Иммиграция

1990-е годы. Моя сестра со своей семьей улетели в Израиль. Мои кузены со своими семьями и тетя с дядей улетели в Америку. Уехали почти все. Мы никак не решаемся, куда ехать: в Америку или Израиль, хотя уже был вызов в США.
Сначала решили лететь в Израиль – там моя сестричка, папа, его 2 сестры и семья младшей из сестер. Дочка стала убеждать, что мол мне лучше ехать в Нью-Йорк, так как я знаю английский, да и она и сын учат Инглиш в школе. Рассмотрев все за и против, решили лететь в США.
Собрались быстро. Почти все свое имущество раздали друзьям. Спасибо, старший брат прислал список на четырех листах, что брать с собой и что не надо. Самое интересное было в конце письма. «Дорогая моя сестричка, ты не жди, что американский президент встретит тебя в аэропорту Кеннеди с дипломатом, набитым долларами  и скажет тебе: «Когда деньги закончатся, позвони, я еще выделю». Так все и было на самом деле. Президент нас не встретил и денег не дал.
Сам перелет был тяжелым. Мы летели санитарным рейсом, потому что с нами летела свекровь, а ей было уже восемьдесят три года. Люди  убивали меня своим хамством и жадностью.
Мы вылетели из Москвы в час ночи. Все уставшие, на нервах. Хотели подремать, но об этом мы не могли даже мечтать. Салон самолета напоминал цыганский табор: беготня, суета, крики, плач детей – все смешалось до кучи. Всем срочно нужно было поесть (на халяву же). Бедные стюардессы летали по салону, как бабочки. Вроде все наелись и угомонились. Как вдруг объявление, что самолет делает посадку в Париже. Почему- никто не объяснил. Когда проходили по салону самолета, у меня закипели мозги. В свинарнике было чище, чем там. Пятьдесят процентов продуктов валялось на полу и на креслах. Ладно, вышли из самолета. Хорошо, что багаж не надо было таскать, а только ручную кладь.
 Сидим в аэропорту Парижа уже несколько часов. Каждые сорок-пятьдесят минут выносят еду. «Несчастные голодающие» набивают сумки провизией. Мы ничего не успевали взять. Сын захотел есть и я пошла с ним что-нибудь купить. Но увы, из зала, где мы сидели, нельзя было выходить. Сопровождающий очень удивился, что мы голодные при таком количестве еды. Он несколько раз просил всех брать только по одному набору, но его никто не слышал. Тогда он сделал хитрый ход: проходя мимо нас, он взял сына за руку и пошел как бы прогуливаться, а сам подвел его к тому месту, где начали выдавать продуктовые наборы. Так сын успел схватить нам перекусить, но воды нам не досталось. А у пожилой женщины, которая сидела рядом со мной,  была целая сумка баночек с водой. Ее сын попросил мать дать одну баночку ребенку, но она подняла такой визг, что я попросила ее не трогать. Так мы просидели в Париже целых восемь часов.
Оказалось, что у нашего самолета была неисправность и мы ждали самолет из Нью-Йорка, который должен был нас забрать.
В конце концов, самолет прилетел и всех нас  пригласили на посадку. Пожилая женщина с сумкой воды попросила моего сына донести ей эту сумку, но он отказался. Она начала его оскорблять. Ее дети тоже отказались ей помогать – им было стыдно за мать. В конце концов, сумка не выдержала груза и у нее прорвалось дно. Все баночки загрохотали по полу зала. Вот так ее наказал Господь.
Самолет загрузился и наконец-то взлетел. Все сразу же уснули. Я думаю, большая часть людей спала часа три- четыре. А потом опять начались беготня и дурдом.
Мой ребенок, а ему тогда уже было четырнадцать лет, вел дневник начала новой жизни. Когда мы подлетали к Нью-Йорку, он дал мне его почитать. Все было нормально, но концовка была потрясающей: «Подлетаем к Нью-Йорку. Вижу огни мегаполиса. Вижу небоскребы. Увидел Статую Свободы! Картина охуенная!» (извините, из песни слов не выбросить). Спрашиваю его, что означает слово «о...ный». Он очень удивился и говорит: «Ты что, не понимаешь? Это значит очень красивый!»