Хомо Хунгарикус Человек Венгерский пер. -Главы 24

24

УРОВЕНЬ ЯЗЫКА - ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ

Французским сомелье однажды было отмечено, что при переходе к возможностям языка существуют три вида людей. Полиглоты или говорящие на более, чем двух языках, билингвы и даже воркующие на французском. Естественно, следует записать о молодой поросли Галлов, начинающих мыслить в разных направлениях, приводящих к неизменному воздыханию с последующими превращениями во франкских яппи (в особенности на гружёных улицах Брюсселя) которым даже в удовольствие щеголять своим нарочитым знанием английского языка с произношением, близким к идеальному.
Дом Мадьярского мужичка намелен в традициях употребления языка в роли поддерживающего артиста европейской сцены за прошедшие два столетия. Воркующий класс всегда в сохранности косился на Запад. Как сказал однажды венгерский поэт 18-го века: «Пяль свои зенки на Париж». В других языках переводчики литературы иностранного типа часто сушат университетскую профессуру, знающую книги на руках, но не могущих размышлять на всяком языке. Если Мадьярский мужичок услыхал Шекспира, Мольера, Хомера или Сервантеса, ему слышен голос одних из самых лучших писателей и поэтов Венгрии взявших перьевую ручку, ведь лишь они единственные разложили тех авторов на Венгерский винегрет.
Печально не осознавать языки, на чьих они разговаривали в попытках перевести… Сказано было о Козтолани, который был без преувеличения один из лучших венгерских поэтов прошлого века, разговаривавшим на двадцати пяти языках, а по факту ни на одном. Один из его рассказов повествует о совсем не говорившем по-болгарски мужчине, подразумевающем вызывающее «да» или сочувствливое «нет» ведёт Болгарию по пути жизненного сторителлинга на его истёртом органе речи. Другими словами, жизнь ввиду языка в мире человеческих страстей, минимальных реакций и загадочных манёвров разума.
Козтолани также указывает на опасность перевода литературных работ в духе «переводчика-клептомана», проделавшего чудесную работу по приношению криминального рассказа в Венгерский язык, каких-либо ценностей включая даже алмазы Дуче, формальные витражи замков и кристаллы, ускользающие от венгерского читателя с небольшим послевкусием по сдаче книги…
Другой венгерский литератор двадцатого века, Сандро Веорец, переводил по своему пути с конца мировой литературы к другим через Малларные сонеты к эпическому Гильгамешу. Будучи автором гениального ума, он искал радость в ребячих провокациях на своих аудиенциях, словно время прибытия его на конференцию по выученным жизненным урокам перевода, сказав лишь: «Мне не объясниться на иностранном языке, мне шлют иностранные переводы, а я задаю ритм». И тогда ему тихонько присело на стул. Единожды сложив искусство выставки несёт в себе схожий путь. «Белоснежные объятия спустясь с небес», произносил он своим мальчишеским голосом и завоёванная им аудиенция размышляла о подготовке услышать его насыщенный комментарий, понявшая начало, средину и финал бытия…
Господь Бог романтичной вёрстки, Янош Араны, прославил своё имя как величайший венгерский переводчик Шекспира, возникающий в качестве секретаря Венгерской Академии Наук. Выглядело совершенно естественно, что  ему выпало организовать приветственный спич, пока его августовское тельце готовилось к встрече академиков в Англии. К его чести, Араны пошёл в знаниях ва-банк и больше всего смыслил в изъяснениях шекспировского толка. Англичанин приятно развесил уши, меняясь в лице, но по выходя из комнаты отметил уровень изъяснений венгра на английском. Как вам видно, величайший поэт выучивал английский язык со страниц и впредь не опускался до изучения языку с компакт-дисков, скоростного вай-фай интернета пропатченного ещё в девятнадцатом столетии. Именно так он узнал о невозможности локальной ссылки между заявленным языком и произнесённым. Этот отличнейший анекдот имеет много вариаций, каждая из которой делает литературу великой - но не каждая благая весть является хорошей историей.