за горизонт. Сев передохнуть от тяжелого подъема, я вдруг ощутил явственный гул на грани слухового порога. Этот гул был слабым и мощным одновременно, как будто звук матери-земли. Никогда не думал, что такое может быть, поскольку был штиль, но сухой песок этой дюны, мириады песчинок, звучали как орган, пребывая в невидимой глазу вибрации. Это явление не согласовывалось со здравым смыслом, но создавало иллюзию живой плоти. Огромная масса песчинок существовали как молекулы отдельно и издавали звук!

***
     Но самое интересное – это люди. Потрясающие типажи в заношенных халатах, драных кепчонках, на лохматых лошаденках, с ребятишками, с круглолицыми как блин физиономиями, перечеркнутыми узкими прорезями глаз. Тип лица, максимально защищенный от пыльных ветров. Они всегда общительны и жизнелюбивы, веселы и гостеприимны.
 
     Один монгол ел бузы руками, и жир стекал по запястьям куда-то в рукава. Его лицо, заплывшее как блин, с блестящим от жира ртом, излучало неземное блаженство.
 
     Я наблюдал, как этот рот, обрамленный редкими щетинами, плотоядно чавкая, поглощает бузы одну за другой, и восхищался откровенной органикой человеческого бытия, где в основе всех стимулов, двигающих миром, лежит еда, секс, дети и, пожалуй, сон. Все остальное – это преодоление энтропии, тяжелое, требующее постоянных усилий.

      Еда – самое фундаментальное из земных удовольствий, но и с ней монголам трудно. Их мясо жестче нашего, потому что жизнь животных тяжела и сопряжена с постоянным поиском очередной травинки. Но и здесь они изобрели способ, простой до гениальности.
 
     Делается костер из саксаула, который горит синим пламенем как природный газ. Куски мяса кладутся в молочный бидон вместе с вымытыми окатанными камнями. Бидон задраивается и ставится на угли. Сверху накрывается кошмой. Получается что-то вроде скороварки, где мясо вместе с раскаленными камнями, под давлением, в собственном соку становится мягким и вкусным.

     И так во всем, ловко складно и необременительно, как и положено при кочевом образе жизни.

***
      Сергей, гурман и знаток всяких деликатесов, сказал на утро, что этот сыр оскорбляет его чувство прекрасного, и от него надо избавиться. Так и сделали, оставив сыр в юрте нашей стоянки. Но, через некоторое время, о ужас, нас догнал какой-то монгол и вручил «забытый» сыр. И смех, и грех.
 
     Наконец мы приблизились к границе Алтая, и нас встретила русская группа, которая должна была обеспечить наше сопровождение  до Барнаула. Как я уже говорил, сразу за границей Монголии начинались лесистые живописные Алтайские горы.

     Два парня, бывалые такие сибиряки, ухари и сквернословы. Веселым переругиванием и всякими сальностями они пытались скрасить монотонность нашего движения до Барнаула.  Живописность окружающего пейзажа и так радовала глаз, истосковавшийся по зеленым лесистым горам и долинам.

     Город приятно удивил цивилизованностью, масштабом и ухоженностью. Насмотревшись на дикие бескрайние просторы и проехав через девственные лесистые горы Алтая, оказаться в цивилизованном городе, поспать на свежих простынях, сходить в ресторан «Ползунов», выпить красного вина и вести себя корректно оказалось делом чрезвычайно приятным.
 
     Уникальный цвет загара и задубевшие лица говорили окружающим, что эти три интеллигента проделали немалый путь, чтобы попасть сюда.  Живой интерес к женщинам и вообще ко всему, что привычно для горожанина и потому незаметно, наблюдательному человеку неопровержимо показывал, что эти три таких разных субъекта приехали явно издалека, и может даже с другой планеты….

***
     Это путешествие было уже давно, и, отодвигаясь во времени, оно становится все более притягательным и ценным. Монголия тянет и тянет к себе, не отпуская тех, кто в ней побывал.
 
     В архитектурном институте мне довелось выступить в роли руководителя дипломной работы одной уйгурской девушки. Она сделала свой диплом практически сама, так как семейные сложности прервали ее учебу, и ей пришлось сделать дипломную работу дома. Для защиты ей необходимо было «прикрепиться» к руководителю дипломной работы, ее никто не брал. Какие-то весьма колоритные ее дяди просили меня взять девочку под свое крыло и дать возможность защититься. На меня нахлынули воспоминания о Монголии, и я согласился, прекрасно понимая, что делаю непростительную глупость.  Так вот, ее диплом был очень хорош, логичен и талантлив. На фоне некоторых слабых работ, сделанных ее сверстниками, но шалопаями, она, со своей, по сути, домашней работой выглядела великолепно и заслуженно получила высшую оценку. Мне пришлось только надувать щеки и принимать поздравления, хотя мое участие в ее работе было нулевым.

     Вот, что такое монголы.


Рецензии
Прочитала с удовольствием Ваши зарисовки о Монголии. Очень интересно, живо, познавательно.
Иго, конечно, было и оно нас сильно затормозило в развитии. Мы стали щитом для Европы, и она ушла вперед. До сих пор догнать по уровню жизни населения не можем.
А природа наша, действительно, хороша и живописна.
Монголы нам здорово помогали в войну: теплыми полушубками, лошадками, шерстью для валенок. Они дружелюбны к нам, и это хорошо. И они очень ценят свои традиции.
Успехов Вам!

Татьяна Шмидт   10.02.2022 18:45     Заявить о нарушении
Уважаемая Татьяна !Рад что мой материал Вас тронул.Манголия лучшее место на земле,может потому что дикое искренное и красивое.Спасибо что откликнулись ,а то пишешь как в пустоту и думаешь что таланта нема.

Геня Пудожский   10.02.2022 22:00   Заявить о нарушении
Пишите, вспоминайте. Кому надо - обязательно прочитает.
Успехов Вам.

Татьяна Шмидт   11.02.2022 17:35   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.