Глава 25. Мутное время

События 17 октября всколыхнули весь мир, а страну повергли в шок. С того момента, как премьер Потапкин, а за ним телеведущие всех каналов, сообщили новость, наверное, не было ни одного человека на Земле, который бы не ждал новых сообщений из Кремля. Огромное число россиян, обожающих президента, как Родину и мать, вмиг осиротели. Молва упорно твердила: умер, убили... — именно так люди восприняли расплывчатую формулировку премьера: «Исчез». Народ, оставшийся без своего главного покровителя и защитника, вознегодовал и направил справедливый гнев на тех, кто пригрелся под боком у любимого Василия Васильевича за годы его победоносного правления, кто, пользуясь подаренной им властью, жестоко грабил государство и народ, а теперь не смог защитить президента.
Не доверяя никакой новой власти, большинство все же не роптало, оно тихо жужжало недовольством, оно капризничало, как маленький ребенок, у кроватки которого родители сменили няньку. Жужжание это не могло перерасти в бунт, оно могло перерасти только в жужжание более громкое или, наоборот, в глухое молчание, если в самое ближайшее время жизнь не станет хоть сколько-нибудь лучше или пока новый Главный не скажет, что снова надо перетерпеть и что скоро заживем совсем хорошо.
Ранним воскресным утром Виктору не спалось. Вперив взгляд в потолок, освещенный бликами длинных лучей раннего солнца, он размышлял, пытаясь уложить в сознании события последних дней. Ему казалось, что все его надежды и стремления в одночасье рухнули. Козырной король, вокруг которого все раскладывали свои пасьянсы, вдруг исчез с карточного стола, и прежние сильные карты стали казаться примитивными картинками на кусочках картона. Теперь все перевернется. Неизвестно ничего, ни кто и куда теперь поведет страну, ни останутся ли в цене старые связи, ни что станет с людьми, которые до сих пор надежно стояли на своих постах, а теперь в два счета могут все потерять.
Виктор не находил ответов и то подбивал под голову подушку, то ворочался в поисках уютного положения, в котором ответы явились бы сами, и доворочался до того, что в конце концов разбудил Ирину. Встал, вышел на кухню, закурил возле окна, снова погрузившись в размышления… Но дом уже оживал. Проснувшись, Ирина больше не ложилась, и по квартире разнесся сначала небольшой шумок: шуршание тапочек по паркету, журчание воды в ванной, — а потом пришел и обычный шум, переходящий в грохот от случайно выпущенной из рук кастрюли. Стали просыпаться дети. Покоя уже не было, и Виктор, сказав, что хочет прогуляться и заодно зайдет в магазин, оделся и поскорее вышел, пытаясь не упустить нить своих рассуждений.
Свежий воздух и остатки изморози на пока еще зеленой траве взбодрили его, а игривые лучи солнца, умиляющие душу любого москвича в преддверии зимы, окончательно сбили с мысли и настроили на праздное любование скудной природой небольшого парка, расположенного вблизи их дома. Ему захотелось просто идти и посвистывать, благо что людей вокруг почти не было, только вдалеке, в самом конце парка, возле церкви были видны прихожане. Обычная для воскресенья суета. Эх, послать бы ко всем чертям утреннее беспокойство и жить как живется, отдаться течению и дождаться, куда оно в конце концов вынесет и его самого, и всю страну! Ну и что Абдуллаев? Останется так останется, полетит так полетит... чего зря гадать? Все равно не отгадаешь. Сейчас кончится отпуск, позвоню, подъеду, поговорим...
Виктор шел по парку, развлекаясь тем, что повторял список продуктов, запомненный по придуманной им самим формуле: «Сасолька пома, сасолька пома…», что означало сахар, соль, картошку и постное масло. Издалека приметив районный продуктовый магазинчик, возле которого по воскресеньям с утра никогда не было суеты, он обратил внимание, что в этот раз очередь выплеснулась из магазина аж на улицу. Он планировал заскочить туда на обратном пути, но сейчас остановился, привлеченный странным ажиотажем. Из магазина то и дело выходили люди с огромными сумками и торопливо загружали их в свои машины. Он присмотрелся и увидел, что номера практически всех машин, выстроившихся вдоль тротуара, подмосковные. Виктор вспомнил мамины рассказы о временах позднего Брежнева, когда в магазинах было пусто, потому что вся голодающая ближняя к Москве провинция ранним утром съезжалась в столицу и выкупала почти все. «Паника», — с досадой констатировал он и, подумав, за своей «сасолькой помой» решил не заходить — не хотелось целое утро проторчать в очереди. Даже рискуя не выполнить домашний заказ.
Он пошел дальше в направлении к церкви, дорожкой, которую он шутливо называл «дорогой к богу». Шутка шуткой, но каждый раз, подходя к церкви, он убеждался, что на душе становилось спокойнее и светлее. Делая кое-как крестное знамение, он обычно заходил вовнутрь и ставил там две свечки — одну за здравие, вторую за упокой, считая, что так надо.
Поредевшая листва на деревьях позволяла видеть далеко, и он еще издалека заметил возле церкви необычное столпотворение. При этом люди почему-то шли не к церкви, а толпились неподалеку от нее. Приблизившись, Виктор увидел странное представление.
На полянке возле церкви, окруженные прихожанами и случайными ротозеями, находились богомольцы, похожие на староверов. Одеты они были в простые деревенские одежды, бородатые мужики в зипунах, перехваченных на поясе веревкой, а бабы в телогрейках, в пуховых платках таких огромных размеров, что покрывали голову, плечи, спину и даже были завязаны узлом на животе. Богомольцы неистово молились, стоя на коленях и то и дело утыкаясь головой в землю. Между ними расхаживал поп в длинной коричневой рясе, махал кадилом и все время распевал какую-то молитву. Виктору тоже стало интересно. Диковинка в наших краях эдакие богомольцы. Понятно, почему народ стянулся поглазеть. Он подошел поближе и увидел, что толпа вовсе не разглядывает староверов с веселым любопытством, а напротив, гудит недовольством, переходящим в рык, как рычат хозяйские псы, готовые сорваться с цепи. Виктор протиснулся ближе к молящимся и прислушался. Поп продолжал петь, обходя свою паству и не обращая внимание на возмущение толпы. В конце очередного заунывного песнопения Виктор расслышал: «Благодарствуй Дево, что Сытина забрала!» Несколько священнослужителей, послушно двигавшихся следом за попом, при каждом благодарственном восклицании поднимали вверх хоругви, давая сигнал мужикам и бабам причитать и кланяться в землю, припевая последние слова молитвы.
Все окончательно стало ясно, когда он сумел разглядеть под бородами мужиков и в платках баб насмешливые лица совсем молодых еще юношей и девушек, скорее всего студентов. Судя по молитве, которую они так рьяно распевали, это были фанаты скандальной рок-группы «Пусси-Мусси». Виктор вспомнил, что несколько лет назад много говорили о том, как разнузданные девицы из этой группы прорвались в храм Христа Спасителя и пытались там распевать богохульные молитвы к Богородице, чтобы забрала Сытина. Тогда российский суд встал на защиту верующих и осудил преступниц. Они отсидели свои сроки и потом удрали за границу. А теперь? Раз Сытина нет, опять либералы будут богохульничать?!
Толпа шумела, забрасывала время от времени «молящихся» злобными репликами, но никаких решительных действий к ним не предпринимала, поскольку самыми оскорбленными в ней были бабушки-прихожанки стоящей рядом церкви, а они не смели идти на богохульников с кулаками. Одна из бабусек вдруг заметила неподалеку двух полицейских и завопила что было мочи: «Милиция! Хватайте их, они права верующих нарушают!» — и даже побежала к ним, чтобы заставить их выполнить свою профессиональную обязанность. Когда бабуська схватила одного из них за рукав, снова прокричав: «Вон они, богохульники! Оскверняют!» — тот, вырвав рукав из цепких бабкиных рук, вдруг ошарашил присутствующих заявлением: «Чего это они оскверняют? Ничего не оскверняют! Вон тебе, бабуля, церковь, иди себе и молись! А эти… представление показывают… Не запрещено!» Полицейские решили не задерживаться и вскоре под выкрики верующих «Предатели!» и «Трусы!» спокойно удалились. Их можно было понять, ведь указаний от новой власти они пока еще не получили.
Виктору уже самому захотелось вмешаться, и он собрался было прорваться через толпу, чтобы сорвать фальшивую бороду с фальшивого попа, но, как назло, точно в момент, когда он уже отодвинул со своего пути двух бабушек, чтобы выйти на «сцену», зазвонил телефон. Звонил Абдуллаев. Виктор резко повернулся и поспешно покинул толпу. Видимо, что-то было срочное, раз Абдуллаев не дождался конца недели, данной Виктору для отдыха. Абдуллаев начал с шутки.
— Если гора не идет к Василию Магометовичу, то Василий Магометович идет к горе. Подъезжай. Есть срочный разговор.
Это прозвучало как приказ. Виктору надлежало приехать как можно быстрее в загородную резиденцию шефа. Предстояла их первая встреча после драматических событий, если не считать того странного явления Абдуллаева Виктору, когда последний лежал без памяти на полу кафе «Крендель». На душе стало светлее. События событиями, а старые связи в силе!
Виктор ехал на дачу, а попал во дворец. Ворота ему отпер охранник, а уже перед входом в дом сам хозяин распахнул ему двери. Его одежда, которая Виктору показалась в первый момент не к месту маскарадной, была достаточно изысканной с точки зрения знатока роскошных восточных одеяний. Шелковый узбекский чапан цвета изумруда, обшитый золотыми узорами, на голове — шапочка, тоже расшитая золотом. Одежда не выглядела парадной, она сочетала в себе одновременно и скромность, и величие.
Обескураженный началом, Виктор вошел в дом. «Дворец падишаха», — мелькнуло в голове, как только он переступил порог. Изобилие ковров и богатой утвари смутило его, и он не мог сдвинуться с места, не зная, можно ли ступать по этой роскоши, не сняв обуви.
— Заходи, заходи, не смущайся. Если хочешь, сними ботинки, так тебе будет уютнее, — добродушно, по-хозяйски посмеиваясь, пригласил гостя Василий Магомедович.
Виктор сразу послушно стал развязывать шнурки. Когда, сняв ботинки, он выпрямился, то увидел, как к нему, едва уловимо шурша своими капроновыми тонкими одеждами, легкой поступью приближается красивая служанка, неся в руках пару мягких домашних туфель с загнутыми наверх, по-персидски, носами.
Они сели на мягкие пуфы возле низкого инкрустированного столика. Столик был обставлен фруктами и разнообразными восточными сладостями.
— Ми сейчас випьем кофе, настоящий восточный кофе, приготовленный в джезве, на углях. Мой любимый повар приехал по моей просьбе специально ради нашей встречи, — с явным восточным акцентом произнес Абдуллаев, что очень естественно дополняло мир восточной сказки, куда так неожиданно попал Виктор.
Василий Магомедович поднял руку, щелкнул пальцами, и через несколько секунд горячий кофе уже стоял на столе. Дав сигнал слугам удалиться, партбосс не спешил брать свою чашку в руки, а, затянувшись из стоящего рядом кальяна, спокойно ждал первую реакцию Виктора на кофе. Когда Виктор сделал первый глоток, Абдуллаев выпустил изо рта клубок дыма и вопросительно взглянул на гостя. Виктор кофе не любил, всегда отдавал предпочтение традиционному русскому чаю, но сейчас поступил тактично — причмокнул и показал взглядом, что кофе ему понравился. Босс, очевидно довольный его реакцией, сделал свой глоток кофе и начал разговор:
— Ну, дорогой Виктор Андреевич, как видишь, Магомет ждет свою гору, как би она ни боялась идти к нему, — начал он с шутки, которой закончился их недавний разговор по телефону. — Если Абдуллаев вибрал человека, это значит, что он очень хорошо подумал и что этот человек ему нужен. Ти мне нужен и поэтому ти сейчас здесь… Тебя, наверное, удивляет, почему Абдуллаев не видержал и позвал тебя до того, как кончилась твоя неделя отдиха. Объясняю. Произошли очен важные, очен хорошие собития... Пропал президент! Ти скажешь, произошло ужасное преступление, страна осталась без любимого президента, и весь народ переживает, а этот нехароший человек радуется. Пусть народ переживает, правильно народ переживает, а нам с тобой переживат некогда, нам надо рибу витаскиват из грязной воды... как там русская поговорка?..
— Ловить рыбу в мутной воде...
— Вот именно, в мутной... Президента нет! И сейчас никто не знает, что ему надо делать. Раньше все слушались Сытина, а сейчас Сытина нет... Что сейчас делают разные глупые люди? Плачут, переживают и волнуются... А что делают умные люди? Берут себе то, что лежит плохо... Раньше как било? Эта фабрика — фабрика там какого-нибудь Иванова, а он чей человек? Печина... Значит, нельзя трогать этого Иванова... Это чья наркота? Наркота Петрова... А Петров чей человек? Человек Ванько. Трогать не будем! А такого-то человека Сытин сам поставил на это место… Ну, если Сытин! Сейчас пришло время большого передела! Ти мой человек, и я тебя сделаю собственником трех заводов... — он приостановился, сделал новую затяжку из кальяна, прищурившись через клубы дыма, взглянул на Виктора и продолжил: — Для начала. Потом будем видеть, как говорят англичане...
— Как это?! — удивленно спросил Виктор, едва не поперхнувшись кофе.
— Очен просто, дарагой мой! Но это даже не твоя забота... Бивший собственник продаст все свои акции тебе и даже получит за это деньги. Если будет возражать, получит мало денег, а если не будет и быстро согласится, то побольше. Но много давать не будем... чтоб хватило до дома доехать на такси... Шучу, конечно...
— Это что же, выходит, рейдерский захват?
— Да, да, захват, раз говоришь, рейдерский, значит, рейдерский...
— Но это как бы незаконно?!
— Законно, законно... Тот, кто на коне, и закон на его стороне. Ты не бойся, мы тебе крышу обеспечим. В этих городах у нас все схвачено. Губернатор наш, мэр наш, полиция и прокуратура наши, наш и суд. Так что тебе не о чем беспокоиться. Постепенно привыкнешь, войдешь в права, если захочешь, поменяешь управляющего. Будешь отвечать за порядок. Дружи с местной властью. Если что, помогут тебе и хозяйственные вопросы решить, и рабочих приструнить...
При последних словах Виктора передернуло. Слишком свежи еще были душевные раны от пережитого в Сызрани.
— А ти кушай инжир, кушай. Очень полезный... И вот еще что. Два завода я переброшу и без тебя. Здесь, в Москве, подпишешь, какие нужно, документы, но один, томский, сам пойдешь брать... Нам чистоплюи не нужны. Там посмотришь, как это делается. Обычое дело. Как в мире животных — один пожирает другого… Привыкай, лучше ты будешь пожирать другого, чем он тебя! Ха-ха-ха!
Последнее особенно понравилось Абдуллаеву, и он долго смеялся над собственной шуткой. Виктору смеяться не хотелось, но он попытался все же скорчить улыбку — в этой ситуации было глупо изображать из себя невинного барашка.
Тем временем Абдуллаев почистил мандарин и протянул его Виктору на ладони:
— На, на, кушай, очень полезный, сегодня с дерева собрали… Ха-ха-ха!
Виктор был ошеломлен — неужели ему настолько доверяют, что сразу включили в передел собственности? Вот так легко, без особых усилий и напряжений, он станет собственником целых трех предприятий, богатым человеком?.. В такую легкую добычу Виктору не верилось. Все казалось подвохом, сыром в мышеловке.
Абдуллаев как будто прочитал его мысли.
— Ты скажешь, зачем это старик Абдуллаев мне, еще молодому деятелю «Монолитной России», делает такие дорогие подарки. Наверное, хочет меня купить? И что же он от меня за это потребует? Какую цену мне придется платить? — при последних словах он повысил голос и приблизил свое покрасневшее от напряжения лицо почти к самому лицу Виктора. — А никакая цена! Просто так дарю! Не веришь? Еще в начале я тебе сказал, что выбрал тебя и что это не шутка. А раз я тебя выбрал, то сделаю тебя таким, как я сам, как все мои ребята. Мне не нужен просто послушный человек, вон у меня слуг полно… Мне нужен свой человек, верный, который не подведет. Мне нужен не бедняк, а человек с положением, и я тебя сделаю таким человеком! Привыкай, в мире богатых все по-другому, а в мире богатых политиков тем более! За власть нужно бороться и властью нужно пользоваться! Учис!
Виктор опешил от этой атаки, такого напористого откровения он не ожидал.
— Что от меня требуется? — Похоже, что он был уже на все готов.
— Для начала ты должен сказать мне, что ты согласен. — Абдуллаев посмотрел на Виктора взглядом, который означал одно: «Только полный дурак может не согласиться с таким предложением».
— Ну... я согласен.
— Вот и отлично! Седьмого ноября тебя будут ждать мои люди в Томске.
— Так быстро?
— Да, мой дарагой! Важные дела нельзя упускать! Их надо делать очен бистро!
— И что, в праздник кто-то будет этим заниматься?
— Да! Именно в праздник! По случаю ВОСРА получаешь от меня подарок! В день коммунистической революции мы создадим еще одного капиталиста! Ха-ха-ха!
Он посмотрел на часы...
— Извини, Виктор, спешу. Сейчас ожидаю других гостей. Но мы ведь с тобой все решили?
— Ну в общем-то, да...
Абдуллаев встал, за ним поднялся и Виктор. Слуги засуетились, помогли Виктору одеться и обуться. Абдуллаев попрощался сухо. Намеченное сделано, пора было заниматься другими делами.
Виктор вышел, сел в машину и, отъехав метров на двести от абдуллаевского дворца, снова остановился. Все произошло так быстро! Он, конечно, стремился к этому, но чтобы далось так легко и чтобы ценой было преступление… Неожиданным для него оказалось, что пропуск наверх выдают не за заслуги, а по симпатиям, и выдают как аванс за участие в будущих сделках и преступлениях группировки, членом которой он только что согласился стать.
Виктор вздохнул. Никакой радости не было. Он, захотевший вывести Абдуллаева на чистую воду, похоже, сам попал в грязную. Виктор завел двигатель. Если это цена подъема наверх в «абдуллаевском лифте», придется ее заплатить.