Племена, народы и государства Центральной Азии в д

УДК 39 (51)
ББК 63.5 (54)
   Ш 12



Научный редактор: д-р ист. н. профессор ИГУ С.И. Кузнецов.
Рецензенты: д-р ист. н. профессор В.В Есипов;
                д-р ист. н. профессор Н.Н. Пузыня


             Шабалов А.С.
Ш 12   Племена, народы и государства Центральной Азии в древности. XXIV в. до н.э.-V в. н.э. – Иркутск, 2020, ч.I, 409 с.
Автор, используя древнекитайские произведения Шицзи, Хоуханьшу, Синь-ханьшу и другие древние хроники, а также древнеперсидскую «Авесту», труды Фир-доуси и Шахнаме и другие труды таких европейских историков, как Т. Моммзен, Шмидт, Нейман и работы казахских и киргизских ученых А.Х. Маргулана, А.К. На-рымбаевой, А.А. Бекбалаева, О. Осмонова, исследует племена и народы Центральной Азии в древности.
Племена и народы Центральной Азии ввиду специфики кочевого хозяйства часто перемещались, вступая во взаимоотношения друг с другом и иными племенами и народами, ассимилировались, образовывая другие племена и народы. Часто эти племена завоевывали Северный Китай, Среднюю Азию, Кавказ и южнорусские степи и, как правило, перенимали язык покоренных народов и зачастую – киргизский. Мон-голоязычные в древности и средневековье уступали и в наше время уступают другим языкам  ввиду слабостей, подмеченных академиком Б.Я. Владимирцовым [Влади-мирцов, 2005] и профессором В.В. Котвичем [Котвич, 1962].
  По мнению автора, первое государство Центральной Азии образовали в III в. до н.э. монголоязычные хунну, затем дунху – сяньбийцы (II в.н.э) и ухуани – авары (II в. н.э.). У тургутов-турок государство появилось в VI в. н.э., т.е. позже, чем у сянь-бийцев и авар.
У теле-гаогюйцев – хойхусцев первое государство образовалось на стыке древ-ности и средневековья под руководством Афучжило.
По мнению автора, современный Китай образован на землях племен и народов Цен-тральной Азии.
Книга во многом полемическая, рассчитана на преподавателей-историков, ас-пирантов и всех, кто интересуется историей народов Востока.


ISBN                © Шабалов А.С., 2020
   
 




ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие………………………………………………………………..4
Глава 1. Племена Хуньюй и Ханьюнь……………………………………8
     Глава 2. Племена Жунь-ди и Шань-жун………………………………...14
     Глава 3. Племена Дун-ху и Хунну……………………………………….24
     Глава 4. Государство хунну……………………………………………....35
     Глава 5. Падение государства хунну……………………………………..75
     Глава 6. Скифы-юечжи…………………………………………………...101
     Глава 7. Саки-усуни..……………………………………………………..141
     Глава 8. Племена цянгунь-гянгунь-гэгунь – киргызы и хягасы.
                Кюеше-кипчаки…………………………………………………171
Глава 9. Киргизский язык – основа тюркской языковой группы.
               Письменность киргизов………………………………………..165
     Глава 10. Племена хуньюй, динлин и цайли-синли……………………232
     Глава 11. Возникновение государства киргизов. Страна Юебань
                и государство хунну-дулатов………………………………...241
     Глава 12. Сяньби (муюны, табгачи (тоба) тогоны) …………………....250
Глава 13. Племя, народ и государство ухуань-увань – аваров
                (жуань-жуань)………………………………………………….285
Глава 14. Племена ди-телэ-гаогюй –хойху. Государство Хойху……..314
     Глава 15. Южные хунну (юйвань, дуань, ашина)……………………...357
Послесловие……………………………………………………………....357
Библиографический список……………………………………………...392
Список сокращений……………………………………………………....408
.












ПРЕДИСЛОВИЕ

Центральная Азия, по нашему мнению, обширный регион, вклю-чающий не только республику Туву, где находится географический центр Азии, но и современную Кемеровскую область, Алтайский край, Республику Алтай, Новосибирскую область, юг Красноярского края, Иркутскую область, юг Якутии, Бурятию, Читинскую область современной России, северо-восток современного Китая до Великой Китайской стены (вклю-чающий Внутреннюю Монголию), Киргизию и Восточный Казахстан (включающий Алма-Атинскую, Талды-Курганскую, Семипалатинскую, Усть-Каменогорскую области).
Некоторые называют Центральной Азией с подачи первого президента Узбекской Республики И. Каримова регион, включающий Киргизию, Таджикистан, Узбекистан и Туркмению. Думаем, он не знал, что географический центр Азии находится в Сибири, в Туве, т. е. Среднюю Азию путал с Центральной Азией.
Климат Центральной Азии в основном резко континентальный, земля пригодна в основном  для скотоводства. На границе таежной зоны (лесов) и степей, люди занимались и занимаются земледелием. Север Центральной Азии от гор Алтая до лесостепей Забайкалья находится в зоне рискованного земледелия, характерной для перехода степей и лесостепей в тайгу.
На вышеописанной территории примерно свыше 5000 лет назад проживали племена, составившие  алтайскую семью народов, содержащую гаплогруппу С. Мы в своем описании народов будем учитывать генетику, а не только язык (language). В последующие тысячелетия алтайская семья племен и народов размножилась и передала свой язык в основном киргизский (тургуто-тургутский) другим народам. А вот монгольский язык нигде не сохранился. В Индии монголоязычные называются дарвазами, потому что они говорят на языке хинди. В Непале монголоязычные называются гурхами, но они говорят на непальском. В Афганистане монголоязычные называются хазарейцами, но они говорят на дари – разновидности языка фарси и т.д. Но самое большое количество монголоязычных перешло на киргизский (тургуто-тургутский). Даже в самих киргизах около десяти племен бывших монголоязычных. Это китаи, моголы, монголдоры и др. Казахи среди киргизских (тургуто-тургутских) народов содержат наибольшее количество генов монголоязычных людей. К примеру, кереи, входящие в средний жуз казахов, содержат около 80% гаплогруппы С, составляющей гаплогруппу монголоязычных людей.
Мы объясняем это явление массовым переходом  монголоязычных пле-мен и народов на тюркский, славянский, фарси, кавказский и другие языки в силу слабости и бытового неудобства монголоязычия, отмеченного  сто с лишним лет академиком Б.Я. Владимирцовым [Владимирцов, 2005] и польским профессором В.А. Котвичем [Котвич, 1962]. Они, например, отмечают, что тюркские, киргизские языки отличаются простотой и консервативностью. Монгольские языки склонны к усложнению и приукрашиванию. По нашему мнению, носители монгольского языка, кроме сказанного, лишены в большинстве случаев здорового патриотизма по отношению к своему языку, не говоря о национализме. Монголоязычные воспринимают людей иного языка не враждебно, а как равных. Толерантное восприятие носителей других языков, по нашему мнению, сыграло свою роль в потере языка. Такое восприятие всех людей объясняется, думаем, следующим: монголоязычные никогда не были в зависимости от других  людей в силу специфики кочевого хозяйства. Унижающее человеческое достоинство рабство и крепостничество не были знакомы монголоязычным, что, по нашему мнению, также способствовало потере языка, начиная с древности и средневековья до наших дней.
Граница Древности и Средневековья, по нашему мнению, проходит с началом хунну-укрской войны с готами под руководством Баламира (375 г. н. э.) и заканчивается взятием ругом (русским) Одоакром вечного города Рима (476 г. н. э.) и ликвидацией унижающего человеческое достоинство  рабства. Народы Евразии были взаимосвязаны, если имя императора хунну-укров Баламира переводится с монголоязычия, по мнению гарвардского профессора О. Притцака, как «балмад – изверг, сумасброд, баламут, авантюрист, зверский, жестокий, взбаломошный, сумасбродный, авантюрный» [Лувсандэндэв, 1957, с.60], [Pritsak, 1982, с. 433], имя пред-водителя ругов (русских) Одоакра  - германское.  По нашему мнению, ос-нова современных русских не славянская, а германская. В XX в. крупнейший авантюрист и расист всех времен полуграмотный А. Гитлер, слабо разбирающийся в истории, сумел навязать немецкому народу расистскую теорию о превосходстве германской расы. Миф о превосходстве  немцев над другими народами – чистейшая фантазия. Вспомним, как в 375 г. готы (немецкое племя) бежали от хунну-укров в пределы Римской империи, смяв их границы. Удалось обуздать хунну-укров только почти через 80 лет в 454 г., метисизировав их, в результате, мы думаем, появились украинцы, рус-ские, французы, англичане и другие народы.
События начала Великого переселения народов происходили в 375 г. в Восточной Европе, где в то время проживали готы, руги, славяне, хунну-укры, угро-финские племена, предки литовцев и латышей и др.
Мы упомянули в Европе хунну-укров. Как они оказались в Европе и кто такие хунну (сюнну, гунны)? На эти вопросы ученые историки отвечают по-разному.
Американец О. Менчен-Хелфен считал гуннов народом, отличным от хунну Азии, взяв за основу своей точки зрения некоторые незначительные детали быта и культуры, например, то что гунны Европы жили в кибитках на колесах, а хунну Азии только в юртах и т.д.
Л.Н. Гумилев и др. опровергают О. Менчен-Хелфена: «Неизвестность языка хунну и гуннов, невозможность доказать факт перехода с Селенги на Волгу, несходство искусства тех и других легко опровергается при подробном и беспристрастном разборе обстановки II-V веков» [Гумилев, 2004, с. 612].
Большинство ученых придерживаются азиатского происхождения хунну.
Об этнической принадлежности хунну также существуют различные взгляды: монгольская, тюркская, славянская, угоро-финская и т.д. Одним из авторов данной книги А.С. Шабаловым, а также О. Притцаком, Г.Н. Румянцевым, А.П. Окладниковым и др. монголоязычность хунну (сюну, гуннов) доказана. Свыше 55% из исследованных 107 слов остатка языка хунну переводится с монголоязычия без переводчика, остальные слова – общие монголо-тюркские или испорченные китайскими летописцами до неузнаваемости. Всего тюркских слов 6 из 107.
Современные археологические материалы из Европы также доказы-вают, что находки в хуннуских могильниках IV-V вв. свидетельствуют о монголоидности хунну, что сохранилось по прошествии почти трех сотен лет проживания хунну в Европе.
Впервые около 160 г. н. э. в Европе о хунну упоминает грек Дионисий Периегет. Он писал: «Первые скифы, которые населяют побережье возле Кронийского моря по устью Каспийского моря, потом унны, а за  ними каспийцы» [Латышев, 1904, т.1, вып. 1, с. 188].
Про хунну писали Клавдий Птоломей (около 175-162 гг.), писатель IV в. Филистогорий, в V в. Зосим. Самую подробную картину дал латинский писатель конца IV в. Аммиан Марцеллин: «Племя гуннов, о котором мало знают древние памятники, живет за Мэотийскими болотами у Ледовитого океана и превосходит всякую меру дикости» [Кулаковский, 1908, вып. 3, с. 236].
Начиная с  II в. до н.э. в отличие от европейцев китайцы, вели под-робные династийные хроники, но с политическим и военным уклоном, т.е. подробно описывали политические и военные события, т.к. они предназначались, видимо, для правящей верхушки.
В нашем распоряжении есть Шицзи в переводе Р. В. Вяткина, извле-чения из Шицзи  в переводе знаменитого российского историка, чуваша по национальности А.Я. Бичурина, извлечения из знаменитых хроник Цяньханьшу, Хоуханьшу, Вэйшу, Таньшу, Ляошу и т.д. в переводе того же Н.Я. Бичурина, а также работы В.С. Таскина, А. Н. Бернштама и др.
Ввиду отсутствия собственно тюрко-монгольских древних письменных источников мы вынуждены обратиться к имеющимся китайским, греческим  и латинским. До  V  в. н.э. эти источники были единственными по истории се-верных кочевников. Имевшаяся письменность хунну вследствие бурной исто-рии и трайбализма утеряна. Лишь в V в. н.э. киргизы, видимо, сумели приспособить арамейскую письменность к особенностям своего языка. И лишь затем к концу VII-началу VIII вв. тургуты-турки переняли киргизскую письменность у енисейских киргизов. Но имеющиеся памятники не могут заменить китайские династийные хроники. Монголоязычные и киргизоязычные люди, по нашему мнению, должны быть благодарны китайцам за то, что они зафиксировали в династийных хрониках события древней и средневековой истории киргизо- (тюркского) и монголоязычного мира.
Изучая древний мир, надо исходить из факта, установленного запад-ными генетиками и др., что homo sapiens примерно 100-70 тыс. лет назад появился из небольшой группы людей. Эта группа разрослась и распространилась по Европе и Азии. Различные расовые группы, вероятно, появились в результате мутаций, которые происходят примерно раз в 30 тыс. лет. Все люди 100-70 тыс. лет назад были родственниками.   
   






Глава 1. ПЛЕМЕНА ХУНЬЮЙ И ХАНЬЮНЬ

Знаменитый древнекитайский историк Сыма Цянь (II в. до н.э.), прозванный отцом китайской истории, писал: «Еще до времени государей Тхан и Юй находились поколения Шань-жунь, Ханьюнь и Хуньюй» [Би-чурин, 1950, т.1, с. 39]. Согласно хронологии рассмотрим племя хуньюй, а затем племя ханьюнь, т.е. первые упоминаются в 2357 г. до н.э. в Цзинь-чжо, а вторые в 2255 г. до н.э., т.е. спустя век. Сыма Цянь, чтобы быть последовательным, должен был поставить племя хунь-юй на первое место, а шань-жун на третье.  А мы же будем придерживаться временной последо-вательности. Думается, династия Чжу упоминается в II-I тысячелетии до н.э., а империя Тхан и государство Шунь в III тысячелетии. В примечании Н.Я. Бичурин дает пояснения: «Хунну есть древнее народное имя монголов. Китайцы при голосовом переложении сего слова на свой язык употребляли две буквы: Хун длый, ну невольник. Но монгольское слово Хунну есть собственное имя, и значение китайских букв не имеет» [там же, с. 39].
Мы же добавим, российский лингвист и историк В. А. Никонов пишет: «Может быть, самый древний из семантических типов этнонимии – самоназвание, означающее своих в противоположность всем не своим, чужим. На протяжении многих тысячелетий люди жили замкнутыми родами, позже – племенами… Естественно, что именно из этого основного противопоставления возникали обозначения этнических образований. По-этому этнонимами часто становились слова с такими лексическими зна-чениями, как «человек», «люди». Самоназвание немцев – deutsch исследователи истолковывали из древнегерманского со значением «люди», «народ» [Никонов, 1970, с. 17].
Написанное В.А. Никоновым добавим к тексту Н.Я. Бичурина и поймем, что хунну есть не только собственное имя, но еще этноним со значением «человек, люди». Это подтверждает монголо-русский словарь А. Лувсандэндэва: «хун – человек, люди» [Лувсандэндэв, 1957, с. 574], подобное же значение слова «хун» описывает и бурятско-монгольский словарь» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.2, с. 490].
Далее в примечаниях Н.Я. Бичурин пишет: «Тхан есть государь Яо, Юй есть государь Шунь, прозванные так от уделов, вначале им данных. Первый вступил на престол империи в 2357, второй в 2255 году до Р.Х.
Цзинь Чжо пишет: “Во времена государя Яо назывались Хунь-юй”  при династии Чжоу Хяньюнь, при династии Цинь Хунну, т.е. Хуньюй, Хяньюнь, и Хунну суть три разные названия одному и тому же народу, известному ныне под названием монголов”» [Бичурин, 1950, т.1, с. 39].
Мы делаем вывод, что согласно древнекитайской хронике Шицзи в 2357 до н.э. монголоязычные хунну уже существовали как отдельная этническая группа.
Н.Я. Бичурин, ссылаясь на китайского автора Цзинь Чжо писал: «во времена государя Яо» современные монголы назывались Хунь-юй, во времена (династии) Чжоу назывались Хяньюнь, во времена (династии) Цинь назывались хунну, т.е. в Китае сменялись династии, проходило время, у китайцев менялась фонетика и грамматика языка и они писали и произносили название хунну с правилами своего языка, меняющегося с течением времени.
Считаем, что во времена вступления на престол государя Яо, т.е. 2357 г. до н.э., возможно, монголы составляли одно племя и назывались Хунь-юй. В последующие века, вероятно, Хунь-юй размножились и составили различные группы племен, которые по возможности мы рассмотрим.
Размножившиеся и отделившиеся от хуньюй и ханьюнь племена, по на-шему мнению, вероятно, были монголоязычными. Вновь образовавшиеся племена и роды в силу кочевого хозяйства разбредались по степной зоне Евразии, далеко от первоначальной Родины, вплоть до Европы и Индии.
Великое переселение народов, начавшееся в 375 г. н.э. по инициативе хуннуского императора Баламира, пример расселения монголоязычных племен и народов по всей Евразии и положивших начало многим народам мира: украинцев, русских, французов, англичан и др. Хунну послужили основой некоторым народам, но большинство хунну вошли в состав этих народов. Язык монголоязычных хунну нигде не сохранился как система слов, лишь остатки языка в виде отдельных слов встречаются во многих язы-ках.
Сыма Цянь в Исторических записках Шицзи упомянул наряду с поколениями (племенами)  Ханьюнь и Хуньюй поколение (племя) Шань-жунь. В переводе с китайского Шань-жунь означает горные жуны, «шань – гора, горный», а «жуны», вероятно, то же самое, что «хун», видимо, китайцы монголоязычный звук «х» воспроизвели через знак, обозначающий звук «ж». О шань-жунях в следующем параграфе. 
В древности так же, как и в новое время, китайцы рассматривали любое событие с китаецентристских позиций. Древнекитайские династийные хроники не исключение, несмотря на то что первые хроники  написаны во II в. до н.э. Сыма Цянем, прозванным отцом китайской истории. Даже беглого китайского аристократа Шунь-вэя Сыма Цянь сделал праотцом монгольских ханов, т.е. хуннуских шаньюев.
Сыма Цянь писал: «Предок хуннов был потомок Дома Хя-Хэу-шы по имени Шунь-Вэй» [Бичурин, 1950, т.1, с.39]. Н.Я. Бичурин дает исто-рическое пояснение: «Хя-хэу-шы, есть историческое прозвание царей первой китайской династии Хя. Хя-хэу значит царь из дома Хя, шы значит прозвание; от слова в слово: по прозванию Хя-хэу. Цзе-кхой, последний го-сударь из сей  династии, умер в ссылке в 1764 году до Р.Х. Сын его Шунь-вэй в том же году со всем своим семейством и подданными ушел в северные степи, и принял образ кочевой жизни. Китайская история полагает сего князя  праотцем владетельных монгольских Домов» [там же, с.45].
Вероятно, Сыма Цянь ошибался, говоря, что Шунь вэй  был «праотцем владетельных монгольских Домов». Он, видимо, поддался китаецентристской теории. Современные генетические исследования показывают несколько иную картину. Гаплогруппа хуннуских шаньюев и монгольских ханов отличается от китайской. Китайцам характерна гаплогруппа О, а хуннуским шаньюям и монгольским ханам свойственна гаплогруппа С. Мы сомневаемся, что в такой короткий исторический промежуток времени  - около 4000 тысячелетий – гаплогруппа у китайцев изменилась с группы С на О.
Далее Н.Я.Бичурин, продолжая переводить Шицзи, описывает пере-писку Гун-лю к хунну: «При упадке закона  Дома Хя, Гун-лю лишен был должности главного попечителя земледелия. Он претворялся в западного жуна, и построил городок Бинь. По прошествии 300 с лишком лет Жун-ди стали нападать  на Большого князя Шань-фу (потомок князя Гун-лю в де-вятом колене). Шань-фу бежал к горе Цишань. Жители страны Бинь последовали за Шань-фу, и построили город, чем положили основание Дому Чжеу» [там же, с. 40-41]. Китайцев-беглецов к северным варварам было, видимо, достаточно не только среди простолюдинов, но и среди аристо-кратов.   Еще один переход к жун-ди, т.е. к хунну описал Сыма Цянь, это был бывший главный попечитель земледелия Гун-лю. Но потомок Гун-лю в девятом колене  князь Шань-фу, не выдержав нападения жунь-ди, вынужден был бежать во внутренний Китай и построить город, что впоследствии явилось основой Дома Чжеу.
Сыма Цянь  в своих исторических записках Шицзи лаконично описал уклад жизни, хозяйство  и быт хунну, они же ханьюнь, хуньюй и жуны (шань-жуны): «Обитая за северными пределами Китая, переходят со своим скотом с одних пастбищ на другие. Из домашнего скота более содержат лошадей, крупный  и мелкий рогатый скот; частью разводят верблюдов, ослов, лошаков и лошадей лучших пород. Перекочевывают с места на место, смотря по приволью в траве и в воде. Не имеют ни городов, ни оседлости, ни земледелия; но у каждого есть отделенный участок земли. Письма нет, а законы словесно объявляются. Мальчик, как скоро сможет верхом сидеть на баране, стреляет из лука пташек и зверьков; а несколько подросши  стреляет лисиц  и зайцев, и употребляют их в пищу. Могущие владеть  луком все поступают в латную конницу. Во время приволья, по обыкновению следуя за своим скотом, занимаются  полевою охотою, и тем пропитываются; а в крайности каждый  занимается воинскими упражнениями, чтобы производить набеги. Таковы суть врожденные их свойства.
Длинное оружие их есть лук с стрелами, короткое оружие сабля и копье. При удаче идут вперед; при неудаче отступают, и бегство не поставляют  в стыд себе. Где видят корысть, там ни благоприличия, ни справедливости не знают. Начиная с владетелей, все питаются мясом домашнего скота, одеваются кожами его, прикрываются  шерстяным и меховым одеянием. Сильные едят жирное и лучшее; устаревшие питаются остатками после них. Молодых и крепких уважают; устаревших и слабых мало почитают.
По смерти отца женятся на мачехе; по смерти братьев женятся на невестках. Обыкновенно называют друг друга именами; прозваний и про-именований не имеют» [Бичурин, 1950, т.1, с. 39-40].
Сыма Цянь, естественно, записывал Шицзи китайскими иероглифами по-китайски, но в части вышеприведенной цитаты, он употребил хуннуские   слова. Это названия домашних животных, которых содержали хунну.
«Из домашнего скота более содержат лошадей, крупный и мелкий рогатый скот; частью разводят верблюдов, ослов, лошаков и лошадей лучших пород» [Бичу-рин, 1950, т.1, с. 39].
Мы постараемся объективно исследовать три хуннуских слова: катир, туруты и тон.
Профессор В.С. Таскин перевел эти названия домашних животных как тюркские: катир=лошак, ty/r/ti=Ty/p/TIF низкорослая дикая лошадь, tan=TaIF дикая лошадь. Впоследствии с предложенной В.С. Таскиным ин-терпретацией названий домашних животных соглашается Л.А. Викторова, повторяя ее в своей работе «Монголы. Происхождение народа и истоки культуры» [Викторова, 1980, с. 121]. Л.А. Викторова как человек, знающий монгольский язык, должна была бы отнестись к переводу В.С. Таскина критически, но она удовлетворилась тем, что написал ее авторитетный кол-лега.
В.С. Таскина, видимо, ввело в заблуждение слово катир, действительно по-тюркски (по-киргизски) означает лошак, мясо которого в пищу не употребляется ни монголами, ни тюрками.
В зарубежной тюркологии знаменитый английский востоковед Д. Пул-либлэнк переводит katir как цзюэ-ти, а ty/r/ti и tan соответственно тао-ту и то-си: «В начале главы о сюнну в «Ши цзи» есть следующее место: “Домашний скот, который они держат в больших количествах, - это лошади, крупный рогатый скот и овцы. Их необычный домашний скот - это верблюды, ослы и мулы, цзюэ-ти, таоту и то-си”». Последние три слова явно не китайские.
В словаре «Шо вэнь» говорится (буквально), что цзюэ-ти — это потомство от жеребца и мула. Поскольку получить потомство от этих животных, безусловно, невозможно, текст должен был бы быть исправлен на «мул, который является потомством жеребца и ослицы», т.е. «лошак». Это определение расходится с комментарием Сюй Гуана, цитируемым в «Ши цзи цзе», который гласит, что цзюэ-ти – это лошади лучшей породы северных варваров. Лошак же в действительности – худшая разновидность. Эгами Намио собрал ряд других текстов, где употребляется цзюэ-ти, и показал, что они имеют смысл только в трактовке Сюй Гуана. Он полагал, что на самом деле цзюэ-ти - это крупная западная лошадь в отличие от обыкновенного монгольского типа лошади, который был нормой и для Китая, и для Монголии» [Пуллиблэнк, 1986, с. 36-37]. 
Английский востоковед Д. Пуллиблэнк, раскритиковав автора словаря «Шо вэнь» и встав на позицию Сюй Гуана, считает, что «цзюй-ти - это лошади лучшей породы северных варваров».
На наш взгляд, крупная западная лошадь при отсутствии стойлового содержания в условиях Монголии долго прожить не сможет. Она не приспособлена к тебеневке и круглогодичному содержанию на улице. Цзюэ-ти=katir=хатирч – рысистый, рысак [Лувсандэндэв, 1957, с. 520] в пере-воде с монгольского языка. Рысистые лошади у монголоязычных народов, и не только у них, считались особо ценной породой. Мулом или лошаком цзюэ-ти - katir не может быть, они в перечне Сыма Цяня упоминаются и в данном случае тавтология исключена.
Д. Пуллиблэнк собрал три отрывка из древнекитайских источников, иллюстрирующих, что под цзюэ-ти - katirом древние китайцы подразумевали лошадей очень хорошей породы. Вот, что пишет Д. Пуллиблэнк: «Отрывок, прекрасно иллюстрирующий то, что под цзюэ-ти подразумевались высоко ценившиеся лошади очень хорошей породы, и между прочим, показывающий, что она была известна в Китае еще до объединения его династией Цинь в 221 г. до н.э., находится в докладе Ли Сы князю царства Цинь, включенном в «Шицзи». Ли Сы, родом из царства Чу, защищаясь от чиновников царства Цинь, которые хотели изгнать всех иностранных советников («гостей»), находившихся при циньском дворе, для примера указывает на многие ценности, которые царство Цинь получало из-за границы. Он говорит: «Если бы предметы должны были производиться в Цинь прежде, чем их разрешат …женщины из царств Чжэн и Вэй не наполняли бы ваш внутренний дворец, а прекрасные цзюэ-ти не стояли бы в ваших стойлах». В других текстах из «Шицзи», цитируемых в «Тайпин юйлань» и «Хуайнань цзы», о цзюэ-ти говорится как о лучших лошадях для экипажа. В биографии Цзоу Яна в «Шицзи» в другом отрывке, который, по-видимому, указывает, что эти животные были известны в позднечжоуское время, говорится, что князь царства Янь угощал Су Циня блюдом, приготовленным из цзюэ-ти, причем подразумевалось, что это было про-явлением особой милости» [Пуллиблэнк, 1986, с., 37].
Таким образом, мы имеем дело с Цзюэ-ти=katir=хатирч – рысистый, рысак [Лувсандэндэв, 1957, с., 520], лошадью, бегающей аллюром, а не с лошаком и не с крупной западной лошадью, которая в условиях Монголии быстро вырождается и объектом разведения являться не может. До настоящего времени рысак=хатирч, отличающийся быстрым ходом и статью, ценится у монголоязычных народов.
Также В.С. Таскин ошибается, когда он пишет: ту/р/ти - низкорослая дикая лошадь, а тан - дикая лошадь, тогда как у Сыма Цяня речь идет о домашнем скоте. Разводить диких животных в домашних условиях невозможно, иначе животные потеряли бы статус диких ту/r/ti/=ту\р\ти=туруут (туурайт)  «копытный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 424] по-монгольски. Монголоязычные народы до сего времени употребляют это слово в отношении домашнего скота. В тюркских языках слово ту/р/ти значения не имеет, по-хакасски копытное=туйгахтыглар [Чанков, 1961, с. 329] отдалено напоминает Ту/r/ti=туруут/.
Слово «тан»  в монгольских и тюркских языках значения не имеет, во всяком случае мы не находим для него объяснения. Слово «тан» лишь отдалено напоминает монгольское слово «тэмээн» = «верблюд» [Лувсандэндэв, 1957, с.439], по-тюркски (по-киргизски) - верблюд=тyе, однокоренное слово с «тэмээн», еще более далекое слово от «тан». Вероятно, это монголоязычное слово «тэмээн».
Мы привели пример того как  разворачивается идеологическая и на-учная борьба между сторонниками монголоязычной теории происхождения хунну и тюркской. Приверженцев тюркской теории  происхождения хунну значительно больше. Чтобы аргументировать свои доводы надо изучать языки. Д. Пуллиблэнк, знающий китайский и японский  языки, отлично владеющий множеством источников, затруднился в определении этнической принадлежности хунну и обратился к кеттскому языку. Полагаем, что он недостаточно знал  монгольские языки. Российская школа востоковедения, видимо, страдает тем, что большинство ее представителей не знают восточные языки, если знают то, как правило, один. Зная один восточный язык, востоковеду бывает трудно провести сравнительный анализ.
Мы постарались объективно разобраться в значении трех слов хунну: катир, туруты и тан. Значения этих слов оказались с большой долей вероятности монголоязычными, а не тюркскими (киргизскими).
Таким образом, ханьюнь, хуньюй и хунну – названия одного и того же монголоязычного народа.
Далее Н.Я. Бичурин,  двести лет тому назад  переводивший древнекитайского писателя Сыма Цяня, дает историческое пояснение (комментарий), уже вышеупомянутому нами Гун-лю и его предку в десятом поколении Хэу-ги, но с указанием конкретных дат их деяний: «После ве-ликого, известного по истории, наводнения в Китае, князь Ги, сотрудник князя Юй, за восстановление  земледелия  получил в 2277 году до Р.Х., наследственную должность главного попечителя земледелия под названием Хэу-ги. Гун-лю, потомок его в десятом колене, лишенный сей должности, удалился в страну  Бинь, где поселившись в соседстве с Жун-ди, переменил оседлую жизнь на кочевую. Это случилось  в 1797 году до Р.Х. Шань-фу, потомок его, теснимый теми же Жунами, из Бинь переселился к горе Ци-шань, в 1327 году до Р.Х.» [Бичурин, 1950, т.1, с. 41]. Хэу-ги был сотрудником  князя Юй и 2277 г. до н.э., т.е.  в XVIII в. до н.э. за восстановление земледелия после крупнейшего наводнения получил наследственную должность главного попечителя земледелия.
Гун-лю, потомок Хэу-ги в девятом колене, был лишен этой должности, не известно за какую провинность и удалился в сторону Бинь, где поселился по соседству с Жун-ди,   переменил оседлую жизнь на кочевую. Произошло это в 1797 г. до н.э. (т.е. в самом начале XVIII в.до н.э.).
Потомок Гун-лю, которого звали Шань-фу, переселился из г. Бинь к горе Ци-Шань. Произошло это событие в 1927 г. до н.э. или в XIХ в. до н.э.
В XVIII в. до н.э. встречаются этнонимы вместо ханьюнь и хуньюй жун и жунь-ди.

Глава 2. ПЛЕМЕНА ЖУН-ДИ И ШАНЬ-ЖУН

Смена этнонимов ханьюнь и хуньюй на жун и жунь-ди, мы полагаем, объясняется не сменой племен. Одни и те же племена монголоязычных людей, составлявших население, вероятно, юга Внутренней Монголии, назывались китайцами во времена государства Тхан в XXIV до н.э. хунь-юй, в последующем, ханьюнь, жунь-ди и жуны. Хунь-юй в связи с изменениями, возможно, фонетики и грамматики китайского языка изменилось на ханьюнь, жун и жун-ди.
«Ди», вероятно, китайское произношение монголоязычного «телэ – телега, т.к. ди пользовались телегой в хозяйстве, в быту. Впоследствии, в IV в. н.э., ди получили название «гаогюй – высокие телеги». Жуань-жуани (авары) прозвали их, видимо, «хойху – северные», потому что они с Северного Китая, вероятно, с разрешения аварского кагана переселились на север Монголии и заняли территорию  с Аргуни до Тарбагатая [Бичурин, 1950, т.1, с. 224]. Тургуты-турки и киргизы ди-телэ-гаогюй-хойху назвали, видимо, после VI в.н.э. огузами, т.к. основным тотемом у хойху был бык, что по-киргизски (тюркски) – кастрированный бык-огуз.
Древнекитайский писатель Сыма Цянь, описывая в Шицзи 1140 г. до н.э., информировал читателя: «Еще по прошествии 200 лет Си-бо Чан воевал поколение Гуань-и, 1140. После сего по прошествии 10 лет Ву-ван, низвергнув Чжеу-синь, основал город Ло-и; опять поселившись в Фын-хао он прогнал Жун-и от Гин и Ло на север. По временам Жун-и представляли дань под названием степной повинности, хуан-фу» [Бичурин, 1950, т.1, с.41]. Китайцы, верные китаецентристкой политике, издревле любое подношение кочевников считали данью. Вероятно, со стороны жунов это был подарок, а не дань. Данью обязывают население завоеванных территорий, здесь говорится, что Ву-ван прогнал Жун-и на север, а не покорил его.
Сыма Цянь далее писал: «По прошествии 200 лет закон Дома Чжеу начал осла¬бевать. В. [Великий] князь My-ван ходил воевать поко¬ление Гуаньжунов; получил от них четыре волка белых и четыре оленя белых и возвратился. С этого времени степные повинности прекратились» [Бичурин, 1950, т.1, с.41].

Следующее упоминание жунов у Сыма Цяня за 771 г. до н.э., т.е. по прошествии около 200 лет после Му-вана: «711 г.  Вследствие сего Гуань-жуны заняли страну Цзяо-ху, принадлежавшую Дому Чжеу, засели между реками Гин и Вэй-шуй, и продолжали утеснять Срединное цар¬ство. Сян-гун, князь удела Цинь, подал помощь Дому Чжэу; почему Пьхин-ван оставил, 770, Фын-хао и переселился на восток в Ло-и. В сие время Сян-гун, про¬гнав Жунов до Ци-шань, впервые встал в ряду удельных князей. По прошествии 65 лет Горные Жуны перешли через удел Янь, и произвели нападение на удел Ци. Хи-гун, князь удела Ци, имел сражение с ними под стенам своей столицы, 706. Еще по прошествии 44 лет  Горные Жуны произвели нападение на удел Янь. Князь сего удела просил помощи в уделе Ци. Хуань-гун, князь удела Ци, пошел на север против Горных Жунов. Горные Жуны ушли» [Бичурин, 1950, т.1, с.42].
В последней четверти VIII в. до н.э. приграничные с Китаем жуны акти-визировались в своих действиях. (Границы в то время проходили чуть севернее р. Хуанхэ). Большая часть провинций Ганьсу, Шэньси и Шаньси в те времена, вероятно, принадлежала монголоязычным жунам. Возможно, активизация жунов, т.е. частые нападения на Китай, объясняются двумя причинами: первая – увеличилось население жунов; вторая – китайцы, вероятно, стали больше производить материальных благ, что притягивало номадов как магнит или как пчел на медоносные цветы.
 Далее Н.Я. Бичурин дает историческое пополнение из Тунцзянь-ганму: «В 662 году Жуны произвели набег на удел Хин: но глава Сейма князь Хуань-гун ускорил помощью. В 660 г. Жуны про¬стерли набеги до Желтой реки, разорили удел Вэй, и самого князя убили. В 650 году они завоевали удел Вынь, которому В. [Великий] князь не подал помощи в свое время. В 644 году произвели набег на удел Цзинь, коего князь был главою Имперского союза. В 642 году, когда князь удела Ци был разбит соеди-ненными войсками Имперского союза, Жуны приняли сторону князя, и в пользу его произвели нападение на удел Вэй» [Бичурин, 1950, т.1, с.42].
Сыма Цянь про жунов VII в. до н.э. писал, что они принимали участие во внутрикитайских делах и в 636 г. до н.э. восемь племен (владений) западных жунов добровольно покорились Дому Цинь: «Еще по прошествии двадцати лет Жун-ди пришли к городу Ло-и, и напали на В. [Великого] князя Сян Ван. В. [Великий] князь бежал в Фань-и, городок удела Чжен. За год пред сим В. [Великий] князь Сян Ван, замышлял войну с уделом Чжен, 637, почему женился на княжне из поколения Жун-ди, и соединившись с сим поколением, воевал Чжен: но вскоре после сего выслал от себя В. [Великую] княгиню. Княгиня огорчилась. Мачеха В. [Великого] князя Сян-Ван, именуемая Хой-хэу, хотела возвести сына своего князя Дан: почему Хой-хэу, В. [Великая] княгиня из Дома Жун-ди и князь Дай приняли сторону Жун-ди в столице, и отворили ворота им. Сим образом Жун-ди вошли в столицу, изгнали В. [Великого] князя Сян Ван, и князя Дай поставили Сыном Неба, 636. Вследствие сего Жун-ди засели в Лу-хунь, на восток простерлись до удела Вэй, грабили Срединное государство. Срединное государство страдало. В. [Великий] князь Сян Ван, прожив четыре года вне своих владений, наконец, отправил посланника просить помощи в уделе Цзинь. Вынь Гун, князь сего удела, только что по вступлении на престол начал домогаться первенства на Сейме. Собрав войско, он выгнал Жун-ди, казнил князя Дай, и ввел В. [Великого] князя Сян  Ван в Ло-и. В это время уделы Цинь и Цзинь считались уже сильными государствами. Вынь Гун, князь удела Цзинь, прогнал Жун-ди, поселившихся в Хэ-си между рек Инь-шуй и Ло-шуй под названиями Чи-ди и Бай-ди. Му-гун, князь удела Цинь, привлек к себе Ююй, и восемь владений западных жунов добровольно покорились Дому Цинь: по сей причине от Лун на запад находились поколения Гуньчжу. Гуань-жун, Ди-вань, от гор Ци и Лян, от рек Гин-шуй и Ци шуй на север находились жуны поколений Икюй, Дали, Учжы и Сюйянь; от удела Цзинь на север находились жуны поколений  Линьху и Лэуфань, от удела Янь на север находились поколения Дун-ху и Шань-жун. Все сии поколения рассеянно обитали по горным долинам, имели своих государей и старейшин, нередко собирались в большом числе родов, но не могли соединиться» [Бичурин, 1950, т.1, с. 42-43].
В 636 г. до н.э. активное участие во внутрикитайских делах принесло жунам (хунну) разочарование. Вынь Гун, Цзинской князь, прогнал из пределов своего княжества жун-ди, поселившихся в Хэ-си между реками Инь-шуй и Ло-шуй, видимо, равных притоков р. Хуанхэ. Н.Я. Бичурин полагает в примечании: «Монголы были прогнаны от Желтой реки на север до Ордоса» [там же, с.43]. Мы уточним: никаких монголов до нашей эры не было, были монголоязычные жуны и ди (хунну и ди-телэ-гаогюй-хойху).  Монголы как таковые появились спустя около 1500 лет в VII-IX вв. н.э. Но язык, на котором говорили жуны и ди в VII в. до н.э., был монгольский. Потомками жунов и ди, как прямыми, так и метисизированными, может считаться множество современных народов от монголов до тургутов-турок, от хазарейцев до укров (украинцев) от дорвазов до венгров и другого на-рода.
Упомянутый князь Вынь Гун, правитель княжества Цзань, заставил от-ступить на север жун-ди, разделившихся на племена Чи-ди и Бай-ди.
Му-чун, князь владения Цинь, присоединил примерно  в те же годы (630-600 гг. до н.э.), восемь владений западных жунов. Князь Му-чун, ви-димо, был превосходным дипломатом, он вынудил западных жунов покориться Циньскому княжеству добровольно.
Сыма Цянь подтверждает наше предположение  о том, что население жунов и ди к VII в. до н.э. увеличивалось, он упоминает племена, называя их поколениями: Гуньчжу, Гуань-жуны, Ди-вань, которые проживали от Лун (местность) на запад. Н.Я. Бичурин в примечании писал, что «сии три поколения обитали в областях Гунн-чан-фу и Лань-чже-фу и принадлежат к смешанным монголо-тангутским поколениям» [там же, с. 43].
Здесь мы остановимся на примечании Н.Я. Бичурина. В VII в. до н.э. вряд ли  могли существовать монголо-тангутские поколения (племена). Монголы и тангуты – явления более поздние, монголы появились только к VII-IX вв. н.э., а тангуты, по сведениям известного российского тангутоведа Е.И. Кычанова, во второй половине VI в. н.э. [Кычанов, 2008, с. 35]. Н.Я. Бичурин, видимо, сделал не совсем верный вывод в своем комментарии к Сыма Цяню, к его Шицзи. На самом деле монголоязычные жуны размножились и смешались, вероятно, с цянами, которые проживали с третьего тысячелетия до н.э. в верховьях р. Хуанхэ и в степях, прилегающих к оз. Кукунор [там же, с. 35]. Е.И. Кычанов писал: «…по надписям цяны заселяли и тогда западные районы Шэньси и юго-восток Ганьсу, они могут предположительно связаны с неолитической культурой Цзицзя, относящейся приблизительно к тому же времени и к той же территории» [там же, с. 35].
Сыма Цянь писал: «…от гор Ци и Лян, от рек Гин-шуй и Ци-шуй на се-вер» [Бичурин, 1950, т.1, с. 43] проживали племена Икюй, Дали, Учжы и Сюйянь.
У первых двух племен этнонимы имеют монголоязычные значения – племя икюй, вероятно, от монголоязычного слова «ехэ – большой, крупный, огромный, великий, грандиозный, громоздкий» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 339] или «их – большой, великий»  [Лувсандэндэв, 1957, с. 223]. Этноним  «дали» от монголоязычного слова  «дали – крылья, рыло» [там же, с. 255]. На киргизоязычии данное слово значения не имеет.
У племен «Учжен» этноним, вероятно,  похож на киргизское слово «уч-три» [Абдулдаев, 2003, с. 226]. Но киргизы в VII в. до н.э. жили далеко на севере, в бассейне рек Енисей и Чуй (Алтай) и маловероятно, что этноним является киргизским (тюркским).
Племя «Сюйянь», вероятно, испорченное китайцами до неузнаваемости слово, ни на монголоязычии, ни на киргизском (тюркском) подобного слова, вероятно, нет.
Сыма Цянь далее продолжил: «…от удела Цзинь  на север находились жуны поколений Линьху и Лэуфань» [Бичурин, 1950, т.1, с. 43]. Н. Я. Бичурин в примечаниях писал: «Линьху и Лэуфань кочевали на землях от Ордоса на восток от столицы Лэуфаньского князя находились в городке, лежавшем в 40 с небольшим ли от города Дай-чжеу на восток» [там же, с.43]. Этнонимы Линьху и Лэуфань, видимо, испорченные китайцами слова. Мы же не беремся сравнивать ни с монголоязычными, ни с киргизскими словами.
Далее Сыма Цянь писал: «…от удела Янь на север находились поко-ления Дун-ху и Шань-жун» [там же, с.43]. Н. Я. Бичурин сделал примечание, ссылаясь на китайский источник: «Ши-гу пишет, что поколения Дун-ху и Шань-жун суть предки Дома Ухуань, впоследствии сделавшегося известными под названием Сяньби» [там же, с.43].
Мы видим на примере жунов (хунну, сюнну) и ди, в частности, Гуньчжу. Гуань-жуны и Ди-вань со временем в результате естественного размножения и смешения с другими, в том числе иноязычными, роды превращаются в племена, а племена в группы племен, т.е. более крупные этнические образования. Племена Гуньчжу, Гуань-жуни и Да-вань, которые проживали от местности Лун к западу, размножились и смешались, образовав впоследствии, более крупную общность – тангутов: «…который со второй половины VI в. в китайских источниках называется даньян  [Сы бу …, т.022, с. 592, т. 023, с. 854], у тюрко-монгольских народов-тангут, а у тибетцов – миняг» [Кычанов, 2008, с.35]. 
В 636 г. до н.э. Н.Я. Бичурин дал пояснения, касающиеся Шань-жунов: «Шань-жун, в переводе Горные Жуны, есть название монгольского поколения, до второго века пред Р. X., обитавшего на землях, занимаемых ныне Аймаками Аохань, Наймань и Корцинь. Сие же поколение называемо было Бэй-Жун северные Жуны. Шань гора Бэй север суть китайские слова. От них на запад до Чахара обитали Дун-ху, что значит восточные Ху. Древняя китайская история, когда слова Жун и Ху придают к племенам, обитавшим на севере Китая, разумеет одних монголов; а когда применяет сии названия к народам на западе Китая, то под словом Жун разумеет Хухэнорских тангутов, а под словом Ху разумеет племена тюркского и персидского семейства. Жун-и, Гуань-й и другие поколения, ниже приводимые, ко¬чевали в нынешней китайской губернии Гань-су, и состояли из монголов, перемешавшихся с  тангутами; почему в истории Тибета и Хухэнора сии же самые по¬коления признаются тангутскими. Но здесь, так как ниже и в других поколениях монголы составляли главную силу: почему история и причисляет их к со¬ставу монгольского народа. Самый побег их от Желтой реки на север к Ордосу обличает в них монголов: потому что в это время главные силы монголов нахо¬дились в Ордосе и на восток от Ордоса. Тангутские поколения, напротив, поражаемые китайцами, всегда отступали к Хухэнору, как к средоточию сил их» [Бичурин, 1950, т.1, с.43-44].
В VII в. до н.э. северными соседями древнекитайского княжества Янь были племена, проживавшие смежно с Янь и называвшиеся Дун-ху, что переводится с китайского как «восточные варвары» и Шань-жун, что переводится как «горные жуны». Дун-ху и Шань-жуны – это племена или поколения монголоязычных жунов, как хунну.
Но Н.Я. Бичурин предупреждает, что с VII в. до н.э., вероятно, древние китайские историки под словами жун и ху подразумевали только монголов, правильнее было – монголоязычные племена, проживавшие к северу от Китая.
Этноним Жун китайские историки древности также применяли к племе-нам, проживавшим к западу от Китая, но относившимся к Хухэнорским тангутам.
Н.Я. Бичурин, следуя, видимо, за древнекитайскими историками, тангутов относил к монголам (правильнее, к монголоязычным народам), несмотря на то, что они были, по исследованиям Е.И. Кычанова и др., смешанными с цянами, возможно, монголоязычным народом. Видимо, тангуты с VI в. н.э. через двух-трехъязычие перешли на тибетский и ки-тайский языки, как это зачастую бывало с монголоязычными народами.
Но до их полного исчезнования в XIII в. н.э. под ударами Чингисхана, тангутов относили к монголам: «…так как… монголы составляли главную силу: почему история и причисляет их к составу монгольского народа. Самый побег их от Желтой реки на север к Ордосу отличает в них монголов: потому что в это время главные силы монголов находились в Ордосе и на восток от Ордоса» [Бичурин, 1950, т.1, с. 44].
Этноним Ху переводится с китайского как «варвар», применяется этот термин к племенам тюркского и персидского семейства.
Н.Я. Бичурин, видимо, ошибался, когда писал, что в VII в. до н.э. о племенах тюркского семейства, также о монголах, а не монголоязычных. До нашей эры не только не было тюркского семейства и монголов, не было еще самих тургутов-тюрков. Оставалось почти 1200 лет до появления на основе смешения монголоязычных южных хунну и киргизов, самих тургутов-тюрок. В VII в. до н.э. далеко на севере, вероятно, проживали одни из предков тургутов-тюрок – цяньгуни-гяньгуни-гэгуни-киргизы и их производные, видимо, кыпчаки. В I в. до н.э. появилось производное племя от киргизов – хакасы. В VII в. до н.э., вероятно,  киргизы занимали территорию юга Красноярского края, Кемеровскую и Новосибирскую области, Хакасию, Туву, Алтайский край с Республикой Алтай – все адми-нистративные единицы входят ныне в Российскую Федерацию, а также северо-западную Монголию и Восточный Казахстан, север Восточного Туркестана, входящего ныне в Китай.
В IX в. до н.э. цяньгуни-гяньгуни-гэгуни-киргизы оказались объектом экспансии ираноязычных юэчжей, которые оккупировали всю территорию, вплоть до Тувы и Енисея. Киргизам, видимо,  удалось избавиться от юэчжей в конце III в. до н.э. при помощи хуннуского шаньюя Модэ, который, вероятно, в благодарность добровольного покорения киргизов и, видимо, активного участия в изгнании юэчжей, поселил их на своих западных рубежах, вплоть от Алтая до Давани (Фергана), о чем пишет китайская династийная хроника Таншу [Бичурин, 1950, т.1, с.301]. Хроника Таншу, правда, пишет о хягасах. Видимо, автор Таншу забыл упомянуть киргизов, обычно хроникеры писали о киргизах и хягасах через дефис. Хягасов, вероятно, в III-II вв. до н.э. еще не было, а киргизы жили смешанно с дулатами, вероятными  хунну, с саками, с усунями и др. от Алтая до Давани (Ферганы).
В VII в. до н.э., в частности в 636 г. до н.э., ху никак не могли подразумеваться или выступить на сцене мировой истории под названием тюркского семейства, они явление позднее VI в. н.э., когда появились на мировой арене, т.е. раннесредневековый народ. Граница между Древностью и Средневековьем проходит между IV и V вв.н.э., когда в 375 г. н.э. хунну-укры под руководством императора Баламира погнали готов в пределы Римской империи. Готы под натиском хунну-укров смяли Римскую империю, разрушили унижающие человеческое достоинство  - отношения рабства. Закончилось Великое переселение народов, по нашему мнению, в 476 г. взятием Рима предводителем германцев, ругом (русским) Одоакром. По нашему мнению, древние руги (русские) германоязычное племя, ныне вошли в состав многих народов: австрийцев, славян (украинцев, русских и т.д.), румын, венгров и др. [Шабалов, 2016].
Вернемся к Центральной Азии. Вероятно, Н.Я. Бичурин имел в виду, когда писал о Ху, то под племенем тюркского семейства подразумевали племена киргизского семейства. Мы полагаем в VII в. до н.э., кроме киргизов (гяньгуней-гэгуней-кюйеше), племен, говоривших на похожих языках, вероятно, не было. Динлинов, возможно, европеоидных жителей, от Байкала до Томской области, думаем, относить к киргизам в VII  в. до н.э. нельзя, но в I тысячелетии нашей эры они ассимилировались в киргизов-хягасов и в курыкан, что изменилось в одно время, даже внешний вид первых (киргизо-хягасов). Но позднее внешний вид киргизо-хягасов изменился, стал более монголоидным [Бутанаев, Худяков, 2000]. Видимо, сказался прилив монгольского элемента в связи с монгольской экспансией, но генетика современных киргизов существенно отличается от бывших монголоязычных соседей – казахов. Вероятно, на киргизов большое влияние оказали иранские и самодийско-финнские (динлины) племена. По внешнему виду киргизов этого не скажешь, казахи по внешнему виду более метисизированный народ.
Также Н.Я. Бичурин допускает, видимо, еще одну ошибку в своем переводе древнекитайских хроник  и сочинений Сыма Цяна, он, вероятно, за автором позднесредневекового китайского сборника летописей Ганму пишет о монголах, касательно Хуньюй, Ханьюнь, Жун-ди, Шань-жун, Дун-ху, Хунну, Сяньби, Ухуань, Уйгур (Юань-гэ, Ухэ-гэ) и т.д. Мы полагаем, Н.Я. Бичурину, вероятно, нужно было писать, что вышеуказанные племена и народы являются не монголами, а монголоязычными предками современных монголоязычных и других народов, их много, и не только монголов. Хотя бы упомянутые нами дарвазы, гурхи, хазарейцы, казахи, узбеки, туркмены, турки, авары, татары, ногайцы, украинцы, русские, якуты и т.д. Некоторые признают своими предками монголоязычные племена, некоторые отрицают.
Монголоязычность многих из упомянутых народов доказана в рабо-тах Ж. Дегиня, Н.Я. Бичурина, И. Шмидта, Ф. Бергмана, К. Неймана, К. Сиратори, Л. Лигети, О. Притцак, А.П. Окладникова, Г. Н. Румянцева, Н. Н. Дикова, А.С. Шабалова и мн.др.
Утверждение Н.Я. Бичурина, что древние сопредельные с севера Китая племена были монголами, на руку таким поверхностным востоковедам, как Ю. Клапрот, К. Иностранцев, Н.Н. Крадин,  и многим другим, утверждать, что хунну (гунны) и другие были тюрками. Основной аргумент этих «исследователей» - турки и уйгуры в настоящее время говорят по-тюркски, следовательно, хунну были тоже тюрки.
Таким исследователям, как К.А. Иностранцев, М.И. Крадин и др., свойственно незнание монгольских и тюркских языков и они как настоящие ученые, вооруженные всепобеждающим методом Маркса, рубят с плеча, а не стараются понять суть проблемы, чтобы вникать в суть вопроса, надо бы знать языки, а языки – узкое место марксистов типа Н.Н. Крадина и др. Сравнить языки подобные исследователи не в состоянии из-за отсутствия знаний. Сравнительное языкознание для таких «специалистов» – вещь незна-комая.
Далее Сыма Цянь продолжил свое повествование, он писал, что 569 г. до н.э., т.е. в  середине VI в. до н.э.: «После сего еще по прошествии ста лет Дао-гун, князь удела Цзинь, заключил мир с поколением жун-ди, 569. Жун-ди явились к его Двору… В царствование Чжао Ван, В. князя из Дома Цинь, владетель Икюйских жунов вступил в любовную связь с вдовствующею великою княгинею Сюань Тхай-хэу; и беззаконно прижил с нею двух сыновей: но Сюань-тхай-хэу коварно убила владетеля Икюйских жунов в дворце Гань-цюань: в след за сим  отправлено войско в Икюй, и царство сие уничтожено. Сим образом Дом Цинь приобрел Лун-си, Бэй-ди, Шан-гюнь, и для ограждения себя от Ху построил Долгую стену» [Бичурин, 1950, т.1, с. 44-45].
Около 569 г. до н.э. вождь Икюйских (вероятный перевод со старомон-гольского языка «икюй – еха – большой, великий, грандиозный, громадный, крупный, огромный») [Шагдаров, Черемисов, 2010, т. 1 с. 339] жунов был коварно убит Цинькой, великой княгиней Сюань-Тхай-хэу. Несмотря на то, что вождь икейских жунов был в близких отношениях с Великой Цинской княгиней, у них имелись совместные дети – двое сыновей.
Сюань-Тхай-хэу, коварно убив отца своих сыновей, обезглавив икюйских жунов, не медля ни минуты, отправила Цинское войско в Икюй и племя Икюй было уничтожено. Затем Дом Цинь оградил свое княжество Долгой стеной, впоследствии достроенной и названной Великой Китайской стеной. Княжество Цинь получило в результате коварной и аморальной победы над Икюйским государством территории Лун-си, Бэй-ди и Шань-гюнь.
На примере Великой княгини Цинь, Сюань-Тхай-хэу видим, что даже в те далекие времена, а прошло почти 2700 лет, китайцы на первый план ставили государственный интерес по сравнению с личным. Судьба двух сыновей, оставшихся без отца – вождя Икюйских жунов, которого обезглавила Сюань-Тахай-хэу, видимо, мало интересовала ее. Для Сюань-Тхай-хэу был главнее государственный интерес, приобретение новых земель и безопасность ее границ. Строительство Долгой стены, видимо, обезопасило на некоторое время княжество Цинь от беспокоивших северных номадов – Жунь-ди и Шань-жунов.
Напоминаем читателю, что Жунь-ди, вероятно, китайское произно-шение монголоязычных слов «хун – жун – люди», «телэ – ди – телега», т.к. «ди» широко пользовались телегами. Шань-жун означает горный ручей. Шань – гора, горный, в переводе с китайского.


Глава 3. ПЛЕМЕНА ДУН-ХУ и ХУННУ

Выше мы уже писали, цитируя отца китайской истории Сыма Цяна, что он, перечисляя племена (поколения) жун-ди, упомянул племя Дун-ху. Сыма Цянь писал: «…от удела Янь на север находилось поколение Дун-ху…» [Бичурин, 1950, т.1, с. 43]. Было это около 636 г. до н.э.
 Н.Я. Бичурин, ссылаясь на китайский источник, дополнил: «Ши-гу пи-шет, что поселения Дун-ху и Шан-жун суть предки Дома Ухуань, впо-следствии сделавшегося известным под названием Сяньби» [Бичурин, 1950, т.1, с. 43].
Сяньбийцы и ухуаньцы-увани-авары [Пуллиблэнк, 1986], мы думаем, внесли наиболее весомый вклад в смену Средневековья Новым временем, ко-торое, мы полагаем, началось в XIII в. н. э. своими экономическими и военными реформами на огромном пространстве почти всей Евразии, от Тихого до Атлантического океанов, Чингисхан заложил основу современного мира. Как известно, Чингисхан был из племени кыят, т.е. ухуань. Изменив правила торговли и международные отношения, поменял границы между государствами, познакомил мир с китайскими изобретениями: порохом, огнестрельным оружием, печатным станком и др. Сяньбийцы и ухуаньцы (авары) под названием политически господствующих народов – монголов и татаров, мы полагаем, превзошли хунну-укров, которые в IX-V вв. н.э. сменили в Европе период Древности на Средневеко-вье. Во-первых, экономические, государственные и военные реформы сяньбийцами и ухуаньцами проводились на несравнимо большой территории почти всей Евразии. Во-вторых, заслуга хунну-укров коснулась узкой сферы – знакомство европейцев со сложносоставным луком, конским седлом со стременами и др.  Реформа сяньбийцев и ухуаньцев задела гораздо больший спектр, от производства (изготовление огнестрельного оружия, печатное дело, горное дело и т.д.) до правил дипломатии.
Вернемся от общих рассуждений к нашим дун-ху и хунну. Между 307 и 214 гг. до н.э. в Северном Китае и его пограничных северных территорий, где проживали номады, дунху произошли следующие события, которые описал древнекитайский историк Сыма Цянь: «Ву-лин В. [Великий] князь из Дома Чжао, в 307 году ввел в своих владениях  одеяние кочевых ху, и начал обучать конному стрелянию из лука. Он разбил на севере поколения: Линьху и Лэуфань, построил Долгую стену при подошве хребта Инь-шань от Дай и Бан до Гао-кюе и открыл области Юнь-чжун, Яй-мынь и Дайгюнь. После сего в царство Янь явился искусный полководец Цинь Кхай, бывший заложником у ху. Ху возымели большую доверенность к нему. Цинь Кхай, по возвращении в отечество, внезапным нападением разбил дун-ху и распространил владения Дома Янь на 1000 ли» [Бичурин, 1950, т.1, с. 45].
Великий князь Ву-лин из династии Чжао произвел следующие ре-формы:
1) ввел в своих владениях одежду кочевых ху, надо полагать, дун-ху. Впрочем, мы думаем, одежда дун-ху не очень отличалась от одеяний других племен, говорящих на монголоязычии, таких как ди, Гуньчжу, Гуань-жун, Ди-вань, Икюй, Дили, Учжы, Сюйянь, Линьху и Лэуфань. Одежда номадов, вероятно, была удобна для стрельбы, сидя на коне;
2) князь Ву-лин начал обучать своих подданных конной стрельбе из лука, т.е. учил стрелять из лука, сидя на коне, как это делали номады.
Вероятно, обучение и перемена одежды у подданных великого князя Ву-лина имели положительный результат. Князю Ву-лину удалось разбить племена северных кочевников  - Линьху и Лэуфань.
Кроме этого, князь Ву-лин продолжил дело, начатое в IV в. династией Цинь - строительство Долгой стены, ныне называемой Великой Китайской стеной. Если в IV в. до н.э. Цинская династия приобрела области Лун-си, Бэй-ди и Шань-гюнь и «для ограждения себя от ху построили Долгую стену» [Бичурин, 1950, т.1, с. 45], то великий князь Ву-лин  в конце IV в. до н.э. захватил область Юнь-чжун, Яй-мынь и Дай-гунь, ранее принадлежавшие северным номадам из племени Линьху и Лэуфань. Для защиты от северных варваров (номадов) вновь приобретенных территорий князь Ву-лин «построил Долгую стену при подошве хребта Инь-шань от Дай и Бан до Дао-кюе». Тем самым оградил от притязаний  северных номадов на местности Юнь-чжун, Яй-Мынь и Дай-гюнь, застолбив эти территории за княжеством Чжао.
Примерно в III в. до н.э. в царстве Янь появился полководец Цинь Кхай, бывший заложником у северных номадов. Цинь Кхай, видимо, был человеком наблюдательным и человеком, умевшим анализировать и синтезировать увиденное. Набравшись визуального опыта кочевнической военной тактики и стратегии, Цинь Кхай сделался весьма искусным полководцем. Вероятно, Цинь Кхай будучи заложником у северных ко-чевников, научился монголоязычному разговору (языку), что «Ху возымели доверенность к нему». Цинь Кхай по возвращению в отечество, т.е. княжество Янь, отомстил внезапным, вероятнее, неожиданным нападением на ничего не подозревавших дун-ху и захватил территорию глубиною 1000 ли, что составляет примерно 500 км. Сыма Цянь не пишет, какую территорию захватил Цинь Кхай у дун-ху. Надо полагать, фронт (длина) захваченной территории, равнялся протяженности северных границ царства Янь.
Таким образом, китайцы были агрессорами, начиная с I тысячелетия до н.э. и Долгую стену (Великую Китайскую стену) строили для ограждения вновь захваченных или отнятых у монголоязычных северных кочевников территории. Границы китайских княжеств, начиная с VI в. до н.э. неуклонно расширялись. Древнекитайский историк Сыма Цянь подтвердил сказанное нами: «Дом Янь также построил Долгую стену, простиравшуюся от Цзао-Ян до Сян-пьхин и для защиты от ху открыл области:  Шан-гу, Юй-ян, Ю-бэй-льхин, Ляо-си и Ляо-дун» [Бичурин, 1950, т.1, с.45]. Династия Янь продолжала строительство Долгой стены (Великой Китайской стены) в первую очередь для ограждения от притязаний  северных кочевников на эти территории, где они исконно жили. Монголоязычные кочевники жили в об-ластях Шан-гу, Юй-ян, Ю-бэй-пьхин, Ляо-си и Ляо-дун и были вытеснены древними китайцами. Стены простирались от Цзао Ян до Сян-пьхин.
Далее Сыма Цянь описывает следующее: «В сие самое время Китай разделился на семь взаимно враждебных царств, и три из них граничили с хуннами» [там же, с. 45].
Здесь мы впервые сталкиваемся с этнонимом «хунну» или «сюнну», ко-торый сохранился до современности. Н.Я. Бичурин писал: «Хунну есть древнее народное имя монголов… монгольское слово Хунну есть собственное имя и значения китайских букв не имеет» [там же, с. 32]. Цитируя китайского автора Цзинь Чжо, Н.Я. Бичурин продолжает: «во времена государя Яо назывались Хунь-юй, при династии Чжеу Хяньюнь, при династии Цинь Хунну; т.е. Хуньюй, и Хунну суть три разные названия одному и тому же народу, известному ныне под названием монголов» [там же, с. 39]. Также с XVIII в. до н.э. и до VII в. до н.э. древние китайцы употребляли этноним «жун» и ди, зачастую «жун-ди» применительно к монголоязычным северным номадам. С монгольского языка слова «хун» и «хунну» переводится как «человек, люди» [Лувсандэндэв, 1957, с. 574].
Известный российский этнограф В.А. Никонов писал: «…самый древний из семантических типов этнонимии – самоназвание, означавшее своих в противоположность всем не своим, чужим. На протяжении многих тысячелетий люди жили замкнутыми родами, позже – племенами…  Естественно, что именно из этого основного противопоставления возникали обозначения этнических образований. Поэтому этнонимами часто становились слова с такими лексическими значениями, как 'человек’, ’люди’. Самоназвание немцев – deutsch исследователи истолковывали из древнегерманского со значением ‘люди народ’» [Никонов , 1970, с.15].
Вероятно, в конце IV в. до н.э. хунну выделились из дунху. Хунну, мы полагаем, стали называть часть дун-ху, т.к. наряду с первыми существовали и вторые.
Древние китайцы, видимо, вернулись к первоначальному (с XXIV в. до н.э. китайцы называли северных кочевых – хуньюй) этнониму хунну  по сле-дующим причинам. Во-первых, хунну (сюнну) согласно Ши-цзи проживали непосредственно на границе трех китайских княжеств: Янь, Чжао и Цинь, и чаще других общались с ними. Во-вторых, вероятно, пользуясь близостью древних китайцев, хунну нападали на первых. При общении древние китайцы слышали от северных номадов истинное и правильное произношение этнонима хунну (сюнну).
Также, вероятно, северные номады, проживавшие вдоль границы древнекитайских княжеств, с течением времени размножались и делились на племена. Кроме указанных Сыма Цянем в Шицзи племен, у нас нет сведений об этом процессе и мы только предполагаем, что такой процесс имеет место в жизни северных кочевников. Н.Я. Бичурин подтверждает наше предположение и писал объективно, что дун-ху и хунну в III в. до н.э. находились под властью единоплеменных домов: «Уже в начале третьего столетия, когда Хунны сильно потрясли Срединное царство, китайцы узнали, что мон¬голы незадолго пред тем временем находились под верхов-ною властью двух единоплеменных Домов, Хунну и Дун-ху. Хунну, по азиатским историкам Дом Могулл-хана, царствовал в западной половине Монголии; орда его сто¬яла под Хангаем (близ Орхона);  владения его простирались от Калгана к северу за Байкал, к западу до Тарбагатайских гор. Дун-ху, по азиатским историкам, Дом Татар-хана, господствовал в восточной Монголии; орда его находилась в средоточии сей страны (в Кар-цинь); владения его простирались на запад до Калгана, на се¬вер до Хинганского хребта. Дун-ху, по выгодному поло¬жению занимаемой им страны, в силе превосходил хуннов; но по излишней самонадеянности, в 209 году пред Рождеством Христовым неожиданно пал под сильным ударом хуннов» [Бичурин, 1950, т.1, с.32].
Между тем, в конце III в. до н.э. древние монголоязычные продолжали делиться на враждебные племена и взаимно друг друга порабощать, а древние китайцы преодолели раздробленность и взаимную вражду. Сыма Цянь писал: «…хунны не смели вторгаться в пределы сего царства».
Впоследствии, когда Дом Цинь покорил прочие шесть царств, Шы-Хуан-ди отправил на север против ху полководца Мын-Тьхянь с 100 000 войска. Мын Тьхянь обратно завоевал Ордос, и положил Желтую реку границею; построил по берегу реки 44 уездных города, и населил их гар-низонами из преступников; провел прямую дорогу от Гююань до Юнь-ян; исправил в пограничных горах, где возможность дозволяла, отвесные ущелья от Линь-тхао на северо-восток до Ляо-дун почти из 10 000 ли; 214. Наконец перешел за Желтую реку, и занял Бэй-гя у гор Янь-шань» [Бичурин, 1950, т.1, с. 45]. Древние китайцы воспользовались ситуацией и при императоре Цинь-ши Хуан-ди, под командованием Мын Тьхян завоевали Ордос и Желтая река Хуанхэ стала границей между Китаем и северными номадами.
Древнекитайский историк Сыма Цянь писал: «У хуннов Шаньюй назы-вался Тумань» [Бичурин, 1950, т.2, с. 46]. В примечании Н.Я.Бичурин приводит, на наш взгляд, не совсем удачную выдержку их Хань-шу: «В Ханьшу Инь-и сказано: «шаньюй значит величайший…» [там же,  с.46]. Древнекитайская летопись  Хань-шу: хуннуское слово «Шаньюй, вероятно, переделал в китайское и перевел в «Сянь-тьхань».
Шаньюй, видимо, не китайское слово, а хуннуское и переводится, веро-ятно, с монголоязычия «шаньюй-шанга – сильный, крепкий, прочный, тугой» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.2, с. 605]. Антропоним «Тумань», вероятнее всего, объясняется монголоязычным словом «тумэн – десять тысяч, тьма, бесчисленное множество» [Лувсандэндэв, 1957, с. 431], а не киргизским словом «туман – туман» [Юдахин, 2017, с. 765], которое, вероятно, является персидским.
Повторяем, «Шаньюй», мы думаем, не китайское, а хуннуское слово, означающее не «величайший», а «шанга – сильный, крепкий, прочный, ту-гой».
Сыма Цянь продолжает: «Тумань не мог устоять против Дома Цинь и переселился на север» [Бичурин, 1950, т.1, с.46]. Н.Я. Бичурин в примечании добавляет: «Из сего места ясно видно, что Дом Хунну в южной Монголии владел пространством земель от Калгана к западу включительно с Ордосом, а в северной Монголии принадлежали ему Халкаские земли к западу» [там же, с.46].   
Китайский источник описывает, как при императоре Цинь Ши-хуан-ди китайские войска под командованием талантливого полководца Мын Тьхянь, завоевали Ордос и Желтая река (Хуаньхэ) стала границей между китайцами и хунну.
Но спустя десять лет китайский полководец Мын Тьхянь скончался и Сыма Цянь писал: «По прошествии десяти лет Мын Тьхянь умер; удельные князья восстали против Дома Цинь. Срединное царство пришло в смятение, и гарнизоны из преступников, поставленные Домом Цинь по границе, все разошлись. После сего хунны почувствовали льготу; мало по малу опять перешли на южную сторону Желтой реки, и вступили в прежние межи с Срединным царством» [там же, c. 46]. То есть, со смертью Мын Тьхяня хунну сумели взять реванш и перешли на южную сторону Желтой реки и заняли прежние земли, потеснив Срединное царство.
Сыма Цянь в Шицзи писал: «В сие время Дом Дун-ху был в силе. Дом Юечжы в цветущем состоянии» [там же, с. 46]. Племя хунну, вероятно, нахо-дилось в определенной зависимости от юечжы (разновидность европеоидных скифов), поскольку шаньюй хунну Тумань (Тумэн) вынужден был отправлять своего сына к ним в заложники. Сыма Цянь писал: «Шаньюй имел наследника, по имени Модэ; после от любимой Яньчжы родился ему меньшой сын; Шаньюй хотел устранить старшего, а на престол возвести младшего: почему отправил Модэ в Юечжы заложником. Как скоро Модэ прибыл в Юечжы, Тумань тотчас произвел нападение на Юечжы. Юечжы хотел убить Модэ, но Модэ украл аргамака у него, и ускакал домой. Тумань счел его удальцом, и отделил ему в управление 10 000 конницы. Модэ сделал свистунку и начал упражнять своих людей в конном стрелянии из лука с таким приказом: всем, кто пустит стрелу не туда, куда свистунка полетит, отрубят голову; кто на охоте пустит стрелу не туда, куда свистунка полетит, тому отрубят голову. Модэ сам пустил свистунку в своего аргамака. Некоторые из приближенных не смели стрелять, и Модэ не-медленно нестрелявшим в аргамака отрубил головы. Спустя несколько времени Модэ опять сам пустил свистунку в любимую жену свою, некоторые из приближенных ужаснулись, и не смели стрелять. Модэ и сим отрубил головы. Еще по прошествии некоторого времени Модэ выехал на охоту и пустил свистунку в Шаньюева аргамака. Приближенные все туда же пустили стрелы. Из сего Модэ увидел, что он может употреблять своих приближенных. Следуя за отцом своим Шаньюем Туманем на охоту, он пустил свистунку в Туманя; приближенные также пустили стрелы в Шаньюя Туманя. Таким образом Модэ, убив Туманя, предал смерти мачеху с младшим братом и старейшин, не хотевших повиноваться ему, и объявил себя Шаньюем» [Бичурин, 1950, т.1.с.46-47].
Захват власти Шаньюем Модэ в хуннуском обществе таким жестоким способом – путем отцеубийства, некоторым исследователям кажется невероятным. Такие историки склонны думать, что древнекитайский ученый Сыма Цянь описал легенду прихода к власти Шаньюя Модэ.
Мы считаем, Сыма Цянь не приукрашивал трагическими легендами приход к власти шаньюя Модэ, а описал правдивую картину в духе времени. Прошло почти XXIV века со времен Модэ, а отцеубийство существовало и в древности, и в средневековье, и в новое время. Многие монархи были истреблены, задушены, удавлены и т.д. и за всеми этими ужасными преступлениями стояли дети этих же монархов. Думаем, Шаньюй Модэ ничуть не отличался от детей монархов, рвущихся к власти.
Другое дело, что поражает воображение наших современников, выучка воинов вверенного ему в управление тумэна (10 000 конницы). Модэ, видимо, обладал незаурядными талантами, в том числе воинскими и педа-гогическими. Ниже мы вкратце рассмотрим полководческие, администра-тивные, правовые и т.д. способности Шаньюя Модэ. Шаньюй Модэ вступил на престол отца – Туманя (Тумэна) в 209 г. до н.э.


Глава 4. ГОСУДАРСТВО ХУННУ

Древнекитайский историк Сыма Цянь писал в Шицзи: «В то время, как Модэ вступил на престол, [дом] Дун-ху был в силе и цветущем состоянии. Получив известие, что Модэ убил отца и вступил на пре¬стол, Дун-ху отправил к нему посланца сказать, что он желает учить тысячелийного коня, оставшегося после Туманя. Модэ потребовал совета у своих вельмож. Вель-можи, сказали ему: тысячелийный конь есть сокровище у хуннов. Не должно отдавать. К чему, сказал им Модэ, живучи с людьми в соседстве, жалеть одной лошади для них? И так отдали тысячелийного коня. По прошествии некоторого времени Дун-ху, полагая, что Модэ боится его, еще отправил посланца сказать, что он желает получить от Модэ одну из его Яньчжы» [Бичурин, 1950, т.1, с. 47]. «Яньчжы» на языке хунну означает «жена», на современном монгольском «ижий – мама» [Лувсандэндэв, 1957, с. 217], по-западнобурятски «эзый – женщина, жена», западные буряты сохранили наибольшее количество из старомонгольского словарного запаса (Ш.А.С.).
Сыма Цзянь далее повествует: «Модэ опять спросил совета у своих приближенных. Приближенные с негодованием сказали ему: Дун-ху есть бессовестный человек, требует Яньчжы. Объявить ему войну. Модэ сказал на это: к чему, живучи с людьми в соседстве, жалеть одной женщины для них? И так взял свою любимую Яньчжы и отправил к Дун-ху. Владетель в Дун-ху еще более возгордился. В хуннуских владениях от Дун-ху на запад есть полоса земли на 1000 ли необитаемая. На ней только по границе с обеих сторон были караульные посты. Дун-ху отправил посланца сказать Модэ, что лежащая за цепью обоюдных пограничных караулов полоса брошенной земли,  принадлежащая хуннам, не удобна для них, а он желает иметь ее. Модэ спросил совета у своих чинов, и они сказали: это неудобная земля; можно отдать и не отдавать. Модэ в чрезвычайном гневе сказал: земля есть основание государства; как можно отдавать ее? Всем, советовавшим отдать землю, отрубил головы.  Модэ сел верхом на лошадь и отдал приказ - отрубить голову каждому, кто отстанет. После сего он пошел на восток и неожиданно напал на Дун-ху. Дун-ху прежде пренебрегал Модэ и потому не имел предосторожности. Модэ, прибыв с своими войсками, одержал совершенную победу, уничтожил Дом Дун-ху, овладел подданными его, скотом и имуществом. По возвращении он ударил на западе на Юечжы и прогнал его, на юге покорил Ордосских владетелей Лэуфань и Байян, и произвел поиски на Янь и Дай; обратно взял все земли, отнятые у хуннов полководцем Мын Тьхянь, и вступил с Домом Хань в границы в Ордосе, при Чао-на и JIy-ши; после сего снова произвел поиски на Янь и Дай» [Бичурин, 1950, т.1, с.47-48].
Шаньюй Модэ  мыслил по-государственному: оспариваемую единопле-менным, т.е. близродственным племенем  дун-ху, землю определил как основу государства. Определение земли как основание государства, мы считаем, правильным, ведь государство – политическая организация общества должна основываться и базироваться на определенной территории. Древнекитайский историк Сыма Цянь при всей своей объективности был заражен китаецентризмом, он продолжал считать Шунь-вэя основоположником хуннуской правящей династии и писал: «от Шунь-вэй до Туманя – в продолжение слишком тысячи лет – Дом Хуннов то возвышался, то упадал, то делился, то разсевался: и посему порядок прежнего преемственного наследования у них невозможно определить» [Бичурин, 1950, т.1, с.48]. Но китаецентризм Сыма Цяня не мешает ему подтвердить наше предположение, что Хуньюй, Ханьюнь и Жуны до VII в. до н.э.единый народ, видимо, из дун-ху в IV в. до н.э. выделились хунну или Сыма Цянь пограничных номадов назвал по-старому хунну, а не дун-ху. Большинство историков, занимающихся исследованиями хунь-юй, ханьюнь, жунов, дун-ху и хунну считают 209 г. до н.э. годом вступления Модэ на должность Шаньюя хунну, годом основания первого государства номадов. Так ли это? Весьма сомнительно, ведь Шаньюй Модэ вступил на должность своего отца, которого тоже звали Шаньюй Тумень (Тумэн). Верховная государственная должность  – Шаньюй существовала еще до Модэ как признак государства. Но мы подчиняемся мнению большинства и будем считать 209 г. до н.э. – годом основания государства хунну. Сыма Цянь писал: «При Модэ Дом Хуннов чрезвычайно усилился и возвысился; покорив все кочевые племена на севере, на юге он сделался равным Срединному Двору» [Бичурин, 1950, т.1, с.48], т.е. государство монголоязычных хунну стало равным по силе и возможностям Китаю.
Шаньюй Модэ произвел реформы государственного аппарата. Сыма Цянь писал: «Установлены были: 1) Восточный и Западный Чжуки — князь; 2) Восточный  Западный Лули князь; 3) Восточный и Западный великий предводитель Да-гянь, уточняет в сноске Н. Я. Бичурин; 4) Восточный и Западный великий Дуюй; 5) Восточный и Западный великий Данху; 6) Восточный и Западный Гуду-хэу» [Бичурин, 1950, т.1, с. 48].
 Из 7 слов, приведенных Н. Я. Бичуриным, шесть читаются свободно по-монгольски: 1) «чжуки» - переводится с монгольского языка как «зуг – «сторона, направление» [Лувсандэндэв, 1957, с. 208]; 2) «лули» – переводится с монгольского языка как «луу – дракон», в значении великий дракон» [Лувсандэндэв 1957, с. 230]. В Монголии до сего времени обозначают титулы борцов названием хищных птиц и дракона; 3) третьим в списке наследственных государственных чинов значится Восточный и Западный великий предводитель «Да-гян» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 48]. Хотя Н. Я. Бичурин пишет: «Да-гян» на китайском языке, мы думаем, слово хуннуское, т. к. маловероятно, чтобы наследственный государственный чин обозначался на инородном языке. «Да-гян» – монголоязычное слово, «даган - вести за собой, следовать» [Черемисов, 1973, с. 180-181]. В функции «да-гяна», видимо, входило вести за собой народ и следовать за чжуки и лули. Он расположился в середине иерархической лестницы наследственных государственных чинов. «Даган» – монголоязычное слово, от «дагаха», на тюркских языках значения не имеет. По-хакасски «вести» = «апарарга, чоргiзерге» [Чанков, 1961, с. 88], «следовать» = парарга, поларга» [Чанков, 1961, с.792]; 4) «дуюй» слово монголоязычное, означает «дуу» – «младший» [Лувсандэндэв, 1957, с. 164]. Дуюй был младше по должности чжуки = зууг, лу-ли=луна и да-гяна=дагана; 5) пятым в списке наследственных государственных чинов значится Восточный и Западным великий Данх» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 48]. Слово «данху» монголоязычное имеет общее происхождение от слова «счетовод» [Черемисов, 1973, с. 186]. В должностные обязанности данху, видимо, входило вести учет как войска (населения), так и скота. «Данху» – «данса» – «счетовод», мы думаем, больше подходит по смыслу, чем «данхар – «рослый, верзила» [Черемисов, 1973, с.186]. Слово «данху» почти буква в букву совпадает с «данха», но это всего лишь местное произношение, и то в  последние года почти не употребляется, заменено русским словом счетовод.
В тюркском (киргизский вариант) имеется слово «данк – слава» [Юдахин, 2012, с. 186],  думаю, «данса» – счетовод имеет больший смысл, лучше выражает ситуацию, чем «данк». Киргизы никогда не обозначали словом «данк» должность, которую занимал человек. В киргизском героическом эпосе «Манас» упоминается Модэ, но должности «данху» у киргизов не было, а слово с незначительными изменениями «данк» означало «слава»;  6) слово «гуду-хэу» переводится с монгольского языка как «гуду» – «хотлох» – «вести, править, предводитель» [Лувсандэндэв, 1957, с. 556],  по-бурятски – «хутэлхэ» в том же значении [Черемисов, 1973, с. 633]. В примечании Н. Я. Бичурин пишет, что «гуду» суть вельможей не из шаньюева рода, что по смыслу подходит более точно. Хэу – по-монгольски «хээгуй» – простой, в значении непосредственно общающийся с народом, выполняет функцию непосредственного общения» [Лувсандэндэв, 1957. с. 594]. Седьмое слово «цзюйкюй», вероятно, так же читается, как монголоязычное «цэргийн» – «воинский, армейский» [Лувсандэндэв, 1957, с. 622], по-монгольски «цэрэг – воин, армия, войска» [там же, с. 622].
Далее Сыма Цянь продолжает: «…наследник престола всегда бывает Восточным Чжуки-князем. От Восточного и Западного Чжуки-князей до Данху, высшие имеют по 10 т., а низшие по нескольку тысяч конницы. Всего два¬дцать четыре старейшины, которые носят общее название темников. Вельможи вообще суть наследственные сановники. ***нь, Лань и впоследствии Сюйбу суть три знаменитые Дома» [Бичурин, 1950, т.1, с.49].
А.Н. Бернштам, знавший старокитайский язык, исследуя слово «***нь», пришел к выводу, что это слово должно интерпретироваться (чи-таться) как «(х) uogar», что на монголоязычии означает «бык, скот» [Бернштам, 1951, с. 229]. Интерпретация слова «***нь» монголоязычным словом «ухэр» – «х»  uogar» А.Н. Бернштама ничуть не изменила его твердокаменное мнение, что хунну – это тюрки (тургуты). Хотя тургуты (турки) появились в V в. н.э. в результате смешения южнохуннуского рода Ашина с киргизским племенем  (родом) Со, а хунну исчезли с исторической арены (смешались с другими народами) незадолго до появления турков.
Сыма Цянь продолжил: «Князья и предводители Восточной сто¬роны занимают Восточную сторону против Шан-гу и далее на восток до Сy-мо и Чао-сянь; князья и предводители западной стороны занимают западную сторону против Шан-гюнь и далее на запад до Юечжы, Ди и Кянов. Шаньюева орда находилась прямо против Дай и Юнь-чжун. Каждый имел отдельную полосу земли, и перекочевывал с места на место, смотря по приволью в траве и воде. Во¬сточный и Западный Чжуки-князья, Восточный и Запад¬ный Лули-князья считались самыми сильными владете¬лями. Восточный и Западный Гуду-хэу были их помощ¬никами в управлении. Каждый из 24 старейшин – для исправления дел, поставляет у себя тысячников, сотни¬ков, десятников. Низшие князья поставляют у себя Ду-юй, Данху и Цзюйкюев» [Бичурин, 1950, т.1, с.49]. Граница хуннуского государства была огромной, с востока на запад тянулась почти с полуострова Ляодун до Восточного Казахстана включительно. Это было, по мнению многих исследователей, государство в форме империи. Хотя неко-торые исследователи, такие как Н.Н. Крадин и др., иного мнения. Они считают, что у хунну была империя, но государства не было, а был «вождизм» [Крадин, 2001]. «Вождизм», по нашему мнению, был раскритикован справедливо Е.И. Кычановым и др.  [Кычанов, 1997, 2010].
Сыма Цянь писал: «В первой луне нового года старей¬шины не в большом числе съезжаются в храм при Шаньюевой орде. В пятой луне все собираются  в Лун-чен, где приносят жертву своим предкам, небу, земле и духам…
Шаньюй утром выходит из лагеря покланяться восходящему солн¬цу, ввечеру покланяться луне. Он сидит на левой стороне лицом к северу. Дни уважаются первые в месяце под названиями Сюй и Сы, в первый раз в месяце встретившиеся под сими буквами» [Бичурин, 1950, т.1, с.49-50]. Хунну, по описанию Сыма Цяня, были язычниками-тенгрианцами, буддизм их не коснулся, а христианство  и ислам еще не появились.
Сыма Цянь описал некоторые государственные  и правовые нормы (ви-димо, неписанного права), существовавшие в хуннуском обществе: «Осенью, как лошади разжиреют, все съезжаются обходить лес, причем производят поверку людей и скота. Законы их: извлекшему острое оружие и фут  – смерть (в примечании Н.Я. Бичурин делает пояснение: «Футом называется военное железное орудие, имеющее вид палки, длиною около 1 1/2 фута и короче): за похищение конфискуется семейство, за легкие преступления надрезывается лицо, а за важные – смерть. Суд более десяти дней не продолжается. В целом в государстве узников бывает несколько десятков человек... Предпринимают дела, смотря по положению звезд и луны. К полнолунию идут на войну; при ущербе луны отступают. Кто на сражении от¬рубит голову неприятелю, тот получает в награду кубок вина, и ему же предоставляется все полученное в добычу. Пленные и мужчины, и женщины поступают в неволю; и посему на сражении каждый воодушевляется корыстью. Искусно заманивают неприятеля, чтоб обхватить его: и почему, завидев неприятеля, устремляются за корыстью подобно стае птиц; а когда бывают разбиты, то подобно черепице рассыпаются, подобно облакам рассеваются. Кто убитого привезет со сражения, тот получает все имущество его» [Бичурин, 1950, т.1, с. 49-50]. Писанных норм прав у хунну, вероятно, не было. Вследствие весьма бурной истории письменных памятников хуннуской истории не сохранилось, лишь отдельные буквы алфавита, который монгольские ученые до сего времени не восстановили. Видимо, нормы права в большинстве случаев существовали в виде обычного права.
Также Сыма Цянь в сжатой форме описал погребальные обычаи хунну: «Покойников хоронят в гробе; употребляют наружный и внутренний гробы; облачение из золотой и серебряной парчи и меховое; но обсаженных деревьями кладбищ и траурного одеяния не имеют. Из приближенных вельмож и наложниц соумирающих бывает от ста до нескольких сот чело-век» [Бичурин, 1950, т.1, с.50].
В самом конце III в. до н.э., точнее около 202 г. до н.э., Шаньюй Модэ на севере покорил племена и народы: Хуньюй, Кюеше (возможно кипчаков), Динлин, Гэгуней (киргизов) и Цайли. Древнекитайский историк Сыма Цянь писал: «Впоследствии на севере они покорили владения Хуньюй, Кюеше, Динлин, Гэгунь и Цайли; посему-то старейшины и вельможи повиновались Модэ-Шаньюю и признавали его мудрым» [Бичурин, 1950, т.1, с. 50]. В примечании Н.Я. Бичурин, видимо, ошибочно писал: «Хуннуское поколение Динлин занимало земли от Енисея на восток, по левую сторону Ангары» [там же, с.50]. Современные исследования российских и некоторых других ученых, например М.Н. Мельхеева [Мельхеев, 1969, 1974, 1986] и др., с большой вероятностью утверждают, что динлины были самодийским или угро-финским народом, или помесью обоих. Антропологически динлины являлись, вероятно, европеоидами.
Ныне из пятерых народов сохранились только гэгуни-киргизы, которых мы подробно рассмотрим в следующем параграфе.
Около 199 г. до н.э. военачальники китайской армии часто изменяли империи Хань и переходили на сторону хунну. Сыма Цянь писал: «В сие время военачальники Дома Хань один за другим передавались хуннам; почему Модэ часто приходил грабить страну Дай, и это беспокоило Дом Хань» [Бичурин, 1950, т.1, с. 52]. Н.Я. Бичурин добавляет к сказанному Сымой Цянем выдержку из Ган-му, что вельможа Лю Гин предложил хитроумный способ защиты империи: «В это время Лю Гин подал следующий голос: спокойствие в Империи только что восстановлено; войска изнурены войною и оружием, подчинить хуннов невозможно. Модэ убил отца, женился на мачехе, и силою наводит страх; убедить его милостью и справедливостью невозможно; а можно упрочить это дело хитростью, и даже потомков его сделать вассалами. Если выдать за него старшую ца-ревну, то он непременно полюбит ее и возведет в Яньчжы; сын от нее непременно будет наследником престола. По временам года будем посылать наведываться и внушать им правила благоприличия. Модэ при жизни своей будет сыном и зятем, а по смерти его Шаньюем будет внук по дочери. Сим образом без войны можно покорить их. Хорошо, сказал император и хотел отправить старшую царевну; но Люй-хэу воспротивилась. И так дочь придворного вельможи выдали за Шаньюя с титулом царевны. Лю Гин послан для заключения договора о мире и родстве. Ган-му 198 год» [Бичурин, 1950, т.1, с. 52].
Шаньюй Модэ удовлетворился китайской княжною с титулом царевны и приостановил нападения на Китай. Сыма Цянь писал, что царь Гао-ди отправил Лю Гина в 198 г. до н.э. с важной миссией умиротворения Шаньюя Модэ: «Гао-ди отправил, 198, Лю Гин препроводить княжну своего Дома с названием царевны в Яньчжы Шаньюю с ежегодным определенным количеством шелковых тканей, хлопчатки, вина, риса и разных съестных вещей, и постановить в договоре считаться братьями, на основании мира и родства. Это несколько приостановило Модэ» [Бичурин, 1950, т.1, с. 52].
Прошло несколько лет Шаньюй Модэ, видимо, захотел получить в приданое весь Китай и в 192 г. до н.э. послал к овдовевшей царице Гао-хэу предложение выйти за него замуж. Древнекитайская летопись Хань-ци писала: «…сирый и дряхлый государь, рожденный посреди болот, воз-росший в степях между лошадьми и волами, несколько раз приходил к вашим пределам, желая прогуляться по Срединному царству. Государыня одинока на престоле; сирый и дряхлый также живет в одиночестве. Оба государя живут в скуке, не имея ни в чем утешения для себя. Желаю то, что имею, променять на то, чего не имею» [Бичурин, 1950, т.1, с. 53]. Н. Я. Бичурин в примечании добавляет: «Т.е. хотел по монгольскому обычаю взять ее за себя со всем китайским государством» [там же, с.53].
Царица Гао-хэу пришла в сильный гнев, получив от Шаньюя Модэ столь дерзкое письмо, но благоразумие возобладало и она продиктовала вежливое письмо с отказом следующего содержания: «Шаньюй не забыл ветхой столицы и удостоил ее письмом. Ветхая столица пришла в страх, и, вычисляя дни, заботится о себе. Она состарилась, силы ослабели; волосы линяют, зубы выпадают; в ходу теряет размер в шагах. Шаньюй ослышался, а этим нельзя запятнать себя. Ветхая столица не сделала преступления; надлежит оказать ей снисхождение. Имею представить тебе две царские колесницы и две четверни лошадей» [Бичурин, 1950, т.1, с. 53-54].
Шаньюй Модэ удовлетворился вежливым отказом и направил не менее вежливый ответ: «Модэ по получении письма еще отправил посланника при-несть благодарность и сказать, что он еще не имел случая видеть вежливость Срединного государства. К счастию государыня извинила его» [там же, с. 54].
В 177 г. до н.э. западный Чжуки-князь государства хунну, где царст-вовал шаньюй Модэ, перевел свои кочевья в Ордос и начал разорять гра-ницу Китая в области Шань-гюнь. Хунну убивали и уводили в плен жителей приграничья, но когда китайцы выставили против западного Чжуки-князя 85 000 конницы и колесниц, он не принял боя, ушел в свои пределы. В связи с этим инцидентом в 176 г. до н.э. Шаньюй Модэ прислал китайскому Двору письмо, примечательное тем, что из него можно сделать два вывода: 1) первоначальная граница между монголоязычными племенами Хунну, Дунху и др. на юге проходила примерно по Великой Китайской стене, ни о каком оз. Байкал, что он китайский, речи быть не может; 2) юечжы (разновидность европеоидных скифов) окончательно были изгнаны с территории Западной Монголии, из Южной Сибири и Восточного Казахстана в 177 г. до н.э. Остатки Юечжей, Усунь и др. покорились хунну. Сыма Цянь приводит письмо Шаньюя Модэ: «Поставленный небом хуннуский Великий Шаньюй почтительно вопрошает Хуан-ди [император (китайский)] о здравии. В прошлое время Хуан-ди писал о мире и родстве. Дело сие, к взаимному удовольствию, кончено согласно с содержанием письма. Китайские пограничные чиновники оскорбляли западного Чжуки-князя, и он без представления (ко мне) по совету Илу-хэу Наньчжы и прочих вступил в ссору с китайскими чиновниками, нарушил договор, заключенный между двумя государями, разорвал братское родство между ними, и поставил Дом Хань в неприязненное положение с соседственною державою. Получено от Хуан-ди два письма с выговорами, но посланный с ответным письмом еще не прибыл, а китайский вестник не возвратился, и это было причиною взаимных неудовольствий между двумя соседственными державами. Как нарушение договора последовало от низших чиновников, то западного Чжуки-князя в наказание отправили на запад на Юечжы. По милости Неба, ратники были здоровы, кони в силе; они поразили Юечжы. Предав острию меча или покорив всех, утвердили Лэулань, Усунь, Хусе и 26 окрестных владений. Жители сих владений поступили в ряды Хуннуйских войск, и составили один дом. По утверждении спокойствия в северной стране желаю, прекратив войну, дать отдых воинам и откормить лошадей; забыть прошедшее и возобновить прежний договор, чтобы доставить покой пограничным жителям, как было вначале. Пусть малолетние растут, а старики спокойно доживают свой век, и из рода в род наслаждаются миром. Но как еще не получено мнение Хуан-ди, то отправляя Лан-чжун Сидуцяня с письмом, осмеливаюсь с ним представить одного верблюда, двух верховых лошадей и две четверни. Если не угодно Хуан-ди, чтоб хунны приближались к границам, то надобно предписать чиновникам и народу селиться подалее от границы» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 54-55].
В 174 г. до н.э. Шаньюй Модэ, процарствовав 35 лет над хунну, умер. Сыма Цянь писал: «Сын его Гиюй поставлен под наименованием Лаошан Шаньюя» [Бичурин, 1950, т.1, с. 56].
Антропоним «Гиюй», вероятно, от монгольского слова «гийх – рассве-тать, светать, радоваться, приходить в блаженное состояние» или от другого монголоязычного слова «гийчан – гость» [Лувсандэндэв, 1957, с. 117]. В со-временном киргизском употребляется слово «гой, чой», но данные лексемы иранские, означают «неумный, дурачок» [Юдахин, 2012, с. 177]. Основой антропонима иранское слово «гой, чой» до нашей эры у хунну вряд ли могут быть.
Вероятно, при рождении ребенка монголоязычные люди, чтобы об-мануть нечистую силу, назвали новорожденного «гийчин – гость», а китайский историк Сыма Цянь в соответствии с китайской фонетикой переделал окончание «чин» на «юй».
Антропоним «Лаошан», вероятно, монгольское слово «лагшин – тело, персона, здоровье, самочувствие» [Лувсандэндэв, 1957, с. 228], в значении «здравый, обладатель хорошего самочувствия».
Антропоним «Лаошан» может быть от монгольского слова «начин» [там же, с.256], казахское произношение «лашын». В казахском языке «лачин» принял форму «лашын», видимо, слово осталось от былого мон-голоязычия. По-киргизски слово «начин-лашын» произносится как «ылаочын», но отдаленно напоминает первое слово [Юдахин, 2012, с. 928]. По-западнобурятски «сокол – нашан» [Черемисов, Шагдаров, 2010, т.1, с. 598].
Сыма Цянь приводит весьма поучительные и назидательные вещи на примере Чжунхин Юе, уроженца страны Янь, перешедшего на сторону хунну: «По вступлении Лаошан-Гиюй-Шаньюя на престол Хяо Вынь Хуан-ди еще отправил в Яньчжы Шаньюю княжну из своего рода с титулом царевны, а для препровождения ее назначен евнух Чжун-хин Юе, уроженец страны Янь. Юе не хотелось отправиться, но император силою послал его. Юе сказал: я поеду непременно на беду Дому Хань. Юе по прибытии тотчас передался на сторону Шаньюя, и Шаньюй весьма полюбил его. Прежде хунны любили китайские шелковые ткани, хлопчатку, разные снедные вещи. Юе говорил Шаньюю: численность хуннов не может сравниться с населённостью одной китайской области, но они потому сильны, что имеют одеяние и пищу отличные, и не зависят в этом от Китая. Ныне, Шаньюй, ты изменяешь обычаи, и любишь китайские вещи. Если Китай употребит только 1/10 своих вещей, то до единого хунна будут на стороне Дома Хань. Получив от Китая шелковые и бумажные ткани, дерите одежды из них, бегая по колючим растениям, и тем показывайте, что такое одеяние прочностью не дойдет до шерстянного и кожаного одеяния. Получив от Китая съестное, не употребляйте его, и тем показывайте, что вы сыр и молоко предпочитаете им. После сего Юе научил Шаньюевых приближенных завести книги, чтобы по числу обложить податью народ, скот и имущество. Китайский Двор писал грамоты к Шаньюю на дщице 1 1/10 фута длиною. Грамота начиналась словами: Хуан-ди почтительно вопрошает Хуннуского Великого Шаньюя о здравии. Отправленные вещи и пр. и пр. Чжун-хин Юе научил Шаньюя писать грамоты к китайскому Двору на дщице в 1 1/12 фута длиною, печать и оболочку употреблять в большом размере, а грамоту начинать словами: Рожденный небом и землею, поставленный солнцем и луною, Хуннуский Ве-ликий Шаньюй почтительно вопрошает Китайского Хуан-ди о здравии. Посланные вещи и пр. и пр. Хунны, сказал Юе, обыкновенно питаются мясом скота, пьют его молоко, одеваются его кожами, скот питается травою, пьет воду; смотря по временам переходят с места на место; и посему в скудное время упражняются в конном стрелянии из лука, а во время приволья веселятся и ни о чем не заботятся. Законы их легки и удобоисполнимы. Государь с чинами просто обращается, и управляет целым государством как одним человеком. По смерти отца и братьев берут за себя жен их из опасности, чтоб не пресекся род; и посему хотя есть кровосмешение у хуннов, но роды не прекращаются. Ныне в Срединном государстве хотя постановлено по смерти отцов и братьев не брать жен их за себя, но родственники столь далеки между собою, что нередко убивают друг друга и даже переменяют родовые прозвания, и все это отсюда происходит. Сверх того, излишество церемониальных обрядов производит взаимное неудовольствие между высшими и низшими; при множестве общественных работ истощаются силы народа. Народ упражняется в земледелии и шелководстве, чтобы снискивать одеяние и пищу; строить города, чтобы обезопасить себя, почему при неурожае он не имеет времени заниматься воинскими упражнениями; при урожае заботиться о своем состоянии. К чему же служит образованность? После сего, когда китайские посланники хотели рассуждать, Юе говорил им: Г. посланник! не нужно много говорить: посмотри лучше, чтобы шелковые и бумажные ткани, равно снедные вещи, от китайского Двора представленные, были в полном количестве, притом добротные и лучшие. К чему много говорить? Если представляемое без недостатка и добротно, то и довольно; а если недостаточно, и притом худого качества, то в наступающую осень пошлем конницу потоптать хлеб на корню. Так Юе денно и ночно внушал Шаньюю выжидать худых обстоятельств» [Бичурин, 1950, т.1, с. 57-59].
Обстоятельства представились в 166 г. до н.э. Сыма Цянь продолжал: «В четырнадцатое лето царствования Хяо-Вынь Хуан-ди, 166, хуннуский Шаньюй со 140 т. конницы вступил и Чао-на и Сяо-гуань, убил в Бэй-ди военачальника Цюн, захватил великое множество народа, скота и имущества; после сего, подошел к Пхын-ян, послал отряд конницы сожечь дворец Хой чжун-гун. Конные разъезды приближались к Гань-цю-ань. По сей причине Вынь-ди для предупреждения нападения от хуннов, собрал под Чан-ань 1000 колесниц и 100 000 конницы и три корпуса в областях Шан-гюнь, Бэй-ди, Лун-си. Таким образом двинулось большое войско из колесниц и конницы для нападения на хуннов. Шаньюй пробыл в пределах Китая около месяца, и пошел обратно. Китайцы выгнали его за границу, и возвратились, но ни одного Хунна убить не могли» [Бичурин, 1950, т.1, с. 59]. Китайскиий император направил Шаньюю Лаошану подобострастное письмо, которое, по словам Сыма Цяня начинается так: «Хуан-ди почтительно вопрошает Хуннуского великого Шаньюя о здравии… по заключении мира и родства между двумя государствами, государи предадутся радости; прекратят войну, дадут льготу ратникам, отдых коням; из рода в род будут веселиться, как будто начали новую жизнь. Я очень одобряю это. Благоразумные мужи ежедневно обновлялись, и пеклись о доставлении новой жизни, чтоб старики были покойны, малолетные росли, каждый, охраняя жизнь свою, достигал бы конца лет, Небом ему определенных. Сим путем я и Шаньюй шествовать должны. Если со-ответствуя воле Неба пещись о подданных, и это из рода в род будет про-должаться в бесконечные веки, то все в поднебесной будут счастливы. Хань и Хунну суть два смежные и равные государства (курсив – Ш.А.С.). Хунну лежит в северной стране, где убийственные морозы рано наступают; почему указано чиновникам посылать ежегодно известное количество проса и белого риса, парчи, шелка, хлопчатки и разных других вещей… Предав забвению прошедшее, я простил своих подданных, бежавших к вам. Шаньюй также не должен упоминать о Чжанни и прочих. Известно, что древние государи, постановив статьи договора, не нарушали данного слова. Шаньюй должен обратить внимание на поднебесную. По восстановлении всеобщей тишины и купно мира и родства Дом Хань не упредит нарушением. Представляю это рассмотрению Шаньюя. Как скоро Шаньюй условился о мире и родстве, то я указал Юйшы написать: Хуннуский Великий Шаньюй в доставленном мне письме уже утвердил мир и родство. Беглецы не могут умножить населенности земли. Пусть хунны не входят в границы, а китайцы не выходят за границу. Нарушителей сего постановления предавать смертной казни. Сим средством можно упрочить сближение. О чем для всеобщего сведения обнародовать по империи» [Бичурин, 1950, т.1, с. 59-61]. Примечательным в этом письме китайского императора является признание равенства Китая и государства хунну. Ки-тайцы, видимо, продолжали при Лаошане Шаньюе довольно часто переходить на сторону хунну, они продолжали платить дань хунну в завуалированной форме.
В 161 г. до н.э. Лаошан Гиюй Шаньюй умер. На его место Шаньюем был поставлен сын Лаошаня Гюнчень.
Антропоним «Гюнчень», вероятно, происходит от монгольского слова «гунзгий – глубокий, глубокомысленный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 130].
По-киргизски можно было приблизить к слову «гун – немой» [Юдахин, 2012, с. 178], но это слово иранское, что маловероятно. Можно было слово «Гюнчень» сблизить с другим киргизским словом «кун – солнце» [Юдахин, 2012, с. 465], что делает большинство киргизоязычных (тюркоязычных), но название солнца антропонимом не может быть, уподобление человека солнцу не допускалось в язычестве, т.к. солнце считалось у древних одним из богов. Приравнивание человека, даже если он правитель, солнцу никогда и нигде не встречается у номадов (кочевников).
Правление Шаньюя Гюнченя примечательно тем, что начиная при-мерно с 140 г. до н.э. китайцы, несмотря на действующий договор о мире и родстве, хотели заманить Шаньюя в ловушку, но коварство было раскрыто. Начиная примерно с 130 г. до н.э.  хунны прервали договор о мире и родст-ве.
Сыма Цянь писал: «После сего хунны прервали мир и родство, на-падали на границу при проходах, и весьма часто производили большие грабительства в самых пределах  Китая. Впрочем, хунны не переставали приезжать на пограничные рынки, и много брали китайских произве¬дений. Китайский Двор, в угождение им, также не за¬крывал пограничных рынков. Но в пятую осень после по¬хода в Мэ-и, 129, китайский Двор назначил четырех пол¬ководцев, каждого с десятью тысячами конницы, напасть на пограничные рынки хуннов. Вэй Цин выступил из Шан-гу, дошел до города Лун-чен, и в плен взял до 700 человек. Гун-сунь Хэ выступил из Юнь-чжун, и ничего не получил; Гун-сунь Ао выступил из Дай-гюнь, и был раз¬бит хуннами с потерею 7 000 человек; Ли Гуан выступил из Яй-мынь, и на пограничном сражении взят хуннами в плен, но впоследствии нашел случай бежать, и возвратил¬ся в Китай. Оба последние полководца преданы были суду и лишены чинов. В эту зиму хунны несколько раз про¬изводили набеги па границу, и особенно в Юй-ян. Двор, для отражения хуннов, предписал полководцу Хань Ань-го расположиться в Юй-ян. Осенью следующего года, 128, хунны с 20 т. конницы вторглись в пределы Ки¬тая в Ляо-си, убили областного начальника и увели до 2000 человек; потом они вступили в Яй-мынь, побили и в плен увели до 1000 человек. Почему китайский Двор предписал полководцу Вэй Цин выступить из Яй-мынь с 30 000 конницы, а Ли Си выступить из Дай-понь. Они ударили на хуннов, и взяли в плен несколько тысяч человек. В следующем году, 127, Вэй Цин опять выступил из Юнь-чжун на запад, и дошел до Лун-си. Он ударил на князей Лэу-фань и Байян в Ордосе, взял несколько тысяч человек в плен, и увел до миллиона штук крупного и мел¬кого рогатого скота. После сего китайский Двор оставил под собою Ордос, построил в нем город Шо-фан, возоб¬новил древнюю границу, устроенную династии Цинь полководцем Мин Тьхянь, и укрепил ее по берегу Желтой реки, но уступил хуннам в Шан-гу в уезде Дэу-би страну Цзао-ян. Это случилось во второе лето правления Юань-шо, 127» [Бичурин, 1950, т.1, с. 63].
Китайский полководец Вэй Цин, действовавший от имени императора, напал на племена Лэу-фань и Байян, проживавших в Ордосе, и взял в плен несколько тысяч человек и увел до миллиона голов скота. Монголоязычные племена Лэу-фань Бай-ян входили в состав жунов, но были объединены в единое государство хунну. В конце II в. до н.э. их земля стала китайской, поскольку китайцы оставили Ордос за собой и построили для закрепления его город Ордос.
Видимо, китайцы почувствовали ослабление  хуннуского государства или же они почувствовали силу. В 126 г. до н.э. Шаньюй Гюнчень и его младший брат – Восточный лули-князь Ичисйе сам объявил себя Шаньюем.
Антропоним «Ичисйе», вероятно, киргизское (тюркское) слово, оз-начает «ич – внутренность, внутренняя часть, нить, взятка» [Юдахин, 2012, с. 305-306].
Возможно, данный антропоним – «Ичисйе» происходит от монголь-ского слова «ичгуургуй – бесстыдный, наглый, нахальный, бессовестный, бесцеремонный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 224]. Ичисйе действительно был наглым и бесцеремонным человеком, сам себя объявил Шаньюем, хотя им должен был стать, по устроенному Шаньюем Модэ праву, Восточный Чжуки князь. Сыма Цянь говорит: «Ичисйе разбил Шаньюева наследника Юй би на сражении. Юй би бежал, и поддался Ки¬таю. Он получил от китайского Двора княжеское достоинство Ше-ань-хэу; и чрез несколько месяцев умер» [Бичурин, 1950, т.1, с.64]. Возможно, «ичисйе» кличка, а не имя. Правление самозванного шаньюя Ичисйе характеризуется поражениями хунну от китайцев, Сыма Цянь писал: «Китайский Двор, перешед за Желтую реку от Шо-фан на запад до Лин-гюй, повсюду провел каналы для орошения полей, поселил до 60 000 военнопашцев, и мало по малу к северу отбирал земли у хуннов» [Бичурин, 1950, т.1, с.67].
В 119 г. до н.э. Ичисйе Шаньюй умер. Сын его Увэй был поставлен шаньюем. Антропоним «Увэй» по-монгольски означает «нет, отсутствие» [Лувсандэндэв, 1957, с. 474]. Сыма Цянь повествует: «При вступлении Увэй-Шаньюя на престол, в Китае Сын Неба в первый раз предпринял пу-тешествие для обозрения государства. После сего, хотя он покорил на юге обе страны Юе, но не воевал с хуннами. И хунны с своей стороны не про-изводили набегов на пределы Китая...
В сие время Сын Неба, обозревая границу, 110, прибыл в Шо-фан, где собрано было 180 000 конницы для смотра. Он отправил Го Ги известить об этом Шаньюя. Когда Го Ги прибыл к хуннам, то Шаньюев церемоний-мейстер спросил его о цели прибытия. Го Ги с вежливою уклончивостью сказал, что он желает лично открыть это Шаньюю. Шаньюй допустил его к себе. Го Ги сказал ему: “голова владетеля южного Юе, уже висит пред северными вратами китайского дворца. Если  Шаньюй в состоянии предпринять поход и воевать с китайскою державою, то Сын Неба с войском сам ожидает тебя на границе; а если не в состоянии, то должен стать лицом к югу и признать себя вассалом Дома Хань. К чему удаляться и скрываться на севере песчаных степей? В холодной и бесплодной стране нечего делать”. Только что Го Ги и кончил речь, как Шаньюй в сильном гневе отрубил церемониймейстеру голову, а посланника Го Ги удержал, и отправил его на северное море» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 68]. Н.Я. Бичурин добавляет: «На Байкал, обыкновенное тогда местопребывание задержан¬ных хуннами китайских посланников» [там же, с. 68].
Китайское правительство продолжало  свою экспансионистскую политику и продолжало потихоньку действовать  против хунну. Сыма Цянь писал: «В сие время на востоке он превратил Сумо и Чао-сянь в области, на западе открыл область Цзю-цюань, чтоб преградить хуннам пути к сообщению с Кянами. Сверх сего китайскиий Двор на западе открыл сооб-щение с Юечжы и Дахя, и выдал царевну за Усуньского владетеля, чтоб отделить от хуннов союзные государства на западе; распростра¬нил казенное хлебопашество до Чжяньлюй. Хунны не смели ни слова возразить» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 69].
В 105 г. до н.э. Увэй Шаньюй умер. Сын Увэй Шаньюя, которого Ушылу был возведен в Шаньюи.
Антропоним «Ушылу», вероятно, киргизской (тюркской) этимологии, происходит, возможно, от слова «уч» и его производного «учиичи» [Юдахин, 2012, с. 826]. Но может происходить от монгольского слова «уучлах – прощать, извинять, помиловать, оказывать снисхождение, вели-кодушный по отношению к своим подданным».
Антропоним «Эрр» на монгольских и киргизских (тюркских) языках означает «мужчина, муж» [Лувсандэндэв, 1957, с. 675], [Юдахин, 2012, с. 959].
Шаньюй Эрр Ушылу умер в 102 г. до н.э., на третьем году своего правления, еще очень молодым. Сыма Цянь писал: «по малолетству сына его хунны Шаньюем поставили младшего дядю его, меньшего брата Увэй Шаньюева, Западного Чжуки-князя Гюйлиху» [Бичурин, 1950, т.1, с. 71]. Н.Я. Бичурин дополняет: «Гюйлиху есть имя его. Произносится и Хюййлиху Ганму. Из сего явствует, что и в древности уже существовало различие в произношении некоторых букв [звуков] в северной и южной Монголии» [Бичурин, 1950, т.1, с.71].
Антропоним «Гюйлиху», вероятно, сближается с монгольским словом «гуйлгэх» – бежать, бегущий, заставлять бежать» [Лувсандэндэв, 1957, с. 129]. На киргизских (тюркских) языках значения не имеет.
Шаньюй Гюйлиху правил страной только один год, заболел и умер. Сыма Цянь писал: «Хунны поставили Шаньюем младшего брата Восточного Великого Дуюй Цзюй-дыхэу» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 72]. Смерть Шаньюя Гюйлиху наступила в 101 г. до н.э.
Антропоним «Цзюйди хэу», по нашему мнению, слово, которое не имеет значения и не сближаемо ни с одним словом монгольского и киргизского (тюркского) наречий. Видимо, это слово, испорченное китайски-ми авторами.
Видимо, китайцы возгордились тем, что они в 102 г. до н.э. еще при жизни Шаньюя Гюйлиху,  покорили Давань (Фергану). Сыма Цянь писал: «В этом году Эршыский полководец разбил Давань, казнил тамошнего владетеля, и пошел в обратный путь. Хунну хотели преградить ему дорогу, но не могли… Когда китайский Двор покорил Давань, то слава его оружия потрясла иностранные государства» [Бичурин, 1950, т.1, с. 72]. Еще один повод для того, чтобы возгордиться, китайцам дал Шаньюй Цзюйдихэу. Сыма Цянь писал: «Цзюйдихэу Шаньюй по вступлении на престол освободил всех китайских посланников, непокорившихся хуннам» [там же,  с.72]. Также попавший к хунну в плен в 103 г. до н.э. при Шаньюе Эрр Ушылу китайский князь и полководец «Шойе-хэу Пхо-ну бежал от хуннов и возвратился в Китай» [Бичурин, 1950, т.1, с. 72], что дало повод китайцам для гордости. Сыма Цянь писал: «…в следующем, 99, китайский двор отправил Эршыского полководца Гуан-ли в поход с 30 т. конницы. Он выступил из Цзю-цюань, напал на западного Чжуки-князя и у Небесных гор, взял до 10 т. человек в плен и пошел обратно; хунны в больших силах окружили Эршыского и он едва спасся, потеряв до 7 000 человек убитыми. Китайский Двор отправил Инь-гань Гянь-гюнь Ао. Он выступил из Си-хэ, и соединился с Цянь-ну Ду-юй у гор Шойе. Но ничего не получили. Еще послан Ки-ду-юй Ли Лин с 5 000 пехоты и конницы. Он отошел от Сюйянь на север около 1 000 и, встретившись с Шаньюем, вступил в сражение с ним. Хунны потеряли уже до 10 т. убитыми и ранеными; но у китайцев вышли и съестные и боевые припасы, и Ли Лин хотел предпринять обратный путь, но хунны окружили китайцев, и Ли Лин должен был покориться им. Таким образом погиб корпус его, из которого не более 400 человек возвратились на границу» [Бичурин, 1950, т.1, с. 72].
Из процитированного источника мы видим, что в древние времена китайцы были совсем не жертвами агрессивных кочевников, они не упускали любой возможности, будь то слабость номадов или их разобщенность, или собственное накопление сил, или победа китайцев даже под Даванью (Ферганой), напасть на северных номадов. Нападениями, несмотря на миролюбивый шаг шаньюя Цзюйдихэу, он освободил всех китайских посланников к хунну. Возможно, древнекитайское правительство  посчитала шаньюя Цзюйдихэу слабым и направило Эршыского полководца Гуан-ли, победителя Даваня (Ферганы) с 30 тыс. конницы на хунну. Видимо, полководец Гуан-ли напал на западного Чжуки-князя где-то возле гор Тянь-Шаня (Тянь-Шань переводится с китайского языка как Небесные горы).
В 99 г. до н.э. Н.Я. Бичурин, видимо, основываясь на Ши-цзи и Ганьму (средневековый китайский источник), впервые упоминает о хакасах: «Ли Лин был внук полководца Ли Гуан, искусный в конной стрельбе из лука. 99 году, когда Эршыский Ли Гуан-ли выступил против хуннов, Ли Лин с 5000-м отрядом отборной пехоты отдельно пошел. Оставя Сюй-янь, он дошел до гор Сюньги, как Хан противостал ему с 30000 конницы. Хунны, видя малость китайских войск, устремились на их лагерь. Ли Лин вступил в рукопашный бой и, преследуя хуннов, убил до 10 т. человек. Хан призвал до 80 000 конницы из окрестных мест, и Ли Лин начал отступать на юг. В продолжение нескольких дней он еще убил до 3000 человек. Хан думал, что Ли Лин заманивает его к границе на засаду, но один офицер из задних войск, сдавшийся хуннам, открыл, что Ли Лин ни откуда не имеет помощи. Хан усилил нападения. Китайцы издержали все стрелы, и Ли Лин, видя невозможность сопротивляться, приказал своим ратникам спасаться, а сам сдался хуннам. Государственные чины единогласно обвиняли Ли Лин; один Сыма Цянь с твердостью защищал сего полководца. Но император не уважил доводов его, и указал, в замену смертной казни, сделать ему другое наказание. Ли Лин остался у хуннов и получил во владение Хягас, где потомки его царствовали почти до времен Чингис-Хана» [Бичурин, 1950, т.1, с.73].
Сыма Цянь дополнил: «Шаньюй оказал Ли Лин должное уважение, и женил его на своей дочери» [там же, с. 73].
Далее древнекитайский историк Сыма Цянь писал: «Пo прошествии двух лет, 97, Эршыский снова выступил из Шо-фан, имея под своим на-чальством 60 000 конницы и 100 000 пехоты. К нему присоединился Цян-ну Ду-юй Лу Бо-дэ с 10 000. Ю-цзи Гян-гюнь Юе выступил из Яймынь с 10 000 конницы и 30 000 пехоты. Хунны, получив известие о сем, удалили свои семейства на северный берег реки Сйе-ву-шуй, а Шаньюй со 10 000 конницы ожидал на южном берегу, где и вступил в сражение с Эршыским полководцем. Эршыский начал отступать, и дрался с Шаньюем десять дней: но в это время он получил известие, что семейство его обличено в волховании, и род его предан казни: почему, собрав свои войска, покорился хуннам. В Китай возвратились один или два человека из тысячи. Ю-цзи Юе ничего не получил; Инь-гань Ао имел невыгодное сражение с восточным Чжуки-киязем, и отступил. В этом году китайские войска, ходившие на хуннов, не имели больших успехов. Только сказано: семейство Эршыского полководца предано казни, и это побудило его покориться хуннам» [Бичурин, 1950, т.1, с.73-74].
После смерти Шаньюя Цзюйдихэу взошел на трон его сын, Восточный Чжуки-князь под именем Хулугу Шаньюя.
Антропоним «Хулугу», можно утверждать, произошел от монгольского слова «хулгай – смутьян, бунтовщик, скрытный, вор, бандит, воровство, кража, украдкой, скрытно, незаметно» [Лувсандэндэв, 1957, с. 562-563]. Монгольский правитель Ирана через 1300 лет носил имя Хулагу. До принятия ислама и буддизма монголы носили подобные неблагозвучные имена, возможно, с целью отпугивать «нечистую силу». Детская смертность была у номадов очень высокой, мы думаем, выше, чем у оседлых народов.
Одинадцатый Шаньюй Хулугу умер от болезни через несколько лет [Бичурин, 1950, т.1с. 74]. Смерть Шаньюя наступила в 85 г до н.э. Древнекитайские летописи Шицзи и Циньханьшу писали: «Шаньюй пред самою смертью в завещании вельможам сказал: Сын мой по малолетству не может управлять государ¬ством младшего брата Западного Лули князя. Но по смерти Шаньюя Вэй Люй с прочими и Яньжы Чжуань Кюй утаили смерть Шаньюя, ложно именем его заключили клятву с старейшинами, и на престол возвели сына Восточного Лули-князя под наименованием Хуаньди-Шаньюя» [Бичурин, 1950, т.1, с.77].
Антропоним «Хуанди», мы полагаем, испорченное китайское слово. Ни на монгольском, ни на тюркском значения не имеет.
          В 78 г. до н.э. спустя семь лет после вступления на трон, Шаньюй Хуанди вознамерился вернуть когда-то утраченные хунну территории, для чего отправил Ливу-князя осмотреть китайскую границу. Сыма Цянь в  Шицзи и хроника Цяньханьшу пишут: «Шаньюй отправил Ливу-князя высмотреть китайскую границу. Князь доносил, что в Цзю-цюань и Чжан-йe гарнизоны сла¬бы, и советовал отправить войско для попытки; не можно ли возвратить сии земли? Китайцы узнали о сем намерении от хуннов прежде поддавшихся, и Сын Неба предписал принять по границе меры предосторожности» [Бичурин, 1950, т.1, с.79]. Меры предосторожности, предпрнятые на границе, оказались результативными для китайцев. Хунну были разбиты, из 4000 человек  спаслись лишь несколько сот.
В 77 г. до н.э. хунну предприняли еще одну попытку. Шицзи и хроника Цяньханьшу писали: «В следующем году, 77, хунны с 3 000 конницы вступили в By-юань; они убили и увели несколько тысяч человек. Вслед за сим они в не¬скольких десятках тысяч конницы занимались охотою близ границы, нападали на пограничные посты, и уводили чиновников и народ в плен. В то время в пограничных китайских областях зажигали вестовые огни, при которых далеко видно было, почему хунны мало выгоды  получали от набегов, и реже стали нападать на границу. Сверх сего китайский Двор получил от поддавшихся хуннов сведение, чтo ухуаньцы раскопали могилы покойных ***нуских Шаньюев. Хунны огорчились и от-правили 20 т. конницы для наказания ухуаньцев» [там же, с. 79].
Ухуаньцы-увани-авары (жуань-жуани – по-китайски) в VII в. до н.э. выделились из жунов, как племя дунху, а в IV в. до н.э. из дунху, мы полагаем, выделились хунну. В конце III в. до н.э. дунху попали в зависи-мость от хунну и разделились на сяньби и ухуаней-авар. Слово «авар» на монголоязычии – это «удав», «жуань-жуань» по-китайски калька слова «авар» – «ползающие черви». В «Повести временных лет» описывается, как издевались авары над хунну-украми (дулебами), спустя почти девять веков, запрягали женщин вместо лошадей, вероятно, мстя за былые обиды. Мы полагаем, хунну-укры, видимо, стали в конце V-начале VI вв. н.э. дулебами [ПВЛ, 1950].
Видимо, к 70-м гг. до н.э. империя хунну, возглавляемая Шаньюем Хуанди стала ослабевать. Находящаяся на западе примерно в районе  северного Тянь-Шаня и Прибалхашья, государство Усунь (предположительно ираноязычный народ саки), ранее подвластный хунну, приобрел самостоятельность, получил китайскую принцессу. Хроники Шицзи и Цяньханьшу пишут: «…усуньский Гуньми еще представил донесение, в котором писал, что хунны то и дело обрезывают земли его, и он Гуньми вызывается выставить с половины своего государства 50 т. отборной конницы для нападения на хуннов, только бы Сын Неба выслал войско из жалости помочь царевне. Во второе ле¬то правления Бэнь-шы, 72, китайский Двор выставил легких, лучших ратников из Гуань-дун, выбрал в областях и уделах трех сот мешковых предводителей, крепких, искусных в конном стрелянии из лука, и всех поместил в походную армию. Министр Тьхянь Гуан-мин назначен Циляньским полководцем. Предписано: ему выступить из Си-хэ с 40 000 конницы, главному хуннускому приставу Фань Мин-ю выступить из Чжан-йе с 30 000 конницы; передового корпуса начальнику Хань Цзэн выступить из Юнь-чжун с 30 000 конницы; начальнику заднего корпуса Чжао Чун-го, наименованному Пулэйским полковод¬цем, выступить из Цзю-цюань с 30 000 конницы, области Юнь-чжун правителю Гьхяль-Шунь, наименованному Ху-а Гян-гюнь, выступить из By-юань с 30 000 конницы. Сии пять полководцев и сложности имели более 160 т. конницы. Каждый из них, по выступлении за границу, прошел более 2 000 ли. Пристав Чан Хой послан наблю¬дать за Усуньскими войсками. Усуньский Гуньми и князья его с 50 т. конницы вступили с западной стороны. Когда хунны получили известие о великом походе китайцев, то старые и малолетние бежали, собрали все имущество и скот, и далеко уклонились; почему пять полководцев мало добычи получили. Главный хуннуский пристав отошел от границы около 1 200 ли, дошел до реки Пули-хэу, порубил и в плен взял до 700 человек, и в добычу получил до 10 000 голов лошадей, волов и овец. Началь¬ник передового корпуса также отошел до 1 200 ли, до¬ходил до Уюни, порубил и в плен взял у гор Хэу-шань около 100 человек, в добычу получил до 2 000 штук ло¬шадей, быков и овец. Корпус Пулэйского полководца должен был, соединившись с усуньцами, напасть на хуннов близ озера Пулэй-цзэ: но усуньцы прежде пришли, и опять ушли, и китайский корпус не мог соединиться с ними. Пулэйский полководец отошел от границы около 1800 ли, от гор Хэу-шань пошел далее на запад, взял в плен Шаньюева посла Пуинь-князя и пр. всего до 300 че¬ловек, в добычу получил до 7 000 штук лошадей и разного рогатого скота. По получении известия, что неприятели ушли, и сам он, не дождавшись срока, возвратился. Сын Неба не обратил внимания на его проступок и милостиво простил его. Циляньский полководец прошел за грани¬цею около 1 600 ли, дошел до гор Гичи, порубил и в плен взял 19 человек, в добычу получил до 100 штук разного скота. Он встретился с китайским посланцем Кань Хун, возвращавшимся от хуннов. Посланец сказал ему, что по западную сторону гор Гичи расположилось множество неприятеля. Циляньский наказал посланцу говорить, что нет неприятеля, и решился идти обратно. Юй-шыя Гун-сунь И-шеу удерживал его от обратного похода. Ци¬ляньский не послушал его, и предпринял обратный путь. Ху-а Гян-гюнь отошел от границы до 800 ли, дошел до ре¬ки Даньюйву и остановился. Он порубил и в плен взял до 1 000 человек, в добычу получил до 70 000 штук лоша¬дей, быков и овец, и потом пошел в обратный путь. Как Ху-а Гян-гюнь не дождался срока, и ложно увеличил число пленных и добычи, а Циляньский, зная, что не¬приятель впереди, медлил и не шел вперед; то Сын Неба обоих предал суду, и они кончили жизнь самоубийством. Гун-сунь И-шеу повышен в Дай-юй-шы, пристав Чан Хой и усуньцы подошли к стойбищу западного Лули-князя, в плен взяли Шаньюева тестя, невестку Гюйцы, высшего князя Ливу, Дуюй, тысячников и проч. всего до 39 000 человек; в добычу получили до 700 000 штук ло¬шадей, быков и овец, ослов и верблюдов. Император пожаловал Чан Хой княжеским достоинством Чан-ло-хэу. Впрочем и удалившиеся хунны чрезвычайную понесли убыль и в людях, и в скоте, и вследствие сего ос-лабели. Не¬годуя на Усунь, Шаньюй зимою с несколькими десятками тысяч конницы произвел нападение, и, захватив несколь¬ко старых и бессильных, обратно пошел. Но случилось, что в продолжение одного дня выпал снег глубиною до десяти футов. От мороза столько погибло и людей и скота, что и десятой части не возвратилось. Почему Динлины, поль¬зуясь слабостью хуннов, напали на них с севера, ухуаньцы вступили в земли их с востока, усуньцы с запада. Сии три народа порубили несколько десятков тысяч человек, и в добычу получили несколько десятков тысяч лошадей и великое множество быков и овец. Сверх сего, 3/10 и людей и скота от голода погибло. Хунны пришли в крайнее бессилие. Подвластные им владения отложились от них, и хунны не в состоянии были производить набегов. После сего китайцы выступили с 3000 конницы и вошли в земли хуннов тремя дорогами. Они забрали в плен несколько тысяч человек и возвратились; и хунны не смели отплатить набегом с своей стороны; напротив тем более желали мира и родства, и не менее стало беспокойствий» [Бичурин, 1950, т.1, с.80-82].
В 68 г. до н.э. Хуанди Шаньюй умер, это был семнадцатый год его правления. На престол шаньюя был возведен его младший брат Хюйлюй-Цюанькюй Шаньюй.
Антропоним «Хюйлюй», вероятно, от монгольского слова «хул – саврасый» [Лувсандэндэв, 1957, с. 652], но может быть от другого монгольского слова «хуулийн – законный» или от его производного монгольского слова «хуультай – установленный законом» [Лувсандэндэв, 1957, с. 569]. По-киргизски (тюркски) слово «хюйлюй» невозможно сблизить ни с одним словом и значения не имеет.
Антропоним «Цюанькюй», вероятно, испорченное или добавленное ки-тайцами слово, но оно ни с одним монголоязычным или киргизским (тюрк-ским) словом не сближаемо.
Древнекитайские произведения Шицзи и Цяньханьшу сообщают: «Хюйлюй-Цюанькюй-Шаньюй, по вступлении на престол, дочь западного Ве¬ликого предводителя поставил первою Яньчжы, а любимую покойным Шаньюем Яньчжы Чжуанькюй отставил. Отец Чжуaнькюй-Яньчжы Восточный Великий Цзюйкюй начал питать злобу к нему. В сие время хунны уже не могли производить набегов на границы Китая: почему китайский Двор оставил попечение о заграничных горо¬дах, чтобы дать отдых народу. Шаньюй, услышав о сем, обрадовался, и пригласил старейшин на совет о возобнов¬лении мира и родства с Китаем. Восточный Великий Цзюйкюй, умышляя повредить этому делу, сказал: преж¬де, когда китайский Двор, отправлял  посланника к нам, в след за ним выступали войска. Теперь и нам долж¬но, подражая китайскому Двору, отправить посланника к нему: почему и просил, чтоб ему и Хулуцы-князю, каж¬дому с 10 000 конницы, произвести облаву подле китай¬ской границы, и будто бы нечаянно встретившись вместе, вступить в пределы Китая. Они еще не дошли, как трое конников бежали, и, поступив в подданство Китая, объ¬явили, что хунны умышляют произвести набег: почему Сын Неба указал двинуть пограничную конницу и рас¬ставить в важных местах, а верховному вождю указал с корпусным приставом, всего четырем человекам выступить за границу с 5 000 конницы, разделенной на три отряда. Каждый из них по выходе за границу прошел несколько сот ли, поймал несколько десятков неприятелей, и воз¬вратился. В это время хунны, по причине бегства трех конников, не смели вступить в пределы Китая, и обратно ушли. В сем году в земле хуннов был голод, в продол¬жение которого погибло до 6/10 и народа и скота; сверх сего выставили в двух местах по 10 000 конницы для предосторожности от китайцев» [Бичурин, 1950, т.1, с. 82-83].
В обществе хунну, видимо, были очень сильны и живучи чувства мести, злобы, зависти и другие низменные качества, вероятно, обусловленные кочевым образом жизни. Когда отдельный род или группа семей самостоятельно существовали в определенной местности независимо ни от кого, такой образ жизни считался верхом справедливой, свободной  и независимой жизни. Когда соседний род или группа семей каким-либо образом усиливалась, то это вызывало определенную настороженность и зависть. От усилившегося соседа можно было ожидать нападения или иного агрессивного действия, любое возвышение соседа вызывало у номадов злобу и зависть. У оседлых племен и народов чувства злобы, зависти, мести и т.д., мы полагаем, было меньше.
Восточный Великий  Цзюйкюй, отец Яньчжи Чжуанькюй, отстав-ленный и низведенный до обычной жены Хюйлюй Цюанькюй Шаньюй, начал питать злобу к последнему, т.е. Шаньюю Хюйлюй Цюанькюю. Когда дочь является Яньчжы (старшей женой) самого Шаньюня, то статус отца старшей жены Великого Восточного Цзюйкюя выше. Другой бы на месте Великого Восточного Цзюкюя примирился с новой ролью дочери и соответственно своей, например, китайский вельможа, а первый, обуреваемый злобой, начал думать, как бы отомстить Шаньюю.
Велика вероятность того, что трое кавалеристов хунну, бежавших и поступивших предательски по отношению к своим, были людьми Великого Восточного Цзюйкюя.
Кроме предательства трех конников, раскрывших планы Шаньюя Кюйлюй-Цюанькая, у хунну получился неприятный инцидент с независимым хуннуским племенем – Сижу (по мнению Мын Кхана: «Сижу есть отрасль Хуннуского Дома» [Бичурин, 1950, т.1, с.85]. Древнекитайские хроники Шицзи и Цяньханьшу пишут: «Осенью хунны покорили поколение Сижу, обитавшее в восточной земле. Старей¬шины сего поколения с несколькими тысячами парода, собрав имущество и скот, вступили в сражение с погра-ничными караулами, весьма многих убили и ранили, и наконец, двинувшись на юг, поддались Китаю» [там же, с. 83].
В 67 г. до н.э. китайцы отобрали у хунну часть Западного края – Чешыское владение и, вероятно, закрыли доступ к реке Или (впадает в оз. Балхаш). Таким образом, вероятно, китайцы перекрыли сообщение между основными хунну и хунну-дулатами, киргизами, усунями. Древнекитайские хроники Шицзи и Цяньханьшу сообщают: «В следующем году, 67, оседлые Западного края соединенными силами ударили на хуннов, завоевали Чешыское владение, и самого владетеля с народом увели с собою. Шаньюй поставил владетелем в Чешы Дзумо, родственника Чешыскому владетелю, собрал остатки рассеянного народа и переселил на восток, а на прежних землях не смел оставить их. Китайский Двор отправил военнопашцев для заселения Чешыских земель, и разделил им пахотные земли. В следующем году, 66, хунны, досадуя, что За¬падные владения соединенными силами напали па Чешы, отправили восточного и западного Великих предводителей, каждого с 10 000 конницы, для заведения земледелия в Западной стороне, чтоб впоследствии стеснить Усунь и Западный край. Чрез два года,  в 64 году, хунны еще отправили восточного и западного Юегяней, каждого с 5 000 конницы. Они с восточным Великим предводи¬телем дважды нападали на Чешыские города, занятые китайцами, но не могли взять» [Бичурин, 1950, т.1, с.83-84].
Ослаблением государства хунну, вызванным многими причинами, в том числе завистью, злобой, чувством мести, предательством таких людей, как Великий Восточный Цзюйкюй, воспользовались даже динлины. В 53 г. до н.э. динлины Сибири произвели набеги на хунну. Шицзи и хроника Цяньханьшу сообщают: «С следующего года, динлины сряду три года производили набеги на земли хуннов, убили и в плен увели несколько тысяч человек, угнали множество лошадей и рогатого скота. Хунны по¬сылали за ними 10 000 конницы, но без всякого успеха» [Бичурин, 1950, т.1, с.84].
Чжуанькюй-Яньчжы, видимо, была  женщиной очень умной, хитрой и активной. Активность ее проявилась в избрании нового Шаньюя после смерти Хюйлюй Цюанькуя, который умер в 60-м г. до н.э. Щицзи и хроника Цяньханьшу сообщают: «Чжуанькюй-Яньчжы, которая вскоре после сего (отставки с Яньчжы – Ш.А.С.), вступила в любовную связь с западным Чжуки-князем. Западный Чжуки-князь хотел ехать в Лун-чен на собрание. Чжуанькюй-Яньчжы сказала ему, что Шаньюй опасно болен, и советовала не удаляться. Через несколько дней Шаньюй умер. Хэсу-князь Синвэйян разо-слал нарочных для приглашения старших князей: но князья еще не собрались, как Чжуанькюй-Яньчжы с младшим своим братом восточным Великим Цзюйкюем Дулунки западного Чжуки-князя Туцитана возвела на престол под наименованием Уянь-Гюйди Шаньюя» [Бичурин, 1950, т.1, с.84].
Антропоним «Уянь» происходит от монгольского слова «уяань – за-вязка, веревка, тесьма, привязь, выдержка, тренировка лошади» [Лувсан-дэндэв, 1957, с. 462], по-западнобурятски «уян» означает «гибкий». По-киргизски (тюркски) слово «уянь» значения не имеет.
Антропоним «Гюйди» происходит от монгольского слова «гуйдэл – бег, ток, течение, циркуляция» [Лувсандэндэв, 1957, с. 129]. По-киргизски (тюркски) значения не имеет.
Древнекитайские хроники Шицзи и Цяньханьшу информируют: «Уянь-гюйди-Шаньюй наследственно по отцу получил достоинство Западного Чжуки-князя. Он был потомок Увей Шаньюев. Уянь-гюйди Шаньюй по вступлении на престол опять начал стараться о возобновлении мира и родства, и отправил младшего своего брата Иньюжо-князя Шенчжы к китайскому Двору с дарами» [Бичурин, 1950, т.1, с.84]. Миролюбивые действия Уянь Гюйди Шаньюя китайскими правителями были не приняты. Посольство младшего брата Уянь Гюйди Шаньюя осталось без ответа, китайцы были на подъеме. Китай расширял свои границы на западе и на севере, в том числе за счет земель хунну и не нуждался в родственниках, клонившихся к закату империи медленно, но верно.
Неудачная миролюбивая внешняя политика Уянь Гюйди Шаньюя, видимо, подтолкнула к агрессивным действиям внутри страны. Напасть на Китай, Уянь Гюйди Шаньюй, видимо, не имел достаточных сил, от хунну отложились Усунь, Динлин, Ушаньму, Сижу и др.
Древнекитайские работы Шицзи и Цяньханшу сообщают: «Шаньюй в самом начале царствования начал бесчеловечно поступать; казнил всех вельмож, управлявших делами при покойном Хюлюй-Цюанькюй-Шаньюе, как-то: Синвэйяна и пр., а удостоил своей доверенности Дулунки, брата Чжуанькюй-Яньчжы; сверх сего, всех близких родственников покойного Шаньюя отставил от должностей, а на их места определил своих родственников» [Бичурин, 1950, т.1, с.84-85]. Уянь Гюйди Шаньюй, вероятно, посчитал быть обязанным отставленной старшей жене покойного Хюйлюй Цюанькая Шаньюя Чжуанькюй-Яньчжы и отправил в отставку всех близких родственников второго и приблизил Дулунки-брата к интриганке Яньчжы.
Древнекитайские Шицзи и Цяньханьшу пишут: «Шаньюй уже  два года царствовал и еще продолжал свои  жестокости. В государстве возникали не-удовольствия против него» [там же, с. 85]. Возникшими брожениями в государстве воспользовались ухуаньцы (авары). В 58 г. до н.э. они «напали на Гули-князя и увели много народу. Шаньюй рассердился. Гуси князь, для избежания опасности, пристал к Ушаньму и старейшинам Восточной стороны, и с общего с ними согласия на престол возвел Гихэушяня под наименованием Хуханье-Шаньюя, потом собрав от 40 000 до 50 000 войска, пошел на запад на Уянь-гюйди Шаньюя. Когда ж пришел на северную сторону реки Гуцзюй, то еще до сражения войско Уянь-гюйди Шаньюя обратилось в бегство. Он послал гонца к
младшему своему брату, Западному Чжуки-князю, с известием, что хунны восточной стороны соединенными силами напали него, и просил его придти с своими войсками на помощь ему. Западный Чжуки-князь сказал ему в ответ, что он из ненависти к людям убивал родственников и старейшин, то пусть один и умирает, а не замешивает его. И так Уянь-гюйди-Шаньюй с досады сам себя предал смерти;  Дулунки бежал к западному Чжуки-князю, а подданные до единого признали Хуханье-Шаньюя» [Бичурин, 1950, т.1, с.85-86].
Антропоним «Хуханье» происходит от монгольского слова  «хухэн – девушка, женщина». «Хуухэн» так же может обозначать что-либо маленькое, нежное. Словом «хухээн» обращаются и к мальчику, и к девочке [Лувсандэндэв, 1957, с. 580]. Хуханье, вероятно, был небольшого роста, похожим больше на подростка или на женщину.
Также антропоним «Хуханье», вероятно, мог быть от монголоязычного слова «хухэнэхэ – человек, ласково приговаривающий, воркующий» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.2, с. 508]. На киргизских (тюркских) языках слово «хуханье» значения не имеет.
В дальнейшем, по описаниям древнекитайской хроники Цяньханьшу, мы увидем, что Хуханье-Шаньюй не оправдывал свое имя, а продолжил раздор внутри государства хунну. Хроника Цяньханьшу сообщает: «Хуханье-Шаньюй чрез несколько месяцев по возвращении в орду отпустил войска на их прежние места; нашел старшего своего брата Хутууса в число простолюдинов и поставил его Восточным Лули-князем; потом послал приказ старейшинам Западной стороны, чтобы они убили своего Чжуки-князя, младшего брата Уянь-Гюйди Шаньюева» [Бичурин, 1950, т.1, с. 86], того самого Западного Чжуки-князя, который отказал Уянь-Гюйди Шаньюю в поддержке и сказал ему, что он из ненависти к людям убивал родственников и старейшин, то пусть один и умирает, а не замешивает его. Мы думаем, Западный Чжуки-князь, не поддержавший своего брата Уянь Гюйди Шаньюя, наоборот, достоин был всяческой похвалы и поощрения, а не смерти, которой хотел Хуханье Шаньюй.
Политика  ненависти, мелочной мести, злобы, зависти и интригантства, начатая еще в 68 г. до н.э. Шаньюем Хюйлюй-Цюанькюем продолжил Шаньюй Уянь Гюйди, затем Хуханье Шаньюй, который привел государство Хунну к расколу. Западную часть, где поставили Жичжо-князя Босюй-тана Чжуки-Шаньюем, и Восточную часть, где правил Хуханье Шаньюй. Было это в 58 г. до н.э. Древнекитайская хроника Циньханьшу сообщает: «В ту зиму Дулунки и Западный Чжуки-князь, с общего согласия, Жичжо-князя Босюй-тана поставили Чжуки-Шаньюем. Они собрали несколько десятков тысяч войска и пошли на восток на Хуханье-Шаньюя. Войско Хуханье-Шаньюя было разбито и обратилось в бегство» [Бичурин, 1950, т.1, с. 86].
В 58 г. до н.э. империя хунну фактически раскололась на две враждую-щие части: Западную и Восточную, каждая со своим правителем – Шаньюем.
В 57 г. до н.э. сепаратистски настроенных Шаньюев стало еще больше. Хроника Цяньханьшу сообщает: «Осенью следующего года, Чжуки-Шаньюй, для предосторож¬ности против Хуханье-Шаньюя, отправил Жичжо-князя Сяньханьшяня и старшего брата Югянь-князя, каждого с 20 000 войска, расположиться по Восточной стороне.
В сие время приехавший Хуге-князь Западной стороны согласился с Вэйли-данху оклеветать Западного Чжуки-князя, что он замышляет объявить себя Уцзи-Шаньюем. Чжуки-Шаньюй Западного Чжуки-князя с сыном предал смерти, но после узнал о его невинности и казнил Вэйли Данху, почему Хуге-князь пришел в страх и отложился. Он объявил себя Хуге Шаньюем. Западный Юйди-князь, получив известие о сем, тотчас объявил себя Чели-Шаньюем. Уцзи Дуюй также объявил себя Уцзи-Шаньюем. Всего стало пять Шаньюев. Чжуки-Шаньюй сам пошел на восток против Чели-Шаньюя; а Дулункия отправил против Уцзи-Шаньюя. Уцзи и Чели оба были разбиты и бежали на северо-запад. Они присоединились к Хуге-Шаньюю и составили сорокатысячный корпус войск. Уцзи и Хуге сложили с себя достоинство Шаньюя и решились совокуп¬ными силами поддерживать Чели-Шаньюя. Чжуки-Шань¬юй, получив известие о сем, приказал Восточным: Великому предводителю и Дуюю – для предосторожности против Хуханье-Шаньюя – расположиться по Восточной сто¬роне с 40 000 конницы, а сам с 40 000 конницы пошел на запад на Чели-Шаньюя. Чели-Шаньюй был разбит и бежал на северо-запад. Чжуки-Шаньюй пошел на юго-запад и остановился в урочище Ундунь. В следующем году, 56, Хуханье-Шаньюй отправил младшего своего брата запад¬ного Лули-князя с прочими на запад для нападения на Чжуки-Шаньюя. Он побил и в плен взял до 10 000 человек. Чжуки-Шаньюй, извещенный о сем, тотчас выступил в по¬ход с 60 000 конницы, чтобы ударить на Хуханье-Шаньюя. Он прошел около 1000 ли, но не дошед до урочища Нугу, встретился с войском Хуханье-Шаньюя, простиравшимся до 40 000, и вступил в сражение. Войско Чжуки-Шаньюя не устояло, и он предал себя смерти. Дулунки с младшим Чжукиевым сыном Западным Лули-князем Гумэулуту бежал к китайскому Двору, а Чели-Шаньюй на востоке по¬корился Хуханье Шаньюю» [Бичурин, 1950, т.1, с. 86-87]. Покорением Чели-Шаньюня и самоубийством Западного Чжуки-Шаньюя сепаратизм в государстве хунну не прекратился.
Далее хроника Цяньханьшу продолжает: «Хуханье-Шаньюев Вос-точный Великий предводитель Улигюй и отец его Хусулэй Улиманьдунь, видя смятения в доме хуннов, собрали не¬сколько десятков тысяч своего народа и на юге поддались Китаю. Они получили княжеские достоинства, Улигюй достоинство Синь-чен-хэу, Улиманьдунь достоинство И-ян-хэу. В это время сын полководца Ли Лин вторично объявил Уцзи-дуюй Шаньюем: но Хуханье Шаньюй поймал сего Шаньюя, и отрубил ему голову; а после сего опять возвратился в орду. Впрочем он лишился нескольких де¬сятков тысяч подданных. Чжуки-Шаньюев родственник Сюсюнь-князь, имея до 600 своей конницы, напал на Восточного Великого Цзюйкюя и убил его; потом присово¬купив войско его к своему, пришел в Западную сторону и объявил себя Жуньчень-Шаньюем на западной границе. Вслед за сим старший брат Хуханье-Шаньюев, Восточный Чжуки-князь Хутуус, объявил себя Чжичжы-гудуху Шаньюем на восточной границе. По прошествии двух лет Жуньчень Шаньюй пошел с своим войском на восток на Чжичжы Шаньюя, но Чжичжы-Шаньюй убил его на сра¬жении, и, присовокупив войско его к себе, напал на Хуханье Шаньюя. Последний был разбит; войско его обра¬тилось в бегство, и Чжичжы-Шаньюй остался жить в орде» [Бичурин, 1950, т.1, с. 86-87].
Сепаратистское движение охватило  империю Хунну в результате политики Шаньюев, начиная, мы думаем, с 68 г. до н.э. с Хюйлюй-Цюанькюй Шаньюя и до Хуханье Шаньюя в 56 г. до н.э. Разброд, шатание, предательство в государстве хунну стали обычными явлениями.
Старший брат Хуханье Шаньюя Хутууса, который был в числе простолюдинов и занял в 56 г. должность Восточного Чжуки князя, объявил себя тоже Шаньюем Чжичжы. Чжичжы был вытащен Хуханье Шаньюем «из грязи в князи», из самых низов хуннуского общества.
Родственник Западного Чжуки князя, покончившего с собой, Сюсюнь-князь, напав на Восточного Цзюкюя, убил его и, «присовокупив войско его», объявил себя Жуньчень-Шаньюем.
Антропоним «Сюсюнь», вероятно, объясняется монгольским словом «сусэгтэн – верующий, верующие» [Лувсандэндэв, 1957, с. 370]. По-киргизски (тюркски) слово «сюсюнь» значения не имеет.
Должность «жунчень», вероятно можно сблизить с монгольским словом «жанжин – главнокомандующий, полководец, главный» [Лувсан-дэндэв, 1957, c. 177]. Видимо, Сюсюнь-князь хотел быть главным Шаньюем.
Древнекитайская хроника Цяньханьшу сообщает: «После поражения Хуханье Шаньюя, Восточный Ичжицзы-князь подал Шаньюю совет поддаться китайскому Двору, просить у него вспоможения, и таким образом вос¬становить спокойствие в Доме Хуннов. Хуханье Шаньюй отдал сие дело на мнение старейшин. «Это невозможно, говорили старейшины. Сражаться на коне есть наше гос¬подство: и потому мы страшны пред всеми народами. Мы еще не оскудели в отважных воинах. Теперь два род¬ные брата спорят о престоле, и если не старший, то млад¬ший получит его. В сих обстоятельствах и умереть со¬ставляет славу. Наши потомки всегда будут царствовать над народами. Китай как ни могуществен, не в состоянии поглотить все владения хуннов: для чего же нарушать уложения предков? Сделаться вассалами Дома Хань значит унизить и постыдить покойных Шаньюев и подверг¬нуть себя посмеянюю соседственных владений. Правда, что подобный совет доставит спокойствие, но мы более не будем владычествовать над народами». Я иначе думаю, сказал на это Восточный Ичжицзы: могущество и сла¬бость имеют свое время. «Ныне Дом Хань в цветущем состоянии. Усунь и оседлые владения в подданстве его. Дом Хуннов со времен Цзюйдихэу Шаньюя день ото дня умаляется и не может возвратить прежнего величия. Сколько он ни силится, но ни одного спокойного дня не видит. Ныне его спокойствие и существование зависят единственно от подданства Китаю; без сего подданства он погибнет. Какой другой совет может быть лучше предлагаемого мною?» Старейшины при столь затруднительном обстоятельстве долго не могли решиться. Хуханье склонился на пред-ложение Ичжицзы, и, взяв свой народ, подошел на юг к Долгой стене. Он отправил сына своего, Западного Чжуки-князя Чжулэй-кюйтана, к китайскому Двору в службу» [Бичурин, 1950, т.1, с. 88]. В действительности Хуханье Шаньюй отдал своего сына в заложники к китайцам, что практиковалось в то время. Хуханье шаньюй не прислушался к совету старейшин, призывавших сражаться и поэтому страшных перед всеми народами хунну, а прислушался к совету Восточного Ичжицзы; фактически китайского шпиона или китайского агента влияния.
Победитель Шаньюя Хуханье, его старший брат, правивший западной частью государства Хунну, также отправил сына китайцам в заложники. Хроника Цяньханьшу пишет: «Чжичжы-Шаньюй также послал сына своего западного Великого предводителя Гюйюйлишу, к китайскому Двору в службу. Это было первое лето правления Гань-лу, 53 до Р.Х.» [Бичурин, 1950, т.1, с.88]. Государство Хунну стало зависимым – вассальным от Китая. В 52 г. до н.э. Цяньханьшу сообщает: «Шаньюй в первый день первой луны представлен был Сыну Неба в загородном дворце Гань-цюань и принят отличным образом. Он за¬нял место выше всех князей. Возглашали его вассалом, но не именем» [там же, с. 89].
Государство хунну, мы думаем, стало вассалом Китая в результате не-умелого правления Хюйлюй-Цюанькюя, затем Уянь-Гюйди Шаньюя  Хуханье Шаньюя. Неумелость руководства государством, по нашему мнению, заключалась в политике  ненависти к своим мнимым оппонентам, мести, злобы к ним, в сепаратизме вельмож, в их склонности к интригам и предательстве, которые не умели упредить вышеуказанные шаньюи-правители.
Мы полагаем, восточный Ичжицзы в своей речи на совете старейшин при Шаньюе Хуханье сказав, что Хунну со времен восьмого Шаньюя Цзюйдихэу, становится все меньше и они не могут вернуть своего величия, был, вероятно, неправ. При восьмом Шаньюе Цзюйдхэу в начале I в. до н.э. хунну успешно вели войны с Китаем.
При десятом Шаньюе Хуанди, вступившем в должность в 85 г. до н.э., мы считаем, были первые звоночки кризиса в государстве. По-настоящему кризис государства, по нашему мнению, начался при Хюйлюй-Цюанькай Шаньюе, когда набеги на соседний Китай стали неудачными.
В 50 г. до н.э.  оба Шаньюя прислали к китайскому императору послов с дарами. Хроника Цяньханьшу сообщает: «В начале Чжичжы-Шаньюй полагал, что Хуханье-Шаньюй хотя и поддался Китаю, по слабости своих войск не может возвратиться на преж¬ние земли; почему пошел с своим войском на запад, чтобы утвердить Западную сторону под своею властью. Млад¬ший брат Чжуки-Шаньюев, служивший при Хуханье-Шаньюе, также бежал в Западную сторону, где собрал войско, оставшееся после двух его старших братьев, и, сим обра¬зом получив несколько тысяч человек, объявил себя Илиму-Шаньюем: но по дороге встретился с Чжичжы-Шаньюем и вступил в сражение с ним. Чжичжы убил его и до 50 000 войск его присоединил к своим войскам; и как он получил известие, что китайский Двор помогает Хуханье-Шаньюю и войсками и хлебом, то и остался жить в Западной стороне. Расчисляя, что он собственными силами не в состоянии утвердить спокойствие во владениях хуннов, подался далее на запад к Усуню, и, желая соединить¬ся с ним, отправил посланника к малому Гуньми Уцзюту. Уцзюту, зная, что Китай поддерживает Хуханье-Шаньюя, а Чжичжы-Шаньюй близок к погибели, хотел, в угождение китайскому Двору, напасть на него: почему убил послан¬ника Чжичжы-Шаньюева и отправил голову его в место¬пребывание наместника; а для встретения Чжичжы-Шаньюя выслал 8 000 конницы. Чжичжы, видя, что Усуньских войск много, а его посланник еще не возвращался, выставил свое войско и, ударив на усуньцев, разбил их отселе, поворотив на север, ударил на Угйе. Угйе покорился, и Чжичжы при помощи войск  разбил на западе Гянь-гунь; на севере покорил Динлин. Покорив три царства, он часто посылал войска на Усунь, и всегда одерживал верх» [Бичурин, 1950, т.1.с.90-91].
Самозванный Шаньюй Чжичжы убил родного брата Ильму-Шаньюя и остался жить в Западной стороне примерно на территории современного Восточного Казахстана и Восточного Туркестана, где проживали, вероятно, хунну-дулаты, киргизы (гянгуни), усуни и др. Ставка самозванного Шаньюя, вероятно, находились среди киргизов (цяньгуней-гянгуней), потому что Цяньханьшу пишет: «Тотчас отправили в Гяньгунь (курсив – Ш.А.С.) посланника сообщить это Чжичжы» [там же, с. 99]. Чжичжы Шаньюй хотел дальше уйти от киргизов в Кангюй, населенный ираноязычными, видимо, посчитал, что так будет безопаснее. Кангюйский владетель дал разрешение  и это сообщение обрадовало его. Но радовался самозванец зря. Цяньханьшу сообщает: «Впоследствии наместник Гань Янь-шеу и помощник его Чень Тхай пришли в Кангюй с войсками и казнили Чжичжы»  [Бичурин, 1950, т.1, с.93].
Примерно в 47 г. до н.э. владетелю Восточной части государства Хунну, Шаньюю Хуханье большая часть старейшин советовала возвра-титься с юга из приграничной с Китаем территории на север Н.Я. Бичурин, ссылаясь на Шигу в примечаниях, пишет: «Шы-гу пишет: близ укрепленной границы уже не было ни пищи, ни зверей; и посему нечего было промышлять на охоте; притом не боялись Чжичжы; почему хотели возвратиться на север, на прежние места»  [Бичурин, 1950, т.1, с.92].
Хроника Цяньханьшу сообщает: «После сего Хуханье действительно ушел на север в прежнюю орду. Народ мало по малу возвратился к ней, и при Дворе его утвердилось спокойствие» [там же, с.92]. 
В 33 г. до н.э. Шаньюй Хуханье приехал в Китай и был обласкан императором. Цяньханьшу пишет: «Ему дано одежд, шелковых тканей и бумажной ваты вдвое более против прошлого раза. Шаньюй изъявил же-лание сблизиться с Китаем через женитьбу на девице из Дома Хань. Госу-дарь выдал за Шаньюя принятую во дворец при Юань-ди благородную девицу Ван Цян, по проименованию Чжао-гюнь. Восхищенный Шаньюй представил государю, что он желает вечно охранять китайскую границу от Шан-гу на запад до Дунь-хуан и просил снять пограничные гарнизоны, чтоб успокоить Сына Неба и народ его. Сын Неба отдал это на рассмотрение чинов. В совете почти признали такое предложение выгодным только Лан-чжун (Лан Чжун, по Н.Я. Бичурину, название среднего должностного хана) Хэу Ин, основательно знавший пограничные дела, говорил, что согласиться на это невозможно. Государь потребовал объяснения, и Хэу Ин в от¬вет написал: «Со времен династий Чжеу и Цинь хунны неистовствовали, грабили и опустошали пограничные ме¬ста. Дом Хань, при восстании своем, особенно потерпел от них. Известно, что по северной границе до Ляо-дун ле¬жит хребет под названием Инь-шань, простирающийся от востока к западу на 1 000 слишком ли. Сии горы приволь¬ны лесом и травою, изобилуют птицею и зверем. Модэ Шаньюй, утвердившись в сих горах, заготовлял луки и стрелы и отсюда производил набеги. Это был зверинец его. Уже при Хяо Ву-ди, выступили войска за границу, отразили хуннов от сих мест и прогнали их за Шо-мо на се¬вер; основали укрепленную пограничную линию и открыли по ней караулы и дороги; сбили внешнюю стену и снаб¬дили ее гарнизонами для охранения. После сего уже увиде¬ли на границе некоторое спокойствие. От Шо-мо на се¬вер земли ровные, лесов и травы мало, но более глубокие пески. Когда хунны предпринимают произвести на¬беги, то мало имеют скрытных мест для убежища. От укрепленной границы на юг лежат глубокие горные до¬лины, трудные для прохода. Пограничные старики гово¬рят, что хунны, после потери хребта Инь-шань, не мо¬гут без слез пройти его. Если снять гарнизоны, поставленные на границе для предосторожности, то покажем, что мы не в силах против больших преимуществ на стороне иноземцев. Вот первая причина невозможности. Второе: ныне хунны осенены милостями нашего Двора; спасен¬ные от погибели, они с преклонением головы назвались вассалами. Но чувства иноземцев таковы: в тесных обстоятельствах они унижаются и покорствуют; усилившись, гордятся и противоборствуют. Сии свойства врожденны им. Вместо уничтожения внешней стены и уменьшения караулов, ныне достаточно отменить сторожевые маячные огни. В древности и в спокойное время не упускали опас¬ностей из виду. Вот вторая причина, по которой не должно отменять меры предосторожности. В Срединном государстве есть понятие о приличии и справедливости, есть уло¬жение о наказаниях; и при всем том глупый народ нарушает запрещения. Что же сказать о Шаньюе, может ли он на¬верное удержать свой народ от нарушения договора? Вот третья причина. С того времени, как Срединное государ¬ство нужным нашло построить крепости и заставы для обуздания удельных князей и пресечения властолюбивых видов их, завели пограничные укрепления, поставили гарнизоны, но не для хуннов только, а и для жителей за¬висимых владений, бывших подданных хуннуских, чтоб они, соскучась по родине, не вздумали бежать. Вот четвертая причина. Ближние Западные Кяны, охраняя укрепленную линию, вступили в связь с китайцами. Чиновники и простолюдины, увлекшись корыстолюбием, отнимали у них скот, имущество, жен и детей. Отсюда возникли неудовольствия и ненависть, бывшие причиною долговременных замешательств. Если ныне оставить гра-ницу без караулов, то мало по малу возродятся пренебре¬жение и споры. Вот пятая причина. В прошлое время мно¬гие из следовавших при армии без вести пропали и не воз¬вратились; семейства их остались в бедности и нужде. Не могут ли они бежать за границу к своим родственникам? Вот шестая причина. Невольники и невольницы у погра¬ничных жителей без исключения помышляют о бегстве. Они вообще говорят, что у хуннов весело жить, и несмот¬ря на бдительность караулов, иногда перебегают за гра¬ницу. Вот седьмая причина. Разбойники, воры и другие преступники, в крайних обстоятельствах, скрываются бегством на север за границу; и там не возможно поймать их. Вот восьмая причина. Уже более ста лет прошло, как основали укрепленную границу. Она не вся состоит из земляного вала; местами по гребням гор каменья и ва¬лежник, по ущельям и долинам водяные ворота мало по малу изгладились. Ратники занимались построением и под-держиванием сей границы. Такие труды стоили многого времени и великих издержек. Кажется, что в Совете по¬верхностно смотрели на предприятие и цель, и думали только о сокращении караулов. В предбудущее время,  может быть, случится какой-нибудь переворот, а укрепленная линия будет в развалинах, караулы уничтожены. Тогда потребуется снова высылать гарнизоны и возобно¬влять линию; а труд нескольких десятков лет не возможно вдруг привести в прежнее состояние. Вот девятая причина. Но снятие гарнизонов и уменьшение караулов, если Шань¬юй сам будет возобновлять укрепленную линию, то он, считая это большою услугою Китаю, непременно будет представлять одни за другими разные требования; и если в малейшем чем-либо не будет удовлетворен, то невозможно будет проникнуть в его мысли. Неприязнь с иноземцами всегда сопряжена со вредом для Срединного государства. Мнение Совета не представляет постоянного средства к долговременному сохранению глубокой тишины и к обузданию иноземных народов» [Бичурин, 1950, т.1, с. 93-96].
Китайский чиновник среднего звена – ланчжун, заседавший в Совете при императоре, которого звали Хэу Ин, знавший историю китайско-хуннуских отношений, оказался чересчур прозорливым и дальновидным. Он правдиво описал китайско-хуннуские отношения, глубоко проникая в историю и делая выводы. К выводам Хэу Ина прислушался император. Хуханье Шаньюй, получив отрицательный ответ китайского императора, признал: «Я не дальновиден в расчленении; к счастию сын Неба через вельможу удостоил меня благосклоннейшего ответа» [Бичурин, 1950, т.1, с. 96].
В 31 г. до н.э. Шаньюй Хуханье после 28 лет правления государством Хунну умер. На престол был возведен его сын Дяо-тао мочао под именем Фучжулэй-жоди Шаньюй. Антропоним  «Фучжулэй», вероятно, испорченное китайскими авторами слово, на монгольском и киргизском (по-тюркски) это слово значения не имеет.
Слово «Жоди», вероятно, от монгольского слова «жолоо – поводья, вожжи, бразды правления».
Правление Фучжулуй-Жоди Шаньюя ничем не примечательно, походы на ближних и дальних соседей в хрониках не описаны. Не описаны также набеги на Китай. Государство Хунну продолжало быть вассалом Китая.
Хроника Цяньханьшу сообщает: «Фучжулуй Шаньюй умер на десятом году царствования в первое лето Хун-гя, 20, младший его брат Цзюймисюй возведен на престол под наименованием Сэусйе-жоди-Шаньюй».
Антропоним «Сэусйе», вероятно, испорченное китайскими авторами слово, на монгольском и киргизском (тюркском) это слово значения не имеет.
Внешняя и внутренняя политика Сэусйе-жоди-Шаньюя остались неиз-менны, хунну исполняли функции вассала Китая.
В 12 г. до н.э. Сэусйе-жоди-Шаньюй умер. Хроника Цяньханьшу сообщает: «Младший брат его Цзюймисюй на престол под наименованием Гюйя Жоди Шаньюй» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 98].
Антропоним «Гюйя», вероятно, испорченное китайское слово, на мон-гольском и киргизском (по-тюркски) слово «Гюйя» не имеет.
Внешняя и внутренняя политика Гюйя жоди Шаньюя оставались неиз-менны.
В 8 г. до н.э. Гюйя жоди Шаньюй умер. Хроника Цяньханьшу пишет: «…младший брат  его Наньчжияс возведен престол под наименованием Учжулю-жоди Шаньюя» [Бичурин, 1950, т.1, с. 98].
Антропоним «Учжулю», вероятно, происходит от монгольского слова «уучжулах – прощать, извинять, помиловать, оказывать снисхождение, великодушный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 465]. Но есть вероятность того, что это слово происходит от киргизского (тюркского) слова  «уч-три» [Юдахин, 2012, с. 826], «жулю – жол – дорога, путь» [Юдахин, 2012, с. 257]. Точно установить имя Учжулю-жоди-Шаньюя невозможно.
Антропоним «Наньчжияс», вероятно, происходит от монгольского слова «наана, наансас – ранее срока, времени» [Лувсандэндэв, 1957, с. 256], обычно так называли в старину монголоязычные недоношенных детей. По-киргизски (тюркски) это слово значения не имеет. Но антропонимом «наньчжияс» может быть сближаем с другим монгольским словом «наншаах, наншаах - пустословить, болтать, нести чепуху, пустомеля, болтун» [Лувсандэндэв, 1957, с. 263].
Шаньюй Учжулю, несмотря на вероятное имя «пустомеля», показал твердость характера в отстаивании интересов государства Хунну. Хроника Цяньханьшу сообщает: «…у хуннов есть угол земли, вдавшийся в пределы Китая прямо против  области Чжан-йе. На этом клине растет очень хороший лес, годный на древки для стрел, и водятся орлы, коих перья употребляются на опушку стрел. Весьма бы выгодно было для границы приобрести это место. Гынь доложил государю о выгодах этого места, и государь нашел нужным потребовать этот угол от Шаньюя; он опасался, чтоб отказом со стороны Шаньюя не унизить своего достоинства. Гынь сообщил волю государя посланнику Фань и препоручил ему потребовать  этот угол будто бы от себя. Фань, по прибытии к хуннам, предложил об этом Шаньюю. Это сказал Шаньюй, есть повеление Сына Неба, только от твоего имени, г. посланник, предложенное. Точно, отвечал Фань, есть воля моего государя; но я подаю тебе Шаньюй совет. Шаньюй сказал на это: «Покойные государи Сюань-ди, 73-49, и Юань-ди, 48-33, отечески милосердовали и Хуханье Шаньюю, и все, что лежит от Великой стены к северу, предоставили Дому Хуннов. Упомянутый тобою угол земли принадлежит караульному Вынь-князю. Я не имею сведений ни о положении, ни о произведениях этого угла. Позволь отправить нарочного для разведения. Посланники оба возвратились в Китай; но после, когда вторично были отправлены к хуннам, они потребовали землю, о которой переговоры были. Шаньюй сказал: «Отцы и братья уже пять раз передали престол, и Двор не требовал этой земли, а ныне, узнав о ней, начал требовать. По сведениям, доставленным мне от караульного Вынь князя, удельные владетели западных хуннуских земель единственно с сих гор пользуются лесом для юрт и телег. Сверх сего я не смею отдавать земель, оставленных мне предками» [Бичурин, 1950, т.1, с.98-99].
Несмотря на то, что прошло 200 с лишним лет, как основатель государства Хунну Шаньюй Модэ сказал, что «земля есть основание государства», по его заветам действовал Шаньюй Учжулю. Он не уступил китайцам кусочек земли, вдававшейся в территорию Китая.
В I г. до н.э. древнекитайская хроника Цяньханьшу сообщает: «…Чешыский владетель Гэугу и Кюй-ху-лай Князь Танду по ненависти к наместнику и приставу, забрав свои семейства и людей, бежали и поддались хуннам. Шаньюй принял их и поселил на земле Восточного Лули-князя, а о принятии их донес Двору докладом, с прописанием обстоятельств. Отправлены хуннуские приставы сказать Шаньюю, что Западный край состоит в подданстве Китая; почему Шаньюй не должен принимать людей и обязан отправить их. Шаньюй в ответ на это сказал: «Государи Сюань-ди, и Юань-ди, по милосердию своему включили в договор, что от Долгой стены на юг все должно принадлежать Сыну Неба, а от Долгой стены на север - Шаньюю. Если нападут на укрепленную линию, то доносить Двору; желающих поддаться не принимать. Мне известно, что родитель Хуханье-Хан, беспредельно облагодетельствованный, пред смертью сказал: кто из Срединного государства пожелает поддаться, не принимать, а из признательности к великим милостям Сына Неба препровождать до укрепленной линии. А сии люди из иностранных владений; я мог принять их». У хуннов, возразил посланный, возник раздор между кровными, и Дом их едва не пресекся; только по великой милости Срединного Двора он из-бежал опасности, и опять продолжается; семейство в целости и наслаждается спокойствием; преемствие из колена в колено не прекращается. Надобно быть признательному к великим милостям. Шаньюй, поклонившись, извинился, задержал обоих поддавшихся и представил посланному. Указано хуннускому приставу Ван Мын встретить и принять их в Западном крае, на меже урочища Эдуну. Шаньюй отправил посланника препроводить их, а между тем просил помиловать их. Посланник донес Двору, но указано отказать в просьбе. Собраны все владетели Западного края, и в присутствии их отсекли виновным головы» [Бичурин, 1950, т.1, с. 101-102].
Если китайские претензии на незначительную территорию были отвергнуты, то отстоять беглого Чешыского князя Танду и владетеля Гэугу, Шаньюй Учжулю не смог. Китайский посланник упрекнул действующего Шаньюя и его предшественников  в том, что они не забывали великой ми-лости  китайского государства, иначе опасность междоусобной войны среди хунну не избежать, так можно трактовать слова посланника. Шаньюй Учжулю не выдержал и согласился выдать беглецов, которые были казнены в присутствии владетелей всего Западного края. Ныне границы Западного края  примерно совпадают с границами Синьцзян Уйгурского автономного района.
Далее хроника Цяньханьшу сообщает: «Вслед за сим в прежний до-говор с хуннами введены четыре новые статьи: 1) жителей Сре¬динного государства, бежавших к хуннам, 2) беглых усуньцев, желающих поддаться хуннам, 3) жителей Западного края, получивших от Срединного государства печати с кистями и желающих поддаться хуннам, 4) ухуаньцев, желающих поддаться хуннам, не принимать. От¬правлены хуннуские приставы доставить хуннам четыре статьи, положенные в один конверт с прочими бумагами и вручить Шаньюю для исполнения. Почему прежний дого¬вор, заключенный государем Сюань-ди, обратно взят в конверте. В это время Ван Maн представил, чтобы запретить упо¬треблять в Срединном государстве двусловные имена: поче¬му отправлен был посланник намекнуть Шаньюю, чтобы он представил государю о своем желании принять однослов¬ные имена, за что Двор щедро наградил его. Шаньюй последовал сему внушению, и в представлении Двору написал: «Имея счастие служить вассалом, я восхищаюсь глубоким миром и мудрым правлением. Прежнее мое имя было Нан-чжи-я-сы, отныне буду называться Чжи». Ван-Ман был чрезвычайно доволен; почему доложил вдовст¬вующей императрице, чтоб отправить посланника с от¬ветною грамотою и богатою наградою. По введении но¬вых четырех статей в договор с хуннами, китайский при¬став в Ухуаньском аймаке объявил ухуаньскому народу не давать хуннам ясак холстами и кожами. Хунны отпра¬вили, как прежде водилось, комиссара требовать ясак с ухуаньцев; за ним поехало множество людей обоего пола для торговли. Ухуаньцы отказали им, ссылаясь на указ¬ную статью Сына Неба, запрещающую давать хуннам ясак. Хуннуский комиссар рассердился и повесил ухуаньского старшину вверх ногами. Раздраженные родствен¬ники старшины пришли к хуннускому комиссару и чинов¬никам его, отняли женщин, лошадей и волов. Шаньюй, получив известие о сем происшествии, предписал войскам Восточного Чжуки-князя идти в Ухуань и потребовать от¬чета в убиении комиссара. Чжуки-князь напал на ухуань¬цев, и они рассеялись; одни бежали в горы, другие к за¬щите восточной границы. Хунны много убили людей, и в плен увели до 1 000 женщин, девиц, слабых и малолетних, и поместив их в Восточной стороне, сказали ухуаньцам, чтобы приезжали с скотом, кожами и холстами выкупать пленных. Около 2000 уxуаньцев приехали со скотом и вещами для выкупа. Хунны взяли выкуп, а пленных не отдали»  [Бичурин, 1950, т. 1, с.102-103].
Из четырех новых статей, внесенных китайской стороной в договор о мире и родстве, заключенный его предшественниками в I в. до н.э., современниками императора Поднебесной Сюан-ди, наглядно показывают, что такие западные территории, как  Усунь, Чешы, перешли от хунну к китайцам, т.е. западными территориями управляли китайские наместники и приставы.  Китайцы в новациях хотели отторгнуть восточные земли, в частности, ухуаньцев (авар), но хунну прежний статус-кво сохранили. Было это около 8 г. до н.э.
В 9 г. до н.э. китайский вельможа Ван Ман незаконным путем стал императором Китая. Древнекитайская хроника Хоуханьшу пишет, как китайцы обманным путем хотели подменить печать своему вассалу – Шаньюю Учжулю: «Ван Ман, похитив престол, а в первое лето правления Гянь-го, военачальника Ван Гюнь с пятью военными чиновниками и большим количеством золота, шелковых тканей, чтобы задарить Шаньюя, и препоручил объявить  Шаньюю о принятии  им престола от Дома Хань и при сем случае переменить прежнюю печать Шаньюеву. На прежней Шаньюевой печати были вырезаны китайские слова Хун-ну Шань-юй-си, что зн. государственная печать хуннского шаньюя: на новой же печати Ван Ман велел вырезать слова: Синь-Хун Шань-юй чжан, что значит новый знак хуннского шаньюя. Посланники по прибытии тотчас вручили Шаньюю печать с шнурами, а прежнюю именем государя обратно потребовали. Шаньюй, принимая указ, учинил двукратное поклонение. Посланник еще до перевода указа хотел развязать и взять прежнюю печать. Шаньюй, подняв ее обеими руками вверх, хотел подать посланнику, но Восточный Гуси-хэй Су со стороны сказал Шаньюю, что, не увидев надписи на новой печати, не должно возвращать старой. Шаньюй, остановись, раздумал отдать, и просил посланника посидеть в ставке. Шаньюй хотел прежде учинить поклонение: но посланник объявил ему, что прежнюю печать с шнурами должен немедленно отправить к государю. Шаньюй согласился и опять обеими руками поднял печать. Переводчик Су опять сказал ему, что, не увидев надписи на печати, пока не отдавать. К чему переменять надпись, сказал ему Шаньюй, и отдал прежнюю печать, а новую принял от посланника, не посмотревши. После сего открыт пир, продолжавшийся до ночи.  Младший товарищ Чень Жао сказал прочим членам посольства: Гуси-хэу, сомневаясь в надписи на печати, едва не принудил Шаньюя не отдавать прежней печати. Теперь же, рассмотрев перемену надписи на новой печати, не преминут потребовать прежнюю, и мы ни под каким предлогом отказать не можем. Получив прежнюю печать, опять лишиться ее, есть величайшее посмеяние государеву указу. Лучше разбить прежнюю печать и пресечь повод к неприятностям. Посланники колебались и не соглашались. Чень Жао был человек решительный и мужественный. Он взял чекан и разбил печать. На другой день Шаньюй действительно прислал западного Гудухэу доложить посланнику, что печать, пожалованная Шаньюю Домом Хань, названа была Си, а нечжан, и сверх того нет китайских букв: а князьям и прочим «давалась печать с надписью Чжан, и что на новой вместо буквы Си при-бавлена буква Синь, что Шаньюя ни мало не отличает от его подданных; и посему потребовал возвратить ему прежнюю печать. Посланник, указывая на прежнюю печать, сказал: новый Дом, действуя по изволению Неба, производит учреждения: посему-то мы сами разбили прежнюю печать. Шаньюй, повинуясь определению Неба, ты должен поступать по уложению нового Дома, и возвратить печать. Шаньюй видел, что невозможно помочь делу, притом же получил множество подарков; и так отправил с посланником к Двору младшего своего брата Западного Чжуки-князя Юй с лошадьми и волами, и в представлении просил дать ему прежнюю печать. Посланник на возвратном пути прибыл в земли восточного Ливу-князя Хяня, где увидел множество ухуанцев, и спросил князя об них. Хянь объяснил ему. Посланник сказал, что вследствие новых четырех статей не следовало принимать поддавшихся ухуаньцев, и теперь надлежит немедленно возвратить их. Я поспешу, сказал  Хянь, донести о сем Шаньюю, и по получении ответа не премину возвратить их. Шаньюй приказал Хяню спросить посланника: как возвратить их, внутри или вне укрепленной линии? Посланник не смел решить этот вопрос, а донес государю. Государь указал принять их вне укрепленной линии»  [Бичурин, 1950, т.1, с.103-105]. Злоупотребляя легковерием хунну, китайцы обманули Учжулю Шаньюя, подменив печать, где Шаньюй был низведен фактически до положения обычного князя. Когда обман раскрылся, было уже поздно, прежняя печать была уничтожена. Шаньюя Учжулю  поведение китайцев возмутило. Хоуханьшу описывает: «Вначале Шаньюй отказал Двору в уступке земли, которую Хя-хэу Фань просил; после того просил дозволении собирать ясак с ухуаньцев и, не получив желаемого, ограбил их. Отсюда родились первые неудовольствия, усиленные впоследствии переменою надписи на печати: почему Шаньюй, в негодовании отправил Западного Великого Цзюйкюйя  Пухулутзцы, всего до десяти человек с 10 000 конницы, под предлогом препровождения ухуаньцев, и сии войска расположились близ укрепленной линии под Шо-фан»  [Бичурин, 1950, т.1, с.105]. Н.Я. Бичурин, ссылаясь на Шы-гу, пишет: «Говорили, что для препровождения ухуаньцев, а в самой вещи для произведения набегов» [там же, с. 105].
В 10 г. н.э. события разворачивались стремительно в сторону восстановления суверенитета и отказе от вассалитета хунну от Китая. Хо-уханьшу пишет: «В следующем году Сюйчжили, владетель заднего Чешы в Западном крае, умыслил поддаться хуннам. Наместник Дань Цинь отсек ему голову. Старший владетелев брат Хуланьчжы, взяв своих людей до 2000 человек, забрав имущество и скот, со всем родом ушел и поддался хуннам. Шаньюй принял его. Хуланьчжы, соединившись с хуннами, напал на Чешы, убил Хэученского владетеля, ранил наместников Сы-ма и возвратился к хуннам. В сие время Сюй И, пристав Чень Лян, Чжун Дай, Сы-ма-чен Хань Юань и младший Цюй-хэу Жень Щан, видя, что Западный край очень наклонен к бунту, а хунны приготовляются к великому нашествию, опасались, чтобы всем не погибнуть: почему умыслили захватить несколько сот офицеров и ратников, соединенными силами убить пристава Дяо-Хо и дать знать об этом Южному хуннускому Ливу-князю и Южному предводителю. Хуннуский Южный предводитель с 2 000 конницы вступил в Западный край для принятия Чень Лян с прочими. Чень Лян и прочие захватили всех офицеров и ратников, бывших при Сюй Сяо-юй, всего до 2 000 душ обоего пола, и ушли к хуннам. Хань Юань и Жень Шан остались у Южного предводителя, а Чень Лян и Чжун-дай приехали в Шаньюеву орду. Люди особо поселены по реке Лин-ву-Шуй для хлебопашества. Чень Лян и Чжун Дай получили от Шаньюя титул ухуаньских Дугян-гюнь и остались жить при нем. Шаньюй нередко приглашал их к своему столу. Наместник Дань Цин донес Двору, что хуннуский Южный предводитель и Западный Ичжицзы произвели нападение на владения Западного края» [Бичурин, 1950, т.1, с.105-106]. Китайский пристав в Западном крае Чень Ляо и др., видя, что Западный край склонен к бунту, а хунну вот-вот совершат нашествие первыми перешли на сторону номадов (кочевников).
Узурпатор Ван Ман принял неадекватное решение разделить земли хунну на 15 владений. Для чего отправил пристава Хо Бай  к границе и укрепленной линии в Юнь-чжун, где хотел родственников Хуханье-Шаньюя  произвести в Шаньюи Западного Юлихань-князя Хяня  и его сыновей произвел в Шаньюи, одарив подарками.
       Учжулю Шаньюй, услышав это известие, с гневом произнес, Хоуханьшу пишет: «Прежние Шаньюи получали милости от Сюань-ди; нельзя оказаться неблагодарным. Нынешний Сын Неба, то есть потомок государя Сюань-ди; по какому он праву получил престол? И так он (Шаньюй – Ш.А.С.) отправил Восточного Гуду-хэу, Западного Ичжицзы-князя Ху-луцзы и Восточного Чжуки князя Ло с войсками произвести набег на укрепленную линию И-шеу-сай в Юнь-чжун. Они побили великое множество чиновников и жителей. Это было третье лето правления Гянь-го. После сего Шаньюй предписал всем восточным и западным пограничным князьям и начальникам родов грабить китайскую границу. Большие партии содержали в себе до 10 000, средние по нескольку тысяч, малые по нескольку сот человек. Они убили областных правителей и Ду-юй в Яймынь и Шо-фан, награбили скота и имущества и в плен увели чиновников и жителей великое множество. Пограничные места совершенно опустели» [Бичурин, 1950, т.1, с.106].
В 13 г. до н.э., как пишет древнекитайская хроника Хоуханьшу: «…умер Учжулю-Шаньюй на два¬дцать первом году царствования. Хуннуский вельможа, управлявший государственными делами, западный Гуду хэу Сюйбудан и женившийся на Имо-гюйцыюнь, дочери княгини Ван Чжао-гюнь, был Зять Юнев. Юнь всегда желал заключить с Китаем мир и родство; притом пре¬жде он был в тесной связи с Хянем; и как Ван Ман уже произвел Хяня Шаньюем, то Сюйбудан, обошед Юйя, воз¬вел Хяня на престол под наименованием Улэй-Жоди Шаньюя» [Бичурин, 1950, т.1, с.109].
Антропоним «Улэй» от монголоязычного слова «улэ – незаметно, неприметно, немного, несколько, слегка» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т. II, с. 336], по-западнобурятски «улэ – оставшийся, остаток, излишек». Может быть от монголоязычного слова «улэv жэ – более, гораздо, весьма, очень, значительно, еще больше, пуще, сверхчеловек, супермен, преимущественный, излишний, превосходство» [там же, с. 337]. На киргизском (тюркском) языке слово «улэй» значения не имеет. Возможно, 2000 лет тому назад антропоним «улэй» употреблялся в значении «сверхчеловек, супермен».
Антропоним «Хянь» от монгольского слова «хянагч – наблюдатель, корректор, надзиратель» [Лувсандэндэв, 1957, с. 596], но может быть, происходит от бурятского слова «хань – друг, спутник» [Шагдаров, Чере-мисов, 2010, т. II, с. 396]. Вероятно, первое значение шаньюй, безусловно имеет надзирающие и контролирующие функции. По-киргизски (тюркски) слово «хянь» значения не имеет.
Шаньюй Улэй-жоди Хянь, вероятно, был мелочным и мстительным человеком, эту черту его характера объясняет следующий поступок, хроника Хоуханьшу пишет: «Хянь, досадуя на Учжулю-Шаньюя за понижение достоинства его, не хотел передать престол сыну покойного Шаньюя и понизил его Восточным Чжуки-князем» [Бичурин, 1950, т.1, с.110].
Улэй-Жоди Хянь Шаньюй выдал бежавших к хуннам в 10 г. н.э. пристава Чень Лян и его спутников с Западного края. Хроника Хоуханьшу пишет: «…Ван Ман отправил Ван Хи поздравить Шаньюя со вступлением на престол. Ван Хи предложил богатые подарки, состоящие в золоте, одеждах и шелковых тканях; обманом сказал, что Дын, сын его, еще жив, а потом убедил выдать военных чиновников Чень Лян, Чжун Дай и пр. Шаньюй собрал четырех человек и Чжи Инь убийцу пристава Дяо Ху с семействами, всего 27 человек, выдал их посланнику в клетках и отправил Чувэйгуси-князя Фу с 40 человеками препроводить Ван Хи и Ван Фын в Китай. Ван Maн сожег их живых на площади» [Бичурин, 1950, т.1, с.110].
Далее династийная хроника Хоуханьшу продолжает: «Он отозвал полководцев с границы, а оставил гарнизоны под начальством  Ю-цзи и Ду-юй. Шаньюй льстился на подарки от Ван Ман, и потому по наружности не хотел разорвать прежних связей с Китаем, но внутренно желал набегов и грабительств; сверх сего, узнав от возвратившегося посланника, что сын его Дын уже умер, наипаче вознегодовал. Набеги и грабительства с восточной стороны непрерывно продолжаемы были. Посланник спросил  Шаньюя о причине набегов. Хунны и ухуаньцы, отвечал Шаньюй, не имеют причины, а негодяи из народа обще производят набеги на границы, подобно как мятежники поступают в Китае» [там же, с. 110].
В 18 г. н.э. Улэй-Жоди Хянь Шаньюй умер. Древняя династийная хроника Хоуханьшу сообщает: «Шаньюй Хянь умер на пятом году царст-вования, в пятое лето правления Тьхямь-фын. Младший брат его, Восточный Чжуки-князь Юй, возведен на престол под наименованием Худурши Дао-гао Жоди Шаньюя» [Бичурин, 1950, т.1, с.111].
Антропоним «Худурши» происходит от монголоязычного слова «хударши – волевой человек» [Черемисов, 1973, с. 598]. Семантически безу-пречное слово на монголоязычии. По-киргизски (тюркски) значение слово «худурши» не имеет
Антропоним «Дао-гао», вероятно, китайское слово.
Слову Жоди Н.Я. Бичурин  дает следующее толкование, при этом он ссылается на древнекитайскую хронику Хоуханьшу: «Хуннуское слово Жоди значит почтительный к родителям. Со времен Хуханье, сблизившегося с домом Хань, Шаньюй, видя, что китайские государи придают к своим именам слово Хяо, что значит почтительный к родителям, полюбили сие слово и начали писаться Жоди» [Бичурин, 1950, т.1, с.111]. На современных монгольских языках слово «жоди» не употребляется. В значении «почтительный» употребляется слово «хундэтгэх, тахимдуу, элкбэрэлтэй».
Хоуханьшу повествует: «Худурши Шаньюй Юй, по всту¬плении на пре-стол, льстясь на выгоды и награды, отпра¬вил великого Цзюйкюйя Ше с прочими посланником в Чан-ань для поднесения даров. Ван Ман послал Хо-цинь-хэу Ван Хо, чтобы он, с князем Ше и прочими, на укре¬пленной линии Чже-лу-сай увиделся с Юньданом и силою привез его в Чан-ань. Младший Юньданов сын нашел случай бежать с границы и возвратился к хуннам, а Юньдан приехал в Чан-ань. Ван Ман произвел его Сюйбу-Шаньюем и хотел выставить большую армию, чтоб возвести его на престол. Войска еще не собрались, а раздосадованные хунны соединенными силами вторглись в северные пределы Китая, и северная граница была опустошена» [Бичурин, 1950, т.1, с.111-112].
Около 24 г. н.э. незаконно занявший престол китайского императора  Ван Ман был убит китайскими же войсками. Правил Ван Ман Китаем  пятна-дцать лет.
Хоуханьшу продолжает повествовать: «В конце второго года правления Гын-шы, китайский Двор отправил к хуннам хуннуского пристава князя  Цзунь-и и военачальника Чень Цзунь дать Шаньюю преж¬нюю государственную печать с шнурами, князьям простые печати с шнурами, и при сем случае препроводить род¬ственников и старейшин, сопровождавших Юньдана. Шаньюй Юй возгордился и в разговоре с Цзунь Ли ска¬зал: «Дом Хунну прежде считался с Домом Хань братьями. С продолжением времени у хуннов возникли смятения. Сюань-ди содействовал Хуханье-Шаньюю получить пре¬стол: посему Хуханье из уважения к Дому Хань наименовался вассалом. Ныне в Дому Хань также произошли великие замешательства от того, что Ван Ман похитил престол; почему хунны также подняли оружие на Ван Ман, и очистили пограничные места. Ныне империя вол¬нуется, помышляя о Доме Хань. Что наконец Ван Ман погиб, и Дом Хань опять восстал, сим вы обязаны моим силам, и наоборот должны уважать меня». Цзунь спорил  против сего, но Шаньюй остался при своем мнении. Цзунь спорил летом следующего года, 27, возвратился. Но случилось, что краснобровые вступили в Чан-ань, и Гын-шы погиб» [Бичурин, 1950, т.1, с.112].
В Китае к 30 г. н.э. установилось спокойствие. Хоуханьшу сообщает, что император «Гуан-ву в первые годы своего царствования наиболее старался восстановить спокойствие в Китае и не имел вре¬мени заниматься заграничными делами. Уже в шестое лето, отправлен был князь Лю Ли посланником к хуннам; в соответствие сему и хунны прислали посланника с дарами. Двор еще отправил хуннуского пристава Хань Тхун с ответом и множеством золота и шелковых тка¬ней, чтоб склонить Шаньюя к возобновлению прежнего дружества» [Бичурин, 1950, т.1, с.114].
Н.Я. Бичурин говорил, что «Под прежним дружеством разумеется союз мира и родства, заключенный императорами Сюань-ди и Ходи с хуннами» [Бичурин, 1950, т.1, с.114]. Далее хроника Хоуханьшу продол-жает: «Император в отношении к Шаньюю вел себя по-прежнему, и обыкновенные сношения через посольства не прерывались. Но хунны и Лу Фан (авантюрист – Ш.А.С.) несколько раз нападали на северные пределы. В девятое лето, отправлен против них военачальник By Хань с прочими, но он и продолже¬ние целого года не имел успехов; хунны, напротив, усилились и день ото дня усугубляли свои грабительства и неистовства. В тринадцатое лето, они произвели набег на Хэ-дун, и областные начальники не в силах были оста¬новить их: почему мало по малу переселили пограничных жителей из областей Ю-чжёу и Бин-чжеу на земли, лежа¬щие от крепостей Чан-шань-гуань и Гюй-юн-гуань на восток, и хунны восточного аймака опять  поселились в пределах Китая. Правительство беспокоилось и умножило пограничные войска несколькими тысячами в каждой обла¬сти; везде построило витрины и возобновило вестовые огни (маяки). Хунны известились, что китайский Двор желает взять от них Лу Фан; почему, льстясь получить подарки, отправили его в Китай, ожидали наград. Но Лу Фан, желая выслужиться добровольною покорностью, не объявил, что он хуннами послан. Шаньюй посовестился открыть обман; и потому не получил ожидаемой награды. После сего он сильно вознегодовал и далеко простер на¬беги во внутренность Китая. В двадцатое лето, он до¬ходил до Шан-дан, Фу-фын и Тьхянь-шуй; в двадцать пер¬вом году зимою, еще произвел набеги на Шан-гу и Чжун-шань, побил, ограбил и в плен увел великое множество. На северной границе ни одного спокойного года не видали» [Бичурин, 1950, т.1, с.115-116].
В 45 г. н.э Шаньюй Худурши Юй нарушил порядок престолонаследования, установленный в конце III в. до н.э. основателем государства Шаньюем Модэ. Хоуханьшу сообщает: «Прежде сего, младший Шаньюев брат Западный Лули-князь Иту-чжясы по порядку должен был занять место восточного Чжуки-князя, а восточный Чжуки-князь считался преемником Шаньюя. Но Шаньюй хотел доставить престол сыну своему, почему убил Чжясы» [Бичурин, 1950, т.1, с.116]. Впоследствии такое не-обдуманное действие Шаньюя Худурши Юя для хунну вообще и для государства Хунну в частности имело катастрофическое значение. Хроника Хоуханьшу повествует: «После Хуханье сыновья его по порядку наследовали престол. Младший Биев дядя по отце Шаньюй Юн поста¬вил Бия Западным Югянь-жичжо-князем, с управлением поколениями по южной границе и ухуаньцами» [Бичурин, 1950, т.1, с.113]. Далее Хоуханьшу продолжает: «Би, получив известие, что Чжясы убит, в его негодовании ска-зал: по братней линии Западный Лули-князь, а по сыновней я, как старший сын покойного Шаньюя, должен насле¬довать престол. Сим образом он предался сомнению и на¬чал уклоняться от поездок в орду на собрания. Почему и Шаньюй начал подозревать Бия и отправил двух Гуду-хэу для надзора за войсками его» [Бичурин, 1950, т.1, с.116].
В 46 г. н.э. Шаньюй Худурши Юй умер. Хоуханьшу повествует: «…Шаньюй Юй умер и сын его Восточный Чжуки-князь Удадихэу, возведен на престол. Но вскоре умер, и, младший брат его, Восточный Чжуки-князь Пуну, поставлен Шаньюем» [Бичурин, 1950, т.1,с.117].
Антропоним «Удадихэу», вероятно, происходит от монголоязычного слова  «удирдагч (ударидагша – бур.) – руководитель, вождь» [Лувсан-дэндэв, 1957, с. 448], [Шагдаров, Черемисов, т. II, с. 287]. На киргизском (тюркском) языке слово «удадихэу» значения не имеет.
Антропоним «Пуну», вероятно, происходит от монголоязычного слова «пуунлуу – жалование, зарплата» [Лувсандэндэв, 1957, с. 337] или, может быть сближаем с бурятским словом «пунсэгэр – пухлый, полный» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т. II, с. 113]. На киргизском (тюркском) языке слово «пуну» значения не имеет.
Хоуханьшу пишет: «Би, не получив престола, сильно возне¬годовал. Между тем в земле хуннов сряду несколько лет были засухи и саранча; земля на несколько тысяч ли лежала голая. Деревья и травы посохли. Голод произвел заразу, которая похитила большую половину народа и скота. Шаньюй опасался, чтоб китайский Двор не вос¬пользовался бедственным его положением, почему отправил посланника в Юй-ян просить о мире и родстве, а посему по¬воду и Двор отправил хуннуского пристава Ли Мао с от¬ветом. Между тем Би тайно послал к Двору с китайцем Го Хын карту хуннуских земель, а в двадцать третие лето, сам явился к областному начальнику в Си-хэ, и объя¬вил желание вступить в китайское подданство. Оба Гу-духэу ясно видели его намерение; и в пятой луне, когда приехали на собрание в Лун-цы, донесли Шаньюю, что Югянь Жичжо редко является на собрания и, по-видимому, замышляет недоброе. Если не будет казнен, то произведет смятения в государстве. В сие время Биев младший брат Цзяньлян-князь, находившийся близ Шаньюевой ставки, слышал о доносе и наскоро поехал известить Бия. Би испугался; почему собрал от 40 до 50 000 человек, принадлежавших к восьми поколениям на южной границе, бывших под его управлением и ожидал возвращения двух Гуду-хэу, чтоб убить их. Гуду-хэу по возвращении скоро узнали об умысле Бия и налегке ускакали, чтоб донести Шаньюю. Шаньюй послал 10 000  конницы для нападения на Бия, но предводитель, видя превосходство сил против него, не смел прибли-зиться к Бию и возвратился» [Бичурин, 1950, т.1, с. 117].
Мы рассмотрели возникновение, расцвет и ослабление государства хунну. Причины этого, считаем, были в первую очередь, внутренние, в самом хуннуском обществе. Конечно, мы не сбрасываем и не исключаем внешние факторы, особенно взвешенную и дальновидную политику китайского правительства. Китайское имперское правительство глубоко прорабатывало и взвешивало принятие решений, которые касались хунну-ского вопроса и зачастую переигрывало правительство хунну.      


Глава 5. ПАДЕНИЕ ГОСУДАРСТВА ХУННУ

С 48 г. н.э., мы считаем, началось медленное, но верное падение государства Хунну, которое разделилось на северную и южную часть. За-падная часть Хунну, где жили хунну-дулаты и усуни, отделилась, вероятно, позднее с усунями образовали страну Юебань.
Мы полагаем, что в разделении Государства хунну в первую очередь, виноваты  сами хунну  и их шаньюи, нарушавшие порядок престо-лонаследования, их мелочность, мстительность и т.д., они тем самым подтачивали основы государства, разжигали вражду среди своих подчи-ненных. Также немаловажную роль в процессе медленного разложения государства хунну сыграло китайское правительство. Если при шаньюе Хуханье китайцы довольствовались в основном номинальным названием «вассалы», то с 48 г.н.э. произошло реальное разделение государства хунну на северную и южную части. Вассалам и государству Хунну ничего не стоило производить набеги, которые разоряли северные пограничные  с Хунну территории и приводили в бедность остальной Китай. Экономически и демографически более мощный Китай одновременно задабривал шаньюев подарками  и тут же всячески поощрял амбиции  и сепаратизм отдельных руководителей.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу  повествует: «В двадцать чет-вертое лето, старейшины восьми поколений советовались между собою объявить Бия Хуханье-Шаньюем; и как предок его нашел спокойствие под покровительством Ки¬тая, то желали, чтоб он получил и прежний титул его. После сего они пришли к границе в By-юань и объявили же¬лание вечно бить оплотом для отражения северных хуннов. Император, по совету военачальника Гын Го, согласился на их желание. Тою зимою Би объявил себя Хуханье-Шаньюем [Бичурин, 1950, т.1, с. 117]. Н.Я. Бичурин, ссылаясь на летопись Дунь-гуань-цзи,  в примечании пишет: «В записях Дунь-гуань-цзи сказано: в 12-й луне, Кхой-чеу, хунны разделились на ханства южное и северное. [Год под цикличным знаком Кхой-чеу (Гуйчой) соответствует не 49, а 53 г.] [там же, с. 117].
Н.Я. Бичурин, объективно и добросовестно исследовавший и переводивший древнекитайские хроники, повествующие о хунну, разделил их в соответствии с исследуемым материалом, на хунну северных и хунну южных, пишет под гл. IV первого отделения: «IV. От возвышения южных хуннов в 25 году до их падения в 25 году, в продолжение 189 лет двадцать ханов.
В Истории старшего Дома Хань прямо сказано: повествования о хуннах, без разделения Дома их на северный и южный. Здесь хунны названы южными, и тем ясно предположено существование северных хуннов.  Но как южные Шаньюи более были преданы Китаю, то в похвалу их покорности, заглавие отделения названо повествованиями о южных хуннах. И Дун-гуань-цли [название сочинения] сие отделение названо повествованиями о хуннуских южных шаньюях. Фань Хуа [автор Хоу хань шу, откуда взято это известие] откинул слово. II. И» [Бичурин, 1950, т.1, с.113].
 Древнекитайская хроника Хоуханьшу объективно повествует, почему в 25 г. н.э. восточный Чжуки-князь, внук Хуханье шаньюя Би, был обойден в должности шаньюя. По смерти Учжуки жоди Шаньюя Би, считая себя закон-ным претендентом на хуннуский  трон. Но трон ему не достался. И в 25 г. н.э. он решил стать вассальным южным шаньюем. Древнекитайская хроника Хоуханьшу пишет: «Шаньюй Би. Хилошы Чжоди-Шаньюй южных хуннов, но имени Би, был внук Хуханье Шаньюя.
         В Истории старейшей династии Хань сказано: Шаньюй значит: величайший, т. е. в великости подобный Небу. Хуханье был потомок Модэ-Шаньюя в восьмом колене; сын Хюйлюй-Цюаньюй-Шаньюя, по имени Гихэу-Шянь. В записках под заглавием Дуи-гуань-цзи сказано: Шаньюй (Он) был потомок северного хунна Туманя 18 колене. От Тумань-Шаньюя до Би в продолжение первых десяти колен престол переходил oт отца к сыну, а Шаньюев, следовавших одни за другим, было 18 колен. П.И.
Сын Учжулю Жоди Шаньюя.
На  языке хуннов отцепочитательный называется Жоди. С того времени как Хуханье-Шаньюй поддался, хунны тесно сблизились с Домом Хань. Видя, что китайским императорам по смерти придают наименование Хяо, почтительный к родителям, они полюбили сие наименование; и сын его Фучжулэй-Шаньюй, а по нем и прочие все именовались Жоди. Южный Шаньюи Би, а по нем и прочие именовались Ди.
После Хуханье сыновья его по порядку наследовали престол. Младший Биев дядя по отце Шаньюй Юй поставил Бия Западным Югянь-жичжо-князем, с управлением поколениями по южной границе и ухуань-цами.   
          Антропоним «Би» происходит от монгольского слова «би – я, вы-ставлять свое «я», иметь преувеличенное мнение о себе» [Лувсандэндэв, 1957, с. 68]. Вероятность того, что антропоним «Би» происходит из монгольского слова «бид – мы» [там же, с. 68] или киргизского (тюркского) слова «биз – мы» [Юдахин, 2018, с. 133] очень мала. Семасиологически антропоним «Би» и слово «би – иметь преувеличенное мнение о себе» безупречно.
          Мы полагаем, что старейшины восьми поколений, которые хотели объявить Бия шаньюем, наверняка были подготовлены к этому китайцами. Древнекитайская хроника Хоуханьшу сообщает: «В двадцать пятое лето, 49, весною, Шаньюй Би послал младшего своего брата Восточного Чжуки-князя Мо с 10 000 конницы на северного Шаньюя. Мо напал на младшего Шаньюева брата Югянь Восточного Чжуки-князя и взял его в плен; потом ударил на Шаньюево стойбище; взял до 10 000 человек его народа, в добычу получил 7 000 лошадей и до 10 000 штук разного рогатого скота. Северный Шаньюй пришел в страх и подался назад на 1 000 ли. Из северных хуннов Югянь Гуду-хэу и Западный Гуду-хэу с 30 000 народа поддались южному Шаньюю. Южный Шаньюй еще отправил посланника к Двору. Он наименовал себя пограничным вассалом, послал Двору разные дорогие вещи и просил посланного доставить; сверх сего отправил сына в заложники для возобновления прежнего договора» [Бичурин, 1950, т.1, с. 117-118].
         В 50 г.н.э. китайский император отправил к южному шаньюю Би, назначенного приставом у хунну Дуань Чена с товарищем. Хроника Хоуханьшу повествует: «Шаньюй встретил посланника вдали от стойбища. Посланник ска¬зал, что Шаньюй должен принять указ, преклонившись до земли. Шаньюй несколько времени посмотрел и потом, пре¬клонившись до земли, назвал себя вассалом. По окончании поклонения сказал посланнику чрез переводчика, что он, как недавно поставленный, истинно стыдится приближен¬ных своих и просит посланника не унижать его в собрании» [там же, с. 118]. Шаньюю Би, мы полагаем, стало стыдно и унизительно называть себя вассалом, и унижение, жажду мести северному Шаньюю, он преодолел в себе.
         Древнекитайская хроника Хоуханьшу продолжает повествовать: «Летом взятый южным Шаньюем в плен Югянь восточный Чжуки-князь с своим народом и пять Гуду-хэу из южных поколений, в числе 30 000 человек, взбунтовались и бежали; они остановились за 300 ли от северной орды и с общего согласия объявили Югянь Чжуки-книзя Шаньюем, но чрез месяц начали междоусобную войну. Пятеро Гуду-хэу пали на сражениях, а восточный Чжуки-князь сам себя предал смерти. Сыновья павших Гуду-хэу оградились каждый своими войсками» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 118]. Вероятно, восточный Чжуки-князь Гуду-хэу, южных племен, увидев, как унижается перед китайским послом Шаньюй Би, решил бежать  и объявить Чжуки-князя Шаньюем. Продержалось третье государство во главе с новым шаньюем всего месяц и пало в результате междоусобной войны.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу описывает обычай хунну три раза приносить жертву  Духу неба. Шаньюй Би ввел обычай также приносить четвертое жертвоприношение китайскому императору, т.е. он приравнял последнего с Духами неба.  Хроника Хоуханьшу сообщает: «У хуннов было обыкновение три раза в году собираться в Лунны [Лун-сы], где в первой, пятой и девятой луне в день, под названием сюй, приносили жертву Духу неба. Южный Шаньюй, со времени своего подданства Китаю, присово¬купил четвертое жертвоприношение китайскому импе¬ратору [там же, с.119]. Китайский император фактически был приравнен Шаньем Би к богам, которым приносили жертву. Китайский император, распорядившийся  ежегодно присылать подарки Шаньюю и его приближенным, был присовокуплен к небожителям, в честь которых устраивались молебны.
Северные хунну опасались сложившейся обстановки, об этом пишет хроника Хоуханьшу: «Северный Шаньюй видел опасность и возвратил почти всех пленных китайцев, желая тем показать доброе расположение. Каждый раз, когда северные хунны приходили для набе¬гов на южные по-коления, на обратном пути проходя мимо пограничных караулов, говорили, что они приходили для нападения на бежавшего Юйгянь-Жичжо, а нападать на китайцев не смеют» [Бичурин, 1950, т.1, с. 120].
В 52 г. н.э. северные хунны отправили посольство к китайскому императору просить о мире и родстве. В совете министров согласились, но президент Палаты Финансов подал прошение отказать северным хунну. В прошении говорится, что хунну – великое государство, но они очень непостоянны и коварны.
Древняя хроника Хоуханьшу повествует: «Известно, что Хяо Сюань Хуан-ди в предписании военным пограничным начальникам сказал: хунны составляют великое государство, очень непостоянны и коварны. Если в сношениях с ними приобрести их приверженность, то оставляют неприязнь и силятся соответствовать истинною преданностью; а если попасться в их рас-числения, то, напротив, низко думают и обманывают. Ныне северные хунны, видя, что южный Шаньюй поддался нам, опасаются покушения на их государство и потому несколько раз просили о мире и родстве. Сверх сего, издали пригоняют волов и лошадей для торга с Китаем; дважды присылали к Двору высших князей со множеством даров. Все эго для того делают, чтобы, выказывая богатство и силу, обмануть нас. По моему мнению, большое количество их даров доказывает большую бедность, а повторяемое желание сблизиться есть знак большого страха. Но как мы еще не совершенно оградили юг, то пока все должно разрывать связь с севером. Имея в виду привязывать их, невозможно не отвечать учтивостью, т. е. надобно нарочито увеличить награды, чтоб они соразмерностью равнялись их приношениям, и в самом ясном виде представить им прежние действия правительства в отношении к Хуханье и Чжичжы. (Н.Я. Бичурин в ссылке замечает: «Хуханье-Шаньюй, став вассалом, получал награды; Чжичжы, сделавшись нам врагом был уничтожен. Сии-то два действия представить в ясном виде. Чжичжы был старшим братом Хуханье-Шаньюев Хутуус, провозгласил себя Шаньюем, поразил Хухуанье-хана» [Бичурин, 1950, т.1, с. 182]). В ответе употребить выражения, которые наиболее целили на внешние обстоятельства: почему в черновой бумаге надобно присовокупить: Шаньюй, помня благодеяния Дома Хань и древний договор предков, желает возобновить мир и родство, чтоб обезопасить себя и доставить спокойствие своему государству. Намерение очень благоразумное и делает честь Шаньюю. В прошедшие времена у хуннов часто происходили внутренние смятения. Хуханье и Чжичжы враждовали друг против друга. Хяо Сюань-хуан-ди простер к ним свою милость и обоих спас; почему оба послали своих сыновей к Двору в заложники и, назвавшись вассалами, обязались охранять укрепленную границу. Впоследствии Чжичжы своим ожесточением заградил источник императорских милостей; Хуханье, напротив, приверженностью разительнее доказал верность и сыновнее повиновение. Хань уничтожил Чжичжы. Сим образом Хуханье, сохранив престол, передал его преемнику, и потомки его наследственно царствовали. Ныне южный Шаньюй с своим народом обратился к югу, подошел к укрепленной границе и вступил в подданство. Он, как законный и старший в роде Хуханьевом, по порядку родства должен быть Шаньюем; но лишенный достоинства престолохищником, взаимно питает недоверчивость; почему просит войска, чтобы возвратившись, очистить северную орду. Сие обстоятельство уже в тонкость обдумано со всех сторон, но еще не желаем исключительно принять одну сторону (курсив – Ш.А.С.). Сверх сего, на прошедших годах северный Шаньюй представлял дары, с изъявлением желания заключить мир и родство, но мы не дали согласия, в ожидании, чтоб утвердилось в Шаньюе чувство верности сыновнего повиновения. Хань управляет народами в мире - страхом и верностью. Все живущие под солнцем и луною суть подданные его. В народах с различными обыкновениями, он, руководствуясь справедливостью, не отличает ближних от дальних; покорных награждает, непокорных наказывает. Хуханье и Чжичжы суть доказательства последствий добра и зла. Ныне Шаньюй желает возобновить мир и родство. Искренность покорности уже изъявлена; но для чего домогаться представлять дары вместе с владениями Западного края. Владения Западного края под властью или хуннов, или под властью Китая находятся, в этом нет никакого различия. Шаньюй несколько раз имел войну, видел внутренние смятения; государство истощено. Дары посылаются для изъявления учтивости. К чему представлять лошадей и меха? Ныне посылаю Шаньюю 500 кусков разных шелковых тканей, лук, сайдак, колчан и четыре выпуска стрел. Сверх сего в награду за представленных лошадей жалую Восточному Гудухэу и Западному Лули-князю по 400 кусков разных шелковых тканей и по одному конепосекающему мечу. Шаньюй прежде доносил, что музыкальные орудия, подаренные покойными императорами Хуханье Шаньюй, испортились и просил о присылке новых. Ныне спокойствие в Шаньюевом государстве еще не восстановлено, и на каждом шагу военные заботы. В сих обстоятельствах хорошие луки, острые сабли нужнее музыкальных орудий; и потому последние не посланы. Я не люблю мелочей, а желаю дать, что нужнее для Шаньюя. Прислать донесение по почте» [Бичурин, 1950, т.1, с.121-123].
Из докладной записки президента Палаты Финансов видно, что китай-ские вельможи прекрасно знали историю китайско-хуннуских отношений. Оставалось почти сорок лет до уничтожения государства северных хунну, но китайские вельможи до «тонкости обдумали со всех сторон». Это обстоятельство – очистить и уничтожить северных хунну. Вероятно, китайское правительство вынашивало уничтожение государства хунну все два с половиной века, с момента государства шаньюя Модэ.
Наряду с объективным анализом состояния дел в хуннуском обществе доклад президента Палаты Финансов страдает китаецентризмом. Китаецен-тризм доклада проявляется, например, в следующем: «Хань управляет народами в мире – страхом и верностью. Все живущие под солнцем и луною суть подданные его». Китаецентрическое отношение наряду с объективным анализом в мире, мы полагаем, спустя две тысячи лет, осталось в нынешнем китайском обществе, что делает Китай очень опасным в наше время.
Доклад президента Палаты Финансов был одобрен. Хроника Хо-уханьшу сообщает: «Император одобрил все без изъятия» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 123].
Хроника Хоуханьшу повествует: «Шаньюй Би на девятом году царствования скончался… Возведен младший покойного брат  Восточный Чжуки-князь Мо» [там же, с. 123]. Было это в 55 г. н.э.
Антропоним «Мо», вероятно, происходит от монгольского слова «Мод – дерево, лес» [Лувсандэндэв, , 1957, с. 241]. Поскольку «дерево, лес» имело сакральное значение, Модэ – основатель государства хунну. На киргизском (тюркском) языке «мо – возглас, которым подзывают лошадь» [Юдахин, 1957, с. 529], также – одичавший домашний скот», что маловероятно является антропонимом столь высокопоставленного человека.
Шаньюй Мо скончался в 56 г. н.э. Правил он всего один год.
В 56 г. н.э. на престол Шаньюя южных хунну младший брат шаньюя Мо по имени Хань.
Антропоним «Хань» происходит от монгольского слова «хань – друг, спутник, муж» [Лувсандэндэв, 1957, с.512]. На киргизском (тюркском языке слово «хань» значения не имеет.
Хроника Хоуханьшу повествует: «… на втором году царствования скончался. На престол возведен Ди, сын шаньюя Би» [Бичурин, 1950, т.1, с. 124]. Полное имя шаньюя Ди было Итунши-чжохэу Ди. Было это в 59 г.н.э.
   Антропоним «Интунши», вероятно, сближаем с монгольским словом «итгэмэжэтэй – верный, надежный, заслуживающий доверия» [Лув-сандэндэв, 1957, с.223], что соответствует высокому положению Шаньюя. По-киргизски (тюркски) слово «ди» не сближаемо ни с каким словом.
Антропоним «Ди», вероятно, от монгольского слова «даа – великий, большой, начальник» [Лувсандэндэв, 1957, с. 135], но может быть китайское сокращение от монгольского же слова «дийлэх – побеждать, одолеть» [там же, с. 149]. По-киргизски (тюркски) слово «ди» сближаемо со словом «дит – помыслы, желание, внимание» [Юдахин, 2012, с. 195], но слово за-имствовано из иранского языка.
Хроника Хоуханьшу сообщает: «В пятое лето, 62, зимою северные хунну в шести или семи тысячах конницы вступили в укрепленную границу в Вуюань; вследствие сего произвели набег на Юнь-чжун и проникли на юг за Юань-ян. Южный шаньюй отразил их…» [Бичурин, 1950, с. 124]. Южный Шаньюй Ди добросовестно исполнял обязанности по охране северных границ Китая. В том же 62 г.н.э. южный Шаньюй Ди скончался. На трон был возведен Су, сын Шаньюя Мо, с именем  Кючугюйлинь-ди Шаньюй.
Антропоним «Су» происходит от киргизского (тюркского) слова «суу – вода» [Юдахин, 2012, с. 607]. Возможно, в древности монголоязычные на колодец говорили «суу – священный колодец у монголов, калмыков» [Юдахин, 2012, с. 667]. По-монгольски «вода – ус» [Лувсандэндэв, 1957, с. 463], т.е. читается слово наоборот, переставлены звуки.  Слово довольно близкое, но не «су», ближе киргизское (тюркское) произношение.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу повествует: «Шаньюй Су чрез несколько месяцев скончался. Возведен Чжан, младший брат Шаньюя Ди, Хусйешы Чхоху-ди Шаньюй Чжан…» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 124]. Шаньюй Чжан был возведен на трон в 63 г.н.э.
Антропоним «Чжан» – китайское слово, на монголоязычных и  киргизских (тюркских) языках значения не имеет. Также антропоним «Чжоху» китайское слово.
Антропоним «Хусйешы» происходит от монголоязычного слова «ху-сэгшэ – сторонник мира» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т. II, с. 502]. Вероятно, имя «хусйешы»  Шаньюя Чжан получил авансом как желающий мира.  Может быть имя «Хусйешы» Шаньюй Чжан получил как «хусэша – догоняющий, где бы вы не были», западнобурятский диалект монголоя-зычия. Киргизским (тюркским) слово не может быть, потому что значения слову «хусйешы» в этих языках нет.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу повествует: «В сие время се-верные хунны опять усилились и несколько раз производили набеги на пределы Китая. Правительство беспокоилось. Случилось, что северный Шаньюй пожелал открыть торг с Китаем и отправил посланника просить о мире и родстве. Сянь-цзун, полагая, что с открытием сообщения набеги прекратятся, согласился на представление. В восьмое лето, 65, император отправил военачальника, Чжен Чжун на север с ответом. Южный Хэйбу, Гудухэу и прочие узнали, что китайский Двор вступил в связь с северными неприятелями, предались сомнению и замышляли отложиться, почему тайно просили северных хуннов прислать войско для принятия их. Чжен Чжун по выступлении за границу, взял подозрение о замыслах и начал примечать. Он действительно поймал людей, посланных от Хэйбу, и донес государю, что нужно еще поставить главного вождя для наблюдения, чтобы северные и южные хунны не вступили в связь между собою. После сего впервые поставлен был наблюдательный лагерь, а управление лагеря поручено главному приставу By Тхан… В сем году осенью северные хунны действительно послали 2 000 конницы для наблюдения в Шо-фан, а для переправы отложившихся из южных поколений приготовлены были лодки из лошадиных кож. Но как со стороны китайской взяты были меры предосторожности, то они обратно ушли и снова несколько раз ограбили пограничные области, сожгли города и селения, побили и в плен увели великое множество людей. Города в Хэси и днем были затворены [на случай внезапного нападения]. Император беспокоился. В шестнадцатое лето он двинул пограничные войска в большом числе и предписал полководцам выступить за границу против хуннов четырьмя дорогами. Неприятели, получив известие о походе китайских войск, ушли чрез Шомо на север. Пхын и Тхан оба обвинены в том, что не дошли до Шойе, и уволены от должностей, а Лай Миао поручено исправлять должность главного пристава южных хуннов. В восьмое лето, 83, Гилюс Саньмулэуцзы, старейшина из северных хуннов, прикочевал к границе в By-юань и поддался Китаю. Он привел с собою 38 000 человек, 20 000 лошадей и более ста тысяч голов крупного и мелкого рогатого скота. В первое лето правления, 84, Мын Юнь, правитель области Ву-вэй, донес государю, что северный Шаньюй опять желает открыть торг с Китаем. Указом предписано правителю Юнь отправить гонца с уведомлением. И так северный Шаньюй послал Великого Цзюй-кюя Имоцзы-князя пригнать до 10 000 штук быков и лошадей и открыть меновой торг с китайскими купцами. Некоторые из князей и старейшин прежде пришли в назначенные области и уезды, чтоб пригото-вить подворья в ожидании наград от Двора. Южный Шаньюй, как скоро узнал об этом, выслал из Шан-гюнь легкую конницу, которая отбила приведенный скот и угнала его в границу. В первый месяц второго года, старейшина из северных хуннов и Гюйличжобин и другие, всего 73 рода, бежали в пределы Китая. В это время северные хунны ослабели, потому, что едино мысленные пришли в несогласие и разделились. Южные поколения напали на них с лица; динлины произвели набеги с тыла; сяньбийцы ударили в восточной, владения Западного края с западной стороны. После сего северные хунны не могли сами собою восстать и далеко уклонились» [Би-чурин, 1950, т.1, с. 124-126].
В 85 г.н.э. северные хунны подверглись нападению коалиции племен, бывших некогда в империи хунну, образовавшейся в конце  III в. до н.э. благодаря усилиям шаньюя Модэ. Южные хунну ударили их с фронта, динлины с тыла, сяньбийцы с восточной стороны и, видимо, оставшиеся в юго-западной стороне иранские племена: усуни, предки тохар и т.д. – с западной стороны. Видимо, проживавшие с западной стороны в Джунгарии, восточном Казахстане, Киргизии частично в восточном Туркестане хунну-дулаты, гянгуни-киргизы в коалиции, напавшей в 85 г.н.э. на северных хунну, не участвовали, по крайней мере, свидетельств этого нет. Также в нападении на северных хунну, возможно, не принимали участие хягасо-киргизы, проживавшие на северо-западных пределах хунну и жители Западной Монголии, население близ Урумчи и Тарбагатая.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу  пишет: «Шаньюй Чжан на два-дцать третьем году царствования скончался. На престол возведен Сюань, сын Шаньюя Хань» [Бичурин, 1950, т.1, с. 126].
Было это в 85 г.н.э., летом, а зимою Мын Юнь писал императору. Хроника Хоуханьшу воспроизводит написанное Мын Юнем: «…северные перед сим заключили мир и родство; а южные хунны опять произвели у них грабительство, почему северный Шаньюй считает поступок нашего правительства обманом и замышляет напасть на пределы Китая. Справедливость требует успокоить Шаньюя возвращением скота, пограбленного южными хуннами» [там же, с. 126].
По совету министра Юань Ань некто Су-цзун согласился с представлением Мын Юня, но указал следующее. Хроника Хоуханьшу приводит слова, сказанные Су-Цзунем: «Искони Яньюнь и Хуньюй (Н.Я. Бичурин замечает: «При династии Чжеу назывались Яньюнь, во все времена государя Яо назывались Хуньюй, при династии Цинь Хунну П.И. т.е.  Яньюнь, Хуньюй и Хуну суть названия и одного и того же народа ныне называющегося Монгол» [там же, с. 126]), были врагами Среднего государства. В прошедшее время хотя и были мир и родство, но мы от того и на волос пользы не видели. Защитники теснин часто погребены были в прахе. Отец сражался впереди, сын умирал назади, слабые женщины стояли на пограничных притинах, малолетные дети плакали на дорогах; престарелые матери и вдовы приносили тщетные жертвы и, обливаясь слезами, обращали взоры к теням [т. е. к богам] павших в песчаных степях. Не жалостна ли эта картина? Ныне у нас с хуннами определены права государя и вассала. Выражения не противны, договоры ясны. Дары Двору всегда доставляются. Следует ли после сего нарушать верность и добровольно навлекать негодование на себя? Предписать главному приставу южных хуннов и военачальнику Пхан Фынь вдвойне вознаградить северных хуннов за скот, отнятый у них южными хуннами, а южным хуннам выдать награды, положенные за убитых и в плен взятых ими» [Бичурин, 1950, т.1, с. 126-127].
Су-цзун весьма красочно описывает страдания китайского народа при набегах хунну, а страдания и слезы женщин, детей и стариков хуннуского народа при набегах с Запада усуней, с севера динлинов, а с востока единоплеменных (родственных) сяньби он не описывает. Вероятно, синхронные набеги на хуннускую территорию с запада, с севера, с востока и юга организовало китайское правительство. Одновременное и синхронизированное нападение на северных хунну говорит о том, что, видимо, было организовано правительством Китая.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу сообщает: «После сего южный Шаньюй опять послал Югянь-жичжо-князя Шицзы за границу с несколькими тысячами конницы. Князь, неожиданно напав на северных хуннов, побил и в плен увел до тысячи человек. Северные хунны ясно видели, что китайский Двор покровительствует южные поколения; притом слышат, что ежегодно по нескольку тысяч из них переходят в подданство Китая. В первое лето правления Чжан-хо, 87, сяньбийцы вступили в восточные земли, одержали совершенную победу над северными хуннами, убили Юлю-Шаньюя, содрали кожу с него и возвратились. В северной орде произошло большое смятение. Гюелань, Чубину, Дусюй, всего пятьдесят восемь поколений, в коих считалось 200 т. душ и 8 т. строевого войска, пришли в Юнь-чжун, By-юань, Шо-фан и Бэй-ди и поддались» [Бичурин, 1950, т.1, с. 127].
В 87 г.н.э. сяньбийцы разгромили северных хунну и убили Юлю-Шаньюя и содрали с него кожу.
Антропоним «Юлю», вероятно, можно сблизить с монгольским словом «улэмж – более, гораздо, весьма, очень, значительно, громадный, огромный, великан, гигант, титан» [Лувсандэндэв, 1957, с. 481]. В киргизских (тюркских) языках слово «юлю» значения не имеет и не сближаемо.
В 87 г.н.э. Шаньюй Сюань Хань на третьем году царствования умер, в 88 г.н.э. был возведен на престол младший брат Хулань-Шычжохэу ди Туньтухэ.
Антропоним «Хулань» происходит от монгольского слова «хулань –   кулан, дикая лошадь» [Лувсандэндэв, 1957, с. 562]. У некоторых киргизских племен употребляется слово «хулан – жеребенок», вероятно, как за-имствованное слово. Встречается у племен, особенно у монголов, перешедших на киргизский (тюркский) язык (у моголов, монголдоров и т.д.).
Антропоним «Шычжохэу» – китайское слово.
Антропоним «Туньтухэ» – сложное монголоязычное слово. «Тухэ – сырой» [Черемисов, 1973, с. 449]. По-киргизски (тюркски) слово «тухэ» значения не имеет. Слово «Тунь», вероятно, сближаемо с монгольской частицей «тон – весьма, очень, совершенно, абсолютно» [Лувсандэндэв, 1997, с. 907]. Тонтухэ – обычное имя или кличка очень полных людей. Туньтухэ, видимо, был полным и жирным человеком.
Слово «тон» по-киргизски означает «мороз», но второе слово «тухэ» переводится с монгольского языка.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу повествует: «В сие время (в 88 г.н.э – Ш.А.С.) у северных неприятелей происходили великие замешательства, к которым присоединился голод от саранчи. То и дело приходили желающие вступить в подданство. Южный Шаньюй имел в виду овладеть северною ордою; но в это время Су-цзун преставился, и вдовст-вующая императрица Дэу Тхай-хэу приняла правление. В седьмой луне текущего года Шаньюй подал ей представление, чтобы объявить северным хуннам войну и уничтожить Дом их.
Вдовствующая императрица последовала его мнению. В первое лето правления Юн-юань, 89, Чен, назначенный предводителем западной армии, и товарищ его, полководец Дэу Хянь, выступили из Шo-фан с 8 000 китайской и 30 000 конницы южного Шаньюя и наблюдательного лагеря. Они напали на северных неприятелей и одержали совершенную победу. Северный Шаньюй бежал. В плен взято неприятелей до 200 т. человек» [Бичурин, 1950, т.1, с. 127].
В уничтожении государства северных хунну не меньшее рвение, чем китайское правительство, проявлял южный шаньюй, он был автором объ-явления войны и уничтожения государства северных хунну.
Далее, в 90 г. н.э., хроника Хоуханьшу сообщает: «Южный Шаньюй снова просил уничтожить северную орду, почему отправил восточного Лули-князя Шицзы с 8000 конницы из аймаков восточного и западного. Князь выступил из Шо-фан чрез Ги-лу-сай. Пристав Гын Тхань послал своего помощника прикрывать его. Оставя обоз у гор Шойе, они раздели-лись на две колонны из легкой конницы и пошли вперед двумя дорогами. Левая колонна, на севере минуя западное море, пришла на северную сто-рону урочища Хэюнь; правая колонна, следуя западною стороною реки Хуннухэ, обогнула Небесные горы [Тяншань] и переправилась через реку Ганьвэй на юг. Здесь обе колонны соединились, и в ночи окружили северного Шаньюя. Шаньюй в большом испуге с 1 000 человеками отборного войска решился на сражение. Обессилев от ран, он упал с ло-шади, но опять сел и с несколькими десятками легкой конницы бежал. Сим образом он спасся. Получили нефритовую государственную печать его; взяли в плен Яньчжы с семейством из пяти человек обоего пола, порубили до       8 000, в плен увели несколько тысяч человек и возвратились. В сие время южные хунны одержали сряду несколько побед, получили великое множество пленных и покорившихся. Южный Шаньюй имел 34 т. семейств, 237 300 душ, 50 170 человек строевого войска: почему вместо одного поставили двух приставов в помощники главному приставу: но как число вновь покорившихся было велико, то Гын Тхань представил, чтобы еще прибавить двенадцать помощников к приставам. В третие лето, 91, северный Шаньюй еще был разбит западным приставом Гын Кхой и бежал, неизвестно куда. Младший его брат, Западный Лули-князь, Юйчугян, объявил себя Шаньюем и с прочими князьями и старейшинами в несколько тысячах человек остановился при озере Пху-лэй-хай, откуда отправил посланника на китайскую границу. Верховный вождь Дэу Хянь представил об утверждении Юйчугяня северным Шаньюем. Двор согласился на представление и отправил Гын Кхой вручить государственную печать; сверх сего посланы ему четыре дорогие сабли и четыре парасоля перяных. Пристав Жень Шан назначен с бунчуком охранять Шаньюя, занимая пост в Иву, по прежнему примеру с южным Шаньюем. Правительство располагалось содействовать Шаньюю возвратиться в северную орду, но случилось, что Дэу Хянь предан был казни; а в пятое лето, 93, Юйчугянь отложился и обратно пошел на север. Император предписал правителю военной канцелярии Ван Фу с 1000 конницы вместе с Жень Шан преследовать его. Они убедили Шаньюя возвра-титься, и убили его, а войско уничтожили» [Бичурин, 1950, т.1, с. 127-129].
Описываемые хроникой Хоуханьшу события происходят на следующей территории: в 89 г. н.э. северные хунну были разбиты южными, вероятно, на территории центральной Монголии, в районе Хангайских гор, где находились ставки Шаньюев северных хунну. Северный Шаньюй бежал по направлению на запад, где проживали, вероятно, усуни, хунну-дулаты, гянгуни-киргизы и др. В 90 г.н.э. Южный Шаньюй отправил восточного Лули-князя добить северного Шаньюя, вероятно, на запад, в Восточный Туркестиан и далее в Киргизию и юго-восток Казахстана. К описываемому времени хунну-дулаты и гянгуни-киргизы проживали в Восточном Туркестане, Киргизии и на востоке Казахстана. Об этом свидетельствуют названия местностей, которые проходила конница Лули-князя. Например, западное море – это оз. Баркуль (Пху-лэй-хай) [Бичурин, 1950, т.3, с. 180], а большая часть Тяньшаньских гор находится в Киргизии, меньшая – в восточном Казахстане и Китае. Через эти места проходила колонна кавалерии Лули-князя, которого звали Шицзы. По нашему мнению, река хунну Хэ – это не река Онон, а, вероятно, река Или, которая течет с востока на запад, огибая Тяньшаньские горы. Река Ганьвэй, по нашему мнению, ве-роятно, это река Чу или Талас. Надо отметить, что конница южнохуннуского Лули-князя прекрасно была осведомлена о расположении северного Шаньюя, видимо, хорошо работали осведомители.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу в 93 г.н.э. повествует: «Шаньюй Туньтухэ на шестом году царствования скончался; Аньго, младший брат Шаньюя Сюань, возведен на престол»  [Бичурин, 1957, т.1, с. 129].
Антропоним «Аньго» объясняется монгольским словом «ангир – турпан [Лувсандэндэв, 1957, с. 38]. Аньго, вероятно, плавал и нырял, как турпан, поэтому ему дали такое имя, у язычников часто сравнивали человека с животным миром. Вероятно, «Аньго» от монгольского же слова «ангитруулагг – освободитель, избавитель» [там же, с. 38]. Аньго стал Шаньюем в 93 г. н.э., т.е. в год избавления и освобождения от северных хунну, ему могли дать подобное имя в честь решающей победы империи от «ненавистного врага».
По-киргизски (тюркски) «Аньго», вероятно, значения не имеет.
93 г.н.э. стал переломным годом в судьбе северной части хунну, они потерпели поражение сначала от коалиции, действовавшей с четырех сторон по вероятной указке китайского правительства. Шаньюй северных хунну в конце 80-в начале 90-х гг.  вынужден был оставить северную Монголию и орду (ставку) перенести на Балхаш или Иссык-Куль. По нашему мнению, в северной и средней частях восточного Туркестана, в Киргизии и в Восточной части современного Казахстана  проживали наряду с усунями и саками, гянгуни-киргизы, хунну-дулаты и др., т.к. они, видимо, были переселены на запад империи шаньюями Модэ и Лаошань. Хроника Таншу повествует: «Владение хягас (в том числе киргизов – Ш.А.С.) некогда составляло западные пределы хуннов» [Бичурин, 1950, т.1, с. 301]. Хакасы возникли из гянгуней-киргизов в I в. до н.э. и писались в китайских летописях через дефис – киргизо-хягасы. Хроника Таншу пишет именно «…западные пределы хуннов», а не северные, где киргизо-хягасы проживали ранее. На западную границу хунну, мы полагаем, киргизо-хягасы были переселены с коренными хунну-дулатами в то время монголоязычными. Киргизо-хягасы, дулаты и др. заселили земли Восточного Тупкестана, Восточного Казахстана и Киргизии, т.к. юечжи, ранее заселявшие эту территорию, были изгнаны шаньюями Модэ и Лаошанем. Начало распространения киргизского (тюркского) языка. Мы полагаем, это конец  III в. до н.э. Мы думаем, не все население со своим Шаньюем переехало в Восточный Туркестан и Казахстан. Хроника Хоуханьшу об этом пишет: «Оставшиеся роды хуннов, простиравшиеся до 100 000 кибиток, сами приняли народное название сяньби. С сего времени сяньбийцы начали усиливаться» [Бичурин, 1950, т., с. 150-151]. 100 000 кибиток (семейств) – это приблизительно 500 000 человек из расчета: одна семья (кибитка) = пять человек, т.е. остатки хунну быстро ассимилировались в сяньбийцев. Благо, язык хунну и сяньбийцев (дунху), мы полагаем, был один и тот же – древнемонгольский. Часть северных хунну стала сяньбийцами, т.е. дун-хузцами. Другая часть ушла, вероятно, по долине Иртыша через Джунгарские ворота на территорию современного Восточного Казахстана к хунну-дулатам и гянгуням-киргизам. Пройдя через них хунну вынуждены были оставить на территории современного Казахстана часть «малосильных» в Юебани (совр. Северо-Восточный Казахстан, примерно – Восточно-Казахстанская, Семипалатинская и Талдыкурганская области), и в Джунгарии (совр. Китай). Китайская династийная хроника «Бейши» пишет: «Юебань... это есть аймак, прежде принадлежавший Северному хуннускому шаньюю, прогнанному китайским полководцем Дэу-Хянь. Северный шаньюй, перешед через хребет Гинь-Вэй-шань, ушел на запад в Кангюй; и малосильные, которые не в состоянии были следовать за ним, остались по северную сторону Кучи. Они занимают несколько тысяч ли пространства, и по числу составляют до 200 000 душ. Жители области Лян-чжеу владетеля еще называют шаньюй – государь» [Бичурин, 1950. т.2, с. 258-259].
«Малосильные», надо понимать, люди, по разным причинам не пожелавшие принять участие в дальнейшем переходе на Запад. Хунну хоте-ли уйти как можно дальше от сяньбийцев, дорога на Запад, вероятно, у них была одна – по долине Иртыша. Удаляться далеко от реки во время бегства они, мы полагаем, не могли: основное богатство у номадов - скот, который все время нужно было поить. Следующей за Юебанью страной, лежащей на пути хунну, была Кангюй. Хроника «Цяньханьшу» пишет: «Кангюйский владетель пребывание имеет в стране Лоюени, в городе Битянь, за 11300 ли от Чанань. Он не зависит от наместника. От Лоюени семь дней пути до летнего владетелева местопребывания. Окружность земель его содержит 9104 ли. Народонаселение состоит из 120000 семейств, 600 000 душ, строевого войска 120000 человек. На восток до местопребывания наместника 5500 ли. Обыкновения одинаковы с Большим Юечжы. Кангюй на востоке подчинен хуннам» [Бичурин, 1950, т.2, с. 184].
Страна Кангюй, видимо, была расположена по южному берегу Иртыша. Если взять один ли, примерно равный 500 м, то от Чанани Кангюй отстоял приблизительно в 5000 км, не по прямой, а с учетом извилистой дороги.
Язык, обычаи и привычки населения страны Кангюй были «одинаковы с Большим Ючжы», т.е. индоевропейские. Кангюйцы подчинялись хуннам.
Хунну не стали постоянными жителями страны Кангюй. Далее на их пути лежала страна Яньцай, т.е. Алания, населенная так же, как и Кангюй, индоевропейцами. Аланы в то время (II в. н.э.) занимали огромное про-странство по р. Урал, далее на запад примерно до Дона, т.е. почти всю территорию ныне называемую «Южно-русские степи» и северный берег Каспия, вплоть до Урала. Китайская династийная хроника «Цяньханьшу» сообщает: «В 2000 ли от Кангюя на северо-запад лежит государство Яньцай, которое имеет до 100 000 войска, и в обыкновениях совершенно сходствует с Кангюем. Оно прилегает к великому озеру, имеющему отлогие берега. Это есть Северное море» [Бичурин, I950, т.2, с. 186].
Аммиан Марцеллин писал: «Они (аланы) не имели никакого понятия о рабстве, будучи все одинаково благородного происхождения; в судьи они до сих пор выбирают лиц, долгое время отличавшихся военными подвигами [Латышев, 1904, II, вып. 2, с. 342].
Готский историк VI в. Иордан отмечал: «Аланы не уступали им в воен-ном деле, а образованностью, образом жизни и наружностью существенно отличались от них» [Стасюлевич, 1885, ч.1, с. 239-24]. Нашествие гуннов привело к уходу части аланов дальше на запад. Начиная с IV в. хунну, мы думаем, следует считать хунну-украми, т.к. они смешались с готами, славянами. В 378 г. хунну-укры  приняли участие (вместе с готами) в битве при Адрианополе, победа в которой открыла им два пути. Один путь лежал дальше на запад, второй – на службу Византийской империи, т.е. римлянам. Уже в 402-408 гг. хунну-укры сражались против вестготов в составе римской армии. В то же время другая группировка совместно с вандалами отправилась воевать против римлян и их союзников в Галлию. В 418 г. вестготы на римской службе громили аланов – одни варвары под руководством испытанных полководцев усмиряли других варваров. В решающей битве пал царь аланов Аддак, а остатки его народа нашли убежище у вандалов, окопавшихся в тот момент на территории Испании, в  Галисии. Король вандалов по такому случаю даже принял новый титул: Rex Vandalorum el Alcinorum. Нo на этом приключения выходцев из степей не за-вершились. В 429 г. они в компании с вандалами переправились через море и захватили римские провинции в Северной Африке. Там их следы теряются.
Преимуществом хунну-укров над аланами и другими народами была мобильность и маневренность. Сидя на выносливых лошаденках монгольской породы, хунну умели стрелять из сложного монгольского лука. Опираясь на стремена, которые, вероятно, изобрели наряду с седлами, что  являются хуннуским вкладом в цивилизацию, они переносили центр тяжести и стреляли из любого положения в два-три раза дальше, чем из обычного лука. Сложный, с роговыми накладками, лук – изобретение народа хунну, на изготовление которого уходило в 20 раз больше времени, чем на простой.
А. Н. Бернштам пишет: «Uigur как этноним мы рассматриваем как производное oт одноименного тотемного имени» [Бернштам, 1951, с. 231].
Забегая вперед, скажем, что название бык, вероятно, кроме уйгуров (uigur), сохранили украинцы. Некоторые из них, правда, на обыденном уровне, не считают себя потомками хунну. По-славянски монголоязычное слово «бык - ухэр» произносится как «укыр». При произношении слова «украинец», вполне возможно, гласный «ы» выпал, получилось тотемное хуннуское «бык - укр». Слово «украинец» внятного объяснения со сла-вянских языков не имеет. Общая интерпретация слова «Украина» и «ук-раинец» - произошли от слова «окраина». Но о какой окраине может идти речь применительно к Киеву и Украине в Древности и Средневековье? Киев в домонгольскую эпоху был культурным и даже административным центром Восточной Европы и оставался таковым до возвышения Москвы в XVI-XVII вв.
Но если совпадает одно слово, то это можно считать игрой случая [Дёрфер, 1986, с.88]. Здесь свыше десятка слов можно сблизить и случай-ность резко уменьшается.
Хунну-укры в своем движении на запад смешивались с иранскими, германскими, кавказскими и славянскими народами, они образовали, по нашему мнению, такие народы, как венгры (некоторые историки считают венгров потомками хуннов), говорящие на угро-финским языке и укров - украинцев (ухэр означает по-монгольски - бык) [Лувсандэндэв, 1957, с. 490], название тотема у хунну [Бернштам, 1951, с. 226-230].
Со славянских языков слово «укр - украинец» объяснить, думаем, не-возможно, несмотря на то, что украинцы разговаривают на славянском языке. О слабости и неустойчивости монголоязычия см. [Шабалов, 2011]; [Шабалов, 2014]. «Ухэр» - тотемное название хунну, установленное исследованиями историков [Бернштам, 1950 и др.]. По мнению В. А. Никонова, тотем является одним из основных названий этнонима народа [Никонов, 1970, с.17].
Что касается физического облика современных венгров и украинцев, то он изменяется (теряется) бесследно уже в третьем-четвертом поколении, а прошло уже около 1900 лет. За это время в мире появились новые народы благодаря движению хунну, например, англичане, французы, русские  и т.д.
С IV в. н.э., мы считаем, будет справедливым говорить о хунну, пересе-лившихся в Европу, как о хунну-украх (укырах).
Хунну-укыры также встретились с восточными славянами. Если с готами у хунну-укыров сложились весьма напряженные взаимоотношения, которые Иордан характеризует так: частые набеги, умыкания, видимо, лиц женского пола, про которых он отзывается, как о «колдуниях» и дети этих «колдуний» участвовали в набегах хунну на готские поселения. Постоянное давление хунну на готов привело к самоубийству их короля Германариха, которому было 110 лет.
Сын Германариха Гезимунд признал власть хунну-укыров, часть остготов, которая не подчинилась хунну-укырам, вынуждена была пере-селиться на запад, к везеготам (вестготам). Те в свою очередь, опасаясь за свою жизнь, попросили убежища у Римской империи, которая предоставила землю и разрешила поселиться на ней.
Готы, не признавшие власть хунну-укыров над собой, решили напасть на восточных славян-антов, находившихся, вероятно, в побратимских отношениях с хунну-укырами. Нападение готов на антов было жестоким. Победители казнили предводителя антов Божа с сыновьями и семьюдесятью старейшинами.
Экзекуция последовала быстро, хунну-укыры, верные своему слову и возможному побратимскому договору, заступились за восточных славян-антов. «Анты-анда», переводится с монголоязычия как «побратим, на-званный брат». Хунну-укыры подвергли готов жесточайшему наказанию. М.И. Артамонов пишет: «Король их Винитарий, стремясь возродить былую мощь готов, напал на своих соседей антов, которые ранее находились под властью Ерманариха. а с появлением гуннов обрели независимость от готов» [Артамонов, 2002, с. 73].
Хунну-укырами во время хунну-готской войны руководил Баламир. Мы считаем, начало хунно-готской войны было началом Великого переселения народов. Началось Великое переселение народов не с рядового переселения германских племен в Европе, каких было немало в истории. По нашему мнению, Великое переселение народов, характеризуется глубинными процессами в человеческом обществе, изменением в укладе жизни и с появлением новых народов, сыгравших прогрессивную роль в истории человечества.
Движение хунну-укров во главе с Баламиром создало условия падения Западной Римской империи и исчезновения рабства. Хунну-укры в 1V-V вв. создали в Европе огромную империю и почти 80 лет держали ее в напряжении, и все эти годы готы и некоторые другие германские, сла-вянские, кельтские и иранские племена служили и подчинялись своим по-бедителям - поработителям. Последний император хунну-укров Атгила получил среди европейских народов прозвище «бич божий».
В 476 г. пала Западная Римская империя. Основной причиной ее паде-ния были хунны, которые вызвали своим движением миграционный поток в первую очередь германцев и славян, затем, во вторую, уже кельтов, фракийцев и других племен и народов. Все эти народы искали убежище, «землю обетованную», спасаясь «бича божия».
Значение Великого переселения народов, начавшегося в 375 г.н.э. и закончившегося в 476 г.н.э., трудно сравнимо с другими событиями: па-дением Западно-Римской империи с унижающим человеческое достоинство рабством, заложившим основу новых народов – англичан, французов, русских и мн. др., а также государств. Европейцы познакомились благодаря хунну-украм с седлом, стременами и др. В этом основная заслуга хунну-укров перед человечеством, растворившихся в других народах на берегах Днепра [Иордан, 2000, с. 113]. Великая Октябрьская социалистическая революция 1917 г. в России, восхваляемая коммунистами, по сравнению с Великим переселением народов (375-476 гг.), является ничтожным событием. Октябрьская революция 1917 г., по нашему мнению, только немного превосходит Великое переселение народов, начатое императором Баламиром, по числу жертв и ограблений, но не по значению в мировой истории.
Северные хунну, казалось бы, разгромленные коалицией народов по наущению экономически могущественного Китая, куда входили южные хунну, сяньбийцы,  усуни и динлины и, возможно, другие племена и народы, вынуждены были под руководством хунну-дулатов идти в западном направлении на Европу.
Движение северных хунну, по нашему мнению, возглавили хунну-дулаты, потому что, разгромленные восставшими гепидами, хунну отсту-пили на р. Данапр (Днепр) в V в.н.э., где жили славяне, руги и остатки готов и других племен. Отступившие на Днепр хунну-укры, видимо, образовали, смешавшись с местным населением, к концу V-в начале VI вв., новую этническую общность – дулебов. Антропоним «дулебы», по нашему мнению, сближаемы с дулатами. Про дулебов см. «Повесть временных лет» летописца Нестора [ПВЛ, 1950], работы В.В. Седова [1970, 1982, 1984, 2005] и др.
Также, вероятно, хунну-дулаты возглавляли движение булгар, что за-фиксировано в Именнике Болгарских ханов.
Вернемся к южным хунну, оставшимся на территории приблизи-тельно южнее пустыни Гоби и являвшимся номинально и фактически вассалами Китая. Северная Монголия, родина северных хунну, как мы уже писали, начиная с 87 г.н.э. заселялась сяньбийскими племенами. Почему не заселили северную Монголию южные хунну? Остается только строить предположения, ведь они были основными победителями северных шаньюев. Предполагаем, такой была политика Китайского правительства. Вероятно, правители Китая думали, что сяньбийцы станут спокойнее, не будут устраивать набеги, а захваченные у номадов земли не будут требовать. С III в. до н.э., со времен Шаньюя Модэ, сяньбийцы жили севернее китайцев, приблизительно в районе рр. Онон, Сунгари и Амура. Между сяньбийцами и китайцами лежала территория ухуаней (авар), иначе, жуань-жуаней.
В 94 г. н.э. Шаньюй Аньго был убит, он царствовал всего лишь один год. На престол был возведен «сын покойного щаньюя Ди Тиндушы Чжоху-ди Шаньюй Шицзы…», сообщает хроника Хоуханьшу [Бичурин, 1950, т.1, с. 130].
Антропоним «Тиндушы», вероятно, сложное монгольское слово, со-стоящее из двух: «Тин – тийм – подобный» [Лувсандэндэв, 1957, с.322] и душы – дэш – выше, вверх, наверх, садить на почетное место» [там же, с. 172]. Полный перевод имени Тиндушы – подобный верхнему, т.е. его, видимо, сравнивали с небожителями, подобное имя характерно язычникам. На киргизском (тюркском) языке  имя Тиндушы значения не имеет. Антропоним «Шицзи» – китайское слово.
В 98 г.н.э. Шаньюй Шицзи, процарствовав четыре года, умер. Хро-ника Хоуханьшу сообщает: «…на престол возведен Тхань, сын Шаньюя Чжан. Ваньшышы Чжоди Шаньюй Тхань поставлен в десятое лето правления Юн-юань, 98» [Бичурин, 1950, т.1, с. 132].
Антропоним «Тхань», вероятно, монгольское слово с китайским пре-фиксом «т», означающее «хань – спутник, друг» [Лувсандэндэв, 1957,  с. 596].
Антропоним «Ваньшышы» – китайское слово. На киргизских (тюрк-ских) языках слово «Тхань» и «Ваньшышы» значения не имеет.
В 125 г.н.э. Шаньюй Тхань умер. Хроника Хоуханьшу повествует: «Шаньюй Тхань скончался на двадцать седьмом году царствования; младший его брат Ба возведен на престол» [Бичурин, 1950, т.1, с. 133].
Антропоним «Ба» сближаем с монгольским словом «Баа – кнут, бамбук, штраф» [Лувсандэндэв, 1950, с.51]. Имя Ба дали, по нашему мне-нию, Шаньюю, чтобы он для врагов империи был «кнутом», чтобы он отгонял врагов от границы как скот.
В 128 г.н.э. Шаньюй Ба на четвертом году царствования умер. Хро-ника Хоуханьшу сообщает: «Шаньюй Ба скончался на четвертом году царствования, на престол возведен младший его брат Хюли Кюйдэ Жошы Чжоди» [Бичурин, 1950, т.1, с. 133].
Антропоним «Хюли» произошел от монгольского слова «хул – савра-сый» [Лувсандэндэв, 1957, с. 565], по-бурятски Хулы – саврасый, светло-гнедой [Шагдаров, Черемисов, 2010, т. 2, с. 464].
Антропоним «Жодэ», вероятно, от монгольского слова «жолоо – поводья, вожжи, бразды правления» [Лувсандэндэв, 1957, с. 182],  другие звучания слова «жошы», «жоди».
На киргизских (тюркских) языках слова «кюли», «кюйдэ», «жошы» значения не имеют.
В 141 г. н.э. Шаньюй Хюли умер. Хроника Хоуханьшу сообщает: «Шаньюй и младший его брат  Восточный Чжуки-князь сами себя предали смерти. Шаньюй Хюли царствовал 13 лет» [Бичурин, 1950, т.1, с. 134].
В 143 г.н.э. на Шаньюев престол был возведен Дэулэучу. Хроника Хоуханьшу сообщает: «Хулань-жошы-чжогю Шаньюй Дэулэучу прежде жил в столице; на ханство возведен во второе лето правления Хань-ань» [Бичурин, 1950, т.1, с. 136].
Антропоним «Хулань» происходит от монгольского слова «хулан – кулан, дикая лошадь» [Бичурин, 1950, т.1, с. 562]. На киргизских (тюркских) языках слово «хулань» значения не имеет.
Антропоним «Дэулэчу» происходит от монгольского слова «дээу-эчлэх – превозносить, почитать» [Лувсандэндэв, 1957, с. 170]. На киргизских (тюркских) языках слово «дэулэучу» значения не имеет.
В 147 г.н.э. Шаньюй Дэулэучу умер. Хроника Хоуханьшу сообщает: «Шаньюй Дэулэучу на пятом году царствования скончался. Илишы Чжо-ди Шаньюй Гюйгюйр вступил на престол…» [Бичурин, 1957, т.1, с. 136].
Антропоним «Гюйгюйр», вероятно, произошел от монгольского слова «гуйлгээ – оборот, оборачиваемость, обращение, товарооброт» [Лувсандэндэв, 1957, с.129], видимо, Гюйгюйр был предприимчивым человеком или его так назвали в честь какого-либо предприимчивого пред-ка.
Антропоним «Илиниши» произошел от монголоязычного слова «илагша – победитель» [Шагдаров, Черемисов, т.1, с. 434].
На киргизских (тюркских) языках слова «гюйгюйр» и «илиниши» зна-чения не имеют.
В 158 г. н.э. в правление Шаньюя Гюйгюйра, как пишет древнекитайская хроника Хоуханьшу: «В первое лето правления Янь-Хи, 158, все поколения южного Шаньюя взбунтовались и, соединившись с ухуаньцами и сяньбийцами, произвели набег на девять пограничных областей. Чжан Хуань назначен главноначальствующим для усмирения их. Аймаки Шаньюевы все покорились. Чжан Хуань, находя Шаньюя неспособным к управлению государственными делами, задержал его. Государь Шаньюем поставил восточного Лули-князя. Сим образом Шаньюй Гюйгюйр, отставленный, скончался на двадцать пятом году царствования. На престол возведен сын его такой-то. (Н.Я. Бичурин в сноске поясняет: «При слове такой-то надобно знать, что историки опустили имя Шаньюя: у кочевых нет письма, следовательно, нет ни законов, ни указов, и потому слово такой-то поставлено вместо имени»). Тудэ-Жоши-чжогю Шаньюй такой-то вступил на престол в 1-е лето правления Хи-пьхин, 172 [Бичурин, 1950, т.1, с. 136-137].
В 177 г.н.э. на престол был возведен Шаньюй такой-то. Хроника Хо-уханьшу пишет: «В шестое лето, 177, Шаньюй и хуннуский пристав Цзан Минь выступили из Яй-мынь против сяньбийского Таньшихая и были со-вершенно разбиты. Шаньюй по возвращении из похода в том же году скончался; на престол возведен сын его Хучжен.
Шаньюй «Хучжен» от монгольского слова «хуучин – старый, поношенный, старинный, прошлый»  [Лувсандэндэв, 1957, с. 570]. Возможно, имя «Хучжен» дали в честь прошлых Шаньюев. На киргизском (тюркских) языках слово «хучжен» значения не имеет.
Может быть, антропоним «Хучжен» произошел от монголо-тюркского слова «хучин» или от его производного «хучирхэг – сильный, мощный, могущественный, могучий» [там же, с. 580-581].
В 179 г.н.э. Шаньюй Хучжен как вассальный правитель был казнен. Хроника Хоуханьшу сообщает: «…на его место Шаньюем поставил Западного Чжуки-князя Кянькюя» [Бичурин, 1950, т.1, с. 137].
Антропоним «Кянькюй», вероятно, от монгольского слова «ханхгар – дюжий, крупного телосложения» [Лувсандэндэв, 1957, с. 511]. Шаньюй Канкюй, возможно, был человеком крупного телосложения. По-киргизски есть слово, сближаемое с «Канкюй», это «канаке, канакёй – то же, что канна – где» [Юдахин, 2012, с. 338], но «канькюй» употребляется как женское имя.
В 188 г. н.э., как пишет хроника Хоуханьшу: «Шаньюй Кянкюй умер на десятом году царствования; по нем на престол возведен сын его, Западный Чжуки-князь Юйфуло». Н.Я. Бичурин пишет: «Юйфуло есть родоначальник славного Лю Юань-хай, основателя старшей династии Чжао. Династия Чжао царствовала в Китае в 304-330 годах. Юань-хай был главою смятений при династии Цзинь» [Бичурин, 1950, т.1, с. 137].
Антропоним «Юйфуло», вероятно, от монгольского слова «юутгэл – переменчивый, перемена, тленность» [Лувсандэндэв, 1957, с. 386] или китайское слово. Ведь южные хунну были вассалами Китая и китайцы могли дать такое имя, во-первых, во-вторых, летопись писали китайские летописцы.
В 195 г. н.э. умер Шаньюй Юйфуло. Хроника Хоуханьшу пишет: «Шаньюй Юйфуло умер на седьмом году царствования; на престол возведен младший его брат Хучуцуань» [Бичурин, 1950, т.1, с. 138].
Антропоним «Хучуцуань, вероятно, происходит от монгольского слова «хуучиргин – игрок на хучире, хучирч» [Лувсандэндэв, 1957,  с. 571]. На киргизских (тюркских) языках слово «хучуцуань» значения не имеет и не сближаемо ни с одним словом.
Шаньюй Хучуцуань был последним Шаньюем, который правил вассальным государством Южных хунну. Мы приведем полную цитату из хроники Хоуханьшу с примечаниями Н.Я.Бичурина для понимания, как закончилось в 215 г.н.э. государство южных Хунну: «Шаньюй Хучуцуань вступил па престол в первое лето правления Гян-ань, 195, но будучи изгнан старшим своим братом, не мог возвратиться в орду и был несколько раз ограблен сяньбийцами. В сем году император Сяньди возвратился из Чан-ань на восток. Западный Чжуки-князь Кюйби с Хань Лo, предводителем мятежников в Бай-бо, охранял Сына Неба и сражался с полководцами Ли-кио и Го-Фань. Когда же Сын Неба возвратился в Ло-ян и переведен был в Хэй, то Кюйби возвратился в свою орду в Пьхин-ян. В двадцать первое лето, 215, Шаньюй приехал явиться к Цао-цао, который и удержал его в Йе, а  Кюйбия отправил для управления его ордою». Н.Я. Бичурин в сноске замечает: «Шаньюй Хучуцуань задержан в Йе, а Кюйби обратно послан в Пьхин-ян для управления оставшимися в орде пятью поколениями» [Бичурин, 1950, т.1, с.138].
Южные хунны с исчезновением своих вассальных шаньюев в 215 г. н.э. еще сохранялись как этнос. Китайское правительство больше не нуждалось в правителях из южных хуннов. Но этнос продолжал существовать, хотя как политическая единица прекратил свое существование. Южные хунны даже сумели восстановить государственность на короткий период под названием Младшего Дома Чжао. Ниже приводим цитату из средневекового сборника летописей Тун-цзян-Ганму в переводе Н.Я. Бичурина: «Лю Юань, по проименованию Юань-хай, был сын Восточного Чжуки-князя Лю-Бао. Еще в детстве обнаружи¬лись в нем необыкновенные дарования. Воспитываясь при китайском Дворе, он приобрел большие успехи в китай¬ской словесности; как военный обучался и тактике, имел большую силу, исполинский рост. В 279 году, по смерти отца, поставлен начальником восточного аймака, а в 290 году определен главнокомандующим всех пяти хуннуских аймаков, размещенных внутри северного Китая. С 290 года в царствующем Доме Цзинь начались семейные раздоры, которые оканчивались убийством, а с 300 года завязалась кровопролитная война между князьями царствующего Дома, и смятение разлилось по всему Китаю. В сие время начальники пяти хуннуских аймаков предприняли оружи¬ем возвратить утраченные права, и на общем собрании в 304 году объявили князя Лю Юань-хай Великим Шаньюем. Лю Юань-хай в сем же году объявил себя государем с титулом Ван, и дал своей династии название Хань, [ниже переименована в Чжао] и открыл войну с Китаем. В следующем году перенес столицу в Пьхин-ян-фу, и объявил себя императором. В 310 году скончался, и сын его Лю Хо вступил на престол. Князья внушали ему подозрение на младшего брата Лю Цун и напали на него в лагере, но не успели в предприятии: напротив, войска князя Лю Цун ворвались на дворец и убили Лю Хо. Лю Цун вступил на престол по нем. В 311 году хунны взяли обе китайские столицы Хэ-нань фу и Си-ань-фу; а после сего воевали с переменным счастьем; почему со всеми силами обратились на север: но здесь полководец их Лю Ио претерпел великого поражение от сяньбийского Тобы Илу. Лю Цун скончался в 318 году: сын его Лю Цань вступил на престол. Сей государь предался утехам; почему Цзинь Чжун, замысливший овладеть престолом, убил его; некоторым отсек головы на площади и объявил себя государем с титулом Ван; но в конце года и сам убит от своих сообщников. Князь Лю Ио прибыл из Си-ань-фу и вступил на престол. В 319 году он перенес столицу в Си-ань-фу, и династии своей принял название Чжао. Между тем полководец его Ши Лэ  объявил себя государем с титулом Ван, династию своею назвал младшею Хоу Чжао, а столицу утвердил в восточной половине северного Китая в городе Шунь-дэ-фу. Сим образом северный Китай разделился на два государства, оба под владением южных хуннов. Желтая река была рубежом между ними. Лю Ио в 323 году довершил гном завоевания на западе, между тем Ши Лэ то же сделал на востоке. В 327 году Лю Ио и Ши Лэ начали войну между собою, и продолжали ее с переменным счастьем до 328 года, в котором Ши Лэ, победив Лю Ио под стенами города Хэ-нань-фу, убил его. В следующем году Ши Ху, по поражении хуннов в Шан-ин, взял в плен наследника Лю Сю с 3 000 князей и вельмож из хуннов и всех предал смерти. Здесь совершенно пресекся Дом хуннов, царствовавших на юге в северном Китае. Царствование их продолжалось 26 лет. [На смену его пришло второе царство южных хуннов под названием младшего дома Чжоу, основанного домом Ши].
Ши Лэ родом был хунн, сделался полководцем, а в 330 году объявил себя императором. Под его владычеством находился почти весь северный Китай. Он умер в 333 году; сын его Ша Хун вступил на престол: но брат Ши Ху заточил сего государя. В конце 334 года Ши Хун низведен с престола, а Ши Ху объявил себя правителем государства. К 338 году он победил сяньбийского князя Дуань JIую, и завоевал земли его и Шунь-тьхянь-фу и Сю-ань-хуа-фу [область Пекина]: но Муюн Хуан, другой сяньбийский князь, вероломным образом разбил войско его, посланное для принятия поддавшегося Дуань Ляо: почему Ши Ху в 340 году вступил во владения Муюна Хуан с полумиллионом войска. Муюн Хуан зашел в тыл ему, истребил военные и съестные припасы, и тем ниспроверг его предприятие. В 349 году Ши Ху объявил себя императором; но чрез три месяца умер. Пред смертью государя Ши Ху государыня Лю Шы, воспользовавшись помрачением его ума, произвела замешательство при Дворе и по смерти его объявила государем сына своего Ши Ши. Но князь Ши Цзунь убил Ши Ши с матерью, и сам вступил на престол. Князь Ши Минь ревностно содействовал ему к получению престола, за что Ши Цзунь дал слово объявить его наследником по себе: но по достижении желаемого объявил наследником сына своего Ши Янь, и положил в тайном совете погубить Ши Минь. Князь Ши Цзянь открыл сию тайну, и Ши Минь, как верховный полководец, приказал войскам взять Ши Цзунь с наследником Ши Янь под стражу, и потом обоих предал смерти, а князя Ши Цзянь возвел на престол. Сей государь видел, что Ши Минь опасен для него, и хотел погубить его. Ши Минь отразил двукратное нападение и наконец взял Ши Цзянь под стражу. В 350 году он убил сего государя, и объявил себя императором. В 352 году он пошел на север против Муюна Цзюнь, овладевшего Пекином: но взят в плен на сражении и предан казни. Сим образом рушилось второе царство южных хуннов в северном Китае, продолжавшееся 22 года под названием Младшего Дома Чжао. Сяньбийский Дом Муюн заступил место его» [Би-чурин, 1950, т. 1, с. 133-141].
В 352 г.н.э. южнохуннуское государство в Северном Китае и Южной Монголии (совр. часть Внутренней Монголии) окончательно перестало существовать и южнохуннуский этнос, видимо, стал активно смешиваться с сяньбийцами и китайцами. Но не все ассимилировались в эти народы, через 87 лет, в 439 г., осколок этого народа, в меру смешанный род Ашина (монг. – волк), переселился на север Монголии, где жили авары и киргизы, в местность Отукенская чернь. Тургуты Ашина, смешавшись с киргизским родом Со, заложили основу современных турков Малой Азии и туркмен Средней Азии. Затем, в 551 г. создали собственное государство в Северной Монголии, простирающееся на весь Казахстан до Каспийского моря. Современные турки и туркмены наряду с жителями Монголии, Казахстана и Китая являются потомками и продолжателями южных хунну [Шабалов, 2016].
Северные хунну, изгнанные в 93 г.н.э. коалицией южных хунну, сянь-бийцев Китая, динлинов и усуней, оторвались от преследователей в Юебани, что в Восточном Казахстане. Преследование, вероятно, не было интенсивным, отдохнув, северные хунну, видимо, выбрали нового предводителя  из хуннов-дулатов и устремились на запад, опасаясь врагов, которые могли появиться в Юебани.


Глава 6. СКИФЫ-ЮЕЧЖИ
 
В IX-VIII вв. до н.э. степная и лесостепная зоны Алтая, север современ-ного Восточного Казахстана была оккупирована кочевыми племенами евро-пеоидного антропологического типа. Китайцы прозвали их юечжи. Древнекитайская хроника Цяньханьшу называет их Большие юечжи [Би-чурин, 1950, т.1, с. 179]. Возможно, Большие юечжи – так древние китайцы назвали их из-за большого роста или из-за того, что они были сплошь конными людьми – кочевниками, возможно, поэтому казались низкорослым китайцам большими. А вот отец китайской истории Сыма Цянь в своем знаменитом Шицзи пишет просто «юечжи» без эпитета «большой». Кочевники-киргизы, по нашему мнению, были, вероятно, монголоидами в расовом отношении.
Примерно к VII в. до н.э. юечжи-скифы или номады европеоидного типа заняли Горный Алтай и продвинулись вплоть до современной Хакасии и Тувы, также оккупировали юг Красноярского края, Кемеровской области и Восточную Монголию. То есть кочевые европеоиды юечжи-скифы оккупировали земли киргизов и их подразделения кипчаков и часть территории хунну [Дебец, 1948] и др. Киргизов, юечжи с их территории, видимо, не  сгоняли, но они, вероятно, заняли господствующее положение, о чем свидетельствуют их захоронения.  Скифы-юечжи смешивались с монголоидами - киргизами.
Кто же такие Большие юечжи и откуда они пришли? По мнению боль-шинства российских ученых историков и лингвистов, Большие юечжи счита-ются скифами, индоевропейцами по антропологическому типу, по языку относятся к иранцам (иранская группа языков).
С.И. Руденко  в работе «Культура населения Центрального Алтая в скифское время» писал «…физический тип основной массы населения Алтая в данную эпоху был европеоидным. В знатных семьях значительное место занимали особи с явно выраженным монголоидным компонентом. Проникновение на запад монголоидных элементов даже так далеко, как бассейн Камы, наблюдается по крайней мере с VII в. до н.э. Неудивительно поэтому наличие этого элемента в середине I тыс. до н.э. среди горноалтайских племен, что, однако, не определяет их этническую принадлежность к народам монгольской расы. Показательно, что элемент этот обнаруживается почти исключительно в захоронениях знати. Перекрестные браки у представителей знати азиатских скотоводческих племен факт общеизвестный. Однако не только таким путем монголоидные компоненты могли проникнуть в среду европеоидов.  Известны многочисленные факты, когда в результате поражений при военных столкновениях предводители искали убежища в родственных им семьях дружественных племен. Наконец, такое же убежище могли иметь целые роды или их подразделения (аймаки).
Наиболее вероятно, что племена Алтая в рассматриваемую эпоху при-надлежали к той группе среднеазиатских племен, которые подобно сакам, были европеоидами и, можно думать, были теми племенами, которые китайские источники называли юечжами» [Руденко, 1960, с. 338].
С.И. Руденко отмечал, что значительное место занимали особи с явно выраженными монголоидными чертами, подтверждающее наше предположение о вероятной метисизации монголоидных киргизских племен с европеоидными скифами.
Казахстанский ученый М.К. Кадырбаев в «Истории Казахской ССР с древнейших времен до наших дней» писал о языке, вероятно, скифов и саков: «Большинство исследователей на основании данных Авесты полагают, что оседлые и кочевые племена Средней Азии и Казахстан говорили на восточно-иранских языках и диалектах, выделившихся уже в начале I тыс. до н.э. из индоиранской ветви обширной индоевропейской семьи языков» [История Казахской ССР, т.1, 1977, с. 195].
Значительная часть киргизских и казахских ученых остаются на твердокаменных позициях, на каких стояли ученые XIX в., утверждающие, что юечжи-скифы – это прототюрки, но вслед за древнегреческими и латинскими писателями, путающие скифов и саков. И это несмотря на то, что древние китайцы рассматривали юечжей и сэ (вероятно, саков) как отдельные племена. Древнекитайская хроника Цяньханьшу пишет: «Когда хунны разбили Большого Юечжи, то Большой Юечжи занял на западе государство Дахя, a сэский владетель занял на юге государство Гибинь. Сэские племена рассеянно живут, и более под зависимостью других. От Кашгара на северо-западе Хюсюнь [Сюсюнь] и Гюаньду — суть потомки древних сэсцев». [Бичурнин, 1950, т.2, с.179].
Скифы (юечжи) и саки (сэ), по нашему мнению, разные ираноязычные племена.
Саки, вероятно, до X в. до н.э. выделились из арийских племен и заселили современные Казахстан, Таджикистан, север Афганистана, Узбе-кистана и юг Казахстана.
Скифы (юечжи – по-китайски) до Х в., вероятно, жили севернее саков (сэ), занимали, возможно, север западного Казахстана и Приуралье, как с востока, так и с запада.
Геродот, древнегреческий писатель, живший в VI-V вв. до н.э., писал о скифах следующее: «По рассказам скифов, народ их – моложе всех. А произошел он таким образом. Первым жителем этой еще необитаемой тогда страны, был человек по имени Таргитай. Родителями этого Таргитая, как говорят  скифы, были Зевс и дочь реки Борисфена (я этому, конечно, не верю, несмотря на их утверждения). Такого рода был Таргитай, а у него было трое сыновей: Липоксаис, Арпоксаис и самый младший — Колаксаис. В их царствование на Скифскую землю с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша. Первым увидел эти вещи старший брат. Едва он подо¬шел, чтобы поднять их, как золото запылало. Тогда он отступил, и прибли¬зился второй брат, и опять золото было объято пламенем. Так жар пы¬лающего золота отогнал обоих братьев, но, когда подошел третий, млад-ший брат, пламя погасло и он отнес золото к себе в дом. Поэтому старшие братья согласились отдать царство младшему.
Так вот, от Липоксаиса, как говорят, произошло скифское племя, назы-ваемое авхатами, от среднего брата -  племя катиаров и траспиев, а от младшего из братьев – царя племя паралатов. Все племена вместе назы-ваются сколотами, т.е. царскими. Эллины же зовут их скифами [Геродот, 1972, кн. IV, с.188].
Будучи в г. Бишкеке автор настоящей книги встречался с профессором О. Осмоновым и К, которые весьма темпераментно отстаивали тюркскую точку зрения на саков и скифов. Они, как и казахская исследовательница А.К. Нарымбаева и др.,  интерпретируют имена Таргитай, Липоксаис, Арпоксаис и Калаксаис как тюркские. А.К. Нарымбаева  даже написала книгу, которая называется «Туран – колыбель древних цивилизаций» (Алматы, 2009). На с.4 находится фотопортрет А.К. Нарымбаевой, удивительно похожей на знакомую автора этой книги жительницу г. Улан-Батора, монголку по национальности, Нарантуя. Имя Нарантуя с монгольского языка на русский переводится «солнечный луч», а фамилия А.К. Нарымбаева переводится со староказахского на русский язык «богатое солнце». Удивительное совпадение, как внешнее, так и в значении фамилий.
Вернемся к рассказу Геродота, написанному в его «Истории» (кн. IV), которая называется «Мельпомена» на с. 188. Начнем с Таргитая. Обычно Таргитаем-Тарханом монголоязычные называли сборщиков податей и налогов. О. Осмонов называет авар народом монгольского происхождения. В 580 г. н.э. в Византию прибыл аварский посол хана Баяна (монг. Баян – богатый) по имени Таргитай – полный тезка описываемому Геродотом «предка» скифов. О. Осмонов про авар пишет: «В V в. кыргызы вместе с теле боролись против переместившихся с Северного Китая жуан-жуанов (жужаны, т.е. авары) монгольского происхождения, создавших сильную империю, однако были вынуждены покориться этому государству» [Осмонов, 2018, с.70]. Авары, вероятно, названы по своему тотему, «авар» означает по-монгольски «удав». Китайцы авар называли «жуань-жуане», что значит «ползающие черви», калька монгольского слова «авар – удав» на китайский язык.
А.К. Нарымбаева, делая все племена и народы тюрками,  пишет: «Тюркоязычность скифов нетрудно установить, этимологизируя на основе тюркских языков имена родоначальников скифов - Таргытая и его трех сыновей: Липоксая, Арпоксая, Колаксая.
С позиции иранского языка Таргытай состоит из двух частей: дар- га и тава. В древнеиранском дарга «долгий» или «острый», тава – «мощь, сила». Таргытай – «долгомощный или стреломощный» (В.И.Абаев. 1949. С. 163. Вс. Миллер. 1887. С. 127).
С позиции тюркского языка слово таргытай состоит из таргы или та-рыг: - др. тюрк, «земледелец» и сой-той - тюрк. – «род». В целом – «род земледельцев или родоначальник земледельцев».
Тары, кстати, в современном казахском языке означает «просо». Холодостойкая, быстро созревающая, хорошо приспособленная к зоне рискованного земледелия злаковая культура. До сих пор изделия из  него составляют основу национальной кухни казахского народа. Древние тюрки его выращивали издавна. Известно, что аркаимцы и андроновцы вели оседлый образ жизни и занимались наряду со ско¬товодством и земледелием. Таргытай означает «род земледельцев», возможно, этим подчеркивали древность рода, ведущего свое нача¬ло с аркаимско-сынтастинской эпохи.
Кроме того, имя Таргытай встречается не только у Геродота, оно фигурирует у аварцев как тюркское имя. Феофилакт Симокатта (историк VII в.) сообщает, что «Таргитий - человек видный в племе¬ни аваров» (Ф. Симокатта. 1957. С. 35). Менандр Византиец сообща¬ет, что в 568 г. пред-водитель аваров Баян отправил Таргитая к царю с требованием от него ус-тупки (Византийские историки. 1861. С. 392). Авары того же Таргитая в 565 г. отправляют послом в Византию (там же, стр. 418). Во II в. Полиен сообщает, что и у скифов, живу¬щих у Мэотского (Азовского) моря, была знаменитая женщина по имени Тиргатао (В.В. Латышев. 1893. С. 567). Следовательно, и эти скифы были тюркоязычными.
Липоксай - старший сын Taргитая. Этимологию этого слова Абаев заимствует у Фасмера. Вторая часть, по его мнению, состоит из корня ксая-хсай «сиять, блистать, властвовать», осетин. – «княгиня, заря»; пер¬вая часть не ясна, может быть искажение вместо Хораксаис: ср. др. Иран. Hvar xsaita «солнце», перс. Xorsed (В.И. Абаев. 1949. С. 189).
М. Закиев сравнивает это с тюркской этимологией. Тюркское сой «род, фамилия, родня, предки, поколение, потомки, раса, происхожде¬ние»; ак «бе-лый, благородный, богатый»; аксой «благородный, бога¬тый род, святой род, родоначальник» и т.д. У тюркских народов име¬на-фамилии с элементом сой - это обычное явление: Аксой, Паксой, Коксой. Первая часть - лип-липо-леп - «граница». В целом, Липок-сай «святой род, имеющий (защищающий) границы, т.е. род военоначальников».
Арпоксай - средний сын Таргитая. Первую часть Абаев сразу превращает в апра и выводит из иранских корней ап «вода» и осет. арф. «глубокий»; апра «водная глубь»; хсая «владыка»; апра-хсая «владыка вод» (В.И. Абаев. 1949. С. 189). Сравним это с тюркской этимологией. О второй части мы уже знаем: аксой - «святой род, благородный род». Первая часть - арпа - «ячмень, зерно, продукт»; арпалык «владение (землей)»; Арпоксай «глава рода, владеющего пашней, земельной территорией, или род земледельцев».
Колаксай - младший сын Таргитая. По Фасмеру и Абаеву, вто¬рая часть хсай «сиять, блистать, властвовать», в осетинском хсарт «доблесть», хеин «княгиня», хсед «заря» и т.д.; первая часть не ясна, может быть, искажение вместо хораксаис, ср. древн.-иран. Хвар-хшаита «солнце» (В.И. Абаев. 1949. С. 189). Сторонники скифо-иран¬ской теории иногда доводят это имя до фонетической формы персид. Сколахшайя и объявляют Колаксая царем рода скол (сколот) - ски¬фов - персов (А.П. Доватур. 1982. С. 207-208).
Сравним это с тюркской этимологией. Вторая часть слова Ко¬лаксай - аксай «благородный, святой род»; первая часть - Кола - кала «город, столица»: Колаксай «благородный, святой род, имею¬щий (защищающий) столицу, страну».
Можно этимологизировать и иначе, если учесть, что скифы жили в эпоху поздней бронзы. Кола на современном казахском языке оз¬начает «бронза», значит «благородный род ремесленников».
Если мы иранские этимологии имен отца Таргитая и его грех сыно¬вей Липоксая, Арпоксая и Колаксая приведем в систему, то получим: Таргытай «долгомощный», Липоксай «блеск солнца», Арпоксай «вла¬дыка вод», Колаксай «блеск солнца или сколахшая». Здесь нет этимо¬логической, семантической и лексико-структурной системы.
Рассмотрим систему в тюркской этимологии имен отца и трех его сыновей. Таргытай - «благородный род земледельцев», Липок¬сай - «охраняющий свои границы благородный род», Арпоксай - «бла¬городный род земледельцев»; Колаксай - «охраняющий столицу (т.е. царство) благородный род». Последний, младший сын, по рассказам Геродота, принимает царство от отца после того, как он принес к себе в дом упавшие с неба золотые предметы: плуг, ярмо, секиру и чашу (Геродот. 1972. Книга IV. С. 5).
 Можно и несколько по-другому этимологизировать. Липоксай – «воинственный, благородный род», т.е. благородный род воинов, Арпоксай – «благородный род земледельцев», Колаксай – «благородный род ремесленников».
Как видим из приведенного примера, скифские слова этимологизи-руются на основе тюркского языка убедительнее, чем на основе осетинского. Для примера были взяты важные в скифском языке слова – имена родоначальников скифского народа» [Нарымбаева, 2009, с. 460-462].
Учитывая, что описываемый полулегендарный родоначальник скифов Таригтай жил примерно за 1000 лет до Геродота (так описывает сам Геродот), живший между 490-425 гг. до н.э., получается приблизительно в середине II тысячелетия до н.э., т.е. Геродот описывает Таргитая, жившего около 3600 лет тому назад. А.К. Нарымбаева, вероятно, пользовалась Древнетюркским словарем (ДТС), составленным В.М. Наделяевым, Н.М. Насиловым, Э.Р. Тенишевым и А.М. Щербак в 1969 г., включающем  киргизские, тюркские, уйгурские и монгольские средневековые слова, всецело доверилась этому словарю. А зря! Таргитай (Таргитай), как пишет А.К. Нарымбаева, с позиции тюркского языка… состоит из тиргы или тарыг – др. тюркское – «земледелец» и сой-той – тюрк. – «род» и сводит к значению рода земледельцев или к родоначальнику земледельцев.
По нашему мнению, имя Таргитай, спустя примерно 1100 лет после Ге-родота, встречается у монголоязычных аваров. Примерно в 580 г. н.э. посланником аварского хана Баяна был Таргитай (см. выше). А.К. Нарымбаева пишет, что имя Таргитай «… фигурирует у аварцев как тюркское имя» и ссылается на Феофилакта Симокатту, Менандра Византийца, которые авар называли скифами и делает, по нашему мнению, ошибочное заключение: «следовательно, и эти скифы были тюркоязычными». Византийские историки средневековья до IX в. называли скифами всех жителей Причерноморья, Поддунавья и Паннонии без разбору, вкладывая в понятие «скифы» больше географический смысл, чем этнический. Во-первых, авары не тюркоязычный (киргизоязычный), а монголоязычный народ. В древности и раннем средневековье авары были монголоязычными, в настояшее время аварцы смешались с кавказцами и перешли на кавказоязычие из-за слабости своего древнего языка [Владимирцов, 2005], [Котвич, 1962], [Шабалов, 2016], [Осмонов, 2018] и др. Тот же Менандр писал, что переводчиками с хуннуского языка являются авары, которые, если бы были тюрками, то аварцы Дагестана оставались бы тюркоязычными, а они в середине века перешли на кавказоязычие. Во-вторых, обратимся к ДТС, которым, вероятно, пользовалась А.К. Нарымбаева, а также русско-киргизскому, русско-турецкому, русско-хакасскому словарям. Хакасский язык – самый чистый из современных киргизоязычных (тюркоязычных), содержит незначительное количество лексем из персидского и арабского языков. А также к русско-монгольскому словарю и сделаем сравнительный лингвистический анализ, т.е. компративистику.
Слово «Тar;yc;», интерпретируемое ДТС [ДТС, 1969, с. 537] и ува-жаемой А.К. Нарымбаевой, якобы употреблявшееся «древними тюрками», на самом деле, лексема из списка арабским письмом, не позднее первой половины  XIV в. из Египта, хранится в г. Каире»  [ДТС, 1969, с. XXXIV] и «уйгурская версия о царевичах Кalganamкara и Papamkara, единственный список уйгурским письмом, предположительно Х в., хранится в национальной библиотеке в Париже, 80 страниц по 8 строк на каждой» [ДТС, 1969, G. XXXII]. Вероятно, уйгуры в древности и средневековье так же, как  авары, говорили на разновидности монгольского, язык их содержит значительное количество монголизмов. Об этом говорит Махмуд Кашгарский, писатель XI-XII вв., творение которого авторы ДТС использовали при интерпретации слова «тar;yc;». Махмуд Кашгарский в знаменитом «Диван лугат ат-турк» пишет о двуязычии уйгуров: «Уйгурский чистый тюркский язык (lisan), но у них есть другое наречие (luga), на котором они говорят между собой» [Махмуд Кашгари, 2000, с. 76]. Возможно, уйгуры на рубеже XI-XII вв. были двуязычными, переходили с монголоязычия на киргизоязычие (тюркоязычие). Некоторые ученые считают, что уйгуры не расставались с монголоязычными до XVII в. [Санжеев, 1977]. В настоящее время есть небольшое число уйгуров (шара-уйгуры), проживающих в провинции Ганьсу (Китай) и не расставшихся с монголоязычием [Шабалов, 2014].
Таким образом, возможная ссылка А.К. Нарымбаевой на ДТС не имеет никаких оснований. Слово «Тar;yc;», скорее всего, монголоязычное, употреблявшееся не древними, а средневековыми турками и уйгурами, видимо, заимствовавшими данное слово из монголоязычия.
Слово «земледелец» по-киргизски звучит как «дыйкин», но слово заимствованное из арабского языка. Слово «земля – жер» [Юдахин, 2012, с. 235]. Слово «земледелец» по-хакасски означает «чир точынчатхан» [Чанков, Русско-хакасский словарь, 1961, с. 273]. Мы считаем, что современные тюркские языки произошли из киргизского языка, т.к. тургуты-турки-тюрки на рубеже V-VI вв. образовались из смешения монголоязычных хунну и киргизоязычного племени Со [Шабаловы, 2016], [Шабаловы, 2019]. Слово «земледелец» на современном турецком – «;iftai, ekinci, tarimci» [Русско-турецкий словарь /Щербинин, М., 1989, с.173]. Вероятно, монголизм «Тar;yc;» изживается из современного турецкого, потому что «tarimci» приводится в словаре В.Г. Щербинина последним.
Слово «земледелец» по-монгольски «тариачин» [Лувсандэндэв, 1982, с. 178], т.е. лексема полностью совпадает со словом «Тar;yc;» из так назы-ваемого «Древнетюркского словаря», только в монгольском добавлено окончание «н». А.К. Нарымбаева как историк должна знать, что монго-лоязычные калмыки в XVI в. будучи хозяевами одноименного государства в нынешнем Западном Китае (Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая) переселили в район г. Кульджи уйгуров для занятия земледелием и назвали их «тарянчи, т.е. земледельцы». Уйгуры, проживающие в районе вокруг г. Кульджи до сего времени называются «тарянчи – земледельцы»
Слово «тar;yc;» в ДТС монгольское, это говорит о том, что в средневековье тургуты-турки-тюрки широко употребляли лексемы из монголоязычия, т.е. не совсем расстались с былым монголоязычием.
Слова «тариан – хлеб, зерно, урожай», «тариалангий – земледельческий, аграрный», «тариачин – крестьянин, землепашец, хлебороб, пахарь» [Лувсандэндэв, 1957, с. 393-394] монголоязычные, а не тюркские. По-тюркски (киргизски) «земля – жер, чир, ер» [Юдахин, 2012, с.235], [Чанков, 1961, с. 274], [Щербинин, 1989, с. 173] соответственно. Отсюда вполне возможно по-тюркски (киргизски) слово «земледелец», на наш взгляд, должно содержать лексемы «жер, чир, ер», как на хакасском языке «чир точынгатхан», а среди турок-месхетинцев есть племенное подразделение «ерли – земледельцы».
Слово «тar;yc;» с большой вероятностью лексема монголоязычная, т.е. из языка, на котором говорили хунну, когда турки-тургуты еще не стали турками. «Тургут-турок», на наш взгляд, переводится как «тургэн – быстрый, скорый, спешный, вспыльчивый, горячий, крутой» [Лувсандэндэв, 1957, с. 432]. По-западнобурятски «тургут, тургэдэшэт» означает, что человек заболел «шаманской болезнью». По мнению известного российского историка, знавшего старокитайский язык, М.В. Воробьева, предки рода Ашина были шаманами [Воробьев, 1994].
По нашему мнению, А.К. Нарымбаева, вероятно, излишне доверилась ДТС и ошибается в утверждении первого слога антропонима «Таргитай», «Тарги», принимая его древнетюркское слово, а оно, видимо, монголоязычное. На монголоязычии слово «тариачин» означает «крестьянин, земледелец, хлебороб, пахарь» [Лувсандэндэв, 1957, с. 393-394].
По мнению А.К. Нарымбаевой, аффикс в антропониме Таргитай должен читаться как тюркское слово «сой-той – род». В русско-турецком словаре В.Г. Щербинина «род» переводится как soy, кизак (;).
В самом древнем из так называемых тюркских языков киргизском, читаем в словаре К.К. Юдахина: «род – уруу, тукум, муун, тур» [Юдахин, 2012, c. 732], ничего похожего на «сой, той». Обратимся к самому чистому из тюркских (киргизских) языков – хакасскому. Мы специально не об-ращаемся к казахскому языку, т.к. он содержит значительное количество монголизмов, потому что образовался совсем недавно, в XV-XVI вв. н.э. Мы считаем, что в историческом плане XV-XVI вв. – событие недавнее. По-хакасски «род» будет и, считаем,  был в древности «т;л, kiзi, т;лi» [Чанков, 1961, с. 757]. Тоже ничего похожего на «сой» и «той».
Открываем ДТС, но там тоже ничего похожего, означающего «род – сой, той», нет. В ДТС «soy означает «делать для себя курут» [ДТС, 1969, с. 506]. Курут – это сушеный творог.
Из тюркских (киргизских) языков только в современном турецком языке «род» наряду со словом «kysak (;i)»  будет «soy» (сой). Слово «той» для обозначения рода, по нашему мнению, фантазия А.К. Нарымбаевой. Она, по нашему мнению, придумала слово «той» как созвучное современному турецкому слову «soy» (сой), которое объясняет в слове «Таргитай» аффикс «тай». В лексеме «Таргитай» аффикс «тай» не придуман А.К. Нарымбаевой. Слово «той», вероятно, приближенное к аффиксу «тай», чтобы интерпретировать слово «сой».
Слово «той» в тюркских (киргизских) языках означает «пир, празд-нество, пиршество» [Юдахин, 2012, с. 742], как видим, слово «той» имеет значение, далекое от тюркского «сой – род». А.К. Нарымбаева, вероятно, идет на всяческие ухищрения, чтобы объяснить аварский аффикс «тай» даже путем сближения его с возможным киргизским словом «сой».
Турецкое слово «сой», повторяем, вероятное заимствование от персид-ского слова  «zayidan» [Восканян, 1986, с. 602]. Первый слог персидского слова «zayidan» похож на турецкое «soy» – «сой» по А.К. Нарымбаевой и М.З. Закиеву.
Таким образом, мы думаем, можно сделать вывод, что слово «Тарги-тай» не древнетюркское, а монголоязычное аварское слово. До недавнего времени словом «Таргитай – Тархан» монголоязычные обозначали сбор-щиков податей и всяческих сборов. Имение великого русского поэта М.Ю. Лермонтова называлось «Тарханы», где жила бабушка поэта, особа весьма горячая.  Салтычиха, вероятно, переводится с монгольского как «торопливая», салтар – торопливая» [Лувсандэндэв, 1957, с. 374] или «шалтаг – повод, предлог, отговорка, увертка» [там же, с. 643]. Действительно, Салтычиха наказывала крепостных по всякому поводу.
В древние времена и до середины первого тысячелетия новой эры просто тургутов-турков не существовало как этноса со своим специфическим языком, а были их предки: монголоязычные южные хунну и киргизоязычное племя Со.
Тургуты-турки образовались на рубеже V-VI вв. н.э., а рассказ грека Геродота относится к середине I тысячелетия до н.э., повествующего о происхождении скифов от Таргитая и его сыновей Липоксаиса, Арпоксаиса и Колаксаиса, т.е. о событии и лицах, вероятно, имевших место в истории человечества в середине II тысячелетия до н.э., на 1000 лет отстоящего от времен Геродота. В рассказе Геродота речь идет о времени и людях примерно за две тысячи лет до образования тургутов-турков и турецкого государства.
До образования тургутов-турков, повторяем для сторонников М.З. Закиева, А.К. Нарымбаевой и др., были монголоязычный род хунну под названием Ашина (монг. – волк) и киргизоязычное племя Со в составе киргизского этноса. В результате бегство рода Ашина с юга Монголии через пустыню Гоби на север  в Отукенскую чернь (монг. – густая тайга) турки из рода Ашина оказались рядом с киргизским племенем Со.
Тургуты-турки – это результат смешения монголоязычных хунну из рода Ашина с кыргызоязычным племенем Со [Бичурин, 1950, т.1, с. 221]. О каких пратюрках в древние времена ведут речь уважаемые профессора, татарский историк М.З. Закиев и ученый-историк из Казахстана А.К. На-рымбаева и др., не очень понятно. Возможно, о вероятных фантастических пратюрках и тюрках, которые живут в их пылком и воспаленном мозгу.  Воспалил их мозг и воображение, вероятно, бесноватый фюрер арийцев – Гитлер и такой же доктор Геббельс, возвеличивающий «подвиги» арийцев. В действительности  почти каждый народ, покопавшись в своей истории, может найти героические страницы. Было время (375-453 гг.), когда арийцы вынуждены были или убегать от хунну (предков казахов, татар и других азиатов), или присоединяться к ним.
Реальные предки турков-тюрков, волжских татар и казахов жили в древние времена под названием племен хуньюй, ханьюнь, жунди, дунху, хунну, древних киргизов и др. Если еще конкретнее, то реальными и ис-торическими этносами с III в. до н.э. волжских татар и казахов-дулатов были монголоязычные западные и северные хунну и кыргызы и их подразделение – кипчаки.
Древние киргизы обладали языком, отличающимся простотой и консерватизмом [Владимирцов, 2005], [Котвич, 1962], который всегда побеждал монголоязычие, т.е. монголоязычные переходили на киргизоязычие самое большее – век-полтора после общения с киргизоязычными этносами.
Таким образом, по нашему мнению, слово, означающее антропоним «Таргитай», вероятнее всего монголоязычное (аварское) вопреки мнению А.К. Нарымбаевой, считающей, что «имя Таргитай встречается не только  у Геродота, оно фигурирует у аварцев как тюркское имя» [Нарымбаева, 2009, с. 461]. «Таргитай», вероятно, во времена бессмертного грека Геродота, а, возможно, и раньше, означало знатного, занимавшего в обществе (племени) важное социальное положение. А две тысячи лет спустя, т.е. в VI  в. н.э. и позже, слово «Таргитай» означало «сборщик податей, налогов и других платежей» в бюджет монгольских государей, каковых было в Евразии множество до начала нашего времени. Дословно «Таргитай (Тархан)» означает «тарган – упитанность, тучность, жирность» [Лувсандэндэв, 1957, с. 392]. Сборщики податей и т.д. были людьми нехилыми, упитанными, всегда сытыми, потому на них и распространилось это название.
По-киргизски, т.е. как считают А. К. Нарымбаева и др., «по-прототюркски» слово «Таргитай» можно вывести из слов: «тарак – гребень» [Юдахин, 2012, с. 706], «тара – расчесывать, боронить» [там же, с. 706], «таргил – полосатый, красный с черными полосами» [там же, с. 707], «таркат – распускать, рассеивать, раздавать, распространять», «торкатуучу – распространитель» [там же, с. 707], «тарагай – местность, где не растет ель, безлесая местность» [там же, с.706]. Вероятность вышеуказанных слов быть основой антропонима «Таргитай», мы считаем, невелика. Во-первых, древние и средневековые авары были народом монголоязычным. Во-вторых, словом «Таргитай – тарган» древние и средневековые монголоязычные народы и племена обозначали должностное лицо, которое выполняло важные функции – пополняло казну. Чтобы быть сборщиком налогов, надо обладать недюжинными административными, в том числе, дипломатическими способностями, поэтому чтобы слово «тарак – гребень» было антропонимом должностного лица, маловероятно. У монголоязычных слово «упитанный, жирный» не употреблялось в оскорбительном значении, они выражали, наоборот, достаток, значимость. О том, что Таргитай обладал дипломатическими и другими способностями, констатирует А.К. Нарымбаева: «Феофилакт Симокатта (историк VII в.) сообщает, что “Таргитай – человек видный в племени аваров” (Ф. Симокатта, 1957, с. 35). Менадр Византиец сообщает, что в 568 г. предводитель аваров Баян отправил Таргитая к царю с требованием от него уступки (Византийские историки. 1861. С. 392). Авары того же Таргитая в 565 г. отправляют послом в Византию (там же, с. 418)» [Нарымбаева, 2009, с. 461].
Мы предполагаем, Геродот описал реального человека, носившего имя Таргитай и существовавшего 3,6 тыс. лет тому назад, в середине II тысячелетия до нашей эры в степной зоне Евразии. Не верить Геродоту у нас нет оснований, опровергающих его данные. Вероятно, древние киргизы или киргизы вместе с монголоязычными уханями-уванями-аварами, которые занимали, возможно, в смешанном племени господствующее положение, встретились с арийцами приблизительно в регионе северо-западного Казахстана, вероятно, населенного древними «арийцами» [Кузьмина, 2008], [Нарымбаева, 2009] и др.
Вероятно, в середине II тысячелетия до н.э. язык киргизов ближе к мон-голоязычию. Венгерский ученый Рона-Таш находит в современных монголь-ских и киргизских (тюркских) языках примерно 1500 лексических схождений [Рона-Таш, 1998]. Внешний вид потомков Таргитая остался европеоидным и также сохранился арийский язык, т.е. смешение носило эпизодический  и непостоянный характер. Киргизского (тюркского) элемента, вероятно, в смешанном племени было мало, но он должен быть, потому что в то время киргизы жили в Саяно-Алтайском нагорье, что близко к современному северо-западному Казахстану.
Результатом этой встречи Таргитая  и его ведомых киргизоязычных и монголоязычных людей с арийцами явилось рождение трех сыновей: Липок-саиса, Арпоксаиса и Колаксаиса.
Вопреки мнению, что древние люди (племена) при встречах вступали в конфликт, мы думаем, что дело обстояло совсем иначе. В большинстве случаев было по-другому, люди вступали в мирное сотрудничество, делились информацией, предоставляли кров и т.п. Как считают биологи, дрейф генов – одно из важнейших условий существования человечества.
Если антропоним «Таргитай» интерпретируется древними и раннесредневековыми источниками как аварское, т.е. его монголоязычность у нас не вызывает сомнения. А вот с этимологическим анализом слов Липоксаис, Арпоксаис и Колаксаис не все так гладко и просто, как у А.К. Нарымбаевой и др.
Например, А.К. Нарымбаева вслед за М.З. Закиевым возможное турецкое заимствованное  из персидского языка слово «сой» (см. выше) делает безусловно тюркским и объясняет «Липоксай» - святой род, имеющий границы, т.е. род «военоначальников». Такое вольное обращение со словом характеризует А.К. Нарымбаеву, М.З. Закиева и других тюркологов.
Антропоним «Арпоксаис» А.К. Нарымбаева объясняет следующим образом: возможный персидский аффикс «сой» считает безусловным тюркским словом. В киргизском языке такого слова нет. Слово «арпа» на монгольском и тюркских языках означает «ячмень» и владение землей ошибочно считает А.К. Нарымбаева словом «арпалык», хотя слово «земля» должно включать слово «жер» или «чир» (см. выше) или «ер». Слово «арпалык» означает «ячменный» и не более того. Арпоксаис, по А.К. Нарымбаевой, получил несвойственное данному слову значение как слово «рода, владеющего пашней, земельной территорией или род землепашцев», т.е. слову придано другое, ошибочное, значение.
Антропоним «Колаксаис» А.А. Нарымбаева объяснила так: аффикс «соло» переделала на «сай» через турецкое возможное заимствование из персидского «сой». «Кола» переделала на «город Кала» или на «бронзу – кола», что весьма правдоподобно. Но при этом А.К. Нарымбаева не рассматривает варианты из других языков, кроме осетинского (В.И. Абаев). Она упомянула А.И. Доватура, который объяснил Колаксаиса персидским словом [Геродот, 1972, с. 188]. Интерпретацию А.И. Доватура, считаем, наиболее верной, потому что «…старшие братья согласились отдать царство младшему» [там же, с. 188], т.е. Колаксаису.
Думаем, у А.К. Нарымбаевой, Эсен уулу Клыч и др. получается так «гладко» и «просто» с этимологическими исследованиями скифских и других слов и выражений, потому что они, вероятно, образцом в своих так называемых исследованиях берут весьма поверхностный подход  к анали-зируемым словам казахского поэта Олжаса Сулейменова. О. Сулейменов подверг местами объективному анализу с точки зрения поэта-исследователя, но в целом довольно поверхностному этимологическому анализу средневековую поэму «Слово о полку Игореве» [Сулейменов и др., с. 325-585]. Но одно дело поэт О. Сулейменов, требования к которому минимальны, другое дело, иные требования, когда этимологические исследования проводят профессора-историки, каковыми являются А.К. Нарымбаева и др.
Историки, на наш взгляд, должны минимально знать и применять компаративистические приемы, т.е. приемы, изучающие международные литературные связи и отношения. Также ученые историки, по нашему мнению, должны знать, хотя бы на уровне рабочего языка исследуемый этимологический материал.
А.К. Нарымбаева совершенно некритически относится к написанному поэтом О. Сулейменовым, который без применения компаративистики и, вероятно, без знания греческого языка делает тюркскими слова: басилей, принсирас и pij.
А.К. Нарымбаева, ссылаясь на О. Сулейменова пишет: «В Малой Советской Энциклопедии читаем: “Басилей (греч.) – в Древней Греции, в гомеровскую эпоху – вождь родовой знати, в ряде древнегреческих государств – наследственный царь, в эллинистическую эпоху – монарх эллинисических государств, в средние века – официальный титул византийского императора» (МСЭ. Гл. ред. Б.А. Введенский. 1958. Т.1. С.823).
О. Сулейменов объясняет происхождение этого титула так: “Это слово по происхождению не греческое, не римское, не индоевропейское и не семитское. Похоже на прототюркское образование bas-il-i  - “глава страны” (шипящих ни в греческом, ни в латинском не было, а в заимствованных словах они передавались свистящими).
Это слово в тюркских языках сохраняется до настоящего времени. В Казахстане слово “президент” на казахском дублируется термином el-basj -  букв. «страны глава». В Татарии президента величают ilbasj, в Турции -   ilbasj – губернатор”» [Нарымбаева, 2009, с. 71].
О. Сулейменов, вслед за ним А.К. Нарымбаева, вероятно, не зная греческого языка, утверждают, что слово «басилей» - не греческое и вообще не индоевропейское и похожее на прототюркское слово «bas-il-I» переводят «глава страны». Смелое утверждение О. Сулейменова  и А.К. Нарымбаевой весьма сомнительно, может быть, слово имеет греческие корни, может, как выразился всемирно известный немецкий ученый Г. Дёрфер, здесь имеет место «игра случая». А может, слово нострастическое, ведь никто не отменял эту теорию. А.К. Нарымбаева пишет: «Другой «монархический» титул в гре-ческом  principas – первая голова (каз.) – “князь”, в латинском  princips – 1) “глава”, “руководитель”, “вожак”; 2) “повелитель”, “властелин”, “государь”, “император”. Омоним princips (principis) – первый; 2) “главный, лучший, виднейший, знатный”. В тюркских языках: per – “один”, permes -”первый” (только в чувашском охранился суффикс – mes), pir – “один”, pirinci – “первый” (алт.), bir – birinci (каз.), ber – berence (тат.) и т.д.   
Прототипом латинского титула могло стать сложное древнетюркское слово pirinci – pij – “первый господин” (алт., каз.). Но как термин эта комбинация не сохранилась в тюркских языках. Но от кавказского слова bij – властитель произошли bilir – “власть”, bijle –“властвуй”» [Нарымбаева, 2009, с. 71].      
А. К. Нарымбаева в слове principas, на наш взгляд, совершенно необоснованно заменила первый слог «prin» казахским словом «bij», при этом потеряв буквы «r» и «n», т.е. половину слова, считает данную лексему тюркской. При этом уважаемый профессор где-то потеряла не только упомянутые буквы «r» и «n» и второй слог в слове   principas, cipas, который в греческом языке наверняка что-то значит, мы считаем, имеет вероятное значение.
М.З. Закиев, А.К. Нарымбаева и др. в своих ономастических исследованиях мало того, что совсем незначительно применяют компаративистику, теряют слоги и буквы. А.К. Нарымбаева совершенно необоснованно, не исследуя ни единого слова, называют древних хунну и аваров, которые говорили на разновидности монголоязычия, тюрками.
Следующей ошибкой А.К. Нарымбаевой и др. является вольное обращение с археологическими материалами, вот что она пишет: «Преемственность степных культур доказывает европеоидность степняков. Археологические данные показывают, что аркаимцы и андроновцы, и саки, и тюрки (гунны, парфяне и уйсуны, кыпшаки и другие тюркские народы) антропологически – европеоиды.
Аркаимский период. “По заключениию Ричарда У. Линдростома, американского антрополога Чикагского университета, проводившего  в Аркаиме  исследования. “Страна городов” была населена европеоидами, которые не имели сколь-нибудь  заметных признаков монголоидных черт. При антропологическом изучении ясно просматривается прямой нос, типичные европейские черты лица” (Анатолий Петель. Здесь говорил Заратуштра? Караван-блиц. 10.10.1996)» [Нарымбаева, 2009, с 470].
Никто не спорит с А.К. Нарымбаевой и ей подобным, что в древние времена, примерно до III в. до н.э., население большей части современного Казахстана и Киргизстана были европеоиды. Монголоиды, наподобие Геродовского Таргитая, заходят в глубь территории Казахстана, вероятно, эпизодически.
Хунну (гунны), киргизы и кипчаки в общей массе жили до III в. до н.э. на Алтае и восточнее гор Тарбагатая до гор Хингана в Маньчжурии с запада на восток, с севера на юг, примерно от оз. Байкал до р. Хуанхэ и были по своему антропологическому типу монголоидами [Дебец, 1948], [Ошанин, 1962] и др.
Аркаимцы, андроновцы, саки, парфяне, усуни вовсе не являются тюрк-скими народами, а арийцами европеоидного типа, это доказывает не только их внешний вид, но множество найденных в местах археологических раскопок.
Остается большой загадкой, как и каким образом  современные казахи  и киргизы приобрели  монголоидный внешний вид? Ответ на этот вопрос книги А.К. Нарымбаевой, М.З. Закиева, О. Осмонова и др. не дают. Мы думаем, логически выверенного, основанного на исторических и археологических материалах, не будет. Складывается впечатление, что А.К. Нарымбаева и др. не видят себя в зеркале, а если смотрят, то в кривое.
Предполагаем, что А.К. Нарымбаева и др. стесняются своей монголоидной внешности, если бы не стеснялись, то с удовольствием выискали в истории факты, что древние хунну, авары и киргизы (кипчаки) в расовом отношении были монголоидами. Приведем, что писал о хунну латинский писатель IV-V вв. Клавдий Клавидиан, современник европейских хунну и Великого переселения народов: Север не питает ни одного племени более свирепого. У них безобразная внешность и постыдные на вид тела, но они никогда не отступают перед тяжелым трудом. Пищею им служит охотничья добыча, они избегают даров Цереры, их забава разрезывать лицо, у них считается прекрасным клясться убитыми родителями. Двойная природа не более их сочетала двухобразных тучерожденных с родными конями. Они отличаются необыкновенною подвижностью, но без всякого порядка, и неожиданными обратными набегами [Латышев, 1904. II. Вып. 2. С. 373].
Другой очевидец ***ну латинский автор конца IV в. Аммиан Мар-целлин писал: «Семенем всех несчастий и корнем разнородных бедствий, которые возбудила воинственная ярость обычным, все смешивающим пожаром, послужила, как нам известно, следующая причина. Племя гуннов, о котором мало знают древние памятники, живет за Мэотийскими болотами у Ледовитого океана и превосходит всякую меру дикости.
При самом рождении делаются на щеках ребенка глубокие надрезы острым оружием для того, чтобы рост выступающих в свое время волос притуплялся образующими морщины рубцами, и, таким образом, они стареются безбородыми и лишенными всякой красоты, подобно евнухам; все они отличаются плотными и кривыми членами, толстыми затылками и вообще столь страшным и чудовищным видом, что можно принять их за двуногих зверей или уподоблять сваям, которые грубо вытесываются при постройке мостов…
Головы они прикрывают кривыми шапками, а волосатые ноги за-щищают козьими шкурами; обувь, не пригнанная ни на какую колодку, мешает выступать свободным шагом. Поэтому они плохо действуют в пеших стычках; но зато как бы приросшие к своим выносливым, но безобразным на вид лошаденкам, и иногда сидя на них по-женски, они исполняют на них все обычные свои дела: на них каждый из этого племени ночует и днюет, покупает и продает, ест и пьет, и, прогнувшись к узкой шее своей скотины, погружается в глубокий сон с разнообразными сновидениями…
Их потому можно назвать самыми яростными воителями, что издали они сражаются метательными копьями, на конце которых вместо острия с удивительным искусством приделаны острые кости, а врукопашную рубятся, очертя голову, мечами и, сами уклоняясь от удара кинжалов, набрасывают на врагов крепко свитые арканы для того, чтобы опутав члены противников, отнять у них возможность усидеть на коне или уйти пешком.
У них никто не занимается хлебопашеством и никогда не касается сохи. Все они, не имея ни определенного места жительства, ни домашнего очага, ни законов, ни устойчивого образа жизни, кочуют по разным местам, как будто вечные беглецы, с кибитками, в которых они проводят жизнь. Здесь жены ткут им жалкую одежду, спят с мужьями, рожают детей и кормят их до возмужалости. Никто из них не может ответить на вопрос, где его родина: он зачат в одном месте, рожден далеко оттуда, вскормлен еще дальше [Кулаковский, 1908, Вып. 3 С. 236-239].
Латинские писатели были проницательными историками, столь под-робно описавшими хунну в конце IV начале V вв., особенно наблю-дательным автором был Аммиан Марцеллин, в отличие от авторов китайских династийных хроник, не описавших в деталях быт, внешний вид, привычки и т.д. и так похожих на китайцев. Бегло и непредвзято попробуем проанализировать то, что описано латинянами про хунну.
Латинский писатель IV-V вв. Клавдий Клавдиан характеризует их как кочевников и охотников.
Древние авторы описывают их как конных кочевников и охот¬ников, многие из них предполагают, что хунну были выходцами из Азии. Не исключает этого и латинский писатель Аммиан Марцеллин. Он писал, что хунну неизвестный народ, «о котором мало знают древние памятники» и по незнанию считал их жителями берегов Ледовитого океана, чего быть не могло: там бы они не смогли прокормить своих коней, ведь кони питаются не ягелем, а травой.
Безбородость хунну он объясняет тем, что ребенку при рождении де-лают глубокие надрезы на щеках. Аммиану Марцеллину было невдомек, что у монголоидов характерная черта - жиденькая бородка. Он раньше не встре-чал монголоидов и считал их людьми, «лишенными всякой красоты, подоб-но евнухам». Такая точка зрения вполне объяснима: человек впервые встре-тил представителя другой расы, т.е. монголоида.
Аммиану Марцеллину кажется диким привычка хунну, предпочитаю-щих свежий воздух, избегающих находиться под кровлей. Подобная при-вычка спустя 1000 лет была характерна для представителя монгольского племени барлас Тамерлану. Отстроив прекрасные дворцы в своей столице - г. Самарканде, он предпочитал жить в юрте.
Выносливые и безобразные на вид лошаденки (курсив - Ш.А.С.), опи-санные Аммианом Марцеллином, не что иное, как лошади монгольской по-роды, которые встречаются только у монголоязычных народов, которым необходимо тебеновать, добывать корм из-под снега зимой. Потому что в условиях кочевого хозяйства, заготавливать сено хунну не могли. Даже у потомков хунну-дулатов нет таких лошадей. Видимо, потому находиться в других климатических условиях, где не требуется тебеновать, они вырождаются.
Наибольшее количество монголоидности древних хунну представила археологическая наука. Российский археолог С.И. Руденко писал: «Одним из важных диагностических расовых признаков является волосяной покров. Ноинулинские курганы, как мы видели, дали большой материал для изучения хунну. В свое время по личному поручению Н. В. Теребинской бы-ли приготовлены гистологические препараты поперечных разрезов волос, исследования этих препаратов показали однородность ноинулинских волос при незначительных и индивидуальных колебаниях. Сравнительное изуче-ние этих волос и волос монголов-халхасцев, бурят, корейцев, алтайцев, фин-но-угров и славян привело к следующим результатам: наибольшая толщина волос оказалась у корейцев, близки им по толщине волос буряты, монголы-халхасцы, алтайцы и ноинулинцы. Значительно более тонкими оказались во-лосы финно-угров и самые тонкие у славян (великорусов, белорусов и укра-инцев). Что касается формы волос, то наиболее прямыми оказались волосы ноинулинцев, самые волнистые у славян. Указатели формы волос получи-лись: ноинулинцы - 77,7; монголы-халхасцы 77,7; корейцы — 76,4; буряты - 75,8; алтайцы -75,0; финны-угорцы - 70,6; славяне - 64,1» [Руденко, 1962, с.111].
Далее С. И. Руденко продолжает: «Волосы хунну не только по окрас-ке, но и по форме оказались типичными для монгольской расы, резко отли-чались как от финно-угорских, так и от славянских народов» [там же, с. 111].
Подтверждается написанное Аммианом Марцеллином о безобразных и выносливых лошаденках. С. И. Руденко пишет: «Судя по костям, находимым в хуннуских погребениях, лошади в массе были типичными монгольскими та¬бунными» [Руденко, 1962, с.24].
Крупный рогатый скот хунну также имел близость к скоту монголо- язычных народов. С. И. Руденко пишет: «Крупный рогатый скот хунну со-стоял преимущественно из быков, но у них были и яки или сарлыки. Кости быков, в значительном количестве обнаруженные в могилах, наибольшее сходство имеют с породами степных быков, в частности, калмыцких» [Ру-денко, 1962, с. 241].
Также в могильниках Ноин-Ула обнаружены сложные луки: «Судя по находкам, в том числе и ноинулинских, у хунну были сложные луки до 140 см длиною и укрепленные семью роговыми накладками: четырьмя концевы-ми и тремя средними» [Руденко, 1962, с. 251].
Подобные луки находят в захоронениях европейских хунну на Укра-ине. Известный украинский ученый М. Ю. Видейко пишет: «Лук у гуннов, как и у скифов, был предметом особой гордости. Известны находки такого оружия, выполненные целиком из золота. Такие «модели» служили, понят-ное дело, не для стрельбы, а были символом власти. Сложный лук был скле-ен из отдельных деталей, в том числе костяных. При раскопках были найде-ны такие детали. Будучи по размерам больше скифского, гуннский лук обла-дал большей мощностью, а, следовательно, и дальнобойностью. Стрелы бы-ли снаряжены исключительно трехгранными железными наконечниками. Такой боеприпас мог с приличного расстояния пробить практически все использовавшиеся в те времена виды доспехов. Даже непобедимая прежде римская пехота мало что могла противопоставить массированному обстрелу со стороны быстрых конных лучников» [Видейко, 2009, с. 21].
В целом, монголоидный внешний вид хунну Азии не вызывает сомне-ний. С. Г. Кляшторный и Д. Г. Савинов пишут относительно хунну Азии: «Иконографические изображения гуннов гробницы Хо-Цюй-бина наиболее близки к загадочным ликам на пазырыкской узде - те же признаки монголоидности: выдающиеся скулы, низкий лоб, короткий приплюснутый нос, бо¬рода и торчащие вверх прямые жесткие волосы» [Кляшторный, Сави-нов, 2005, с.25].
То, что хунну оставались монголоидами довольно продолжительное время, пример¬но до конца V в., подтверждает Л. JI. Викторова, ссылаясь на Г. Ф. Дебеца: «Дебец пришел к выводу, что антропологический тип хуннов (из по¬гребений в срубах) может быть отнесен к палеосибирскому, преобладающе¬му в более ранних погребениях из Прибайкалья: этот же тип появляется в Венгрии одновременно с проникновением туда хуннов» [Викторова, 1980]; [Дебец, 1948, с. 121].
В V в. Приск Панийский, который был у вождя хунну Аттилы, в соста-ве восточноримского посольства в 448 г. и видел Аттилу, непосредственно пи¬сал: «Аттила был невысок, широкоплеч, с темными волосами и плоским но¬сом. Борода у него была редкая. Узкие глаза его смотрели пронзительно, все подходившие к нему дрожали, видя осознанную силу» [Гумилев, 2004, с. 644]; [Приск Панийский, 1842].
Приском Панийским описан типичный представитель монголоидной расы: невысокий рост, широкоплечий, темные волосы, плоский нос, борода редкая и узкие глаза. Почти все характерные признаки монголоида описаны Приском Панийским, кроме выдающихся скул. Вероятно, Аттила был метисом, наполовину гот, возможно, его мать была готской женщиной. Аттила - имя готское, если принять мнение Г. Дерфера.
Г. Ф. Дебец указал на хронологическую близость могильников Вен-грии и Забайкалья. Он считал останки людей, покоящихся в этих могильни-ках, принадлежат к одной расе - палеосибирской [Дебец, 1948. С. 121-123].
На монголоидный внешний вид европейских хунну указывает О. Д. Да-шевская: «Перед нами уже третье захоронение гуннского времени Беляусе. Первое, сопровождавшееся шкурой коня, было совершено на Беляусском некрополе в античном каменном склепе конца IV в. до н.э., вторично использованном поздними скифами в I в. н.э., затем опустошенном гуннами.
Оно также принадлежало подростку, мальчику лет 14. Второе погребе-ние, сопровождавшееся хвостом коня, находилось на северо-западном краю городища, будучи опущено в большую зерновую яму II в.н.э., в свое время об¬валившуюся и послужившую для свалки мусора. Здесь также был похоронен подросток, мальчик 8-9 лет.
Интересно, что все три комплекса относятся к концу IV-первой поло-вины V вв. н.э. и принадлежит детям от 4 до 14 лет, погребенным с северной ориентировкой. В первых двух случаях отмечены черты монголоидности (курсив - Ш.A.C.) в-третьем - деформация черепов» [Дашевская, 2001, с.67].
О.Д. Дашевская была руководителем археологической экспедиции в городище Беляус Черноморского района Крыма.
Считаем, что можно резюмировать. Древние хунну до первой половины V в., т.е. почти до конца своего существования в Ев¬ропе, оставались монголоидами по своей расовой принадлежности, вопреки мнению А.К. Нарымбаевой и др., «жаждущих» быть европейцами, заметим, что сами европейцы после авантюры Гитлера и К быстро избавляются от евроцентризма, на наш взгляд, расовые теории бесперспективны и даже реакционны.
Добавим, конское седло - изобретение хунну, до них арийцы Азии и Европы седлом не пользовались. Это подтверждает известный украинский историк и археолог М.Ю. Видейко: «Под Керчью найдены даже погребения в каменных склепах. Рядом с могилами находят следы погребальной трапезы-тризны.
Несколько погребений но своему богатству явно принадлежали знати. В них найдено украшенное золотом и каменьями оружие, золотые украше-ния, в том числе для конской сбруи. Проводя, если не всю, то значительную часть жизни в седле, гунны по¬заботились о том, чтобы это изделие выглядело подобающим образом. Кста¬ти, именно гуннам Европа обязана широким распространением этого полез¬ного изобретения. Наиболее зажиточные всадники имели седла, украшенные золотыми пластинками, инкрустированными цветными (преимущественно - красными) камнями или стеклом. Ремни также блестели золотом и серебром. Если ко всему этому прибавить украшенное золотом оружие (в первую оче¬редь рукояти и ножны мечей), различные серьги, кольца, то можно попробо¬вать представить себе в буквальном смысле блистающих гуннских «лучших людей» [Видейко, 2009, с. 21 -22].
Древние хунну Азии и Европы – единый монголоидный  народ, об этом свидетельствуют ар¬хеологические исследования Г. Ф. Дебеца, А. Н, Бернштама, С. И. Руденко, А. В. Давыдовой, Л. Л. Викторовой, О. Д. Дашевской, М. Т. Мешковой, В.Ю. Малашева, С. Б. Болелова и других археологов, чьи работы вкратце рассмотрены. А также лингвистические исследования Ф. Бергмана, И. Шмидта, К.Ф. Неймана, Б. Мункачи, позднего К. Сиратори, О. Притцака, Г.Н. Румянцева, А.С. Шабалова и др. свидетельствуют, что хунну Азии и Европы единый монголоязычный народ.
После того как А.К. Нарымбаева огульно, ни на чем не основы-ваясь, «сделала» хунну (гуннов) европеоидами, обвиняя И.А. Мусского, автора книги «Сто великих диктаторов», в евроцентризме: «А это вот описание внешности гуннов историком евроцентристом: “Они были малорослы, но широки костью, мясистая шея уходила в плечи, голова была большой и круглой, лоб узкий, нос расплющенный, лицо широкое и плоское, борода редкая. Глаза были маленькие, но зоркие” (И.А. Мусский. Сто великих диктаторов. М. 2001. С. 158).
И.А. Мусский дальше муссирует: «Говорят, что если бы римляне тогда не победили (имеется в виду Каталунское сражение - М.А), сегодня, возможно, большинство европейцев имело бы раскосые глаза, монголоидные лица» (Мусский. М., 2001, с. 158).
Вот так писалась и, как видим, до сих пор пишется историками евроцентристами тюркская история. Такие вот откровенная ложь и фальсификация фактов» [Нарымбаева, 2009, c. 474].
 А.К. Нарымбаева с легкостью и привычно вешает на И.А. Мусского ярлык евроцентриста, как привыкла легко и свободно обращаться со словами, когда проводит с ними историко-ономастические исследования. Между тем, И.А. Мусский, на наш взгляд,  ничего антихуннуского и антитюркского не написал, всего лишь без ссылок на источники привел то, что задолго до него писали древние авторы.
«Вина» И.А. Мусского, мы полагаем, в том, что он высказал свое мнение, притом довольно объективное, основанное на византийских и латинских источниках. И.А. Мусский повторил то, что писали приблизи-тельно в 1640-1700 лет тому назад древние писатели, современники начавшегося Великого переселения народов, хуннуского императора Баламира, носившего отнюдь не тюркское (киргизское) имя, а монголоязычное. Имя Баламир всемирно известный ученый О. Притцак интерпретировал по-монгольски как «сумасброд, авантюрист» [Притцак, 1982, р. 428-477].
Античные писатели Клавдий Клавдиан, Аммиан Марцеллин, Прииск Панийский и др., которые, вероятно, послужили основой того, что написал И.А. Мусский. «Евроцентрист» И.А. Мусский ничего не придумывает,   а пересказывает древних писателей, что хунну были малорослы, широки в костях, с толстой шеей, голова у них большая и круглая, узкий лоб, нос расплющенный, лицо широкое  и плоское, борода редкая, глаза маленькие. Портрет хунну-гунна (значение этого слова – человек, по-монгольски) [Лувсандэндэв, 1957, с. 574] соответствует археологическим материалам. Описаниям древних авторов и, что интересно, И.А. Мусский описал портрет современного монгола и современного казаха, особенно северного, жителя сельской местности. Казах южных областей бывает с небольшими вкраплениями европеоидности.
Может быть, А. К. Нарымбаева  обиделась на И.А. Мусского и прикрепила ярлык евроцентриста, на что он написал далее, что римляне победили императора хунну Аттилу на Каталуанской равнине.
А.К. Нарымбаевой, по нашему мнению, необходимо учиться объективности. Надо признать, что хунну  и их союзники в июне 451 г., ведомые повелителем многих народов, т.е. императором Аттилой, проиграли Каталуанское сражение римскому войску под командованием Аэция, как пишут многие, но не были разгромлены. Разгром хунну произошел позже, в 454 г., при битве на р. Недао (современное название Нетава) от восставших гепидов-германцев. В VI в. гепиды были разгромлены монголоязычными аварами.
Хунну, считаем, проиграли битву на Каталунском поле, т.к. оставили поле битвы, т.е. Аттила отступил, а римляне под началом  Аэция остались. Поле боя осталось за римлянами. Аэций не стал преследовать и добивать хунну, вероятно, он опасался засады со стороны хунну, которую могли устроить последние. У хунну, видимо, для засады были еще силы. Неожиданный удар из засады – излюбленный тактический прием монголоязычных воинов. Аэций в детстве и в юношеские годы длительное время был в качестве заложника у хунну и был знаком с их приемами и методами ведения боя.       
Для А.К. Нарымбаевой, возможно показалось проявлением «евроцен-тризма» и оскорблением написанные И.А. Мусским  следующие строки: «…если бы римляне тогда не победили (на Каталуанской равнине), сегодня, возможно, большинство европейцев имело бы раскосые глаза, монголоидные лица» [Нарымбаева, 2009, с. 474].
Мы полагаем, И.А. Мусский, вероятно, не хотел никого обидеть и оскорбить, он пишет о возможном антропологическом и этническом  развитии Европейских народов при удачном походе для Атиллы и хуннов в Галлию (совр. Франция).
Вероятно, А.К. Нарымбаева имеет печальный опыт межэтнических об-щений и этот опыт, мы полагаем, вызвал у нее реакцию на желание доказать, что казахи – «европеоиды».
И.А. Мусский пишет правду и на нее  не стоит реагировать обвине-ниями в «евроцентризме»: «…откровенную ложь  и фальсификацию фактов» [Нарымбаева, 2009, с.474]. Обвинения серьезные, но с доказательными аргументами у А.К. Нарымбаевой выходит неувязка, их, мы думаем, против И.А. Мусского нет.
В качестве доказательства европеиодности прототюрков в древние вре-мена А.К. Нарымбаева на с. 472 своей книги привела четыре изображения совсем не тюркских, а пятое изображение, вероятно, для того, чтобы показать, что потомок первых четырех, казах Уали (видимо, Вали) Кысым Солтекейулы, живший с 1902 по 1984 гг., тоже европеоид.
Приведенные доказательства рассмотрим по порядку нумерации в хронологическом порядке сверху вниз, расставленной А.К. Нарымбаевой. Первое, мумия из пустыни Такламакан, Синьцзян, датировка III тысячеле-тием до н.э., на ней изображен человек явно европеоидной расы, но относить этого человека к прототюркам никак нельзя.
В III  тыс. до н.э. уважаемая  А.К. Нарымбаева и другие, не менее ува-жаемые ученые Казахстана и Киргизии считают, что прототюрков не было вообще, а были племена хуньюй (вероятно, хунну) и, возможно, племена гяньгуней (установлено, гяньгунь читается как киргиз). Жили хуньюй (вероятно, хунну) от Байкала до Хуанхэ, с севера на юг, с востока на запад, от гор Хингана до Монгольского Алтая. Киргизы (гяньгуни) примерно от гор Саяна до Алтая, возможно, с племенами хуньюй занимали Западную Монголию, потому что в числе покоренных шаньюем Модэ пяти северных народов [Бичурин, 1950, т.1, с. 50], в конце III в. до н.э. значится племя «хуньюй – человек» в переводе с монголоязычия. Возможно, Синьцзян, в том числе пустыню Такламакан, занимали европеоидные племена, которые к действительным прототюркам (к хуньюй-ханьюнь-жунди – хунну и гяньгуням – киргизам) отношения не имеют, ни лингвистически, ни в расовом отношении, ни генетически (гаплогруппа хуньюй и, вероятно, гяньгуней-киргизов того времени должна совпадать с гаплогруппой корейцев и японцев – С). Второе, на с. 472 книги А.К. Нарымбаевой под 2-м номером два сака в профиль. На изображении невооруженым взглядом видны европеоидные лица саков, которые говорили на восточно-иранском диалекте иранского языка [Дьяконов, 1980], [Кузьмина, 2008] и др. Третье, на с. 472, изображены реконструированный облик древнего жителя Борыжара. Южный Казахстан. V-VII вв. С изображения смотрит на нас, ве-роятно, метисизированный человек V-VII вв. В это время на территории современного Казахстана, особенно южного, вперемежку с монголоидными аварами-эфталитами, киргизами-гяньгунями, хунну-дулатами жили потомки европеоидных саков-усуней и многочисленных мелких европеоидных племен, остатки изгнанных с киргизских земель шаньюем Модэ скифов-юечжей.  Скифы-юечжи, будучи изгнанными с киргизских земель, сумели создать через некоторое время (приблизительно в III-IV вв.) одно из крупнейших государств Азии – Кушанское царство, включавшее Афганистан, Северо-западную Индию, часть Средней Азии и распространили буддизм [БЭС, 2005, с. 563]. Четвертое, под этим номером мы видим изображение хунну (гунна) на ворсовом ковре и датирован III в. до н.э. Ворсовый ковер III в.н.э., вероятно, скифского (юечжского) изготовления и на нем, видимо, изображено лицо, если он хунн (гунн), то в исполнении мастера-европеоида. Во время социализма в Казахстане можно было встретить лицо «дорогого» Л.И. Брежнева с казахскими чертами, так же, видимо, сработал мастер III в. до н.э. Захоронения хунну (гуннов) не только  с Ноин-ула, но и с отстоящей около 10 тыс. км Паннонии, свидетельствуют обратное тому, что утверждают А.К. Нарымбаева и др., придерживающиеся мнения, что казахи и киргизы европеоиды. Пятое, это портрет Уали (Вали) Касыма Солтекейулы, прожившего долгую жизнь, около 82 лет. Данный портрет европеец вряд ли признает изображенного на нем человека за европеоида, в лучшем случае, за метиса. Думаем, здесь кроется ошибка многих современных казахских и киргизских ученых-историков, не берущих во внимание или сознательно игнорирующих в формировании киргизского и казахского этноса и вообще этногенеза современных народов ассимиляционный процесс смешения племен и народов или, как говорят биологи, процесс «дрейфа генов», без которого человечество постепенно могло бы выродиться.
А.К. Нарымбаева далее пишет: «…тюрки, как их предки саки, скифы и сарматы, и в раннее средневековье, и в позднее средневековье антропологически были типичными европеоидами» [Нарымбаева, 2009, с. 474].
Саки, скифы и сарматы вряд ли могут считаться прямыми предками тюрков. Тюрки-тургуты произошли во второй трети V- первой половине VI вв. от южных хунну и киргизского племени Со. Южные хунну были монголоязычными  [Бергман, 1804], [Шмидт, 1824], [Нейман, 1847],  [Shiratori, 1923], [Шабалов, 2011] и др. Сначала они были двуязычными, к VII-VIII в., через двуязычие они перешли на разновидность киргизского языка, который отличается по сравнению с монголоязычием простотой и консерватизмом [Владимирцов, 2005], [Котвич, 1962]. После VII-VIII вв. у западных турков-тургутов, проживавших в Западно-тургутском государстве, примерно совпадающем с современным Казахстаном, частью с Узбекистаном и Киргизией, он стал разновидностью киргизского и продолжает быть таковым по сей день.
А.К. Нарымбаева и др. подобные ей историки стали заложниками лин-гвистической теории этногенеза. Переход по тем или иным причинам на другой язык народов-метисов, т.е. смешанных и состоящих из разных компонентов – племен, общеизвестен. Пример, это французы.  Франки говорили на разновидности германского, смешавшись с галлами и римлянами, перешли на разновидность латинского. Другой пример – украинцы. Хунну-укры, вероятно, были монголоязычными, смешавшись с готами и славянами-антами, перешли на разновидность славянского. Русские первоначально говорили на разновидности германского, смешавшись со славянскими племенами, угро-финнами и др., русы перешли на разновидность славянского и т.д. Список народов, перешедших от языка-первоосновы, можно было продолжить. Отметим, что гаплогруппа казахов до 80% сходна с гаплогруппой японцев, корейцев, монголов и индейцев сиу, а такие ученые, как А. К. Нарымбаева, пишут толстые книги объемом 687 с. и утверждают, что они европеоиды, несмотря на очевидное. Казахи в подав-ляющей массе  монголоиды и к арийцам имеют минимальное отношение. 
К современным туркам-тюркам современные казахи и киргизы имеют также небольшое отношение, почти 900  лет прошло, как турки, казахи, киргизы, русские и другие народы существовали в едином государстве, хотя не раз в последующие века воевали и конфликтовали.
Саки, скифы и сарматы, по нашему мнению, имеют минимальное отно-шение к современным тюркам. Турки-тюрки сформировались в этнос, когда уже давным-давно эти народы исчезли. Скифов в III в. до н.э. сменили в Вос-точной Европе аланы-массагеты и другие племена, аланов сменили готы, готов сменили хунну. Саки в III в. до н.э., мы считаем, перешли в усуни, усуни превратились в киргизов и хунну-дулатов и т.д., т.е. каждый народ вбирал и абсорбировал предыдущий.
Попытка А.К. Нарымбаевой и др. приспособиться к чужой истории – неблагодарное занятие, лучше изучать и преподавать прошлое, не приукрашивая и не героизируя  кого-нибудь из предков, а такой, какая она есть.
Этническая история, по нашему мнению, явление сложное, т.к. этносы состоят из многих компонентов, но отдельно взятый этнос  и его члены общаются между собой на одном языке и большинству из них кажется, что они говорили на этом языке всегда.
Современная наука утверждает, что небольшая группа homo sapiens вышла из Африки 100-70 тыс. лет тому назад. И эта небольшая группа  примерно 30-50 человек за этот период времени сумела размножиться до 8 млрд особей и заселить все континенты планеты Земля, кроме Антарктиды. Примерно так говорит палеантропология, основываясь на современных данных генетической науки.
Мы же изучаем историю, основываясь большей частью на нарративных (письменных) источниках, самый старый из которых около пятитысячелетней давности. Известно, что за 25-30 тысячелетий происходит генетическая мутация, которая может, вероятно, изменить расовую принадлежность и говорить о расовом превосходстве той или иной расы может ограниченный человек, наподобие фюрера Гитлера и К.
Главное в человеке не его морфология и анатомические особенности, а его внутренний мир, который обусловлен его воспитанием и головным мозгом. Казахский историк А.К. Нарымбаева и ее коллеги из Казахстана и Киргизии, мы полагаем, чрезмерно преувеличивают роль и вклад евро-пеоидных народов в историю человечества. Хотя, казалось бы, А.К. Нарымбаева начинает свою книгу «Туран – колыбель древних цивилизаций» с критики евроцентристских взглядов на историю и культуру тюрков. Она, вероятно, считает, что номадами были исключительно тюрки, а монголоязычные, многочисленные германоязычные, ираноязычные и другие этносы в 5-7-тысячелетнюю историю человечества не укладываются. Названные народы в древности были номадами и лишь по необходимости приспосабливались к ландшафту и климату местности.
А.К. Нарымбаева совершенно справедливо критикует В.И. Масаль-ского, В. Васильева, К.В. Базилевич, Б.А. Алмазова, распространяющих антикочевнические настроения, которые основаны на ограниченности и местами на расизме авторов. Возможно, А.К. Нарымбаева полагает, что европейские ученые историки были и есть европоцентристы. Мы думаем, что нет, Европа, особенно германцы, латиняне и греки дали таких замеча-тельных историков древности, как Аммиан Марцеллин, Клавдий Клавидиан, Приск Панийский и многих других, в средневековье гота Иордана, полянина летописца Нестора и др., в XIX  в. Европа дала Бергмана, Шмидта, Неймана, Моммзена, Маркварта и мн. др., которым был чужд европоцентризм. Даже таким русским историкам, как Н.М. Карамзин, был чужд европоцентризм.
А.К. Нарымбаева в своей книге фактически скатывается на позиции ев-ропеоидности и евроцентризма, деля всех степняков и номадов (кочевников) на европеоидов, хуннов, кипчаков, средневековых турков, т.е. она фактически льет воду на мельницу евроцентризма.
Доказывание европеиодности номадов-кочевников, по нашему мнению, есть приверженность евроцентризму, его апологетика.
А.К. Нарымбаева, очень похожая на знакомую автора этой книги, мон-голку из Улан-Батора, с завидным упорством доказывает, что она и все казахи – европеоиды вопреки здравому смыслу, генетике и анатомии. Что за чудо произошло с казахским народом, что они превратились из европеодов в монголоидов? Ответа на этот вопрос А.К. Нарымбаева в своей книге не дает.
Если мы прочтем древнеперсидскую «Авесту», написанную в VI в. до н.э. и «Шах-наме» Фирдоуси, нам всем, в том числе А.К. Нарымбаевой и придерживающимся подобных взглядов, станет ясно, что древние арийцы (иранцы) Тураном называли земли, расположенные к северу земледельческого Ирана, населенные саками, массагетами и другими кочевыми племенами, приблизительно совпадают с современной Средней Азией и Казахстаном. Эти земли назывались Тураном в честь второго сына царя Ариев, легендарного Феридуна, отважного и дерзкого Тура, т.е. эти земли назвали Тураном как минимум за 1000 лет до появления тургутов-турков [Авеста, 1998], [Фирдоуси, 1986].
Повторяем, тургуты-турки образовались на исторической арене только в V-VI  вв. н.э., т.е. спустя тысячу лет после того, как появилась страна Туран на месте примерно современных Казахстана и Средней Азии, населенной европеоидными кочевниками, говорившими по-индоевропейски, т.е. на диалекте арийского (иранского) языка. Об этом свидетельствуют имена древних саков: Зарина, Скунх, Саксефар, Фамир, Омарга, Хаумварга, Томарис и т.д. Имя Зарина получило широкое распространение. Зарина в переводе с иранского означает светлая, у русских, которые относятся к индоевропейской семье языков, заря означает наступление утра, т.е. приход света. По-осетински Зарина означает «золотая». По прошествии XXVI веков значение слова «Зарина» практически не изменилось.
Язык скифов и саков был индоевропейской семьи восточно-иранской группы. Об этом пишет Е.Е. Кузьмина: «В контексте данной книги представ-ляют интерес лингвистическая принадлежность и происхождение сако-скифов.
Лингвисты В.Ф. Миллер (1887 г., т.III), В.И. Абаев (1949; 1958; 1965; 1973; 1979а), Э. Бенвенист (Е. Benveniste, 1938), И.М. Дьяконов (1956, 1981) доказали на основании изучения  гидронимов, топонимов, имен собственных  и отдельных дошедших слов, что эти народы говорили на языках восточно-иранской группы индоиранской семьи. Скифский язык рассматривался как предок аланского, к которому восходит современный осетинский. С.В. Кулланда (Кулланда. Раевский, 2004: 90-95) показал, что скифский язык ближе не аланскому, а бактрийскому. Но в любом случае, это восточно-иранские языки (Кулланда, Погребова, 2006) [Кузьмина, 2008, с. 236].
Вероятно, Туран и Туркестан случайное совпадение, как говорил всемирно известный востоковед Г. Дерфер, «игра случая».
Прототюрками, по нашему мнению, были древние киргизы и монголоязычные хунну, а не мифические древние казахи, которые сложились в единый народ только к XVI в. н.э. из остатков монголоязычных хунну и других монголоязычных племен и народов, а также киргизоязычных киргизов и др. В состав казахов вошли также остатки различных ираноязычных этносов, что, по нашему мнению, не дает права утверждать, что казахи потомки скифов и саков. Другое дело, скифы и саки являются одними из многих предков казахов и киргизов, которые сыграли незначительную роль в формировании казахского народа, свидетельством тому является гаплогруппа казахов, составляющая до 80% из группы С, характерной гаплогруппе японцев, корейцев, монголов и индейцев сиу.
Считаем, что главным тотемом скифов, вероятно, был олень. Оленные камни были распространены от Болгарии до Монголии. Изображения оленя есть на многих памятниках материальной культуры. Е.Е. Кузьмина пишет: «В 1980-х гг. во время этнографических поездок в Северной Осетии я видела каменные надгробные стелы, на которых, кроме кинжала, ружья и коня, были изображены также олени. Не является ли это пережитком очень древней традиции?» [Кузьмина, 2009, с. 277].
Тотемом олень был, вероятно, у теле-гаогюй-хойхуского племени бугу, в IV в. н.э. перекочевавшего на север Монголии в числе 15 хойхусских племен. Ныне бугинцы, часть киргизского народа, в основном проживают в Восточном Прииссыкулье. Часть оленных камней могли оставить племя бугу, возможно, на территории Южной Сибири, Монголии и Китая.
Мы считаем скифов-юечжей выходцами, вероятно, из Южного Урала и Северо-Западного Казахстана, там, где Аркаим, Сыншакта и другие материальные объекты II тысячелетия до н.э. Возможно, Таргитай, который стал  героем «Истории» Геродота со своими людьми, смешанным аваро-киргизским родом, вероятно, встречался со скифами в Южном Приуралье и оттуда они попали в Причерноморье. В Причерноморье, где было достаточно греков, Таргитай и его сыновья стали героями исторических рассказов Геродота.
В IX-VIII вв. до н.э. скифы-юечжи постепенно начали заселять земли киргизов и их подразделения кипчаков, где, видимо, заняли главенствую-щую роль над киргизскими племенами. Скифы-юечжи заняли земли Алтая, Саян, западную Монголию, вплоть до Енисея и оз. Хиргис-нур. Это территория Новосибирской, Кемеровской областей, Алтайского и юга Красноярского краев, Хакасии, Тувы, Восточно-Казахстанской и Семипалатинской областей Казахстана и запад современной Монголии. Скифы-юечжи оккупировали древние земли киргизов.
Экспансия скифов в  IX в. до н.э. была направлена не только на восток, в сторону киргизских земель, но и на запад. Скифы на западе в IX в. до н.э. изгнали  с причерноморских земель киммерийцев (кимвров). Лауреат Нобелевской премии, немецкий историк Т. Моммзен  считал киммерийцев германским племенем кимвров [Mommzen,1850], [Моммзен, 1937, с. 164]. Мы присоединяемся к мнению Т. Моммзена, хотя В. Абаев склонен считать киммерийцев ираноязычным племенем. Таким образом, скифы к IХ-VII вв. до н.э. совершили экспансию и на запад, прогнав киммерийцев, и на восток, заняв киргизские земли.
Часть кимвров убежала на северо-запад, в Европу, часть кимвров оста-лась и смешалась со скифами, а часть кимвров направилась через Кав-казский хребет в Переднюю Азию.
Е.Е. Кузьмина описывает эти события IX-VI вв. до н.э.: «Киммерийцы позже были разбиты скифами. Последние установили господство над Мидией и утвердили свою гегемонию в Азии. Они совершили походы в Сирию и Палестину, а фараон Египта Псамметих откупился oт них дарами. Библейский пророк Иеремия (5: 15-18) с ужасом восклицал: “Вот идет народ издалека... Колчан его как открытый гроб... Истребит он жатву твою и хлеб твой, истребит сыновей твоих и дочерей твоих..., разрушит мечом укрепленные города твои”. Геродот (1, 106) говорит: “Скифы владычествовали над Азией в течение 28 лет и все опустошили своим буйством и излишествами. Они взимали с каждого дань... совершали набеги и грабили”.
Царь Мидии - Киаксар хитростью победил скифов, и они вернулись в свою страну» [Кузьмина, 2008, с.235].
Е.Е. Кузьмина, касаясь проблемы происхождения скифов, приводит античные данные, противоречащие друг другу: «Аристей из Проконнеса в поэме «Аримаспея» сообщил, что аримаспы потеснили своих соседей исседонов, и те изгнали из Азии скифов, которые ушли в Причерноморье и вытеснили местное население киммерийцев в Переднюю Азию. Почти ту же легенду передает Геродот (IV, 11): “Кочевые скифы, жившие в Азии, будучи теснимы войною со стороны массагетов, перешли реку Аракс и удалились в киммерийскую землю”. Аракс отождествляют с Яксартом (Сырдарьей) или с Волгой (“Ра” передаче Птоломея). Эти легенды породили гипотезу о миграции скифов с востока. По другой же легенде Геродота скифы появились на Днепре зa 1000 лет до похода персидского царя Дария, который был разбит скифами в степях в 512 г. до н.э. Толкования античных свидетельств вызвали разногласия. М.И.Артамонов (1966) и глава московской школы Б.Н. Греков (1971) полагали, что основой формирования скифской культуры была срубная, пришедшая на Украину с Волги, а в VII в. до н.э. новая волна миграции из восточных областей способствовали утверждению в степях скифской триады, включающей вооружение, конский убор и скифский звериный стиль. Другая точка зрения была выдвинута А.И. Тереножкиным (1961: 204: 1976: 207, 209; Ильинская, Тереножкин 1986: 24, 28). Он говорил о решающем значении в конце бронзового века импульса из Центральной Азии, принесшего в Скифию карасукские стрелы, кинжалы, ножи и конский убор. Аргументом в пользу этой гипотезы явилось открытие в Туве М.П. Грязновым (1980) кургана Аржан. Там были найдены ранние предметы конского снаряжения вместе с произведениями скифского искусства. Для комплекса была предложена ранняя дата - VIII в. до н.э. В настоящее время в скифологии существует две школы. Петербургские исследователи предполагают сложение скифской культуры в Центральной Азии в VIII и, возможно, IX вв. до н.э., допуская даже влияние китайского искусства на сложение звериного стиля. Центральноазиатская точка зрения нашла отражение в текстах Н.А. Боковенко (1986; он же, Мошкова 1992 (ред.)) и весьма популярна. Имеет она своих сторонников и на Украине» [Кузьмина, 2008, с.237-238].
По нашему мнению, родиной скифов являются земли, близкие к Европе или же сама Европа, потому что скифы – часть древнеарийской общности, родство скифов, иранцев и др. с германцами, славянами и др. невозможно отрицать. Здесь надо согласиться с А.К. Нарымбаевой, что «индоевропейцы не проникали  в казахстанские степи» [Нарымбаева, 2009, с. 146], а являются аборигенами. А.К. Нарымбаева, правда, всячески старается возвеличить мифических прототюрков, преувеличить их значение, начиная с металлургии до изобретения седла и стремени. В то время и вообще в древности не было, а были вполне определенные монголоязычные хунну и киргизоязычные киргизы. Вот два народа, породившие тургутов-турков, а не мифические прототюрки. Первенство в изобретении седел и стремени А.К. Нарымбаева отдала сако-скифам, она не понимает, что эти племена разные, у них даже, вероятно, тотемы разные и на такой большой территории от Синьцзяня до Дуная, в древности существовать племя не может, обязательно разделится.  А.К. Нарымбаева пишет: «Главная причина победы саков (скифов) над во много раз превосходящими силами Кира и Дария заключалась в том, что они изобрели седло, а затем стремена и созда-ли новый вид войск легкую кавалерию» [Нарымбаева, 2009, с. 643].
Встает вопрос, почему скифы свое изобретение не передали евро-пейцам, если они в VI в. до н.э. изобрели седло и стремена?
Археологические материалы в Монголии и Китае показывают, что у хунну в III-II тыс. до н.э. была легкая кавалерия в войнах с китайцами. Расисты наподобие Гитлера и К по незнанию истории исключили из этой семьи народов целую группу – славянскую. Славянская группа народов действительно в большей степени разбавлена генами монголоязычных: хунну, средневековыми булгарами и аварами, кайями-куманами и монголами, которые пришли с Чингисханом, особенно два последних народа участвовали в этногенезе русских. Смешение генов никогда не играло отрицательной роли в этногенезе и этого идеологи фашизма в силу своей ограниченности, видимо, не знали.
Первое тысячелетие до н.э. заканчивалось, шел к концу III в. до н.э., скифы-юечжи, вероятно, продолжали бы господствовать над киргизами и частью над хуннами, но в конце III в. до н.э. на хуннуский престол вступил шаньюй Модэ. Великий реформатор Востока, Модэ, в хуннуском обществе провел административные и военные реформы.
Древнекитайский  писатель Сыма Цянь в своем знаменитом произведе-нии Шицзи описывал, как хуннуский шаньюй Модэ между 209 и 202 гг. до н.э. «…ударил на западе на Юечжи и прогнал его…» [Бичурин, 1950, т.1, с. 48]. Шаньюй Модэ, вероятно, освободил киргизов от шестивекового гнета скифов-юечжи и поселил киргизов на осводившихся землях. Хроника Таншу сообщает, что «Владения хягас (киргизов – Ш.А.С.) некогда составляло западные пределы Хуннов» [Бичурин, 1950, т.1, с. 351]. Китайские авторы обычно под хягасами подразумевают киргизов, а под киргизами подразумевали хягасов, думали так, потому что хягасы - подразделение киргизов, выделившееся из последних в I в. до н.э.
У шаньюя Модэ, вероятно, киргизы (гяньгуни) пользовались особым доверием, поскольку поселил их наряду собственно с хунну-дулатами на вновь завоеванных от юечжей землях. Это современный Восточный Туркестан (Синьцзянь –Уйгурский автономный район Китая), Восточная часть Казахстана. Хунну-дулаты и киргизы-гяньгуни оказались на огромной территории от р. Енисей, включая Саяны, Алтай, Восточный Туркестан с г. Урумчи, Восточный Казахстан, Тянь-Шань с Памиро-Алаем. Жили хунну-дулаты и киргизы-гяньгуни на данной территории совместно с саками-усунями и другими европеоидами, которые относились к восточно-иранской ветви иранской группы индоевропеоидной семьи народов.
Древнекитайский писатель Сыма Цянь в своем знаменитом труде Шицзи писал: «Юечжыский владетель убит хуннуским ханом Модэ; после сего поражения сын его ушел с своим народом на запад, где также был убит Лаошаном, вторым хуннуским ханом; уже внук покорил Кабулистан. Здесь рассказ хуннов относится к второму юечжскому владетелю. Из его головного мозга черепа сделан лакированный сосуд для питья.
Юечжы удалился и часто сожалел, что не находил союзников для сово-купного нападения на хуннов» [Бичурин, 1950, т. 2, с. 147].
Отметим, что скифы-юечжи, хотя оставили большую часть земель под ударами хунну шаньюя Модэ, они не были разгромлены, а лишь отступили далеко на юг к Фергане. Внук владетеля Юечжи покорил Кабулистан, ныне, вероятно, Афганистан. Юечжи на новом месте обосновались, даже покорили ираноязычное государство – владения Дахя. В первой половине  I тыс. н.э. они смогли создать обширное государство, которое в V в. н.э. было разгромлено аварами-эфталитами. Другое восточно-иранское племя саки-сэ, вероятный тотем которых «саг – собаки» [Овчинникова, 1965, с. 857], в отличие от скифов-юечжей покорились хунну и, по нашему мнению, стали называться усуни.
Сыма Цянь писал в Шицзи, как Дом Хань, правивший во втором веке до н.э, мечтал уничтожить хуннов, для чего отправил в Дахя к юечжам-скифам Чжан Хяня: «Чжан Кинь был уроженец области Хань-чжун, в правление Гянь-юань [140-135 гг. до н.э.], получивший чин Лан. В сие время Сын Неба расспрашивал покорившихся хуннов, и они единогласно показывали, что хунны разбили юечжыского владетеля и из головного черепа его сделали сосуд для питья… Дом Хань, тогда думал о средствах к уничтожению хуннов. Услышав это, он решился открыть сообщение с Юечжы чрез посольство; а как неминуемо было ехать через земли хуннов, то искал человека, способного для отправления Чжан Кянь, еще в чине Лан, объявил желание на вызов, и был отправлен в Юечжы… В то время хунны убили владетеля Большого Юечжы, а на престол возвели старшего его сына, который, покорив Дахя, остался здесь жить. Обитая в привольной стране, редко подверженной неприятельским набегам, он расположился вести мирную жизнь; а по удаленности от Дома Хань вовсе не думал об отмщении хуннам. Чжан Кянь из Юечжы пришел в Дахя, не получив положительного ответа от Юечжы. Пробыв здесь более года, он возвратился…» [Бичурин, 1950, т. 2, с. 147-148].
Часть скифов-юечжей при их отступлении на юг от хуннов осталась на месте, как это бывает при всяком переселении номадов. Сыма Цянь в Шицзы об этом писал: «Во время прежнего могущества своего (юечжи – Ш.А.С.), презирали хуннов… часть юечжского народа не могла следовать за прочими и остались в южных горах. Каны назвали ее Малым Юечжы (хяо – Юечжи)» [там же, с. 151].
Скифы, ушедшие в западном направлении к VI в. до н.э., были как земледельцами, так и кочевниками-скотоводами. Видимо, они приспосабливались к ландшафту местности весьма умело. К IV-III до н.э. их сменили сарматы, тоже ираноязычный народ.
Н.М. Карамзин умело пересказывал древнегреческих писателей Ге-родота и др. и сообщал: «Могущество Скифов начало ослабевать со времен Филиппа Македонского, который, по словам одного древнего Историка, одержал над ними решительную победу не превосходством мужества, а хитростью воинскою, и не нашел в стране у врагов своих ни серебра, ни золота, но только жен, детей и старцев. Митридат Эвпатор, господствуя на южных берегах Черного моря и завладев Воспорским Царством, утеснил Скифов: последние их силы были истощены в жестоких его войнах с Римом, коего орда приближались тогда к нынешним Кавказским странам России» [Карамзин, 1993, т. I-II, с. 31].
Украинский историк Н.Е. Грушевский писал: «В V веке до Р.Х., тогда именно, когда Геродот побывал в Ольвии и описал здешние края, над этими племенами господствовала орда скифов, и от нее все эти степные племена также назывались скифами (курсив – Ш.А.С.). Затем скифская орда ослабела, и власть забрала орда савроматов или сарматов, и от ее имени степные племена назывались сарматами (курсив – Ш.А.С.). Это было в IV-III веке до Р.Х. Еще позже, около Рождества Христова, преобладание получила аланская орда, и в I и II веке по Р.Х. степные кочевые племена назывались общим племенем аланов (курсив – Ш.А.С.). Так менялись названия со сменой господствующих орд, ослабевавших и распадавшихся вследствие вечных войн, которые они вели между собой, и под натиском все новых орд, двигавших сюда из Азии... степные орды и племена постепенно подвигались на запад, из-за каспийских степей в придонские с Дона на Днепр, с Днепра на Дунай. Некоторые переходили в конце концов в степи теперешней Венгрии, в области среднего Дуная, другие отступали на север, в области среднего Поднепровья; далеко в лесную полосу они, однако, не заходили, так как привыкли к жизни степной, кочуя со своими стадами.
Так эти степные иранские племена кочевали в черноморских степях в продолжение целого тысячелетия, от нашествия скифов до того времени, когда разгромили другие народы - готы с запада, гунны с востока, и после этого от них уцелели только небольшие сравнительно остатки на Дону, на Кавказе и в Крыму. На Кавказе и до сих пор есть племена осетин - это потомки иранских степняков, загнанные в горы другими народами» [Грушевский, 2001, с. 16-17].
 Скифы-юечжи, т.е. скифы, занявшие  IX-VIII в. до н.э. киргизские земли в конце III в. до н.э. были изгнаны хунну шаньюя Модэ на юг и ушли в современные Узбекистан, Таджикистан, юг Синьцзяня и Афганистан и сумели возродить былое могущество, создав во II в. н.э.  на указанной территории одно из самых сильных Кушанское царство. Древнекитайская хроника Хоуханьшу повествуют сиё событие: «Владетель Большого Юечжы имеет пребывание в городе Ланьшы. Отселе на запад до Аньси 49 дней пути; на восток до местопребывания правителя 6 537, до Ло-ян 16 370 ли. Народонаселение состоит из 100 000 семейств, 400 000 душ; строевого войска около 100 000 человек. Когда Дом Юечжы был уничтожен хуннами, то он переселился в Дахя, разделился на пять княжеских домов: Хюми, Шуанми, Гуйшуан, Хисйе и Думи. По прошествии с небольшим ста лет гуйшуанский князь Киоцзюкю покорил прочих четырех князей и объявил себя государем под названием гуйшуанского. Он начал воевать с Аньси, покорил Гаофу, уничтожил Пуду и Гибинь, овладел землями их. Киоцзюкю жил более 80 лет. По смерти его сын Яньгаочжень получил престол, и еще покорил Индию, управление которой вручил одному из своих полководцев. С сего времени Юечжы сделался сильнейшим и богатейшим Домом. Соседние государства называли его гуйшуанским государем, но китайский Двор удержал прежнее ему название: Большой Юечжы»  [Бичурин 1950, т.2, с. 227 - 228].
В первой трети V в. до н.э. древнекитайские хроники Бейши повествуют, когда в Северном Китае приступила к правлению первая монголоязычная династия Вэй: «Владетель Большого Юечжы имеет пребывание в городе Юньланшы, от Фудиши на  западе, от Дай в 14 500 ли. По смежности с жужаньцами на севере, он часто терпел нападения от них: почему перенес свой Двор далее на запад в город Боло за 2 100 ли от Фудиши. После сего храбрый юечжыский государь Цидоло перешел с своими войсками через большие горы, напал на северную Индию, и покорил пять государств, лежащих от Гантоло к северу. В царствование государя Тхайву [-ди] [424-440], 424, жители владения Юечжы, производившие торговлю в столице, объявили, что они умеют из камней плавить разные цветные стекла: почему добыли руду в горах, и в столице произвели опыт отливания. Опыт удался, и стекло блеском своим даже превосходило стекла, привозимые из западных стран: почему государь указал ввести сии стекла в тронных. Около ста человек обучились отливанию. Стекла были блестящих красок и прозрачны. Все, смотря на них, приходили в изумление, и считали божественным произведением. С сего времени цветные стекла подешевели в Срединном государстве, и перестали считать их драгоценностью [Бичурин 1950, т.2, с. 264 - 265].
Чем занимались Малые Юечжи? Они упоминаются в китайской хронике Бейши около середины VI в. н.э.: «Резиденция Малого Юечжы в городе Фулэуша. Владетель происходит от сына владетеля Кидолу, царствовавшего в Большом Юечжы. Кидолу, изгнанный хуннами, ушел на запад, а управление резиденции поручил сыну своему, от чего сие владение и названо Малым Юечжы. Оно лежит от Болу на юго-запад, от Дай в 16 600 ли, а прежде находилось между областями Си-пьхин и Чжан-йе. Одеяние жителей сходно с тангутским. Употребляют золотую и серебряную монету. Перекочевывают с места на место, следуя за своим скотом, подобно хуннам» [Бичурин 1950, т.2, с. 266 - 267].
По нашему мнению, у скифов-юечжей, вероятно, начиная с Х-IX  вв. до н.э. была политическая организация в виде государства. Об этом свидетельствуют археологические находки Тувы и в других местах. Некоторые захоронения содержат атрибутику, характерную для носителей власти. Вот что пишут, правда, относительно причерноморских скифов Г.М. Бонгард-Левин и Э.А. Грантовский: «Причерноморские скифы создали могущественное политическое объединение, возглавлявшееся  племенем царских скифов, в конце VI в. до н.э. его безуспешно пытался  завоевать Дарий I – царь могущественной в то время державы – государства Ахеменидов. По сообщению Геродота, восходящему во многом к рассказам скифов, вторгшиеся в Скифию войска Дария вынуждены в конце концов спасаться бегством, побросав свои обозы и раненых» [Бонград-Левин, Гран-товский, 1983, с.19].
Государство, мы полагаем, возникает тогда, когда политическая организация имеет суверенитет над определенной территорией и с населения этой территории может собирать налоги и другие платежи, необходимые для содержания публичной власти, т.е. предполагает наличие людей, способных навязать свою волю обществу.
Политику надо строить, вероятно, не на мнимых и авантюрных концепциях, а на хорошо выверенных исторических теориях. Тогда в обществе не будут возникать межэтнические конфликты наподобие того, что произошло в Джамбульской области в Курдайском районе в дунганском селе зимой 2020 г., когда были сожжены дома дунган и убиты 10 человек, все дунганской национальности, а также в других местах.
Обратимся к известным ученым, специалистам по скифскому вопросу Г.М. Бонград-Левину и Э.А. Грантовскому, вот что они пишут: «В эпоху переселения народов, на рубеже древности и средневековья, группы аланских племен проникли далеко на запад; они сражались на территории Франции, Испании, Северной Африки. События этой и последующих эпох вплоть до монгольских завоеваний сильно изменили этническую карту  степных пространств Евразии: обитавшие здесь ираноязычные племена и народности смешались с тюркскими племенами и народами, такими, как печенеги, половцы, узбеки, туркмены, казахи. В древности эти степные территории были в основном заняты ираноязычными племенами. Тогда к ним, в том числе к сарматам и аланам, прилагалось общее название «скифы» (курсив – Ш.А.С.), собственно скифами, как мы уже говорили, называлась одна группа племен Юго-Восточной Европы» [там же, с. 15].
Скифы, населявшие с IX-VIII до н.э. Юго-Восточную Европу, в III  в. до н.э. подверглись нашествию другого ираноязычного народа – сарматов, которые были также европеоидами и мало отличались от них по образу жизни и культуре. Мы не согласны с перечнем народов, приведенных Г.М Бонград и Э.А. Грантовским, считаем, что надо список расширить: это многочисленные славянские, иранские и другие народы.
Что касается юечжей-скифов, то и их судьба после объединения и осво-бождения киргизов и других народов монголоязычными хунну шаньюя Модэ сложилась примерно так же, как у скифов Юго-Восточной Европы. Юечжи-скифы были изгнаны с киргизских земель и отступили на юг к Даваню.
Н.Я. Бичурин поясняет: «Давань есть Коканд, и город, и владение… Столица владения Юечжы находилась за 3000 ли от Коканда прямо на запад, на правом берегу Чжейгуни. Здесь очень ясно, что юечжыский хан  жил в Хиве и владел пространством степей, лежащих между Аму-Дариею, Сыр-Дариею и Кокандом» [Бичурин, 1950, т.2, с.152].
Древнекитайский историк Сыма Цянь в Шицзи подтверждает: «Больжой Юечжы лежит почти в 3000 ли от Давани на запад, от реки Гуй-шуй на север. От него на юг лежит Дахя, на запад Аньси, на север Кангюй. Также кочевное владение. Следуя за скотом, перекочевывают с места на место. В обыкновениях сходствуют с хуннами. Имеет от 100 000 до 200 000 войска. Во время прежнего могущества  своего презирал хуннов. Модэ, по вступлении на престол, поразил Юечжы, а хуннуский Лаошан шаньюй, сын его, убил юечжыского владетеля и из головного черепа его сделал сосуд для питья. Первоначально Дом Юечжы занимал страну между Дунь-хуан и хребтом Циаянь-Шань: когда же хунну поразили его, то удалился оттуда, перешел от Давани на запад, ударил на Дахя и покорил сие владение: вследствие чего и утвердил свое местопребывание на северной стороне реки Гуй-шуй. Небольшая часть юечжского народа не могла следовать за прочими и осталась в южных горах. Кяны назвали ее Малым Юечжы (Хяо-Юечжы)» [Бичурин, 1950, т.2, с. 151].
Юечжы разделились на Большие и Малые Юечжи, мечтали о реванше, но не смели напасть на хунну. В начале I тысячелетия, после падения хуннуского государства Юечжи сумели создать довольно сильное и большое Кушанское царство, которое просуществовало до следующей монголоязычной аварской (жуань-жуаньской) экспансии, с которыми по-роднились. Назывались Большие Юечжи в середине V в. н.э. Йеда.
Китайская хроника Бейши об этом пишет: «Владетельный Дом Йеда происходит от одного рода с Большим Юечжи. Другие сказывают, что Йеда есть отрасль гаогюйского племени. Вначале сей Дом показался за северною границею, от алтайских гор на юг, от Хотана на западе. Столицу имел в 200 ли от реки Ухюй на юге, от Чан-ань в 10 000 ли. Владетель имеет пребывание в городе Бадиянь. Город сей есть дворец владетеля; в окружности содержит около десяти ли. В нем множество храмов и обелисков буддийских и все украшены золотом. Обыкновения несколько сходны с тукюескими обыкновениями. Братья имеют одну жену. Жена мужа, не имеющего братьев, т.е. одномужняя, носит шляпу с одним углом; многомужняя же умножает число углов по числу братьев; на одеянии нашивает такое же число кистей. Остригает волосы на голове. Язык жителей совершенно отличен от языков и жужаньского, и гаогюйского, и тюркского (курсив – Ш.А.С.). Народонаселение простирается до ста тысяч душ. Городов не имеют, а живут в местах, привольных травою и водою, в вой-лочных кибитках. Летом избирают прохладные места, а зимою теплые. Жены владетеля отдельно живут в 200 и 300 ли одна от другой; и он, объезжая их по порядку, каждый месяц посещает одно место, а во время зимних морозов три месяца не путешествует. Престол не передается наследственно, а получает его способнейший из родственников. В сем владении нет телег, а употребляют носилки; много лошадей и верблюдов. Наказания чрезмерно строги. За кражу, без определения количества, положено отсечение головы; за украденное взыскивают в десять крат. Умерших из богатых домов погребают в каменных склепах, а бедных зарывают в выкопанных могилах. Вместе с покойником кладут в могилу вещи, ношенные им. Народ жестокий и смелый, способный к сражениям. От йедаского владетеля в Западном крае зависит Кангюй, Хотан, Шалэ, Аньси и до тридцати других мелких владений. Йеда считается сильным государством и находится в брачном родстве с жужаньцами» [Бичурин, 1950, т. 2, с. 268-269].
В V в. н.э. йеда, вероятно, еще не перешли на киргизский (тюркский) язык. Потому что йеда говорит  на языке, отличном от жужаньского и частично гаогюйского, язык которых был, видимо, разновидностью монгольского  [Бичурин, 1950, т.1], [Позднеев, 1899], [Шабалов, 2011], [Шабалов, 2014, 2019]. Вероятно, йеда не говорили на тюркском (киргизском), следовательно, язык йеда был, возможно, разновидностью иранского (персидского). Народ йеда, видимо, был метисизированным, т.е. смешанным с арийцами и монголоязычными гаогюйцами. Об этом ясно пишет китайская хроника Бейши, цитируемая нами выше.
От йедаского владетеля были зависимы такие сильные государства, как Кангюй, Хотан, Шалэ, Аньси и до тридцати из свыше пятидесяти арийских государств.
Мы предполагаем, что йеда подчинили около тридцати мелких госу-дарств-владений вместе с жужаньцами, которые в V в.н.э. верховодили на территории Монголии. Вероятно, жужаньцы (авары), смешавшись с йеда, образовали белых эфталитов. Отдельные слова из их языка интерпрети-руются как монголоязычные [Дерфер, Пуллиблэнк, 1986], например, балыг – город.
В VI в. н.э. йеда и остатки авар (жуаньжуанцев) были разгромлены тургутами-турками. Китайская хроника Бейши пишет: «Во второе лето Фэн-ди [552-554], 553, и во второе лето Мин-ди [557-560] из Дома Чжеу, 558, вместе отправил посольство с дарами. После сего тукюесцы разорили владение Йеда, и поколения рассеялись; вследствие чего и представление даров прекратилось. При династии Суй, в правление Да-йе, 605-616, владетель прислал к китайскому Двору посольство с местными произведе-ниями [Бичурин, 1950, т.2, с. 269].
Несмотря на разгром, учиненный тургутами-турками во второй по-ловине VI в. н.э., владетель йеда в начале VII в. н.э. прислал к табгачскому  (китайскому) Двору посольство с местными произведениями, т.е. в VII в., йеда еще продолжали существовать, проявляя «арийский характер».



Глава 7. САКИ-УСУНИ

Российские европейские, казахстанские и киргизские авторы, опираясь в основном на таких греческих и латинских писателей древности, как Геродот, Плиний Старший и др., путают саков и скифов и воспринимают и интерпретируют их как одно племя. Не понимая того, что племя не народ, численность которого незначительна и племя не в состоянии одновременно находиться, например, в Причерноморье и на берегах оз. Иссык-Куль.
Так, Е.Е. Кузьмина заселила в VII-VIII  вв. до н.э. всю степь Евразии скифо-саками, не дифференцируя их: «В VIII-VII вв. до н.э. вся степь Ев-разии была заселена кочевыми племенами, знакомыми грекам со времен Гомера (Homer, Iliad XIII, 4-8). Греческим авторам они были известны под именем скифов. В ахеменидских надписях Дария и Ксеркса они названы сака (Kent 1953), а в китайских хрониках - сэ - тоже сака (Бичурин 1950: II 190)» [Кузьмина, 2008, с.233].
Автор путает скифов (юечжей) и саков (сэ) так же, как киргизские ученые О. Осмонов, Эсен уулу Клыч и др. Е.Е. Кузьмина – крупная ис-следовательница древнеиранских (арийских) племен, видимо, владеющая иранским языком, которая, вероятно, невнимательно прочитала или не придала значения прочитанным древнекитайским хроникам и поверила древнегреческим и латинским писателям, которые писали со слов информаторов. В отличие от греческих и латинских писателей древнекитайские хроникеры, вероятно, писали, тщательно проверяя факты, которые хранились как разведовательные данные и использовались как таковые.
Е.Е. Кузьмина не понимала, что скифы – это юечжи китайских источников, а саки – это сэ тех же источников. Для Е.Е. Кузьминой скифы то же самое, что саки. Е.Е. Кузьмину, О. Осмонова и др. не смущает территория, занимаемая скифо-саками в несколько миллионов квадратных километров и на такой площади проживало в VIII-VII вв. до н.э. одно племя скифо-саки. Е.Е. Кузьмина пишет: «Почти на десять тысяч километров от Черного до Желтого морей простерся степной пояс Евразии. На протяжении тысячелетий здесь сменялись различные народы и культуры. В I тыс. до н.э., по данным анналов Ассирии, персидских и греческих источников здесь обитали саки-скифы. Современные лингвисты считают, что их язык принадлежал к большой арийской (индоиранской) семье, входящей в состав индоевропейской языковой общности» [Кузьмина, 2008, с.9].
Далее Е.Е. Кузьмина задается вопросом: «Но кто были индоиранцы?» [там же, с. 9]. Сама же, основываясь на мнении сотен, а может, тысяч, авторов, дает совершенно правильный ответ: «Сами себя называли ариями. Это многомиллионная группа народов, включающая три ветви.
I. Древние племена дардов и нуристанцев, населяющие горы Гин-дукуш в верховьях реки Инд, сохранившие архаичную культуру и древнейшие мифологические представления, в том числе культ Индры и наркотического напитка (Fussmann 1977).
II. Жители большей части Индостана, ведущие свою родословную от индоариев - создателей мифологических текстов Ригведы, Атхарваведы, Шатапатха-брахманы, более поздних Пуран и замечательных эпических поэм Махабхарата и Рамаяна. К этой же группе индоариев относится отколовшаяся от них часть, ушедшая в XVII-XVI вв. до н.э. далеко на запад в Переднюю Азию на север Месопотамии, населенной неиндоевропейским народом - хурритами. Арии в XV-XIII вв. до н.э. стали военной элитой государства Митанни, и их цари носили арийские имена. Они поклонялись древним общеиранским божествам Индре, Митре, Варуне, близнецам Насатья, а также Сурье, Марутам, Арте (Барроу 1976: 30, 31). Точная дата истории митаннийских ариев - около 1350 г. до н.э., когда принц Митанни Шаттиваса (старое чтение Куртиваза, Мативаза) сбежал с отрядом из Аррапхи к царю могущественного Хеттского царства Суппилулиуме и подписал с ним договор, скрепленный именами богов, в том числе арийских.
III. Ариями называли себя и западные иранцы - персы, расселив-шиеся в Иране и в VI—IV вв. до н.э. создавшие огромную Ахеменидскую империю, простиравшуюся от Египта до Индии.
К восточно-иранским народам причисляются древние земледельцы юга Средней Азии, Афганистана и Белуджистана: хорезмийцы, согдийцы, арейцы, бактрийцы. Согласно распространенной гипотезе, пророк и великий реформатор Заратуштра действовал среди восточных иранцев, возможно, в Бактрии. Проповеди пророка Гаты вошли в состав религиозной книги иранцев Авесты, другую важнейшую ее часть составляют Яшты - гимны, обращенные к древнейшим общеиндоиранским богам, к которым взывали и индоарии в Индии и Митанни. Это Митра, близнецы Насатья, Арта, известен и Индра, но как второстепенный персонаж. Древние иранские сказания нашли отражение в великом сочинении Фирдоуси Шахнаме, а некоторые эпические предания до сих пор бытуют на Памире. Еще одну ветвь Восточно-иранских народов составляли кочевники евразийских степей. В персидских источниках их называют саками, в греческих - скифами. Их отдаленными потомками сегодня являются осетины Кавказа, сохранившие древний эпос Нарты, в котором многие до сих пор бытующие сюжеты и образы находят истоки в индоиранской мифологии (Дюмезиль, 1976). Источники подчеркивают близость образа жизни, жилища, костюма, обычаев кочевых народов степей, принципиально отличавшихся по своему хозяйственно-культурному типу от земледельцев. Но интересно, что Авеста хранит воспоминания о родстве всех иранцев: в Яште (XIII: 143) говорится об «области Арья..., Турья, Сайрима, Сайни, Даха», где Арья - иранцы, Турья - туранцы, обитатели Согда со столицей в Самарканде, Сайрима - это название одного из сакских объединений - савроматов, живших от южного Урала до Дона, а Даха - также сакское племя Средней Азии (Bailey 1959). В другом тексте говорится, что герой-родоначальник Траэтаона делит мир между своими сыновьями: Тура - прародителем туранцев, Сайрима - прародителем савроматов и Ираджем - прародителем иранцев (Christensen 1934). Существенно отметить, что Траэтаона - это древний общеарийский персонаж Трита. Само слово «арий» сохранилось во многих регионах арийского мира: в названии страны Иран и осетинского объединения Ирон, скифского племени «аризанты» и областей Ариана в Южной Азии и Арьяварта на Ганге в Индии, а главное - в названии легендарной страны прародины индоиранцев Арианам Вайджо (дословно - «Широкий арийский простор»). Там высятся горы Рипа и протекает полноводная река Ра (иранское Рангкха, индийское Раса), упоминаемая и в Авесте, и в Ригведе. Некоторые ученые полагают, что Ра - это Волга, Рипейские горы - Урал. Но локализация этой страны остается дискуссионной, как и проблема происхождения арийских народов» [Кузьмина, 2008, с. 9-11].
Из трех ветвей индоиранцев (арийцев) мы рассмотрим восточных арийцев, которые в древности (до V в.н.э.) проживали в Центральной Азии, Казахстане (совр. название) и на востоке Средней Азии, и в Восточном Туркестане. В предыдущей главе мы рассмотрели скифов-юечжей, а в этой мы рассматриваем саков-сэ. Вероятно, мы повторяем, у скифов-юечжей основным тотемом был олень, изображение которого находят археологи от р. Енисей в Сибири до р. Дунай в Европе. Вероятным тотемом, мы писали, у саков была собака. Видимо, они назывались саками по названию своего тотема, потому что с;г – собака [Овчинникова, 1965, с. 857].
О. Осмонов пишет: «В VIII-III вв. до н.э. необъятные пространства, занимавшие территории современной Средней Азии и Казахстана, населяли многочисленные племена, которые носили собирательное название сак или скиф. В индийских источниках они упоминаются как туры, в древнекитайских - как народ сэ».
О. Осмонов, упомянув скифов, «забыл» упомянуть юечжей, что го-ворит, вероятно, о плохом знании источников, особенно древнекитайских хроник.
По нашему мнению, повторяем, скифы-юечжи к племени саки-сэ, веро-ятно, отношения не имеют, это разные племена. Китайская хроника Цяньханьшу пишет: «Когда хунну разбили Большого Юечжи, то Большой Юечжи занял на западе государство Даха, а сэский владетель занял на юге государство Гибинь. Сэские племена рассеяно живут, и более под зависимостью других. От Кашгара на северо-западе Хюсюнь [Сюсюнь] и Гюаньду - суть потомки древних сэсцев» [Бичурин 1950, т.2, с. 179].
Мнение Е.Е. Кузьминой радикально расходится с Цяньханьшу. Е.Е. Кузьмина сообщает: «В VIII-VII вв. до н.э. вся степь Евразии была заселена кочевыми племенами, знакомыми грекам со времен Гомера (Homer, Iliad XIII 4-8). Греческим авторам они были известны под именем скифов. В ахеменидских надписях Дария и Ксеркса они названы сака (Kent 1953), а в китайских хрониках – сэ -   тоже сака (Бичурин 1950: II 190)» [Кузьмина, 2008, с. 233].
Е.Е. Кузьмина пишет о большом числе скифских племен, хотя на этой же странице писала, что в VIII-VII вв. до н.э. вся степь Евразии была заселена кочевыми племенами, известными под именем скифов, в юечжских хрониках – сэ - тоже сака.
По Е.Е. Кузьминой выходит, что скифы (юечжи) в III в. до н.э. за-воевали саков (сэ), тоже скифов, т.е. скифы завоевали сами себя. Такой нонсенс встречается не только у О. Осмонова, Эсен улу Кылыча и др., а даже у такой исследовательницы, как Е.Е. Кузьмина.
Е.Е. Кузьмина явно запуталась во множестве арийских племен, которых примерно в Х в. до н.э. было десять, шесть из них осели и стали заниматься, вероятно, в соответствии с гармонией ландшафта – земледелием, а четыре - кочевым скотоводством, т.е. приспособились к ландшафту ме-стности.
Е.Е. Кузьмина, как и древние авторы, отмечает единство хозяйственно-культурного типа кочевых арийских племен: «Греческие авторы упоминают большое число скифских племен и их соседей. Они подчеркивают единство хозяйственно-культурного типа номадов. Страбон (Strabo I, II, 27) сообщает: “Известные народы северных стран назывались одним именем скифы или номады”. Поэт Хэрил («Персика», фрагмент 3) пишет: “саки, паcтухи овечьи, скифского рода, живущие в Азии” Геродот (Herodotus VII, 64) сообщает: “Персы всех скифов зовут саками”. О том же свидетельствует Плиний Старший (Plinius Maior VI, 19, 17): “по ту сторону Яксарта (Сырдарьи. - Е.K.) живут скифские племена. Персы вообще называют их саками... Количество скифских народов бесконечно... Знаменитейшие из них саки, массагеты, дай, исседоны..., аримаспы”. То же повторяет Диодор (II, 43, 1-5): скифы “сначала занимали незначительную область, но впоследствии... завоевали обширную территорию и снискали своему племени большую славу и господство. Сначала они жили у реки Аракс (Сырдарья или Волга. - Е.К.)..., но еще в древности они приобрели себе страну в горах до Кавказа... и прочие области до реки Танаиса... Скифы разделились на множество ветвей, и “одни были названы саками, другие массагетами, некоторые аримаспами и подобные многие другие”. Псевдо-Гиппократ (О воздухе, водах и местностях, 24) относит к скифским народам также савроматов. Геродот (IV, 117) отмечает, что “савроматы говорят на скифском языке, но издревле искаженном”.
Таким образом, речь идет о конгломерате близкородственных народов, говорящих на диалектах одного языка и находящихся под господ-ством племени скифов. Греческие авторы подчеркивают единство хозяйственно-культурного типа, костюма и вооружения степняков» [Кузьмина, 2008, с. 233-234].
Е.Е. Кузьмина, на наш взгляд, неудачно применила слово «конгло-мерат» к скифам. Конгломерат – это механическое соединение чего-либо разнородного. На самом деле, это были близкородственные арийские племена, говорившие на диалектах одного языка, о чем далее пишет Е.Е. Кузьмина. Арийские племена, думаем, конгломератом, т.е. механическим соединением разнородных племен никак нельзя назвать. Это были близкородственные племена, говорившие на диалектах одного арийского языка.
   Мы думаем, что скифские (арийские) племена были самостоятель-ными и никакого господства скифов над скифами не было. Персы (иранцы), затем Александр Македонский, хотели скифов, саков и другие племена соединить в единое государство, но, как правило, в большинстве случаев, они терпели неудачу. Вспомним поход Дария на скифов, поход Креза на саков, неудачу повторил Александр Македонский и т.д.
Скифы, по выражению того же Геродота, «…народ их – моложе всех» [Геродот, 1972, кн. IV, c. 188], но поверив Плинию Старшему, автору I в. н.э. и Диодору Сицилийскому, автору I в. до н.э., Е. Е. Кузьмина пишет, что племена (видимо, арийцы) находились под господством племени скифов. Наше мнение, такое утверждение, вероятно, является ошибочным.
История Киргизской ССР под ред. Б.Д. Джамгерчинова (1968) о саках писала: «Античные авторы упоминают о саках в описаниях походов персид-ских царей Кира 1, Дария 1 и Ксеркса. Хэрил (около 500 г. до н. э.) называет их в своих поэтических творениях пастухами овец. Геродот сообщает, что “саки - скифское племя, имели на голове остроугольные шапки из плотного войлока, стоявшие прямо, одеты были в штаны, имели туземные луки, короткие мечи и секиры-сагарии” и что конница саков отличалась храбростью. Ктесий (около 400 г. до н.э.) отмечает, что сакские “женщины отважны и помогают мужьям своим в военных опасностях”, что во время войны с мидянами над саками “царствовала Зарина, женщина воинственная”, сама принимавшая участие в битвах и раненая в одной из битв. Наконец, Полиэн (II в. до н. э.), сообщая о походе Дария I на саков, называет имена трех сакских “царей” - Саксефара, Фамира и Омарга.
В сочинениях античных авторов саков часто называют скифами из-за сходства их бытового уклада с укладом скифов северного Причерноморья. Сходство это вполне подтверждается и приведенными отрывочными сообще-ниями о саках. Как и скифы, они ведут кочевую жизнь. Об этом говорят многие авторы, начиная с Хэрила. Они пасут овец, имеют много лошадей, сражаются верхом на коне. Это в основном скотоводческие племена. И одежда этих племен похожа на одежду скифов: саки носят штаны и остроконечную шапку. На Бехистунском барельефе, изображающем триумф Дария I, среди врагов представлен в высокой остроконечной шапке и Сакский вождь. Под изображением его надпись – “это Скунха, сак”... Какая-то часть саков при Дарии, а может быть и раньше, была подчинена персам. При перечислении персидских сатрапий (провинции, области) Геродот указывает, что саки входили в состав XV сатрапии и были обложены ежегодной данью. Кроме того, они поставляли в персидское войско значительное количество пеших и конных воинов. В 515 г. до н. э. в составе персидского войска они приняли участие в далеком походе Дария на скифов» [История Киргизской ССР /под ред. Джамгерчинова, с.71].
Возникает вопрос. Если бы скифы и саки были единым племенем, как утверждают О.Осмонов, Эсен уулу Кылыч и др., то почему саки участвовали в составе персидского войска в походе Дария на скифов? Ведь Дарий совершил поход на скифов на берега Танаиса (Дона), Борисфена (Днепра) и Истра (Дуная), что находится примерно в 5000 км от места расположения и жительства саков? На такой огромной территории провести общеплеменные мероприятия практически невозможно. Например, всеобщий племенной молебен, избрание вождя, решение других общеплеменных вопросов и т.п., задача невыполнимая.
Далее Джамгерчинов продолжает: «В 490 г. до н.э. они нанесли поражение грекам на своем участке в знаменитом Марафонском сражении. В походах Ксеркса против греков сакские отряды играли заметную роль. В 437 г. до н. э. сакская пехота проявила воинскую доблесть в Фермопильском сражении, а годом позже, в битве при Платеях, храбростью отличилась сакская конница» [там же, с. 71].
История таджикского народа под ред. Р.М. Мисова (1998) пишет про Бехистунскую надпись в честь победы персидского царя Дария (VI в. до н.э.): «Среди областей, восставших после воцарения Дария I, Бехистунская надпись называет наряду с Маргианой и Парфией также страну саков. О каких саках идет речь - не вполне ясно, тем более, что при описании борьбы Дария I с восставшими областями в первые годы его правления о подавлении этого движения ничего не говорится. Вероятно, либо эти «саки» добровольно покорились власти Дария после побед его армий над другими повстанцами, либо (что более вероятно) подчинить их в тот период Дарию так и не удалось; о неудачах же ахеминидского царя Бехистунская надпись, естественно, не сообщает. И только в пятом столбце ее, добавленном к основному тексту (столбцы I-IV), по-видимому, в 518 г. до н.э., описан поход Дария I на саков.
Пятый столбец в значительной части разрушен, что крайне затрудняло трактовку текста. Однако работы, проведенные по уточнению чтения этого столбца, дают достаточно надежную его реконструкцию. Сведения о походе на саков помещены здесь среди сообщений, посвященных описанию событий второго и третьего годов царствования Дария (март 520 - март 518 г. до н.э.).
События излагаются от имени царя: «Говорит Дарий-царь: “затем я от-правился с войском в страну саков, преследуя саков, которые носят остроко-нечные шапки (тиграхаунда). Эти саки ушли от меня. Когда я достиг моря (или большой реки), я через него со всем войском переправился. Затем я убил многих саков. Одного их предводителя я захватил, он связанный был приведен ко мне, я его казнил. (Другого) их предводителя, по имени Скунха они сами схватили его, привели ко мне”» [История таджикского народа, Душанбе, 1998, с. 256].
На следующей странице «Истории таджикского народа» повествуется о героическои поступке простого сакского табунщика Сирака (Ширака), о котором поведал древний писатель Полиен, живший приблизительно в II в. до н.э.: «…рассказ Полиена - о хитрости Сирака (Ширака), восходящий, вероятно, подобно сообщениям Ктесия, к сакской эпической традиции. В этом рассказе речь идет лишь об одном эпизоде войны саков с Дарием, о ловушке, в которую заманил персидского царя сакский табунщик Сирак. По словам Полиена, Сирак предложил «царям» саков Сакесфару, Аморгу и Томирис, собравшимся на военный совет, погубить персидское войско при условии, что «цари» поклянутся обеспечить его детей и потомков. Получив клятвенное обещание, Сирак тут же отрезал себе нос и уши и “изуродовал прочие части тел”, после чего под видом перебежчика явился в персидский лагерь. Жалуясь на сакских “царей”, которые якобы изувечили его, Сирак пообещал Дарию провести персидское войско в глубь сакских земель, где можно будет напасть на врагов врасплох.
Персидское войско, взяв семидневный запас продовольствия, вы-ступило в поход. Обман обнаружился лишь тогда, когда запасы иссякли, а вокруг все еще простиралась “песчаная, безводная и бесплодная пустыня”. На вопрос одного из персидских военачальников, что побудило Сирака обмануть великого царя Дария, Сирак ответил, что он таким способом спас своих земляков и погубил персов. Отважный табунщик был казнен. Лишь чудом Дарию удалось спастись. Пошел дождь, и персы, набрав питьевой воды, добрались до реки Бактры (Амударьи).
Рассказ Полиена о хитрости Сирака, вероятно, свидетельствует о трудностях, а возможно, и частичном поражении персов в их борьбе с са-ками.
Однако ахеменидский царь склонен был - и, вероятно, не без оснований - рассматривать свой поход в Среднюю Азию как успешную операцию, и в надписи на пластинках (закладных досках), заложенных под фундамент при возведении дворцов Дария в Экбатанах и в Персеполе, мы читаем: «Говорит Дарий-царь: “Это - держава, которой я владел, начиная от саков, которые за Согдом, вплоть до Эфиопии (Абиссиния), от Индии вплоть до Сард (столица Лидии в Малой Азии)”» [там же, с. 257].
Даже поверхностного взгляда достаточно, не то чтобы провести историко-ономастический и этимологический анализ имен сакских царей и простолюдинов, чтобы сделать вывод из этнонимов: Зарина, Саксефора, Фамира, Омарга, Сирак (Ширак) никогда не были киргизскими (тюркскими). Эти имена явно индоевропейские. Мы ни разу не встречали, чтобы А.К. Нарымбаева, Эсен уулу Кылыч, О. Осмонов и др. по-настоящему проводили с применением компаративистики ономастические и лингвистические исследования этнонимов, топонимов, гидронимов и т.д. остатков слов сакского языка. В древности, в эпоху господства язычества, имена, топонимы, гидронимы и т.д. были у саков естественные и природные, т.е. они были в лингвистическом жанре относительно чистыми.
По данным археологии (Дебец, Бернштам и др.), саки были, в отличие от киргизов, позже тюрков, в том числе казахов, относящихся к монголоидной расе, чистыми европеоидами, с ярко выраженными европейскими чертами, т.е. относились к другой расе – индоевропеоидной.
Турки приобрели современный европеоидный антропологический тип относительно недавно, примерно в XII в. н.э., а до этого были монго-лоидами. В.А. Гордлевский, основываясь, вероятно, на источниках, писал: «Кичась утонченностью образования, византийцы насилуют себя, когда принимают скуластого урода», как они отзывались о султане Кылыч-Арслане II [Гордлевский, 1940, с.13]. Византийцы XII в., видимо, были ра-систами, раз так относились к султану Кылыч-Арслану II. Вероятно, также «насилуют» себя некоторые современные казахи и киргизы, последователи А.К. Нарымбаевой  и ей подобных писателей, когда по телевизору видят президентов-монголоидов. Возможно, А.К. Нарымбаева и ее последователи, как в Казахстане, так и в Киргизии мнят о себе, что они европейцы, при этом совершенно не глядя в зеркало на свое отражение.
Саки так же, как и скифы, были европеоиды, о чем свидетельствуют многочисленные археологические материалы (Дебец, Бернштам и др.).
Если персы VIII-VI вв. знали три вида саков: «Saka tyaiy paradraya - саки, живущие за морем, тождественные скифам, Saka haumavarga - саки, почитающие хаому, и Saika tigrahauda - саки, носящие остроконечные колпаки. Известен также народ Daha» [Кузьмина, 2008, с. 233].
К концу III в. до н.э. в то время монголоязычные хунну, повторяем, образовали мощную империю под руководством величайшего реформатора Центральной Азии шаньюя Модэ. В Шицзы написано: «… он ударил на западе на Юечжы и прогнал его…» [Бичурин, 1950, т.1, с.48]. Шаньюй Модэ не просто прогнал Юечжи, а, вероятно, освободил гэгуней-киргизов  и поселил их в западных пределах вместе хунну-дулатами [Бичурин, 1950, т.1, с. 351]. Полагаем, гэгуни-киргизы и хунну-дулаты с тех пор, автохтоное население Семиречья. Вероятно, саки покорились хунну добровольно, видя, как под их ударами побежали юечжи. Хваленая А.К. Нарымбаевой и К конница юечжей-скифов побежала в южном направлении. Вероятно, сказалось техническое преимущество хунну, ведь сложные луки, седла, стремена - это изобретение хунну.
Вероятно,  саки и усуни один и тот же народ. Усуни появляются сразу же после хуннуских завоеваний Западного края и Семиречья, т.е. после III в. до н.э. Усуни – это, видимо, саки. Саки – тотемное название по-персидски, а усунями, вероятно, прозвали саков хунну, потому что ставка их правителей находилась на оз. Иссык-Куль. Этноним «усунь», видимо, переводится как «усан – вода» [Лувсандэндэв, 1957, с. 463]. По-киргизски (тюркски) вода значит «суу – вода» [Юдахин, 2012, c. 666]. Китайские хроникеры, включая Сыма Цяня, вслед за хунну, называли, вероятно, саков усунями.
О. Осмонов, ссылаясь на А. Омуркулова, пишет: «Этноним «усунь», вошел в историю из китайских династийных хроник. Историк А. Омуркулов считает, что этноним «усунь» в переводе с древнетюркского языка означает «народ десяти родов» («ус - род, ун - десять»). Есть мнение, что называние народа связано с названием реки Упса (длинный) в Восточном Туркестане» [Осмонов, 2018, с. 54].
В древнекиргизском языке, чтобы слово «ус» обозначало «род» маловероятно, как и в современном киргизском языке слова «уруу, туку- род» [Юдахин, 2012, с.845]. Слово «ус» по-киргизски обозначает «искусница, рукодельница, искусник, искусный» [Юдахин, 2011, с. 894]. Слово «ун» обозначает на киргизском «мука» [там же, с. 901], а слово «десять» - «он». Таким образом, мы видим, что объяснение слова «усунь» через «усан - вода» (люди у воды) выглядит безупречнее. Апелляция на древнетюркский язык не совсем верна, потому что такого языка и народа в древнее время не было, были древние киргизы и монголоязычные хунну, дунху и т.д.
Возможно, А. Омуркулов пользовался «Древнетюркским словарем» при исследовании слова «усунь». Мы считаем, ссылки на древнетюркский словарь не совсем корректны при исследовании древних киргизов. Древнетюркский словарь не совсем правильно назван древним. На самом деле в этом словаре собраны в основном киргизские, тургутские (турецкие) и уйгурские слова из средневековых памятников культуры на Орхоне (Мон-голии) и из других мест и большей частью VIII в. н.э., а также из уйгурских буддийских памятников IX-XII вв.
VIII-XII вв. никак не укладываются в понятие «Древний» и «Древне-тюркский словарь», мы думаем, будет изменен как противоречащий исторической периодизации и здравому смыслу.
Известно, мировая история периодизируется, в частности, некоторые ученые-историки границу между Древним периодом и Средневековьем установили Великим переселением народов, которое начали хунну-укры под предводительством Баламира в 375 г. и закончил Великое переселение народов руг (рус) Одоакр в 476 г. Под натиском германцев Одоакра перестала  существовать Западноримская империя с его противным человеческому существу рабовладением.
О. Осмонов цитирует Ч. Нусупова: «Кыргызский ученый Ч. Нусупов в своей книге «Политическая история Кыргызстана» пишет: “Еще в 201 г. до н.э. кыргызские племена расселялись на территории современной Западной Монголии и в Восточном Туркестане и уже, начиная с III в. до н.э., западная ветвь кыргызов-уйшуни, наиболее известная в исторической литературе под названием «усуни», вытесняет из Средней Азии сакские племена. Северные же кыргызы уходят за Саяны, на Енисей”. Если опираться на эти точки зрения, то усуни являются предками кыргызов» [Осмонов, 2018, с. 55].
Мы бы дополнили Ч. Т. Нусупова тем, что киргизские и хуннуские пле-мена расселились еще в Семиречье до Алтая с конца III в. до н.э., образуя за-падную ветвь хуннуского государства, т.к. киргизы и хунну-дулаты и другие племена составляли западные пределы хунну [Бичурин. 1950, т. 1, с. 351].
Мы не согласны с мнением Ч.Т. Нусупова, что киргизы-уйшуны вытес-няли, начиная с III в. до н.э., сакские племена из Средней Азии. По нашему мнению, сакские племена одно и то же, что усуни, и никуда они не вытеснялись из Средней Азии и из Кыргызстана. Саки-усуни были ассимилированы киргизами и дулатами, об этом свидетельствует наличие племени саяков-саков среди киргизов и наличие рода уйшунов среди ду-латов.
Мы думаем, что киргизы были самодостаточным и сформировавшимся народом как минимум с X в. до н.э., а  саки-усуни были ассимилированы киргизами и предками киргизов считаться не могут. Киргизский язык и киргизы смогли вытеснить ираноязычие саков-усуней и монголоязычие дулатов-хунну и других племен. Ассимилированные народы, как правило, предками того народа, который сумел их ассимилировать, вряд ли могут считаться. С большой натяжкой понятие «предки» саков-усуней можно отнести к предкам киргизов. В истории бывали такие парадоксы. Например, русский царь Иван Грозный (XVI в.), по свидетельству английского посланника Дженкинсона, очень гордился тем, что он является потомком Чингисхана по женской линии.
В О. Осмонове временами просыпается объективный ученый-историк. В подтверждение нашего мнения, что саки и усуни один и тот же народ, только первое название ираноязычное, а второе «усунь» - хунну-ское, дошедшее до нас в китайских нарративных источниках, он пишет: «Самостоятельных сведений, характеризующих только культуру усуней, не приводится. В имеющихся источниках она всегда рассматривается совместно с культурой саков. Например, их курганы-могильники невозможно отличить по внешним признакам. Поэтому ученые называют их обобщенно сако-усуньские курганы-могильники. Они найдены на Иссык-Куле, в Чуйской долине и других местах. Причем встретить такие курганы можно даже сейчас. По мнению ученых, изучавших усуньские памятники, в культуре усуней и саков есть некоторые общие черты» [Осмонов, 2015, с. 59].
По нашему мнению, О. Осмонов ярко продемонстрировал, что саки и усуни - один и тот же народ. Самостоятельных сведений, характеризующих усуньскую культуру в природе, вероятно, не должно существовать, эти сведения являются и сакскими, и усуньскими одновременно, т.к. сако-усуни есть народ единый, первых продолжили вторые.
К II в. до н.э., когда китайское правительство днем и ночью было озабочено, как бы уничтожить государство хунну, отец китайской истории Сыма Цянь писал: «Дом Хань тогда думал о средствах к уничтожению хуннов» [Бичурин, 1950, т.2, с. 147]. Дом Хань искал союзников в Западном крае и установил сношения с этим регионом. Китайское правительство обнаружило любопытный факт: современная территория Восточного Туркестана (примерно совпадает с территорией Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР), Восточная часть Средней Азии и Казахстан, т.е. огромная территория, где, вероятно, проживали сэ-саки и остатки юечжей-скифов, была поделена  примерно на тридцать шесть владений-государств. Древнекитайская хроника Цяньханьшу писала: «Когда первые сношения Китая с Западным краем отрылись при государе Ву-ди, число владений в сем края простиралось только до тридцати шести; впоследствии сие число постепенного разделения возросло выше пятидесяти» [Бичурин, 1950, т.2, с. 169].
После II в. до н.э. число владений-государств Западного края путем разделения возросло до более пятидесяти.
В этих условиях, когда потенциальные союзники китайцев были разделены на мелкие владения-государтва, притом значительная часть их на себе испытала силу хуннуской кавалерии во время войны хунну с юечжами, найти союзников среди саков и остатков юечжей китайцам не удалось. Но китайцы были бы не китайцами, если бы они не умели терпеливо ждать.
Видимо, усуни-саки, так же юечжи-скифы, после изгнания с киргизских земель довольно легко приспосабливались к ландшафту местности и с увели-чением населения переходили с кочевого скотоводства к оседлому земледелию. Об этом свидетельствует древнекитайская хроника Цяньханьшу: «Вообще почти во всех государствах Западного края ведут оседлую жизнь, имеют города, землепашество, скотоводство и в обыкновениях не сходствуют ни с хуннами, ни с усуньцами. Прежде все владения находились под зависимостью хуннов. Жичжо, князь хуннуской западной границы, определял для управления Западным краем пристава, который обыкновенно жил между Харашаром, Чагань-тунгйе и Халга-аманию, и собирал с владений значительные подати» [Бичурин, 1950, т.2, с. 170].
Во II в. до н.э. Западный край  (Восточный Туркестан, Восточный Казахстан и Киргизия) еще полностью принадлежал хунну и хунну полностью осуществляли на этой территории свой суверенитет. Но китайское првительство продолжало лелеять мечту о возврате этой территории и уничтожении кочевников-номадов, независимо от династий, которые сменяли друг друга и, возможно, думали подобным образом о расширении границ Китая в настоящее время.
Древнекитайская хроника Цяньханьшу беспристрастно описывает как во II-I до н.э. китайцы отбирали у хуннов земли Западного края, принадлежавшие некогда саком-сэ-усуням и остаткам скифов-юечжей. Хуннуские шаньюи Модэ, его сын Лаошан (сокол в переводе со старомонгольского) и др., напрягая все силы общества, освободили киргизов от скифского (юечжского) засилья и поселили в Западном крае хунну-дулатов и др., но их усилия перечеркнула китайская экспансия. Хроника Цяньханьшу пишет о II-I вв. до н.э.: «С того времени, как династия Чжеу начала клониться к падению, жуны и ди без разбора поселились по северную сторону рек Гин-шуй и Вэй-шуй. Уже Шы-хуан[-ди] из Дома Цинь, отразив жунов и ди, построил Великую стену, поставил ее границею Срединного государства; но сей государь проник на запад не далее Линь-тхао. По восстании [возвышении] Старшего дома Хань, Хяо-ву[-ди] простер оружие на  иноземцев четырех стран и внушил им понятие о силе и величии своей державы. Тогда Чжан Кянь открыл Западный край. Впоследствии Пьхиао-ки  Гянь-гюнь [Хокюй-бин] в 121 году до Р. Х, ударив на Западные земли хуннов, покорил князей Хуньше и Хючжуй и перевел их на другие места. С этого только времени Китай начал строить города от Лин-гюй далее на запад. Впервых открыли  область Цзю-цюань, и мало по малу населили ее ссыльными преступниками; потом на отдельных от сей области землях еще открыты  Ву-вэй, Чжан-йе, Дунь-хуан; всего четыре области, и построены две крепости» [Бичурин, 1950, т.2, с. 170-171].
В 121 г. до н.э. китайцы ударили на Западные земли (пределы) хунну, покорили князей Хуньше и Хючжуй. Антропоним «Хуньше» переводится со старомонгольского «хуншуу – приятный, ароматный» [Черемисов, Шагдаров, 2010, т.2, с. 466], на киргизском (тюркском) значения не имеет. Антропоним «Кючжуй», вероятно, со старомонгольского переводится как хючжуй – хуучин – старый, старинный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 570], на киргизском (тюркском) значения не имеет.
Древнекитайская летопись повествует: «В 121 году до P. X. китайский полководец Хокюй-бйн разбил Западную стену [название укрепления или стены у горы Линь-чжун в области Шофан у поворота Желтой реки на восток] у хуннов. Несколько десятков тысяч человек (хуннов) пришли к горам Цилянь-шань. В следующем году, Хуньше-князь с своими подданными покорился Китаю.  После сего и Гин-чен, Хэ-си и от Южных гор до Соляного озера [Лобнора] вовсе не видно стало хуннов, даже объездные отряды их редко показывались. На другой год, в 119, китайцы разбили самого шаньюя по северную сторону песчаной степи. После сего Сын Неба часто спрашивал князя Чжан Кянь о Дахя и других владениях. Чжан Кянь после потери княжеского достоинства, представил следующее: “в пребывание мое у хуннов слышал я, что усуньский владетель титулуется Гуньмо; отец сего Гуньмо имел небольшое владение на западных хуннуских пределах. Хунны убили отца его на сражении, а Гуньмо, только что родившийся, брошен был в поле. Птицы склевывали насекомых с его тела; волчица приходила кормить его своим молоком. Шаньюй изумился, и счел его духом; почему взял его к себе и воспитал; когда же Гуньмо подрос, то шаньюй сделал его предводителем войска. Гуньмо несколько раз отличился в походах: почему шаньюй возвратил ему владения отца его и препоручил надзор за караулами при Западной стене. Гуньмо приложил попечение о поправлении состояния своего народа, и подчинил себе окрестные небольшие города. Он имел несколько десятков тысяч войска, опытного в сражениях. По смерти шаньюя, Гуньмо с своим народом отделился и отказался от поездок в орду хуннов. Войско, скрытно отправленное хуннами против него, не имело успеха; оно сочло Гуньмо духом, и удалилось: почему хунны, хотя имели влияние на него, но не нападали слишком. Ныне шаньюй опять приведен нами в тесное положение на прежние земли Хуньше-князя остаются незаселенными. Кочевые обыкновенно падки на китайские вещи. Если в настоящее время богатыми подарками склонить Гуньмо переселиться на восток на бывшие земли Хуньше-князя вступить в брачное родство с Домом Хань, то можно надеяться успеха в этом; а если успеем, то сим самым отсечем правую руку у хуннов. Когда же присоединили себе Усунь, то в состоянии будем склонить в наше подданство Дахя и другие владения на западе» [Бичурин, 1950, т.2, с. 155-156].
Н.Я. Бичурин в примечании поясняет, что китайцы имели в виду под «отсечем правую руку у хуннов»: «Co времени, как хунны усилились и сделали Китай своим данником, в 201 г. до P. X., оскорбленный китайский Двор не преставал помышлять о мерах к обессилению хуннов, и наконец, с небольшим чрез полвека напал на мысль отнять у них вспомогательные средства с запада. Вот что названо было отсечением правой руки у хуннов. С того времени доныне китайский Двор во время войны с монголами всегда старался обессиливать их с запада, а половине прошедшего столетия кончил тем, что всю западную Монголию, по истреблению коренных ее жителей - чжуньгаров, превратил в военную китайскую колонию» [Бичурин, 1950, т.2, с. 156].
В 104 г. до н.э. китайцы предприняли неудачный поход в Давань. Но китайский император решился на второй поход против Давани и наказать даваньцев. Сыма Цянь в Шицзи пишет: «Сын Неба отправил в Усунь посланника требовать войска для совокупного действия против Давани. Усуньский Гуньмо выслал 2000 конницы, которая, высматривая обстоятельства обеих сторон, медлила своим походом. Мелкие владетели земель, лежавших на пути Эршыского  полководца на восток, по получении известия о победе над даваньцами, отправили с ним в Китай своих родственников для представления Сыну Неба в качестве заложников. В продолжение войны Эршыского в Давани Чжао Шы-чен мужественно сражался, и оказал большие услуги; Шаньгуаньгйе осмелился далеко проникнуть; Ли Чы распоряжал военными действиями. В войске, по возвращении его в Юй-мынь, осталось не более 10 000 человек, армейских лошадей не с большим 1000 голов. Эршыский следовал за армиею, следовательно, она не имела недостатка в съестных припасах, а в сражениях не было большой потери. Но предводители и чиновники, по корыстолюбию, не жалели ратников, и все отнимали у них, от чего много людей погибло. Как в даваньскую войну сделали необыкновенно большой поход, то Сын Неба не обратил внимания на проступки; дал Ли Гуан-ли княжеское достоинство Хай-си-хэу, коннику Чжао Ди, убившему владетеля города, дал княжеское достоинство Синь-чжы-хэу; Чжао Шы-чен получил чин Гуан-лу да-фу, Шаньгуаньгйе - чин Шао-фу, Ли Чы сделан правителем области Шан-дан, три человека получили места президентов, более ста человек получили места с 2000 и более 1000 человек получили места с 1000 мешков 2 жалованья. Самоохотники награждены выше их ожидания; а отправленные в поход за вины получили только прощение; ратникам в награду роздано сорок тысяч. Китайцы двукратный поход на Давань совершили в продолжение четырех лет. По окончании войны с Даванью они поставили Моцая даваньским государем. Даваньские старейшины полагали, что Моцай искусною лестью пред китайскими посланниками был причиною поражения их; почему с общего согласия убили его, а на престол возвели Жишаня [надо: Шань Фын или Чань Фын], младшего брата Мугуева, и отправили сына его к китайскому Двору заложником. По сему поводу и китайский Двор отправил к Жишаню [Чань Фын] посольство с дарами, чтобы привязать его к себе; сверх сего отправлено более десяти посольств в иностранные госу-дарства, лежащие от Давани на запад, для собрания редкостей, а в самой вещи для разглашения о победе над Даванью. В Дунь-хуан и Цзю-цюань поставлены гарнизоны. На запад до реки Янь-шуй повсюду учреждены военные посты, а в Луньту поставлено несколько сот военнопашцев; почему и определен пристав, как для охранения полей, так и для сбора хлеба, чтоб снабжать им посланников, отправляемых в иностранные государства» [там же, с. 166-167].
После победы китайцев над Даванью (Ферганская долина  была завоевана в конце II в. до н.э. китайским полководцем Эрши) чиновники, посланные в Западный край, получили там должности. Цяньханьшу пишет: «После войны Эршыского полководца Давани  Западный край пришел в трепет и многие владетели отправили в Китай посланников с дарами, а китайские чиновники, посланные в Западный край, получили там должности. После сего Дуань-Хуан на запад от Соляного озера учреждены  частные военные посты, а в Бюгуре и Кюйли поставлено по нескольку сот военнопашцев; определены приставы, на которых возложено как охранение военнопоселений, так и продовольствие чиновников, посылаемых в иностранные государства. При Сюань-ди Вэй-сы-ма был отправлен для охранения владений, лежавших от Шаньшани на запад, также шести княжеств по северную сторону гор и Гуши, которое хотя и поражено было, но не уничтожено, впоследствии разделено на Чешы переднее и Чешы заднее» [Бичурин, 1950, т.2, с. 171].
В I в. до н.э. Китай, не спеша, методично захватывал Западный край. Древнекитайская династийная хроника Цяньханьшу сообщает: «В сие время Китай имел под собою только южную дорогу, а северною еще не всею овладел; но хунны уже беспокоились. Впоследствии, когда Жичжо-князь от-ложился от шаньюя, и с своим народом поддался Китаю, то Чжен Ги, пристав владений, лежавших от Шаньшани на запад, принял его; и когда они прибыли в Чан-ань, то Жичжо-князь получил княжеское достоинство Гуй-да-хэу, Чжен Ги достоинство Ань-юань-хэу. Это было третие лето правления Шень-цзио, 59; по сему случаю управление и северной дороги поручено Чжен Ги, от чего дано ему наименование наместника. И так определение наместника в Западном крае началось с Чжен Ги. С уничтожением хуннуского пристава, хунны наипаче ослабели, и не могли приближаться к Западному краю: почему военнопоселения переведены в северный Сюйгянь, который отрезан от яркянских земель. С сего времени приставы военных поселений подчинены наместнику, который купно имел надзор за Усунем, Кангюем и другими иностранными владениями, и доносил Двору о их движениях; мирных успокаивал, немирных усмирял оружием. Наместник имел пребывание в Цитере, в 2738 ли от Ян-гуань, находился неподалеку от управляющих пахотными землями в Кюйли. Taм земли тучные, и лежат в средоточии западного края: по сим причинам и наместническое правление помещено. При Юань-ди, в 48 году, еще определен пристав для открытия военнопоселений близ главного стойбища чешыского переднего владетеля. В сие время Цыличжы, хуннуский владетель восточного Пулэйя, с 1700 душ своих людей поддался наместнику, который поселил его в урочище Утаньцыли, отделенное от земель чешыского заднего владетеля с западной стороны. Со времени государей Сюань-ди и Юань-ди, 74-39, когда шаньюи признали себя вассалами Китая, Западный край остался под китайскою державою» [Бичурин, 1950, т.2, c. 171-172].
К середине I в. до н.э. Китай полностью контролировал Западный край. В этом Китаю сильно помогло предательство хуннуского Жичжо-князя, отложившегося от шаньюя и перешедшего на сторону почти трехтысячелетнего врага.
Слово «жичжо», вероятно, от монгольского слова «жичдээ - отдельно, особо» [Лувсандэндэв, 1957, с. 181]. Видимо, «жичжо» не имя собственное князя, перешедшего со своим народом и войском на сторону Китая, а звание командующего отдельным или особым подразделением хуннуских войск, возможно, из-за удаленности Западного края.
Несмотря на предательство командующего отдельным подразделением хуннских войск в Западном крае Жичжо-князя, хунну продолжали претендо-вать на регион и беспокоили китайцев как могли, но сил у хуннов было явно недостаточно. Древнекитайская хроника Цяньханьшу пишет: «…государь Ву-ди, убежденный представлениями Чжан Кянь, охотно пожелал открыть сообщение с Даванию и другими государствами на западе, то китайские посланники один в виду другого следовали по дороге так, что в продолжение одного года иногда отправлялось не менее десяти посольств. Лэулань и Гушы, лежавшие на большой дороге, страдали от их проездов, почему вооруженною рукою ограбили китайского посланника Ван Кхой и других; сверх сего служили соглядатаями для хуннов, и научали конников их остановлять китайских посланников. Китайские посланники вообще доносили, что в помянутых государствах есть города, но войска слабы; и потому война с ними не затруднительна. И так Ву-ди отправил военачальника Чжао Пхо-ну с конницею зависимых владетелей и несколькими десятками тысяч областных войск - ударить на Гушы. Ван Кхой много оскорблений перенес от Лэулани; почему государь назначил его  помощником к Пхо-ну. Пхо-ну с 700 легкой конницы прежде пришел к Лэулань, и взял самого владетеля в плен; а потом разбил Гушы и оружием навел страх на Усунь и Давань» [Бичурин. 1950, т. 2, с. 173-174].
Проблема Западного края, по нашему мнению, заключалась в раздробленности сакского-сэского народа. Разбившись на многочисленные мелкие владения, они не смогли противостоять в III в. до н. э. Хуннуской экспансии. А в I в. до н.э. малочисленные в основном сакско-сэские владения не смогли ничего противопоставить экспансии Китая. Агрессивной внешнеполитической экспансии Китая ничего не смогли противопоставить  новые аборигены Западного края хунну-дулаты и киргизы, даже Жичжо-князь, видимо, уговорил своих подчиненных перейти на сторону своего вечного врага – Китая.
Древнекитайская хроника Цяньханьшу пишет: «Как скоро владение Лэулань поддалось Китаю,  обязалось представлять дань. Хунны, узнав о сем, произвели нападение: почему эуланьский владетель послал одного сына в заложники хуннам, другого Китаю. После, когда Эршыский шел на Давань, хунны хотели преградить ему путь, но, по причине многочисленности его войска, не смели противостать: почему отправили конницу в Лэулань подстерегать и перехватывать китайских посланцев, чтоб прервать сообщение. В сие время китайский Гюнь-чжен Жинь Вынь, стоявший с отрядом войск в Юй-мынь-гуань для прикрытия Эршыского с тыла, поймал живых языков, и узнав о действиях хуннов, донес Двору. Государь предписал ему идти в Лэулань, взять владетеля и представить ко Двору. Владетель на упреки государя дал следующий ответ: “небольшое государство, лежащее между двумя сильными державами, если не будет под зависимостью обеих, то не может наслаждаться спокойствием. Я желал бы со всем моим народом поселиться на землях Китая”. Государь нашел сей ответ справедливым, и обратно отпустил в свое владение, но вместе с тем поручил ему примечать за хуннами. С сего времени хунны менее стали доверять лэуланьскому владетелю» [Бичурин, 1950, т.2, с. 174].
К III-II вв. до н.э. сакские племена, вероятно, разможились и, как уже мы писали выше, разделились на 36 владений-государств, каждое со своим царьком. В начале нашей эры число владений-государств, возможно, увеличилось свыше 50 [там же, с. 169]. Из 36 сакских владений-государств мы рассмотрим одно из крупнейших - Усунь, который был одним из населенных и сильнейших. 
В I в. до н.э. народонаселение в Усунь составляло 120 000 кибиток в 630 000 душ обоего пола, строевого войска было 188 000 человек [Бичурин,  1950, т.2, с. 190]. Например, народонаселение Больших Юечжей после того, как хуннуский шаньюй Модэ прогнал на юг, составляло 100 000 семейств, 400 000 душ; строевого войска 100 000 человек [там же, с. 183], т.е. население Усуни было больше юечжей-скифов в полтора раза. Правда, надо учитывать то, что при любом переселении номадов примерно до 50% население остается на месте.
Древнекитайская хроника Цяньханьшу сообшает: «Усуньцы не занима-ются ни земледелием, ни садоводством, а со скотом перекочевывают с места на место, смотря по приволью в траве и воде. В обыкновениях сходствуют с хуннами. В их владении много лошадей, и богатые содержат их от 4000 до 5000 голов. Народ суров, алчен, вероломен, вообще склонен к хищничеству. Усунь считается одним из сильнейших владетелей. Прежде он был под зависимостью хуннов; впоследствии, усилившись, подчинил себе многие другие владения, и отказался от поездок в орду хуннов. Владения его на востоке смежны с хуннами, на северо-западе  с Кангюем, на западе с Даванию, на юге с разными оседлыми владениями. Первоначально сия страна принадлежала народу Сэ - Большой Юечжы на западе разбил и выгнал сэского владетеля. Сэский владетель перешел на юг за Висячий переход; Большой Юечжы удалился на запад и покорил Дахя-усуньский Гуньмо остался на его землях: посему-то между усуньцами находятся отрасли племен сэского и юечжыского. Вначале Чжан Кянь представлял, что усуньский владетель в одно время с Большим Юечжы кочевал около Дунь-хуан; ныне, хотя он усилился, но щедрыми подарками можно склонить его опять перейти на восток на прежние земли, выдать за него царевну и вступить с ним в брачное родство, дабы обуздать хуннов» [Бичурин, 1950, т.2, с. 189-191].
Большая часть усуньцев в отличие от некоторых других сакских племен не осела, а оставалась номадами-кочевниками и соответственно требовалось в 40 раз больше земли (территории) на одного человека, чтобы прокормить его.
История Киргизской ССР пишет: «В 71 г. до н. э. во время правления Унгуйми усуни совершили удачный поход на хуннов. Они увели в плен до 40 000 человек и захватили более 70 000 лошадей, рогатый скот, верблюдов и ослов. Огромное количество пленников, захваченных в этом, а также и других походах, предназначалось главным образом для увеличения полусвободного населения земледельческих колоний, а частью, возможно, и для пополнения рабами крупных хозяйств знатных скотоводов. Со средины I в. до н. э. для усуньского племенного объединения настала пора междоусобиц и двоевластия. Власть переходила от одного владетеля к другому. Страна делилась на две и даже на три части. С начала I в. н. э. сведений об усуньском племенном объединении нет. Позднее встречаются лишь краткие упоминания о них» [Джамгерчинов, 1968, с. 79].
Китайская делегация во главе с Чжан Кянь (см. выше), вероятно, стала усердно обхаживать усуньского Гуньмо.  Глава усуньского государства назывался Гуньмо. Хроника Цяньханьшу пишет, что между усуньцами находятся как отрасли (подразделения), племена сэского-сакского, так юечжского-скифского, что вполне объяснимо. Юечжи-скифы, угнанные с киргизских земель, т.е. с Саяно-Алтая шаньюем хунну Модэ, прошли через территорию сэ-саков и часть их, видимо, осталась у сэ-саков.
В I в. н.э. на китайский престол взошел самозванец Ван Ман (7-23 гг. н.э.), Китай прекратил отношения с Западным краем и соответственно с Усу-нью.
Древнекитайская хроника Бейши пишет: «Когда Вaн [7 - 23 гг. н. э.] похитил престол, то Западный край прекратил сообщение с Китаем. По вступлении младшего Дома Хань [25 г. н. э.] на китайский престол, Бань Чао нашел 50 владений, и проник на запад даже до западного моря. Тогда с пространства от востока к западу на 10 000 ли явились к китайскому Двору посольства с данью. Опять поставлены были наместник и пристав для управления. После сего владения Западного края то прекращали, то возобновляли связь с Китаем. Младший Дом Хань считал сию связь отягощением для Срединного государства; и потому иногда посылал, а иногда прекращал отправление чиновников туда» [Бичурин, 1950, т.2, с. 240].
Династийная хроника Хоуханьшу сообщает: «В царствование государей Ай-ди [6-1 гг. до н. э.] и Пьхин-ди [1-5 гг. н. э.] Западный край сам собою разделился на 55 владений. Baн Ман [7-23 гг. н. э.], похитив престол, унизил достоинство владетелей и князей, после чего Западный край вознегодовал и отложился. И так он прервал связь с Срединным государством и опять поддался хуннам. Хунны наложили тяжелую подать, которой владения не в состоянии были вносить, и в средине правления Гянь-ву, 38, отправили в  Китай посланника с прошением принять их в подданство, и по-прежнему дать им наместника. Как спокойствие в империи только что было восстановлено, и Гуан-ву[-ди 25-57 гг. н. э.] еще не имел времени заняться иностранными делами, то он не согласился удовлетворить их прошение. В это время Дом Хуннов начал приходить в бессилие, и яркянский владетель Хянь уничтожил разные владения. По смерти Хяня опять началась междоусобная война, Шаньшань покорил Сяовань, Цзингюе, Жунлу и Цзюймо; Хотан присоединил к себе Сукет и Пишинай со всеми землями; Чешы уничтожил владения Халга-амань, Дань-хуань, Хуху, Утаньцыли. Впоследствии все сии владения то опять были восстановлены. В средине правления Юнпьхин, 66, северные неприятели принудили западные владения произвести нашествие на округи в Хэ-си. Города и днем были затворены. В 16 лето, 73, Мин-ди [58-75] предписал вести войско на севере против хуннов. Китайцы, овладев страною Ивулу, поставили здесь И-хэ Ду-юй для заведения казенного хлебопашества, и сим образом открыли сообщение с Западным краем. Хотанкий и другие владетели отправили своих сыновей в службу при китайском Дворе. Западный край 65 лет был в разрыве с Китаем, и потом опять вступил в сообщение. В следующем году, определены наместник и военные приставы. По кончине Мин-ди, 75, владетели харашарский и кучаский, напав на наместника, убили его и уничтожили отряд его. Хунны и чешысцы окружили военных приставов первое лето правления Гянь-чу, 76, весною, Дуань Пхын, правитель области Цзю-цюань, наголову разбил чешысцев под городом Чжоха-хота. Но государь Чжан-ди [76 - 88 гг. н. э.] не хотел изнурять Срединное государство в пользу иностранцев; почему обратно вызвал военных приставов, и не посылал наместника. Во второе лето, 77,  опять оставили ка-зенное хлебопашество в Иву, и хунны отправили отряд войск для охранения сей страны. В это время военачальник Бань Чао оставался в Хотане для успокоения западных владений. При Хо-ди [89-106 г. н. э.], в первое лето правления Юн-юань, 89, верховный полководец Дэу Хянь наголову разбил хуннов, а во второе лето, 90, приставов помощник Янь Пхань с 2000 конницы внезапно напал на хуннов в Иву и разбил их. В третье лето, 91, Бань Чао утвердил спокойствие в Западном крае, и оставлен там в должности Ду-юй с пребыванием в Куче. Снова определили военного пристава и дали ему 500 человек для землепашества в восточной части Чешы, укреплении Гао-чан. Еще поставили чиновника в западной части Чешы в Хэучене, в 500 ли от военного пристава. В шестое лето, 94, Бань Чао опять разбил Харашар. После сего все 50 владений признали себя зависимыми от Китая и представили заложников» [Бичурин, 1950 т.2, с. 215-217].
Когда в 25 г. н.э. в Китае на престол вступил Младший Дом Хань, была отправлена в Западный край экспедиция Бань Чао, которая проникла далеко на запад, вероятно, до Средиземного моря. Китайское правительство то прекращало, то возобновляло связи с Западным краем, считая такие отношения чересчур обременительными для китайского бюджета того времени.
В 386 г. н.э. в Северном Китае утвердилась династия Северная Вэй. Некоторые историки, например, С.Г. Кляшторный и др., считают Вэй и табгачей (тоба), установивших династию, первым монгольским завоеванием Китая [Кляшторный, 2005]. К тому времени монголов еще не было, были монголоязычные, С.Г. Кляшторному следовало написать не монгольские, а монголоязычные.
Китайская хроника Бейши описывает: «Со времени династий Юань-вэй [386-550 (557)] и Цзинь. [265-480], Западные владения взаимно поглощали друг друга, и события, случившиеся у них в это время,  невозможно ясно представить. В начале царствования Дао-ву [Дао-у-ди, династии Юань-вэй, 386-409 гг. н. э.], 386 и сл., все усилия Дома Тобы обращены были на Чжун-юань; он не имел времени обратить взор на прочие страны: и посему Западные хунны не присылали дани. Правительство в представлениях своих просило императора открыть по примеру Дома Хань сообщение с Западным краем, чтоб величие и доброты Двора показать в отдаленных краях, и привлечь редкости в сокровищницы его. Император сказал на это: “Дом Хань не охранял границ, не давал спокойствия подданным. Он в отдаленности открыл Западный край, а чрез это самое истощил империю свою. Какая же польза в том? Если ныне снова откроем сообщение, то усугубим прежние тягости народа”. И так представление их не было принято. В царствование государей Мин-ди и Юань-ди [это был один государь династии Юань-вэй Мин-юань-ди, 409-423 гг. н. э.] вовсе не приглашали и не принимали западных владетелей. В правление Тхай-янь [435-440], когда слава о добротах Дома Юань-вэй уже далеко распространилась в Западном крае владетели: кучаский, кашгарский, усуньский, юебаньский, шаньшаньский, харашарский. чешыский и судэский (курсив – Ш.А.С.) в первый раз отправили к северному Двору посланников с дарами» [Бичурин, 1950, т.2, с. 240-241].
В IV в. н.э. население владений-государств Западного края, вероятно, медленно, но верно переходило на киргизский язык, который отличается простотой и консервативностью [Владимирцов, 2005], [Котвич, 1962] и др. Видимо, хваленые многими российскими, казахстанскими, киргизскими и другими историками арийцы и с их разновидностью персидского языка составили весьма слабую конкуренцию киргизскому языку. Разновидность персидского языка оказалась гораздо слабее киргизского, но значительно сильнее монгольского языка. Об этом свидетельствует ассимиляция саков-сэ и скифов-юечжей (Сибири) в киргизов (тюрков) и ассимиляция монголоязычных Индии (дарвазов), Непала (гурхов), Афганистана (хазарейцев) в арийские языки.
В царствование Вэйского (табгачского) императора Минь-юань-ди (409-423 гг. н.э.) представителей владений-государств Западного края перестали приглашать.
В правление Вэйского (табгачского) императора Тхай-Яня (435-440 гг. н.э.) сами правители владений-государств проявили инициативу в установле-нии политических отношений с Китаем, т.е. восемь владений-государств от-правили посланников с подношениями.
Китайская хроника Бейши в V в. н.э., вернее в 436 г., пишет: «Усуньский владетель имел пребывание в городе Чигу, от Аксу на севере, от Дай в 10 080 ли. Жужаньцы несколько раз производили набеги на него: почему он переселился в Луковые горы. Городов нет, а усуньцы переходят со скотом с места на место, смотря по приволью в траве и воде. В третие лето правления Тхай-янь, 436, (Северный Двор) отправил Дун Дин посланником в Усунь. Впоследствии сие владение к (Северному) Двору присылало посланников с дарами»  [Бичурин, 1950, т.2, с. 258].
Это было одно из последних упоминаний о саках-усунях.
 В настоящее время, вероятно, саки-усуни в составе киргизского народа имеют племенное название – саяки. В составе казахов-дулатов есть уйшуны. Вероятно, саки-усуни ассимилировались (инкорпорировались)  в эти народы, о чем свидетельствуют названия, сохранившиеся до настоящего времени.
Очень интересное и опровергающее весьма темпераментное утвер-ждение А.К. Нарымбаевой, О. Осмонова и К,  что саки-сэ и юечжи-скифы - одно древнетюркское племя-народ, описывает средневековая китайская летопись «Ши-гу»: «Усунь обликом весьма отличны от других иностранцев Западного края. Ныне тюрки с голубыми глазами и рыжими бородами, похожие на обезьян, суть потомки их» [Бичурин, 1950, т.2, с. 190].
«Ши-гу», на наш взгляд, описывает ассимиляционный процесс, произошедший с населением усуни. Люди с голубыми глазами и рыжебородые китайцами того времени воспринимались как обезьяны.
О. Осмонову и К, вероятно, желающим быть арийцами, пора бы знать, что «арийцы» приблизительно в начале средних веков (V-VI1 вв.) воспринимались китайцами как обезьяны. Мода на красоту внешнего вида переменчива и преходяща. Любителям «арийской расы» надо помнить, что хунны не раз побеждали «арийцев» и смешивали их. Последний раз бесноватый фюрер (вождь) «арийцев» Гитлер и его министр доктор Геббельс покончили с собой, потерпев от метисизированных, но потомков хунну и др., поражение. По-нашему мнению, русские, украинцы, англичане, американцы, казахи и т.д. могут быть в той или иной степени потомками хунну.
Среди них, вероятно, прямыми потомками хунну могут считаться казахи, украинцы и русские. Англичане, по нашему мнению, образовались в отдельный этнос в результате Великого переселения народов. Под непрерывным давлением хунну на германские племена англов и саков могли перебраться на Британские острова и, смешавшись с кельтами, образовали современных англичан.
Таким образом, многие современные народы, покопавшись в истории и генетике, мы думаем, найдут в своем прошлом следы киргизов и хунну. Киргизам и казахам следует повнимательнее вглядываться в зеркало, из которого на них в большинстве случаев смотрит монголоидное отражение.
 Вероятно, опираясь на «Ши-гу», можно смело утверждать, что саки-усуни и юечжи-скифы были с голубыми глазами и рыжими бородами - характерными признаками «арийской расы», а не древнекиргизскими чертами представителя монголоидной расы. Конечно, вслед за «Ши-гу» мы признаем, что в развитии киргизской (тюркской) группы принимали участие различные племена, народы и расы. Но язык древних киргизов в своей основе оставался таким, как есть, в обозримом прошлом, около 5 тыс. лет с момента отделения киргизов (гяньгуней) от хунну (хуньюй, ханьюй, жунов, дун-ху), несмотря на многочисленные вливания племен и народов и  другие ассимиляционные процессы.


Глава 8. ПЛЕМЕНА ЦЯНГУНЬ-ГЯНГУНЬ-ГЭГУНЬ – КИРГИЗЫ и ХЯГАСЫ.  КЮЕШЕ-КИПЧАКИ

Киргизы – один из древнейших из ныне существующих под своим име-нем народов мира. Разные источники название киргизов дают по-разному: цянгунь, гянгунь, гэгунь. Но ученые едины в одном, что цянгунь-гянгунь-гэгунь – это и есть киргизы.
Большинство народов Евразии составляют так называемые народы-метисы, т.е. состоящие из смеси разных этносов и племен. Некоторые ис-торики считают, что чистых народов в мире не осталось. Возможно, они правы. Народами-метисами, например, являются: 1) уйгуры, состоящие из бывших монголоязычных уйгуров-югуров, ираноязычных тохаров, киргизов, тургутов (турок); 2) узбеки, состоящие из киргизов и их подразделения – кипчаков, а также таджиков, тургутов (турок), монголов и других народов и племен, которые образовались в конце XV-к середине XVI вв.; 4) турки, состоящие из хунну (гуннов), грузин, монголов, киргизов и почти половину их крови составляют гены греков и других народов и племен; 5) татары, состоящие из финно-угров, монголов, славян, киргизо-кипчаков и др.; 6) французы, состоящие из германцев-франков, галлов, римлян и т.д.; 7) англичане, состоящие из германцев, кельтов и пр.; 8) украинцы, состоящие из славян, алан, германцев, возможно, из хунну-гуннов-укров и пр. народов. Перечень народов-метисов, образовавшихся из различных комбинаций этносов и племен, можно продолжить. При внимательном и тщательном исследовании гены киргизов, возможно, присутствуют в большинстве тюркоязычных народов.
Вероятно, по Юй Тайшаню – известному китайскому историку, который опубликовал в Interneshonal Journal of Eurasian Studies (№9) свое исследование, где установил цянгуни – киргизы упоминаются в китайских нарративных источниках примерно в Х в. до н.э. Если нарративный китайский источник говорит правду, а не верить ему нет оснований, то цянгуни-киргизы  - один из древнейших из ныне существующих народов под своим именем.
Например, китайцы известны нам по правившей в Китае монгольской династии Хита (Кидань, Цидань, Китай) с 918 по 1125 гг. н.э. Самоназвание китайцев – хань, а страну называют Джунго. Самоназвание китайцев – хань, вероятно, восходит к правившей в Китае династии с 202 г. до н. э. по 9 г. н.э. и      25-220 гг. н.э. До династии Хань китайцы, вероятно, назывались по правившим династиям, например, Хя, Юй (III тысячелетие до н.э.), Чжоу, Цинь и т.д.
Другой пример. Монголы и монголоязычные не всегда назывались: хазарейцы, дарвазы, гурхи, турки, казахи и т.д. В разное время, даже в од-них и тех же китайских источниках, они назывались хуньюй (III тысячелетие до н.э.), ханьюнь (III и II тысячелетия до н.э.), жун-ди, шань-жун (ХVIII-VII вв. до н.э.), дун-ху, хунну, жунди, ди-теле-гаогюй-хойху и т.д. (VII вв. до н.э. - IX в. н.э.). Монголы как подразделение дун-ху упоминаются лишь с VII в. н.э., это не значит, что не было монголоязычных, просто они называли себя как хуньюй, ханьюнь, хунну и т.д.
В отличие от китайцев, монголов и т.д., вероятно, менявших этнические названия: цяньгуни-гяньгуни-гэгуни – киргизы в обозримом прошлом, примерно 5-6 тысячелетий тому назад,  были всегда под своим названием.
Второй раз киргизы упоминаются в древнекитайской летописи Шицзи (Исторические записки) Сыма Цянь (жил во II в. до н.э.) в связи с завоеванием хуннуского шаньюя Модэ, который в конце III в. до н.э. покорил на востоке племена дунху на западе, юечжей, прогнав их из Западной Монголии, Тувы, Алтая и Тарбагатайских гор на юг к современным Узбекистану, Таджикистану и Афганистану, как пишет Сыма Цянь: «…на севере подчинили племена хуньюй, цюйшэ, динлин, гэкунь и синли. С тех пор вся сюннуская власть и высшие сановники покорились Маодуню, посчитав его мудрым правителем» [Сыма Цянь, пер. В. В. Вяткина, 2006, ч. II, с. 429].  Также шаньюй Модэ является героем в киргизском героическом сказании «Манас». Одним из персонажей фи-гурирует как хан калмыков хуннуский (гуннский) шаньюй Модэ (Модэ переводится с монголоязычия как мод (он) – дерево, лес, древесина, бревно» [Лувсандэндэв, 1957, с.241]. В быту древних людей дерево имело сакральное значение как источник огня, видимо, поэтому в эпосе Манас шаньюй Модэ (дерево) назван ханом калмыков. Калмыки, как и хунну, монголоязычный народ. Примечательно то, что киргизы – древний народ, в своей памяти пронесли через тысячелетия образ шаньюя Модэ, жившего в III-II вв. до н.э. как монголоязычного хана-правителя, сыгравшего в их истории большую роль.
Н. Я. Бичурин пишет: «Хунну есть древнее народное имя монголов… Но монгольское слово хунну есть собственное имя и значения китайских букв не имеет» [Бичурин, 1950, т.1, с.39].
У Н. Я. Бичурина (1777-1853), творившего в первой половине XIX в., в отличие от нашего современника В. В. Вяткина и переводившего тот же Ши-цзы (Исторические записки) Сыма Цяня, киргизы называются гэгуни, т.е. тре-тий звук и буква читаются через «г», а кипчаки – кюеше, вместо цюеше, а синьли как цайли. Динлины и хуньюй читаются одинаково, что у Н. Я. Бичурина, что у В. В. Вяткина.
Хунну (гунны) завоевали и потеснили в III в. до н.э. другой близкородственный народ – дунху, проживавший восточнее их. Известный российский историк Ю. С. Худяков по поводу хуннуских завоеваний пишет: «По отношению к иным племенам и народам хуннские шаньюи проводили разную политику. Наиболее жестоко шаньюй Модэ поступал с кочевыми объединениями – соперниками хуннов в борьбе за господство над Центральной Азией. У дунху он полностью уничтожил правящий род, “овладел подданными его, скотом и имуществом”… Вероятнее всего в вассальную зависимость от хуннов с сохранением своей племенной аристократии попали и другие центрально-азиатские племена, в том числе гяньгуни и динлины, номады Саяно-Алтая, поскольку в последующие века они неоднократно становились противниками Хуннской державы» [Худяков, 2003, с.61]. Ю. С. Худяков совершенно справедливо пишет, что хунну (гунны) проводили разную политику к племенам и народам. Гэкуни – киргизы, видимо, издревле были благоразумным народом и добровольно покорились хуннускому шаньюю Модэ. Единственное, в чем мы не согласны с Ю. С. Худяковым, с его утверждением, что в последующем гэкуни-киргизы «неоднократно становились противниками хуннуской державы». Противниками хунну (гуннов) становились и сяньбийцы, и ухуани (авары), последние выкопали даже могилы шаньюев. Вероятно, потенциальными противниками хуннуской власти были все покоренные и покорившиеся народы, но киргизы открыто не выступали против хунну. Ни в одном источнике не указано, что они были явными антагонистами хунну. Киргизы, вероятно, были очень довольны, что получили огромную площадь для пастбищ.
В дальнейшем мы будем ориентироваться в основном на переводы, сделанные Н. Я. Бичуриным, потому что китайский язык особенно в ХХ столетии претерпел реформу. И современный китайский язык существенно отличается от древнекитайского, особенно в произношении. Мы считаем, переводы Н. Я. Бичурина древнекитайских династийных хроник, вероятно, имеют большее соответствие оригиналу, т.е. древнекитайскому языку. Династийные хроники древних китайцев содержат гораздо больше сведений о хунну (гуннах), чем о киргизах. Это объясняется тем, что киргизы проживали северо-западнее хунну и практически не соприкасались с древними китайцами. История хунну из-за того, что они постоянно тревожили китайцев, описана в древнекитайских хрониках более подробно, обстоятельнее.
В своем исследовании мы вынуждены ориентироваться на хунну (гуннов) при описании древних  и раннесредневековых киргизов, особенно для определения хронологических вех и дат истории древних киргизов, потому что древние киргизо-хакасы, по определению хроники Таншу, были древними насельниками западных границ государства хунну: «Владения хягас некогда составляло западные пределы хуннов» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 351]. Западные пределы (границы) хуннов – это Восточная часть Казахстана: от Алтая до Таласского хребта, Восточный Туркестан и современная Киргизия. Хунну, вернее, большинство современных народов, которые произошли от них, входят в алтайскую семью народов, лишь отдельные народы являются славяноязычными, кавказоязычными и т.д.
Мы считаем, что северные хунну (гунны), ушедшие в конце I в. н.э. в Европу, вероятно, превратились, по свидетельству готского историка Иордана, в хунну-укров (украинцев) [Иордан, 2000, с. 113]. Иордан пишет, что хунну после поражения от гепидов, ушли на Днепр. Венгры на роль потомков Баламира (царь европейских хунну, инициатор Великого переселения народов) претендовать не могут, они появились в Центральной Европе в конце IX в. В лучшем случае, венгры, возможно, хунну-акациры, которые жили до IX в. на Волге [Шабалов, 2018]. Хунну-савиры, которые жили на Кавказе, вероятно, современные чеченцы и ингуши. Одной из причин перехода на другие языки хуннов является слабость монголоязычия, отмеченная Б. Я. Владимирцовым (2005) и В. А. Котвичем (1962).   
То, что киргизы древние насельники Восточного Туркестана, Вос-точной части Казахстана и современной Киргизии, т.е. западных пределов хуннуского государства, подтверждают мусульманские авторы в своих сочинениях. В «Материалах по истории киргизов и Киргизии» (под ред. В.А. Ромодина, М., 1973) Ибн Хордабех (IX в.), Худуд-ал-алам (Х в.) и др. подтверждают написанное китайцами в династийной хронике Таншу: «Владение хягас некогда составляло западные пределы хуннов» [Бичурин, 1950, т.1, с. 351]. Киргизы жили от Саяно-Алтая до гор Памиро-Алая смешанно с другими народами, например, Ал-Истахри (Х в.) в Китаб Масалик ал-Мамалик указывает, что тогузгузы, кимаки, гузы и халаджи проживали на одной территории с киргизами.
Доказательством того, что киргизы-хакасы жили совместно с другими народами и составляли «западные пределы хуннов», а западными пределами хуннов являлись земли Даваня (Ферганской долины), современная граница Киргизии, Таджикистана и Узбекистана, о чем свидетельствует Л.А. Боровкова в статье «Запад Центральной Азии в II в. до н.э. – VII в. н.э.» по «Шицзи» Сыма Цяня: «К 221 г. до н. э. многочисленные китайские царства были объединены в единую империю Цинь, глава которой стал императором. Но раздираемая внутренними противоречиями уже к 207 г. до н. э. империя, вернее, правившая ею династия, пала. Единая же империя была воссоздана и получила название Хань. Она просуществовала с 206 г. до н. э. по 25 г. н. э. – 230 лет. Единое китайское государство только начинало свое развитие по пути упрочения внутреннего единства и централизованного управления, а на севере от нее в начале II в. до н. э. сложилась могущественная держава кочевников – Хунну. Военное противостояние держав все более обострялось. К 176 г. хунны овладели территориями всех племен не только к северу от Хань, но и к северо-западу от нее.
К 140 г. до н. э., когда на ханьский престол вступил шестой император – У-ди (140-87 гг. до н. э.), внутриполитическое положение страны уже  упрочилось. У-ди сразу же стал изыскивать способы для ослабления Хунну. Узнав, что когда-то хунны вынудили народ юечжи покинуть свои земли и переселиться на запад, император задумал найти этот народ на новом месте его обитания и в союзе с ним атаковать хуннов с двух сторон. С этой целью в 138 г. до н. э. он направил миссию во главе с одним из чиновников двора – Чжан Цянем.
Однако хунны, блокировавшие земли Хань с севера и северо-запада (курсив – Ш.А.С.), захватили миссию в плен. Только через десять лет, когда хунны ослабили надзор за ним, Чжан Цянь ушел через их земли на запад и вышел к государству Давань. И хотя его правитель, несомненно, знал, что Большие Юечжи, куда стремился Чжан Цянь, находится к западу от его владений, его сначала (видимо, из-за враждебных отношений Давань с Большим Юечжи) препроводили на северо-запад, в государство Канцзюй, и только оттуда Чжан Цянь смог направиться на юг, в Большое Юечжи. Государство Юечжи в 129–128 гг. до н. э. Чжан Цянь нашел к западу от Давань (Ферганы) на северном берегу р. Гуйшуй. Юечжийский правитель, наследник того, кто был убит хуннами на родине юечжи, в районе нынешнего Ганьсуского коридора, отказался от совместной с Хань борьбы с хуннами. Надо полагать, что он стремился к покою, поскольку вместе с своим народом проделал далекий и тяжелый путь, осложненный войнами, из Ганьсуского коридора сначала в долину р. Или, затем в Среднюю Азию.
Не сумев заключить союз с Юечжи, Чжан Цянь ушел на юг в государство Дася, земли которого начинались к югу от р. Гуйшуй. Пробыв там, по его словам, год, Чжан Цянь решил вернуться домой, вышел к «южным горам» и через земли цянов хотел выйти в Хань, но тут был схвачен хуннами. И только через год, воспользовавшись смутами в Хунну, связанными со смертью шаньюя, бежал и в общей сложности через 13 лет, в 126 г. до н. э., вернулся в Хань.
 Чжан Цянь сообщил ханьскому двору первые сведения о государствах к западу от Хань, в которых побывал, и о тех, о которых узнал по рас-спросам.
Путешествие Чжан Цяня и сообщенные им сведения изложены в гл. 123 «Ши цзи» – «Повествование о Давань». Очевидно, что данные современника и очевидца заслуживают довольно высокой степени доверия.
Вернувшись в Хань, Чжан Цян констатировал, что владения хуннов на западе (курсив – Ш.А.С.) простираются от Яньцзэ (ныне оз. Лобнор) до великой стены у Лунси, на юге доходят до владений племен цян и тем самым отрезают Хань дорогу на запад, Ханьский округ Лунси занимал земли к югу от нынешних Синина и Ланьчжоу; из него начинала свой путь в земли хун-нов и миссия Чжан Цяня. Очевидно, именно здесь в 20-е гг. II в. до н. э. проходила северо-западная граница ханьских владений.
Хунны владели землями в нынешнем Ганьсуском коридоре на юге до территории племен цян и на западе до Лобнора, т. е. контролировали выход на караванные пути, шедшие на зaпaд через земли Восточного Туркестана, а также господствовали над владениями, лежавшими вдоль них» [Боровкова, 1989, с.18-19].
Древние киргизы и хунну (гунны), вероятно, несколько тысяч лет назад до нашей эры составляли одно племя или род, по Н. Я. Бичурину, «поколение». Об этом свидетельствует близость их языков, например, венгерский ученый А. Rona-Tas насчитал около 1500 лексических схождений [Rona-Tas, 1998], калмыцкий ученый Ц. Номинханов – 600 [Номинханов, 1975], а также сходство обычаев, нравов, единство древней религии – тенгрианство и т.д. Язык древних хунну за несколько тысяч лет стал разновидностью старомонгольского [Шабалов, 2011], а язык  древних киргизов превратился в другой, который, вероятно, стал основой группы языков, именуемых ныне тюркскими, а следовало бы назвать  эту группу языков киргизской. По всей вероятности они разделились на два разных, но близких, племени или рода несколько тысячелетий назад, но значительно позже, чем корейцы или японцы, к примеру, последние говорят небо – тен (по-корейски и по-японски), а по-киргизски и на монголоязычии – тенгри (добавляется аффикс). Но генетические корни составляют единую гап-логруппу С. 
О близости алтайских языков вообще и, в частности, о вопросе   взаимоотношений киргизского (тюркского) и монгольского языков существует две противоположные точки зрения. Приведем цитату И.А. Батманова из статьи «К датировке тюрко-монгольских языковых параллелей»: «По вопросу о взаимоотношениях тюрских и монгольских языков было высказано две противоположных точки зрения.
П. М. Мелиоранский (1902) полагал, что существовали собственно прафинский, пратюркский, прамонгольский и др. языки, «существовал ли когда-нибудь народ, говоривший на прауралоалтайском языке – вопрос в науке далеко не решенный».
Ю. Немет (Венгрия) и В. Котвич (Польша) отмечали сходство и принадлежность алтайских языков к одному семейству по типологическим признакам. Ю. Немет допускает факт как очень древнего родства этих языков, так и заимствования.
Академик Б. Я. Владимирцов в своей «Сравнительной грамматике мон-гольского письменного языка и халхаского наречия» (Л., 1929) выдвинул противоположную схему: алтайский праязык разветвляется на общетунгусский и общемонголо-тюркский, который в свою очередь разветвляется на общемонгольский и общетюркский.
Если рассмотреть тюркско-монгольские параллели, то с точки зрения их периодизации они относятся, по крайней мере, к двум-трем хроно-логическим пластам; во-первых, выделяются параллели, встретившиеся в памятниках орхоно-енисейской письменности (VIII-X вв). Этих слов сравнительно немного, часть из них сохранилась и до сего времени. Особенно заметны термины родства и родственных отношений (монг. ав – отец, ата – в части современных тюркских (киргизских) языков; монг. эр – муж, мужчина, супруг, в тюрк. яз. эр; монг. хатан – госпожа, тюркск. хатун и др.), названия животных (монг. тэмээ – верблюд, тюркск. тебе и др., хонь – овца, монг. и кой - тюркск.) и ряд др. 
Значительно большее число слов относится к XIII в. (движение Чингис-хана) и джунгарскому времени как названия чинов, должностей (нойон-полководец), орудий труда (балта – секира, топор), оружия (найза – копье), предметов домашнего обихода (монг. элхег – сито,: тюркск. элек. элгеш и др.), связанных со строениями хашаан – частокол, тув. кажа, хак хазаа, кирг. – кашаа), как другие, отражающие иные общественные отношения и бытовые условия; некоторые прилагательные и т. д.
Третью группу составляют тюрко-монгольские слова, имеющие ограниченное территориальное распространение, главным образом, монголизмы в тувинском языке, относящиеся ко времени XVIII–XIX вв.
По степени распространения названных параллелей и явных монго-лизмов можно отметить три группы тюркских языков: 1) наиболее сохра-няющую эти признаки (тувинский и якутский языки), 2) обладающую их заметным числом (киргизский, казахский, каракалпакский, алтайский, татарский), 3) другие языки.
Чем дальше в глубь истории взаимоотношений тюркских и монголь-ских языков, тем меньше было этих параллелей. В большинстве языков, возникновение их и заимствование новых слов после XV века замедлилось и приостановилось. Под сомнением стоит вопрос o cуществовании тюркско-монгольского языка-основы» [Батманов, 1962, 1969, c. 220-221].
Мы считаем, что взаимное заимствование между киргизоязычными и монголоязычными, конечно, происходило. Но большинство из 1500 лексем [Rono Tas], по нашему мнению, носит общий киргизо-монгольский характер, обусловленный общим происхождением.
Мы придерживаемся мнения, что человечество (homo sapiens) возникло из небольшой группы людей, вышедших из Африки 100-70 тыс. лет назад, поэтому правы не только приверженцы общности киргизо-монголоязычия, но и адепты ностратической общности языков.
Н. Я. Бичурин, переводивший Ши-цзи (Исторические записки)  Сыма Цяня в примечании писал: «Хунну есть древнее имя монголов. Китайцы при голосовом переложении сего слова на свой язык употребляли две буквы: Хун злой, ну невольник. Но монгольское слово Хунну есть собственное имя, и зна-чения китайских букв не имеет» [Бичурин, 1950, т.1, с.39].
Проблемным является проживание тюрков и киргизов на территории Северо-Восточной Монголии и Бурятии во времена хунну, т.е. до I в. н.э. Мы считаем, следов проживания киргизов, не говоря о тюрках, в хуннуское время, вероятно, нет.
Вопрос о том, когда произошел раздел гэгуней (киргизов) и хунну, остается открытым для дальнейших исследований, но по китайским династийным хроникам можно предположить, что, вероятно, это произошло за несколько тысячелетий до нашей эры, потому что в XXIV в. до н.э. хунну упоминались под названием Шань-жун, Ханьюнь и Хуньюй [Бичурин, 1950, т.1, с.39] и проживали к северу от китайской династии Яо. Следовательно, в 2357 г. (XXIV в.) до н.э., когда китайская династия Яо вступила на престол империи [Бичурин, 1950, т.1, с. 39, примечание 3], надо полагать, Гэгуни – киргизы уже, возможно, существовали, потому что по-гуннуски (старомонгольски) хун – человек, а хунну – люди [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.II, с. 490]. А по-киргизски слова «человек» и «народ» звучат по-другому: киши – человек [Абдулдаев, 2003, с.105], эл – народ [там же, 255].  Полагаем, что эти, одни из основополагающих лексем у киргизов и хунну, уже в XXIV в. до н.э. имели разные произношения, по которым можно судить, что они народы, относящиеся к одной (алтайской) семье языков, существовали раздельно. Хунну граничили с китайцами вплоть до юго-восточного берега акватории Тихого океана, а киргизы проживали севернее и северо-западнее, занимали приблизительно территорию современных Тувы, Хакасии, юга Красноярского края, северо-запад современной Монголии и Алтай.
Мы считаем, применяя аналогию с хунну, можно экстраполировать (распространить) факты китайских династийных  хроник на древних киргизов. Народ, разделившийся с хунну из одного племени, т.е. близкородственные с последними. Дату – 2357 г. до н.э., полагаем, можем рассматривать как дату появления киргизов на исторической арене и  киргизы (гэкуни) уже были состоявшимся народом как и ханьюнь (хуньюй, жуны).
История бесписьменных народов такова, что место и вероятную дату их происхождения приходится искать у тех народов, у кого есть письменность, в данном случае – у китайцев и быть благодарными. Что касается хуннов (гуннов), то по китайским летописям письменность была еще до н.э., а у киргизов письменность (енисейская) появилась, вероятно, примерно в V в. н.э. Но оба народа утратили ее вследствие бурной истории и других обстоятельств.
Далее Сыма Цянь в своих «Исторических записках» – Ши-цзи – до III в. до н.э. не упоминает о киргизах. Сыма Цянь писал о Жун-ди и других разновидностях жунов: гуань-жуны, шань-жуны или просто жуны, без приставок – эпитетов. Повторяем, по-нашему мнению, жуны – разновидность написания или произношения слова хун.
Большинство таких племенных названий жунов, как икюй, дали, учжы, сюйянь, линьху, лэуфань, дун-ху, являются хуннускими или старомонгольскими, или же испорченными китайскими, например, сюйянь.
В IX-VII вв. до н.э. территория Алтая, север современного Восточного Казахстана, современные земли Кемеровской области, Хакасия, Тува, юг Красноярского края, где проживали киргизы, а также Восточная Монголия была оккупирована западными соседями киргизов, юечжами-скифами, которые до захвата киргизских земель проживали в Предуралье и, видимо, часть степей Восточной Европы.
Юечжи-скифы были согласно археологическим раскопкам мест их пре-бывания [Кузьмина, 2008 и др.]  классическими европеоидами, но вели согласно ландшафту кочевой образ жизни, об этом свидетельствуют находки археологов и древние китайские летописи Шицзы, Цяньханьшу, Хоуханьшу и др. [Бичурин, 1980, т.2], [Сыма Цянь, пер. Вяткин, 1972-1996].
Мнение некоторых современных казахских и киргизских историков [Нарымбаева, 2009], [Осмонов, 2018] и др., считающих скифов и саков предками казахов и киргизов, мы считаем ошибочным. Скифы и саки, возможно,  племена, принимавшие участие в формировании казахского и киргизского народов и не более того. Также считается неверным мнение некоторых казахских и киргизских историков, полагающих, что европе-одные ираноязычные скифы-юечжи и саки-усуни тождественны монголоидным казахам и киргизам.
Полагаем, киргизы первоначально были монголоидами, как и хунну.
Известный археолог и антрополог Г. Ф. Дебец относительно антропологического типа  киргизов писал: «…сопоставив данные о киргизах и народах Средней Азии и Алтая, мы пришли к выводу, что у киргизов монголоидный тип выражен меньше, чем у алтайцев и бурят. Кроме преобладающего монголоидного элемента в составе киргизов имеется примесь европеоидного элемента, близкого к типу, преобладающему, например, у таджиков и в несколько меньшей мере у узбеков и уйгуров. Удалось установить, что эта незначительная примесь европеоидного элемента не одинаково распределяется среди разных территориальных групп киргизского народа (курсив – Ш.А.С.).
Уже давно было установлено, что у киргизов Ферганы монголоидные особенности выражены несколько меньше, чем у киргизов Тянь-Шаня. Нам удалось несколько уточнить и это положение. Не только ферганские, но и та-ласские, чуйские и чон-алайские киргизы характеризуются несколько менее выраженными особенностями центральноазиатского монголоидного типа. Различия, повторяю, невелики. Они ни в какой мере не позволяют определить происхождение отдельного индивидуума, однако при статистических подсчетах проявляются достаточно ясно и определенно.
Когда же и при каких исторических условиях произошло смешение, которое характеризует антропологический тип современных киргизов? Не могла ли европеоидная примесь войти в состав киргизского народа еще где-то в Центральной Азии? Для такого предположения есть основания.
В древности вся Южная Сибирь до верхнего Енисея включительно была областью расселения европеоидной расы. Три тысячи лет тому назад Минусинская котловина была населена людьми, сходными с современным населением Центральной или Северной Европы. Вполне вероятно, что массив древнего европеоидного населения мог оказывать влияние и на народы Центральной Азии [Дебец, 1959, с. 75].
Скифы-юечжи, вероятно, доминировали над киргизами, об этом свиде-тельствуют археологические материалы.
Оккупация киргизских земель, вероятно, продолжалась бы, но в конце III в. до н.э. хуннуский шаньюй Модэ произвел административные, военные и хозяйственные реформы и создал мощную империю, сравнимую по военной силе Поднебесной – Китаю.
Заметим, шаньюй – не китайское слово «благодать неба», как пишет киргизский историк О.Осмонов [Осмонов, 2018, с. 18], а, по нашему мнению, хуннуское, от монголоязычного «шанга – сильный, крепкий, прочный, тугой» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.II, с. 605].
Древнекитайская летопись Шицзи повествует, что Шаньюй Модэ: «…пошел на восток и неожиданно напал на Дун-ху. Дун-ху прежде пренебрегал Модэ и потому не имел предосторожности. Модэ, прибыв с своими войсками, одержал совершенную победу, уничтожил Дом Дун-ху, овладел подданными его, скотом и имуществом. По возвращении он ударил на западе на Юечжы и прогнал его…» [Бичурин, 1950, т.1, с.48], за Даваня (Ферганская долина).
Примерно в 202 г. до н.э.: «…на севере они (хунну – Ш.А.С.) покорили владения Хуньюй, Кюеше, Динлин, Гэгунь и Цайли; посему-то старейшины и вельможи – повиновались Модэ-Шаньюю и признавали его мудрым» [Бичурин, 1950, т.1, с.50].
Киргизов (гэгуней), мы полагаем, хунну не завоевали, а они покори-лись, как остальные четыре народа, добровольно. По сути шаньюй Модэ освободил киргизов. Наше суждение основано на династийной хронике Таншу, которую добросовестно переводил на русский язык в первой половине XIX в. Н. Я. Бичурин. Хроника Таншу сообщает, что «Владение хягас (киргизов – Ш.А.С.) некогда составляло западные пределы Хуннов» [Бичурин, 1950, т.1, с. 35]. У шаньюя Модэ, видимо, киргизы (гэгуни) пользовались особым доверием, поскольку он поселил их наряду собственно с хунну (возможно, это были дулаты и др.) на вновь завоеванных юэчжийских землях. Это были Восточный Туркестан, Восточная часть Казахстана и т.д. вплоть до Даваня (Ферганская долина).
Таким образом, киргизы (гэгуни) оказались на огромной территории от Енисея и Алтая, Восточном Туркестане, включая современный г. Урумчи, Восточную часть Казахстана, Тянь-Шань с Памиро-Алаем. Жили киргизы (гэгуни) на данной территории совместно с хунну, усунями, саками  и другими ираноязычными племенами и народами.
Л. Р. Кызласов, мы полагаем, ошибался, считая хуннуское покорение северных народов агрессией. Покорение северных народов носило, мы считаем, мирный характер.      
В киргизском героическом эпосе Манас Модэ-хан реальное историческое лицо, действует как хан монголоязычных калмаков (калмыков). Калмыков во времена Модэ шаньюя (III в. до н.э.) не было, но были в другие монголоязычные. Хунну – монголоязычные номады [Шабалов, 2011], и киргизы, по нашему мнению, произошли от киргизов, а не от саков, усуней и хунну и образовали киргизоязычные (тюркоязычные) народы путем частичного смешения (ассмиляции) и передачи языка народам. Язык киргизов, по определению В. П. Владимирцова отличается простотой и консервативностью [Владимирцов, 2005], а монгольский характерен усложнениями и различными «приукрашиваниями», приставками, суффиксами и аффиксами.
Имя Манас на киргизском языке, вероятно, значения не имеет и кир-гизы внятно объяснить это имя не могут. Мы предполагаем, что имя шаньюя Модэ фигурирует в эпосе Манас не просто для красного словца, Шаньюй Модэ, вероятно, сыграл в жизни киргизского народа большую роль, расширив территорию их расселения, заселив их вместе с хунну-дулатами и другими племенами. На землях, отвоеванных и отобранных у ираноязычных юечжей-скифов или саков-усуней, заставил потесниться.
Предполагаем, когда Шаньюй Модэ освободил киргизов от ираноязычных оккупантов, вероятно, он дал поручение киргизам и другим верным племенам быть стражей, караулом, охраной и постом западных рубежей [Бичурин, 1950, т.1, с. 351], вновь созданного государства, от возможной экспансии с запада ираноязычных племен.
Манас, возможно, был предводителем западных киргизов, заселивших территорию от Западной Монголии до Даваня (Ферганской долины), потому что он неизвестен киргизам-хакасам, оставшимся на Енисее. В эпосе Манас чаще упоминаются Алтай, Самарканд и другие населенные пункты и топонимы Западной Сибири и Средней Азии, расположенные намного западнее от р. Енисей, местожительства киргизов-хакасов.
Антропоним «Манас», вероятно, от монголоязычного слова «манаа(н) – стража, караул, охрана, пост» [Лувсандэндэв, 1957, с. 239], от слова «манас» происходит «манаач – караульный, охрана» [там же, с. 235]. Также производным словом от «манас» считаем слова «манаас», «манаанас» - завалинка, насыпь вдоль наружных нижних краев юрты». В древности у монголоязычных, возможно, любая насыпь, которая несла сторожевые, караульные функции.
По нашему мнению, антропоним «Манас», вероятно, происходит от монголоязычного слова «манаа», «манаач», «манаас» со значением предводитель «стражи, караульной службы, охраны» западных границ империи хунну. Экспансия со стороны ираноязычных владений-государств была вполне вероятна. Такие ираноязычные государства как Янцай (Ала-ния), Даха, Персия (Иран) и др. были пограничными территориями вне пределов империи хунну.
Антропоним «Манас» может быть от другого монголоязычного слова «манай – наш, наша, наше, наши» [Лувсандэндэв, 1957, c. 235] или от западнобурятского, наиболее близкого к старомонгольскому языку слова «манайси – наш, наш человек».
Командующий западными пределами хуннов предводителя западных киргизов шаньюй Модэ вполне вероятно мог назвать «наш человек – манайси хун». Киргизское произношение рационализировало слова «манайси» в «манас».
Мы склоняемся к первому варианту  антропонима «манас» к монголоя-зычным словам «манаа, манаас» со значением предводитель «стражи караульной службы, охраны». Монголоязычное слово «манаас» из нарицательного, означавшего должность, вероятно, со временем превратилось в имя собственное со значением в монголоязычии.
Видимо, по этим причинам киргизы не могут найти значение слова «Манас».
Перейдем к происхождению названий «киргиз» и «хакас».
Мы думаем,  что древнее название «хягас» возникло, вероятно, во II-I вв. до н.э. из тотема рода хакас киргизского племени. Известный российский этнограф В. А. Никонов писал: «Нередко названием рода или племени становилось слово, означавшее его тотем. Тотем – явление природы, с которым члены рода или племени считают себя связанным сверхъестественным родством; чаще всего это животные (волк, медведь, орел, змея и т.д.) или растения, иногда – сила стихии (например, ветер).
Из тотемов образованы этнонимы многих индейских племен в Америке, например, шайены “змеи”. Морган описал ирокезов-сенека, в этом племени все восемь родов названы по животным-тотемам: волк, медведь, олень, бобр, черепаха, цапля, кулик, сокол. Из 170 названий южноамериканских племен удалось найти этимологии 37 этнонимов, в том числе 23 оказались тотемными. У австралийцев каждое племя делится на роды, носящие наименование своих тотемов. Тотемы и названия бечуанских племен Южной Африки связаны с крокодилом, обезьяной, антилопой» [Ни-конов, 1970, c.17].
Известный историк Ю. А. Зуев писал: «Главная идея тотемизма, идея группового родства людей с тотемом и на этой основе родства людей между собой внутри групп исторически порождали необходимость не только носить фамилию животного, но и считать себя его наследниками и носителями его плоти…
Древнейший пласт коренится в тотемизме, и тотемический субстрат, не-сомненно, играл решающую роль в древнем этнонимообразовании.
Тотемизм в его изначальной форме существовал в тот период истории Азии, когда письменные известия о далеких народах только начинали появ-ляться. В этих источниках засвидетельствованы факты, когда представители того или иного племени считали себя рожденными от животного-первопредка» [Зуев, 1970, с. 75-76].
Известно, что в одном монголоязычном племени эхирит (кереит, предположительно по Сокровенному сказанию), проживающем в Иркутской области и исповедующем древнюю религию тенгрианство, в разных районах одной области тотем разный: тотемом  рода Баяндаевских эхиритов является бык, а тотемом рода, живущего в Ольхонском районе, является орел и рыба – налим, поскольку ольхонцы живут на Байкале. Также у древних киргизов, исповедовавших тенгрианство, вероятно, могли быть разные тотемы. Например, у алтайцев, об этом пишет А. П. Потапов: «…наиболее распространенными тотемами у родовых групп, населяющих Саяно-Алтайское нагорье, в частности у алтайцев, в свое время являлись, вероятно, дикие рогатые животные, как то: лось, олень, марал, козел, баран (аргали, кочкор, архар)» [Потапов, 1935, с.134].
Мы в целом придерживаемся мнения казахского историка Р. Ахметова, считающего, что название «киргыз» произошло от тотема – птицы, древнее киргизское слово «кыр каз – полевой гусь: киргизы». Другие интерпретации «киргиз» мы рассмотрим ниже вместе с этнонимом «хакас», т.к. некоторые историки склонны считать, что эти два этнонима – одно и то же слово, означающее «киргиз». Название «хакас», считает Р. Ахметов,  произошло от слов «настоящий гусь»: «Слово “казак” – домонгольского происхождения, начало его в тотеме прародительницы тюрков – большой белой птице с длинной шеей. Птица обозначалась как каз (гусь) и ку (лебедь). Слова эти сейчас встречаются в названии многих древних и нынешних тюркских народов, названиях местностей и городов: кыр каз (полевой гусь; киргизы); ак? каз? хак? (настоящий) каз (хакасы); каз ак (гусь белый); каз ар (люди гуся; хазары, ар – человек, люди); ку ман (куманы); ку мык (ку ар?; кумыки); ку бан (Кубань; Кубачи); каз ан (Казанлык, Казань)» [Ахметов, 1996, с. 35]. Не согласны с Р. Ахметовым только в одном, что тотемом тюрков был волк – шоно, монголоязычное слово шоно – волк [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.II, с. 617].
Считаем, мнение Р. Ахметова в целом правильное. Этноним «киргиз», вероятно, произошел от слов, которые выражают древний тотем киргизов. В настоящее время киргизы с принятием семитической веры – ислама – напрочь забыли свой тотем, т.к. тотем – явление, присущее язычеству и его разновидности – тенгрианству.
Полагаем, как правильно пишут Р. Ахметов, Г. Бардашов, А. Х. Маргулан и др., этноним «кыргыз», безусловно, тотемное слово. А. Х. Маргулан писал, цитируя Г. Бардашова: «Особого внимания заслуживают их исторические народные предания, повествующие об их происхождении. В прошлом столетии они были записаны Ч.Ч. Валихановым, А.Ф. Голубевым, М.И. Венюковым и Г. Бардашевым. Более обширный материал о киргизском народе, в том числе записи героических сказаний о Манасе и легенды о тотемных животных, собран Ч. Валихановым. “Одну из характерных черт преданий древних среднеазиатских народов, – пишет он, – составляет миф о происхождении их от какого-нибудь животного”» [Маргулан, 1959, с. 180].
Этноним «кыргыз» произошел не от «полевого гуся – кырказа», а, вероятно, от другого слова, обозначающего птицу – «кыргый – ястреб-перепелятник» (курсив – Ш.А.С.) [Абдулдаев, 2003, с. 128]. Вероятно, древние киргизы слово «кыргый» произносили через аффикс «з» или, возможно, в процессе пяти-шести  тысячелетий истории аффикс «й» из-менился на «з».
Ю.А. Зуев, цитируя «Тан-***о» и персидского автора XI в. Гардизи писал: «Имеется лишь тамга, отмеченная как киргизская в сочинении VIII-X вв. “Танхуйяо”, изображающая четырехкрылую птицу. Персидский автор XI в.  Гардизи свидетельствует, что одним из объектов поклонения киргизов был сокол  (курсив – Ш.А.С.)» [Зуев, 1970, с.80].
А.Х. Маргулан, ссылаясь на авторитет Ч.Ч. Валиханова, писал: «В своем выступлении мне хочется развить ту мысль, которая была
высказана 100 лет назад Чоканом Валихановым и его учеными современниками. Прежде всего, вопрос об этнониме киргизского народа. Судя по литературным источникам и данным исторических народных преданий, древнейшим этнонимом киргизов был термин “кыркын”, известный с III в. до н. э. …
Как известно, древняя иероглифическая запись обычно отражала характер китайского произношения, и, как правило, буква „р“ всегда выпа-дала. Эту закономерность мы наблюдаем и в передаче этнического термина „кыркын” в форме „гэгунь”. На этот термин впервые обратил внимание синолог Пельо и академик В. В. Бартольд.
К сожалению, ни один из них не дает исторического обоснования этого этнического названия, кроме того, что в термине “кыркун” (кыркын) Пельо хотел видеть монгольское окончание единственного числа (очевидно, имея в виду такие образования, как киян-кият, токрауy-токраут, баргун-баргут, кыркун-кыркут и т. д.). Из материалов топонимики и родословных преданий народов Средней Азии и Южной Сибири видно, что для образования более ранних этнических названий служили чаще всего суффиксы гур (гыр), кур (кыр), кун (кын), гуз (гыз), куз (кыз). Когда-то они имели самостоятельное этимологическое значение, ими обозначались названия отдельных племен и народностей.
Но со временем, по мере обособления племен, к древним этническим основам стали приставлять эпитеты, служившие вехой для отличия родственных племен (гуз-огуз, гур-уйгур, кун-кыркун)» [Маргулан, 1959, с. 177-178].
Считаем, А. Х. Маргулан, возможно, в происхождении этнонима киргизов ошибается. Слово «кыргын» на киргизском языке означает «резня, бойня» [Абдулдаев, 2003, с.128], а «кыркын – стрижка» [Юдахин, 2012, с. 496].  «Ни о каком тотеме при таком значении слова «кыргын» и «кыркын» не может быть речи. Выше А. Х. Маргулан, ссылаясь на тех же Ч. Ч. Валиханова и Г. Бардашова, склоняется считать происхождение киргизов от какого-нибудь животного, т.е. тотема. Мы полагаем, слова «кыргын» и «кыркын» имеют наименьший шанс быть этнонимом древних киргизов.
К. И. Петров писал: «По нашему мнению, термин кыргыз древнетюрк-ское прилагательное «кырыг» (или «кыргу») – красный с аффиксом множественного числа – з. Форма множественного числа кырыг с окончанием -ыз закономерно перешла в кыр(ы)гыз в результате выпадения среднего гласного звука. Термин «кыргыз – красные» употреблялся первоначально, в качестве топо-этнонима («красные» местности, жители «красных» местностей, «красные», а когда значение множ. числа «кыргыз» было забыто, – «красный народ»). Причины появления на Енисее такого топо-этнонима будут объяснены далее. Пока мы ограничиваемся указанием на существование характерной цветовой «красно-желтой» топо-этнонимики у многих древнетюркских народов Южной Сибири. Напластование здесь цветовой древней и средневековой тюрко-монгольской топо-этнонимики можно проследить с начала нашей эры. Оно было обусловлено сменами этнического состава населения – носителей соответствующих  диалектов – и рядом других обстоятельств» [Петров, 1964, с.91-92].
Считаем, К.И. Петров, вероятно, ошибался. Он, возможно, находился под влиянием догмы, что тюрки (турки) древнее киргизов, а так называемый Древнетюркский словарь, составленный в ХХ в. В.М. Наделяевым, Д. М. Насиловым, Э.Р. Тенишевым и А.М. Щербак, содержит абсолютную истину. Поясняем читателю, что тургуты-турки никак не могут быть отнесены к древним народам, они сформировались в самом начале средневековья, первые упоминания о тургутах относятся к VI в. н.э. Тургуты сформировались в результате смешения монголоязычных хунну и киргизского рода Со [Бичурин, 1950, т.1], [Шабалов, 2016] и др. Киргизский язык как всегда и везде побеждал монголоязычие.
Древнее киргизов среди современных тюркоязычных народов, вероятно, нет, киргизы упоминаются в китайских династийных хрониках уже в III в. до н.э., а тургуты-турки только в VI в. н.э., т.е. гораздо позже киргизов.
В так называемом Древнетюркском словаре, составленном в ХХ в. В.М. Наделяевым, Д. М. Насиловым, Э.Р. Тенишевым и А.М. Щербак дается интерпретация на русском языке слов конца VII-XIII вв., т.е. приводятся не древние слова, а средневековые. Граница между древним миром и средневековым проходит в IV-V вв.: начинается с хунну (укрской)-готской войны и заканчивается в 476 г. падением рабовладельческого Рима. Сами составители Древнетюркского словаря пишут в предисловии следующее: «Древнетюркский словарь (ДТС) составлен на основе накопленного в течение ряда десятилетий словарного материала, извлеченного из памятников древнетюркской письменности VII-VIII вв.н.э. (курсив – Ш.А.С.), весьма разнообразных по своему характеру и содержанию, географической и исторической принадлежности» [ДТС, 1969, с. III].
На с. VI введения авторы ДТС подтверждают: «Хронологические источники ДТС ограничиваются главным образом рамками VII-VIII вв. Нижняя граница определяется на основании приблизительно датировки древнейших рунических и манихейских памятников эпохи первых тюркских каганатов» [ДТС, 1969, с.VI]. В ДТС вошли слова из средневековых эпитафий и уйгурские буддийские слова, совсем не древнекиргизские.
Вероятно, К.И. Петров слово «кыргу» взял и придал ему значение «красный» из Древнетюркского словаря, где слово красный – g;z;l (кызыл) [ДТС, 1969, с.450]. К. И. Петров не пишет, откуда, из какого источника он взял прилагательное «кырык» (или «кыргу»), может, из современного ту-рецкого, по-турецки «красный – гырмыз». В современном киргизском языке есть слово «кырга – обоюдоострая железка пики» [Юдахин, 2012, с.494], но никак не красная и основой названия народа вряд ли может быть.
К. И. Петров, А. Х. Маргулан и др., вероятно, не рассматривали ва-риант, что древние киргизы вели свое происхождение от какого-нибудь животного, т.е. от тотема, как считали очень многие древние роды и племена. Вероятно, этноним «кыргыз» от возможного тотема «кыргый – ястреб» [Юдахин, 2012, с.494].
 Думаем, название тотема «кыргый – ястреб» в значении этнонима более обоснованно и прадоподобно с учетом мнения таких этнографов, как В. Я. Никонов, Р. Ахметов, Ю. А. Зуев и др.
Этноним «хакас» в трактовке Р. Ахметова, отражает верования древних людей, но интерпретация, вероятно, не совсем верная и мы с ней не совсем согласны.
Думаем, этноним «хакас», вероятно, произошел от киргизских (хакас-ских) слов, к счастью, языки эти совпадают в большинстве случаев, что под-тверждает, вероятно, что оба народа составляли единое племя. Хакасы отделились от киргизов, по нашему мнению, свыше двух тысячелетий. Этно-ним «хягас» впервые встречается в самом начале I в. до н.э. в древнекитайской хронике Цяньханьшу в связи с пленением китайского полководца Ли Лина:
Но киргизо-хакасы вплоть до XVIII в., пользуясь единым политическим пространством, постоянно перемещались на всем огромном пространстве от Енисея до Ферганы, об этом писали А.Х. Маргулан, К.И. Петров и др.
Этноним «хакас» состоит из двух слов (сложносоставное) и означает по-киргизски «ак или хак – белый» [Юдахин, 2012, с.37], по-хакасски «ах – белый» [Субракова, 2006, с. 87]. То есть слова «ак» и «ах» действительно  однокоренные, только буква «к» меняется на «х», т.е. семантически и семасеологически почти безупречны по значению. В киргизско-русском словаре К. К. Юдахина читаем: «Хак [хэк]… то же самое, что ак» [Юдахин, 2012, с.892].
Аффикс «ас» в сложном слове «хакас», вероятно, лексема, обозна-чающая горностая, пушного зверя: «ас – ласка, горностай» [Субракова, 2006, с.82].
«Хакас», вероятно, сложное слово, означающее «белый горностай», что, думаем, вполне возможно. Тотемом, т.е. явлением природы, с которым члены древнего рода или племени хакасов посчитали себя связанными сверхъестественным родством, вероятно, был горностай, белый пушистый, очень проворный зверек.
Хакасские роды наряду с занятием скотоводством, земледелием и ремеслами, в частности выплавкой металла, занимались еще, вероятно, охотой, т.к. проживали в лесистой местности и на 100% использовали    ландшафт. Хакасия и в наше время представляет чередование степей, гор и лесов.
Древние киргизы и отпочковавшиеся от них во II-I вв. до н.э. хакасы приспосабливались в полной мере к условиям местности.
По-киргизски слово «ас» звучит как «арс – горностай» [Юдахин, 2012, с. 138], что вполне сопоставимо с первой лексемой («ас»).
Во II-I вв. до н.э., вполне вероятно, древние киргизы и выделившиеся из них хакасы слово «арс» произносили как «ас – горностай».
Древние хягасы-хакасы впервые упоминаются в древнекитайской лето-писи Цяньханьшу в I в. до н.э., т.е. спустя почти два столетия после гяньгуней-киргизов и с тех пор они в летописях зачастую пишутся с гяньгунями-киргизами через дефис, т.е. отождествляются. Авторы древнекитайских и средневековых династийных хроник до X в. н.э., вероятно, воспринимали хягасов-хакасов как подразделение гяньгуней-киргизов, т.е. отождествление части с целым вполне обоснованно, т.к. оба этнонима выражали в конечном счете одно и то же: гяньгуней-киргизов и их часть хягасов-хакасов.
В. Я. Бутанаев и Ю. С. Худяков, видимо, склонны поддерживать мнение С. В. Киселева, Л. А. Евтюховой и В. П. Левашевой, которые счи-тают термин «хакас» – китайское правописание термина «кыргыз»: «…С. В. Киселев, Л.А. Евтюхова и В. П. Левашева употребляли для обозначения населения термины “кыргызы”, “кыргызы/хакасы”, “кыргызы-хакасы” и т.д. Однако в одной из своих работ С. В. Киселев и Л. А. Евтюхова разъяснили, что термин “хакас есть китайская транскрипция термина кыргыз”» [Бутанаев, Худяков, 2000, с.13].
Считаем, что С. В. Киселев, Л.А. Евтюхова, В. П. Левашева и поддер-жавшие их В. Я. Бутанаев и Ю. С. Худяков ссылаются на знатока хакасского языка Н. Ф. Катанова и сопоставляют термин «хакас» с этнонимом «кыргыс» [Бутанаев, Худяков, 2000, с. 36] и, видимо, ошибаются.
Этноним «хягас-хакасы» вряд ли сопоставим со словом «гяньгуни – киргиз». Вероятно, этимологически эти слова восходят к разным корням: «хакас – белый горностай», а «киргиз – ястреб» и вряд ли эти слова могут иметь родственные значения. По мнению авторов настоящей книги, этноним «кыргыз» произошел, вероятно, от «кыргый – ястреб» [Абдулдаев, 2003, с.128]. Семантически и семасиологически, видимо, «хакас – белый горностай», а «кыргыз – полевой гусь» или «ястреб-перепелятник», не сопоставим или трудно сближаем со словом «хакас».
В. Я. Бутанаев и Ю. С. Худяков пишут: «Этнографические и фольклор-ные источники, свидетельствующие о пребывании кыргызов на Енисее, были проанализированы В. Я. Бутанаевым. Вопреки точке зрения Л. Р. Кызласова, он подтвердил данными из хакасской этнографии и исторического фольклора  мнение большинства ученых о том, что кыргызы, обитавшие на Енисее, были самостоятельным этносом, а термин “хакас” никогда в прошлом не употреблялся в качестве этнонима» [Бутанаев, Ху-дяков, 2000, с.15].
Возможно, В.Я. Бутанаев и Ю.С. Худяков невнимательно прочитали переводы Шицзи, Цяньханьшу и др. Повторяем, этноним «хягасы-хакас» упоминается в Цяньханьшу в I в. до н.э., спустя всего лишь десять веков после цянгуней-гянгуней-киргизов, а в Шицзи два века, т.е. прошло 31 столетие. С таким «возрастом» народы в мировой истории – редкость.
Киргизский ученый А.А. Бекбалаев в своей работе «Аттила – предок киргизов» пишет: «В историографии имеется три гипотетические точки зрения на данную проблему:
1) Тянь-шаньские киргизы пришли на территорию современного Кыргызстана с верховьев Енисея в  XII-XIII вв. (родоначальники данной гипотетической точки зрения: Г.Ф. Миллер, В.В. Радлов, А.Н. Бернштам);
2) Тянь-шаньские кыргызы ниоткуда не переселялись, а всегда обитали на современной территории (Ч. Валиханов, Н.Я. Бичурин, Н.А. Аристов);
3) сложилась на Тянь-шане в результате слияния местных и пришлых из обширных районов Южной Сибири и Центральной Азии, в том числе и с Алтая, этнических компонентов (М.Б. Джамгерчинов, Ю.С. Худяков, С. Табышалиев).
“Последняя гипотеза получила наибольшее распространение в современной науке. Она выработана на специальной научной сессии, посвященной этногенезу кыргызского народа, состоявшейся в 1956 г. В г. Фрунзе. В результате широкого обмена мнениями между крупнейшими учеными разного профиля АН СССР, АН Кирг. ССР и научных учреждений других союзных республик было сделано заключение: киргизский народ и его культура сложились… в результате взаимодействия по меньшей мере двух этнических компонентов: центрально-азиатского и местного средневекового. Один из важнейших ‘узловых моментов’ этногенеза кыргызского народа, ближайший по времени, связан с событиями первой половины II тысячелетия н.э. В эту эпоху на территорию Кыргызстана проникают с северо-востока предки современных кыргызов, говоривших на уже сложившемся кыргызском языке”» [Табышалиев, 2001, с.20].
В сущности мы согласны с последней гипотезой о смешанном ха-рактере происхождения киргизского народа, но лишь с одной оговоркой: такое смешение происходило не в “первой половине II тысячелетия н.э.”, а намного ранее, в  VII-VIII вв. н.э. И перемещение кыргызов с Алтая на территорию современного Кыргызстана происходило не напрямую, т.е. по непосредственной дороге переселения с Алтая на Тянь-Шань, а в окружную, через Европу, и, причем, длилось данное переселение целых пять веков, а именно, со II  в.н.э. до VII в.н.э.»  [Бекбалаев, 2011, с.4-5].
А.А. Бекбалаев игнорирует хронику Таншу, которая пишет, что кир-гизы-хакасы некогда занимали западные пределы хуннов, а не северные. По нашему мнению, с конца III в. до н.э. киргизы, вероятно, во главе с предводителем Манас заняли бывшие земли юечжей (скифов). Вероятно, киргизы жили вместе с хунну-дулатами и усунями, занимая земли усуней, которых хунну не беспокоили. В современных дулатах и киргизах есть отдельные подразделения усуней (уйшунов) и саяков (саков), что свидетельствует о том, что саки-усуни были ассимилированы первыми в отличие от юечжей-скифов, изгнанных со своих земель.
О. Осмонов, по нашему мнению, проявил в вопросе хунну-киргизских взаимоотношений научную добросовестность и объективность, и опровергает А.А. Бекбалиева, утверждая в подпараграфах своих работ «Кыргызы в первой половине 1-го тысячелетия до н.э.» и «Кыргызы в I-V вв.»: «В 71 году до н.э., когда против хунну восстали усуни и динлины, кыргызы их не поддержали. Заняв свое место в политической системе государства, кыргызы активно участвовали в реализации политики хуннов…
В этот период кыргызы населяли Восточный Тянь-Шань... В китайских источниках отмечается, что кыргызы «проживали на севере города Яньци-нин - Кара-Шаар, возле Ак-Тоо»  [Осмонов, 2018, с. 69].      
Мы полагаем, О. Осмонов прав, потому что он основывается на источниках, видимо, на Таншу, когда пишет, что киргизы населяли Восточ-ный Тянь-Шань, а по А.А. Бекбалаеву, киргизы переселились в VII-VIII вв.н.э. Китайский источник говорит, что хягасы, что то же самое киргизы, занимали западные пределы хуннов. Основные силы хунну, вероятно, покинули Юебань, предположительно современный Северо-Восточный Казахстан, долину р. Иртыш, вскоре после 93 г. н.э. теснимые южными хунну, китайцами и сяньбийцами. Вероятно, небольшая группа хунну-дулатов и алчынов осталась в Юебани, но, возможно, какая-то часть кир-гизов присоединилась к движению хунну, но, мы думаем, очень маленькая. Во-первых, киргизы - народ неавантюрный, от дулатов – древние киргизы отличались благоразумием и расчетливостью; во-вторых, вероятность угрозы со стороны китайцев, южных хунну и сяньбийцев, мы думаем, была минимальной. Поэтому, мы считаем, причин для откочевки в столь неизведанный путь у киргизов не было. Киргизы, вероятно, не присоеди-нились к части дулатов и других хуннуских племен.
Киргизы проявили благородство по отношению к хунну, не приняв в I в. до н.э. участие антихуннуской коалиции, вероятно, в знак благодарности шаньюям Модэ, его сыну Лаошану и другим предводителям хунну: эти шаньюи всегда рассматривали киргизов как равных, во-первых. Во-вторых, значительно расширяли киргизам возможность пасти свой скот, предоставив им земли, хоть чресполосно с другими племенами и народами, от Алтая до Давани. В-третьих, киргизы проявили верность данному слову охранять западные пределы (рубежи) от внешних врагов.
 А.А. Бекбалаев не унимается, продолжает: «…Таким образом, этноним “кыргыз” (“гянгунь”) появляется в историографии, датированной 201 г. до н.э. Можно полагать, что носители данного этнонима – киргизы имели в то время двоякое этническое развитие: 1) или они сохранили свою идентичность в составе гуннской державы, 2) или они слились воедино с родственными по происхождению гуннами и составили в дальнейшем один народ. Мы полагаем, что второе предположение более верное, поскольку оно может быть доказано на основе приведения разнородных фактов из различных наук, что мы и попытаемся сделать. Более того, оно показывает доминирующую жизнестойкость и генетическую устойчивость в этом симбиозе именно киргизского субстрата, не исчезнувшего под напором превалирующего гуннского этнического компонента: этноним “кыргыз” вновь был широко заявлен его носителями, но уже в VII в.н.э.
Основа нашего доказательства зиждется на простом положении, что гунны и киргизы шли в окружную с Алтая на Тянь-Шань через Европу вместе, и составили уже тогда один народ, который можно обозначить термином “гуннокыргызы” (предложен проф. В. Шапаревым в его статье “Гунны-кыргызы: миф или реальность”//Слово Кыргызстана - 11.03.2008, с. 9), или же оставить за ним традиционное обобщенное название  “гунны”.
Итак, наша доказательная база несколько усложняется. Мы должны уже доказать не только факт многовекового перехода кыргызов с Алтая на Тянь-Шань в окружную через Европу, но и свершившийся процесс объе-динения за это время гуннов и кыргызов в один народ, а именно в пракыргызов. Мы предлагаем семь доказательств нашей гипотезы» [Бекбалаев, 2011, с. 6].
С А.А. Бекбалаевым надо согласиться, что киргизы и хунну  - родственные племена, но не такие близкие. Киргизы входят в киргизскую языковую группу, а хунну (хун переводится с монголоязычия «человек» [Лувсандэндэв, 1957, с. 574], хунну - народ) входили в монгольскую группу, но образуют алтайскую семью народов наряду с маньчжурской группой, корейцами и японцами. Многочисленных лексических схождений в киргизском и монгольском языках венгерский ученый Рона-Таш насчитал 1500 [Рона-Таш, 1998], что свидетельствует об общем происхождении этих народов.
Киргизский историк Ч. Т. Нусупов пишет: «…поздний правитель северных гуннов IV в. н.э., известный в Европе как Аттила, является никем иным, как кыргызским правителем Адил-ханом, то следует, что гунны и кыргызы древней эпохи представляли собой один и тот же народ, по-разному именовавшийся в китайских источниках, а именно – гунны и гянь-гуны (собственно кыргызы)… что касается центральноазиатской ветви кыргызского народа, то она расселялась в окрестностях великих рек и озер Кыргыз-Нур (нор), Оркун и Керулен. Вероятно, китайское название кыргызов как «гянь-гун» и гунны произошло от китайского произношения «гянь» (побережье) и «гунн» - от названия реки Оркун (Орхон), где  расселялись центральноазиатские кыргызы» [Нусупов, 2003, с. 7 и 9].
Мы не согласны с мнением  Н.Ч. Нусупова, что имя Аттила объяс-няется «кыргызским» словом «Адил».
 Во-первых, Аттила жил в V в.н.э., а не в IV, слово «адил» иранское, означающее «справедливость», а не киргизское. Маловероятно, чтобы слово «Аттила» было заимствовано у ираноязычных аланов, сарматов и других персоязычных народов. Во времена Аттилы ираноязычные народы были побеждены не только хунну, но и германоязычными готами. Побежденных всегда в той или иной степени презирали, в этих условиях маловероятно, чтобы Аттиле дали ираноязычное имя.
Во-вторых, имя «Аттила» с германского переводится как «батюшка», тем более, его мать была готкой. Имя «Аттила» интерпретировано всемирно известным востоковедом Г. Дёрфером. Кроме того, эту версию, кажется, поддерживает А.А. Бекбалаев.
Слово «гяньгунь», если следовать грамматическим правилам русского  и киргизского языков, пишется слитно и нам представляется некорректным разделения слова «гянь-гунь» на две части, что сделал Ч.Т. Нусупов. Слово «гяньгунь» читается и означает по-киргизски  и по-русски «кыргыз», по-китайски с их фонетическим исправлением пишется «гянгунь». Ч.Т. Нусупов  лексему «гянгунь – кыргыз» разделили на две половинки «гянь-кыр – побережье (в переводе – Н.Ч.Г.) и «гянь-гыз – орхон (перевод – Н.Ч.Г.), что является, на наш взгляд, некорректным и ошибочным такое разделение вероятного объяснения слова «кыргыз».
«Хун» в переводе с монгольского означает «человек», а «хунну – народ» (см. ниже), в переводе с монголоязычия. Слово «гунны», видимо, больше подходит к фонетике русского языка и употребляется только в русском. В XIX в. приверженцы славянского подхода происхождения хунну называли гуннов, происходящими от «гунявого». Монгольское слово «хунну» по-немецки произносится «hund», а по-английски – «huns» и иных видоизменений не имеет». 
Киргизы, маньчжуры и хунну, вероятно, разделились в эпоху энео-лита, а корейцы и японцы в эпоху неолита.
А.А. Бекбалаев вслед за В. Шапаревым, вводит в хунноведение новый термин «гуннокыргызы», до сих пор не известный научным источникам, лишь историография может доказать, что переход киргизов с Алтая на Тянь-Шань в обход, через Европу. Фантазия А.А. Бекбалаева и В. Шапарева безграничная, им бы писать художественные произведения, а не научные (научно-популярные) очерки и статьи. А научным редактором труда А.А. Бекбалаева значится академик В.М. Плоских.
Далее А.А. Бекбалаев основную и, видимо, единственную причину  движения хунну в Европе видит в засухе на территории Монголии: «Свою основную лепту внесла и матушка-природа. По свидетельству китайских источников, в середине I в. н.э. в Великой степи вдоль Великой китайской стены началась многолетняя засуха. Основное богатство хуннов – скот –, дававшее им пищу, одежду, кров и средства передвижения, стало тощать и издыхать. Хунны вынуждены были сняться с насиженных мест на востоке Великой степи и двинуться сначала на север, где имелось обилие воды, трав и растительности, и далее оттуда на юго-запад в сторону Алтайских гор.
Именно в это время они, хунны, соединившись с кыргызами, трансфор-мируются в гуннов или гуннокыргызов … именно северные хунны соедини-лись с кыргызами и составили вместе с ними один прототюркский народ» [Бекбалаев, 2011, с.11].
В восьмидесятые годы I в.н.э. Монголия (включая Внутреннюю Монго-лию) и Ордос, действительно, охватила засуха, но она не являлась причиной бегства на Запад. Засуха и джут (обильный снегопад, мешающий скоту тебеновать) в Монголии – явления нередкие, повторяются примерно раз в десятилетие. Не засуха, джут и саранча являлись причиной похода значительной части северных хунну. Основной причиной бегства (иначе не назовешь) северных хунну, по нашему мнению, были интриги против хунну китайского правительства, которое с пользой для своих интересов использовало противоречие двух хуннуских государств и эти противоречия всячески  подогревало. Тем не менее 100 000 семейств северных хунну остались в Монголии и приняли название сяньби (совр. монголы) [Бичурин, 1950, т.1, с. 150-151], это составляет примерно 500 000 человек населения, они вошли в состав монголоязычного населения Северной Монголии.
На следующей странице своего труда А.А. Бекбалаев пишет: «Раз-громив в двух больших сражениях армии восточных и западных готов, “в 381 г. Хан Баламбер устанавливает западную границу своего государства в низовьях реки Дуная”» [Бек фон А. “Гунны”, кн. I, Бишкек, 2009, с. 2].
Мы употребили выше термин из общетюркской титулатуры «хан» (более высокая степень “каган” от “ага-хан”) – хан Баламбер. Не только кыргызы, а именно древние кыргызы в описываемый период истории, но хунны-гунны того времени говорили на тюркском, прототюркском языке, который в дальнейшем выступил как общий праязык.
“О языке хуннов. Вопросу об языке, на котором говорили хунны, посвящена большая литература, ныне в значительной степени потерявшая значение. Сиротора доказывал, что известные хуннские слова – тюркские, и единственная хуннская фраза, дошедшая до нас, – тюркская… сомнение в тюркоязычии хуннов несостоятельны” [Гумилев Л.Н., “Хунну”, C.-Петербург, 1993, с.39]» [Бекбалаев, 2011, с. 12].
А.А. Бекбалаев ошибается, называя термин «хан» общетюркским, т.е. относящемся в своем происхождении к тюркскому языку. Во-первых, термин «хан» даже не относится  к киргизскому языку. Слово «хан» впервые принял правитель ухуаней-уваней – авар (по-китайски – жуань-жуаней) в 402 г. н.э., тогдашний правитель Монголии. На русский язык Шелуhэн переводится с монголо-киргизского как рысь, по-киргизски «силусэн». Монголия находится примерно в 7-8 км от р. Дунай.
В 381 г. император (по-гречески) Баламир, который к тому времени покорил аланов, остготов и другие народы, фактически являлся повелителем народов, т.е. императором.
А.А. Бекбалаев пишет имя императора Баламира как Баламбер, хотя в трудах Аммиана Марцеллина, Иордана и др. - Баламир. Закрадывается мысль, что уважаемый профессор не знаком с первоисточниками.
Во-вторых, тюрков-турков в 381 г. н.э. еще не было на земном шаре. Были в то время киргизоязычные киргизы и монголоязычные дунху (сяньбийцы, ухуани-увани - авары), хунну и ди-телэ-гаогюй – хойхуские племена. Ни о какой общетюркской титулатуре речи не может быть. Хунну-гунны говорили в то время, к концу IV  в. н.э. на разновидности монгольско-го.
Знаменитый японский ученый К. Сиратори, на которого ссылается А.А. Бекбалаев, основываясь на Л.Н. Гумилеве, в 1902 г., действительно исследовав чуть больше десяти слов из оставшихся от языка хунну, назвал их тюркскими. Но в 1923 г. К. Сиратори одумался и заново исследовав 14 слов из языка хунну, назвал язык хунну монгольским, фактически заявив результаты предыдущего исследования 1902 г. недействительными. А.А. Бекбалаев вслед за Л.Н. Гумилевым основывается на недействительных выводах К. Сиратори.
А.А. Бекбалаев, ссылаясь на венгерского востоковеда И. Бона, приводит его интерпретацию одиннадцати имен европейских хунну: «Известный венгерский востоковед Иштван Бона представляет этимологию имен гуннских ханов и вельмож: Аттила (Attila – батюшка), Мунчук (Muncuq – украшение, амулет или знамя), Октар (Oktar – сильный, бравый, мощный), Айбарс (Aybars – лунный барс, темноватая пантера), Ерихан (Erechan – мужественная повелительница, природная/ по происхождению/ ханша), Харатон (Kharaton – одетый в темное; мощная бьроня), Барсих (Barsih – пантероподобный; сильный как барс), Ескам (Eskam – умный шаман), Атакам (отец-шаман), Баламбер (Balamber – отдай моего ребенка), Ульдин (Oldin – бессмертный, счастливый) и пр.   [Bona I. “das Hunnenreich”, Stuttgart, 1991.S. 331].
В этой связи отметим два выявленных момента: 1) язык хунну или гуннов имел реальное существование, и 2) данный гуннский язык является праязыком по отношению ко всем современным тюркским языкам» [Бекбалаев, 2011, с. 12-13].
А.А. Бекбалаев не объясняет читателю, что И. Бона вслед за всемирно известным исследователем Г. Дёрфером, совершенно правильно интерпретировал как старомонгольское слово «батюшка». Г. Дёрфер и, следовательно, И. Бона к никакому тюркскому праязыку не относили [Дёрфер, 1986, с. 71-117].
Ниже рассмотрим 10 слов из остатков языка хунну, приведенных А.А. Бекбалаевым и объявленных им тюркским праязыком, и читатель, надеюсь, убедится, что язык хунну – это разновидность монгольского, а не тюркского. Всего нами было подвергнуто сравнительному анализу 107 слов из языка хунну.
1. Мунцуг – означает «вечное время» - «монх – вечно, бессмертно» [Лувсандэндэв, 1957, с. 245], «цаг – время, период» [там же, с. 600]. Наличие имени «Мундцуг» у монголов отмечено О. Притцаком, так звали командующего монгольским войском в Афганистане в 1223 г. В XVII в. так же звали калмыцкого лидера. И. Бона выводит имя «Мундцуг» из слова «бунчук – флаг, считая его тюркским (киргизским), по-киргизски «флаг, знамя – наам».
2. Октар – имя на монгольском языке означает «короткий – оготор» [там же, с.292], по-бурятски «огтор – короткий». Слово «октар» по-киргизски значения не имеет. Значение «октар – сильный, бравый, мощный» - плод фантазии И. Бона и А.А. Бекбалаева.
3. Ойбарс -  А.А. Бекбалаев пишет «Айбарс», вероятно, пытаясь отда-лить от монголоязычия, хотя все источники и интерпретаторы, начиная с Дегиня и кончая О. Притцаком, пишут «Ойбарс». Слово «ой» на монголоязычии означает «лес, бор, роща» [там же, с. 294] и «барс, тигр, леопард» [там же, с. 296], так же, как и в киргизоязычии. А.А. Бекбалаев и И. Бона интерпретируют слово «Ойберс» наполовину правильно «лунный барс, темноватая пантера», но на луне не бывает барсов, они живут в горах и лесах. Ойбарс – лесной барс – таково значение этого слова на монголоя-зычии.
4. Ерихан – в источниках и у интерпретаторов прошлого Шмидта, Бернштама, Неймана, Клапрота, О. Притцака  и др. нет. Ерихан, вероятно, фантазия И.Бона и А.А. Бекбалаева, они переводят как «мужественная повелительница, природная (не по происхождению) ханша» А.А. Бекбалаев как природный киргиз должен был знать, что «ханш» у монголо-кыргызов (тюрков) в «природе» не существовало, лица женского пола назывались «хатан, хатун» и переводится это слово «княгиня, госпожа, знатная дама» [там же, с. 515], а слово «императрица, государыня» употребляется обязательно вместе с «хатан», например, «хатан хан». Вероятно, И.Бона и вслед за ним А.А. Бекбалаев до неузнаваемости переделали слово «Едакун». Слово, видимо, индоевропейское.
5. Харатон – вероятно, из монголоязычия, потому что суффикс «тон» употребляется при образовании прилагательного. Слово «хар – черный» [там же, с. 513], имеет то же значение, что киргизское (тюркское) «кара». В имени «Харатон» византиец Олимпиадорус (современник хунну, описавший Харатона) вполне мог принять «о» за «а» и слово «хоротон – злодей, губитель, зловредный, вредный, злостный» [там же, с. 542] созвучно как «харатон», означающий по западно-бурятски «черненький».
И. Бона и А.А. Бекбалаев, расширительно толкуя слово «харатон», ин-терпретируют как «одетый в темное, мощная броня», что не совсем корректно с точки зрения этимологии и семантики, потому что слово «тон» на киргизском языке означает «овчинный тулуп, мужская верхняя одежда» [Юдахин, 1965, с. 748].
В IV-V  вв. в Европе хунну оставались язычниками-тенгрианцами и давали родившимся младенцам страшные, отпугивающие имена наподобие «злодей, губитель, зловредный и т.д.», чтобы злой дух от упоминания одного имени младенца, не подходил к нему. Детская смертность была бичом номадов, платой за вольную и сытую жизнь.
«Черный овчинный тулуп» в переводе И. Бона и поддержавшего его А.А. Бекбалаева несет смысловую нагрузку в имени Харатон минимальную.
Слово «одетый» с киргизского переводится «кийимчен, киймчен [Юда-хин, 2019, с. 555], явная выдумка И. Бона и А. А. Бекбалаева, в имени «хара-тон» оно отсутствует, т.е. сработала фантазия.
6. Басих – слово у И.Бона и А.А. Бекбалаева написано через «р» - «Барсих», что противоречит источникам и многочисленным интерпретаторам, чтобы слово переводить посредством «барс», что является некорректным. Согласно источникам слово пишется как «Басих», а не «Барсих».
Имя Басих почти не изменилось за 3000 лет, означает «басих – высоко-мерный, смотрящий свысока, пренебрежительный» [там же], И. Бона и А.А. Бекбалаев натягивают слово, чтобы «басих» стало непременно тюркским, не подозревая, что «барс» киргизо (тюркско)-монгольское слово, при этом не замечают потерю суффикса  «ик», которого нет в тюркоязычии.
7. Ескам – слово, вероятно, индоевропейское. И. Бона и А.А. Бекбалаев пишут, что «ескам – умный шаман», при этом распространяя слово «кам» на все киргизоязычное (тюркоязычное). «Кам» в значении «свя-щеннослужитель» действительно употребляется у некоторых сибирских киргизоязычных (тюркоязычных). У киргизов в значении «священнослу-житель» употребляется слово «бакша». У монголоязычных слово «бакша» употребляется в значении «учитель». Предполагаем, что слово «бакшы» очень древнее, киргизо-монгольское, хотя К.К. Юдахин указывает санскритское. Думаем, слово наоборот перешло в санскрит из киргизо-монгольских языков. Слово «бакшы» могли передать древним индийцам древние киргизы еще до нашей эры, ведь располагались совсем рядом и проникновение киргизских слов в санскрит не исключено. Думать, что номады были учениками и впитывали слова и знания как губка, считаем, не совсем верно. Древним киргизам было что передавать соседним племенам и народам.
Слово «кам» вошло в киргизоязычие, вероятно, из арабского языка. По-арабски «кам – забота, готовый» [Юдахин, 1965, с. 335]. Некоторые сибирские киргизоязычные народы вполне могли перенять слово «кам – забота», ведь священнодействие шамана (тунгусо-маньчжурское) – это своеобразная забота о благополучии, о скоте, о здоровье и т.д., которую испрашивает у трансдентальных сил и у бога – Тенгри. Слово «кам» явно носит арабский, это этимологический след, чем киргизский (тюркский).
Маловероятно, чтобы в начале первого тысячелетия вельможа у хунну носил арабское имя.
«Кам» также употребляют ираноязычные в значении «незрелый, неспе-лый» [Юдахин, 1965, с. 335].
Главный наш аргумент, что «Эскам» - слово не киргизское, а скорее всего индоевропейское. Киргизоязычные и монголоязычные никогда священнослужителей-шаманов не допускали до власти, т.е. вельможами они не становились. Считалось, «работа» шамана-кама-священнослужителя грязной, ведь он берет на себя людские грехи. Шаманами-камами-бакшы становились люди не по желанию, а по родословной и то не каждый член шаманского рода мог стать бакшы. Бакшы-камом люди становились после «шаманской болезни».
Таким образом,  «Ескам», по нашему мнению, имя, вероятно, готское (индоевропейское) или финское.
Единственный, известный в истории хан, который волховал – шама-нил-камлал – это хан половцев Боняк. Перед битвой с русскими на Вягре в 1097 г., пишет С.А. Плетнева, хан Боняк общался с духами волка, выл по-волчьи [Плетнева, 2014, с. 113]. Неизвестно, действительно ли хан Боняк ша-манил или он молился родовым духам, но он носил имя «Боняк», вероятно, происходящее от монголоязычного «боонсэг – шаман», так западные буряты пренебрежительно называют священнослужителей. На монголоязычии «шамана» называют «б;;».
8. Атакам -   безусловно этимологически и семантически безупречное при интерпретации как «отец шамана». Но есть другое мнение. Г. Дёрфер от-рицает тюркоязычность этого словосочетания, при этом ссылается на Э. Моора и пишет: «Даже Э. Моор считает, что “это единственное тюркское толкование гуннского имени собственного, которое по крайней мере в формальном отношении может считаться безупречным”, однако, это всего лишь игра случая» [Дёрфер, 1986, с. 88].
Слово «Атакам», вероятно, от монголоязычного «Атаахан», что  оз-начает «завистливый, враждебный, состоятельный, соперничающий, кон-курентный» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 88], как производное от слова «атаан – зависть, вражда, состязание, соперничество, конкуренция» [там же, с. 88].
Иркутские буряты давали имя Атаахан, а фамилия Атаханов встре-чается до сего времени.
8. Баламир – имя императора  хунну, начавшего в 375 г.н.э. Великое переселение народов из-за антов (славян),  И. Бона и А.А. Бекбалаев пишут через «б» после «м», тогда как  большинство источников и исследователей пишут «Баламир». На наш взгляд, О. Притцак правильно выводит из монголоязычия как «сумасброд, авнтюрный». По-монгольски «балмад – изверг, сумасброд, баламут, авантюрист, жестокий, взбаломошный, сумасбродный, бесшабашный» [Лувсандэдэв, 1957, с. 60]. По-бурятски «балмад» будет «балаймар».
В IV в. в Европе хунну были тенгрианцами и детям давали подобные имена, чтобы отпугивать злых духов или в детстве Баламир был, вероятно, взбаломошным ребенком. «Баламир» в значении «отдай моего ребенка» несет наименьшую смысловую нагрузку и не понятно, какого ребенка у него просят.
         10. Ульдин – И. Бона и А.А. Бекбалаев назвали это слово тюркским и толкуют как «бессмертный, счастливый», так же как О.Притцак. Но О. Притцак называет это слово монгольским. Действительно «ульдин» наибольшее сходство имеет со словом «ульдих – хромать от езды, ходьбы» [там же, с. 453]. Слово «ульдин-улдих – хромой имеет, по нашему мнению, наибольшие шансы быть именем императора хунну Ульдина. Сред-неазиатский монгол, живший в  XIV-XV в., носил имя Тамерленг – железный хромец. Аффикс «ленг» означает «хромец» на фарси.
Слову «Ульдин» И. Бона и поддержавший его А.А. Бекбалаев, придали несвойственное значение «бессмертный, счастливый», для чего «У» заменили на «О», чтобы корень слова «Ул» стал «;л – умереть, затме-ваться» [Юдахин, 1965, с. 591].  При этом И. Бона и поддержавший его А.А. Бекбалаев не учли того, что в киргизском языке «бессмертный» звучит иначе «;лбос, ;лб;с;чрое, т;бол;кко салталуурд, унутулчук» [Юдахин, 2019, с. 49], а счастливый – таалайлу, бактылуу [Юдахин, 1965, с. 966]. Кроме переделанного «ул» на «ол»,  слова «бессмертный, счастливый» совсем не сближаемы со словом «улдин».
Полное игнорирование сравнительного анализа слов хунну, произ-вольное толкование слов, к сожалению, характерная черта некоторых вос-токоведов, как И. Бона, А.А. Бекбалаев и отдельных казахстанских ученых стало явлением в востоковедении.
Мы с пониманием относимся к желанию А.А. Бекбалаева и др. иметь великих предков. По нашему мнению, Аттилу назвать «великим» никак нельзя. Во-первых, он проиграл или, во всяком случае, не выиграл главную битву у Аэция в 451 г. на Каталуанской равнине. Во-вторых, Аттила умер в постели восемнадцатилетней жены германки Ильдико, совсем не как великий мужчина и человек. В-третьих, Аттилу и его сыновей мы считаем промотавшими все завоевания и богатства своих предшественников – хуннуских императоров со своими многочисленными женами и детьми. После бесславной смерти Аттилы в 454 г. его империя развеялась как пыль, созданная усилиями такими великими предшественниками, как Баламир.
Прежде чем вводить в заблуждение,  особенно молодежь, надо тща-тельно разобраться в них, изучить, кого называть предком киргизов.
В этой связи лучше было бы, на наш взгляд, присоединиться к ос-новному творцу Великого переселения народов Баламиру, которому обязаны своим появлением на мировой исторической сцене иные народы: французы, англичане и т.д.
Согласно «Гетике» Иордана, написанной в V в. н.э., т.е. вскоре после Аттилы, этого  полугунна и полугота (мать его была готкой), сыновья Аттилы, вытесненные из Паннонии, направились в современную Украину. Иордан пишет: «…сыновья Аттилы пошли против готов, как против бе-жавших из-под их господства и как бы разыскивая беглых рабов, они напали на одного Валамера (готы любили давать хуннуские имена – Ш.А.С.), …он, хотя и встретил их малыми (силами), долго изнурял их и разбил настолько, что от врагов едва осталась небольшая часть; обращенные в бегство, они направились в те области Скифии, по которым протекают воды реки Данапра…» [Иордан, 1997, с. 113].
По нашему мнению, потомками хунну Европы могут считаться ук-раинцы и русские. Слово «украинец», вероятно, происходит от хуннуского «укр-ухэр – бык» [Лувсандэндэв, 1957, с. 490]. О вероятных потомках хунну, которые могут говорить, что их предок хунну, в частности Аттила, см. [Шабалов А.С., Шабалов Д.А., Шабалов М.У., 2016], [Шабалов А.С., Шабалова М.А., 2018].
В своей книге А.А. Бекбалаев дает следующую характеристику Н.А. Баскакову, который классифицирует киргизский язык без учета исторических фактов: «Замечательный тюрколог, блестящий знаток многих тюркских языков Николай Александрович Баскаков, один из родоначальников советской школы тюркологии…» [Бекбалаев, 2011, с. 13].
Нашу точку зрения на деятельность «замечательного тюрколога»  Н.А. Баскакова и др. см. гл. 3 этой книги. 
Кюеше-цюйшэ-кипчаки. Переводчики с китайского языка слово «кыпчаки» пишут по-разному. Некоторые, например, Н.Я. Бичурин как «цюйшэ», но некоторые пишут «кюеше». Мы будем употреблять второе, как большинство современных исследователей.
«Кюеше», по мнению большинства ученых-историков, есть «кыпчаки» и впервые они встречаются в древнекитайской летописи Шицзи, автором которой является Сыма Цянь, по III в. до н.э. Кюеше-кыпчаки, видимо, покорились так же, как киргизы, шаньюю Модэ добровольно, посчитав его мудрым правителем. Возникает вопрос, почему кыпчаки-кюеше посчитали Шаньюя Модэ мудрым правителем? Вероятно, за то, что шаньюй Модэ освободил кипчаков-кюеше от юечжей-скифов и прогнал их далеко на юг, за Давань.
Кипчаки впервые упоминаются в нарративных источниках, как мы говорили, за III в. до н.э., т.е. позже киргизов, примерно на VII-X вв. позже. Мы считаем, вероятно, что кюеше-цюйше-кипчаки являются подразделением цянгуней-гянгуней-киргизов, т.е. первые являются производными вторых. Вопрос, когда кипчаки выделились из киргизов, остается открытым.
Кипчаки после упоминания в Шицзи, в известных нам нарративных ис-точниках, упоминаются лишь в VIII в. н.э., в памятнике-эпитафии в излучине Усу и стал предметом фактических измышлений  небезызвестного С.Г. Кляшторного. 
В Селенгинском памятнике-эпитафии из Шине Усу (север Монголии), написанном в VIII в., в отличие от эпитафий Тоньюкука и Бильге кагану, вместо тургутов и сиров (кумоси-кумохи) значатся тургуты и кыпчаки.
 С. Г. Кляшторный сделал, на наш взгляд, ошибочный вывод о тождественности указанных на этих трех памятниках сиров и кыпчаков: «Господствуюшую группу племен, которую собственно тюркские памятники именуют «тюрками и сирами», уйгурский (огузский) памятник из Шине Усу называет «тюрками и кыбчаками». Напрашивается вывод, что при обозначении одного и того же племенного союза, в какой-то мере делившего власть с тюрками, тюркские памятники пользуются этнонимом сир, а уйгурский памятник – этнонимом кыбчак. Иными словами, оба эти этнонима тождественны...» [Кляшторный, 1986, с. 153].
С. Г. Кляшторный, развивая дальше фантазию, сравнил этноним, именуе¬мый в китайских хрониках се, соответствующим sir в тюркских памятниках, и это, на наш взгляд, правильно. Неправильным является то, что он, ничем не обосновывая свое мнение, кроме внешнего сходства слов се и sir, написал: «...это не что иное, как племя сеяньто» [там же, с. 153].
Мнение А. Н. Бернштама, который связывал этноним кыпчак с цзюеше, С. Г. Кляшторный, ссылаясь на устную консультацию С. Ю. Яхонтова, считал не оправданной фонетически: «Попытка реконструировать название упомянутого Сыма Цянем (II в. до н.э.) племени цюйше как кыпчак... не оправдана фо¬нетически (консультация С. Я. Яхонтова)» [Кляшторный, 1986, с. 162].
Вероятно, чтобы оправдать свою гипотезу о воскресении племени се-яньто, С. Г. Кляшторный написал, что выводы С. Е. Малова о кыпчаках в селенгинской надписи VIII в. [Малов, 1959, с. 38], более чем сомнительны [Кляштор¬ный, Султанов, 1976, с. 108].
Между тем в династийной хронике «Таншу», а затем и в «Ганму», напи-сано следующее: «Дони хан (сйеянтоский хан – Ш.A.C.)... бежал к Ашине Шигяню; но вскоре хойху убили его и истребили весь его род.
Император по уничтожении Дома Сйеяньто, хотел покорить... и другие поколения: почему опять отправил Дао-цзун и Ашину Шежы для преследования их... Дао Цзун, не переходя через Великую песчаную степь, ударил на остатки сйеньтосцев под предводительством Або Даганя, порубил до 1000 человек и преследовал их около 200 ли» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 343].
Табгачский (китайский) полководец Дао-цзун уничтожил племя сйеяньто. С тех пор китайские династийные хро¬ники не упоминают о них и о сйеяньто ничего не известно. Племя сйеяньто со¬шло с исторической сцены. Оставшиеся люди племени сйяньто, видимо, при¬стали к другим хойхусцам и приняли их название, как это было не раз в исто¬рии номадов.
К сожалению, ошибочное мнение С. Г. Кляшторного о тождестве се (sir) с кыпчаками воспринял С. М. Ахинжанов. С. М. Ахинжанов не просто извест¬ный ученый, а выдающийся ученый-историк, потому что он в советское время опубликовал монографию «Кыпчаки в истории средневекового Казахстана» (1989), в которой с монгольских позиций рассматриваются кумохи, татары и другие племена. Он обладал гражданским мужеством, смелостью и научной добросовестностью в отличие от С. Г. Кляшторного и др., и называл племена своими именами, не боясь осуждения своих коллег. В советское время было предосудительно становиться на монгольские позиции. И вот такой выдаю¬щийся ученый, каким являлся С. М. Ахинжанов, попал под влияние С. Г. Кляшторного, который назывался тюркологом, не зная ни одного тюркского языка.
На наш взгляд, ошибочное мнение С. Г. Кляшторного перекочевало в замечательное произведение С. М. Ахинжанова: «Таким образом, отыскались следы кыпчаков и в период ранее VIII в., они действительно были «зашифрова¬ны» и скрывались под этнонимом сеяньто. Наиболее ранние фазы историко¬этнической жизни кыпчаков следует теперь рассматривать в русле истории се¬яньто» [Ахинжанов, 1989, с. 43].
Повторяю: племя сеяньто было уничтожено табгачским (китайским) им-ператором в VII в. (646 г.), оставшиеся люди этого племени, по нашему мне-нию, были рассеяны среди хойхусцев и приняли их название. До р. Иртыш и до северо-западной окраины Алтайских гор, где жили кыпчаки, сеяньто, вероятно, не дошли, они были уничтожены на юге Центральной Монголии, которая располагалась примерно в 2000 км от кыпчаков.
На наш взгляд, этноним «кыпчак» наиболее адекватно объяснил А. М. Бернштам. Он, комментируя «Шицзи» (Исторические записки) Сыма Цяня, древнекитайского историка II в. до н.э., где описаны походы хуннуского шаньюя Модэ, завоевавшего на севере киргизов, динлинов, синьли и народ цзюеше, пришел к выводу, что этноним цзюеше должен читаться по-старокитайски как кюеше-кыйчак. А кюеше-кыйчак есть не что иное, как древнее произношение этнонима кыпчак [Бернштам, 1947, с. 154], [Бернштам, 1951, с. 63]. Эта точка зрения ранее была предложена Б. Карлгреном, которую помимо А. Н. Бернштама поддерживали Л. Н. Гумилев [Гумилев, 1959, с. 11], Потапов [Потапов, 1953, с. 143], [Шаниязов, 1974, с. 32]. Н.А. Аристов высказал предположе¬ние, что этноним кюйеше, есть племя кучук [Аристов, 1896, с. 322]. Такой же вывод сделал Ю. А. Зуев [Зуев, 1967].
Могли цзюеше-кюеше-кыйчак-кыпчак почти тысячу лет пребывать в без¬вестности? Думаем, вполне могли, ведь аргументированного опровержения вывода А. Н. Бернштама нет. Называть аргументом устную консультацию С. Ю. Яхонтова, которую в качестве основного довода приводит С. Г. Кляшторный, просто несерьезно, это во-первых. Во-вторых, район, где располагались цзюеше-кыпчаки, - это в основном лесостепная и лесная зоны нынешнего Алтайско¬го края, Новосибирская и Кемеровская области, куда табгачские (китайские) купцы и путешественники не доходили: их интересы были значительно южнее, в Семиречье, поэтому цзюеше-кыпчаки, видимо, остались вне поля зрения ки¬тайских летописцев. Цзюеше-кыпчаки общались, по нашему мнению, в основ¬ном со своими соседями - киргизо-хягасами и угро-финнами, да и, возможно, с самодийцами (динлинами). По мнению С. Плетневой и др., кыпчаки отличались рыжими волосами и отсюда другое название кыпчаков - шары (желтые - по-монголо-тюркски). Она пишет: «...шары - по мнению всех ученых, занимав¬шихся кочевыми объединениями эпохи средневековья, это кипчаки, или по¬ловцы, поскольку русское слово «половцы» («половье») означает светло-желтые (полова солома, мякина, отвеянная лузга)... многие исследователи считают, что половцы были белокурыми и голубоглазыми, некоторые даже свя-зывают их происхождение с «динлинами», обитавшими в степях Южной Сиби¬ри в конце I тысячелетия до н.э. - начале I тысячелетия н.э. и бывшими, по све¬дениям китайских хронистов, блондинами» [Плетнева, 2014, с. 41]. По этим двум причинам, вероятно, они не попали в династийные хроники до VIII в. н.э.
С. М. Ахинжанов относительно VI-VII вв. н.э. поддержал мнение Н. Я. Бичурина, который, в свою очередь ссылаясь на «Ганьму», писал: «...В 30 тыс. ли к северо-западу от Китая проживал народ, очень богатый лошадьми, по име¬ни кинча (кипчак). Люди были голубоглазыми и рыжеволосыми» [Ахинжанов, 1989, с. 77]. Здесь «Ганьму» подтверждает отдаленность проживания кипчаков и их анатомические особенности.
В VIII в. кыпчаки попадают в памятник Шине Усу (Селенгинский ка-мень), позднее их описывают персидские и арабские путешественники, но как вассалов Кимакского каганата. То что кипчаки являлись вассалами кумохов (кумоси-кимаков) свидетельствует «Худуд ал-алам», где записано, что «царь кыпчаков» назначался кумоси (кумохи) [Бартольд, 1930, с. 19].
Нам неизвестно, источники об этом умалчивают, обладали ли правители кыпчаков правом самостоятельно заключать политический и военный союзы, были ли они самостоятельными субъектами международного права.
По нашему мнению, кыпчаки были ограничены в международных делах, потому что их правитель назначался каганом кумохи. Да, тургуты и кыпчаки были в «политическом союзе и представляли военное единство», но только в рамках кумохско-тургутского союза и военного единства, по-скольку в VII-VIII вв. «Царь кыпчаков» не являлся совсем самостоятельным лицом, а был в под¬чинении у кагана кумоси-кимаков. «Царь кыпчаков» не был полностью суве¬ренным правителем, вспомним эпитафии на памятнике Тонюкуку (около 726 г.) и памятнике Бильге кагану (735 г.), где назван в ка-честве тургутских союз¬ников народ шести сиров. Сиры с большей долей вероятности, мы думаем, и есть возможные кумохи-кумоси. У С. М. Ахинжанова [Ахинжанов, 1989], Б. Р. Кумекова [Кумеков, 1972] и др. кимаки, у М. В. Воробьева [Воробьев, 1993] и др. - кумоси (кумохи).
Зависимое положение кыпчаков от кумохи сохранилось даже в XII в. по-сле того как кумохи-кумоси, возможно, перешли на язык кыпчаков. Об этом свидетельствует тот факт, что бывшие монголоязычные племена составляли элиту турок-сельджуков, при вступлении султана на престол устраивался пир шелён (с монгольского означает бульон [Лувсандэндэв, 1957, с. 657], на кото¬ром «беи племен занимали места за обрядовым столом согласно установлен¬ным обычаям... по порядку племен правого и левого крыльев» [Еремеев, 1971, с.81]. Племена кайы возглавляли племена правого крыла, а баяндур возглавля¬ли левое крыло и «каждый бей получал... жертвенное мясо из определенной части туши» [Еремеев, 1971, с. 81]. Самое почетное место и соответственно лучшие куски жертвенного мяса получали беи племен кайи и баяндур, судя по названиям, безусловно монголоязычные.
С VII в. по XIII в. продолжалось сосуществование кыпчаков и кумохи (кумоси) и это обстоятельство ввело многих исследователей в заблуждение. Так, И. Маркварт на основании сообщений персидского ученого XI в. Абу Саи¬да Гардизи о том, что кимаки отделились от татар, заключил, что кыпчаки так¬же произошли от монголоязычных татар [Margvart, 1914. S.57, 99, 136-188]. Татары до конца XIV в. сохраняли монголоязычие, т.е. были монголоязычны¬ми. А вот Б. Е. Кумеков, исследуя государство кимаков (кумоси-кумохи) в IX-XI вв., сделал диаметрально противоположное заключение, что кимаки (кумоси) и кыпчаки - один и тот же тюркоязычный этнос [Кумеков, 1972].
Б. Е. Кумеков пишет, что «В источниках нет никаких прямых указаний, ставящих под сомнение тюркскую этническую и языковую принадлежность кимаков. Все писавшие о них единодушно относили кимаков к числу основных тюркских племен» [Кумеков, 1972, с. 31].
Б. Е. Кумеков не берет во внимание три аргумента как минимум в пользу монголоязычности кумоси-кимаков. Во-первых, исследования не-мецкого уче¬ного И. Маркварта и др. Во-вторых, Б. Е. Кумеков, видимо, думает, что история имеет прямолинейный характер, раз приобретенный язык у народов существу¬ет всегда, примеров перехода на другие языки множество, например, франки, первоначально говорившие на разновидно-сти немецкого языка, затем пере¬шедшие на романский, варяги (норманны), перешедшие на славянский (русский) язык и т.д.
В-третьих, в Средневековье и в Новое время, вплоть до XIX в., ученые не раз¬бирались в монгольских и тюркских языках и народах, всех делали тюрками, а среди них были монголоязычные народы, например, М. Кашгарский и др. писали, что эти народы являются монголами (монголоязычными), а среди них были тюрки, например, Рашид-ад-Дин и др.
Определенная близость, в большинстве случаев физическое сходство, об¬раз жизни, обычаи и т.д. способствовали и делали эти алтайские народы то тюрками, то монголами: М. Кашгарский - тюрками, Рашид-ад-Дин - монголами.
Кыпчаки, вероятно, служили или участвовали в кимакско-тургутских вооруженных отрядах и попали в Селенгинский памятник из Шине Усу, в середине VIII в.
Видимо, хойхуские племена, уйгуры, в том числе и киргизо-хягасы, рас-сматривали кумоси (кимаков) и кыпчаков как единое целое, поскольку они находились в рамках одного государства, как сейчас население России, а тургуты, возможно, кыпчаков просто не замечали в VII-VIII вв., т.к. они были млад¬шими партнерами их союзников кумоси (кимаков).
Об отсутствии объективности в освещении вопроса о взаимоотношении кумоси-кимаков и кипчаков С. М. Ахинжанов пишет: «Однако в этом отноше¬нии кимакам и кыпчакам не повезло в исторической науке. Во-первых, тюркоязычность кыпчаков и кимаков воспринимается на совре-менном уровне исто¬рических знаний как аксиома. Во-вторых, хорошо из-вестно, что начиная даже с первых «штудий» и по сей день, в кыпчаковской науке бытует традиционное убеждение, что кимаки и кыпчаки - это один и тот же народ, а если и были ка¬кие-либо различия, то они чисто хронологические, в смысле - первичны были кимаки, а затем кыпчаки» [Ахинжанов, 1989, с. 93].
Отсутствием объективности в вопросе о взаимоотношении кумоси- кима-ков и кыпчаков страдают, например, работы К. Ш. Шаниязова, посвящен¬ные этнической истории узбеков. Сложный состав кыпчаков он не рассматри¬вает [Шаниязов, 1964], [Шаниязов, 1974].
Приходится констатировать следующий факт. Спустя тысячу триста лет название монголоязычного народа - племени кумоси (кимаки) почти забыто, а название их вассалов, кыпчаков, распространено повсеместно. От этого созда¬ется впечатление, что именно кыпчаки сыграли глобальную историческую роль в формировании многих тюркских народов.


Глава 9. КИРГИЗСКИЙ ЯЗЫК  – ОСНОВА
ТЮРКСКОЙ ЯЗЫКОВОЙ ГРУППЫ.
ПИСЬМЕННОСТЬ КИРГИЗОВ

Киргизы являются древнейшим из так называемых тюркских народов и, следовательно, язык киргизов – древнейший из тюркских языков потому, что он возник, вероятно, одновременно с появлением и становлением народа и является характерной чертой, присущей этому народу.
Также мы выяснили, что тургуты-тюрки-турки  (быстрые, скорые, спешные, одержимые – на монголоязычии), впервые упоминаются в нарративных источниках истории в результате перемещения или бегства незначительной части южных хуннов в количестве 500 семейств, составлявших смешанный монголоязычный род хунну Ашина (благородный волк на монголоязычии с китайским префиксом «а») из окрестностей Пиньляня в 439 г н.э. в северную Монголию – Отукенскую чернь (густую тайгу – на монголоязычии), где большинство населения, вероятно, были киргизы.
Род южных хунну Ашина на новом месте в Отукенской черни весь V в. и первую половину VI в. был данником аварского кагана, тогдашнего гегемона  монгольских степей. Новые данники аварского кагана выплавляли ему железо и одновременно смешивались с киргизами из киргизского рода Со.  По языку новые поколения ашина, вероятно, до VII  в.н.э. были двуязычными, возможно, знали монголоязычие и киргизский (тюркский). Этноним «тургут-турк-тюрк», по нашему мнению, монголоязычный, легко, без натяжек, т.е. без расширения смысла, объясняется монголоязычным словом «тургэн – быстрый, скорый, спешный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 432], по-западнобурятски (старомонгольски) еще означает «одержимый – заболевший шаманской болезнью».
Однако, несмотря на очевидный факт, группу родственных языков, говорящих или использующих киргизскую лексику, грамматический строй и т.д., российские и европейские лингвисты по тем или иным причинам назвали тюркской. Мы полагаем, при названии группы языков тюркской, а не киргизской лингвисты и подавляющее большинство историков проигнорировали исторический момент, что тюркской группа языков, по нашему мнению, названа быть не может, поскольку киргизы  (хакасы), а не тургуты-турки положили в первоначальную основу группы языков свою лексику и т.д.
 Мы считаем, что основной причиной игнорирования  лингвистами и историками киргизов и киргизского языка при определении названия целой языковой группы явилась относительная слабость их по сравнению с тургутами-турками. Здесь, как говорят историки, видимо, «настоящее довлеет над прошлым», т.е. над умами историков и лингвистов XVIII-XIX вв. висела угроза и беспокойство, которые доставляли в XV-XVII вв. европейским народам турки.
Киргизы (киргизы и киргизы-кайсаки) после середины XV в. представляли лоскутные политические образования и никаких угроз и беспо-койств не то что европейским государствам, но и России не доставляли.
С учетом подобных исторических и политических обстоятельств составлялись различные классификационные списки так называемых тюркских языков. Например, в XX в. С. Е. Маловым был составлен классификационный список. В 1951 г. он опубликовал работу, в которой дал «Классификационный список всех тюркских языков (мертвых и живых) в историческом отношении» [Малов, 1951, с. 5]. Через четыре строки С. Е. Малов оговаривается и пишет: «Языки при этом классифицируются без детального уточнения в историческом аспекте» [там же, с.5].
С. Е. Малов, вероятно, исторический аспект киргизских (тюркских) языков во внимание не брал, игнорировал его и составил свой список без учета исторических фактов: «Признавая со всеми тюркологами, что восточные тюркские языки, вообще говоря, представляют более древнюю картину, древнее западных тюркских языков, я могу только сказать, что те языки являются древними, в которых больше сохранилось предполагаемых древних языковых фактов, так что новые: татарский язык или башкирский – это древнейшие языки, эту древность показывает и их новизна: видно, что они прожили уже большую и долгую жизнь, перетирались с другими соседившими языками (финскими, славянскими и другими, нам не известными), так что изначально, так сказать, они ничем не уступают в своей древности своим восточным собратьям-языкам, но в западных тюркских языках превалируют теперь уже многие новые элементы, заменившие собой древние. Здесь, в западных, больше звонких звуков, чем глухих; в середине слов между гласными и в конце слов произошло уже большое изменение: опереднение звуков; вместо задних согласных появились гласные и полугласные долгие, более переднего ряда. Здесь отсутствуют первоначальные долготы. Вот, по-моему, важные (далеко не все!) языковые признаки для характеристики этих западных языков, которые являются одновременно признаками новых языков, и обратное отношение в этих случаях мы имеем в древних тюркских языках.
Из соотношения букв древнетюркских рунических памятников вы-ходит, что в языке этих (и древних уйгурских) памятников приходится допустить фонетические комплексы звуков рт, лт, нт в разложимых корнях, т.е. здесь могло встретиться, например, не только алтун‘золото’ и алты ‘шесть’, но и алты (ал-ты) ‘взял’, а не алды, как во всех, можно сказать тюркских современных нам языках. Затем, здесь можно встретить не только ант ‘клятва’, как и теперь, но и анта (ан-та) ‘там’, не только арт ‘зад’, но и барты (бар-ты) ‘ходил’, вместо ожидаемых форм анда и барды.
В языке желтых уйгуров, естественных потомков древних уйгуров, со-храняются многие старые черты древнеуйгурского языка их былых предков» [Малов, 1951, с.5-6].
Из написанного С. Е. Маловым можно резюмировать, что он факты из истории попросту не брал во внимание, хотя декларировал, что список тюркских языков будет составлен с учетом исторических аспектов. Ниже приводим произвольно составленный С. Е. Маловым классификационный список тюркских языков: а) Древнейшие тюркские языки: булгарский                чувашский; уйгурский (желтых уйгуров) якутский; б) Древние тюркские языки: огузский (языки памятников), уйгурский (язык памятников древнетюркской рунической уйгурской письменности); тофаларский, хакасский; тувинский, шорский; в) Новые тюркские языки: азербайджанский, туркменский, гагаузский; уйгурский (уйгуров-мусульман), китайского или Восточного Туркестана); кыпчакский, печенежский, половецкий, чагатайский, саларский, чулымский; турецкий; г) Новейшие тюркские языки: башкирский, ойротский, казахский,                татарский (казанский, касимовский, мишарский, западносибирский), каракалпакский, киргизский, кумыкский (чувашский), ногайский,                якутский.
С.Е. Малов свой классификационный список тюркских языков разделил на четыре группы: а) древнейшие тюркские языки; б) древние тюркские языки; в) новые тюркские языки; г) новейшие тюркские языки. У неискушенного читателя может сложиться мнение, что «новейшие», значит, сложились совсем недавно, позже, чем древнейшие, древние и даже новые языки.
Киргизский язык –  один из древнейших языков в мире, носители которого несколько тысяч лет без изменения своего названия, являются обладателями этнонима – киргизы, отнесены С. Е. Маловым к новейшим тюркским языкам. Напрашивается вопрос, почему и зачем? На него нет ответа.
К древнейшим и древним тюркским языкам отнесены: булгарский, уй-гурский (желтых уйгуров), чувашский, якутский, огузский, тувинский, уйгурский (язык памятников древнеуйгурской письменности), шорский и хакасский. Рассмотрим обоснованность включения С. Е. Маловым в  классификационный список некоторых языков. Мы считаем, отнесение булгарского языка к древнейшим тюркским языкам не совсем верно. Именник булгарских ханов является единственным источником, на основании которого можно говорить, относится ли булгарский язык к тюркским. Ведь можно прочитать этот источник как по-тюркски, так и по-монгольски. И как быть с мнением известной болгарской ученой В. Цветковой, считавшей древних булгар частью древнего монголоязычного рода булгат?
Как быть с мнением средневекового мусульманского автора Ибн Хаукаля, который свидетельствует, что язык булгар и хазаров не похож на персидский и тюркский [D’Ohsson, 1828, р. 255], [1834-1835].
К древнейшим тюркским языкам С.Е. Малов отнес уйгурский (желтых уйгуров). Но среди них есть монголоязычные поселения в провинции Ганьсу, в Китае, их никак нельзя отнести вообще к тюркам.
Таких примеров, где язык народа отнесен к древнейшим или к древним, можно найти еще. 
С.Е. Малов более или менее правильным решением вопроса  в историческом отношении сделал вывод о хакасском языке. Он отнес хакасский язык, упомянутый в нарративных источниках под I в. до н.э. к древним тюркским языкам.
А.М. Щербак пишет: «Вопрос о классификации тюркских языков остается пока открытым, и сама постановка его сейчас была бы преждевременной, так как классификация должна быть скорее итогом данной работы, включая и сравнительную морфологию, чем ее началом. Только обобщение большого количества лингвистических фактов, относящихся к современному состоянию и к истории тюркских языков, а также учет исторических и этногенетических данных позволяет восстановить полную и достаточно ясную картину дифференциации тюркского праязыка и создадут необходимые предпосылки для выделения основных генеалогических и зональных групп древних и современных тюркских языков [Щербак, 1970, с.9].
А.М. Щербаку, беспринципному и противоречивому лингвисту, ничего не стоит отнести  к древним языкам следующие: «…древние – древ-неогузский, древнеуйгурский, булгарский, печенежский, куманский, карлукский, старотурецкий, староузбекский и т.д.» [там же, с. 9]. Спрашивается, где, в какой писанине А. М. Щербак прочитал, например, староузбекский? Известно, что узбеки разговаривали до XIV в. на монгольском и  только с XV в. началось образование узбекского народа. Может, А.М. Щербак относит к тюркам таджиков? Совсем другой компонент (составная часть) узбеков?
Далее А.М. Щербак, беспринципный соавтор эклектического Древне-тюркского словаря, продолжает: «В последние годы наряду с компаративистической (автор, вероятно, имеет в виду сравнительную – Ш.А.С.) алтаистикой постепенно развивается другое направление, сторонники которого подчеркивают важность исторических связей тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языков и обращают внимание не только на их сходства, но и на расхождения.
Известно, что сходства, обнаруживаемые в разных языках, не обязательно являются следствием их генетического родства. Нередко сближение языков независимо от характера первоначальных связей между ними, обусловлено их взаимопроникновением, степень и размеры которого зависят от разных обстоятельств и прежде всего от продолжительности и интенсивности контактов» [там же, с.11]. А. М. Щербак и др., вероятно, считают язык единственным показателем генетического родства. Если это так, то они ошибаются. Кроме сходства в языке, есть современные методы исследования крови, которые показывают степень родства народов с высокой степенью вероятности.
Считаем, наиболее правильным было бы, если бы лингвисты и фи-лологи, и некоторые историки, которые слепо идут за первыми, внимательнее относились к китайским нарративным источникам, других древних летописей, хроник и записей у нас нет и сделали бы надлежащий вывод, который устроил бы и историков, и лингвистов с филологами.
Вывод, вероятно, такой, что придется пересмотреть классифицирующие списки киргизских или тюркских языков. Например, то ли это киргизская, то ли тюркская группа, вероятность, что группа должна быть названа киргизской, мы считаем, наиболее высока. Ибо турки произошли от киргизов и хунну. Список группы, который удовлетворял бы всех – и историков, и лингвистов в соответствии с временем образования групп и языков, их возникновения, на основе каких народов и когда появился тот или иной народ, а не произвольно, якобы с «фонетическими комплексами звуков» и т.п., и т.д.
Также много вопросов возникает при рассмотрении генеалогической классификации тюркских языков Н. А. Баскакова, данную в приложении к монографии «Тюркские языки» (М., 1960), по которой, вероятно, обучаются студенты некоторых университетов России до настоящего времени.
Н. А. Баскаков, совершенно произвольно без учета исторических фактов и необоснованно зная, что язык хунну (гуннов) невозможно относить к тюркской группе, тем не менее, разделил тюркские языки на две хуннуские ветви: 1) западнохуннуская ветвь тюркских языков; 2) восточнохуннуская ветвь тюркских языков.
Н. А. Баскаков не удосужился в спорном языке хунну подвергнуть анализу хотя бы имеющиеся остатки хуннуского языка как по китайским, так и по византийским и латинским источникам. Он обнаружил бы, что западные и восточные хунну говорили примерно на 75% на монголоязычии и лишь на 6% – на тюркоязычии, остальные – китайские и другие слова. Язык западных хунну (гуннов), описанный византийцами и латинянами, был монголоязычным, лишь одно слово – тюркское и то спорное, как говорил Дёрфер, игра случая. Это слово «атакам» по-тюркски означает «отец шамана», а с монголоязычия переводится как «Атахан – завистливый, враждебный, твердолобый, азартный, конкурентный» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с.88]. Этноним «хун» переводится как «человек», а «хунну – люди, народ» [Лувсандэндэв, 1957, с. 574] и т.д.
Ниже приведем еще одну генеалогическую классификацию тюркских языков, которую составил Н. А. Баскаков.

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ТЮРКСКИХ ЯЗЫКОВ

А. ЗАПАДНО-ХУННУСКАЯ ВЕТВЬ ТЮРКСКИХ ЯЗЫКОВ
I. Булгарская группа
Древние языки
1) булгарский [булгар] – булгары, сувары, сабиры, авары;
2) хазарский – хазары
Современный язык
1) чувашский [чуваш] – чуваши низовые (анатри, анатри чуваш-сем], чуваши верховые [вирйал, вирйал, чувашсем].
II. Огузская группа
Древний язык
1) огузский язык X-XI в. [огуз] – огузы, он-гузы, токуз-огузы,
Современные языки
1) туркменcкий [тyркмэн] – текинцы [тэкэ], йомуды [йомут], гоклены [г;клэн], салыры [салыр], сарыки [сарык], эр-саринцы [эрсары], чаудоры [чоsдор];
2) трухменский [туркпэн, трухмэн] – трухмены (другие названия: туркмены ставропольские, туркмены северо-кавказские).
 Огузо-булгарская подгруппа
Древние языки
1) язык узов [огуз] – торки, ковуи, берендеи, турпеи, боуты, каспичи (другие названия: черные клобуки);
2) печенежский – печенеги (другие названия: черные клобуки).
Современные языки
1) гагаузский [гагауз] – гагаузы бессарабские; гагаузы задунайские: а) восточные или болгарские и б) западные, приморские или греческие; гагаузы македонские; гагаузы бешал-манские;
2) язык балканских тюрков – сургучи, караманлийцы, гаджалы, турки тоз-лукские, юруки или коняры, герловцы, кызылбаши.
3. Огузо-сельджукская подгруппа
Древние языки
1) сельджукский [селжyк];
2) староосманский [османлы];
3) староазербайджанский [азэри].
Современные языки
1) азербайджанский [азэри, аззрбайежан] – азербайджанцы, мугалы, казахские татары, кашкайцы, кызылбаши, терекеме, карапапахи (другие на-звания: азербиджанцы, азербейджанцы, тюрки, тюрки азербайджанские, татары закавказские, татары азербайджанские);
2) турецкий [тyрк] – турки (другие названия: турки анатолийские, турки османские, османцы, османы, турки оттоманские, оттоманы);
3) южнобережный диалект крымскотатарcкого язы- ка.

III. Кипчакская группа
1. Кыпчакско-половецкая подгруппа
Древний язык
кыпчакский до-и послемонгольский (=куманский или половецкий) [к,ыпчак, купшак, куман] – кыпчаки (другие названия: куманы, половцы, хардеши).
Современные языки
1) караимский [;арай] – караимы литовские, луцкие, галицкие, крым-ские;
2) к у м ы к с к и й [;уму;];
3) карачаевско-балкарский [;арачай, бал;ар//мал;ар] – карачаевцы, бал-карцы или балкары||малкары;
4) крымскотатарский [ноfай] – татары крымские, татары литовские, татары белорусские, крымчаки (другие названия. татары таврические, татары крымские северные или степные).
2. Кыпчакско-булгарская подгруппа
Древний язык
золотоордынский (западный).
Современные языки
1) татарский[татар] – татары поволжские: татары казанские [;азанлы], татары астраханские, татары касимовские или касимовцы, мишари [мишэр] и мbщеряки, кряшён, нагайбакн [наfайба;], тептяри [типтэр]; татары сибирские или западносибирские: татары туринские или туринцы, татары тюменские или тюменцы, татары ишимские или ишимцы, татары ялуторовские или ялуторовпы, татары иртышские, татары тобольские или тобольцы, татары тарские или тарлыки, бухарцы сибирские, татары чацкие, татары аринские или аринцы, татары барабинские или барабинцы [бараба], татары томские;
2) башкирский [баш;урт] – башкиры, тептяри [типт;р].
3. Кипчакско-ногайская подгруппа
Современные языки
1) ногайский [ноfай] – ногайцы, акногайцы, караногайцы (другие названия: ногайцы дагестанские, кубанские);
2) каракалпакский[;ар;калпа;,каралпа;] – каракалпаки хивинские или хо-резмские, каракалпаки ташкентские, каракалпаки ферганские или кокандские. каракалпаки астраханские;
3) казахский [;аза;] – казахи (другие названия: киргизы, киргиз-кайсаки, кайсак-киргизы, казак-киргизы);
4) кыпчакские диалекты узбекского языка.
IV. Карлукская группа
1. Карлукско-уйгурская подгруппа
Древние языки
1) уйгурский язык эпохи Караханидского государства (Махмуд Кашгарский: «Диван лугат-ат турк», Юсуф Хас-Хад- жиб: «Кутадгу билик»);
2) уйгурский язык послекараханидского периода (Ахмед Юкнакли: «Аибат ул-хакаик», Насрэддин Рабгузи: «Кыс-сас ул-анбия»).
2. Карлукско-хорезмийская подгруппа
Древние языки
1) карлукско-хорезмийский (Ахмед Ясави: «Диван-и хикмет» и др.);
2) золотоордынский (восточный) («Мухаббат-намэ» и др.);
3) чагатайский (XIII-XIV вв.);
4) староузбекский (другие названия: чагатайский джагатайский).
Современные языки
1) узбекский [;зб;к] – узбеки ташкентские, узбеки ферганские, узбеки бу-харские или бухарцы, узбеки кокандские. или кокандцы, узбеки хивинские или хорезмские, тюрки ферганские, кыпчаки ферганские, джагатайцы или чагатайцs, кураминцы [;урама], локайцы [ло;ай, лохай], сарты хивинские;
2) новоуйгурский [уйгур] – кашгарцы, илийцы, кульджинцы, турфанцы, яркендцы, хотанцы, хамийцы [цомул], таранчи, аксуйцы, салары, сары-уйгуры или желтые уйгуры, лобнорцы, хотонцы или хотоны.

Б. ВОСТОЧНОХУННСКАЯ ВЕТВЬ ТЮРКСКИХ ЯЗЫКОВ
I. Уйгуро-огузская группа
Уйгуро-тукюйская подгруппа
Древние языки
1) древнеогузский [огуз] – древние огузы (другие названия: тюрки го-лубые [как турк], тюрки древние, орхонские тюрки, тукю или тукюэ);
2) древние уйгурский [уйгур] – древние уйгуры (другие названия: тюрки древние).
Современные языки
1) тувинский [туба, тува] – тувинцы (другие названия: танну-тувинцы, сойоны, сойоты, урянхайцы);
2) тофаларский [тофа] – тофалары (другое название – каparасы).
2. Якутская подгруппа
Современный язык
якутский [caхa, са;а] – якуты, долганы (другое название – саха).
3. Хакасская подгруппа
Современные языки
1) хакасский [хаас] – качинцы [хаас], сагайцы (саfай],
бельтиры [билтир], кызылцы [хызыл], шорцы [шор]; койбалы или кой-бальцы [хойбал] (другие названия: татары или тюрки абаканские, татары енисейские);
2) шорский [шор] – шорцы, абалары или абинцы [аба], кондомцы, матурцы (другие названия: шоры, татары томско-кузнецкие, татары кузнец-кие);
3) язык чулымских татар [чулым] – чулымцы. кюэрик или кюэрикцы. кэ-ци//кезик (другое название – татары мелецкие;
4) камасийский [;анмажы] – камасинцы (другое название – кангадасы);
5) северные диалекты алтайского языка – губа, чалканцы. кумандинцы – см. алтайский язык;
6) сары-уйгурский язык – см. уйгурский язык.


II. Киргизско-кыпчакская группа
Древний  язык
древнекиргизский [;ыргыз] – древние киргизы (другие названия: енисей-ские киргизы, тюрки древние).
Современные языки
1) киргизский  [;ыргыз] – киргизы (другие названия: кара-киргизы [;ара-;ыргыз], буруты [бурут], киргизы дикокаменные);
2) алтайский [алтай-кижи] – алтайцы и маймалары [майма-кижи], телеуты [тэлэнут], теленгиты [тэлэнит] или чуй-цы, двоеданцы, калмыки чуйские [чуй-кижи], телесы [тэ;л;с]; куманлинцы [кубанды, куманды, куванды-кижи], лебединцы [;уу-кижи]; тубалары [туба, тува, тума-кижи] или черневые татары (другие названия: ойроты, алтайцы горные, калмыки белые, калмыки горные, калмыки алтайские» [Баскаков, 1960, с. 223-228].
Ряд вероятных исторических неточностей и спорных моментов в генеалогической классификации Н.А.Баскакова очевиден. Он противоречит китайским нарративным историческим источникам, никем не опровергнутым до сего времени, таким как Шицзи, Цяньханьшу, Хоуханьшу, Вэйшу, Таншу и многим другим династийным хроникам. Например, древнекитайские хроники Шицзи и Цяньханьшу прямо указывают, что в III в. до н.э. шаньюй Модэ «…на севере они (хунну – Ш.А.С.)  покорили владения Хуньюй, Кюеше, Динлин, Гэгунь и Цайли: почему-то старейшины и вельможи повиновались Модэ-шаньюю и признавали его мудрым» [Бичурин, 1950, т.1, c.50].
По Н. А. Баскакову выходит, хунну покорили сами себя, ибо он в своей классификации киргизов и хакасов делает как входящих и составляющих ветвь хунну. Это нонсенс, что хунну покорили сами себя.
Подобной точки зрения придерживается А.И. Мартынов: «Коренной перелом в истории древних народов Южной Сибири и в истории тагарской культуры произошли в результате прихода в Хакасско-Минусинскую котловину в начале второго века до н.э. части гуннского населения (гяньгуней), которые прервали историческое развитие тагарской культуры, способствовали распространению новых начал и привели к образованию таштыкской культуры, явившейся синтезом тагарских достижений и пришлых элементов» [Мартынов, 1969, с. 173].
А. И. Мартынову и ему подобным мы посоветовали бы повнимательнее читать источники.
Н. А. Баскаков из булгар сделал целую группу разных по происхождению народов и назвал всех без разбору тюркскими, например, хунну сабиров, авар, собственно булгар и хазар. Несмотря на свидетельство Ибн-Хаукаля, что язык булгар и хазаров не похож на персидский и тюркский [D’Ohsson, 1828, p.255], [1834-1835].
Анализ имен и титулов позволяет говорить, что они в Монголии и Европе были народом монголоязычным. Вероятно, авары прошли территорию современного Казахстана быстро, частично населенную киргизами, и не успели перенять киргизский язык, потому что авары в Европе говорили на монголоязычии. Об этом говорят имена и титулы авар и они умели переводить с языка хунну, об этом свидетельствуют византийские летописцы Феофилакт Симокатта и Кедрина, что язык европейских хунну сходен с аварским и что переводчиками с языка хунну могли быть авары [Шабалов, 2011, с. 364].
Н.А. Баскаков не придал никакого значения этнониму «хазар», который переводится с монголоязычия как «узда, уздечка» [Лувсандэндэв, 1957, с.498]. В Афганистане живет народ «хазарейцы», до недавнего про-шлого говорившие на монголоязычии, а ныне перешедшие на дари, разновидность фарси. Н.А. Баскаков, вероятно,  рассматривает народы как говорившие и говорящие на изначально данном языке, не рассматривая переход народа или его части на другой язык. Особенно легко расстаются с родным языком монголоязычные, язык которых необычайно слаб, о чем писали Б.Я. Владимирцов (2001), В. Котвич (1962) и др.
Н.А. Баскаков включил в огузскую группу под №3 сельджукский язык, по нашему мнению, совершенно не обоснованно с точки зрения истории. Мы считаем, сельджуки – это монголоязычное племя – сальжауты. Сальжауты в своем движении на запад прошли территорию, заселенную киргизами и киргизоязычными племенами и переняли в течение 2-3 веков киргизский язык в VIII-X вв. Сальжауты в незначительном количестве до недавнего времени оставались во Внутренней Монголии. Монголоязычные сальжауты, вероятно, и есть сельджуки.  Переводится этот этноним с монгольского «салжийх – склониться набок, наклониться» [Лувсандэндэв, 1957, с. 345], т.е. кривобокий. «Сальжаут» – множественное число слова «салжийх» [Шабалов, 2016]. Киргизоязычными сельджуки, вероятно, стали в Х в. н.э. Включение сельджуков в тюркскую группу, считаем, вероятно, всеобщим увлечением тюркским языком и тюрками в ущерб историческим фактам.
Продолжать анализировать и критиковать труд Н.А. Баскакова «Тюркские языки» можно долго, поэтому предлагаем свою классификацию генеалогии тюркских языков, которая учитывала бы вероятную историю киргизских (тюркских) языков (см. классификационную схему).

 













Мы видим с точки зрения исторической справедливости картину произвольного распределения по подгруппам у Н.А. Баскакова и др. Они не учитывают, что тюркские языки, в своей основе базируются на киргизском языке.
На наш взгляд, более справедливым с точки зрения истории следовало бы считать нижеследующий классификационный список группы киргизских (тюркских) языков.

КЛАССИФИКАЦИЯ КИРГИЗСКИХ (ТУРЕЦКИХ) ЯЗЫКОВ
(по А.С. Шабалову)

1. Древние киргизские языки
Киргизский, кипчакский, хакасский и дулатский.
2. Средневековые киргизские языки
а) раннесредневековые киргизские языки (VI-VIII вв.):
     тургутско-тугю-турецкий (туркменский), якутский;
б) средневековые киргизские языки (IX-XII вв.): уйгурский, туркменский, печенежский, башкирский, каракалпакский, азербайджанский, горно-алтайский;
в) позднесредневековые киргизские языки (XIII-XV вв.): казахский, узбек-ский, татарский, кумыкский, шорский, гагаузский, чулымский, ногай-ский, тофаларский, кумандинский
3. Киргизские языки нового времени (XV-XX вв.):
      тувинский, чувашский

 Тюркская группа языков, по нашему мнению, должна называться с точки зрения истории и последовательности возникновения киргизской, по-тому что народы, каким-либо образом сталкивавшиеся более или менее продолжительное время с киргизами или носителями киргизского языка перенимали, как правило, язык киргизов. Это были не только хунну (гунны), например, дулаты, но и другие разновидности монголоязычных народов, так же киргизский язык переняли самодийцы, некоторые финно-угры и ираноязычные усуни, скифы и др., кавказоязычные и т.д. Причиной перехода на киргизский язык представителей других народов является его простота и консервативность в употреблении. Простоту и консервативность киргизского языка по сравнению, например, с монголоязычием хорошо описали Б.Я. Владимирцов [2005], В. А. Котвич [1962] и др.
         Вернемся к нашему списку киргизских (тюркских) языков. Киргизский язык, мы считаем, еще раз повторяем и напоминаем читателю,  древнее тургутско-турецкого (тюркского) языка. Об этом свидетельствуют нарративные (письменные) источники – Шицзи и др. [Бичурин, 1950, т.1]. Киргизский язык возник в незапамятные, доисторические времена. Примерно в IV-II тысячелетии до н.э., чуть раньше египетских пирамид и является ровесником хунну (гуннов). Когда хунну (гуннов) китайцы назы-вали ханьюй, хуньюнь, жуны и т.д., киргизы были и, видимо, назывались цяньгунь-гяньгунь. В IV-II тысячелетии до н.э., вероятно, жили два брата, одного звали Ханьюй (хуньюнь, жун и т.д.), другого звали Гяньгунь – кыргый (ястреб). Наше мнение, с момента, когда «братья» разошлись и стали основоположниками двух родов, вероятно, следовало бы вести отсчет киргизского народа.
Мы составили генеалогическую таблицу с учетом истории возник-новения языков, основой которой является киргизский. По нашему мнению, ошибочно занятому в прошлом монголоязычным тургутско-тугю (тюркским) языком и лишь благодаря консервативности и простоте этот язык стал разновидностью киргизского языка. Киргизский язык, мы считаем, является основой всей так называемой тюркской группы языков и заслуженно должен занять свое место во главе иерархии языков этой группы.
Коротко поясним классификационную таблицу генеалогии киргизских (тюркских) языков.
Кыпчаки (кюеше) хоть и упоминаются в III в. до н.э. в китайских дина-стийных летописях Шицзи, Цяньханьшу, мы считаем их (кипчаков) подразделением киргизов, обитавших западнее последних. Подразделение киргизов – кипчаки, вероятно, выделились позднее, чем киргизы, от хунну и жили, возможно, на севере Алтая, на границе степи и лесов. Говорили, вероятно, на разновидности киргизского языка.
Хакасы выделились из киргизов в I в. до н.э. и упоминаются в ки-тайской хронике Цяньханьшу, видимо, говорили на киргизском языке и продолжают говорить на разновидности его до сего времени. Язык хакасов (киргизов) послужил, вероятно, основой якутского языка, возникшего примерно в VII-VIII вв.
Дулаты, вероятно, хуннуское племя, перешедшее вместе с киргизами в западные пределы (границы – Ш.А.С.) хунну, в современные территории Восточного Туркестана, Восточного Казахстана и Киргизии в III-II вв. до н.э. В I-II вв. н.э. дулаты, вероятно, возглавили движение (отступление) северных хунну под давлением южных хунну и китайцев на запад, в Европу. Видимо, дулаты в I-II вв. н.э. еще не перешли с монголоязычия на киргизский язык, потому что язык европейских хунну легко переводится с монголоязычия. Также дулаты-дуло возглавили движение части булгар на запад, оставшаяся часть дулатов в настоящее время составляет часть казахов, уйгуров, узбеков и других народов. Дулатский язык стал разновидностью киргизского примерно во II-V вв. н.э., а до этого, вероятно, говорили на монголоязычии.
Язык тургутов-тугю (тюркский) возник в VI в. на основе киргизского и монголоязычия южных хунну. Род Ашина, южные хунну, только в 439 г. н.э. переселился из окрестностей Пиньляня, вероятно, с разрешения аварского кагана на север Монголии в Отукенскую чернь, где жили киргизы. Род Ашина смешался с киргизским родом Со и в середине VI в. (551 г.н.э.) образовали государство Тургутов, а до этого были плавильщиками и поставщиками железа аварскому кагану. Государство тургутов было, вероятно, полиязычным, восточная часть говорила на монголоязычии, а западная – на киргизоязычии. Сами тургуты как смешанные (метисы) владели, видимо, как монголоязычием, так и киргизским; знать, возможно, знала китайский и иранский языки. К векам VII-VIII н.э. западные тургуты (турки), вероятно, окончательно перешли на киргизский и способствовали распространению киргизского языка среди хойху (огузов) и других племен. Поэтому хойхуские (огузские) племена, оставшиеся в Центральной и Восточной Монголии, до сего времени монголоязычные, например, булгаты, байгу-баргуты и др., а хойхуские (огузские племена), ушедшие на запад, все перешли на киргизоязычие, например, азербайджанцы, уйгуры, туркмены и другие племена.   
Язык башкир уже упоминается в XI в. у Махмуда Кашгарского в его знаменитом «Диван лугат ат турк» как уже обособившийся и самодостаточный язык, но он был, вероятно, основан на киргизском языке. По нашему мнению, башкирский и печенежский языки (язык кара-калпаков  – черных клобуков), берендеев и т.д. возник выделением из кипчаков и кир-гизов.
Язык сельджуков (турков Малой Азии) и турок османов (современный турецкий) возник примерно в Х в. за счет смешения монгольских племен – сальжауты, баяты, баяндуры и пр. с киргизами, тургутами, иранцами, хойху-огузами, греками, грузинами (лазами) и другими народами. Сейчас самый большой компонент крови турков (тюрков) – греческий – составляет примерно 40%. Современные турки состоят из монголов (от 8 до 20%). Но язык современных турков в своей основе состоит из киргизского языка.
Языки современных казахов, татар, узбеков, кумыков, карачаевцев, но-гайцев и др. сформировались в первую очередь за счет киргизского языка, который является базой этих языков, передавший им основной лексический фонд, грамматический строй и пр. Язык кипчаков, считаем, в основе своей киргизский, но кипчакский язык сыграл большую роль в переходе с монголоязычия куманов (каев), татар, хойху (огузов), мангутов, аргынов, джалаиров, кереев (кереитов) и т.д. Казахский, татарский, узбекский и другие языки, кроме, дулатского возникли, вероятно,  в послемонгольскую эпоху (в ХV-ХVI вв.).
Письменность киргизов. Памятники средневековой письменности ени-сейских киргизов были обнаружены русскими землепроходцами еще во времена Петра I (на русском престоле 1689-1725 гг.). Напомним читателю, памятники киргизской письменности мы называем средневековыми, а не древними, потому что история всего человечества периодизируется, по нашему мнению, одинаково. Граница между древностью и средневековьем проходит в V в. с окончанием Великого переселения народов, начатого хунну-украми. Хунну-укры, защищая славян в 375 г., разгромили готов. Готы и другие германские племена смяли Римскую империю, в панике убегая от хунну-укров. Западная часть Римской империи в 476 г. была взята германским вождем, этническим ругом-русом Одоакром и перестала существовать как рабовладельческое государство, унижающее человеческое достоинство.
Стараться делать историю киргизов и других народов путем прибав-ления эпитета древний, мы считаем, ни к чему. Киргизы, русские и другие народы в этом не нуждаются. Есть древние китайские, греческие, латинские и другие источники, которые дают более или менее объективную картину древности того или иного народа.
Французы, англичане и другие народы,  появившиеся в результате Великого переселения народов, начавшегося в 375 г. н.э., когда хунну-укры потеснили германские народы в пределы Римской империи,  т.е. в средневековье, ничуть не хуже древних греков, китайцев, киргизов и других народов.
Вернемся к средневековым памятникам киргизской (тюркской) письменности, историю открытия и прочтения которых описал С.Е. Малов еще в 1951 г.: «Первые сведения о памятниках тюркской рунической письменности у нас имеются со времени Петра I. Из русских любознательных людей пepвые сведения о памятниках рунической письменности сообщил служивый человек Ремезов. Позже известия о данных памятниках встречаются и в сочинениях пленного шведского офицера Иоганна Страленберга, сообщившего о камнях с неизвестными надписями в бассейне реки Енисея; дает о них сведения и ученый Мессершмидт.
С  течением времени материал об этих памятниках с надписями накапливался, но никто не мог их прочитать; никто не знал народа, ставившего эти памятники, и проч. В первой четверти XIX столетия Григорий Спасский опубликовал в издаваемом им журнале «Сибирский вестник» сведения об этих камнях, которые накопились к тому времени. Эта его статья была переведена на латинский язык и стала доступна ученым дру-гих стран.
В 1889 г. финские ученые издали атлас енисейских надписей. Они до открытия алфавита этих памятников были склонны приписывать памятники енисейской культуры финскому народу. Как впоследствии оказалось, их мнение было ошибочно в отношении этих памятников. В том же 1889 г. русский исследователь Н. М. Ядринцев далеко от мест прежних находок памятников с загадочными письменами в Монголии, в долине Кошо-Цайдам, на берегу р. Орхон (впадает в р. Селенгу, а Селенга – в Байкал), – нашел громадные сравнительно с енисейскими памятники, причем надписи были двуязычные. Кроме неизвестных знаков были на этих памятниках и китайские надписи. Из этих китайских текстов узнали, что, например, один (двуязычный) памятник поставлен в честь
тюркского хана и его брата в 732 г.
Если раньше эти памятники с неизвестными письменами, найденные у бассейне р. Енисей, назывались енисейскими, то теперь, после находок  Н.М. Ядринцева, они стали называться орхонскими или орхоно-енисейскими. Но так как с течением времени, как увидим ниже, места находок все увеличи-вались, и территория распространения этих памятников далеко вышла за пределы Монголии и бассейна р. Енисей, то стали называть эту письменность, по сходству ее с европейскими рунами, руноподобной или тюркско-рунической письменностью. Первые землепроходцы, нашедшие эти памятники в Сибири, называли их руническими.
По следам Н. М. Ядринцева в 1890 г. была снаряжена на р. Орхон в Монголию археологическая экспедиция финнов, а в 1891 г. туда же – экс-педиция академика В. В. Радлова от Академии наук из С.-Петербурга.
В 1892 г. опубликованы результаты этих двух экспедиций в виде двух больших атласов со снимками неизвестных надписей, планами развалин, гео-графическими картами и проч. Теперь у ученых появилась возможность пы-таться прочитать эти неизвестные надписи. Прочитать их посчастливилось датскому ученому проф. Вильгельму Томсену в 1893 г. Наш академик В. В. Радлов тоже занимался расшифровкой этих надписей, и ему удалось ко времени открытия В. Томсена определить до полутора десятка букв из большого числа неизвестных алфавитных знаков. Если до В. Томсена ученые пытались читать эти неизвестные надписи с берегов Енисея и Орхона при помощи существующих и существовавших, им известных, алфавитных знаков, то В. Томсен пошел совсем по другому пути. В. Томсен как бы отстранил от себя все алфавиты. Он пытался самым детальным образом сначала изучить соотношения одних букв с другими. Для В. Томсена при этом выяснилось, что некоторые буквы могут быть в близком соседстве с рядом других букв, другие же нет. Это привело В. Томсена к мысли о делении букв на два класса по числу звуков переднего и заднего ряда. А все это вело мысль к строю тюркских языков. Углубляя свое изучение неизвестных букв, В. Томсену удалось выделить из больших «орхонских» надписей слова: тюрк, тенгри и др,  и, наконец, 25 ноября 1893 г. ему удалось найти полный ключ ко всему алфавиту этих, до того неизвестных, надписей с берегов Енисея и Орхона.
В. В. Радлов, пользуясь открытием В. Томсена, первый дал перевод этих больших надписей. Памятник на берегу Орхона, открытый Н. М. Ядринцевым, оказался поставленным в честь тюркского кагана Могиляна (ум. в 734 г.)  и его брата принца Кюль-Тегина (ум. в 732 г.).
Так был найден новый источник для истории кочевых государств, о которых раньше черпали сведения только из китайских летописей; но главным образом они ценны для нас со стороны своего языкового мате-риала.
Много можно получить из этих памятников материала и этнографического характера. Прежде всего – о погребальных обычаях. Над могилой тюркских ханов ставились обелиски с подробным некрологом умершего хана, около обелиска ставились в ряд балбалы, т.е. каменные статуи людей, которые принято у нас в археологической литературе называть «каменными бабами». Ставились они у могилы хана по числу убитых им его главных врагов. Так закреплялась служебная связь в загробном мире этих убитых со своим победителем. По тексту памятников можно познакомиться со всем государственным строем тюрков VIII в., их религией и пр. Интересно, что на памятниках встречаются такие выражения, как смотря на него (т.е. на памятник), знайте вы (т.е. учитесь), славные тюркские начальники и народ...», «Помните, смотря на него...» и т. п. Значит, составители памятника рассчитывали на читателей-тюрков, к которым они обращались в своих памятниках.
В 1891 г. на берегу р. Онгин Н. М. Ядринцевым был открыт большой памятник, который и называется «Онгинским».
В 1897 г. Д. А. и Е. Клеменцы на берегу р. Селенга у почтовой станции Налайха нашли большой памятник в честь Тоньюкука, советника трех тюрк-ских ханов: Эльтериша (ум. в 692 г.), Капагана (ум. в 716 г.) и Могиляна (ум. в 734 г.).
В 1896–1897 гг. в бассейне р. Талас (Казахская республика), около г. Аулие-ата, теперь г. Тараз, В. А. Каллауром и финляндским археологом Гейкелем (вместе с Мунком и Доннером) было найдено пять камней с рунами (V – VI вв.). Переведены и изданы В. В. Радловым, П. М. Мелиоранским, А. Гейкелем, Ю. Неметом и С. Е. Маловым.
Из южнорусских степей имеются в Государственном Эрмитаже отдель-ные камни с руноподобными буквами-знаками и глиняный сосуд. Находки с рунами в виде блюд, сосудов, пряжек и прочего встречаются на Алтае, в Хакасии и Туве.
В Бурятии найдено пряслице (два камня) с небольшой надписью, кото-рую прочитали М. Резанен и С. Е. Малов.
В Венгрии в 1799 г. в селении Святого Николая был найден большой клад золотых сосудов с руническими надписями. Буквы надписей в неко-тором отношении были сходны с буквами таласских памятников. Надписи на золотых сосудах прочитал  Ю. Немет. Он отнес эту письменность к началу X в. и приписал ее печенегам.
В Государственном Эрмитаже имеется деревянная палочка с руническими знаками из селения Ачик-таш (Александровский, теперь Киргизский, горный хребет). Казалось бы, что самым подходящим материалом для такого рода письма, каким является тюркско-руническая письменность, будет дерево, но время, надо думать, уничтожило и не сохранило нам эти «резы» на таком несовершенном материале, как дерево. Палочка пока является единственной. Надпись на ней прочитана С. Е. Мало-вым.
Одним из результатов археологических изысканий в Китайском Турке-стане перед первой империалистической войной (1914–1918 гг.) явилась находка редчайших бумажных фрагментов с тюркскими рунами.
Это прежде всего небольшая книжечка (до 100 стр.), найденная в Дун-хуане археологом А. Стейном и изданная и переведенная Томсеном. Сочинение это – шаманского содержания: приметы и поверья. Там же найдено несколько фрагментов юридического содержания в плохой со-хранности.
Академиком С. Ф. Ольденбургом вывезен тоже один юридический документ из Турфанского оазиса, писанный тюркскими рунами. Памятник издан и переведен академиком В. В. Радловым.
Несколько бумажных фрагментов с рунами из Турфанского же оазиса добыты (из сел. Туюк и Идикут-шегри) Прусской археологической экспедицией. Фрагменты – манихейского содержания, один листок содержит описание магических свойств камней (магическая минералогия) – опубликованы В. Томсеном, А. Лекоком и Ф.В.К. Мюллером [Малов, 1951, с. 11-14].
Из истории открытия и прочтения средневековых киргизских (тюрк-ских) памятников отметим два момента. Первый – киргизские памятники средневековья были найдены не только на Енисее и в бассейне р. Талас, но и в Восточном Туркестане, подтверждая предположения, высказанные Ч.Ч. Валихановым, А.Х. Маргуланом и др., что киргизы в древности и средневековье смешанно жили в Восточном Туркестане. Второй – в долине р. Талас В. А. Каллауром и финляндским археологом Гейкелем вместе с Мунком и Доннером были найдены предметы с киргизскими рунами V-VI вв., когда тургуты-тугю-турки (тюрки) еще только образовались в племя на основе монголоязычного рода Ашина и киргизского рода Со. Тургуты-турки в то время, V-первая половина VI вв., не могли появиться в долине р. Талас, они жили далеко на северо-востоке в Отукенской черни. Находки V-VI вв., найденные  в бассейне р. Талас, как пишет С.Е. Малов, были переведены с киргизского языка и изданы В. В. Радловым, П.М. Мелиоранским, А. Гейкелем, Ю. Неметом и С.Е. Маловым. С.Е. Малов писал: «Несколько слов об отношении языка древних памятников к современному киргизскому языку.
Было ошибочным считать, что современный киргизский язык и язык памятников V в. имеют сходство.
С другой стороны, нельзя утверждать, что эти языки качественно отличны друг от друга.
В чем состоит их сходство? В том, что у них один и тот же грамматиче-ский строй и основной словарный фонд» [Малов, 1952, с.7-8].
Мы считаем, С.Е. Малов совершенно справедливо писал и он абсо-лютно прав, что киргизский язык Таласской долины и енисейских киргизов качественно не отличаются друг от друга. Киргизы Таласской долины в V в. н.э., где больше всего находят памятников, написанных на киргизском языке, и киргизы на Енисее, где находят памятники VI-VII вв. н.э, чуть позже, чем в бассейне Таласа, говорили на одном языке, у них «один и тот же грамматический строй и основной словарный фонд».
В отношении времени, когда были изготовлены киргизские рунические надписи на памятнике №5 и деревянной палочке из долины р. Талас, С.Е. Малов поддержал археологов А.Гейкеля и Г. Ретциуса: «…археологи Г. Гейкель и Г. Ретциус (Retzius) предметы из могил под камнями с рунами датируют V в. Я не вижу причин отвергать и эту дату» [Малов, 1959, с.63]. Мы считаем, С.Е. Малов совершенно правильно поддержал Г.Гейкеля и Г. Ретциуса. Датировка археологов, как правило, бывает верной.
Примерно такую же датировку киргизских памятников раннего средневековья (VI-VII вв.) дает А. Н. Кононов: «Древнейший тюркский рунический алфавит в основе своей восходит к буквенному письму арамейского происхождения, заимствованному тюрками у ираноязычных народов Средней Азии через посредство пехлевийского, хорезмийского и согдийского алфавита, в той его разновидности, которой написаны “старые согдийские письма” и Дуньхуана. Естественно согдийское курсивное письмо в процессе приспособления его к особенностям фонетического и морфологического строя тюркских языков претерпело значительные изменения. Место и время возникновения рунического письма остается пока нерешенным вопросом. Специалисты, основываясь на трех уставах руни-ческого письма, считают, что рунический алфавит пережил три этапа своего развития: 1) архаический (памятники Семиречья, VI-VII вв., Енисея VI-X вв.); 2) классический (памятники второго Каганата, первая половина VIII в.); 3) поздний (памятники эпохи Уйгурского каганата, вторая половина VIII-IX вв.; из Восточного Туркестана, IX в.)» [Кононов, 1980, с.23].
А.Н. Кононов совершенно справедливо писал, что описываемый нами рунический алфавит восходит к буквенному письму арамейского происхождения. Мы с А.Н. Кононовым не совсем согласны, что алфавит заимствован тюрками у ираноязычных народов Средней Азии. Киргизский рунический алфавит мог быть заимствован киргизами непосредственно у евреев, которые контролировали Великий шелковый путь от Китая до Ви-зантии в то время.
Также мы не согласны с А.Н. Кононовым  др. датировать руническое письмо киргизов VI в. н.э., ведь тургуты-тюрки появились в Средней Азии в последней трети VI в. Точная датировка радиоуглеродным методом, надеемся, даст ответ. В V-второй трети VI вв. из так называемых тюркских, а на самом деле киргизских народов, вероятно, были только киргизы. Хунну-дулаты только избавились от своего монголоязычия и вряд ли были способны  заимствовать у евреев  или ираноязычных народов алфавит. Если заимствовали, то почему они передали алфавит енисейским киргизам, а не тургутам-туркам? Тургуты-турки получили алфавит и стали пользоваться им только в VII в. н.э. да и то к концу века.
Получается явный диссонанс, из этой хронологической непоследовательности можно выйти только признав наше предположение и то, что написано в Таншу: «Владение Хягас некогда составляло западные пределы хуннов» [Бичурин, 1950, т.1, с.351].
В своей работе «Грамматика языка тюркских рунических памятников VII-IХ вв.» А.Н. Кононов, ссылаясь на С.Г. Кляшторного, дает историко-политическую классификацию рунического письма, где таласские и ферганские надписи датированы VI-VIII вв., но поставлены под №4, а ор-хонские надписи датированы VII-VIII вв., поставлены под №1. Енисейские и Суджинские надписи поставлены под №2 без указания даже приблизительной даты. Спрашивается, где же история? Почему такое вольное обращение с историей и хронологией допускали уважаемые А.Н. Кононов и С.Г. Кляшторный?  Ниже приводим классификацию рунического письма по А. Н. Кононову: «Локальной, или региональной, группировке памятников рунической письменности соответствует их историко-политическая (этническая) классификация, которая, согласно С. Г. Кляшторному, представляется в следующем виде.
1. Памятники Восточнотюркского каганата; к ним относятся
орхонские надписи (VII–VIII вв.) и алтайские (VIII в.; мелкие,
возможно, и VII в.).
2. Памятники Кыргызского государства представлены енисейскими и Суджинской надписями.
3. Памятники Курыканского племенного союза (VIII–X вв.)
представлены Ленско-Прибайкальской группой надписей.
4. Памятники Западнотюркского каганата представлены таласскими и ферганскими надписями (VI–VIII вв.).
5. Памятники Уйгурского каганата в Монголии представлены Селенгинским камнем и Карабалгасунской надписью (вторая половина VIII–начало IX в.).
6. Памятники Уйгурского государства в Восточном Туркестане (IX-X вв.) представлены текстами на бумаге («Гадательная книга») и настенными надписями из Турфана.
7. Памятники Хазарского каганата и Печенежского племенного союза представлены восточноевропейской руникой, Таласской еловой палочкой и некоторыми другими.
Жанровая принадлежность рунических надписей представлена
следующими шестью группами (Кляшторный, с. 53-54).
1. Историко-биографические надписи: в честь Могилян-хана, Кюль-тегина, Кули-чура, надпись Тоньикука, Онгинский, Селенгинский, Суджин-ский, Карабалгасунский камни и др.
2. Эпитафийные надписи – надмогильные надписи Енисея, Таласа, Тувы, Хакасии.
3. Надписи на скалах, камнях, строениях (Хойто-Темир и др.).
4. Магические и религиозные тексты: «Гадательная книга», трактат о магических свойствах камней и др.
5. Юридические документы на бумаге из Дуньхуана и Турфана.
6. Метки на бытовых предметах» [Кононов, 1980, с. 22].
С. Г. Кляшторный, на которого, по нашему мнению, неудачно ссылался А.Н. Кононов, отличался крайним субъективизмом в изложении алтайских народов. Он, вероятно, пытался внести путаницу в историю возникновения, движения и смешения алтайских народов. Был догматичен в изложении истории тюркских и монгольских народов, вероятно, считал, что турки и уйгуры всегда являлись тюркским народом, слушать не хотел, что тургуты-тугю-турки и уйгуры-югуры первоначально являлись монголоязычным народом, под влиянием киргизов они перешли на тюркоязычие (киргизоязычие). При отсутствии аргументов С.Г. Кляштор-ный переводил разговор на другую тему. Он, не зная ни одного тюркского (киргизского) и монгольского языков, почему-то считался большим специалистом в области тюркологии. Он пробыл в Монголии 20 с лишним сезонов  в археологических экспедициях, достаточно для изучения монгольского языка, однако он не мог построить  элементарное предложение, такой человек руководил монголоведением в г. Санкт-Петербурге.
Так, в вышеприведенном историко-политическом классификационном списке тюркского (киргизского) рунического письма С. Г. Кляшторный под №1 отводит место Памятникам Восточнотюркского каганата конца VII-VIII вв., под №4 памятникам Западнотюркского каганата, представленных, по словам С.Г. Кляшторного, таласскими и ферганскими надписями, датированными им VI-VIII вв.  Но Западнотюркский каганат в Семиречье и Средней Азии установил господство в последней трети VI в. До середины VI в. (551 г.) турки обрели независимость от авар, а до этого были данниками кагана авар. А таласские памятники рунического письма появились, по мнению А. Гейкеля, Ретциуса, С. Е. Малова и др. в V в. н.э.
Считаем, приведенный историко-политический классификационный список тюркского, а на самом деле киргизского рунического письма, со-держит ряд неточностей, с точки зрения истории, как и вышеприведенный  классификационный список тюркских языков С.Е. Малова.
Л. Р. Кызласов и И. В. Кормушин, вероятно, увидев противоречие между датой возникновения Тюркского каганата (вторая половина VI в., вскоре, в конце VI в. каганат распался на Восточный и Западный) и датировкой таласских рунических надписей на киргизском языке (V в. н.э.) пытались передвинуть дату рунического письма. Нижней границей даты рунического письма Л. Р. Кызласов и И.В. Кормушин сделали IX в., но И.А. Батманов и А.С. Аманжолов их опровергли. Об этом А. Н. Кононов писал: «Л. Р. Кызласов на основании типологического анализа тамговых знаков датирует “все основное количество памятников енисейской письменности… второй половиной IX и X веков” и считает возможным  отнести их “к числу памятников древнехакасской знати”.
И. В. Кормушин, основываясь на данных рунической палеографии, пришел к заключению, что “все без исключения енисейские памятники написаны позже первой трети или даже первой половины IX в. Это их общая нижняя граница”.
По мнению И. А. Батманова, к которому присоединился А. С. Аманжо-лов, утверждения, что “тюркское руническое письмо на Енисее и Таласе появилось позже, чем на Орхоне, представляются недостаточно обоснованными”» [Кононов, 1980, с. 19-20].
А.С. Аманжолов исследовал надписи на предметах, написанных, по его мнению, руническим письмом, и отнес их к V-IV вв. до н.э. А.М. Щербак не согласился с такой датировкой нижней границы руники: «Известна также попытка установить нижнюю границу использования руники где-то на рубеже V-IV вв. до н.э. путем отнесения к древнетюркским памятникам надписей на серебряной чашечке из долины реки Или и на костяной бляхе из долины реки Иртыша “символа небесного оленя-солнца”. Наибольшую активность в раннем датировании формирования тюркского рунического алфавита (“не позже середины I тысячелетия до н.э.”) проявляет А.С. Аманжолов, легко отвергающий точки зрения всех предшественников и в категорической форме, без каких-либо доказательств, приписывающий надежность и непогрешимость своим расшифровкам указанных выше надписей. Можно с уверенностью сказать, что надпись на бляхе не просматривается ни с какой стороны, а надпись на серебряной чашечке в ее фактическом (не стилизованном) виде не воспринимается как обычный рунический текст. Что касается заявления А.С. Аманжолова о том, что тюркский рунический алфавит восходит непосредственно, по-видимому, к какому-то раннему логографическому или алфавитному письму III-II тысячелетий до н.э., то оно не имеет под собой никакой почвы, является откровенно спекулятивным» [Щербак, 2001, с.44-45]. А. М. Щербак в своих суждениях весьма категоричен, не проведя исследований, в частности радиоуглеродного анализа, мы думаем, он излишне самоуверенно заявляет о спекулятивности заявления А.С.Аманжолова. 
Большинство таких российских востоковедов XIX-XX вв., как В. В. Радлов. П.М. Мелиоранский, С.Е. Малов и др. датировали памятники кир-гизского рунического письма V-VII вв. Об этом А. Н. Кононов писал: «Енисейские памятники – примерно 85 надписей – открыты в верховьях р. Енисей, в Тувинской АССР, Хакасской автономной области и Минусинском районе Красноярского края.
Енисейские (равно как и Таласские) памятники не содержат прямого указания на время их создания. Ранние из енисейских надписей В.В. Радлов датировал концом VII-началом VIII вв., П.М. Мелиоранский, опираясь на “несомненно более архаичный характер” енисейской письменности в сравне-нии с орхонскими памятниками, датировал их VI-VII вв. С.Е. Малов условно датировал енисейские памятники V-VI вв.» [Кононов, 1980, с.19].
Мы считаем, наиболее правильным сделать радиоуглеродный анализ деревянных палочек с руническими киргизскими письменами, найденными в бассейне р. Талас. Это положило бы конец предположениям, какая надпись сделана раньше: Таласская, Енисейская или Орхонская. Мы считаем, что Та-ласские надписи наиболее архаичны, т.е. древнее, а их датировка V в. наиболее вероятна.
Рунические надписи, что таласские, что енисейские, что орхонские, были сделаны единой письменностью с небольшой разницей, в едином грамматическом строе, на едином языке. Был употреблен единый словарный фонд, что в таласских (V в.), что в енисейских (VI-VII вв.), что в орхонских (VII-VIII вв.) памятниках. Таласские надписи на памятниках с единой письменностью по времени изготовления являются самыми старыми, что свидетельствует, что письменность у киргизов появилась впервые в Таласской долине. Киргизы Таласской долины распространили письменность, перенятую, вероятно, у евреев или согдов до памятников бассейна Енисея и лишь затем в конце VII-начале VIII вв. переданную на р. Орхон, где в то время жили тургуты-турки.
Тургуты-турки в V в. в Таласской долине и вообще в Средней Азии, в частности в Семиречье, никак не могли появиться, потому что тургуты-турки до середины VI в. (вплоть до образования тургутского государства) были данниками аварского кагана, господствовавшего в степях Монголии.
Количество мест находок с течением времени увеличивалось. Надписи на них были сделаны письменностью, сходной с европейскими рунами, поэтому и назвали их «тюркской рунической письменностью». В действительности, надписи таласских, енисейских и орхонских памятников, по нашему мнению, должны быть названы «киргизской рунической письменностью» по имени ее авторов, так же как группа родственных на-родов по языку должна быть названа киргизской, а не тюркской.
В 1896-1897 гг. в бассейне р. Талас В. А. Каллаур и финский археолог Гейкель вместе с Мунком и Доннером нашли пять камней с киргизскими (тюркскими) рунами, датированными Гейкелем и др. V-VI вв. (курсив – Ш.А.С.) [Малов, 1951,с.13].
Предметы с киргизскими надписями находили во многих местах, даже в Венгрии. Буквы венгерских находок были сходны с буквами таласских памятников, их прочитал Ю. Немет. Он отнес клад и письменность к началу Х в., а принадлежность письменности Ю. Немет определил как печенежскую [там же, с.13].
Для нас остается загадкой следующее. В середине XIX в. китайские ди-настийные хроники, касающиеся хунну, киргизов, тургутов-турок, монголов и т.д., и т.п. в основном были переведены на русский язык выдающимся российским ученым Н.Я. Бичуриным, а Хиртом на немецкий язык.
В этих переводах черным по белому написано,  что киргизы на много веков старше тургутов-турок (тюрков). Тургуты-турки только к VI-VII вв. перешли на киргизский язык, а до этого были разновидностью монголоязычных хунну (гуннов). Во второй половине VI в. (551 г.) платили дань кагану аваров железом. В V-до второй половины VI вв. тургуты-турки, по нашему мнению, не выходили за пределы Отукенской черни, а киргизы вовсю пользовались письменностью, перенятой у евреев или согдов.
Тургуты-турки стали пользоваться киргизской письменностью, этим достижением цивилизации, только к концу VII-началу VIII вв.
Думаем, над умами ученых историков и лингвистов XVIII-XX вв. довлело, вероятно, настоящее – сложившийся стереотип, что турки – самый главный народ во всей тюркской группе языков. Турки беспокоили Европу и окружающие народы вплоть до XVIII-XIX вв., а киргизы по воле исторической судьбы в то время были лишь составной частью Российской империи. Вероятно, в умах ученых сложилось мнение, что тургуты-турки всегда говорили одним и тем же языком и всегда беспокоили и играли заметную роль в жизни Европы и окружающих народов.
По прошествии почти двух веков нам приходится поднимать вопрос об исторической справедливости.
По нашему мнению, письменность, вероятно, не была дулатской. Дулаты, возможно, не могли создать руническое письмо, основанное на арамейском алфавите. Мы считаем, дулаты к V в. н.э., во-первых,  возможно,  не совсем перешли на киргизский язык. Они, вероятно, еще оставались монголоязычными или двуязычными. Во-вторых, если письменность была бы изобретением дулатов, а не киргизов, спрашивается, зачем первым с Семиречья и Алтая передавать свое изобретение в виде алфавита киргизам на Енисей? В-третьих, дулатам перейти на киргизский язык препятствовали, вероятно, авары, в то время не кавказоязычные, а монголоязычные. Завоевательные походы аваров-эфталитов [Пуллиблэнк, 1986], в то время, подчеркиваем, монголоязычных, в Среднюю Азию, Афганистан и Иран, вероятно, требовали общения на монгольском. В-четвертых, дулаты, возможно, уступали киргизам в численности. Вероятно, дулаты во II в.н.э. возглавили движение хунну (гуннов) в Европу, значительная часть их ушла на Запад. В IV в. часть дулатов (дуло) возглавила движение булгар на запад, что отмечали Н. Аристов, А.Н. Харузин и др. По этим причинам маловероятно, чтобы руническая письменность была дулатской, она киргиз-ская. Киргизы в то время (V-VI вв.) жили от Енисея до современной Киргизии, включая Западную Монголию, Восточный Туркестан и Восточ-ный Казахстан. Жили киргизы в западной Монголии, Восточном Казахстане и Киргизии смешанно с другими народами: аварами (жуань-жуанями), тургутами-турками, усунями, дулатами, саками и другими народами, смешиваясь (ассимилируя) и передавая язык и прочие культурные достижения.
Самый первый памятник на тургуто-турецком языке датируется концом VII-первой половиной VIII вв. Более ранних памятников и других артефактов нигде нет, а Таласские памятники, написанные той же рунической письменностью, единым языком, что Орхонские памятники, датируются V-VI вв. [Малов, 1951, с.13].
Енисейские памятники датируются примерно VI-VII в. Следовательно, тургуто-турки переняли руническую письменность у киргизов примерно в конце VII-первой половине VIII вв. Вероятнее всего тургуто-турки переняли или позаимствовали письмо у енисейских киргизов, а те, в свою очередь, приспособили под киргизский язык арамейский алфавит, который получили от киргизов, проживавших с III-II вв. до н.э. в бассейне р. Талас. Последовательность событий и фактов приобретения киргизами и тургуто-турками рунического письма приводит к выводу, что тургуто-турки второго каганата в конце VII-первой половине VIII вв. позаимствовали письменность, созданную киргизами в V-VI вв. н.э. То, что именно киргизы Таласской долины в V-VI вв. были пионерами в деле адаптации арамейской письменности к особенностям своего языка, у нас сомнения не вызывает.


Глава 10. ПЛЕМЕНА ХУНЬЮЙ, ДИНЛИНОВ
и ЦАЙЛИ-СИНЛИ

Хуньюй. Хунюй, судя по названию, вероятно, племя монголоязычное, т.к. по-монгольски «хун» означает «человек» [Лувсандэндэв, 1957, с. 547], а с прибавлением аффикса множественного числа «ну», «нут» «люди, народ».
Хуньюй, вероятно, народ монголоязычный, близкий к современным монголам. Возможно, племя хуньюй проживало севернее хунну, предположительно западнее оз. Хубсугул, восточнее оз. Хиргис-нур, но южнее хребта Тану-ола, т.е. южнее киргизов. Ко времени создания империи хунну шаньюя Модэ племя хуньюй проживало отдельно, т.е. в состав госу-дарства хунну не входили, хотя и были близкородственны с хунну, вероятно, разговаривали на одном языке, но с диалектными различиями. У нас нет сведений о том, как проживало племя хуньюй в составе хуннуской державы от присоединения к империи шаньюя Модэ и до его падения в самом конце I в. н.э.
Мы предполагаем, что племя хуньюй-хунь (под этим вероятным названием в дальнейшем фигурируют хуньюй) сыграло значительную роль в истории монгольских и киргизских (тюркских)  племен.
Племя хуньюй согласно хронике Вэйшу в числе 12 хойхуских племен не упоминается, когда эти племена жили южнее Гоби, в Ордосе и Шаньси [Бичурин, 1950, т. 1, с. 216]. Вероятно, племя «хуньюй» присоединилось к хойхускому монголоязычному народу, когда они пересекли пустыню Гоби, т.е. уже на территории современной Монголии, севернее Гоби. Присоединение к хойхуским племенам, возможно, произошло в конце IV- начале VII вв. н.э. Отметим, что основные границы территории, занимаемой монголоязычными с XXIV в. до н.э. и вплоть до VII в. до н.э., включали на юге земли Внутренней Монголии, Ордоса, провинцией Китая Шаньси, Шэньси и Ганьсу.
В российской и зарубежной литературе существует путаница жителей Прибайкалья, возможных европеоидов динлинов с ди-телэ-гаогюй-хойху – монголоидов, населявших Внутреннюю Монголию, Ордоса, провинций современного Китая - Шаньси, Шэньси и Ганьму и лишь в конце IV в. н.э. переселившихся на север Монголии и заселивших территорию от р. Аргуни до гор Тарбагатая.
На наш взгляд, причиной  путаницы является созвучие древних на-званий «ди» и «динлины» и не более того. Слово «ди-телэ», по нашему мнению, связано с телегой. «Ди» - это китайское произношение «теле». С современного монгольского языка «теле» можно интерпретировать «терег» («тэргэн») – «телега, повозка» [Лувсандэндэв, 1957, с. 443], т.к. характерной особенностью, т.е. внешним признаком, ди-гаогюй-теле было то, что они использовали телеги или повозки. До н.э. китайцы, вполне вероятно, вместо «теле» - «чилэ» произносили «ди», и лишь  к IV в. н.э. стали называть относительно правильно – «теле». Происходит слово «теле» - «тэрэг», вероятно, от монголоязычного слова «круг» - «тухэреэн» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.2, с. 272]. «Тегерек» - «круг» [Юдахин, 1965, т.2, с. 219]. По мнению Дж. Гамильтона, слово заимствовано тюркскими языками из монгольского [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 59].
В китайской династийной хронике Суйшу, которую переводил Д.М. Позднеев, за VI-VII вв. н.э. упоминается племя «хунь». Хроника Суйшу описывает «хуньюй» без аффикса «юи», просто хунь. Вероятно, племя «хунь» есть «хуньюй», описанный в древнекитайской летописи Шицзи, автором которой является Сыма Цянь [Позднеев, 1899, с. 38].  Хроника Суйшу отводит огромную территорию телэ-гаогюй-хойхуские племена – от Байкала до Каспийского моря, где они живут непрерывной цепью и племя хунь, вероятно, жили в то время на севере от р. Толы [Позднеев, 1899, с. 37-38].
Племя хунь-хуньюй, вероятно, знаменито тем, что в средние века это племя «хуньюй-хунь-кун-кыныки» выделило род сальджаутов-альджуков. Затем род превратился в племя. К XI-XII вв.н.э. государство сельджуков превратилось в империю, включавшую западную часть Средней Азии, Иран, Афганистан, Закавказье, Переднюю и Среднюю Азию и часть Индии. Кыныки-куны-хуны, выделив из своей среды правящую турецкую династию, но правым и левым крыльями (частями) тургуто-турецкого (сельджукского) движения возглаляли монголозычные кайи-куманы и баяндуры [Кашгарский, М., 2010].
Кратко поясним причину перемещения хойху и подвергнем критике взгляды Г. Барфилда на табгачей (тоба).
Причиной откочевки хойху на север послужила длительная борьба табгачей с муюнами и другими монголоязычными племенами за владычество в Северном Китае, частично на территории занимаемой хойху и эта борьба принимала форму вооруженного конфликта. Точно и тонко подметил живучесть Китая и китайцев выдающийся казахский ученый XIX в. Ч.Ч. Валиханов: «Удивительно то, что держит и крепит Китай: в том смысле, как Рим, он не раз делался добычей инородцев, но он только в столице китайской династии, а Китай как государство стояло. Варвары приходили, завоевывали Китай – и сами делались китайцами, так сильно влияние китайской цивилизации…» [Валиханов, 1985, т.2, с. 220].
Барфилд и своей книге «Опасная граница» [СПб, 2009] пишет: «Тоба являлись самым западным из маньчжурских племен сяньби (не считая туюйхуней, которые полностью покинули этот регион). Из всех сяньби на северо-востоке они были наименее развитыми и наиболее приверженными к кочевому образу жизни и старым степным традициям, что резко отличало от других сяиьбийцев, бравших на себя ответственность по управлению городами и руководству земледельцами» [Барфилд, 2009, с. 196].
Г. Барфилд, на наш взгляд, делает две существенные ошибки. Первая: тоба (табгачи) названы маньчжурским племенем сяньби, хотя и самыми западными. Известно, что табгачи (тоба) первоначально жили в Забайкалье, в долине р. Онон, к древним и средневековым маньчжурам они никакого отношения не имели (а р. Онон находится от Маньчжурии на расстоянии примерно 1000 км). Хотя Т. Барфилд и делает сноску, что «не подразумеваем постоянного проживания современных этнических или лингвистических групп» [Барфилд, 2009, с. 55], жаль, что он как этнограф не знаком со статьей Л. Лигети «Табгачский язык диалект сяньбийского» [1969, с. 107-115]. Вторая ошибка Т. Барфилда заключается в том, что он продолжает традицию в своей необъективности, называя табгачей (тоба) «резко отличающимися от других сяньбийцев, бравших на себя ответст-венность по управлению городами и руководству земледельцами», как будто для того, чтобы управлять городами и земледельцами, нужна другая, в корне отличная, культура. Т. Барфилд - это современный К. Маркс, который, придумав схему - учение о формациях, пытался затолкать в неё исторические факты. Так же поступает Т. Барфилд. Заранее приготовленная Т. Барфилдом схема не выдерживает исторических явлений; во-первых, табгачи не маньчжуры, во-вторых, принципиального отличия культуры земледельческой от кочевой нет, не бывает чистых номадов, так же как чистых земледельцев; обязательно существуют элементы того и другого в любой культуре.
Динлины. Древнекитайский писатель Сыма Цянь в Шицзи писал: «…на севере (хунну – Ш.А.С.) подчинили племена хуньюй, цюйше, динлин, гэкунь и синли» [Сыма Цянь, пер. В.В. Вяткина, 2006, ч. II, с. 429].
В комментариях к труду Сыма Цяня «Из пяти названных племенных образований, завоеванных сюнну к северу oт их земель по литературе и археологическим данным, известно лишь о динлинах  гэкунях. Динлины - тюркоязычный народ; в первой половине I тысячелетия н.э. располагались на обширных площадях от Байкала до Алтая [там же, с.429].
Комментаторы Сыма Цяня В.В. Вяткин и др., вероятно, ошибаются, причисляя древних динлинов к тюркоязычным народам, делают они это безосновательно. Динлины, вероятно, были народом самодийским или угорофинским, а по «…антропологической принадлежности, видимо, они были европеоидами» [Мельхеев, 1986, с.17], [Шабалов, 2014, с. 29]. Топонимы, оставленные динлинами, не киргизские (тюркские), а вероятнее всего, самодийские. На чем основано мнение В.В. Вяткина и др., делающих вопреки объективным данным из динлинов тюрков, нам неизвестно. М.Н. Мельхеев и др., мы думаем, доказали, что остатки слов динлинов не со-держат киргизских (тюркских) значений.
Древние динлины с незапамятных времен проживали от Байкала до Енисея, граничили на западе с киргизами, на юге ареал обитания проходил, вероятно, по Саянским горам до оз. Хубсугул.
Динлины, проживавшие до IV в. в Прибайкалье, были, вероятно, или финоугорским или самодийским племенем, древними насельниками таёжной зоны Сибири, а не степной. Отнесение динлинов к тюркам, как это делают В. С. Таскин и Р. В. Вяткин, ничем не обоснованно. Лишь сохранившаяся топонимика свидетельствует о том, что в Прибайкалье в древности жили угрофинны и самодийцы, но были европеоиды. М. Н. Мельхеев пишет: «Их (динлинов) проживание здесь  подтверждается многими историко-археологическими фактами и данными местной топонимии» [Мельхеев, 1986, с.17].
Динлины – это самодийское или финоугорское племя делают не только тюрками-тургутами-турками, но солидные ученые путают его с ди-телэ-гаогюй-хойхускими племенами. Мы так же, как М.Н. Мельхеев и др., считаем динлинов, проживавших в Прибайкалье, от оз. Байкал до Енисея с незапамятных времен до I тыс. н.э., самодийским или угорофинским племенем, европеоидами по антропологическому типу.
В отличие от динлинов племя ди-теле были монголоиды и монголоязычны.
Полагаем, путаницу в вопросе о динлинах с ди-телэ-гаогюй-хойху внес в науку в конце XIX в. Д.М. Позднеев в работе «Исторический очерк уйгуров (по китайским источникам)» [Позднеев, 1899].
Д.М. Позднеев в IX в., Г.М. Исхаков во второй половине ХХ в., В.Я. Бутанаев, Ю.С. Худяков и др. в наше время путают племена ди и динлинов, хотя ди и динлины  жили до IV в. н.э., в одно то же время, но в разных местах.
Первые упоминаются в китайских династийных хрониках до н.э. как соседи китайцев, занимавшие территорию к югу от пустыни Гоби, к за-падной части Ордоса, в IV в. н.э. они переселились от табгачского гнёта на север, в Монголию.
Вторые, т.е. динлины, упоминаются в династийных хрониках Шицзи, Цяньханьшу и Хоуханьшу в III в. до н.э. как северные соседи хунну, жители современной территории юга Иркутской области и Красноярского края, т.е. ди и динлинов разделяло расстояние в 2-2,5 тыс. км.
Данных о переселении динлинов на юг нет. Г. Исхаков утверждает: «Процесс этнического развития уйгуров был длительным и сложным. Наиболее ранними их предками были Чиди, динлины, позже их стали называть соответственно гаогюй и теле» [Исхаков, 1991, с. 11]. Гаогюй - слово китайское, означает «высокая телега». Ди-теле, по нашему мнению, одно и то же слово, связанное с телегой. С современного монгольского языка «теле» можно интерпретировать «терег» («тэргэн») - «телега, повозка» [Лувсандэндэв, 1957, с. 443], т. к. характерной особенностью, т. е. внешним признаком, ди-гаогюй-теле было то, что они использовали телеги или повозки. До н.э. китайцы, вполне вероятно, вместо «тете» - «чилэ» произносили «ди», и лишь к IV в. н.э. стали называть относительно пра-вильно «теле». Происходит слово «теле» - «тэрэг», вероятно, от монголоязычного слова «круг» - «тухэреэн» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т. 2, с. 27]. «Тегерек» - «круг» [Юдахин. 1965. т. 2. с. 219]. По мнению Дж. Га-мильтона, слово заимствовано тюркскими языками из монгольского [Кляшторный, Савинов, 2005, с.59].
Дж. Гамильтон считал слово «теле» китайской транскрипцией старомон-гольского слова «тegreg», означающего «телега».
 Д.М. Позднеев писал: «Видно, однако, что население северных пустынь интересовало жителей Срединного государства, что последние пытались даже установить род этнографической связи между различными племенами Севера. Однако сопоставление Цюань-жунов и Чи-ди встречает себе значительные затруднения и вызывает недоумения: в эпоху историческую, по сообщению китайских летописей, эти два народа занимали совершенно различные территории и не приходили уже в соприкосновение между со-бою» [Позднеев, 1899, с.3].
Как нам кажется, Д. М. Позднеев встал перед неразрешимой задачей, путая Чи-ди и Дин-линов, потому что далее он пишет: «На юг от славного Северного моря живёт ещё третье поколение Дин-линов, различное с обитающими на западе от усуней...».
Остается совершенно непонятным, какая может быть связь между Чи- ди и Дин-линами. Для территориальной связи нет оснований и для племенной тоже. Приручение к ним уйгурских племён имеет за собою уже несравненно больше оснований, сравнительно с Чи-ди; даже самое имя Дин-лин звучит в позднейшем Ди-ли» [Позднеев, 1899, с. 10-11 ].
Д.М. Позднеев смешивает Ди и Дин-линов, хотя эти народы совершенно разные. Путаница, внесенная Д.М. Позднеевым в историческую науку в XIX в., почти через сто лет перекочевала в работу Г.М. Исхакова «Краткий очерк уйгуров» [Исхаков, 1991] и др. Динь-лины упоминаются как древние насельники современного Прибайкалья и, кроме того, являвшиеся самодийцами. О динлинах как о северных соседях хунну пишут китайские хроники в III в. до н.э. и в IV в. н.э. их земли заселили гулигане – подразделение теле, т.е. ди. Динлины или были уничтожены или были ассимилированы гулиганями, факт этот неизвестен, скорее всего, второе.
Динлины, жившие рядом с киргизо-хягасами, сохранились, вероятно, до Х в. н.э.
Динлины не тюркоязычный этнос, а самодийский или финоугорский народ, европеоиды по внешнему виду, обитали, вероятно, до Енисея. Если Прибайкальские, по данным археологии, сохранились до V в. н.э., а Енисейские, видимо, ассимилировались до Х в. н.э. в киргизо-хягасов.
Цайли-синли. Слова «Цайли» и «Синли» означают одно и то же, вероятно, самодийское или палеоазиатское племя, к настоящему времени язык которых не сохранился.  «Цайли» перевел древнекитайскую летопись Шицзи Н.Я. Бичурин, «Синли» перевел ту же летопись Р.В. Вяткин, где описывается, что хуннуский шаньюй Модэ на севере от своих территорий покорил в конце III в. до н.э. пять племен. Среди покоренных племенем значатся цайли-синли.
Вероятно, остатки этого народа (цайли-синли) сохранились в виде цаатов в Монголии возле оз. Хубсугул в гористой местности, где пасут оленей, т.к. основным занятием является оленеводство. Их братьями по племени, так считают сами цааты, жившие уже по северную сторону Вос-точных Саян на российской стороне, являются сойоты. Сойоты живут в Окинском районе Бурятии, в труднодоступной горной местности, основным занятием их является разведение яков и лошадей монгольской породы, которые могут тебеновать, т.е. доставать корм из-под снега.
В монографии Л.Р. Павлинской «Кочевники голубых гор» [СПб., 2002] безудержно восхваляются тюрки, их роль и значение. Л.Р. Павлинская, не разобравшись в генезисе тургутов-турков-тюрков, в сложносоставном характере их происхождения, пишет: «Тюрки сыграли огромную роль в истории Евразии, они не только господствовали на ее территории в течение VI-XII вв., но и создали свой собственный этнокультурный мир, который пережил и «переварил» монгольское нашествие и русское господство и вошел, сохранив свою целостность, в III тысячелетие. Тюрки оказали мощное влияние и на коренное самодийское население Саян, дав ему свой генофонд и язык, укрепив скотоводство, внедрив многие элементы духовной культуры».
По нашему мнению, тургуты-турки, образовавшиеся в народ в ре-зультате смешения монголоязычного южного хуннуского рода Ашина (волк – по-монгольски) и киргизского племени со, к IV в. н.э. и создавшего государство – Тургутский (турецкий) каганат в 553 г., вскоре распавшиеся на Восточный и Западный каганаты, в истории Евразии «огромную роль», приписываемую Л.Р. Павлинской, не сыграли. «Огромная роль», приписываемая Л.Р. Павлинской, явно преувеличена. Огромную роль но-мады-кочевники сыграли при хунну-украх.
Хунну-укры фактического императора Баламира в 375 г. и в XIII в.  монголы Чингисхана, начав Великое переселение, передали германским народам порох, огнестрельное оружие, печатный станок и т.д., сыграв  ог-ромную роль в истории человечества.
II Восточнотургутский каганат просуществовал в основном на территории Монголии и современного северного Китая исторически корот-кое время (553-630 гг.), всего 83 года. В 630 г. каганат потерял независимость и стал колонией-протекторатом табгачского государства Тан. С 618 по 907 гг. Северный Китай сам был колонией табгачей, сяньбийского (монголоязычного) народа. Территория Восточнотургутского каганата была поделена на губернаторства. Лишь к 680 г. тургутам-туркам удалось восстановить суверенитет в прежних границах и восстановить каганат-государство. II Восточнотургутский каганат просуществовал до 740 г. Время существования  II Восточнотургутского каганата было еще короче, чем I каганат, 60 лет (690-740 гг.). Всего Тургутские каганаты существовали на территории Внешней и Внутренней Монголии (совр. северный Китай) исторически недолгое время – 143 года. В истории Монголии, а писанная история монголоязычных народов в основном в китайских хрониках продолжается с XXIV в. до н.э., и до сего времени были народы, чьи династии устанавливались более продолжительное время, чем Тургутские династии.
Тургутов-турков северные территории, заселенные цайли, интересовали мало, исключение составляла территория киргизов, богатая железной рудой.
Также тургутам-туркам преграждали путь к цайли воинственные байегу-баргуты, занимавшие земли, пригодные для пастбищ Прихубсугулья и Прибайкалья. Поэтому тургутам-туркам, табгачам и китайцам никогда не принадлежали земли курыкан-гулиганей, страна Баргуджин-Тукум и, вероятно, земли цайли-синли. Тургуты-турки II каганата в одном из сражений (710 г.)  с байегу-баргутами на р. Тола потеряли убитыми своего хана Мочжо, голову которого переправили баргуты табгачскому кагану в Китай [Бичурин, 1950, с. 272-273].
Поэтому, мы полагаем, что Л.Р. Павлинская, вероятно, ошибается, когда декларирует «тюрки оказали мощное влияние и на коренное население Саян, дав ему свой генофонд и язык, укрепив скотоводство, внедрив элементы духовной культуры». По нашему мнению, свой генофонд тургуты-турки, вероятно, передать не могли, для передачи генофонда необходимо длительное совместное проживание и тесное общение. Про «укрепления скотоводства» Л.Р. Павлинская явно сфантазировала. Цайли – это вероятные цааты, у которых до сего времени  основным хозяйственным занятием является оленеводство, а сойоты занимаются яководством. Оленеводство и яководство, по нашему мнению, соответствуют горному ландшафту местности и никакого укрепления скотоводства не может быть.
Тургутам-туркам гораздо интереснее были, вероятно, скотоводческие племена и земледельческие Китай и Средняя Азия с Казахстаном, где они имели возможность поживиться и имели полный и частичный успех. У нас также вызывает сомнение  о том, что тургуты-турки «создали свой собственный этнокультурный мир». Известно, что важнейшим компонентом этнической культуры является язык, а вот язык у тургутов-турок, вероятно, в своей основе киргизский. Первоначально язык у южных хунну, тургутов-турок и части южных  хунну был разновидностью монголоязычия [Шабалов, 2011] и других аваров. Л.Р. Павлинская следует, вероятно, господствующей среди российских ученых марксистской догме, что является явной нестыковкой в ее версии.
Явная нестыковка у Л.Р. Павлинской с китайской династийной хро-никой Вэйшу. Вэйшу перечисляет племя «Дабо», а не «Дубо» среди предков телэ-гаогюй-хойхуских двенадцати родов, которые до IV в. н.э. жили в южной Монголии, в современных провинциях Шанси, Ордос и Ганьсу. В IV в. дабо переселились на север Монголии. Л.Р. Павлинская вслед за Д.М. Позднеевым, вероятно, пишет «племя Дубо», а не Дабо, приближая дубо к тувинцам, делая тувинцев древним народом. Тувинец Ховалыг, приближает тувинцев к табгачам (тоба – кит.). Табгачи – это сяньбийское (монгольское) племя.
Л.Р. Павлинская, видимо, не знает, что «Тыва» - самодийское слово, а «Дабо», вероятно, китайское произношение монголо-киргизского слова «даваан – горный перевал, препятствие», произношение монголо-киргизского слова «даваан – горный перевал, препятствие» [Лувсандэндэв, 1957, с. 137], по-бурятски «дабаан – горный перевал, препятствие» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 247], по-киргизски (тюркски) «дебо – холм, бугор, возвышенное место» [Абдулдаев, 2003, с. 57].
По нашему мнению, Л.Р. Павлинская, видимо, желая сблизить цаатов и сойотов с тувинцами, пишет, что в Восточно-Саянский регион они пришли из Тувы и Минусинской котловины: «Возможно, это миграция самодийского населения произошла в результате этнического подъема и начавшейся экспансии хуннов, создавших в степях Монголии первое крупное политическое объединение кочевых племен, захвативших Центральную Азию и двинувшихся в Южную Сибирь, Казахстан, а затем и в Европу [Гумилев, 1989, с. 74-75]. Хунны привели в движение население огромной территории, вынуждая многие народы покидать свои земли и уходить на более безопасные территории, в частности, в таежные районы Сибири. К этому времени относится и появление в Саянах кетоязычных этносов, входящих, как полагают исследователи, в состав конфедерации племен. По крайней мере, их пребывание в Тожде Тофаларии достаточно хорошо отражает топонимика (Алексеенко, 1980, с. 129). Таким образом, в этот период этнический состав населения горно-таежной области Саян был доста-точно смешанным. По всей видимости, доминирующее положение в нем занимали самодийцы, но присутствовали также кетоязычные группы и аборигенное древнее тунгусское население» [Павлинская, 2002, с. 28-29].
Мы думаем, Л.Р. Павлинская ошибается, когда утверждает, что переселение цайли-синли, возможных цаатов-сойотов произошло в результате экспансии хунну. Тува и Минусинская котловина до III в. до н.э.  были заселены киргизами и скифами-юечжами, следов оленеводов в Ми-нусинской котловине, вероятно, нет. Видимо, цайли-синли и возможные их потомки циаты-сойоты – аборигены Восточных Саян.
Л.Р. Павлинская иногда довольно объективно пишет о смешении разных этносов и в результате появляются новые: «…обзор средневекового периода территории Саян и прилегающих к ней земель показывает, какими сложными были протекавшие здесь этногенетические процессы. Этот регион можно сравнить с «горном», в котором на протяжении многих веков плавились совершенно различные по происхождению народы – самодийцы, тюрки, монголы, - постоянно порождая новые и новые этносы. Естественно, что в каждый из этих новых народов входили разноэтнические компоненты, о чем свидетельствуют родовые названия современных народов региона. Наиболее важную роль в этнической истории Саян в эпоху средневековья играли автохтомное самодийское население и тюркские народы. Последние ассимилировали часть самодийцев, на большей части региона распространили свой язык и в значительной степени расширили ареал скотоводческой культуры. И, тем не менее, самодийское население, даже восприняв чужой язык, продолжало сохранять свою самобытность, как в области культуры, прежде всего оленеводческой, так и в самосознании, отделяя себя от исконно тюрских народов» [Павлинская, 2002, с. 40].
Наше мнение, что цайли-синли к III в. до н.э., т.е. к моменту покорения их хуннуским шаньюем Модэ, были совершенно другим племенем, чем динлины. Динлины, по нашему мнению, были самодийским или угорофинским племенем, европеоидами по расовым признакам. Самодийцы или угорофинские племена относятся к уральской семье народов с вышеуказанными признаками.
Цайли-синли первоначально были, вероятно, палеоазиатами по языку и монголоидами по расовым признакам. Их вероятные потомки цаты-сойоты относятся по внешнему виду, а сойотский язык утерян, они перешли на бурятский и русский язык.      

Глава 11. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ГОСУДАРСТВА КИРГИЗОВ.
СТРАНА ЮЕБАНЬ и ГОСУДАРСТВО ХУННУ-ДУЛАТОВ.

Возникновение государства киргизов. В книге «Истоки кыргызской государственности в Евразии» Ч.Т. Нусупов совершенно справедливо пишет: «Одной из актуальных проблем в политической науке является изучение генезиса государственности кыргызского народа, позволяющего определить наиболее важные и необходимые стороны развития современ-ного государственного обустройства кыргызстанского общества. В этой связи следует отметить целесообразность рассмотрения вопроса возникновения структуры государственности и формирования социально-политических взглядов кыргызского народа с позиций политической, исторической и культурологической наук» [Нусупов, 2003, с. 5].
Далее Ч.Т. Нусупов начинает фантазировать и смешивать совершенно разные народы: гуннов, усуней и саков с киргизами, называя их кровнородственными родоплеменными союзами. Саки-усуни до своего исчезновения в первой половине I тысячелетия вряд ли составляли с киргизами кровнородственное племя, они были европеоидами, а по языку, вероятно, были арийцами  - представляли восточно-иранскую ветвь индоевропеоидной семьи.
Хунну (гунны) безусловно родственный народ, относящийся, как и киргизы, к алтайской семье, монголиды по расовому признаку, о чем свидетельствуют археологические материалы [Дебец, 1948], но язык их был разновидностью монгольского, а киргизский язык, как мы показали в своих работах, к киргизской (тюркской) группе языков: «Вот что пишет киргизский историк Ч.Т. Нусупов: «Речь идет, в первую очередь, о формировании в Центральной Азии и Восточном Туркестане на рубеже VIII-III вв. до н.э. древнетюркской центральноазиатской цивилизации, сосуществовавшей в указанный период с культурами и цивилизациями стран и народов Востока и Европы. Потому древнетюркскую центральноазиатскую культуру и цивилизацию кыргызов, которых в исторической науке разделяют на гуннов, усуней, саков, енисейских, алатооских и восточнотуркестанских кыргызов, а на деле составлявших кровнородственные родоплеменные союзы, необходимо рассматривать, наряду с античной культурой (Греция, Рим) и культурой Востока (Египет, Индия, Китай, Шумеры, Ассирия), как самостоятельные очаги человеческой культуры и евразийской цивилизации. Таким образом, история государ-ственности и культуры древних кыргызов безусловно подлежит изучению в системе культур древневосточных, античных и центральноазиатских цивилизаций. При этом речь идет об исследовании самобытного культурно-политического очага древнетюркской центральноазиатской цивилизации кыргызского народа, который в структуре других древних тюркоязычных народов образовал на просторах Евразии собственный центральноазиатский тип государственности и культурных процессов» [Нусупов, 2003, с. 5].
Желание иметь древних предков Ч.Т. Нусупова понятно, прежде чем отдавать пальму первенства тюркам, мы настойчиво просим его и ему по-добных ученых, таких как О. Осмонов, Н.А. Баскаков, Кылыч уулу Эсен и др. тщательно и хорошо изучить литературу, особенно китайские дина-стийные хроники, где ясно написано, что тургуты-турки произошли не в древности, а в раннее средневековье от смешения монголоязычных южных хунну с киргизским родом Со. Изучив китайские династийные хроники, киргизские и казахские ученые-историки: А.К. Нарымбаева, Ч.Т. Нусупов, О. Осмонов и др. может быть поймут наконец, что киргизы древнее тургутов-турков. И что саки-усуни прямыми предками киргизов и казахов не могут считаться, они являются в лучшем случае одними из предков. Прямыми предками киргизов в обозримом прошлом являются, возможно, киргизы. Наше мнение о тургутах-турках: они по праву наследства, вероятно, считаются прямыми потомками древних хунну, упоминаемых китайскими хрониками в ХХIV в. до н.э. древних киргизов, упоминаемых китайскими нарративными источниками примерно в Х в. до н.э. Мы полагаем, что древние киргизы – маньчжуры и хунну, вероятно, произошли 5-6 тысячелетий назад, говоря языком матримониальных отношений трех братьев, т.е. имеют одного предка, имевшего трех сыновей.
Повторяем, по нашему мнению, этноним «турк» (по-китайски ту-гю), вероятно, произошел от монгольского слова «тургэн – быстрый, скорый, спешный, вспыльчивый, горящий» [Лувсандэндэв, 1957, с. 432]. П. Пельо, знавший китайский язык, расшифровал «ту-гю» как «турк ут», что значит «турки» с суффиксом монгольского множественного числа [Гумилев, 1993, с. 22].
Монголоязычные употребляют на основе слова «тургэн» другое слово «тургэдэшэ», это означает, что человек стал «одержимым», другими словами, заболел «шаманской болезнью». М.В. Воробьев писал: «Церемониал восшествия на престол кагана указывает, что глава клана Ашина был шаманом» [Воробьев, 1994, с. 314].
Ч.Т. Нусупов, на наш взгляд, совершенно необоснованно, не известно на чем базируясь, считает: «…Государство или страна Гяньгунь» появилось раньше VII в. до н.э. пишет: «Государственный строй кыргызского народа, его политические отношения изначально формируются  на территории Центральной Азии, а именно в области озера Кыргыз¬-Нур (современная территория Монголии), и значительно западнее вплоть до Алтая, Семиречья и северного Тянь-Шаня (Тенир-Тоо), на юге Восточного Туркестана (VIII-III вв. до н.э.). Вероятно, происходит разделение государственно-племенного объединения, известного в источниках как Государство или Страна Гяньгунь, на восточнотуркестанскую (Восточный Туркестан) и Центральноазиатскую (Кыргыз-Hур или Нор) ветви, связь между которыми не прерывалась вплоть до начала XVIII столетия, когда джунгаро-ойратская империя в союзе с Русью уничтожает и насильно переселяет оставшуюся часть племен из Енисея в пустынные районы Лоб-Нора»  [Нусупов, 2003, с. 6].
В IX-VIII вв. до н.э. территория, где проживали киргизы была оккупирована европеоидами, ираноязычными племенами – скифами-юечжами. И до III в. до н.э. киргизы, вероятно, не смогли бы при всем желании создать собственное государство. Царские курганы скифского времени (IX-III вв. до н.э.) по археологическим раскопкам в Саяно-Алтае свидетельствуют, что в них захоронены в основном европеоиды, а не монголоиды. По нашему мнению, киргизы в древности были монголоидами, как хунну, японцы и корейцы. На наш взгляд, Ч.Т. Нусупов делает ошибочный безосновательный выпад в сторону России, якобы она в союзе с джунгарами уничтожала и насильственно переселяла киргизов из Енисея в район Лоб-Нора. Россия и русские к переселению киргизов отношения не имеют и тем более к уничтожению киргизов, свидетельств этого нет. Джунгары переселяли киргизов, чтоб русским, вероятно, не достались ясачные (платящие подати) люди. Джунгары в основном переселяли киргизов Енисея в Семиречье, район Лоб-Нора к XVIII в. был спорной территорией между маньчжурами и джунгарами.
На этой же странице (с.6) своей книги, описывающей якобы истоки киргизской государственности Ч.Т. Нусупов противоречит сам себе. До этого он объявил, что киргизское государство сформировалось в VIII в. до н.э., в VII в. до н.э. происходит разделение киргизского государственно-племенного объединения. На основе легенд и преданий киргизского народа, которые вряд ли являются историческими источниками, он пишет: «В III в до н.э. в степях Центральной Азии образуется объединение племен государственного типа. Исходя из анализа восточных источников и генеалогических легенд, преданий киргизского народа, его родословной сан-жира, где один из родоначальников древней ветви ханской династии киргизов Угуз-хан отождествляется с правителем гуннского государства Модэ-ханом… Понятно, что здесь речь идет о различных ветвях кыргыз-ского народа, северной и южной, известных как киргизы-гянь-гуны и кир-гизы-гунны, между которыми в древнюю эпоху (III в. до н.э.) возникли социально-политические и военные разногласия, что, собственно, и привело к разделению древнего киргизского этноса на северные (центральноа-зиатские), восточные (восточнотуркестанские) и южные (гунны) племенные объединения. Усиление государства кыргызов-гуннов связано с разгромом ими в 209 году до н.э. племенного объединения дунху (предков сяньби, а следовательно, и поздних монголов XIII в.). Как свидетельствуют китайские источники, Угуз, или Модэ-хан, объявив себя киргизским-гуннским ханом, создал государство, которое покорило государственное объединение Дунху, потом Китайскую империю, город Чжуржут и Тангутское царство, после этого завоевало все владения, лежащие от Монголии на юг до Индии, на запад - до Каспийского моря» [Нусупов, 2003, с. 6-7].
Ч.Т. Нусупов путает реальное историческое лицо хуннуского шаньюя Модэ с мифическим, никогда не существовавшим Угуз (Охуз)-ханом, у него в голове смешались мифы и легенды. История, на наш взгляд, должна быть основана на реальных источниках, коими являются археологические материалы и нарративные источники.
Возможно, впервые в исторической науке Ч.Т. Нусупов употребляет термин «кыргызы-гунны (хунну)» и как они покорили дун-ху, Китай, все земли на западе – до Каспийского моря. Хунну до шаньюя Модэ Китай и земли до Каспийского моря не покоряли, самой западной территорией шаньюя Модэ, Ашина и др. был Каньгюй – ираноязычный, населенный европеоидами. На юге хуннуские завоевании ограничивались землями цянов и саков-усуней.
При этом Ч.Т. Нусупов не упоминает, что хунны шаньюя Модэ: «Впо-следствии на севере они покорили владения Хуньюй, Кюеше, Динлин, Гэгунь (цяньгунь-гяньгунь – киргизов – Ш.А.С.) и Цайли: почему-то старейшины и вельможи повиновались Модэ-Шаньюю и признавали его мудрым» [Бичурин, 1950, т.1, с. 50]. Ни в одном источнике не указано, что киргизы до конца III в. до н.э., разделились на северных, восточных и южных. Это плод фантазии Ч.Т. Нусупова, что киргизы покорили киргизов, по нашему мнению, нонсенс.
Фантазия Ч.Т. Нусупова работает слишком «хорошо», кроме монголоязычных хунну, он «сделал» киргизами ираноязычных потомков юечжей-скифов, древних кушан, при этом ссылается на А.Н. Бернштама: «Одновременно западное крыло кыргызских усуней (уйшуны), куда входили и другие родо-племенные группы восточнотуркестанских кыргызов, во II в. до н.э. образуют на западе Туркестана - Фергане государство Кушан, получившее название от искаженного произношения ирано-персидскими племенами слова «уйшуни (усуни)» как куйшун т.е. «кушан» [Нусупов, 2003, с. 10].
Кушаны были народом, как и все скифы-юечжи, ираноязычным, повторяем, по внешнему виду, в отличие от монголоидов - киргизов. Древ-некитайская хроника Хоуханьшу повествует: «Когда Дом Юечжы был уничтожен хуннами, то он переселился в Дахя, разделился на пять княжеских домов: Хюми, Шуанми, Гуйшуан (курсив – Ш.А.С.) Хисйе н Думи. По прошествии с небольшим ста лет гуйшуанский князь Киоцзюкю покорил прочих четырех князей и объявил себя государем под названием гуйшуанского. Он начал воевать с Аньси, покорил Гаофу, уничтожил Пуду и Гибинь, и овладел землями их. Киоцзюкю жил более 80 лет. По смерти его сын Яньгаочжень получил престол, и еще покорил Индию, управление которой вручил одному из своих полководцев. С сего времени Юечжы сделался сильнейшим и богатейшим Домом. Соседние  государства называли его гуйшуанским государем, но китайский Двор удержал прежнее ему название: Большой Юечжы» [Бичурин, 1950, т.2, с. 227- 228].
Можно долго критиковать Ч.Т. Нусупова и др., потому что большая часть их умозаключений основана на суждениях, фантазии и домыслах авторов. Не хватает объективности и в освещении материала преобладает тенденциозность.
Думаем, пора осветить нашу точку зрения на возникновение госу-дарства киргизов.
Мы уже неоднократно писали, что хроника Таншу сообщает: «Вла-дения Хягас (киргизов – Ш.А.С.) некогда составляло западные пределы Хуннов» [Бичурин, 1950, т.1, с.351]. Полагаем, что из этого сообщения Таншу, надо исходить при определении даты возникновения государства киргизов, а не с VIII в. до н.э. В VIII в. до н.э. территория, занятая киргизами, была оккупирована скифами-юечжами. Видимо, у скифов-юечжей было государство, а киргизы, вероятно, довольствовались вторыми ролями.
Примерно к 202-201 гг. до н.э. скифы-юечжи были изгнаны из Саяно-Алтая, Семиречья и Восточного Туркестана за Давань (Фергану). Вероятно, шаньюй Модэ поселил киргизов в Семиречье и предоставил возможность нести караульную службу на западных пределах Хуннуской империи. Киргизам была предоставлена территория Семиречья и, вероятно, автономия в сборе налогов для содержания вооруженных сил для несения военной (караульной) службы.
Вероятной датой образования киргизского государства (Гяньгунь – по-китайски) и возможным правителем (кутлугом-хутэлэлгэ – управление государством) [Шагдаров, Черемисов, 2010, ч. II, с. 505], по-бурятски (по-монгольски почти так же) по имени Манас, что также имеет значение на мон-гольском языке (манаас – предводитель караульной службы) [Лувсандэндэв, 1997, с.235] являются годы 202-201 до н.э.
Государство, хотя и зависимое от хуннуского шаньюя Модэ и др., но это было вполне самостоятельное, киргизское, государство при определении внутренней политики – сбора налогов и податей с определенной территории и с опреленного круга лиц, эти государства, вероятно, обладали достаточным суверенитетом, чтобы его называть государством.
 Шаньюй Модэ, по нашему мнению, не древний предок Манаса, как ут-верждает Ч.Т. Нусупов [Нусупов, 2003, с.7] и др., а вероятно, современник Манаса.
Страна Юебань и государство хунну-дулатов. К 88 г.н.э. в госу-дарстве северных хунну, а южными хунну правил шаньюй Туньтухэ, по свидетельству древнекитайской хроники Хоуханьшу, сложилась следующая ситуация: «В сие время у северных неприятелей происходили великие замешательства, к которым присоединился голод от саранчи. То и дело приходили желающие вступить в подданство. Южный Шаньюй имел в виду овладеть северною ордою; но в это время Су-цзун (император – Ш.А.С.) преставился, и вдовствующая императрица Дэу Тхай-хэу приняла правление. В седьмой луне текущего года Шаньюй подал ей представление, чтобы объявить северным хуннам войну и уничтожить Дом их.
Вдовствующая императрица последовала его мнению. В первое лето правления Юн-юань, 89, Чен, назначенный предводителем западной армии, и товарищ его, полководец Дэу Хянь, выступили из Шо-фан с 8 000 ки-тайской и 30 000 конницы южного Шаньюя и наблюдательного лагеря. Они напали на северных неприятелей и одержали совершенную победу. Северный Шаньюй бежал. В плен взято неприятелей до 200 т. человек. Это событие описано в повествовании о Дэу Хянь. Во второе лето, 90, весною Дын Хун повышен в Дахун-лу. Хуан Фу-лын, правитель области Дин-сян, назначен исправлять должность главного пристава у южных хуннов. Южный Шаньюй снова просил уничтожить северную орду, почему отправил восточного Лули-князя Шицзы с 8000 конницы из аймаков восточного и западного. Князь выступил из Шо-фан чрез Ги лу сай, пристав Гын Тхань послал своего помощника прикрывать его. Оставя обоз у гор Шойе, они разделились на две колонны: из легкой конницы и пошли вперед двумя дорогами. Левая колонна, на севере, минуя западное море, пришла на северную сторону урочища Хэюнь; правая колонна, следуя западною стороною реки Хуннухэ, обогнула Небесные горы [Тяньшань] и перепра-вилась через реку Ганьвэй на юг. Здесь обе колонны соединились, и в ночи окружили северного Шаньюя. Шаньюй в большом испуге с 1 000 человеками отборного войска решился на сражение.
Обессилев от ран, он упал с лошади, но опять сел и с несколькими десятками легкой конницы бежал. Сим образом он спасся. Получили неф-ритовую государственную печать его; взяли в плен Яньчжы с семейством из пяти человек обоего пола, порубили до 8 000, в плен увели несколько тысяч человек и возвратились. В сие время южные хунны одержали сряду несколько побед, получили великое множество пленных и покорившихся. Южный Шаньюй имел 34 т. семейств, 237 300 душ, 50 170 человек строе-вого войска: почему вместо одного поставили двух приставов в помощники главному приставу: но как число вновь покорившихся было велико, то Гын Тхань представил, чтобы еще прибавить двенадцать помощников к приставам. В третие лето, 91, северный Шаньюй еще был разбит западным приставом Гын Кхой и бежал, неизвестно куда. Младший его брат, Западный Лули-книзь Юйчугинь, объявил себя Шаньюем и с прочими князьями и старейшинами в нескольких тысячах человек остановился при озере Пху-лэй-хай, откуда отправил посланника на китайскую границу. Верховный вождь Дэу Хянь представил об утверждении Юйчугиня северным Шаньюем. Двор согласился на представление, отправил Гын Кхой вручить государственную печать; сверх сего посланы ему четыре дорогие сабли и четыре парасоля перяных. Пристав Жень Шан назначен с бунчуком охранять Шаньюя, занимая пост в Иву, по прежнему примеру с южным Шаньюем. Правительство располагалось содействовать Шаньюю возвратиться в северную орду, но случилось, что Дэу Хянь предан был казни; а в пятое лето, 93, Юйчугянь отложился и обратно пошел на север. Император предписал правителю военной канцелярии Baн Фу с 1 000 конницы вместе с Жень Шан преследовать его. Они убедили Шаньюя возвратиться, и убили его, а войско уничтожили. Шаньюй Туньтухэ на  шестом году царствования скончался; Аньго, младший брат Шаньюя Сюань, возведен на престол. Шаньюй Аньго поставлен в пятое лето правления Юн-юань, 93» [Бичурин, 1950, т.1, с.127-129].
По описанию хроники Хоуханьшу, с 89 г. н.э. события по уничтожению государство северных хунну, государством южных хунну и китайцами, разворачиваются в основном на территории современных Восточного Туркестана, Восточного Казахстана и Киргизии. Древнекитайская хроника Хоуханьшу упоминает горы Тянь-Шаня как Небесные горы, Пху-лэй-хай, видимо, оз. Баркуль и другие местности, относящиеся к Восточному Туркестану, Восточному Казахстану и Киргизии.
Вероятно, в 88 г. н.э. голод из-за саранчи и «великие замешательства вынудили шаньюев северных хунну перевести ставку и регулярную кава-лерию с Архангая и Орхона, что в северной Монголии, перевести на запад – Восточный Туркестан и Тянь-Шань.
В 93 г. н.э. последний северный шаньюй Юйчугянь, видимо, самостоя-тельно, не спрашивая победителей, перекочевал на север современной Монголии. Китайцы Ван Фу и Жень Шан, возможно, с 1000 южнохуннуской конницы догнали его и убедили вернуться. Когда он вернулся, китайцы убили шаньюя Юйчугяня, а войско, видимо, это была охрана, уничтожили.
Н.Я. Бичурин добавляет: «Здесь кончилось царствование северного Дома хуннов» (курсив – Ш.А.С.) [Бичурин, 1950, т.1, с. 129]. Было это в 93 г. н.э.
Вероятно, поселившиеся в III-II вв. до н.э. в нынешнем Восточном Туркестане, Восточном Казахстане и Киргизии хунну-дулаты и киргизы, видя как уничтожается государство северных хунну южными хунну, предпочли не вмешиваться и не принимать участие в братоубийственной гражданской войне. Наверное, они видели и, возможно, многие понимали, что единое государство хунну разваливается из-за интриг китайского правительства и неумелого правления некоторых шаньюев, зараженных «ви-русом» болезненного самолюбия, протаскиванием родственников на «теплые» возвышенные места и, вероятно, мелочным трайбализмом. Или же у хуннуских племен западной части  империи и у киргизов не было достаточных сил противостоять южным хунну, которых поддерживала могучая китайская империя. Так или иначе, западные хунну и киргизы остались пассивными свидетелями краха северных хунну и их государства. Видимо, западные хунну находились в составе государства северных хунну до падения последних под ударами южных хунну, т.е. до 93 г. н.э., об этом свидетельствует китайская хроника Бейши.
Страна Юебань. Ставка правителей западных хунну была, вероятно, в стране Юебани. Хроника Бейши сообщает: «Владение Юебань лежит от Усуня  на северо-запад, от Дай в 10 930 ли.
Это есть аймак, прежде принадлежавший Северному хуннскому шаньюю, прогнанному китайским полководцем Дэу-Хань. Северный шаньюй, перешед через хребет Гинь-вэй-шань ушел на запад в Кангюй; и малосильные, которые не в состоянии были следовать за ним, остались по северную сторону Кучи. Они занимают несколько тысяч ли пространства, и по числу составляют до 200 000 душ. Жители области Лян-чжеу владетеля еще называют шаньюй-государь. Обыкновения и язык одинаковы с гаогюйскими, но более опрятности» [Бичурин, 1950, т.2, с. 258-259].
Географически страна Юебань была расположена примерно на северо-востоке Казахстана. На юебаньской территории сейчас расположены, вероятно, города Усть-Каменогорск, Семипалатинск, Павлодар, т.е. по до-лине р. Иртыш. Номады селились, как правило, по долинам рек. Страна Кангюй была расположена, вероятно, в Центральном Казахстане, на востоке граничила с Юебанью, на западе со страной-государством Яньцай (Ала-нией).
Те хунну, которые по разным причинам не в состянии были следовать за северными хунну, назывались малосильными и остались в Юебани.
Вероятно, обычаи и язык жителей Юебани оставались разновидностью монгольского, как минимум, до VII в. н.э., когда была написана Ги-лином, ученым династии Тан, хроника северных дворов Вэй, Чжеу, Ци, Суй. Язык жителей Юебани одинаков с гаогюйским, т.е. хойхуским, а хойхусцы, до того времени проживавшие в Западной части Монголии оставались монголоязычными. Отдельные гаогюйцы-хойхусцы остаются монголоязычными до сего времени, например, баргуты-байергу, небольшая часть уйгуров (шараюгуры), часть курыкан и т.д.
Хроника Бейши, вероятно, ошибается, когда пишет: «Северный шаньюй через хребет Гань-вэй-шань ушел на запад в Кангюй» [там же, с. 258-259]. Известно, другая, уже древнекитайская хроника Хоуханьшу, на-писанная в первой половине V в. н.э., сообщила, что последний шаньюй северных хунну Юйчугянь был казнен полководцами Ван Фу и Жень Шан в 93 г. н.э. и династия северных шаньюев кончились, т.е. северные хунну остались без предводителя – императора. Поэтому маловероятно, что се-верные хунны ушли н запад, сначала в Юебань, затем в Кангюй и даже в Яньцай (Аланию) и Европу.
Возможно, массовая откочевка северных хунну на запад в год катастрофы (93 г.н.э.) произошла уже без шаньюя-императора.
В Юебани северные хунну, вероятно, «отдышались» и отдохнули, как никак вокруг были такие же монголоязычные, меч южных хунну и сяньбийцев не угрожал, китайские интриги, думаю, были относительно да-леко.
При таких обстоятельствах и при таком настроении, когда северные хунну стремились уйти от южных хунну и китайцев подальше на запад и в отсутствие у них предводителя – шаньюя, вероятно, северных возглавил западный хунну-дулат. Почему дулат? Думаем, во-первых, хунну импера-тора Баламира были монголоидами по расовым признакам; во-вторых, хунну вплоть до превращения в хунну-укров – украинцев, т.е. до конца V-начала VI вв. н.э., были монголоязычными, о чем свидетельствует большинство имен хунну-укров, оставшихся в византийских и латинских ле-тописях и расшифрованные автором [Шабалов, 2011, 2016]; в-третьих, хунны-укры после отступления из Поннонии осели в V в. н.э. на р. Днепр. Примерно в VI в.н.э. на р. Днепр мы видим метисов: хунну-укров, славян, готов, аланов и т.д. стали называть дулебами. По нашему мнению, дулат и дулеб этимологически взаимосвязанные слова, не несущие смысловую нагрузку в славянских языках. После окончательного перехода на славянский язык этноним дулеб исчез, т.е, вышел из употребления в Восточной Европе.
Современные украинцы и казахи очень обижаются, когда им рассказываешь, что в них есть около 5%  генов монголоязычных людей, полностью игнорируя роль метисизации (смешения) генов в жизнедеятельности этносов. Их кругозор оставляет желать лучшего.
Хунну-дулаты в IV в. также возглавили движение булгар на запад, что было зафиксировано неизвестным европейским хронографом в 364 г. [Mommzen, 1858].
Хунну-дулаты под именем дуло (дуло – китайское произношение слова дулат) сыграли значительную роль в Западно-тургутском каганате. Во времена Западно-тургутского каганата VII-VIII вв. дулаты, возможно, полностью перешли на киргизский (турецкий) язык, забыв свое первоначальное монголоязычие. В ходу уже  киргизские (турецкие) имена, например, Сулу – красивый.
В настоящее время дулаты – подразделение казахского этноса, сформировавшегося к XVI, уже в послемонгольский период истории, в которое вошли племена, составлявшие улус Джучи – старшего сына Чин-гисхана.
По нашему мнению, государство хунну-дулатов имеет давнюю ис-торию, со времен великого шаньюя Модэ. Шаньюй Модэ, прогнав юечжей с земель на юг к Даваню, освободившиеся территории, в западном крае своей империи, заселил хунну-дулатами и киргизами и, возможно, усунями.
Переселившись в Юебань, хунну-дулаты, возможно, осуществляли государственную власть автономно, пользовались из-за удаленности оп-ределенной самостоятельностью.
После краха государства северных хунну хунну-дулаты в своей им-перии Юебань вели себя осторожно, ничем не выделялись, за исключением того что часть хунну-дулатов возглавила движение северных хунну на запад.
В жужаньское (аварское) время, на новой родине в Юебани, существовало полноценное государство, об этом пишет хроника Бэйши: «…в их государстве (курсив – Ш.А.С.) есть такие волхвы, которые во время жужаньских набегов могли производить продолжительный дождь сильный буран и даже наводнение. Из жужаньцев 2/10 и даже 3/10 тонули или по-гибали от стужи. В сем году прислали второе посольство с дарами и предложением, чтоб учинить нападение на Жужаней в одно время и с востока, и с запада. Тхай-ву [-ди] (424-440], 426, одобрив это предложение, приказал и внутренние, и заграничные войска поставить на военную ногу, и князя Тхо назначил предводителем передового корпуса против Жужаней. Впоследствии владетель всегда присылал посланников с дарами» [Бичурин, 1950, т. 2, с. 260].
Хроника Бэйши пишет о полноценном государстве Юебань, что у них язык сходен с гаогюйским, который по нашему мнению, тождественен мон-гольскому. Государство Юебань, по нашему мнению, было населено хунну-дулатами. Позднее хунну-дулаты переместились к югу, заняли территорию возле р. Чу и далее. 
   

Глава 12. СЯНЬБИ (муюны, табгачи (тоба), тогоны)

В начале книги (гл. 1-4)  мы рассмотрели и выяснили, что с XXIV по IV вв. до н.э. хунну назывались хуньюй, ханью-инь, жуну, дун-ху и лишь в IV в. до н.э., два тысячелетия спустя часть северных номадов стала называться китайцами хунну. Это объясняется естественным ростом и деле-нием на племена и тем, что китайцы больше обращали внимание на те племена, которые чаще беспокоили их. Также мы выяснили, что в 209 г. до н.э. великий реформатор и государственный деятель древности шаньюй Модэ покорил на востоке близкородственное племя Дунху.
Дун-ху (восточные варвары – по-китайски) после разгрома шаньюя Модэ разделились на племена Сяньби и Ухуань (авар). Сньбийцы обитали севернее ухуаней, занимали территорию степи Забайкалья (совр. Читинская область России), север Внутренней Монголии (совр. – Китай) и северо-запад Маньчжурии (совр. – Китай).
Вероятно, у племени (народа) Дун-ху было оформлено государство. Жители сей страны, возможно, платили налоги (подати) для содержания правителя и его слуг (дружина), у них была определенная территория, на которой правитель и его слуги осуществляли свой суверенитет. Правитель и сборщики налогов появились у Дун-ху примерно в III-II тысячелетии до н.э. Вспомним Таргитая у скифов, который, по словам Геродота, жил в середине II тысячелетия до н.э. [Геродот, 1972, кн. IV, с. 188]. Таргитай, безусловно, монголоязычное имя, так звали они сборщиков налогов. По-киргизски (тюркски) значения слова Таргитай не подходит к знатному человеку, выражет расческу и ряд слов связаных с ней. Второй раз Таргитай  упоминается в византийских летописях у монголоязычных авар как посол, знатный человек у хана Баяна.
Также наличие государства, вероятно, свидетельствует Шицзи, который пишет: «В то время, как Модэ вступил на престол, дом Дун-ху был в силе и цветущем состоянии» [Бичурин, 1950, т.1, с. 47]. Древнекитайская летопись Шицзи указывала на наличие у Дун-ху правящего «Дома», т.е. наличие правителя, который был суверенен на данной территории»  Примерная территория указана выше.
Далее династийная летопись Шицзи пишет, что шаньюй Модэ: «пошел на восток и неожиданно напал на Дун-ху. Дун-ху прежде пренебрегал Модэ и потому не имел предосторожности. Модэ, прибыв со своими войсками, одержал совершенную победу, уничтожил Дом Дун-ху, овладев подданным его, скотом и имуществом» [там же, с. 48].
Сяньбийцы и ухуаньцы прославились тем, что выдвинули из своей среды в XII в. н.э. основателя самого большого государства в истории че-ловечества – Чингисхана. Империя Чингисхана по своим размерам пре-восходит Британскую империю и, по нашему мнению, положила начало новому времени, передав такие изобретения Востока германским народам, как порох, огнестрельное оружие, печатный станок и др.
Если хунну-укры императора Баламира в 375 г. н.э., выполняя свой побратимский договор со славянами-антами, начали войну с готоми, жившими в то время в южной России и заложили основу перехода с Древности в Средневековье. То монголы (сяньбийцы и ухуани) – народ близкородственный к хунну (в IV до н.э. отделились от Дун-ху и говорили на монголоязычии) заложили базу перехода из Средневековья в Новое время, в котором мы с вами живем.
Сяньби. Древнекитайская династийная хроника Хоуханьшу повест-вует: «Сяньбийцы также составляют отрасль Дома Дун-ху, отдельно осевших при горах Саяньби-шань: почему от них и название себе приняли» [Бичурин, 1950, т.1, с. 149]. Н.Я. Бичурин в примечании отмечает «боковую линию» и добавляет: «Сяньбийцы после их рассеяния, осели в восточной Моголии на землях, ныне занимаемых небольшими аймаками Аохань, Наймань и Калка, на южной стороне Шара-мурэни, которая в то время по кит. называлась  Жао-лэ-шуй. Они начали усиливаться с 93, упали в 181 году» [там же, с.149].
Далее хроника Хоуханьшу продолжает повествовать: «Язык и обычаи сяньбийцев сходны с ухуаньскими; только пред браком прежде обривают голову. В последнем весеннем месяце собираются при реке Жао-лэ [Шара-мурэнь]; и когда кончится пиршество, то соединяются браком. Там звери и птицы отличны от зверей и птиц Срединного царства. Водятся тарпаны, степные бараны, рогастые волы. Из их рогов делают луки, называемые роговыми. Еще водятся соболи, обезьяны, хорьки. По мягкости шерсти меха их считаются в Китае превосходными. В начале династии Хань сяньбийцы также поражены были Шаньюем Модэ и далеко уклонились за укрепленную линию в Ляо-дун. Они жили в смежности с ухуаньцами, и не имели сообщения с Срединным государством. В начале царствования Гуан-ву[-ди] хунны усилились и, присоединив к себе сяньбийцев и ухуаньцев,  опустошали северные пределы, убивали и в плен уводили чиновников и народ. Не было ни одного года спокойного. В двадцать первое лето правления Гянь-ву, 45, сяньбийцы в соединении с хуннами вступили в Ляо-дун. Цзи Юн, правитель сей области, разбил их и почти всех побил или в плен взял. Сие событие описано в повествовании о Цзи Юн. С этого времени распространился страх между сяньбийцами; когда же южный Шаньюй покорился Дому Хань, то северные неприятели остались одни и пришли в бессилие. В двадцать пятое лето, сяньбийцы открыли первое сообщение с Китаем чрез гонцов. После сего главный их старейшина Бяньхэ с прочими явился к Цзи Юн, и предложил Китаю свои услуги: почему и велено ему произвести нападение на северных хуннов. Он напал на восточное поколение Иньюйцы и порубил до 2 000 человек. Впоследствии Бяньхэ ежегодно выступал в поход и нападал на северных хуннов: а по возвращении из похода являлся в Ляо-дун с головами убитых для получения награды за них. В тридцатое лето, сяньбийские старейшины Юйчеупынь и Маньту с родовичами своими явились к Двору с поздравлением, и объявили желание, по долгу справедливости поддаться Китаю. Император дал Юйчеупыню княжеское достоинство Ван, а Маньту княжеское достоинство Хэу. В сие время от гор Чи-шань [есть другие горы Чишань близ устья Амура в связи с описанием ухуаньцев], что в Юйян [название области], ухуанец Иньчжибэнь с прочими несколько раз производил набеги на Шаи-гу. В первое лето правления Юн-пьхин, 58,  Цзи Юн опять подкупил Бяньхэ напасть на Ичжыбэня, и последний был убит на сражении. После сего сяньбийские ста-рейшины поддались Китаю, и все вместе явились в Ляо-дун для получения наград. Области Цин-чжеу и Сюй-чжеу ежегодно обязаны были платить по 270 миллионов чохов. В царствование императоров Мин-ди и Чжан-ди они спокойно охраняли границу. При Хо-ди в правление Юн-юань, по распоряжению верховного вождя Дэу Хань, западный пристав Гын Кхой напал на хуннов и разбил их [Бичурин, 1950, т.1, с. 149-150].
В 45 г. н.э. сяньбийцы объединились с хунну и совершили неудачный набег на Ляо-дун, где почти все напавшие были убиты или попали в плен.
Китайская хроника Хоуханьшу хвастливо пишет, что после неудачного набега среди сяньбийцев распространился страх. Вероятно, Хоуханьшу преувеличивает удачное отражение набега на Ляо-дун. Набег 45 г. н.э., мы считаем, был всего лишь тактическим успехом китайцев, а не стратегическим, т.е. носил местный характер. Страх за одно поражение локального характера не должен распространиться на все сяньбийское на-селение.
Вероятно, в 49 г. н.э. сяньбийцы через гонцов установили сообщение с китайцами, возможно, для открытия торговли. Не секрет, что сяньбийцы в основной массе были кочевниками-скотоводами и продукция их труда требовала обмена с земледельческим Китаем, которому в то время в меньшей степени требовалась продукция кочевников-скотоводов, каковыми были сяньбийцы, хунну, ухани и др.
Видимо, сяньбийцы в 49 г. н.э. установили сообщение с Китаем не из-за страха перед Поднебесной, а из-за экономических интересов. Вероятно, по предлогом торговли китайцы склонили сяньбийцев напасть на ослабленных северных хунну, что старейшина сяньбийцев Бяньхэ совершал ежегодно. Правитель сяньбийцев Бяньхэ по возвращению из похода на северных хунну приезжал «с головами убитых для получения награды за них».
В 54 г. сяньбийские старейшины Юйчелинь и Маньту приехали к импе-ратору Китая и высказали желание быть подданными Китая. Сяньбийцы добросовестно служили китайскому императору, в 58 г. правитель области Ляо-дун подбил сяньбийского старшину Бяньхэ напасть на ухуаньцев. Сяньбийский Баяньхэ напал на ухуаньцев  и убил в сражении ухуаньского старейшину Ичжы-бэня.
В 58 г. сяньбийские старейшины явились в Ляо-дун для получения обе-щанных наград и, видимо, получили. Две области, Циньжеу и Сюйчжеу обязаны были платить сяньбийцам по 270 млн чохов. Н.Я. Бичурин примечает не по 270 млн чохов, а 270 000 ланов серебра. Это большая сумма для того времени. Возникает вопрос, кто кому должен и где же от-ношения сюзеренитета? В таком количестве сюзерен не платит вассалу. Вероятно, сяньбийцы не были подданными Китая и со страху нигде не прятались, а на востоке Азии они заменяли хунну, чья держава неуклонно катилась к своей гибели. Китайские вельможи, видимо, элементарно под-купали сяньбийцев и натравливали их то на хунну, то на уханей (аваров), а хроника Хоуханьшу, верная китаецентристской политике, любое подношение номадов выдавали за дань варваров, а то, что они сами платили огромные суммы (270 000 ланов) серебра считали всего лишь наградой варварам.
Древнекитайская династийная хроника Хоуханьшу за 93 г. н.э. про сяньбийцев повествует: «Северный шаньюй бежал, 93, и сяньбийцы, пользуясь сим обстоятельством, заняли земли его. Оставшиеся роды хуннов, простиравшиеся до 100 000 кибиток, сами приняли народное название Сяньби. С сего времени сяньбийцы начали усиливаться. Здесь пресекается владычество Дома Хуннов в Монголии. Место его на время заступает Дом Сяньби, и монголы, называвшиеся до сего времени хуннами, принимают народное название сяньбийцев» [Бичурин, 1950, т.1, с. 150-151]. 
Сяньбийцы после бегства части северных хунну со своей территории (север Монголии и южной Бурятии до Иволгинска) заняли их земли. Оставшиеся хунну в количестве до 500 000 человек и 100 000 кибиток, по выражению хроники Хоуханьшу, приняли народное название «Сяньби», т.е. они ассимилировали остатки хунну. Для ассимиляции особых усилий не требовалось, сяньбийцы так же, как хунну, были монголоязычными [Таскин, 1973], [Шабалов, 2011]. После того как сяньбийцы вобрали в себя, говоря по-современному, абсорбировали хунну (до 500 человек) из числа северных, они, как заметила хроника Хоуханьшу, «начали усиливаться».
Китайское правительство к 97 г. н.э. перестало, по каким-то неиз-вестным нам причинам, награждать сяньбийцев и они стали нападать на приграничные территории Китая. Хроника Хоуханьшу повествует: «В девятое лето, 97, сяньбийцы в Ляо-дун напали на город Фэй-жу-хянь. Обла-стной пра¬витель Цзи Сэнь предан суду за поражение при реке Гюй-шуй и умер в тюрьме. В тринадцатое лето, 101, сяньбий¬цы из Ляо-дун произвели набег на Ю-бэй-пьхин, и вступили в Юи-ян; но правителем сей области были разбиты» [Бичурин, 1950, т.1, с.151].
В 110 г. н.э. хроника Хоуханьшу сообщает: «При Ань-ди в правление Юн-чу, сяньбийский ста¬рейшина Яньчжиян явился к Двору с поздравлением. Дын-хэу пожаловала Яньчжияну княжескую печать с шнурами, красную ко-лесницу в три лошади; указала по¬местить его при ухуаньском приставе под городом Нин-чен, открыть торг с кочевыми и построить подворье для помещения заложников из поколений северного и южного. Из ста двадцати родов сяньбийских каждый представил Двору заложника. После сего сяньбийцы то отлагались, то покорялись, то воевали с хуннами и ухуаньцами» [Бичурин, 1950, т.1, с. 151].
В то время (110 г. н.э.) сяньбийцев было действительно много, хроника указывает на 120 родов. Каждый из 120 родов давал китайцам заложника, что говорит об определенной зависимости сяньбийцев. Зависимостью сянь-бийцев, по нашему мнению, было торгово-экономическое воспроизводство основного продукта, которое требовало постоянного обмена скота на продукты земледельческого производства и роскошь.
Монголоязычные сяньбийцы воевали с южными хунну с ухуаньцами (аварами) [Пуллиблэнк, 1986]. Как известно, южные хунну и ухуаньцы (авары) принадлежали к монголоязычным [Бичурин, 1950, т.1], [Шабалов, 2011]. Древнекитайская хроника Хоуханьшу описывает взаимоотношения сяньбийцев с китайцами, южными хунну и ухуаньцами с 115 примерно до 150 гг. н.э., т.е. правления на исторической сцене Таньшихая: «Во второе лето правления Юань-чу, 115, осенью сяньбийцы в Ляо-дун обложили Ву-люй-хянь. Областные войска, по соединении, крепко держались в полях, и сяньбийцы ничего не могли получить. Еще напали на лагерь в Фули и побили чиновников. В четвертое лето, 117, Ляньхю, сяньбиец из Ляо-си, сожег пограничные ворота и произвел набег на жителей. Ухуаньский старейшина Юйчжигюй, бывший в ссоре с Ляньхю, соединившись с  об-ластными войсками, устремился на него и разбил совершенно; он убил 1 300 человек, а остальных всех в плен взял и получил в добычу весь скот и имущество их. В пятое лето, 118, осенью, сяньбийцы в Дай-гюнь в 10 000 конницы перешли чрез укрепленную линию для грабежа и порознь напа-дали на города. Они сожгли дворцы и присутственные места, побили чиновников и ушли: почему двинуты пограничные латные войска, отряд сто-явший в Ли-ян, и поставлены в Шан-гу для предосторожности. Зимою сянь-бийцы вступили в Шан-гу и осадили крепость Гюй-юн-гуань: почему опять двинуты из пограничных областей Ли-ян и стрельцов до 20 000 пехоты и конницы, и расставлены в важных проходах. В шестое лето, 119, осенью сяньбийцы перешли укрепленную линию Ма-чен-сай и побили чиновников. Главный хуннуский пристав Дын Цзунь с 3 000 стрельцов и войсками пристава Ма Сюй, южного Шаньюя и областей Ю-бэй-цьхин и Ляо-си выступил за границу, догнал  сяньбийцев и совершенно разбил их; он много взял в плен и в добычу получил боль¬шое количество рогатого скота и имущества» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 151-152].
В 120 г. н.э. некоторые сяньбийские роды, проживавшие в местности Ляо-си покорились Китаю, но в 121 г. н.э. опять отложились, хроника Хо-уханьшу пишет: «В первое лето правления Юн-нин, 120, Улунь и Цичжи-гянь, сяньбийские старейшины в Ляо-си, явились с своим народом к Дын Цзунь, и покорились. Они представили Двору дары; по¬чему указано облечь обоих в княжеские достоинства и с таким же различием награждены шелковыми тканями. В первое лето правления Гянь-гуан, 121, Цичжигянь опять отложился, и произвел набег на Гюй-юн. Чен Янь, правитель области Юн-чжун, выступил против сяньбийцев, но отряд его был разбит и разбежался. Офицер Ян Му заслонил Янь собою и вместе с прочими пал на сражении. После сего сяньбийцы окружили ухуаньского пристава Слой Чан в Ма-чен. Главный хуннуский пристав Гын Кхой и Пхан-сэнь, правитель области Ю-чжеу, для осво¬бождения Чан, двинули войска из областей Гуан-ян, Ли-ян и Чжо-гюнь, и разделили их на две колонны. Чан в ночи скрытно вышел из города, и, соединившись с Кхой и про¬чими, произвел нападение. Неприятели сняли облежание. Как сяньбийцы часто убивали областных правителей, то смелость в них день ото дня возрастала. Они имели не¬сколько десятков тысяч конницы. В первое лето правления Янь-гуан, 122, зимою они еще произвели набег на Яй-мынь и Дин-сян, после сего напали на Тхай-юань, ограбили и побили жителей. Во второе лето, 123, зимою, Цичжигянь с 10 000 конницы вступил в Дун-лин, послал разъезды, на несколько дорог и осадил южных хуннов в Маньбо. Югянь-жичжо-князь пал на сражении, потеряв до 1 000 человек убитыми. В третье лето, 124, осенью, опять про-извели набег на Гао-лю и, разбив южных хуннов, убили Цзянгян-князя. При Шун-ди в первое лето правления Юн-гянь, 126, осенью, сяньбийский Цичжи-гянь произвел набег на Дай-гюнь. Областной правитель Ли Чао пал на сражении. В следующем году, 127, весною, хуннуский пристав Чжан Го отрядил своего помощника за укреплен¬ную линию с 10 000 пехоты и конницы Южного Шаньюя. Сяньбийцы разбиты были, и потеряли до 2000 телег с имуществом. В сие время около 6000 сяньбийской конницы также производили набеги в Ляо-дун и Хюань-тху, ухуаньский пристав Гын Йе с войсками пограничных областей и сяньбийцами князя Шуай-чжун-ван напал на них за укрепленною линиею, порубил несколько сот человек и в добычу получил великое множество пленных, рогатого скота и имущества. После сего сяньбийские роды в числе 30 000 человек пришли в Ляо-дун, и изъявили желание вступить в подданство. В третие и четвертое лето, 129, сяньбийцы то и дело производили набеги на Юй-ян и Шо-фан. В шестое лето, 130, осенью, Гын Йе отправил за укрепленную линию Сы-ма с несколькими тысячами хуннуской конницы. Сяньбийцы были разбиты. Зимою правитель области Юй-яи еще выслал за границу ухуаньское войско, которое побило до восьмисот человек, и в добычу получило множество людей и скота. Ухуаньский храбрый и сильный наездник Фусогуань в каждом сра¬жении с сяньбийцами первый устремлялся на неприятеля: почему указано наградить его титулом Шуай-чжун-гюнь. В первое лето правления Ян-гя, 132, зимою, Гын Йе от¬правил ухуаньского пристава Юн Чжу-сэу и князя Хаудогуя напасть на сяньбийцев за укрепленною линиею. Они нанесли последним великое поражение, получили большую добычу и возвратились. Догуй и прочие пожа¬лованы достоинствами Шуай-чжун-ван, Хэу и старейшин и соответственно заслугам награждены шелковыми тканями. По-сле сего сяньбийцы произвели набег на зависи¬мые владения в Ляо-дун: почему Гын Йе перешел с своими войсками в Ляо-дун, не считая нужным защищаться в стенах. Во второе лето, 133, весною, хуннуский пристав Чжа Чжеу отправил за укрепленную линию своего помощ¬ника с Фужуном, Гудухэу южных хуннов. Они раз¬били сяньбийцев: побили множество людей, и получили большую добычу. Указано дать Фужуну золотую печать с пурпуровыми шнурами и наградить шелковыми тканями, а прочих каждого по заслугам. Осенью сяньбийцы пе¬решли через укрепленную линию и вступили в Ма-чен. Правитель области Да-гюнь напал на них, но без успеха. После сего с смертью Цичжигяня сяньбийские грабительства стали реже» [Бичурин, 1950, т.1, с.152-153].
Примерно в середине II в. н.э. у сяньбийцев появилось государство. Если до 50-х гг. каждый сяньбийский род управлялся родовым старейши-ной, а родов было 120, то в середине II в. н.э. у них появился второй объединитель всех монголоязычных и киргизоязычных (тюркоязычных) племен и народов после шаньюя Модэ, старейшина Таньшихай. Фактически Таньшихай стал императором почти всех монголоязычных и кирги-зоязычных народов после того, как в 156 г н.э. покорил на севере динлинов, на востоке фуюй (предков маньчжур), на западе ираноязычных усунь и овладел всеми землями, бывшими под державой хуннов от востока к западу 14 000 ли [там же, с 154].
Древнекитайская хроника Хоуханьшу повествует: «В царствование Сюань-ди, сяньбийцев явился Таньшихай. Отец его Тулухэу прежде три года служил в войске хуннов. В это время жена его дома родила сына. Тулухэу по возвращении изу¬мился и хотел убить его. Жена сказала ему, что однажды днем, идучи по дороге, услышала громовой удар; взглянула на небо, и в этот промежуток упала ей в рот градинка. Она проглотила градинку, и вскоре потом почувствовала беременность, а в десятый месяц родила сына. Надобно ожидать чего-то необыкновенного, но лучше дать ему подрасти. Тулухэу не послушал ее и бросил; но жена тайно приказала домашним воспитывать сие дитя, и дала ему имя Таньхишай. На четырнадцатом и пятнадцатом году он храбростью, телесною силою и умом удивил старейший поколения. Однажды в матернином доме пограбили рогатый скот. Таньшихай погнался за грабителями на верхо¬вой лошади, рассеял их и обратно взял все пограбленное. С сего случая все поколение стало уважать его» [Бичурин, 1950, т.1, с. 154].
Антропоним «Таньшихай», вероятно, сближаем с монгольским словом «танишгуй – неузнаваемый» [Лувсандэндэв, 1957, с. 391]. Таншихай, видимо, остался неузнанным отцом, который бросил его в младенчестве, заподозрив, что он является ему неродным, или младенцу дали кличку ввиду того, что он от неизвестного (неузнанного) отца.
Таньшихай может быть производным от киргизского слова «таныш – отрицание, непризнание» [Юдахин, 2012, с. 702], но мешает монголоязычный аффикс «хай, гуй». Киргизоязычные (тюркоязычные) не употребляют подобный аффикс. Аффикс «хай, гуй» признак монголоязычия.
Н.Я. Бичурин в примечании пишет о рождении Таньшихая следующее: «Это принадлежит к числу вымыслов, в Азии обыкновенно составляемых о рождении знаменитого человека» [Бичурин, 1950, т.1, с. 154]. По нашему мнению, хроника Хоуханьшу важное обыденное и житейское явление: рождение незаконнорожденного ребенка, которого хотел убить по возвращении со службы у хунну, отец Тулухэу. Он, видимо, был реалистом и в сказку, что она забеременела от градинки, не поверил и бросил ее с ребенком.
Антропоним «Тулухэу», вероятно, от монголоязычного слова «туллэхэ – давать приплод» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т. 2, с. 266]. «Тулухэу», видимо, имел какое-то отношение к приплоду скота. Вероятно, его рождение связано с приплодом, может, он родился во время приплода скота.
Киргизское (тюркское) слово «тулук – домашний скот, продовольствие, мучение, беда, трудность» [Юдахин, 2012, с. 780], трудно сближаемо с антропонимом «тулухэу». Аффикс «хэу» мешает слово «тулук» сблизить со словом тулухэу и отдаляет его.
Вероятнее основой антропонима «Тулухэу» является монголоязычное слово «туллэхэ».
Далее древнекитайская хроника Хоуханьшу пишет: «Таньшихай по-ложил законы для решения спорных дел, и никто не смел нарушать их. После сего избрали его старейшиною. Таньшихай построил дворец у горы Даньхань при реке Чжочеу, в 300 с небольшим ли от Гао-лю на север. Он имел многочисленную конницу. Все старейшины на востоке и западе поддались ему. Почему он на юге грабил погранич¬ные места, на севере оста-новил  динлинов, на востоке от¬разил фуюй, на западе поразил усунь и овладел всеми землями, бывшими под державою хуннов, от востока к западу на 14 000 ли, со всеми горами, реками и соляными озерами» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 154].
Около 150-х гг. Таньшихая выбрали родовым или племенным старейшиной, но затем, вероятно, за незаурядные способности он стал правителем всех сяньбийцев. Таньшихай произвел в государстве сяньбийцев правовую реформу. Установил четкое законодательство, письменные или устные законы нам неизвестны, имел многочисленные вооруженные силы в виде конницы, видимо, собранную со всего государства хунну.
После того как покорил все народы вокруг своего государства, Таньшихай стал фактически императором как шаньюй Модэ в свое время.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу повествует, что Таньшихай, став фактическим императором с 156 г. до 178 г., т.е. до самой смерти, успешно атаковал Китай, его набеги, как правило, были удачными. Хроника Хоуханьшу пишет, что в 156 г. «Таньшихай с тремя или с четырьмя тысячами конницы произвел набег  на Юнь-чжун. В первое лето правления Янь-хи, 158, сяньбийцы произвели набег на северную границу. Зимою хуннский пристав Чжан Хуань выступил с южным Шаньюем за границу и убил двести человек. Во второе лето, 159, сяньбийцы опять вступили в Яймынь, убили несколько сот человек произвели великое грабительство и ушли. В шестое лето, 163, около тысячи конников произвели набег на за-висимые владения в Ляо-дун. В девятое лето, 166, несколько десятков тысяч конницы, разделившейся на отряды, произвели набег на девять по¬граничных областей; учинили убийства, ограбили чи¬новников и народ: почему Чжан Хуань опять послан с войском, и сяньбийцы обратно ушли за укрепленную ли¬нию. Двор очень беспокоился, и не мог отвратить: почему отправил к Таньшихаю посланника с предложением ему печати с титулом Ван и союза на основании мира и родства. Таньшихай не согласился принять, а набеги и гра¬бительства наипаче усилены. И так он сам разделил свои владения на три аймака. От Ю-бэй-пьхин на восток до межей фуюйской и вэймоской в Ляо-дун двадцать с лишком родов составляли  восточный аймак. От Ю-бэй-пьхин на запад в Шан-гу более десяти родов составляли средний аймак; от Шан-гу на запад до Дунь-хуан и Усуня более двадцати родов составляли за-падный аймак. В каждом аймаке поставлен был старейшина для управления, и все они состояли под властию Таньшихая. Со вступления Лин-ди на престол, с 168 года, пограничные поколения в трех областях: Ю-чжеу, Бин-чжеу и Лян-чжеу ежегодно были раззоряемы набегами сяньбийцев. Неисчислимое множество жителей побито и в плен уведено. В третие лето правления Хи-пьхин, 174, сяньбийцы вступили в Бэй-ди. Областной правитель Хя Юй и Хючжотугэ догнали и разбили их. Юй повышен переводом к должности ухуаньского пристава. В пятое лето, 176, сяньбийцы про¬извели набег на Ю-чжёу. В шестое лето, 177, летом, сяньбийцы произвели набег на три границы» [Бичурин, 1950, т.1, с. 154-155].
В этих непростых для Китая условиях Цай Юн подал императору сле-дующего содержания письмо, где он высказал основанность на знание истории свое мнение. Мы цитируем письмо Цай Юна с сокращениями. Древнекитайская хроника Хоуханьшу повествует: «…С того времени, как хунны удалились, усилились сяньбийцы, и овладели прежними землями их. Они имеют 100 000 войска известны крепостью телесных сил, возрастают в образовании. Присовокупите к тому, что строгость на пограничных заставах ослаблена, и много проходит сквозь сеть запрещений. Неприятели получают от нас чистое золото, превосходное железо. Бежавшие китайцы служат им советниками. У них оружие острее и лошади быстрее, нежели у хуннов. В прошлое время Дуань Ин был хороший полководец, знаком с войною, искусен в боях. Он более десяти лет имел дело с западными кянами. Хя Юйи Тьхянь Янь в знании военного дела едва ли превосходят Дуань Ии. Сяньбийские роды многочисленны, не слабее против прежнего времени. Вот уже два года, как мы не можем придумать средств. Мы обещаем успех себе: но если несчастие последует за несчастием, и война продлится, можем ли отдохнуть на половине пути? Должно будет опять набирать войска, беспрерывно доставлять съестные припасы, и таким образом истощать Срединное государство, чтоб усилить инородцев. Беспокойствия на границах подобны чесотке на руках и ногах; узы на Срединном царстве, злый веред на спине или на груди. Если в настоящее время мы не в со-стоянии прекратить разбоев по областям и уездам, то будем ли в состоянии покорить гадких дикарей? В древности Гао-цзу великодушно перенес стыд в Пьхин-чен; Лю-хэу пренебрегла посрамление на письме. Они более имели средств против нынешнего времени. Небо положило горы и реки; Дом Цинь построил длинную стену. Дом  Хань привел укрепленную линию, чтобы отделить отличные внешние обычаи от внутренних. Ежели положение дел не доведет Двор до раскаяния, то еще можно; но стоит ли подобно муравьям ходить взади вперед с оружием в руках? Положим, что мы разобьем их; но можно ли истребить до единого, чтоб Двор и министры хотя поздно вечером улучили время поужинать? Для облегчения народа иногда целые области оставляют. Что же сказать о землях за укрепленною линиею, искони необитаемых? Ли Мэу искусно располагал средствами к охранению границ. Янь Ю основательно изложил суждения о защищении укрепленных линий. Сии средства, сии суждения дошли до нас на страницах Истории; и по начертаниям помянутых двух мужей можно, по моему мнению, соблюсти правила покойных императоров» [Бичурин, 1950, т.1, с. 157-158].
Советник Цай Юн, основательно знавший Историю Китая и сопредель-ных стран, советовал китайскому императору, видимо, решить проблему сяньбийцев дипломатическим путем и вернуться к договору о мире и родстве. Цай Юн призывает «соблюсти правила покойных императоров», т.е. к миру и родству. Хроника Хоуханьшу сообщает: «Император не послушал. И так отправлены были Хя Юй из Гао-лю. Тьхянь Янь из Юнь-Чжуе, хуннуский пристав Цан Минь с южным Шаньюем из Яймынь, каждый с 10 000 конницы, они выступили за границу тремя дорогами и отошли около 2 000 ли. Таньшихай приказал старейшинам всех трех аймаков вы-ступить с своими войсками и упорно драться. Хя Юй и прочие были совершенно разбиты. Они потеряли бунчуки и обоз, и каждый из них с несколькими тысячами конных бежал обратно к границе. Более двух третей лишились убитыми. Все три предводителя привезены в столицу в клетках и посажены в тюрьму, откуда освободились с потерею чинов. Зимою сяньбийцы произвели набег на Ляо-си. В первое лето правления Гуан-хо, 178, зимою, они еще произвели набег на Цзю-цюань. Пограничные жители приведены были в крайнее положение. Скопища кочевых день ото дня умножались. Скотоводство и звероловство недостаточны были для их содержания [Бичурин, 1950, т.1, с. 158]. Китайцы в 177 г. выставили против сяньбийцев южных хуннов два корпуса конницы, но те были разбиты войсками Таньшихая  на голову с потерей более 2\3 личного состава.
Могучий Китай, производивший материальные блага в несколько раз больше, чем вся Римская империя, привлекшая на свою сторону  южных хуннов, предков современных тургутов-турков, ничего не могла сделать, чтобы успокоить Таньшихая с объединенными монголо-киргизскими (тюркскими – по-современному) племенами. Объединенные племена, что хунну шаньюя Модэ, что сяньбийцы Таньшихая, что в XIII в. Чингисхана, оказались равными или сильнее единого Китая, говоря по-простому, кочевые были не по зубам Поднебесной империи.
В 178 г. второй объединитель монголо-киргизского (тюркского) мира Таньшихай умер в расцвете сил. Древнекитайская династийная хроника Хо-уханьшу повествует: «В правление Гуан-хо Таньшихай умер на сороковом году жизни. Из пяти сыновей его Холянь заступил его место. Холянь в силе и способностях не мог сравниться с отцом. Он также несколько раз производит грабительства; был жаден и развратен, в решении дел пристрастен; почему половина народа отложилась от него. Впоследствии он напал на Бэй-ди, где житель уезда Лянь-хянь, искусный стрелец из самострела, застрелил Холяня. Сын его Цяньмань остался малолетен: почему Куйту, племянник от старшего брата, поставлен начальником. Цяньмань, по вступлении в совершенный воз-раст, завел с Куйту спор о престоле, и народ разделился на части. По смерти Куйту младший брат его Будугынь поставлен. После Таньшихая старейшины наследственно получали сие место» [Бичурин, 1950, т.1, с. 159].
История народа сяньби при Таньшихае и его преемниках в III в.н.э. не закончилась, она была продолжена в Муюнях, Тоба и других племенах, возникших из остатов сяньбийцев. Сами сяньбийцы, напоминаем, вышли из племени жунди в VII в. до н.э. под названием дунху. В IV в. н.э. из дунху выделилось племя хунну, которое жило на приграничье с Китаем. В конце III в. до н.э. хунну под руководством шаньюя Модэ разгромила родственных дунху и они разделились на племена сяньби и ухуаней. Избавившись от хунну, сяньбийские племена в конце I в. н.э. жили раздельно, каждый род или племя было самостоятельным. Но в середине II в. н.э. сяньбийцы и большинство монголоязычных и киргизоязычных (тюркоязычных) племен были объединены сяньбийским старейшиной Таньшихаем, который провел правовую и административную реформу и создал сяньбийскую империю, куда входили, видимо, кроме сяньби, киргизы (тюрки), усуни, динлины и другие народы.
Со смертью Таньшихая последовал развал сяньбийского государства, созданного гением Таньшихая.
Сын Таньшихая, наследовавших ему, по имени Холянь не мог срав-ниться в силе и способностях с отцом. Возможно, антропоним «Холянь», данная ему народом кличка. Антропоним «Холянь» произошел, вероятно, от монголоязычного слова «холин – дальний, далекий» [Шагдаров, Черемисов, 2010, с.440]. В значении своих способностей и ума управлять империей Холянь был далек от своего отца Таньшихая, к тому же был жадный, развратный и необъктивный. Хроника Хоуханьшу пишет, что половина народа покидает его государство, т.е. еще при его жизни отделилась от империи. Холянь после смерти оставил малолетнего сына сына Цяньманя, который не мог наследовать и старейшиной поставили племянника Холяня по имени Куйту.
Антропоним «Куйту» сближаем с монгольским словом «***тэн – холод, мороз, стужа, холодный, несправедливый, презрительно» [Лувсан-дэндэв, 1957, с. 575]. В Иркутской области есть поселок «Куйтун, что переводится с бурятского как «холодное, неприветливое место».
Когда Цяньмань стал совершеннолетним, и мог претендовать на долж-ность, которую занимал Куйту. Видимо, спор решили мирным путем и разделили то, что осталось от государства Холяня, на две части.
По смерти Куйту его младшему брату Будучыню досталось около чет-верти государства Таньшихая. Такова участь империй, основанных на личной власти. Империя хунну продержалась около 160 лет, а империя Чингисхана продержалась как единое государство около 60 лет.
Во II в. н.э. часть северных хунну, ведомые хуннуским племенем – дулаты, достигло Европы и стало объектом описания греческих и латинских писателей. До начала Великого переселения народов оставалось менее двух веков.
Далее мы вслед за Н.Я. Бичуриным будем изучать средневековую китайскую летопись Тунцзянь-Ганму, которая дополняет древнекитайскую хронику Хоуханьшу о сяньбийцах III-конец IV вв. н.э.
Средневековая китайская летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «При-бавление о Сяньбийских Домах Муюн и Тоба. Около половины III века, когда Дом Сяньби начал распадаться исподоволь; из его развалин начали возникать две сильные отрасли его, Муюн и Тоба. Муюн усилился на востоке южной Монголии; и покорил Дома Юйвынь и Дуань; Тоба унич-тожил Муюнов. Оба сии Дома царствовали в северном Китае, но первоначально действовали в южной Монголии; и потому о первых их действиях, еще до вторжения в Срединное царство, китайские историки ничего отдельно не писали. Ганму пополняет сей недостаток изложением путей, которыми они шли из Монголии к императорскому престолу в северном Китае» [Бичурин, 1950, т.1, с. 159].
По нашему мнению, единая сяньбийская империя начала распадаться не «около половины III века, а со смертью гениального императора Таьшихая. Когда начал править сын Таньшихая Холянь, вероятно, недалекий человек, половина населения из-за его жадности, разврата и необъективности отделилась от центрального правительства и стала суверенной, т.е. независимой. Было это в 178 г. н.э., конце II в. н.э., а не в половине III в.
Муюн. Средневековая летопись Тунцзян-Ганму о владетельном Доме Муюн пишет: «Владетельный сяньбийскнй князь Moхоба первый из-за укрепленной линии вступил в Ляо-си и поселился по северную сторону города Гичен [Пекин] под названием Дома Муюн» [там же, с. 159]. По на-шему мнению, слово «Муюн» – по аналогии со вторым уйгурским ханом Моянжо (читается большинством историков «Моян – баян, богатый, богач» [Шабалов, 2014, 2016, с. 98], означает то же самое, что «баян - богатый, богач». Мы не можем точно сказать племя или союз племен под названием «Муюн», означающий «баян – богатый, богач». Это, вероятно, то же племя, которое упоминает Шицзи и Цяньханьшу в Ордосе в III в. до н.э. Возможно, это Ордоское племя, покоренное вместе с племенем Лэуфань в III в. до н.э. шаньюем Модэ, сохранившееся и прибившееся к сяньбийцам.
В 281 г. н.э., сообщает летопись Тунцзянь-Ганму: «Внук его Шегуй пе-решел на северную сторону области Ляо-дун в 281 году, постоянно был вассалом Срединного государства, и за оказанные ему услуги на войне получил наименование Великого Шаньюя. После сего он отложился, и произвел нападение на Чан-ли. По смерти Муюн Шегуя младший его брат Муюн Шань похитил престол: но в 285 году Муюн Шань убит своими подчиненными, а на его место возведен Шегуев сын Муюн Хой. Шегуй был в ссоре с Домом Юйвынь: почему Муюн проси китайский Двор о дозволении усмирить его оружием. Двор не согласился. Муюн Хой рассердился, приятельски вступил в Ляоси, произвел большое убий¬ство и грабительство; и с сего времени ежегодно нападал на пределы Китая: но в начале 289 года покорился, и по¬лучил титул сяньбийского главнокомандующего. Сяньбийский Дуань Шаньюй выдал за Муюна Хой дочь свою, от которой родились Хуан, Жень и Чжао. Как Ляо-дун слишком удален, то Муюн Хой переселился к горам Цин-шань в уезде Тху-хэ, а в 294 году отселе пере-селился в город Да-ги-чен. В 302 году сяньбийский Юйвынь обложил Муюна Хой в городке Ги-чен, но был разбит. В 307 году Муюн Хой объявил себя сяньбийским Ве¬ликим Шаньюем. В 311 году покорил сяньбий-ские поко¬ления Сухи и Мувань. Сухи Лянь и Мувань Цзинь, коче¬вавшие при укрепленной линии в Ляо-дун, покорили многие китайские уезды и часто по-ражали областные вой¬ска. Фын Ши, пристав восточных инородцев, не мог усми¬рить их. Великое множество жителей, лишившихся состояния, перешло к Муюну Хой. Меньшой сын его Муюн Хань говорил ему: «Искони государи, славные по своим делам, воздавали должное Сыну Неба, чтобы, соответствуя ожиданиям народа, возвысить и свое достояние. Теперь Сухи Лянь и Мувань Цзинь не перестают производить грабительства. Надлежит обнародовать их преступления и усмирить их оружием. Для правительства восстановим Ляо-дун, а для себя покорим оба поколения; покажем усердие и справедливость царствующему Дому [в Китае династии Цзинь], а своему царству приобретем выгоды. Это составит основание нашей силы». Муюн Хой действительно напал на помянутых князей, и обоих предал смерти, а их поколения присоединил к своим владениям. В 313 году Муюн Хой напал на Дуаньских и взял у них город Тху-хэ» [Бичурин, 1950, т.1, с. 159-160].
В 313 г. Северный Китай, кроме муюнов, населяли южные хунну Дуань, юйвэнь и др., а юго-западнее их проживали телэские племена (ди) или по-китайски гаогюйцы (высокие телеги), т.к. они ездили на телегах с высокими колесами. Летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «В сие время престол империи сильно был потрясен южными хуннами, и северный Китай весь занят был иноземными войсками, которые вели кровопролитную войну и с Китаем и между собою» [там же, с.160].
Народ как мог спасался от гражданской войны, затеянной монголоязычными южными хунну и некоторыми сяньбийскими племенами, Тунцзянь-Ганму писала: «Большая часть народа, уклоняясь от смятений, уходила к Ван Сюнь; но как у него не было порядка в управлении, то опять уходили от него. Дуань с братьями преимущественно уважал в приходящих военные способности и храбрость, а гражданских чиновников никакого внимания не удостаивал» [там же, с. 160].
На фоне всеобщей милитаризации и увлечения военными действиями выделялось племя Муюня (Баян – богач в переводе с монгольского), Тунцзянь-Ганму писала: «Один Муюн Хой соблюдал строгий порядок в управлении государственными делами, любил и уважал людей: почему многие обратились к нему, и он, окружив себя отличными чиновниками из образованных китайцев, предпринял великое дело при их содействии восстановить спокойствие в империи. В 318 году Муюн Хой получил от китайского Двора титулы полководца и Великого Шаньюя» [там же, с.161]. Но нашлись завистники и недоброжелатели, которые не могли равнодушно смотреть, как большая часть народа обращалась к Муюну Хой. В наше время в связи со Всеобщей декларацией прав человека от 1948 г., принятой ООН, вероятно, народ, бежавший от войн, был бы признан политическими беженцами. Тунцзянь-Ганму повествует: «Цуйби правитель области Пхин-чжеу, не мог равнодушно смотреть на то, что большая часть служащих и народа обратилась к Муюну Хой: почему в 319 году втайне склонил Гаогюй-ли, Дуань и Юйвынь произвести нападение на него. Три владетеля соединенными силами пошли на Муюна Хой и осадили Ги-чен [Пекин]. Муюн Хой затворился в городе, и крепко держался. Он послал к Юйвыню вино и быков для угощения войск. Прочие два владетеля возымели подозрение, что Юйвынь в заговоре с Муюном Хой, и каждый с своим войском пошел в обратный путь. Войско Юйвынево простиралось до не-скольких десятков тысяч, и он несмотря на то, что два владетеля обратно ушли, надеялся один кончить дело. Муюн Хой позвал сына своего Муюна Хань из Тху-хэ. Сидугуань, главнокомандующий Юйвыневых войск, отрядил несколько тысяч конницы для нападения на Муюна Хань: но Муюн Хань, ожидавший их с засадными войсками, мужественно ударил, и всех взял в плен. Пользуясь победою, пошел вперед и отправил лазутчиков известить Муюна Хань, чтобы выступил дать решительное сражение. Только что передовые завязали бой, то Муюн Хань с 1000 конницы со стороны устремился в лагерь и пустил огонь. Неприятель был совершенно разбит. Сидугуань один спасся. Муюн Хой взял войско его в плен, и получил государственную печать с тремя шпурами. Цуй Би, получив известие о поражении, пришел в страх, и бежал в Гаогюй-ли. Муюн Хой поручил сыну своему Муюну Жень управление страною Ляо-дун; судебные места и торговые заведения оставил в прежнем положении. Он отправил Пхэй  И с донесением к Двору в Гянь-кхан, причем представил и найденную государственную печать. В 321 году Муюн Хой получил от Двора титулы северного полководца, губернатора области Пьхин-чжэу и князя в Ляо-дун. Ему сверх сего дозволено именем государя определять чиновников. После сего Муюн Хой поставил чиновников, сына Муюна Хуан объявил преемником по себе, и открыл училище, в котором Муюн Хуан образовался вместе с прочими учениками. В свободное время сам Муюн Хой приходил слушать преподаваемое. Муюн Хуан был мужествен, тверд, с большим соображением; любил заниматься  книгами. Муюн Хой перевел Муюна Хань главнокомандующим в Ляо-дун, Муюна Жень главнокомандующим в Пьхин-кхо. В июне 333 года Муюн Хой скончался, Муюн Хуан, по вступлении на престол, начал весьма строго поступать» [Бичурин, 1950, т.1, с 161-162].
В 338 г. Муюн Хуан заключил военный союз с Ши Ху, правитель Южно-хуннуского государства Чжао, против хуннского племени Дуань. Тунцзянь-Ганму повествует: «Он одержал победу, забрал до 5000 семейств, и возвратил¬ся, оставя союзника; но последний [Ши Ху] один счастливо окончил войну и немедленно обратил оружие на Муюна Хуан за то, что он в минувшую войну не соединился с ним, а наблюдал только личные свои выгоды. Он взял у Муюна Хуан 36 городов и подошел к резиденции его Ги-чен [Пекин]. Муюн Хуан хотел бежать. Предводитель его Му-юй Гынь, удерживая его, сказал; «Чжао силен, мы слабы; и если ты, государь, поднимешь ногу, то силы его воспримут полное действие, и невозможно будет противо¬стать ему. Но если ныне решимся твердо защищать город, то силы в нас во сто раз увеличатся; а когда не в силах будем помочь делу, то и тогда не поздно уйти. К чему же по первому слуху бросить все, и идти па верную погибель?» Муюн Хуан остановился, но еще страшился при виде угрожавших опасностей. Лю Пхэй, правитель области Хюань-чху…, вышел с несколькими стами отважнейших ратников и ринулся на неприятеля; куда ни устремлялся, все опрокидывал, и возвратился с пленными. После сего войско ободрилось, и Муюн Хуан успокоился. Муюн Гынь с прочими сражался беспрерывно около десяти суток.
Неприятель не мог одержать победы и пошел в обратный путь. Муюн Хуан послал своего сына Муюна Кхо с 2 000 конницы преследовать их. Войско царства Чжао было со¬вершенно разбито. Оно потеряло до 30 000 убитыми и в плен взятыми. Прочие войска рассеялись; один только объездный начальник Ши Минь сохранил свой корпус в целости. Ши Минь был китаец, и собственно прозывал¬ся Жань. Ши Ху воспитывал его вместо сына. Ши Минь был храбр, мужествен, искусен в бою, изобретателен в планах. Ши Ху любил его более прочих внуков. Между тем Дуань-Ляо из гор Ми-юнь-шань отправил нарочного просить Ши Ху принять его к себе; но вслед за сим раскаялся, и отправил нарочного о том же просить Муюна Хуан. Ши-Ху отправил предводителя Ма Цю, а Муюи Хуан сам пошел для принятия Дуань Ляо. Последний тайно условился с Муюном Хуан напасть на Ма Цю. Муюн Хуан поставил отборную конницу в засаде в горах Ми-юнь-шань. Ма Цю был совершенно разбит. Муюн Хуан от¬лично содержал Дуань-Ляо: но сей умыслил взбунто¬ваться, и Муюн Хуан казнил его. Юйвынь-Идэугуй, похитивший престол после Дуань-Ляо, с неприятностью смотрел на великие способности Муюна Хань [брат Муюн Хуана]: почему Муюн Хань притворился полоумным и пошел собирать милостыню. При Дворе все начали пренебрегать им, и отказали в жалованьи; почему Муюн Хань мог свободно везде ходить, и молча замечал положе¬ние гор и рек. Как Муюн Хань оставил свое отечество по подозрению, то хотя и находился в чужом государстве, но Муюн Хуан постоянно продолжал тайные сношения с ним. В начале 340 года, он послал в Юйвынь купца Ван Че для торговли, и препоручил ему взять Муюна Хань. И так Муюн Хань украл у Идэугуйя славных лошадей, и с двумя своими сыновьями бежал в отечество. Муюн Хуан крайне был рад, и отлично принял его» [Бичурин, 1950, т.1, с. 163-164].
С 338 г. по 348 г. Муюн Хуану удалось разгромить два соседних монголоязычных государства: Гаогюйли и Юйвань.
В 342 г. гаогюйцы были разбиты муюнами, но не уничтожены. В последующем гаогюйцы, вероятно, почти всем народом перекочевали в Се-верную Монголию и заняли территорию от Аргуни до Тарбагатая, как пишет хроника Вэйшу: «Они заняли длинную полосу земли от Аргуни на запад до Тарбагатайского хребта» [Бичурин, 1950, т.1, с. 214]. Вероятно, это есть именно булгары в небольшом количестве оказались в Европе под водительством западнохуннуского племени дулатов [Mommsen, 1850], [Шабалов, 2016, с. 139-159], [Шабалов, 2014, с. 182].
В 344 г. Муюн Хуан разгромил и рассеял народ Юйваней. Летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «В 344 году Муюн Хуан пошел с оружием на Юйвынь Идэгуя. Муюн Хань начальствовал в передовом корпусе. Про¬тив них выступил Шеегань [Шейегань], который необык¬новенною своею силою наводил страх на целое войско: но он первый был убит Муюном Хань, и войско его без сра¬жения рассеялось. Войско Муюна Хуан, пользуясь по-бедою, преследовало бегущих, и овладело резиденциею. Идэугуй на побеге умер по северную сторону Песчаной степи. После сего Юйвыньские рассеялись» [Бичурин, 1950, т.1, с. 166].
В октябре 348 г. Муюн Хуан умер, наследником стал Муюн Цзюнь. Летопись Тунцзянь-Ганму сообщает: «Как покойный государь удалил все препятствия к завоеванию Китая, то Муюн Цзюнь решился приступить к исполнению планов его. В 349 году он указал выбрать 200 000 лучших ратников, и приучать их к соблюдению строгого порядка; в 350 году открыл войну взятием города Ги, куда немедленно перенес свой двор; в 351 взяли несколько других городов; в 352, Шань Минь, последний государь из хуннуского Дома Чжао, взят в плен и предан казни. Прежние полководцы царства Чжао, занимавшие разные области и округи, отправили посланников с предложением своей покорности. Чины поднесли титул императорского величества, и Муюн Цзюнь согласился принять. Тогда он установил штат чинов, и в одиннадцатой луне вступил па императорский престол; ложно объявил, что он получил государственную печать, и переменил название правления. В сне время прибыл в Янь посланник Дома Цзюнь. Муюн Цзюнь в разговоре с ним сказал: по возвращении донесите ва-шему Сыну Неба, что Срединное государство, по неимению человека, избрало меня быть императором» [Бичурин, 1950, т.1, с.166-167].
О том, как было ликвидировано государство южных хуннов, подробно описано в гл.15 настоящей книги. Но как этнос (народ) южных хунну продолжали существовать, в 439 г. спустя 87 лет после ликвидации государства, на север Монголии из окрестностей Пиньляна сумели убежать 500 семейств, около 1500-2500 человек и, смешавшись с киргизами (гянгунями), заложили основу современных тургутов-турков.
  Часть северных хунну, ведомые хунну-дулатами, в это время достигли Европы, упоминаются такими византийскими и латинскими писате-лями, как Аммиан Марцеллин и др. Северные хунну, видимо, к середине четвертого века активно смешивались с готами и с другими племенами, проживавшими в то время в Восточной Европе с аланами и славянами. Вероятно, заключили со славянами побратимский договор, т.к. нуждались в продуктах земледельческого труда, хунну оставались номадами (кочев-никами). Возможно, похищенных хунну готских женщин Иордан называет ведьмами-галлиуранами, а их детей злыми духами [Иордан, 2000]. На самом деле, это были дети – метисы, которые нападали на готов как обычные номады.
Мы рассмотрели по древнекитайской хронике Хоуханьшу и средневековой китайской летописи Тунцзянь-Ганму в этом параграфе сяньбийские племена (муюн, юйвынь, дуань), начиная с падения северохуннуского государства в 93 г. н.э., и  увидели, что все племена то враждовали, то мирно уживались сначала на территории современных Монголии, России и Маньчжурии, но в большинстве своем стремились на юг, поближе к Китаю. Китай был для номадов лакомым куском и, как магнит, притягивал их. Полагаем, этим объясняется тем, что трудолюбивый китайский этнос был земледельческим, а сяньбийцы номадами. Кочевники (скотоводы) больше нуждались в обмене своей продукции на земледельческую. Многочисленные военные действия, набеги на пригра-ничные китайские территории объясняются в потребности обмена этим, а не природной агрессивностью номадов.
Тоба. Переходим к рассмотрению сяньбийского племени Тоба (табгачи, как иногда писали китайские хроникеры). Этноним «Тоба»  по нашему мнению, происходит от монголоязычного слова «табгай – лапа, бабки над копытами, ступня, стопа» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.2, с. 218], по-монгольски «тавгай – ступня, лапа» [Лувсандэндэв, 1957, с.383]. Верующие буряты до сегодняшнего дня вывешивают в доме медвежью лапу, вероятно, одним из тотемов был медведь. Тоба-табгачи до перехода на юг, к Китаю, а движение на юг они, видимо, начали в конце  II в. н.э.
Известный этнограф В.А. Никонов пишет: «Нередко названием рода или племени становилось слово, означавшее его тотем. Тотем – явление природы, с которым члены рода или племени считают себя связанными сверхъестественным родством, чаще всего это животное (волк, медведь, орел, змея и т.д.) или растения, иногда – сила сатиянь (напимер, ветер)» [Никонов, 1970, с.17].
Летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «Поколение сяньбийских косоплетов из рода в род обитало в северных пустынях, и на юге не имело сообщения с Срединным государством. Уже  при Хане Мао начало усиливаться, и заключало в ceбe 36 владений, 99 больших родов» [Бичурин, 1950, т.1, с. 167].  В примечаниях Н.Я. Бичурин дает пояснение словом «косоплеты», «хан», «Мао»: «Косоплеты, на кит. Со-тхэу, составляли особливое сяньбийское поколение, по прозванию Тоба. У них в обыкновении было заплетать волосы в косу. Отсюда китайцами дано им и название косоплетов. Ганму, 261-й год. 
Слово Хан в первый раз встречается в кит. Истории Гао-цзун, государь из Дома Тхан, говорит: нынешнее слово Хан соответствует древнему слову Шаньюй. Ганму.  261.
Мао, имя Хана, впоследствии наименованного Чен-***н-ди. Ганму. 261» [там же, с. 167].
Далее Н.Я. Бичурин пишет: «Сяньбийское поколение Тоба далее всех других поколений отброшено было к северу. Из переселений его от-крывается, что тобаские [племена] занимали Хинганский хребет в России по Онону. Там в продолжение трех веков они размножились до 39 аймаков, заключавших в себе 99 больших родов, и, наконец, предприняли возвратиться в древнее свое отечество, к своим однородцам - сяньбийцам. Хань [Хан] Туинь первый перешел на юг к Большому озеру» [там же, с. 165].
Летопись Тунцзян-Ганму продолжает повествовать: «По прошествии шести колен хан Туйинь перешел на юг к Большому озеру [Далай-нор]. Еще по прошествии шести колен хан Линь с семью братьями и двумя родственниками, Ичжанем и Гюйгунем все поколение разделил на десять родов. Линь, состарившись, передал престол сыну своему Гйефыню, который перешел на юг на древние земли хуннов. По смерти Гйефыня Ливэй вступил на престол, и еще переселился в Чен-ло, что в округе Дин-сян. Народ его нечувствительно умножился, и прочие поколения повиновались ему. В 261 году Тоба Ливэй первый послал сына своего Шамоханя с данью к Дому Цао-Вэй [основанному Цао-Цао]: почему Шамохань оставлен был заложником. В 268 году Дом Цзинь отпустил заложника косоплетов [тобасцев] в свое отечество. В шестой луне 275 года косоплет Тоба Ливэй вторично послал своего сына Шамоханя с данью к Дому Цзинь. Пред отъездом Шамоханя министр Вэй Гуань представил, чтобы задержать его, и тайно подкупить начальников поколений, чтобы поссорить их между собою. В 277 году Вэй Гуань отпустил Тобу Шамоханя в свое отечество. Начальники поколений оклеветали его и убили. Ливэй умер с печали па 104 году жизни. Сын Силу вступил на престол, и царство их упало. В то время две области были смежны с сяньбийцами: Ю-чжеу и Бин-чжеу. На востоке Ухуaнь, на западе Ливэй много производили беспокойствий на их пределах. Вэй Гуань нашел средство поссорить их. Ухуань покорился, а Ливэй умер. В 295 году косоплеты разделили свое государство на три аймака. Один из них кочевал от Шан-гу на севере, от вершины Шанду-гола на запад. Сам Лугуань управлял им; другой кочевал от Сэнь-хэ-пхо, что в округе Дай-гюнь на север, и поручен был Тобе Ито, племяннику от старшего брата; третий аймак помещен в старом городе Чен-ло в округе Дин-сян и состоял под управлением Тобы Илу, младшего Итоева брата. В 297 году косоплет Ито перешел на северную сторону Песчаной степи для завоеваний и покорил на западе более тридцати владений. В 307 году Тоба Лугуань скончался. Младший брат Тоба Илу временно принял управление всеми тремя аймаками. Он вступил в дружеские сношения с Муюном Хой» [Бичурин, 1950, т. 1, с.168-169].
Сяньбийское племя тоба-табгачи в хуннуское время в Азии (III в. до н.э. – I в. н.э.), вероятно, жили по р. Онон, что на юге современной Читинской области России и северо-востоке Монголии. Табгачи включали в себя 99 родов. С ослаблением империи хунну тоба-табгачи примерно в середине I в. н.э. стали жить независимо от хунну, т.е. перестали платить дань.
Видимо, у тоба-табгачей как подразделения сянбийского этноса было отделение государства, поскольку ими правил хан, т.е. государь, а не старейшина рода-племени. Наличие хана предполагает существование центрального аппарата управления населением, определенную территорию и сборщиков для содержания вооруженных сил и управленцев. Велика веро-ятность, что тобаское государство входило во второй половине II в. н.э. в империю всемонгольско-киргизского государства Таньшихая. С развитием империи Таньшихая, по его смерти тоба-табгачи, видимо, отделились и жили, вероятно, на севере страны, что составляет примерно юг Читинской области России.
Примерно до середины I в. н.э. хан Тувань перешел на юг к Большому озеру, которое до сих пор называется Далай-нур. По истечении шести поколений примерно в конце I-II вв. н.э. при хане Тефине тоба-табгачи заняли древние земли северных хуннов, поэтому последние, оставив 100 000 семейств, ушли на запад по направлению к Европе. Оставшиеся хунну быстро смешались с сяньбийцами-тоба [Бичурин, 1950, т.1, с. 150-151].
          Видимо, на юг к Далай-нуру последовали не все тоба-табгачи, неко-торые продолжали проживать на р. Онон до XIII в. н.э. Чингисхан, уроже-нец долины Онон, но, полагаем, он выходец из племени кыят, что, вероятно, относится к сяньбийско-ухуаньскому народу, из шивэй-мэнгу, впоследствии названных монгольскими.
По смерти хана Гиефына наследовал хан Ливэй, который прожил долгую жизнь (104 года) и умер около 215 г. н.э.
Антропоним «Туйинь» произошел от монгольского слова «туяан – сия-ние, облик» [Лувсандэндэв, 1957, с. 428]. Прошло около двух тысяч лет, слово не изменилось, семантически почти безупречное. В киргизском языке есть слово, напоминающее «туйвынь», это слово «туляк – копыто, поголовье скота, потомство» [Юдахин, 2012, с. 775]. По нашему мнению, слово «туаян» ближе «туйинь», чем слово «туяк». Монголоязычные до сего времени дают имя «Даяан – содержание»  [там же, с. 149], имя «туяан» в настоящее время стало женским.
Антропоним «Гйефын», вероятно, от монгольского слова «чийх – рассветать, светать» [Лувсандэндэв, 1957, с. 117] или от производного «гийх», которое семантически ближе к «уур шйхийн – утренняя заря» [там же, с. 117]. На киргизском (тюркском) слово «гйефын» значения не имеет.
Антропоним «Ливэй», вероятно, от монгольского слова «лавтай – точный, достоверный, наверняка» [Лувсандэндэв, 1957, с. 228]. Китайские летописи, видимо, «ав» и «ив», а аффикс «тай» переделали в «эй». Слово «лавтай» восходит к слову «лав – точно, верно, достоверно, определенно, надежно, основательно, глубже, дольше, достоверность, точность» [там же, с.227]. На киргизском (тюркском) языках, слово «ливэн» значения не имеет.
Антропоним «Лугуань», вероятно, от монгольского слова «лаглагар – грузный, неповоротливый, неуклюжий» [Лувсандэндэв, 1957, c. 228]. Возможно, Лугуань был грузным и неуклюжим человеком. По-киргизски (тюркски) данный антропоним значения не имеет.
Антропоним «Ито», вероятно, монгольское слово «итгэл – вера, до-верие, надежда, почет, авторитет» [Лувсандэндэв, 1957, с. 222]. Китайские летописцы по обыкновению сократили аффикс «гэл» на «о». По-киргизски (тюркски) слово «Ито» значения не имеет.
Антропоним «Илу» от монгольского языка «илуу – лишний, излишний, больше, лучше, излишек, избыток» [Лувсандэндэв, 1957, с. 219]. По-киргизски (тюркски) значения не имеет.
Из летописи Тунцзянь-Ганму можно сделать вывод, что китайское правительство было озабочено и думало, как бы покорить и внести раздор в ряды номадов. Как казалось китайскому правительству, раздробленные кочевники не представляли угрозы. В конце III в. н.э. «Вэй Гуань нашел средство поссорить их. Ухуань покорился…» китайскому правительству. Принцип «разделяй и властвуй» у китайского правительства сработал.
В 307 г., т.е. в начале IV в., хан Тоба Лугуань умер и хан Тоба Илу встал во главе трех аймаков, кроме того, наладил дружественные отношения с другими сяньбийцами, племенем муюн.
         Летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «В 313 году Дай-гун Илу обвел стеною Чен-ло, и назвал северною резиденциею, исправил древний город Пьхин-чен, и сделал южною резиденциею; сверх сего построил новый Пьхин-чен на южной стороне реки Лэй-шуй, и поместил в нем За¬падного Чжуки-князя с управлением южным поколением. В 315 году китайский Двор повысил Илу в достоинстве с титулом  Дай Ван, и еще дал ему округ Чан-Шань. После сего Илу установил штат чинов при своем Дворе. Он лю¬бил меньшего своего сына Бияня, и хотел его сделать пре¬емником; почему старшего сына Лусю послал жить в Синь-пьхин, а мать его выслал от себя. Когда Лусю явил¬ся к его Двору, то Илу приказал ему учинить поклонение пред Биянем. Лусю не послушал его, и ушёл. Илу крайне рассердился, и пошел на Лусю войском; но Лусю разбил войско, и убил отца. Итоев сын Пугынь напал на Лусю, и, уничтожив его, сам вступил на престол. При Дворе произошло великое смятение. Но Пугынь вскоре скончал¬ся, и Юйлюй возведен на престол. Он на западе завоевал древние усуньские земли, на востоке покорил все, лежащее от Уги на запад. Имея отборную конницу, Юйлюй в 318 году сделался сильным воином в северной стране» [Бичурин, 1950, т.1, с. 170-171].
Н.Я. Бичурин в примечании делает предположение: «Из сего места наиболее подкрепляется догадка, что поколение Жужань Гаогюй покорены ханом Тобою Ито в минувшую войну, 297 году» [Бичурин, 1950, т.1, с. 171].
Фактически хан Юйлюй сделался императором, т.е. в его государство входили несколько этносов. Это было между 315-318 гг.
Антропоним «Биянь», вероятно, от монгольского слова «баян – богач, богатство, богатый, имущий» [Лувсандэндэв, 1957, с. 67]. Киргизским (тюркским) слово «биянь» не может быть, киргизское слово вообще покороче, с минимальными употреблениями префиксов и аффиксов, характеризуется консервативностью и простотой, замеченными владевшими как киргизским, так и монгольским языками, Б.Я. Владимирцовым и В.А. Котвичем и др. [Владимирцов, 2005], [Котвич, 1962] и др. Слово «Биянь» может быть от другого монголоязычного слова «биеийн – личный, физический (в смысле – физическая сила)» [Лувсандэндэв, 1957, с. 69]. Китайские летописцы слово «баян» пишут по-разному «байянь, моюн и т.д.», поэтому может быть и «биянь», но может быть, «Биянь» был физически развитым человеком.
Антропоним «Лусю» происходит из монгольского слова «лус – дух воды, дух местности, водяной, леший» [там же, c. 230], по-киргизски (тюркски) значения не имеет.
Антропоним «Пугинь», вероятно, от монголо-киргизского (тюркского) слова «Буга – олень, изюбр, самец марала» [Лувсандэндэв, 1957, с.82], [Юдахин, 2012, с. 154]. Слово общее, а не заимствованное, как считают Б.Я. Владимирцов, А.М. Щербак и др. [Владимирцов, 2005], [Щербак, 1966, с. 21-35].
В 337 г. на ханский престол вступил сын Юйлюя Шеигянь. Летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «Шеигянь, по вступлении на престол по се-верную сторону города Фань-чжы, отделил половину царства, и отдал Toбйе Гу. Со времени кончины Тобы-Илу в Дан много было внутренних беспокойств. Поколения разделились и рассеялись. Шеигянь при его храбрости и уме в состоянии был сохранить наследие предков. Он первый установил штат чиновников и распределил им управление делами, важные государственные должности вверил природным китайцам, издал уголовные законы о бунтовщиках, убийцах и грабителях. Его постановления были ясны, судопроизводство беспристрастно и кратко; не было притязательных допросов прикосновенных к делу, и народ успокоился. После сего с востока от Сумо, на запад до Полона, с юга от Инь-шань на север до Песчаной степи, все покорилось ему. Он имел несколько сот тысяч народа» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 171-172]. Хан Шеигянь провел в своем государстве административную и правовую реформы. Он установил штат чиновников и распределил им компетенцию каждого, издал уголовные законы, ввел объек-тивное судопроизводство и т.д. Народ, видя движение прогрессивного характера, успокоился, на западе от Кашгара (Полока – государство, лежащее на северо-западе от Кашгара), на востоке от Сумо, с юга на север, от Ин-шань до Тоба все покорились ему, т.е. Шеигяню.
          В 371 г. Тунцзянь-Ганму пишет: «Чан-сунь Гань, полководец царства Дан, умыслил убить государя Шеигяня. Тоба Шы предупредил удар; был ранен в бок и теперь скончался. Он был женат на дочере Шигани, начальника восточного аймака. Жена по смерти его осталась беременною и родила сына, которому Шеигянь дал имя Шегуй. Это был Тоба-Гуй, основатель династии Юань Вэй. В 376 году Лю Вэйчень, теснимый Шеигянем, просил помощи у Дома Цинь, который и отправил войско, а Лю Вэйченя употребил вожаком. Лю Кужень начальник южного аймака, выступил дать сражение, и был совершенно разбит. Шеигянь по болезни не мог лично предводительствовать, и бежал на север за хребет Инь-шань; и когда получил известие, что войска Дома Цинь начали отступать, то опять возвратился в Юнь-чжун. Шеигянев наследный принц Тоба Шы давно скончался. Сын его Тоба-Гуй еще был малолетен. Сыновья, рожденные от Муюнской [сестра Муюн Хуана], уже все были в возрасте. Наследие пре-стола еще не было утверждено. Тоба Шыгюнь, старший побочный сын, убил младших своих братьев и с ними Шеигяня» [Бичурин, 1950, т.1, с. 172-173].
В 376 г. хан Шеигянь, сын Юйлюйя, внук Пугиня, правнук  хана Ито, был убит своим побочным сыном Тоба Шыгюнем. Но, видимо, отцеубийца Тоба Шыгюнь утвердиться в должности хана тобасцев-табгачей не сумел.
Внук Шеигяня, который родился после смерти своего отца Тоба Ши (был ранен в бок и скончался в 371 г.) и которому Шеигянь дал имя Шегуй (слово «шегуй» большинство историков и лингвистов переводят с монгольского как «ехэ – большой») был с матерью Хэ-шы оставалась у управляющего восточной частью ханства Шеигяня Лю Кужиню. Лу Кужинь служил несовершеннолетнему Шегую, будущему имератору северного Китая, основателю династии Юань Вэй с искреннюю преданностью, предвидел и связывал с Тоба Гуй большие надежды.
          Средневековая летопись Туцзянь-Ганму повествует о делах и жизни Тоба следующее: «В 386 году Гело, дальний дед Тобы-Гуй, с начальниками поколений просил Хэну объявить его государем с титулом Дай-Ван. И так сделали большое собрание при реке Нючуань, возвели его на престол и утвердили состав государственных делоправителей. В марте того же года Тоба-Гуй перенес свое местопребывание в Чен-ло, что в Дин-сян; пекся о земледелии; дал отдых народу. Вельможи радовались. В мае вместо прежнего названия Дай принял для своей династии название Вэй, с титулом для себя Вэй Ван. В 388 году Тоба-Гуй принял тайное намерение покуситься на владение Янь, в котором Дом Муюн царствовал; почему отправил князя Тобу-И посланником в Чжун-шань. Прежде жужаньское поколение всегда находилось под владением Дома Дай. Когда Цинь уничтожил Дай, то оно поддалось Лю Вэйченю. Когда Тоба-Гуй вступил на престол, то гаогюйские поколения опять покорились ему; одни жужаньцы не хотели покориться. В 391 году Тоба-Гуй пошел на них с оружием, и они со всем поколением бежали на север. Тоба-Гуй гнался за ними около 600 ли. Полководцы говорили ему: мятежники далеко, а съестные запасы вышли. Лучше заблаговременно возвратиться. Убьем заводных лошадей, сказал им Тоба-Гуй, и пищи достаточно будет на три дни. И так пошли преследовать удво-енным ходом; достигли их в Великой, песчаной степи, совершенно разбили, и перевели их поколение в Юнь-чжун. Между тем Лю Вэйчень отправил сына своего Чжимиди с 90 000 войска ударить на южное поколение Дома Вэй. Тоба Гуй с 5 или 6 000 совершенно разбил их и, преследуя бегущих, прямо подошел к их городу Юеба. Лю-Вэйчень с сыном бежал. Отправлена легкая конница преследовать их. Чжимиди пойман, а Лю Вэйчень убит своими подчиненными. Тоба Гуй казнил до 5 000 родовичей их. Все поколения в Ордосе покорились ему; в добычу получил до 300 000 голов лошадей и до 4 миллионов штук рогатого скота. После его изобилие разлилось во всем государстве» [Бичурин, 1950, т.1, с. 173-174].
В 386 г. Тоба-Гуй при рождении был назван своим дедом ханом Шеигянем Шегуй, в возрасте 15 лет был провозглашен по инициативе дальнего деда Гело государем с титулом Дай-Ван. В мае вместо прежнего названия Дай принял новое название Вэй с титулом Вэй Ван.
Антропоним «Гело», вероятно, происходит от монголоязычного слова «гэлигэр – гладкий, скользкий, блестящий, лоснящийся» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 237], по-киргизски (тюркски) значения не имеют.
Антропоним «Хэну» происходит от монгольского слова «хэнтэг – вспыльчивый, запальчивый» [Лувсандэндэв, 1957, с. 590], по-киргизски (тюркски) значения не имеет. Видимо, Хэну был вспыльчивый человек, но среди сяньбийцев пользовался авторитетом.
Антропоним «Чжимиди», вероятно, происходит от монгольского слова «чимээтэй – шумный, говорливый, вызывающий толки, известный» [там же, с.632]. Чжимиди, возможно был шумным и говорливым человеком, которому его отец Лю Вэйчень доверил 90 000 войска, а он, видимо, попал в засаду с 6000 войска Тоба Гуя и был «совершенно разбит». Это обычное явление бывает с говорливыми, болтливыми и беспечными людьми, видимо, Чжимиди попал в ловушку или в засаду.
           Далее летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «В апреле 396 года Муюн-чуй, оставя князя Муюн-дэ охранять Чжун-шань, тайно выступил в поход, перешел чрез горы Цин-лин, прошел через Тьхянь-мынь, просек дорогу через каменные вершины, и сверх чаяния Тобы-Гун очутился прямо против Юнь-чжун. Князь Тоба Кянь охранил Пьхин-чен. Муюн Чуй напал на него. Тоба Кянь выступил в поле, и с потерею сражения лишился жизни. Муюн Чун взял все поколение в плен. Тоба-Гун пришел в страх и хотел уклониться. Поколения пришли в разномыслие, и Тоба Гуй не знал, что предпринять. Муюн Чуй при переходе через Сэнь-хэ-пхо увидел гору наваленных в кучу скелетов и расположился приносить жертву. Ратники зарыдали, и воплями потрясли горные долины.  У Муюна Чуй с досады и стыда пошла кровь изо рта. С сего случая он занемог, и когда болезнь усилилась, то он построил городок Янь-чан, возвратился. Скончался в Шан-гу. Муюн Бao вступил на престол. Чины Дома Бай советовали Тобе Гуй принять высокий титул, и Тоба-Гуй в первый раз выставил знамена Сына Неба. Военный советник Ван Сюнь представил о завоевании северного Китая. Тоба-Гуй одобрил, и решился предпринять великий поход на царство Янь. В сентябре с 400 000 пехоты и конницы выступил на юг в Ма-и, перешел через Гэу-чжу; особливый отряд послан занять Ю-чжеу. В октябре Тоба-Гуй подошел к городу Цзинь-ян. Князь Муюн Нун выступил дать сражение, и, быв совершенно разбит, обратно бежал. Сы-ма Му-юй Сун запер ворота, и не впустил его в город: почему Муюн Нун побежал на восток. Тоба-Гуй, преследуя его, взял в плен семейство его. Войско Дома Янь все погибло. Только Муюн Гун с тремя конниками прибежал в Чжун-чань. После сего Тоба-Гуй покорил всю область Биншжеу… Войско Дома Янь было совершенно разбито и возвратилось. Оно еще претерпело не-сколько поражений. Муюн-Бао оставил лагерь, и с 20 000 конницы воз-вратился. В это время случился сильный ветер с снегом; множество ратников от стужи померли. Большая часть придворных чиновников и военных покорилась Дому Вэй. В Чжун-шань был большой голод, и Тоба Гуй осадил его. Он вступил в сражение с Муюном-Линь под И-тхай, и одержал со-вершенную победу. Муюн-Линь бежал в Йе. Тоба Гуй, с покорением Чжун-шань получил государственную печать и казнохранилище со всеми сокрови-щами, и все роздал военным в награду. После сего Тоба Гун перенес столицу в Пьхин-чен, построил дворец, основал храм предкам своего Дома, поставил жертвенник духам Ше и Цзи. В храме предкам ежегодно пять раз приносили жертву: в два равноденствия, в два поворота [зимний и летний] и в двенадцатой луне. Вслед за сим Тоба Гуй предписал правительству провести рубежи столичного округа, означить меру путей, уравнить весы, определить меры длины; отправил чиновникам обозреть княжества и области, открыть злоупотребления гражданских и военных начальников, лично освидетельствовать отрешаемых и повышаемых. Он приказал написать Уложение о чиновниках, определить правила музыки, изложить придворные и другие обряды, сочинить уголовные законы, поверить астрономические измерения времени, чтобы все сии части служили образцами на вечные времена. В 12 луне Тоба Гуй вступил на импера-торский престол. Указал в столице и вне связывать волосы на голове и носить шляпу. Отдаленному предку Мао и прочим, всего двадцати семи человекам, дал посмертные почетные наименования с титулом Хуан-ди, т. е. императора. По древним обычаям Дома Вэй, т. е. сяньбийским, в первой летней луне приносили жертву Небу и в восточном храме, т. е. предкам: в последней летней луне выходили с войсками прогонять иней на хребет Инь-шань; в первый осенний месяц приносили жертву Небу в западном предградии. Все сии обряды ныне возобновил на прежних установлениях. Определил жертвенные приношения в предградиях и храме предкам; установил обряды и музыку. Еще по совету министра Цуй Хун объявил себя потомком государя Хуан-ди…» [Бичурин, 1950, т.1, с. 175-177].
К 396 г. н.э. весь Северный Китай был завоеван и объединен сянь-бийским народом (этнос) Тоба-табгачи и установлена династия Вэй. Сяньбийские династии в Китае просуществовали до 908 г. Дольше всех династий существовала сяньбийская династия Тан (617-908 гг.).
Известный российский историк-тюрколог С.Г. Кляшторный, правда, не знавший ни одного тюркского языка, писал: «Именно табгачи и создали династию Тоба, Вэй (северная Вэй). Их вождь Тоба гуй в 397 г. разгромил и оттеснил на восток своих сородичей муюнов, а в следующем году он был провозглашен императором новой династии. Его наследник, Тоба Гао, между 424 и 432 гг. объединил под властью табгачей весь бассейн Хуанхэ и стал создателем единой империи в Северном Китае. Период «шестнадцати государств закончился первым монгольским завоеванием Китая» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 99]. 
В IV в. н.э. этнонима «монгол» еще не существовало, а были различные монголоязычные народы, носители гаплогруппы С.
В 1935-36 гг. П. Пельо, П. Бутберг и др. без анализа языка табгачей объявили, что тоба-табгачи являются тюрками, наверное, они поддались всеобщему увлечению тюрками, не прочитав З.В. Тогана, N. Asimi и других турецких ученых, объективно рассматривающих сложный этногенез современных тюрков.
В 1969 г. всемирно известный востоковед Л. Лигети в журнале «На-роды Азии и Африки» проанализировал табгачские слова, которые оказались сходными с монгольскими [1969, №1, с. 107-117]. С.Г. Кляшторный, видимо, не смея возразить мировому светиле науки, встал на монгольскую позицию в табгачском вопросе, вопреки мнению российских, казахстанских и других ученых.
Сяньбийцы в своей истории с III в. до н.э. по V в. н.э. сумели создать и организационно оформить, как минимум, четыре государства. При этом, не считая совместное с ухуаньцами-аварами государство Дун-ху, которое существовало, по нашему мнению, до конца III в. до н.э. (около 209 г. до н.э.), уничтоженное хуннуским шаньюем Модэ.
Сяньбийцы активно участвовали в разгроме и изгнании северных хунну, заняли бывшую территорию хунну и ассимилировали 100 000 семейств. Древнекитайская хроника Хоуханьшу пишет, что в 93 г. до н.э.: «Северный Шаньюй бежал, а сяньбийцы, пользуясь сим обстоятельством, заняли земли его. Оставшиеся роды хуннов, простиравшиеся до 100 000 кибиток, сами приняли народное название сяньби. С сего времени сяньбийцы начали усиливаться» [Бичурин, 1950, т.1, с 150-151].
Первое государство, созданное сяньбийцами. Государство Таншихуя.
Второе государство - Муюн (Баян), разгромленное сяньбийцами-табгачами.
Третье государство, созданное табгачами (по кит. – тоба) и управ-лявшее Северным Китаем с небольшими перерывами с 386 до 907 гг. н.э.
Четвертое государство – тогон (тугу хунь), созданное сяньбийцами в 310 г. н.э. в Куконорских степях (современный Китай). Мы рассмотрим сянь-бийское племя тогон.
Тогон (Тугухунь). Этноним «тогон», безусловно, монголоязычное слово, что свидетельствует, народ с этим названием (тогон) монголоязыч-ный. Тюрков в IV в. н.э. еще не было на сцене мировой истории. Тюрки («тургуты-турки» - от монгольского слова «тургэн – быстрый, серый, вспыльчивый» [Лувсандэндэв, 1957, с. 432]. Семасиологически наше объ-яснение наиболее безупречно по сравнению, например, «тора – рожать», как объясняют А.И. Кононов, Л.Н. Гумилев и др., происхождение слов «турк».
Слово «тогон» также безупречно сближается с монгольским словом «тогон – котел, заниматься стряпней, готовить кушанья, кухарничать, быть поваром» [Лувсандэндэв, 1957, с. 102]. Вероятно, родоначальник рода или племени был изготовителем котлов, весьма почетная и прибыльная должность в то время. Изготовитель котлов, возможно, приравнивался к кузнецу, а возможно, и был кузнецом, специализировавшимся на изготов-лении необходимых в быту предметов.
Другой вариант толкования этого слова: этноним «тогон» означает, что родоначальник рода или племени был поваром, готовил кушанья и профессия повара закрепилась за его потомками. В любом случае этноним «тогон» произошел от монголоязычного слова «тогон».
Китайские хроникеры монголоязычное слово «тогон» произносили в соответствии со своей фонетикой «тугухунь»
На тюркских (киргизских) языках слово «тогон» значения не имеет, только на тяньшаньском диалекте «тогон» означает «плотина» [Юдахин, 2012, с. 740]. Часть тяньшаньских киргизов – племена чирик (цирик – монг. воин) и монголдор (монголыг – по-монг.) имеет монгольское происхождение. В настоящее время чирики и монглодор полностью перешли на киргизский язык как татары, ногайцы, казахи, китай, турки и т.д.
Сяньбийский род «тогон» в III в. или в начале IV в., видимо, выделился из племени табгачей (кит. – тоба) и в 310 г. покорили цянов, проживавших в районе оз. Кукунора. Цяны были по языку тибето-бирманским народом. Как бывает часто при завоевании народа, местное цяньское население, возможно, осталось на месте и постепенно ассимилировало пришлых монголоязычных сяньбийцев-тогонов, к тому времени успевших превратиться в племя-народ. Часть цянского народа ушла на юг, в горный район Амдо.
Китайский источник Сунши сообщает: «…цяны вели кочевой образ жизни, передвигаясь в зависимости от наличия источников воды и пастбищ. Земля их родила мало хлеба, и основным занятием цянов было скотоводство. По обычаям цянов их роды (шицзу) не именовались по (одному) определенному принципу. Названия им давались то по имени отца (фумин), то по родовому прозванию матери (Мусин). Близкие родственники могли вступать в брак лишь через 12 поколений. Если умирал отец, то женились на мачехе, а если умирал брат, то брали в жены невесток… Цяны не устанавливали правителей и министров и не имели друг над другом начальников. Если какой-нибудь род усиливался, то от него отделялась группа родственников, (глава которой) становился старшиной. Если род ослабевал, то его члены присоединялись к другим родам» [Бичурин, 1833, с. 2-3].
После покорения цянов в 310 г. сяньбийцы рода тогон основали на землях первых одноименное государство Тогон, в китайском произношении «Тугухунь». На землях цянов и тогонов расположена современная Китайская провинция Цинхай.
Монголоязычное сяньбийское государство «Тогон» просуществовало до 663 г. и было разгромлено усиливающимися тибетцами, но это средневековье, которое будем рассматривать во II части настоящей книги.
Ближайшими соседями тогонского государства были на юге – цяны (племена мисан и чуньсан); юго-восточные – данаяны, еще одно, вероятно, метисизированное монголоязычное (сяньбийское) племя, ответвление, видимо, табгачей (тоба), потому что правящая династия носила фамилию Тоба-Вэн-Вэймин; на западе и юго-западе – другой монголоязычный сяньбийский, видимо – род Еху и Восточное женское царство (Дун нюй го) [Кычанов, 1964, с.1].
Этноним «Еху» сближен с монголоязычным словом «ехэ – большой, крупный, огромный, великий» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 339]. На тюркских (киргизских) языках, слова «ехэ» значения на имеет. Поэтому род-племя «Еху» вероятнее всего монголоязычное.
Е.И. Кычанов очень добросовестный, смело можно сказать, выдаю-щийся ученый, хорошо знавший китайский и тангутский языки, вероятно, не знал монгольского, хотя написал книгу «Жизнь Темучжина, думавшего покорить мир» про Чингисхана. В приватной беседе Е.И. Кычанов признавался, что книга про Чингисхана написана под впечатлением работы австралийца Роуховица. Е.И. Кычанов из-за незнания монгольских языков становится в тупик перед словами «тогон», «еху», «дансян – тангут», но как объективный и добросовестный ученый не исследовал эти слова, а оставил вопросительный знак. Например, «Были ли сяньбийцы и даньянские (тангуйские) тоба связаны общностью происхождения» [Кычанов, 2008, с. 45].
Е.И. Кычанов в отличие от российских авторов, например, С.Г. Кляшторного, Н.Н. Крадина и др., не боялся в своих исследованиях опираться на зарубежных ученых: «Что скрывается под наименованием Еху (Шеху), до сих пор не установлено. В этот же период выражением «еху» (шэху) в китайских источниках передавался тюркский термин «ябгу» [Liu Man Tsai, 1958. Bd.II. S. 823]. Однако можно согласиться с Ямамото Сумико в том, что для отождествления соседних с дансянами Еху с тюрками пока мало оснований» [Кычанов, 2008, с. 45].
Мы не исследовали слова «дансян» и «тангуты» и их значение и, воз-можно, происхождение. Е.И. Кычанов писал: «… со второй половины VI в. в китайских источниках называется дансян [Сы бу. Т.22. С. 592; Т.023. С. 854], у тюрко-монгольских народов – тангут, у тибетцев – минаг» [Кычанов, 2008, с. 35].
Этноним «дансян», вероятно, сближаем с монголоязычным словом «данссан – книга (бухгалтерская, кассовая, инвентарная), журнал (канцеляр-ский), реестр, ведомость, список, счет» [Лувсандэндэв, 1957, с. 145]. В III в. до н.э. великий реформатор Центральной Азии хуннуский шаньюй Модэ ввел пятый административный чин в иерархии – «данху», предполагаемого счетовода. Вероятно, «дансяном» – счетоводом был родоначальник рода.   
По-киргизски (тюркски) слово «данса» написано как китайское слово, а на самом деле оно не тюркское, а монголоязычное, употреблявшееся еще в III в. до н.э. Думаем, слово «данса» заимствовано киргизами (тюрками) из монголоязычия.
Этноним «тангут», вероятно, от монголоязычного слова «тангараг – клятва, присяга, обет» [Лувсандэндэв,1957, с.390]. Возможно, родона-чальник племени «тангут» (мн. ч., означающее народ) был воннослужащим, который дал клятву или обет быть верным хану, родине и т.д.
По-киргизски (тюркски) слова «тангак («танык») означает «вязанка, связка, кипа, тюк» [Юдахин, 2012, с. 702].
Монгольское слово «тангараг»  во множественном числе «тангут», на наш взгляд, имеет больший смысл в происхождении слова «тангут».
Е.И. Кычанов в 1964 и 2008 гг. писал: «Язык сяньбийцев Тоба, как полагают, был языком тюркским с примесью монгольских элементов» [Кычанов, 1964, с.4], [там же, 2008, с.47]. Но как объективный и действительно выдающийся ученый Е.И. Кычанов продолжил: «Однако Ф.В. Томас показал, что язык страны Нам был цянским диалектом. А это может означать, что сяньбийцы Туфа были ассимилированы местными цяньскими (тибето-бирманскими по языку) племенами. В литературе не раз отмечалось, что этноним Туфа, возможно, не случайно связывают с будущим, известным по китайским источникам наименованием тибетской державы Туфань» [Кычанов, 1964, с. 4],  [там же, 208, с. 47].
В книге «История тангутского государства» [СПб., 2008, с. 40] Е.И. Кычанов изменяет своей объективности и пишет: «…сяньбийцы Тоба го-ворили на одном из тюркских языков с некоторой примесью монгольских элементов» [там же, 2008, с. 40].
Вероятно, Е.И. Кычанов не знаком с работами В.С. Таскина, Л. Лигети и др., которые убедительно доказали, что сяньбийцы говорили на разновидности монгольского языка.
Здесь же Е.И  Кычанов правильно замечает: «Очевидно Сяньбийцы Туфа, постоянно воевавшие с цянами и подчинившие часть цянских племен, быстро ассимилировались и утратили свой язык» [там же, 2008, с. 40]. Сяньбийцы, как и все монголоязычные в течение века-полутора расстаются со своим родным языком. В данном случае, видимо, монглоязычные сяньбийцы перешли на тибето-бирманский язык цянов, покорившие Северный Китай табгачи (тоба) и муюни перешли на язык покоренного народа – китайского. Примеров перехода монголоязычных очень много.


Глава 13. ПЛЕМЯ, НАРОД и ГОСУДАРСТВО
УХУАНЬ-УВАНЬ - АВАРОВ (ЖУАНЬ-ЖУАНЕЙ)

Древнекитайская хроника Хоуханьшу сообщает следующее: «Ухуань есть Дун-ху. В начале династии Хань хуннуский Модэ уничтожил Дом Дун-ху. Остатки его осели в Ухуаньских горах, от которых приняли и название себе» [Бичурин, 1950, т.1, с. 142].
Хоуханьшу, описывающая историю династии Хань (202-209 гг. до н.э.), написанная в начале нашей эры, прямо указывает, что Ухуань есть Дунху», а дун-ху в переводе с китайского языка есть восточные варвары, т.е. номады, проживавшие во Внутренней Монголии на западе Маньчжурии.
Ухуань – народ, подвергшийся в конце III в. до н.э. агрессии хунну-ского шаньюя Модэ, остатки народа ухуань осели, вероятно, при горах Хингана (Ухуаньских горах, видимо, в древности горы Хингана назывались Ухуаньскими).
Всемирно известный ученый-востоковед, знавший китайский и не-сколько других языков, Д. Пуллиблэнк по поводу ухуаней писал: «В Синь тан шу он назван городом Ахуань V.A. Huan» [в Цзю Тань шу- Эхуань at-Huan]. Эти формы указывают на этноним War и Awar, который вряд ли отделить от Ouarxai Xouvvi Феофилакта Симокатты, Ouar-xwvttai Менандра Протектора и аваров Европы. Еще раньше этот же этноним встречается в виде ухуань [Вань] ou-Hwan – названия одной из двух частей, на которые делились восточные ху в период Хань (другой частью были сяньби). Фонетическое тождество полное и существуют веские доказательства в пользу связи между этими народами» [Пуллиблэнк, 1986, с.54].
Д. Пуллиблэнк своими исследованиями установил тождество этно-нимов «ухуань-увань-авары». Это разные произношения одного и того же этнонима – аваров. Этноним «уар», как пишет Д. Пуллиблэнк, есть не что иное, как «авар».
Тождество всех четырех этнонимов, по мнению Д. Пуллиблэнка, «уху-ань-увань-авар-уар (вар)» несомненно. К его мнению присоединяемся и мы.
Китайский ученый Юй Тайшань совершенно правильно считает, что «…корень слова Abaves -  это монгольское abargo, что значит «змея» или «движение змеи» [Юй Тайшань, 2006, с. 139].
Действительно, монголоязычие древних и раннесредневековых аваров Азии и Европы легко установить, прочитав их имена и титулы [Шабалов, 2011], например, Баян переводится с монголоязычия как богач, богатый [Лувсандэндэв, 1957, с. 67]. Слова каган, тудун и др. имеют значение в монголоязычии. Киргизы (тюрки) никогда не употребляют и вряд ли употребляли аффикс «н», это однозначно монголоязычное окончание.
Византийский историк VI в. н.э. Менандр Протектор и др. писали, что аварский язык сходен с языком хунну и первые могут быть переводчиками с языка хунну.
Венгерский ученый Ю. Немет приводит, например, аварские слова и пишет, что они тюркские. На самом деле слова, приводимые Ю. Неметом, оказываются монгольскими, что говорит о его плохой языковой подготовки [Немет, 1976, с. 298-303].
С.А. Комиссаров и Д.П. Шульга пишут: «Напротив, по мнению Ю. Немета, этноним восходит  к древнетюркскому корню awa – «противиться, сопротивляться, восставать» + -ar, либо – r (суффикс действующего лица), отсюда awar – «сопротивляющийся, мятежник» - название рода по аналогии с bulgar с тем же значением: bulga – «смешивать, возмущать», отсюда bulga-r – «мятежник» [Комиссаров, Шульга, 2009, с. 187].
Само слово «авар» имеет значение в монголоязычии и переводится как «гигант, исполин» [Лувсандэндэв, 1957, с.19], «абарга могой – гигантская змея, удав» по-западнобурятски. На киргизском (тюркском) слово «авар, абар» значения не имеет.
Есть другие версии, объясняющие происхождение и значения этнонима авар.
Тюркской теории придерживается другой венгерский историк Д. Рона-Таш, кроме упомянутого Ю. Немета (и большинства российских историков). По мнению Д. Рона-Таш, на данном этапе авары говорили на одной из разновидностей тюркского языка [Рона Таш, 2005, с. 115].
 По мнению В.И. Абаева, аварский язык (язык древних и раннесредневековых авар) является иранским по происхождению. В современном персидском awardan означает «приносить, приводить (в том числе факты, цитаты, доказательства), привозить, проходить через что-либо» (отсюда aware – «бродяга, скиталец, беженец», что в свою очередь проливает свет на этимологию кавказско-аварского термина awarag -  «пророк, посланник, мессия» [Абаев, 1958, с.26]. Иранизм аваре/авара с вышеприведенным значением прослеждивается и в некоторых иных языках. Мехмед Тэзджан в работе, посвященной термину «апар/(а)пар» в древнетюркских и армянских источниках, считает, что он связан с эфталитами, и отмечает, что многие ученые увязывают народ авар с ранними аварами. Воздерживаясь от прямого участия в дискуссии по этому поводу, М. Тэзджан, тем не менее, заявляет, что этноним апар как по фонетическому облику, так и иным причинам никак не может принадлежать к исконной древнетюркской или архаичной монгольской лексике [Тэзджан, 2004].
Маловероятно, что древние авары ираноязычный народ. Еще в III в. до н.э. ираноязычные юечжи были изгнаны с территории Западной Мон-голии и Алтая хунну шаньюя Модэ, и с тех пор на территории Монголии ираноязычные не жили. Авары же сформировались в Южной и Центральной Монголии в середине IV в. н.э. на основе сяньбийско-ухуаньских племен, вобрали остатки северных и южных хунну, когда иранских племен в Монголии не было.
Иранское слово awardan, вероятно, частичное и случайное совпадение с этнонимом авар, как говорит Г. Дёрфер, «игра слов» [Дёрфер, 1986].
Слова «авар» монголоязычное слово, возникшее в Восточной Азии в III-II вв. до н.э. из-за разделения «дунху» на сяньбийцев и ухуаней в связи с агрессией хунну шаньюем Модэ. Как писал Д. Пуллиблэнк, ухуань-увань-авар тождественные этнонимы.
Н.Я. Бичурин писал: «В кратком очерке происхождения Ухуаньского дома открывается, что Дом Ухуань есть продолжение Дома Татар-Ханова, Дома Дун-ху, в прямой линии; Дом Сяньби составлял боковую линию его. Ухуаньцы начали усиливаться за 80 лет до Р.Х., совершенно поражены китайцами в 206 году по Р.Х.» [Бичурин, 1950, т.1, с. 142].
Считаем, часть ухуаней-уваней-аваров около середины I тысячелетия новой эры, несколько забегая вперед из-за табгачской агрессии, оказалась в Европе и в конце VIII-в начале IX вв. была разгромлена франками Карла Великого и его сыном Пипином. Вероятно, часть тех разгромленных аваров смогла убежать к хазарам, т.к. они были в хороших отношениях с аварами и поселились в горах Дагестана. В настоящее время, вероятно, авары поменяли язык и, смешавшись с кавказскими народами, стали кавказоязычными и напрочь забыли свое прошлое. Из прошлого только помнят Шамиля, предводителя аваров и чеченцев в XIX в.
Другая часть ухуаней-уваней-авар под названием си-хи-кум-каи была переселена приблизительно в VII в. из Восточной Монголии (совр. Внутренняя Монголия Китая), тургутами-турками в Правобережье Иртыша из-за постоянных конфликтов с киданями – другим монголоязычным народом, видимо, из-за пастбищ и воды. Переселившиеся на Иртыш ухуани-авары-кум-каи в конце IX в. под давлением тех же киданей, разделились на два потока. Один поток ушел на запад и оказался в степях Поволжья и Причерноморья под названием половцы-куманы-кыпчаки. Другой поток под названием каи, баяты, баяндуры примкнули к сельджукскому движению, возглавили правое и левое крыло турков-сельджуков. Впоследствии, в конце VIII-начале XIV вв. каи сумели объединить лоскутные турецкие государства, приступом взять Константинополь и угрожать до XVII в. всей Европе. Современные тургуты-турки смешались в основном с греками, по языку перешли на разновидность киргизского (печенежского). Вероятно, до VII-VIII вв. тургуты владели разновидностью монголоязычия, потому что их имена и должности легко читаются на монголоязычии.
Наше мнение, что Чингисхан – самый знаменитый и известный монгол, названный человеком II тысячелетия, тоже является ухуаньцем, из племени кыят-каи. Слово «кыят» на монголоязычии означает множественное число слова «каи».
Изложенное позволяет, по нашему мнению, сделать вывод о том, что  ухуани-увани-авары внесли значительный вклад  в мировую историю. Читателям, полагаем, будет интересно узнать об обычаях, нравах, быте, хозяйства и пр. древних ухуаньцев. Мы считаем, что древние ухуаньцы по своим обычаям, нравам и т.д. были очень похожи на средневековых монголов. Вероятно, средневековые монголы являются потомками древних ухуаней-уваней-авар.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу пишет: «Ухуаньцы искусны в конной стрельбе из лука; занимаются ловлею зверей и птиц. Переходят со скотом с места на место, смотря по достатку в траве и воде; постоянного пребывания не знают. Живут в круглых юртах, из коих выход обращен к востоку. Питаются мясом, пьют кумыс; одежду делают из разноцветных шерстяных тканей. Они по природе мужественны, но глупы. В гневе убивают один другого, но никогда не посягают на мать; потому что от матери зависит продолжение потомства. Отец и старшие братья не враждуют и не мстят друг другу. Кто храбр, силен и способен разбирать спорные дела, тех поставляют старейшинами; наследственного приемствия нет у них. Каждое стойбище имеет низшего начальника. От ста до тысячи юрт составляют общину. Если старейшине нужно признать кого, то для верности употребляет вырезанный деревянный жеребеек [бирка], и хотя букв нет на нем; совсем тем никто в общине не смеет ослушаться. Постоянных прозваний не имеют; а имя сильного старейшины обращают в прозвание. От старейшины до последнего подчиненного каждый сам пасет свой скот и печется о своем имуществе, а не употребляют друг друга в услужении. Кто хочет жениться, старается сойтись с девушкой за три месяца и даже за полгода до брака; потом посылают сговоренные дары, состоящие из ло-шадей, крупного и мелкого рогатого скота; а после сего переселяется в женин дом. В семействе жениного дома, ежедневно всем поутру кланяется, но не делает преклонения пред отцом и матерью. Когда он проработает в женином доме год или два, то есть щедро отпускает его и отдает все вещи, находившиеся в жилище его дочери. В обычай введено жениться на мачехах, брать жен после братьев, по смерти мужа они возвращаются в дом прежних мужей. В каждом деле следуют мнению жен, одни военные дела сами решают. Отец и сын, мужчина и женщина  при взаимной встрече приседают друг перед другом. Брить голову считают облегчением. Женщины пред замужеством начинают отращать волосы и разделяют на два пучка; накладывают головной убор из золота и нефрита изумрудного цвета, подобной древней повязке китайской с трясульками и привесками. Женщины умеют вышивать щелками по коже и ткать шерстяные материи, мужчины умеют делать луки с стрелами, седла и узлы; плавят золото и железо для оружия. Почва хороша для посева пеклейного проса и дун-ции. Дун-ция подходит на растение ихын-цао, а зерна сходны с просом. Он созревает в 10-й луне. (Н.Я. Бичурин в примечании пишет: «Юго-восточные монголы искони доныне частью занимались земледелием»). Четыре времени года различают по рождению птиц и зверей. Войну ставят важным делом. Покойников кладут в гроб и производят плач по них; но гроб провожают с песнями и плясками. Берут одну откормленную собаку и ведут ее на цветном снурке; также берут лошадь, на которой покойник ездил, его одеяние и вещи и все это сожигают и несут за гробом для препоручения собаке, чтобы она охраняла душу умершего до горы Чи-шань. Чи-шань лежит в нескольких тысячах ли от Ляо-дун на северо-восток. Подобно сему души умерших китайцев возвращаются на гору Тхай-шань. Почитают духов, приносят жертвы небу, земле, солнцу, луне, звездам и покойным старейшинам, которые прославились своими подвигами. В жертву приносят быков и баранов. По окончании обряда все сожигают. По их законам повинующийся приказаниям старейшины приговаривается к смерти. По воровству и убийству между прочим дозволяется селениям самим делать возмездие, а не доводить жалоб до старейшин. От смерти дозволено откупаться платою лошадей и овец. Беглых и изменников, старейшиною преследуемых, никто в стойбищах не должен принимать. Все таковые изгоняются в гибельную страну, лежащую в Песчаной степи. Там много ехидн. Сия страна лежит от динлинов на юго-запад, от усуньцев на северо-восток. С того времени, как Модэ поразил ухуаньцев, сей народ пришел в бессилие. Он постоянно находился в подданстве у хуннов и ежегодно платил им ясак воловьими и лошадиными кожами и овчинами. Кто не представлял ясака в срок, у тех отбирали жену с детьми. Когда же полководец Хо Кюй Бин, посланный государем Ву-ди, разбил Восточную сторону хуннов, то поселил ухуаньцев за границею пяти областей: Шан-гу, Юй-ян, Ю-бай-пьхян и Ляо-дун, чтоб они подсматривали за движениями хуннов. Старейшины их ежегодно однажды являлись к Двору; почему поставлен ухуаньский пристав 2000 мешков жалованья. Ему поручено обуздывать ухуаньцев и не допускать их иметь сообщение с хуннами» [Бичурин, 1950, т.1, с. 142-144].
Хоуханьшу описывает ухуаньцев как людей, не имеющих государства, управляемых старейшинами общин, в примечании Н.Я. Бичурин указывает, что община по-монгольски Аймак.
Далее хроника Хоуханьшу повествует: «В царствование Чжао-ди, 86-75, ухуаньцы мало по малу усилились и раскопали могилы хуннуских Шаньюев в отмщении Модэ. Хунну, сим крайне раздраженные, пошли на восток и разбили ухуаньцев. Верховный вождь Хо Гуан, по получении из-вестия о сем, предписал главному приставу Фань-Мин-ю выступить из Лао-дун с 20 000 конницы для преследования хуннов; но неприятели уже ушли: и как ухуаньцы недавно потерпели поражение, то Мин-ю, пользуясь сим обстоятельством, пошел на ухуаньцев, порубил у них до 6000 человек, получил три головы княжеских, и возвратился. После сего ухуаньцы опять произвели набег на Ю-чжеу; но Мин-ю разбил их. В царствование Сюань-ди они частию прикочевали к границе и покорились. Ван Ман, похитив престол, принял намерение воевать хуннов: почему при составлении двенадцати корпусов войск, динлинов и ухуаньцев поставил в области Дай-сюнь под начальством военачальника Янь-Ю, а семейства их взяты в областные и уездные города в заложники. Ухуаньцы, не свыкшиеся с климатом, боялись, что долго будут задержаны на стояние; почему несколько раз просили отпустить их, но Ван Ман не хотел отпустить ; почему они самовольно ушли, и на возвратном пути произвели грабительства, а в областях предали смерти всех заложников их. Это произвело в ухуаньцах неудольствие против Ван Ман. Хунны, пользуясь сим, склонили предводителей их в службу к себе; а прочих всех подчинили своей власти» [Бичурин, 1950, т.1, с. 144-145]. Хроника Хоуханьшу, видимо, ошибочно пишет, что динлинов Ван Ман поставить так же, как ухуаньцев в области Дай-гюнь. Вероятно, авторы Хоуханьшу описывают не динлинов, проживающих севернее хунну в Прибайкалье, а монголоязычных ди-теле-гаогюй. Северные динлины, проживавшие от Байкала до Енисея, при всем желании в массовом количестве с семьями не могли прибыть в Дай-гюань и отдать в заложники областным и уездным городам. Речь идет о ди, про-живающих близ Ордоса.
Хроника Хоуханьшу пишет, что в 46 г н.э. «… в Доме хуннов про-изошло смятение. Ухуаньцы, пользуясь слабостью их, напали на них и разбили. Хунну уклонились далее на север на несколько тысяч ли, и земли, лежащие от песчаной степи на юг, опустели. Император подкупил ухуаньцев и деньгами и тканями» [Бичурин, 1950, т.1, с. 145-146].
В 109 г. н.э. «… ухуаньцы в Юй-ян, соединившись с тысячью хуннов из Ю-бэй-пьхин, произвели набег на области Дай-гюнь и Шань-гу, а осенью ухуаньцы в Яй-мынь под предводительством их князя Ухэ, соединившись с сяньбийским старейшиною Кюлунем и с Гудухэу южных хуннов, в 7 000 конницы, произвели набег на Ву-юань  и вступили в сражение с областным правителем в Гю-юань в долине Гао-кюй-гу. Китайское войско было совершенно разбито, и областные чиновники побиты: почему отправлены были военачальник Хэ Си и хуннуский главный пристав Лян Цзинь. Они одержали совершенную победу над ухуаньцами. Ухэ просил принять в подданство, а сяньбийцы обратно потянулись за укрепленную линию» [там же, с. 146-147]. 
В 190-193 г. н. э. умер ухуаньский старейшина Кюлюгюй, правивший около 25 лет. Хроника Хоуханьшу пишет: «…Кюлюгюй умер. Сын его Лэубань был малолетен; почему родственник Датунь, одаренный военными способностями, поставлен владетелем. Он занимал три области, в которых жители все повиновались его определениям» [там же, с.147].
В 206 г. н.э. хроника Хоуханьшу пишет: «В двенадцатое лето правления Гань-ань, 206, Цао Цао под личным своим предводительством совершенно разбил Датуня под Лючен и в плен взял до 200 000 человек. Юань Шан, Лэубань и Уянь бежали в Лао-дун, где Гун-сунь Кхан, правитель области, всем отрубил головы и препроводил к Цао. Остальные ухуаньцы в числе 10 000 семейств поселены внутри Китая» [там же, с. 148]. В 206 г. Ухуаньцы едва не были уничтожены китайцами. Китайцы под предводительством Цао Цао убили и взяли в плен 200 000 человек. Жалкий остаток ухуаньского народа в количестве 10 000 семейств (около 50 000 человек) были поселены во внутреннем Китае. И до 391 г.н.э., т.е. почти 200 лет об ухуаньцах не было ничего слышно, лишь спустя почти два века, вероятно, мы узнаем из средневековых китайских хроник Бэйши и Вэйшу, которые повествуют: «Жуань-жуань прозывался Югюлюй. Еще в конце царствования Шень-юань-ди [из дома Сяньби-Тоба, предшествовавшего династии Юань-Вэй] объездные взяли одного невольника, у которого волосы были наравне с бровями, и который не помнил ни имени, ни прозвания своего. Владелец его имел проименование Мугулюй, а Мугулюй значит: плешивый. Мугулюй и Югюлюй созвучны в выговоре; почему потомки его приняли первое прозванием для себя. Мугулюй  как скоро пришел в возраст, освобожден от неволи и определен в конницу. В царствование государя Мо-ди, за упущение срока приговорен был к отсечению головы; почему он бежал в ущелье Гуалюци, и, собрав там до ста беглецов, пристал к аймаку Шуньтулинь. По смерти Мугулюя, сын его Гюйлухой, человек храбрый и сильный, первый собрал аймак. И дал ему название Жеужань или Жужань. Как жужаньцы были глупы, и с виду ползающих насекомых, то Тхайву [-ди] дал название Жуань-жуань. Гэй-лухой, как скоро сделался главою аймака, ежегодно в дань представлял лошадей, соболей и куниц. Зимою он переходил кочевать на южную сторону песчаной степи, а летом возвращался на северную. По смерти Гюйлухоя по-ставлен сын его Тунугуй, по смерти Тунугуя поставлен сын его Бади; по смерти Бади поставлен сын его Дисуюань, по смерти Дисуюаня аймак его разделился на две части. Дисуанев старший сын Пихуба, наследовавший отцу, жил в восточной, второй сын Выньгэди отдельно жил в западной стороне. По кончине государя Чжао-чень Выньгэди поддался Лю Вэйченю и отделился от дома Вэй. Вэй в правление Дын-го, 391, решился их наказать оружием, Жужаньцы ушли, но были догнаны в Великой песчаной степи у горы Нань-чжуан-шань и совершенно разбиты. Целая половина аймака отведена в плен. В примечании Н.Я. Бичурин пишет: «Лю Вэй чень владел Ордосом «Тоба Гуй», поразив жужаньцев в конце 391 года, вслед за сим разбил Вэйченя и покорил Ордос. Лю Вэйчень на побеге убит своими людьми». Пихуба и Уцзи, предводитель аймака собрали оставшиеся юрты и ушли. В погоню за ним посланы были полководцы Чан-сунь Сун и Чан-сунь Фэй. Чан-сунь Сун по переходе через Великую песчаную степь дошел до Пьхин-ван-чуань, совершенно разбил Уцзи, отрубил ему голову и вывесил на показ. Чан-сунь Фэй дошел до гор Шое, где Пихуба покорился ему с своим народом. Чан-сунь Фэй взял в плен Выньгэдиева сына Хэдоханя с старшим его братом Гаогуйчжо, Шелуня Хулюя и прочих родственников, всего несколько сот человек, и распределил  их по разным аймакам. Выньгэди удалился на запад в намерении поддаться Лю Вэйченю; но Дао-ву проследовал его до гор Бана, и Выньгэди принужден был опять покориться. Дао-ву [-ди] и обласкал его по-прежнему» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 184-185].
Китайские династийные хроники и летописи жуань-жуаней напрямую не называют потомками ухуаней-уваней-аваров. Но у жуань-жуаней и ухуаней-уваней-аваров, вероятно, тотемом была исполинская змея и они географически из одного места – Восточной Монголии (совр. Внутренняя Монголия) и запад Маньчжурии, где водятся удавы, гигантские змеи. В древности ареал обитания удавов, возможно, был шире. Немаловажный фактор, ухуани в древности и жуань-жуани в конце эры древности и раннем средневековье были монголоязычными народами [см. Шабалов, 2011].
По вышеизложенным трем причинам мы с большой долей вероятности отождествляем ухуаней-уваней-авар и жуань-жуаней (китайское слово, означает «ползающие черви»).
Хроники Бэйши и Вэйшу приводят несколько жуань-жуаньских (ухуаньских) слов, попробуем разобраться в слове «мугулюй». Другие слова см. [Шабалов, 2011, с.114].
Мугулюй хроники Бэйши и Вэйшу, а вслед за ними и Н.Я. Бичурин, трактуют как «плешивый». Антропоним «Мугулюй» наиболее сближаем с монгольским словом «мухан – раб» [Лувсандэндэв, 1957, с. 250]. Слово «Мухли», вероятно, от монголоязычного «муухай – поганый, грязный, некрасивый, безобразный, скверный, гадкий, отвратительный, вредно, зло» [там же, с. 250]. По-западнобурятски «Мухли» означает «найденыш». По-киргизски (тюркски) слово мугулюй значения не имеет. Слово «плешивый» на монгольском языке звучит «халзан» [там же, с. 503].    
Китайские хроники Бэйши и Вэйшу продолжают повествовать: «В девятое лето, 394, Хэдохань с Шелуном, оставя своего отца, со всем аймаком ушел на запад. Чан-сунь Фэй с легкою конницей догнал его в Шань-гюнь у гор Бана, убил Хэдохана, и истребил весь его аймак. Шелунь с прочими бежал к Пихубе. Пихуба поместил его на южной границе, в 500 ли от своей орды, и препоручил четырем своим сыновьям смотреть за ним. Но Шелунь с своими приверженцами захватил четырех сыновей Пихубы, и взбунтовался. Он напал на прочих его сыновей, овладел аймаком их, и бежал к аймакам Гао-гюй и Хулюеву [младший брат Шелуня]. Шелунь был зол, лукав и находчив. Чрез месяц освободил Пихубу и отпустил к нему сыновей его. Он хотел их всех собрать и истребить; почему втайне собрал войско, неожиданно напал на Пихубу и убил его. Сыновья Пихубы Киба и Ухе, всего пятнадцать человек, поддались Дао-ву, Шелунь по убиении Пихубы, боялся нападения императорских войск; почему, ограбив аймаки от Ву-юань на запад, перешел через Великую песчаную степь на север. Дао-ву поручил Кибе и Ухе начальство над войсками, и дал им княжеские достоинства. Шелунь заключил мир и родство с государем Яо Хин. Дао-ву отправил полководца Хо Тху для нападения на аймаки Цяньфо и Согуяня. Шелунь послал конницу для подкрепления Согуяня, но Хо Тху разбил ее. Шелунь удалился за песчаную степь на север, напал на гаогюйцев, и далеко прошел в их земли. Сим образом, покорив все гаогюйские аймаки, сделался сильным и страшным, и поселился при реке Жоло. Тогда он постановил военные законы. Тысяча человек составляли полк; в полку был один предводитель. Сто человек составляли знамя; в знамени один начальник. Прежде напавший получал в награду пленников и добычу; по трусости отступившего побивали каменьями в голову, или в то же время убивали палками. Письма не имели. Предводители и начальники овечьим пометом грубо отмечали число ратников; после выучились вырезывать деревянные жеребейки [бирки]. От жужаней на северо-запад находилось владение, принадлежавшее потомкам хуннов, довольно богатое и сильное. Жибаеги, начальник сего поколения, пошел на Шелуня с оружием, вступил в упорное сражение с ним при Реке Иегынь и совершенно разбил его: но после Шелунь все покорил своей власти принял наименование могущественного. Жужаньцы перекочевывали со скотом смотря по достатку в траве и воде. Владения их на запад простирались до Харашара, на востоке до Чаосяни, на север от песчаной степи до Байкала, на юг до великой песчаной степи. Постоянное место их орды лежало против Дун-хуан и Чжан-йе на севере. Малые владения много терпели от их набегов и грабительств и принуждены были поддаться. После Шелунь принял титул Дэудай-хана» [Бичурин, 1950, т. 1, с.186-187].
В 394 г. н.э. Шелуню с большим трудом удалось создать свое государство. Несмотря на то что Шелунь неоднократно был на краю гибели, он сумел покорить территорию с востока на запад от Чаосяна до Харашара, с юга на север от пустыни Гоби до Байкала. Каким образом это удалось Шелуню, хроники не пишут, наоборот, хроники описывают поражения Шелуня от китайских полководцев Чан-сунь Фэя и Хо Гэу, и от южнохуннуского полководца Жибаега.
Думаем, население, живущее на всей территории, захваченной жуань-жуанями, состояла не из одних потомков ухуаней (жужанцев), а предсталяла, вероятно, довольно пеструю картину монголоязычных племен. Здесь проживали некоторые остатки хунну, сяньбийцы, вероятно, часть гаогюйцев.
Антропоним «Дэудай-хан Шелунь» состоит их трех монголоязычных слов. Слово «Дэудай» Бэйши и Вэйши интерпретируют как на скаку стреляющий из лука, что раскрывает значение не полностью. «Дэудай», вероятно, переводится с монгольского «дээдэх – находящийся вверху, вышестоящий, верхний» [Лувсандэндэв, 1957, с. 170], от монгольского слова «дээд – верхний, высший, верховный» [там же, с. 170]. По-киргизски (тюркски) слово «дэудай» значения не имеет.
Хроника Хоуханьшу пишет: «Дэудай на языке династии Вэй значит: на скаку стреляющий из лука; Хан на языке династии Вэй значит: император. По обыкновениям жужаньцев, государь и вельможи при жизни получали почетные наименования по делам, подобно как в Срединном государстве по смерти, а по смерти у них не давали наименований» [Бичурин, 1950, т.1, с.187].
Хроника Хоуханьшу продолжает: «…Шелунь произвел набеги на границу, в первое лето правления Юн-хин, 409, еще напал на укрепленную линию. Во второе лето, 410, Минди выставил войско. Шелунь обратился в бегство и умер по дороге. Сын его Дуба остался малолетен, и еще не мог управлять народом: почему поставлен Шелунев младший брат Хулюй под наименованием Гэжогай-хана, что на языке династии Вэй значит: «Хан с прекрасными свойствами» [там же, с. 188].
Антропоним «Гэжогай», вероятно, на монгольском языке звучит как «гэж (гэж) – говорить, сказать, намереваться, полагать, хотеть, решать» [Лувсандэндэв, 1957, с.134]. Возможно, Гэжогай был очень говорлив, отсюда его имя, характеризующее одно из качеств человека. Возможно, что говорливость и решительность Гэжогай-хана китайские авторы воспри-нимали как «прекрасные свойства». По-киргизски (тюркски) слово «Гэжогай» значения не имеет.
Антропоним «Хулюй», вероятно, происходит от масти лошади, «хул – саврасый, большая деревянная чашка для кумыса» [Лувсандэндэв, 1957, с. 562]. Может быть «хулюй» от монгольского слова «хулчийлгах – пугать, страшить» [там же, с. 564]. Возможно, Хулюй-хан был пугающим и и страшным. По-киргизски (тюркски) слово хулюй значения не имеет.
В 414 г. Гэжогай-хан Хулюй был свергнут своим племянником Булучженем.
Хроника Хоуханьшу повествует: «Когда гаогюйский Чилохэу взбунто-вался, то предводитель его содействовал Шелуню к покорению аймаков. Ше-лунь из признательности к его услуге сделал его старейшиною. Булучжень и Шелунев сын Шеба зашли в дом к Чилохэу, и Булучжень вступил в любовную связь с его младшею женою. Младшая жена открыла Булучженю, что Чилохэу предприемлет постановить Датаня государем и в знак верности послал ему золотую узду. Булучжень по возвращении отправил 8 000 конницы, которая окружила Чилохэу и сожгла все его сокровища. Чилохэу сам себя зарезал. После сего Булучжень пошел на Датаня, но Датань с своим войском захватил Булучженя и Шебу, и обоих удавил, а потом объявил себя ханом, 414. Датань был сын Пухуня, младшего дяди Шелунева. Он прежде имел отдельный аймак, и, охраняя западную границу, умел привлечь народ к себе; почему вельможи возвели его на престол под наименованием Мухань Гешенгай-хана, что на языке династии Вэй значит: победоносный хан» [Бичурин, 1950, т.1, с. 188-189].            
Антропоним «Булучжень», вероятно, от монгольского слова «булуун – шишка» [Лувсандэндэв. 1957, с. 86]. Возможно, Булучжень был шишкой – ханом менее года и удавил Датаня.
В 414 г. вступил на ханский престол Датань по имени Гешенгай-хана.
Антропоним «Датань», вероятно, от монголоязычного слова «татах – тянуть, тащить, держать, вытягивать, крошить, молоть, рубить, натягивать, стягивать, подтягивать, привлекать, манить к себе, призывать, мобилизовывать, взимать, собирать» [Лувсандэндэв, 1957, с. 395], от «татах» производное слово «татвар – взнос, налог» [там же, с. 396]. Китайцы до сего времени употребляют как синоним слова «мэнгу – монгол», слова «дада», что означает «татарин». Киргизское слово «тарт – тянуть» [Юдахин, 2012, с. 708], возможно. однокоренное с монголоязычным словом «тата, та-тах».
Антропоним «Мухань», происходит от монгольского слова «муухан – плохонький, довольно плохой, неважный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 250]. Имя «Мухан – плохонький» давали детям монголоязычные имена с целью отпуг-нуть злых духов. Антибиотиков не было, детская смертность была чрезвычайно высокой.
Антропоним «Гешенгай» происходит от монгольского слова «геши-гэлэх – топтать, затаптывать» [Лувсандэндэв, 1957, с. 118], по-западнобурятски – «гэшхэша». Гешеньгай пришел к власти, «затоптав» своего противника Булучженя.
В 424 г. на китайский престол вступил сяньбиец из народа тоба Тхай-ву. Тобасцы (табгачи) в V в. совершали карательные походы  в степи Монголии удивительно эффективные и результативные походы, поскольку сами были кочевниками и тактику и стратегию ведения боя  кочевников знали очень хорошо.
В 425 г. Тхай-ву предпринял великий поход. Жуань-жуани (ухуаньцы). Как пишет Хоуханьшу, «пришли в  ужас и ушли на север».
В 430 г. Тхай-ву подготовился к походу основательно. Хоуханьшу повествует: «В сие время возвратился гонец, посыланый в Гянь-нань. Он объявил, что дом Сун [Лю-Сун в южном Китае] обнародовал о своем на-мерении напасть на Хэнань. Тхай-ву видел, что ежели прежде не уничтожить жужаньцев, то надобно будет принять неприятеля с лица и с тыла. И так он решился предпринять поход на Датаня; почему император выступил восточною дорогою к горам Хэйшань. Князь Чан-сунь Хань взял западную дорогу к городам Давошань, чтоб соединиться у орды мятежников. В пятой луне прибыли к южной окрайне песчаной степи, оставили здесь обоз. И пошли налегке. Когда пришли к реке Су-шуй, Датанево войско побежало назад. Младший брат его Пило, прежде управляющий восточными аймаками, хотел идти к Датаню; но в дороге встретился с корпусом князя Чан-сунь Хань. Князь ударил на него с конницею, и убил несколько сот старейшин. Датань, получив известие о сем, пришел в страх; сожегши юрты, он пошел с своими приверженцами на запад, и неизвестно куда скрылся. После сего родовичи рассеялись во все четыре стороны по горным долинам, скот бродил по степи, и никто не смотрел за ним. Тхай-ву пошел по реке Су-шей на запад; миновал окоп, построенный династии Хань полководцем Дэу-Хянь; в шестой луне он остановился при  реке Тху-юань-шуй, в 3 700 ли от Пьхин-чен, разделил войско для поисков над неприятелем. На восток доходили до Байкала, на запад до Чжан-йе-шуй, на север за хребет Янь-жань-шань; от востока к западу на 5 000, от юга к северу на 3 000 ли. Гао-гюйцы убивали Датаневых людей. До 300 000 человек покорились. Множество взято было в плен; в добычу получено более миллионов голов лошадей и прочего скота. В восьмой луне Тхай-ву получил известие, что восточные гаогюйские поколения в великом множестве и людей и скота кочуют на Инипо, не с большим в 1000 ли от его лагеря; почему отправил на них старшего министра Ань Юань, и вскоре несколько десятков тысяч Инипоских гаогюйцев покорились. Аймак Датанев пришел в бессилие, от чего Датань обессилел и умер. Сын его Уди возведен на ханство под наименованием Чиляньхана; Чилянь на языке династии Вэй значит Божественный [Бичурин, 1950, т. 1, с. 190-191].
Вероятно, династия Вэй в 30-е гг. V  в. н.э. была монголоязычной, потому что Вэй выделяет язык динлинов как отдельный, например: «Чилень на языке династии Вэй значит божественный». Китайские хроникеры  восшедших на  императорский трон северного Китая сяньбийских ханов из народа Тоба (табгачей), обидчиков северных хунну, а затем (III-IV вв.) и южных хунну почти до конца династии Вэй (до 510 г. н.э.) будут выделять как иноземную династию. Тоба (табгачи), видимо, не теряли родной язык до конца династии Вэй.         
Антропоним «Чилянь», вероятно, происходит от монгольского слова «чилгэр – стройный, хорошо сложенный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 631]. Видимо, Чилянь был стройным человеком, божественно хорошо сложенным. Китайские хроникеры, как и наш Н.Я. Бичурин, писали о Чиляне как «божественном человеке». Вероятно, хроникеры употребляли слово «божественный» в виде иносказания.
Антропоним «Уди» в переводе с монголоязычного языка будет «уд – ива» [Лувсандэндэв, 1957, с. 448]; такое имя до возведения на ханский престол носил Чилянь-хан.
В 437 г н.э. Чилянь-хан Уди, пишет хроника Хоуханьшу: «… нарушил мир и напал на укрепленную линию. В четвертое лето, 439, император пред-принял путешествие в Ву-юань и объявил Удию войну. Князь Пьхи и князь Хэдоло приняли начальство каждый над пятнадцатью предводителями, и выступили восточною дорогою; князь Гянь и князь Мушею приняли начальство над пятнадцатью же предводителями, и выступили западною дорогою; император пошел среднею дорогою. По прибытии к горам Суньги средний корпус еще разделен на две колонны. Князь Чун от шести озер пошел к горам Шойе, император от гор Суньги пошел на север на западную сторону Небесных гор, взошел на холм, врезал на камне обстоятельства похода, и, не видав жужаньцев, предпринял обратный путь. Тогда по северную сторону песчаной степи была великая засуха. Не было ни травы, ни воды, от чего много строевых лошадей погибло. В пятое лето, 440, император предпринял поход на запад против Цзюйкюй-муганя. Князь Му-шей и помощник Цзин Му оставлены для охранения столицы; князь Гигин и князь Чун с 20 000 войск поставлены на южной окраине песчаной степи для предосторожности от жужаньцев. Уди (Жужанский князь) в самой вещи напал на укрепленную линию; и как Мушеу не брал предосторожностей, то неприятели прошли до горы Цигйе. Столица пришла в трепет, и жители побежали в средний город. Министр Чан-сунь Дао-шен противостал при горе Тху-тхуй-шань. Уди, предприняв набег, оставил старшего своего брата Цилегуя по северную сторону хребта Инь-шань. Когда взяли Цилегуя в плен, то он со вздохом сказал: Цзюйкюй погубил нас. Еще в плен взяты Тадулуху, старший дядя его с отцовой стороны и более 10 000 человек побито. Уди, по получении известия о сем, бежал. Чан-сунь Дао-шен пре-следовал его до южной окраины песчаной степи, и возвратился. В четвертое лето правления Чжень-гюнь, 444, император предпринял путешествие к южной окраине песчаной степи, а войско разделили на четыре дороги. Князь Фань и князь Чун, каждый имея под собою по пятнадцати предводителей выступили восточною дорогою; князь Ду, имея под собою пятнадцать же предводителей, выступил западною дорогою; император выступил среднею дорогою. Князь Чень, имея под собою пятнадцать предводителей, составлял арриергард среднего корпуса. Император встретился с мятежниками в долине Лухунь. Уди обратился в бегство: император преследовал до реки Эгынь (возможно, Онгин), при которой и разбил его; потом дошел до реки Шы-шуй и возвратился. В пятое лето, 445, опять предпринял путешествие до южной окраины песчаной степи в намерении нечаянно напасть на Уди, но Уди далеко уклонился, и остановился. По смерти Уди сын его Тухэчжень возведен на престол под наименованием Чуло-хана. Чуло на языке династии Вэй значит: точно, правда» [Бичурин, 1950, т.1, с.191-193].
Хроника Хоуханьшу ссылается на Вэйский язык, по сути сяньбийский, т.е. монгольский, пишет, что Чуло «значит: точно, правда». Чи дей-ствительно на монголоязычии утвердительная форма, означающая «точно, правда». По-киргизски (тюркски) схожее слово «чил - истина, правда, настоящий, действительный» [Абдулдаев, 2003, с. 243]. Если имя Чуло-хана происходит от «чи-чыл», то Чуло-хан слово монголо-киргизское (тюркское).
Антропоним «Чуло», вероятно, происходит от монголоязычного западнобурятского слова «суло – интеллект, разум, пожелание, жизненная сила, дух» западнобурятский диалект наиболее приближен к старомон-гольскому языку. По-монгольски «суло», полагаем, будет «сулу – духовная мощь, жизненная сила, дух, интеллект» [Лувсандэндэв, 1957, с. 369].
Чуло-хан был возведен на ханский престол в 445 г., а по рождению носил имя Уди, что значит ива, возможно, он был гибким, как ива.
Антропония «Тухэчжень», вероятно, произошел от монгольского слова «туухий – сырой, недоваренный» [там же, с. 435]. Вероятно, Тухэчжень получил имя при рождении с целью отпугивания злых духов.
В 464 г. Чуло-хан Тухэчжень умер. На престол был возведен Юйчен, которому дали тронное имя Шеуло-бучжень-хан и, как пишет хроника Хоуханьшу: «…на языке династии Вэй значит: милостивый хан» [Бичурин, 1950, т.1, с. 194].
На монгольском языке «милостивый, снисходительный, благосклонный – оршоолт» [Лувсандэндэв, 1957, с. 332]. На киргизском (тюркском) языке «милостивый – ырайыидуу кайрымдуу, кичи бейил, боорукер таксыр» [Юдахин, 2012, с. 357], слово, далекое от «шеуло».
Вероятно, монгольское слово «Оршолт» китайские хроникеры в соответствии своей  фонетике восприняли как «шеуло», что вполне возможно. Киргизское (тюркское) слово даже не содержит «ш» и не может конкурировать с монголоязычием.
Вероятно, Шеуло произошло от монголоязычного «ошроолт – милостивый, снисходительный, благосклонный» хан.
Слово «Бучжень», вероятно, произошло от монголоязычного «буу-дагч – стрелок, снайпер» [Лувсандэндэв, 1957, с. 90], но может быть другим монголоязычным словом «бучуулэх – быть окруженным» [там же, с. 98]. Этимологически более безупречным, правда, в смысловом значении уступающм, на наш взгляд, слову «буудагч – стрелок» и мы склонны отдать предпочтение «буудагч». Полное имя «шеую бучжень хана» звучало, по нашему мнению, как «милостивый стрелок хан». Но если взять за основу «бучуулэх», полное имя будет «окруженный милостивый хан».
По-киргизски (тюркски) слово «шеуло» значения не  имеет. Слово «бучжень» сближаемо с киргизским словом «бучкак – голень, нижняя часть ноги»; «бучкак – курносый» [Юдахин, 2012, с. 164-165], но вероятность быть именем хана у этих слов минимальная.
Антропоним «Юйчен», вероятно, есть монголоязычное слово «Юhэн – девять» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.2, с. 610], которое имело и имеет у монголоязычных сакральное значение.
По-киргизски (тюркски) слово «Юйчен» значения не имеет.
В правлении Шеулю Бучжень хана монголоязычные табгачи (тоба), правившие Китаем, продолжают наносить поражения монголоязычным в то время аварам (жуань-жуаням). Вот что писали китайские династийные хроники Бэйши и Вэйшу: «Бучжень-хан назвал свое правление Юн-кхан (Н.Я. Бичурин пишет: «Юн-кхан кит. слово; зн. Вечноспокойный, по китайской истории это сделано монголами в подражение Китайскому Двору в первый раз».) и с своим поколением напал на укрепленную линию, но стоявшим на севере наблюдательным корпусом совершенно разбит. В четвертое лето правления Хуан-хин, 470, Юйчен произвел нападение на укрепленную линию. Император предпринял поход на север для усмирения. Начальники корпусов соединились с ним на берегах реки Нюй-шуй, Сянь-вынь[-ди] (пятый император из Дома Юань-вэй, этнический монголоязычный авар – Ш.А.С.) в клятвенном воззвании к войску и полководцам говорил: “В войне потребно исскуство, а немногочисленность. Вы для меня только мужественно сражайтесь, а распоряжение военных действий предоставьте мне”. И так отрядил 5 000 отборных войск завязывать сражение, а для развлечения [отвлечения] неприятеля поставил в разных местах замаскиро-ванные отряды. Неприятельское войско обратилось в бегство. Более 30 ли преследовали его и порубили до 50 000 человек. Около 10 000 человек покорились. Оружия и строевых лошадей взято великое множество. В продолжение девятнадцати дней прошли в передний и обратный путь около 6 000 ли; реке Нюй-шуй дали название Вучуань; после чего сочинили похвальную песню на северную войну, и вырезали на камне военные подвиги. В пятое лето правления  Янь-хин, 475, Юйчень просил о брачном родстве. Как он несколько раз производил нападения на пограничную укрепленную линию, то правительство просило государя прекратить связи с ним чрез посольства и отправить войско для усмирения. Император сказал им на это: “Жужаньцы, подобно бессмысленным животным, падки на корысть и не знают справедливости. Я пожелаю поступать с людьми, руководствуясь верностью и истиною. Не должно совершенно прерывать связей. Юйчен раскаивается в прошедшей несправедливости, и прислал посланника просить о мире и заключении брака. Должно ли оставлять его внедоумении?” В первое лето правления Тхай-хо, 477, в четвертой луне прислал с Мохэкюйфынь-Бибою в дар превосходных лошадей и собольи меха. Биба с униженностью представил, что Небесный двор обладает бесчисленными сокровищами и редкостями; почему и просил показать ему оные. И так предписано начальствам по порядку показать ему драгоценные вещи в царской сокровищнице, богатое шитье золотом и другими каменьями, прекрасных лошадей в царских конюшнях, редких птиц, невиданных зверей и разные вещи, входящие в употребление. Биба по обозрении всего, обратился к своим и сказал: ”богато Великое государство; и во всю жизнь не видывал сего”. Во второе лето, 478, во второй месяц, еще Бибу с прочими отправил к Двору с данью, причем опять просил о браке. Хао-вынь[-ди] наклонен был согласиться на предложение. Юйчен, хотя ежегодно составлял дань, но не твердо сохранял договор, почему дело о браке приостановлено. В девятое лето, 485, Юйчен умер; сын его Дэулунь возведен на престол под наименованием Фугудунь-хана, что на языке Вэй зн[]ачит постоянный» [Бичурин, 1950, т.1, с. 194-196]. 
Табгачский (тобаский) император Сянь-вынь-ди был этническим монголоязычным человеком, как и вся правящая Китаем династия Вэй. Табгачские (тобаские) династии Вэй, Суй и Тан правили Северным Китаем с небольшим перерывом с 396 по 908 гг. Затем Китаем правили другие монголоязычные  кидани (916-1925 гг.), которые дали монгольское имя «Ки-тай», а по-китайски – Джунго.
Сянь-вынь-ди хорошо знал монгольскую тактику, поскольку он сам относился к ним и войну рассматривал как искусство, а не рубку, т.е. качество мышления должно преобладать над количеством воинов.
В 470 г. Сянь-вынь-ди одержал блестящую победу над аварами. Шело Бучжень-хан в последующие годы подобострастно и с унижением просил Табгачского императора о мире и заключении брака, притом неоднократно. Шеуло Бучженю хану Юйчену было отказано под предлогом, что заключение о браке было приостановлено.
В 485 г. Шедо Бучжень хан Юйчен умер.
В правление Шеуло-Бучжень хана Юйчена человечество переступило из Древности в Средневековье. Потому что в годы правления Шеую-Бучжень хана в монгольских степях, на другом конце Евразии, в Европе, дело, начатое в 375 г. хунну-укрским императором Баламиром, завершил германец-руг Одоакр (433-493 гг.). Одоакр положил конец унижающему человеческое достоинство позорному рабству, захватив Западную Римскую империю в 476 г., начав новую эпоху в развитии человечества – Средневековье. Средневековье началось с монголязычного вторжения в Европу и ближнюю к Европе Азию. Войска Чингисхана, вероятно, хотели расширить монголосферу, принуждая к миру каев-кыятов-куманов, вторглись в Европу и передали в первую очередь германским народам порох, огнестрельное оружие и т.д. Порох – изобретение бесспорно китай-ское, а вот огнестрельное оружие, вероятно, изобрели монголоязычные кидане.
Наши исследования ономастико-лингвистического характера ясно показали, что древние авары были племенем Дун-хузским, которые после разгрома, учиненного в конце III в. до н.э. хуннуским шаньюем Модэ, разделились на племена сяньби и ухуань-увань-авары. То, что сяньбийцы – народ монголоязычный, убедительного доказав Л. Лигети в статье «Таб-гачский язык – диалект сяньбийского» [Народы Азии и Африки, 1969, №1]. Следовательно, авары, составлявшие с сяньбийцами единый народ, монголоязычный этнос. Позднее хунну, возникшие также из Дунху в IV в. до н.э.,  монголоязычный народ.
Подобного мнения были выдающиеся исследователи в основном герма-ноязычные И. Шмидт, Й. Маркварт, В. Эберхарт и др.
Само слово «авар» имеет значение в монголоязычии и переводится как «гигант, исполин» [Лувсандэндэв, 1957, с. 19], «абарга могой – гигантская змея, удав – по-западнобурятски. На тюркоязычии слово «авар», «абар» значения не имеют.
С.А. Комиссаров и Д.П. Шульга пишут: «Большинство историков считают авар прямыми потомками жужаней. Такой точки зрения придер-живались Р. Груссэ, К. Менгес, П. Пельо, Е.А. Хелимский.
В мировой литературе существует и много иных точек зрения на этногенез авар. Далее в этой главе мы изложим наше мнение об этногенезе древних и раннесредневековых авар, используя работу А.С. Шабалова, Д.А. Шабалова и М.У. Шабалова «Роль хунну (гуннов) в формировании украинского народа XXIV в. до н.э.- VI в. н.э. (историко-ономастическое исследование по российским и украинским материалам), для чего А.С. Шабалов в начале 2016 г. ездил на Украину в г. Киев. Скептики допускают, что жужане внесли некоторый вклад в формирование авар, но основную роль тут сыграли иные общности, например, юэчжи или эфталиты. Кацуо Эноки отстаивал ираноязычие большей части ранних авар, а также наличие у них родственной связи с племенами «белых гуннов» (эфталитов, хионитов, кидаритов), населявших территорию Афганистана и прилегающие к нему области.
Не менее распространена версия о тюркской принадлежности авар. С этим сложно спорить, если говорить о позднем периоде, когда каганат уже включал в себя немало тюркских племен. Применительно к ранним аварам эту теорию развивает венгерский историк А. Рона-Таш. По его мнению, уже на раннем этапе авары говорили на одной из разновидностей тюркского языка [Рона-Таш, 2005, с. 115].
Если опираться на данные византийцев Феофилакта Симокатты и Менандра, то в Европе действовали «псевдоавары» - вархониты (племена уар и хунн), которые присвоили себе имя настоящих авар, чтобы устрашить соседей. Д.Н. Гумилев первоначально связывал аваров с хионитами, считая последних кочевыми сармато-аланами. В более поздней работе он стал идентифицировать хионитов не с номадами, а с земледельческими ираноязычными племенами Средней Азии, не отрицая в то же время «гунно-тюркского вкрапления» [Гумилев, 1993, с. 375-387].
Существует множество гипотез, объясняющих происхождение значения этнонима авар. Выше было сказано, что по мнению В.И. Абаева, он является иранским по происхождению. Спрашивается, куда В.И. Абаев и др .денут монголоидные черты авар? Ведь даже в Европе черепа авар VI-VIII вв. оставались монголоидными вопреки утверждениям некоторых археологов. 
Напротив, по мнению Ю. Немета, этноним восходит к древнетюркскому корню awa -  «противиться, сопротивляться, восставать» + -ar, либо -r (cуффикс действующего лица), отсюда awar – «сопротивляющийся, мя-тежник» - название рода по аналогии с  bulgar с тем же значением: bulga – «смешивать, возмущать», отсюда bulga-r – «мятежник» [Комиссаров, Шульга, 2009. с. 187].
Маловероятно, что древние авары ираноязычный народ. Еще в III в. до н.э. ираноязычные юэчжи были изгнаны с территории Западной Монголии и Алтая хунну шаньюя Модэ, и с тех пор на территории Монголии ираноязычные не жили. Авары же сформировались в Южной и Центральной Монголии в середине IV в.н.э. на основе сяньбийско-ухуанских племен, вобрали остатки северных и южных хунну, когда иранских племен в Монголии не было.
Иранское слово awardan, вероятно, частичное и случайное совпадение с этнонимом авар, как говорит Г. Дерфер «игра слов». Этимологию слова «авар».
Возможная ошибка Н.М. Карамзина и др., считающих «огуров (огоры) назвавшимися славным именем Аваров». Называться «славным именем Аваров» огуры не могли, после поражения своим «данникам» туркам у аваров попросту не осталось «славного имени».
Огуры, вероятно, монголоязычное телеское племя, как и уйгуры. Всего телеских (хойхуских) племен, в IV в.н.э., было двенадцать: лифули, тулу, ич-жань, дагянь, кухэ, дабо, алунь, моюнь, сыфынь, фуфало, хиюань и юшупэй. Тотемом у телеских (хойхуских) племен, видимо, был бык, как у хунну-укров, подробнее см. [Шабалов, 2013], [Шабалов, 2015]. «Теле» - переводится как «круг, телега», а «хойху» - переводится как «север, севернее» [Лувсандэндэв, 1957, с. 531].
«Огур», общее монголо-тюркское слово, переводится с монголоязычия как «ухэр – бык», на тюркоязычии звучит как «огуз» и переводится как «вол», тот же бык, только кастрированный. Следует учесть, что у (тюркоязычных) киргизов тотемом была большая белая птица: «каз – гусь», «куу – лебедь» [Ахметов, 1996]. Наша версия – антропоним «кыргыз» произошел от слова «кыргый – ястреб» [Шабаловы, 2020]. Речь идет о IV-V вв., когда тургутов-турков еще не было, из достоверно установленных тюркских народов в то время были киргизы (хагясы) и, возможно, кыпчаки.
Монголоязычных народов в то время (IV в.) было гораздо больше:  хунну, сяньби, ухуани, телеские племена (огуры), табгачи (тоба) и ряд племен, и у них основным тотемом был: бык (у северных хунну, телеских племен), волк (у южных хунну), удав (у ухуаней) и т.д. [Шабалов, 2013], [Шабалов, 2015].
Телеские племена  (огуры – огузы) были в зависимости у авар, т.к. переселились с Ордоса-Шэньси (совр. Китай) на север Монголии, видимо, с разрешения аварского кагана и заняли полосу земли от Аргуна до Тарба-гатая [Бичурин, 1951, т. 1, с. 187-188].
По данным Д.Н. Позднеева, часть телеских племен (огуров) откочевала, в IV-V вв. в западном направлении [Позднеев,1899]. Они, не задерживаясь даже на территории современного Казахстана, ушли в Поволжье, т.к. по словам Приска Панийского были гонимы савирами, савиры изгнаны аварами. Аваров изгнал «некий народ, обитавший на берегах океана» [Приск Панийский, 1842, 1861].
Н.М. Карамзин, Н.И. Артамонов и др., думаем, ошибаются, что в V в. аваров прогнали из Монголии турки. Тургуты-турки в V в. только осваива-лись на севере Монголии, в Отукенской черни (в переводе с монг. – густая тайга), и были данниками аварского кагана, дань платили железом. Тургуты-турки нанесли поражение аварам и ликвидировали их государство в 551 г., т.е. век спустя, после аудиенции сарагуров, урогов и оногуров у визан-тийского императора в 463 г. Тургуты – турки основали собственное госу-дарство – империю в 551 г.
Обидчиком авар, саваров, сарагуров, урогов и оногуров были, видимо, монголоязычные  табгачи (тоба), завоевавшие Северный Китай и пе-риодически совершавшие карательные походы в глубь степей. Карательные походы в значительной части удавались, т.к. табгачи были сами монголоязычными кочевниками и хорошо знали кочевую тактику ведения боя.
В 430-х гг. император Вэйской династии «этнический табгач: «прошел до рек Орхон и Керулен и, разделив войска на группы, превратил в театр боевых действий почти весь север Центральной Монголии. Союзниками табгачей выступили кочевья гаогюйцев, они «убивали народ Датаня (правитель авар – Ш.А.С.). Всего в разное время вэйским войскам сдалось более 300 тыс. жуань-жуаней (аваров). Кроме того, были захваченные пленные  и более миллиона лошадей» [Таскин, 1968, с. 273]. Возможно, это карательная экспедиция была причиной появления огуров у византийского императора.
Китайский историк Юй Тайшань пишет, цитируя китайскую дина-стийную хронику: «Согласно «Истории династии Вэй: летописи Ruru», «на 4-й год Тайань (458 год) на колесницах и телегах отправились в поход на север, всадников было 100 тысяч, колесниц – 150 тысяч, знамена и стяги растянулись на тысячу ли, благополучно пересекли Большую пустыню. Tuhezhen бежали далеко. Все они во главе с колесницей Wu Zhu покорили и пленили несколько тысяч людей. И тогда вырезали надпись на камне и вернулись… Из этой же летописи можно узнать, что результаты каратель-ного похода Северной Вэй 470-го года в общем схожи с первым: «Yu Cheng вторгся в крепость. Колесницы отправились в поход на север. Множество варваров бежали и рассеялись, преследовали их более 30 ли, головы сложили 50 тысяч людей всех сословий и рангов, в плен взяли более 10 тысяч оружия, лошадей  и всяческой утвари – без счета» [Юй Тайшань, 2006, с. 145].
Карательные походы табгачей в степь эпизодически повторялись, в этих условиях не только огуры, но часть аваров переселялась, видимо, на запад, что явилось причиной появления их в Европе в конце V в.
Аваров китайцы и табгачи называли, видимо, в уничижительном зна-чении жуань-жуани, что в переводе с китайского значит ползующие черви, это пренебрежительное выражение означало их тотем – гигантскую змею.
Китайский ученый Юй Тайшань пишет: «…корень слова Abares – это монгольское abarga, что значит «змея» или «движение змеи» [Юй Тайшань, 2006, с. 139].
Мы предполагаем, что огуры прибывшие в 463 г. к византийскому императору, с тургутами-турками не встречались, а были из описанных О.М. Позднеевым телеских племен, которые ушли в западном направлении ранее, в IV-V вв., т.е. задолго до победы тургутов-турков над аварами (жуань-жуанями).
Авары, вернее, часть аварского народа, ушла, видимо, на запад вслед за савирами и огурами в V в. и продолжали доминировать над ними в Европе. Весть о поражении их соплеменников от турков в VI в., возможно, застала в пути на запад.
Впервые в Европе телеские племена (огуры) упоминаются в 463 г., как уже говорили, Приском Панийским: «В 463 году к римлянам явилось посольство от сарагур, урогов и оногур и сообщили, что они покинули свою страну, будучи изгнаны савирами, а эти последние, в свою очередь, были прогнаны аварами, бежавшими от некоего народа, обитавшего на берегах океана» [Латышев, 1904, т. 1, с. 841-843].
Монголоязычие аваров, что в Европе, что в Азии, легко установить, прочитав их имена и титулы [Шабалов, 2011], например, «Баян» переводится с монголоязычия «богач, богатый» [Лувсандэндэв, 1957, с. 67], каган, тудун и др. слова имеют значение в монголозычии. Тюрки никогда не употребляют и вряд ли употребляли аффикс «н», это монголоязычное окончание.
Восточноримский историк VI в. Менандр Протектор и др. писали, что аварский язык сходен с языком хунну и первые могут быть переводчиками с языка хунну. Другие доказательства о монголоязычии авар см. [Шабалов, 2011]. Мнение венгров З. Гомбода, Я. Харматты, Ю. Немета и др. несостоятельно. Ю. Немет в статье «К вопросу об аварах» приводит монголоязычные слова, при этом называя их тюркскими [Немет, 1976, с. 298-303].
Феофилакт Симокатта и вслед за ним М.И. Артамонов и др. считал и считают, что варвары присвоили название аваров, но указывают, что авары состоят из племен «уар» и «хунни».
Этноним «уар» есть не что иное, как «авар», об этом пишет, знавший китайские и несколько восточных языков, англо-канадский исследователь Д. Пуллиблэнк: В «Синь тан шу» он назван городом Ахуань V. А-Hwan' [в «Цзю Тань шу» - Эхуань  аt-Hwan']. Эти формы указывают на этноним War или Awar, который вряд ли можно отделить от Ouapxai Xouvvi Феофилакта Симокатты, Ouar-xwvttal Менандра Протектора и аваров Европы. Еще раньше этот же этноним встречается в виде ухуань [Вань] ou-Hwan, - на-звания одной из двух частей, на которые делились восточные ху в период Хань (другой частью были сяньби). Фонетическое тождество полное, и существуют веские доказательства в пользу существования связи между этими народами» [Пуллиблэнк, 1986, с. 54].
Д. Пуллиблэнк показал, что М.И. Артамонов и др., считающие что среди номадов не было авар, ошибаются. Вероятно, они правы в том, что среди авар были телеские племена (огуры), и среди них встречаем племя хунь. Не вызывает сомнений, что «хунь» в хронике «Суйшу» есть «хунни» Феофилакта Симокатты.
Народ ухуаней-уваней – авар, вероятно, был злопамятный и мсти-тельный, они помнили, что под руководством Шаньюя Модэ, хунну в III в. до н.э. поработили их и авары – ухуани помнили этот неприятный для себя случай. Платить дань всегда неприятно.
По прошествии двух веков авары – ухуани в конце I в. до н.э. раскопали могилы хуннуских шаньюев в отместку Модэ. Китайская династий-ная хроника «Хоу-Ханьшу» пишет: «В царствование Чжао-ди 86-75, ухуанцы мало-помалу усилились и раскопали могилы хуннуских шаньюев в отмщение Модэ. Хунны, сим крайне раздраженные, пошли на восток и разбили ухуаньцев» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 144].
В «Повести временных лет» описывается, как авары издевались над дулебами, в которых, видимо, ассимилировались хунну, перейдя на сла-вянский язык, через двуязычие. Хунну, вероятно, не сразу забыли свой язык как всякие монголоязычные усвоили язык побратимов – антов в течение двух-трех поколений. Монголоязычие отличается крайней неустойчивостью по отношению к другим языкам, это отмечали Б.Я. Владимирцов [Владимирцов, 2005] и В.А. Котвич [Котвич, 1962].
Авары, вероятно, увидели в двуязычных дулебах остатки, хоть метисизированные некогда грозного народа хунну, поработившего их в III в. до н.э., а в VI в.н.э. находящегося в упадке и не пришедшего в себя после побоища на р. Недао. Мы предполагаем, что гепиды напали на хунну в спя-щем состоянии, и хунну не смогли оказать достойное сопротивление, об этом говорит число жертв:  30 тыс. человек.
В.О. Ключевский об издевательствах аваров над дулебами писал: «Те же обры воевали со славянами и покорили дулебов, тоже славян, и притесняли женщин дулебских: собираясь ехать, обрин не давал запрягать ни коня, ни вола, а приказывал заложить в телегу 3, 4, 5 женщин, и они везли его; так мучили они дулебов. Были обры телом велики, а умом горды, и истребил их бог, перемерли все, не осталось ни единого обрина, и есть поговорка на Руси до сего дня: погибоша аки обре».
Вероятно, благодаря этой исторической поговорке и попало в Повесть придание об обрах, которые носят на себе черты былины, исторической песни, составляющей, может быть, отдаленный отголосок целого цикла славянских песен об аварах, сложившегося на карпатских склонах. Но где были во время этого нашествия поляне, и почему одним дулебам пришлось так страдать от обров? Неожиданно с другой стороны идет к нам ответ на этот вопрос. В сороковых годах X в., лет за сто до составления Повести временных лет, писал о восточных славянах араб Масуди в своем географическом сочинении Золотые луга. Здесь он рассказывает, что одно из славянских племен, коренное между ними, некогда господствовало над прочими, верховный царь был у него, и этому царю повиновались все прочие цари; но потом пошли раздоры между их племенами, союз их разрушился, они разделились на отдельные колена, и каждое племя выбрало себе отдельного царя. Это господствовавшее некогда славянское племя Масуди называет валинана (волыняне), а из нашей Повести мы знаем, что волыняне – те же дулебы и жили по Западному Бугу. Можно догадываться, почему киевское предание запомнило одних дулебов из времен аварского нашествия. Тогда дулебы господствовали над всеми восточными славянами и покрывали их своим именем, как впоследствии все восточные славяне стали зваться Русью по имени главной области Русской земли, ибо Русью первоначально называлась только Киевская область. Во время аварского нашествия еще не было ни полян, ни самого Киева, и масса восточного славянства сосредоточивалась западнее, на склонах и предгорьях Карпат, в краю обширного водораздела, откуда идут в разные стороны Днестр, оба Буга, притоки верхней Припяти и верхней Вислы.
Итак, мы застаем у восточных славян на Карпатах в VI в. большой военный союз под предводительством князя дулебов» [Ключевский, 1987, с. 123-124].
Историки Масуди и В.О. Ключевский, возможно, правы. В VI  в. во времена аварского нашествия, анты – побратимы хунну, с утратой последними господствующего положения и ассимиляцией утратили прежнее название. Просто некому стало называть антов побратимами, и они постепенно переходят на племенные названия типа дулебы и т.д.
Место хунну в иерархии племен заняли дулебы, по происхождению из глуховатых или из шаманов, видимо, главенствующее племя у хунну Европы, впоследствии господствующее племя у восточных славян.
Когда дулебы исчезли или ослабли, вероятно, на первые роли выдвину-лись тоже союзники хунну, скандинавское племя руги. В.О. Ключевский сказал, что впоследствии слово «стало зваться  Русью». Этнополитоним Русь, по В.О. Ключевскому, носит, вероятно, географическую основу, а не по названию племени. Руги, возможно, к IX в. были двуязычными.
Н.М. Карамзин так описывал аварское господство: «Обры, или Авары, в VI и VII веке господствуя в Дакии, повелевали и Дулебами, обитавшими на Буге, нагло оскорбляли целомудрие жен Славянских и впрягали их, вместо волов и коней, в свои колесницы, но сии варвары, великие телом и гордые умом (пишет Нестор), исчезли в нашем отечестве от моровой язвы, и гибель их долго была пословицею на земле Русской» [Карамзин, 1988, с. 47].
М.С. Грушевский об отношениях авар и антов писал: «У … греческого писателя, Менандра, сохранилось известие о борьбе антов с ордой аваров, двинувшейся в черноморские степи в середине VI века. Битвы с ними были неудачные для антов, довольно много их попало в плен, и авары начали опустошать земли антов. Выручать пленников и мириться с аварами анты послали наиболее выдавшегося среди них человека, по имени Мезамира. Но это был человек гордый и смелый, не смолчал пред аварским каганом и ответил на его хвастливые слова смело и резко. Тогда один болгарин, бывший в милости у кагана, стал его подговаривать, чтобы он убил этого Мезамира, так как он пользуется большим влиянием среди антов и может их поднять против аваров. Каган послушался, убил Мезамира, а авары начали опустошать земли антов еще хуже.
Память об этих бедствиях от аваров долго сохранялась среди украин-ского населения» [Грушевский, 2001, с. 24-25].
В конце XX в. М.И. Артамонов, ссылаясь на Фредегара, писал о жестокостях авар по отношению к славянам: «Аварцы каждый год шли к славянам, чтобы зимовать у них. Тогда они брали женщин и детей славян и пользовались ими. В завершение насилия славяне обязаны были платить аварам дань» [Артамонов, 2002, с. 132].
М.И. Артамонов связывает появление в Европе стремян, сабли-шабли и трехлопастных наконечников стрел с аварами. Трехлопастные стрелы изобретением авар не могут быть, т.к. изобретены хунну Модэ задолго до нашей эры [Бичурин, 1950, т. 1]. Изобретение стремян и сабли, вероятно, так же должны быть отнесены к хунну.
М.И. Артамонов пишет: «В степях Восточной Европы аварские па-мятники неизвестны, должно быть, ввиду того, что авары недолго пробыли в Причерноморье. Зато в Среднем Подунавье открыто множество аварских могильников, обычно бескурганных, где в простых ямах или в ямах с подбоями покойники погребались нередко вместе с их боевыми конями, а мужчины, кроме того, еще и с набором характерного оружия. Последнее не отличается от вооружения, получившего VII в. всеобщее распространение среди кочевников Евразии, но зато характеризуется рядом новых признаков сравнительно с оружием предшествующего времени. Главным предметом вооружения, как и раньше, был лук со стрелами; но луки стали больше и дальнобойнее. В могилах от луков обычно сохраняются только костяные накладки да крупные железные трехлопастные наконечники стрел с черен-ками. Копья тоже стали более тяжелыми, чем раньше. На смену длинному сарматскому мечу в VII в. появляется однолезвийная, пока еще слабо изогнутая сабля. Но все эти новые формы вооружения стали возможными лишь благодаря  изобретению стремян, сделавших посадку всадника на коне более устойчивой и открывших возможность для рукопашного конного боя». [Артамонов, 2002, с. 132-133]
Внешний вид аваров венгерские антропологи определяют как европеои-дов, но судя по реконструкции венгерских же ученых, господствующая про-слойка, т. е. первоначальные авары, имели монголоидный тип лица, более похожий на современных монголов.
Авары к распаду хуннской империи никакого отношения не имеют, как говорят некоторые историки, они появились в Европе через сто лет после разгрома хунну, устроенного гепидами Ардариха. Авары появились в Европе после огуров (телеских племен) и после возможного появления хунну-укров, на основе смешения сармато-аланов, готов, ругов (россоманов), антов, хунну и др. Умудрялись, вероятно, мстить хунну за Шаньюя Модэ, загнавшего их в рабство. Мстили изощренно, запрягали хунну-укрских и антских женщин вместо лошадей или волов и ездили.
Вероятно, средневековые авары Европы и современные аварцы Даге-стана один и тот же народ, который смешивался с антами, содержавшими в себе значительное количество генов кельтов (венедов), поэтому они, воз-можно, ближе к британцам, полякам и украинцам, чем, например, к лезгинам Дагестана. Это наше предположение основано на рассказе Фредегера, пересказанном М. И. Артамоновым [Артамонов, 2002, с. 132].
М.И. Артамонов и др. пытаются изобразить движение авар из степей Монголии на запад произошедшим исключительно под тургутским (турец-ким) воздействием, что, на наш взгляд, является неверным, не учитывающим ни времени, ни конкретные исторические обстоятельства.
По нашему мнению, авары покинули родину – монгольские степи - не-сколько раньше, чем возникло тургутское (турецкое) государство. Под ударами табгачей северного Китая государство аваров в V в. медленно, но верно ослабевало. Возвышение тургутов произошло в 550-е годы (в VI в.), а движение телеских и ухуаньских племен произошло, примерно, в 450-х годах, т.е. в V в., следовательно, часть аваров, вероятно,  в это время дви-нулась на запад.
Движение авар произошло, по нашему мнению, в результате кара-тельных экспедиций табгачей (тоба), т.е. вэйских императоров Северного Китая. Телеские племена, чьим тотемом был тоже бык – огур (ухэр – укыр – укр), как у хунну, бежали «от некоего народа, обитавшего на берегах океана» и явились к византийскому императору в 463 г. Напоминаем, тургуты только в 439 г. в количестве 500 семейств обосновались в Северной Монголии, в местности Отукенская чернь, т.е. находились на начальной стадии образования народа и служили кагану авар, выплавляя ему железо. Даже думать не посмели тургуты в V в. о нападении на авар.
В середине VI в. н.э. тургуты разгромили аваров, и правящая верхушка их бежала на восток, на юг – к табгачам. Основная масса населения Монголии того времени оставалась на месте, покорно приняв название тургуты, как ранее: хунну, сяньби, а позже уйгуров, киданей, монголов. Последнее название до сего времени существует как этноним значительной части монголоязычного мира.
Тем «неким народом, обитавшим на берегах океана», видимо, были не тургуты-турки, а табгачи (тоба). К тому времени табгачи, действительно, были народом «обитавшим на берегах океана», а тургуты-турки никогда не жили на берегах Тихого океана, путь к нему преграждали кидани,  тоба,  мужуны, корейцы и другие народы.
Авары были монголоязычным народом, были бы тюрками, распространили бы свой язык на все народы Восточной Европы и часть Центральной. По причине слабости монголоязычия, к настоящему времени, вероятно, авары - кавказоязычный народ, болгары и украинцы – славяноя-зычные народы, а венгры – финноязычны. Сила и устойчивость тюркского языка в его простоте и консервативности [Владимирцов, 2005].
С конца VII в. и до конца VIII в. в нарративных источниках почти данных об аварах нет, а вот в шестидесятых годах VI в. они совершили рейд в Тюрингию и Галлию и пленили франкского короля Сигиберта I. Через год, в 567 г., авары в союзе с лангобардами разгромили гепидов, обидчиков хунну, антов, ругов, свевов и завладели долиной Тисы. Возможно, гепидам оказывала помощь Византия.
Еще через год авары под руководством кагана Баяна становятся хо-зяевами Задунавья, т.к. их союзники лангобарды ушли на Аппенинский полуостров. С конца VI в. Задунавье превращается в основную базу для нападений на восточноримские земли.
В 791 г. франки Карла Великого выступили против авар. Саксы поддержали авар и подняли восстание в тылу франков, в аварском каганате начались внутренние раздоры и каган был убит.
В 796 г. Пипин, сын Карла Великого, захватил резиденцию аварских каганов, и много авар спаслось бегством за Тису, но большое количество авар попало в плен. Франки одержали победу, ликвидировали политический суверенитет Аварского хана (кагана). Часть авар приняла христианство, часть авар, вероятно, оказалась в Дагестане.
«Погибоше аки обре, их же нет, ни племени, ни потомства», говорится в «Повести временных лет» XI в.
В этой главе использована работа А.С. Шабалова, Д.А. Шабалова и М.У. Шабалова «Роль хунну (гуннов) в формировании украинского народа XXIV в. до н.э. – VI в. н.э. (историко-ономастическое исследование). – Ир-кутск, 2016.





Глава 14. ПЛЕМЕНА ДИ-ТЕЛЭ-ГАОГЮЙ – ХОЙХУ.
ГОСУДАРСТВО ХОЙХУ

До XVIII в. до н.э. на северо-востоке и к северу от земель, заселенных предками современных ханьцев, упоминаются племена хуньюй и хяньюнь, которые были ближайшими соседями китайцев. Н.Я. Бичурин пишет: «До этого времени кочевые племена назывались хунь-юй, после, при династии Чжеу, китайцы стали называть их ханьюнь, затем шань-жун» [Бичурин, 1950, т.1, с. 39], а история Ин-шао в Фэнсу-гуньян  подтверждает, что с иньском государстве северные племена назывались Сюньюй и позднее стали именоваться сюнну [Сыма Цянь, т.II, с. 453].
С XVIII в. до н.э. изменяются названия северных кочевых племен: на смену хуньюй и хяньюнь приходит этноним жун-ди и шань-жун. Это не замена одного племени на другое, а изменения, связанные с произношением и с письменной речью самих китайцев. Параллельного употребления этнонимов хуньюй, ханьюнь и жун-ди мы не обнаружили.
Хуньюй и хунну бесспорно однокоренные слова. Объясняются такие изменения, на наш взгляд, тем, что китайцы вступали в более тесный контакт с северными кочевыми племенами в связи с увеличением населения, как ктай-ского, так и номадов.
Впервые племена ди упоминаются в связи с великим наводнением в Ки-тае. «Князь Ги, сотрудник князя Юй, за восстановления земледелия получил в 2227 году до Р.Х. наследственную должность главного попечителя земледелия под названием Хэу-ги. Гунн-лю, потомок его в десятом колене в соседстве с Жун-ди переменил оседлую жизнь на кочевую. Это случилось 1797 году до Р.Х.» [Бичурин, 1950, т.1, с. 41]. Племя ди упоминается с этого времени, т.е. с XVIII в. до н.э. по VII в. до н.э., чаще всего в сочетании с названием жун.
В работе «Краткая история уйгуров» Г. Исхаков относит племена ди, являющимися северными соседями китайцев к скифо-сакским племенам, в частности, он пишет: «Северные соседи китайских государств VIII-VII вв.до н.э., именовавшиеся ди также относились к кругу скифо-сакских племён» [Исхаков, 1991, с. 42], при этом ссылается на Крюкова, Софронова и Чебоксарова [1978, с. 175]. Однако на с. 178 своего совместного труда «Древние китайцы: проблемы этногенеза» указанные авторы опровергают Г. Исхакова. Они пишут: «…поздняя энолитическая серия древних черепов, добытая Ю. Андерсеном в погребениях культур сыва, шадин, синьдянь и описанная Д. Блеком, является источником наших суждений о физическом типе племён западных жунов в первой половине I тысячелетия до н.э.
В этой связи уместно поставить вопрос о вероятном этническом родстве жунов и чжоусцев. Есть основания полагать, что по своему происхождению чжоусцы были связаны с группой племен, сформировавшихся на территории современных провинций Шэнси и Ганьсу и говоривших на тибето-бирманских языках. Обособление двух подразделений этой группы, одно из которых привело к формированию цянов (жунов), другое - чжоусцев, началось, по-видимому, еще в конце III тысячелетия до н.э. [Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978, с. 178].
Из процитированного видно, что цянов (жунов) никак нельзя относить к «кругу скифо-сакских племен», как это делает Г. Исхаков. Цяны (жуны)  относились к монголоидной расе и являлись автохтонным населением современных провинций Шэнси и Ганьсу, а юечжи были европеоидами и действительно являлись скифским племенем, начавшим свою экспансию на Восток в IX в. до н.э.  и в III в. до н.э. отступившими за Тарбагатай под ударами монголоязычных и антропологических монголоидов-хунну. Таким образом, монголоидов Г.М. Исхаков путает с европеоидными юечжами, которые говорили на разновидности иранского языка, а цяны предположительно на одном из наречий алтайских языков или же это были предки тибетцев или же тибето-бирманами.
Возможное предположение Го Мо-жо, поддержанное М.В. Крюковым, М.В. Софроновым и Н.И. Чебоксаровым: «Что племена ди представляли этнически смешанную группу, в формировании которой приняли участие скифы» [Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978], также перешло на страницы «Краткой истории уйгуров» Г. Исхакова. Однако из данных современной археологии нам известно, что это не так, М.В. Крюков, М.В. Софронов и Н.И. Чебоксаров опровергают эти выводы относительно жунов: «В их антропологическом облике прослеживаются черты, свойственные, с одной стороны, тихоокеанским, с другой – континентальным монголоидам» [Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978, с. 187], а, как нам известно, этноним жун употреблялся в сочетании с ди, жун-ди. Эти племена были близ-кородственными.
В VII в. до н.э. жун-ди уже описываются в Исторических записках Сыма Цяня более подробно, с делением на составные части или «поколения», как переводит Н.Я. Бичурин, и «племена» в переводе Р.В. Вят-кина .
В числе жунов впервые упоминаются племя Дун-ху и Шань-жун. Н.Я. Бичурин, цитируя Шы-гу, пишет: «Поколения Дун-ху и Шань-жун суть предки Дома ухуань, впоследствии сделавшегося известным под названием Сяньби» [Бичурин, 1950, т.1, с. 43].
В последний раз этноним жун-ди упоминается в VI в.до н.э. в Исторических записках Сыма Цяня под единым названием жун-ди. У Р.В. Вяткина «жуны и ди» переведены раздельно [Сыма Цянь, 2006, т. VIII, с. 424], а Н.Я. Бичурин пишет «жун-ди» через дефис, что, на наш взгляд, правильнее, видимо, у Н.Я. Бичурина, который говорит, что «…князь удела Цзинь заключил мир с поколением жун-ди» [Бичурин, 1950, т.1, с.44], они выступали как единый субъект договорных отношений. После этого жуны и ди упоминаются отдельно, отчасти это, видимо, объясняется китайской экспансией разделившей территорию, которую занимали жун-ди, на две части. Жуны оказались восточнее и севернее  китайцев, а ди были оттеснены на Запад, между ними прилегла территория, занятая китайцами.
В самом конце  IV в. до н.э. китайцы стали называть северных варваров хунну, они вернулись к старому этнониму хуньюй, правда, с незначительными изменениями. Окончание слова «юй» стали произносить правильнее – «ну», что означает множественное число «человек» т.е. в итоге получилось слово «люди, народ».
В этой связи следует обратиться к известному российскому этнографу В.А. Никонову, который пишет: «Может быть, самый древний из семантиче-ских типов этноним – самоназвание, означавшее своих в противоположность всем не своим, чужим… Естественно, что именно из этого основного противопоставления возникли обозначения этнических образований. Поэтому этнонимом часто становились слова с таким лексическим значением, как “человек”, “люди”. Самоназвание немцев -  deutch исследователи истолковывали из древнегерманского со значением “люди”, “народ”» [Никонов, 1970, с.15]. В.А. Никонов перечисляет около 20 этнонимов со значением «человек», «народ».
Также В.А. Никонов считает, что племена могут носить название то-тема. «Нередко название рода или племени становилось слово, означавшее его тотем. Тотем – явление природы, с которыми члены рода или племени считают себя связными сверхъестественным родством; чаще всего это животные (волк, медведь, орел, змея и т.д.) или растения, иногда – сила стихии (например, ветер)» [Никонов, 1970, с. 17]. Из 37 этнонимов южноамериканских племен – 23 тотемные [Никонов, 1970, с. 17].
Название «жуны» плавно переходит в IV в. н.э. в дун-ху и хунну (сюнну). Хунну нам известны больше всего, т.к. письменные источники китайских династийных хроник описывают их как ближайших соседей тогдашнего Китая, в частности, княжеств Янь, Чжао и Цинь как их главных соперников. Племена ди и дун-ху того времени нам известны в меньшей степени, они контактировали с Срединным государством эпизодически и меньше, чем хунну, беспокоили китайцев гораздо реже.
Г. Исхаков в своей работе «Краткая история уйгуров» вслед за Д.М. Позднеевым [1899] путает племена ди и дилинов, хотя ди и динлины жили до IV в. н.э. в одно и то же время, но в разных местах. Первые упоминаются в китайских династийных хрониках до н.э. как соседи китайцев, занимавшие территорию к югу от пустыни Гоби, к западной части Ордоса, в IV в. н.э. они переселились от табгачского гнета на север, в Монголию. А вторые, т.е. динлины, упоминаются в династийных хрониках Шицзи, Цяньханьшу и Хоуханьшу в III в. до н.э. как северные соседи хунну, жители современной территории юга Иркутской области и Красноярского края, т.е. ди и динлинов разделяло расстояние в 2-2,5 тыс. км. Данных о переселении динлинов на юг нет. Г. Исхаков утвержает: «Процесс этнического развития уйгуров был длительным и сложным. Наиболее ранними их предками были Чили, динлины, позже их стали называть соответственно гаогюй и теле» [Исхаков, 1991, с. 11].
А известный казахстанский уйгуровед М.Н. Кабиров в «Материалах по истории и культуре уйгурского народа» [Алма-Ата, 1978] ошибочно утверждает, что пересление Ди с Ордоса (Хэси) на Орхон произошло в III в. до н.э. Он пишет:  «…Вытеснение китайскими завоевателями кочевых уйгуров ди, дили (тогуз-уйгуров) из Хэси в III веке до н.э. в район Орхона и начало строительства Великой Китайской стены вдоль исконных земель древних уйгуров Ганьсу и Ордоса…» [Кабиров, 1978, с.13].
В вышеизложенной цитате М.Н. Кабиров ошибается дважды, первый раз, когда утверждает, что китайцы вытеснили кочевые ди с исконных земель. Китайцы тут ни при чем, они были в такой же степени потерпевшими, как и ди. Известно, что ди убежали на север от табгачей (тоба), правивших Китаем с 386 по 534 гг. н.э. и с небольшим перерывом до 907 г. н.э. Это было, со слов С.Г. Кляшторного, первое монгольское завоевание Китая [Кляшторный, 2005, с. 491], и было самое длительное завоевание Китая, окончившееся полной китаезацией победителей. Несмотря на то, что ди, как и тоба, были монголоязычными народами (племенем), тоба рассматривали ди как объект эксплуатации и наживы. Подобных примеров можно привести множество. Например, взаимоотношения хунну и сяньби и т.п. Одна из заслуг Чингисхана в том и заключается, что он на время приостановил конкурентную межплеменную борьбу между монголоязычными племенами, да и не только между ними. Вторая ошибка М.Н. Кабирова заключается в том, что он называет дату переселения племен ди в районе Орхона из Ганьсу и Ордоса – III в. до н.э. Племена ди переселились на север в район Орхона в IV в. н.э. Ди при переходе через пустыню Гоби заняли полосу земли от Аргуни до Тарбагатая [Бичурин, 1950, т.1, с. 214]. До переселения на север ди-дили были насельниками по южную сторону Гоби.
Д.М. Позднеев пишет: «Какого племени были Чи-ди? О. Иакинф называет их монголами, В.В. Радлов причисляет к тюркским племенам, мо-жет быть кто-либо найдет возможным считать и тунгусами. Все зависит от общего взгляда на древнюю этнографию Средней Азии. Сами же данные истории Чи-ди не содержат в себе никаких оснований для такого или иного заключения. Всего более вероятной представляется нам теория о тюркском происхождении Чи-ди родство их с Хунну и общие соображения о преобладании тюркского элемента на восточно-азиатском нагорье в древности много говорят в ее пользу» [Позднеев, 1899, с. 7-8].
Д.М. Позднеев под влиянием В.В. Радлова и др., не проанализировав ни одного слова из языка ди-гаогюй-теле и родственных им хунну, поспешил сделать заключение о тюркском происхождении Чи-ди. Сделав анализ хотя бы десяти слов из остатков языка хунну. Д.М. Позднеев изменил бы свои «общие соображения о преоладании тюркского элемента на восточно-азиатском нагорье в древности».
Наиболее древние из многочисленных современных тюркских народов, бесспорно, киргизы-кипчаки и хакасы, происхождение которых было установлено китайской династийной хроникой Шицзи [Сыма Цянь, 2006, т. II, с. 429]. До нашей эры киргизы-кипчаки и хакасы упоминаются как насельники современной территории Тувы, Хакасии и Северо-Западной Монголии и Алтая.
Вероятно, других тюркских народов до III в. до н.э. или не было вообще или они не выделились из общей массы древних киргизов и хакасов, или же отнесение их к тюркам носит спорный и проблемный характер.
На наш взгляд, проблемный характер носит отнесение к тюркским народам древних хойху (уйгуров) и древних тугю (тургутов). Вероятно, племя ди выделилось из племени жун, потому что автор Шицзи Сыма Цянь упоминает их впервые в 1797 г. до н.э. и до VII в. до н.э. чаще всего вместе как единый этнос, они выступают под единым этнонимом – жун-ди. Д.М. Гумилев по этому поводу указывает, «…что всюду в источниках жуны выступают совместно с ди, так что их, может быть, правильно Бичурин трактует в своем переводе как единый народ – жун-ди. Более того, есть легенда, согласно которой чиди и цюань-жуны были одного происхождения. Жуны и ди, по-видимому, так мало отличались друг от друга, что китайцы называли некоторые роды ди западными жунами [Гумилев, 2004, с. 20].
Проблема изменчивости названий северных кочевых племен существовала с момента их возникновения и связывалась с подвижным характером их образа жизни. Кочевников воспринимали и называли по-разному китайцы разных эпох и династий в эпоху Инь они назывались «хуньюй» (сюньюй) в эпоху Чжоу – «хяньюнь», во времена Гунь-лю, одного из родоначальников династии Чжоу – «жун-ди» и лишь в эпоху династии Цинь – «хунну» или же на северокитайском диалекте «сюнну». Вероятно, хуньюй-хяньюнь-жу-ди-хунну говорили на разновидностях одного языка.
В этой связи интересно высказывание известного российского историка В.С. Таскина, отлично владевшего старокитайским языком, высоко ценящего труды отца китайской истории Сыма Цяня. Он пишет: «Прежде всего Сыма Цянь порвал с традиционным делением соседних с Китаем народов по территориальному признаку и по-своему решил возникшую к тому времени этническую загадку, связанную с перемещением различных племен, определенно высказавшись за то, что более ранние народы, населявшие территории Монголии и известные в китайских летописях под названием хун и ди, являются прямыми предками сюнну. Впоследствии мнение Сыма Цяна безоговорочно было принято представителями китайской традиционной ис-торической школы. Так, танский комментатор Сыма Чжень считал, что сюнну (хунну – Ш.А.С.) до легендарных императоров Тана и Юя назывались шаньжун или сянь-юнь, при династии Ся носили название шунь вэй, при династии Чень – зуй-фан, при династии Чжоу – сяньюни, при династии Хань – сюнну. Об этом же говорят и более ранние комментаторы Ин Шань, Цзинь шао и Вэй Чжао» [Таскин, 1986, с.10].
Около 636 г. до н.э.: «Цзиньский Вэнь-гун, только пришедший к власти и стремившийся занять господствующее положение (среди чжу-хоу) поднял свои войска, изгнал жунов и ди…
 После того, как цзиньский Вэн-гунь оттеснил жун и ди, т.е они посели-лись к западу от Хуанхэ, между реками Иньшуй и Лошуй и стали именоваться чиди и байди» [Сыма Цянь, 2006, с. 423]. То есть того, как жун-ди были оттеснены цзиньским Вэн-гуном, они стали именоваться префиксами на китайском языке чи и бай, первый из которых означает красный, второй – белый.
Попытка Л.Н. Гумилева отождествить ди с серами, на наш взгляд, не аргументирована. Объективные археологические данные говорят, что жун-ди и ди в I тысячелетии до н.э. были монголоиды, а серы – это рослые рыжеволосые и голубоглазые люди [Томсен, 1953, с.428], т.е здесь отмечается европеоидность. Вероятно, они – древние насельники современной Кашгарии и некоторых районов Синьцзян – Уйгурского района, предки тохаров. Чиди и байди жили восточнее серов на территории современных провинций Ганьсу, Шаньси и, возможно, части Хэбэя. Они были в то время монголоидами. В местах проживания ди археологи не находят останков европеоидов.
Также не очень понятна логика Г.М. Исхакова в вышеуказанной работе, где он описывает «этноисторическую ситуацию в Восточном Туркестане во второй половине I тысячелетия до н.э. – начале I тысячелетия н.э. В гл. II он рассматривает проблемы этнической и культурной истории Восточного Туркестана, в частности саков, юэчжей, усуней и гуннов [Ис-хаков, 1991, с. 28-67]. Я уже писал, что саки, юэчжи и усуни относятся к европеоидам, т.е. к другому антропологическому типу, и язык у них был совершенно другой, чем у чиди. Саки-усуни и скифы юэчжи принадлежали к иранской языковой ветви, отличной от монголо-тюркской языковой среды. Племена ди, вероятно, в указанное Г.М. Исхаковым время – во второй половине I тысячелетия до н.э. – начале I тысячелетия н.э. на территории Восточного Туркестана не проживали и отношения к данному региону в то время не имели.
Что касается хунну (гуннов), то они были монголоязычными и монголоиды антропологически [Шабалов, 2011]. В конце III в. до н.э. они прошли в Восточный Туркестан как завоеватели и вместе с исчезновением государства в I в. н.э. исчезла их экспансия, в частности в I в. до н.э. в Восточном Туркестане. Заметных следов пребывания хунну в Восточном Туркестане археологи не находят и вряд ли найдут: хунну были кочевниками, монументальных сооружений не строили, язык свой не распространяли, а жили по принципу: «ты мне дань, я тебя не трону», т.е. строили отношения, похожие на современный уголовный рэкет.
М.В. Крюков, М.В. Софронов Н.Н. Чебоксаров, на исследованиях которых, вероятно, основывался Г.М. Исхаков, пишут противоречиво о жунах как о носителях тибето-бирманских языков, а ди, основываясь на предположениях Го Мо-жо, относят к скифам, а то, что жун-ди могли быть монголоязычными народами, М.В. Крюков и др. даже не рассматривают. Деление жунов и ди и отнесение их к разным языковым семьям, на наш взгляд, лишено какой-либо логики. А М.В. Крюков, М.В. Софронов, Н.Н. Чебоксаров, не подкрепляя какими-либо фактами свой вывод, утверждают: «…Уместно поставить вопрос о вероятном этническом родстве жунов и чжоусцев. Есть основание полагать, что по своему происхождению чжоусцы были связаны с группой племен, сформировавшихся на территории современных провинций Шэньси и Ганьсу и говоривших на тибето-бирманских языках. Обособление двух подразделений этой группы, одно из которых привело к формированию цянов (жунов), другое – чжоусцев, началось, по-видимому, еще в конце III тысячелетия до н.э. [Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978, с. 178].
Что касается ди, М.В. Крюков, М.В. Софронов, Н.Н. Чебоксаров пишут: «К сожалению, сведения об их культуре, образе жизни, языке куда более фрагментарны. Это объясняет значительные расхождения во мнениях исследователей по поводу происхождения и этнической принадлежности ди. То что известно об этническом облике этих племен, не позволяет  присоединиться к точке зрения А. Масперо, считавшего, что ди родственны древним китайцам и отличаются от них лишь уровнем культурного развития. Ф. Хирт и В. Эберхард считали ди тюркоязычным народом; к этой же точке зрения присоединился затем Ма Чин-шоу. Совершенно иное мнение на этот счет было высказано в одной из ранних работ Го Мо-жо.
Обращая внимание на изменения в художественном стиле древнекитай-ских бронзовых изделий середины эпохи Чуньцю, Го Мо-жо увидел в этом результат внешнего влияния. «В высшей степени вероятно, что здесь наблюдалось воздействие скифского искусства, - писал он.- В период Чуньцю-Чжаньго территория, занятая скифами, расширилась вплоть до северной части Монголии и стала соседствовать с владениями Чжуншань, Янь и Чжао… население царства Чжуншань было «ответвлением белых ди». Быть может, оно представляло собой этнически смешанную группу, в формировании которой приняли участие скифы?» [Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978, с. 183-184].
Таким образом, М.В. Крюков, М.В. Софронов, Н.Н. Чебоксаров неправильно, на наш взгляд, относят жунов к тибето-бирманским языкам, а ди относят, основываясь на предположениях Го Мо-жо к скифам, что на наш взгляд, ничем не обоснованно и противоречит данным археологии [Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1971, с. 184].
Известно, что древние китайские династийные хроники Шицзи и Вэйшу жунов и ди с 1727 г. до VII в. до н.э. всюду упоминают как единый народ, как этнос одного происхождения [Гумилев, 2004, с. 20]. И лишь с 636 г. до н.э., когда цзиньский правитель Вэнь-гун изгнал жунов и ди с насиженных мест, и те поселились между Иньшуй и Лошуй и стали именоваться чиди и байди [Сыма Цянь,  2006, т.2, с. 423]. Вероятно, жуны и ди разделились и стали развиваться отдельно.
Описывая горных жунов, которые, видимо, были подразделением жунов, М.В. Крюков, М.В. Софронов, Н.Н. Чебоксаров признают, что они были монголоидами «…Хорошая сохранность черепов позволила составить представление о физическом типе насельников этой культуры. В их антропологическом облике прослеживаются черты, свойственные, с одной стороны, тихоокеанским, с другой – континентальным монголоидом» [Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978, с. 187].
Основываясь на предположениях М.В. Крюкова, М.В. Софронова, Н.Н. Чебоксарова, Г.М. Исхаков ошибочно относит ди к скифо-сарматам, несмотря на то, что последние были европеоидами и, следовательно, го-ворили на одном из наречий  иранской группы индоевропеоидной семьи языков.
Т. Барфилд в своей книге «Опасная граница» [СПб., 2009] ошибается, когда пишет: «Конные кочевники-скотоводы появились на китайской границе вскоре после начала IV в. до н.э. Более ранние китайские источники по истории пограничных районов, собранные в сочинении “Цзю Чжуань” упоминают лишь о слабо организованных племенах жунов и ди, которые сражались небольшими пешими отрядами…
В классическом произведении Сунь-цзы «Трактат о военном искус-стве», датируемом серединой IV в. до н.э., он уделяет значительное внимание использованию боевых колесниц, но ни разу не упоминает о коннице» [Барфилд, 2009, с. 75]. Т. Барфилд, видимо, не знаком с иньскими надписями XIV-XI вв. до н.э., где северо-восточные соседи названы «лошадинными цянами», подчеркивающими, что указанные племена приручили лошадь. Вероятно, Т.Барфилд сознательно опускает подобные источники, делая приоритет к культуре верховой езды скифам, а скифы – народ по своему происхождению является выходцем из Европы и антропологически европеоидами. В частности, Т. Барфилд пишет: «Культуры с использованием верховой езды на лошади возникли в западной части степи между 900 и 800 годами и начали вытеснять полукочевые земледельческие культуры на берегах рек. Первыми исторически известными кочевниками были киммерийцы и скифы…» [Барфилд, 2009, с. 73].
Мы видим, что северо-восточные племена китайцев в XIV-XI  вв. до н.э., т.е. более чем на два века опередили скифов.
Во второй половине III в. до н.э. чиди были вытеснены в степи, где заняли территорию западнее Ордоса к югу от пустыни Гоби и китайцы на-зывали их Дили-Чилэ, отсюда Теленгит-Телеут» [Бичурин, 1950, т.1, с. 214], [Вэйшу, гл. 103]. Слово Теленгит-Телеут  имеет монгольское окончание множественного числа. Китайцы писали по-монгольски «ит-ут», как они слышали. Вероятно, ди-теле-чилэ-теленгит-телеут были монголоязычны.
Тюркским слово «ди», «дили-чилэ» быть не может, потому что «дил – сердце» [Юдахин, 1965, с. 194] в значении чувства, помыслы, желание. То же самое «дит – помыслы, желание, внимание» [Юдахин, 1965, с. 195]. Маловероятно, в названии (или самоназвании) народа или племени значились чувства, помыслы, желания и внимание. Скорее всего, должен быть внешний признак – это то, что дили ездили на высоких телегах. Слово «ди», возможно, современное монгольское слово «динлу – превосходный, превосходить», отсюда, возможно, «дигагар – огромный, «диилэхэ - по-беждать» [Шагдаров, Черемисов, 2010, с. 276-277], [Лувсандэндэв, 1957, с. 149], «дийлэх – побеждать, одолевать». Китайцам, вероятно, казалось, что конные люди «огромные» и тем не менее, они вытеснили их с территорий, которые те занимали, несмотря на их огромные размеры.
Предпочтительнее монголоязычная версия этнонима «Дили-Чилэ-Теле-Теленгит-Телеут», высказанная Дж. Гамильтоном (Hamilton) и поддержанная С.Г. Кляшторным. Дж. Гамильтон считал слово «теле» китайской транскрипцией старомонгоьского слова «tegreg», означавшего «телега» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 59].
Правда, С.Г. Кляшторный появление слова «теле» не связывает с названием народа «дили» и относит его на начало VII в. н.э., т.е. примерно на 1000 лет позже, чем китайская династийная хроника Шицзи, и он не сближает сходные слова «теле» и «дили», и пишет: «К началу VII века прозвище «гаогюй» в китайских хрониках было вытеснено другим про-звищем – теле, обозначавшим тот же самый гаоцзюйский племенной союз». Как показал Дж. Гамильтон (1962), слово «теле» является китайской транскрипцией древнемонгольского слова «tegreg», вошедшего и в тюркские языки с первоначальным значением «обод, колесо», а также «телега, тележник». Иными словами, китайцы позаимствовали из монгольской (сяньбийской или жуань-жуаньской) среды тот термин, который в этой среде использовался, но уже не в переводе, а в оригинальном звучании. И в связи с заменой термина в китайских исторических сочинениях Танского времени (618-907 гг.), т.е. прежде всего в Цзы Тан шу («Старой истории Тан») и Синь Тан шу («Новой истории Тан»), впервые была дана справка о предках гаоцзюй теле и их иных названиях, а также о названиях племен, составлявших эту степную конфедерацию. Одно из этих названий всего племенного союза гаочэ также переводится как «высокие телеги» и является лишь иным написанием термина гаоцзюй. Другие названия – дили, чиле и теле – так же неоригинальны, это лишь иные варианты передачи слова теле tegreg» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 59]. В конце цитаты С.Г. Кляшторный приходит к описанному Н.Я. Бичуриным выводу, что «дили» и «теле» - названия одного того же народа (степной конфедерации).
До 338 г. в китайских династийных хрониках [Шицзи, Ханьшу, Вэйшу и др.] нет информации о дили, как нет сведений о байди – белых ди, то ли они были ассимилированы китайцами, то ли они превратились в Чиди – красных ди. Индоевропеоидные племена Восточного Туркестана сыграли значительную роль в формировании уйгурского народа лишь после IX в. н.э., когда они переселились в тот регион после поражения в гражданской войне и в результате иностранной интервенции киргизов. До  IX в. контакты ди-гаогюй – телеских племен с индоевропейцами, вероятно, носили спорадический характер, они оставались в основной массе кочевниками и сыграть большую роль в формировании современных уйгуров не могли. После переселения в конце IV в. н.э. из Ордоса на север современной Монголии телесские племена заселили территорию, видимо, севернее аваров (жуань-жуаней). По Н.Я. Бичурину: «Они заняли длинную полосу земли от Аргуни до Тарбагатайского хребта» [Бичурин, 1950, т.1, с. 214]. Н.Я. Бичурин опирался на китайские династийные хроники.

Схема происхождения племен ди, дунху и хунну

Время Названия племен (народов)
До ХVIII в. до н.э. Хуньюй, Ханьюнь
ХVIII-VII вв. до н.э. Жун-ди, Шань-жун
С VII в. до н.э. Жуны, Дун-ху Ди (Чи-ди и Бай-ди)
С IV в. н.э. Хунну, Дун-ху Ди (Чи-ди и Бай-ди)
С IV в. до н.э. Хунну, Дун-ху Ди
С III в. до н.э. Хунну, Сяньби, Ухуань Ди
С III в. н.э. Хунну, Тоба, Муюны, Тогоны, Жуань-жуани (авары) и др. Ди
С IV в. н.э. Тоба, Тогоны, Жуань-жуани (авары) и т.д. После переселения на север от пустыни Гоби: Гаогюй-Дили-Чилэ
С V в. н.э. Тоба, Тургуты (турки) Дили-Чили, Гаогюй-Хойху

В 338 г. Дили покорились или были покорены монголоязычным сяньбийским племенем табгачи (тоба), «но в самом конце IV в. ушли на северную сторону песчаной степи, и там вместо прежнего названия «Дили» приняли название «Гао-Гюй» [Бичурин, 1950, т.1, с. 214]. Дили (Гао-гюй) поменялись местами с табгачами (тоба) получилась рокировка, табгачи пришли с севера, а Дили ушли на север. Видимо, причиной откочевки дили на север послужила длительная борьба табгачей с муюнами и другими монголоязычными племенами за владычество в Северном Китае, частично на территории, занимаемой дили и эта борьба принимала форму вооруженного конфликта.
Точно и тонко подметил живучесть Китая и китайцев выдающийся казахский ученый XIX в. Ч.Ч. Валиханов: «Удивительно то, что держит и крепит Китай в том смысле, как Рим, он не раз делался добычей инородцев, но он только в лице китайской династии, а Китай как государство стояло. Варвары приходили, завоевывали Китай – и сами делались китайцами, так сильно влияние китайской цивилизации…» Не варвары, а христианство разрушило этот железный колосс древнего мира.
В Китае было совершенно другое. Здесь вера имеет второстепенное значение. Вера может быть у всех своя. Вот отчего варварам нельзя было не уважать китайскую цивилизацию, ибо им не было причины их ненавидеть и презирать» [Валиханов, 1985, т.2, с. 220].
У Н.Я. Бичурина в статье «Сведения о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена», опубликованной в журнале «Московитянин» [СПб., 1851, ч.1], почти с тем же названием, что и итоговый труд «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена», названа другая дата признания Дили над собой власти Тоба, а именно 338 г. н.э., а не 361 г. н.э. «За пять веков до Р.Х. на северных пределах губернии Шаньси обитали инородцы, названные в Китайской истории Чи-ди. Они говорили на хуннуском, т.е. монгольском языке. За два с небольшим века до Р.Х., Чи-ди, вытесненные из пределов Китая за Великую стену на север, осели в степях Ордоса к Западу против областей Гань-Чжеу-Фу и Лань-Чжеу-Фу под народным своим названием Дили иначе Телэ. В 361 г. по Р.Х. Дилисцы поддались Сяньбийскому дому Тоба, а в конце сего столетия отложились от него, и ушли через великую песчаную степь на север в числе 15 союзных домов или поколений, между которыми сильнейшими считались Сйеньто и Ойхор, иначе Уйгур. Сии 15 поколений при переходе названы Гао-гюй иначе Гао-Че, и разделили между собою Северную Монголию от Аргуни до Тарбагатая» [Бичурин, 1851, т. 1. с. 187-188].
Н.Я. Бичурин в «Собрании сведений…» пишет: «Сии слова по-простонародному выговору произносятся Гао-че и суть китайские, в пере-воде высокая телега… Очень вероятно, что Гао-гюй есть народное название, данное дилийцам северных китайцев; потому что сие название встречается только в истории северных Дворов; но сей  же истории иногда вместо Гао-гюй употребляется народное название Чилэ, историками южного Китая, ошибочно превращенное в Тьяйе-лэ, у нас Тйелэ»  [Бичурин, 1950, т.1, с. 214].
За небольшими исключениями описанные события совпадают с Н.Я. Бичуриным и Д.М. Позднеевым, последний, ссылаясь на перевод с китайского Е.Н. Паркера, указывает: «Древнейшие сведения от гао-гюйских поколениях мы находим в истории династии Бэй-Вэй. Они были потомками Чи-ди, говорится там; вначале назывались Ди-ли [Паркер, Tehriek и Terek] в северных странах считались за Чи-лэ…» [Позднеев, 1899, с. 13].
Дили, как правило, передвигались на двухколесных телегах - одно-колках с высокими колесами, иначе – арбе. «Арба» от монголо-тюркского слова – «растопыренный, торчащий» [Шагдаров, Черемисов, 2010, с. 76], по-тюркски «арбай – растопыренный» [Юдахин, 1965, т.1, с. 65], отсюда монголо-тюркское слово «арба – двухколесная телега, тюрки также упот-ребляют слово «араба» в значении телега вообще. «Телеги у них на высоких колесах со множеством спиц» [Бичурин, 1950, т.1, с 216].
Китайцы употребляли слово Гао-гюй и Чилэ (Дили) параллельно, что свидетельствует, по нашему мнению, о том, что первое слово является китай-ским переводом монгольского слова «tegreg»-тэгрэн – телега. Дили-Чилэ-Гаогюйцы-Хойхоры, переместившись на новую территорию, «заняли длинную полосу земли от Аргуни на запад, до Тарбагатайского хребта» [Бичурин, 1950, т.1, с. 214].
Переселение гаогюйцев из Шаньси и Ганьсу в конце IV в. н.э. через Ве-ликую песчаную степь – пустыню Гоби, произошло, видимо, с разрешения авар (жуань-жуаней), потому что переселение должно было проходить через земли, занятые аварами (жуань-жуанями). Видимо, гаогюйские предводители заранее договорились с аварским ханом (ханом жуань-жуаней) о маршруте перехода, иначе столь дальнее странствие народа было бы авантюрой.
На новой родине гаогюй-дили не обрели покой. В 394 г. предводитель жуань-жуаней (авар) Шелунь «удалился за Песчаную степь на север, напал на гаогюйцев и далеко прошел в их земли. Сим образом, покорив все гаогюйские аймаки» [Бичурин, 1950, т.1, с. 186]. Жуань-жуань - по-китайски «червь, змея» - оскорбительное название, данное жителями империи, а само название «ухуань-увань-авар» [Пуллиблэнк, 1986, с. 541]. Э.Дж. Пуллиблэнк основывался на китайской хронике «Синьтаншу».
Причина откочевки гаогюйцев на север, и того, что они потерпели поражение от авар (жуань-жуаней) Шелуни, видимо, заключается в том, что, как подметил автор Вэйшу, гаогюйцы имели особенность: «В сражениях не строятся в ряды; …постоянно сражаться не могут» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 215]. Гаогюйцы были народом в большей степени мирным, чем воинственным. Действительно с IV в. до н.э. по IV в. н.э. гаогюйцы не были замечены в больших походах, не считая мелких набегов и стычек, особо не беспокоили своих соседей на востоке и на юге – китайцев.
Думаем, надо относиться критически к утверждению Д.М. Позднеева, что «по переселении на север степи роды гаогюйцев разрослись здесь и постепенно усиливались, входили в частые столкновения со своими соседями. С одной стороны, они нападали на сильных тогда Жу-жаней, ко-торым удалось покорить из них поколение Фу-фа-ло, с другой стороны, грабили земли Срединной империи…» [Позднеев, 1899, с. 14-15]. Бесспорно, переселение на север степи благотворно повлияло на гаогюйский народ, но вступать в частые столкновения с могущественным соседом, ка-ковыми являлись в то время авары (жуань-жуани) и тем более с табгачами, которые не являлись соседями, до них надо было добраться через земли тех же аваров, они вряд ли могли. Д.М. Позднеев здесь, видимо, путает, описывая то, когда гаогюйцы еще не переселились на север от Гоби и были соседями как аварам (жуань-жуаням), так и табгачам (тоба) Срединной империи. Гаогюйцы были подданными табгачей, по одним данным с 338 г. н.э., а по другим – с 361 г. н.э. Вероятно, грабежи и нападения, описанные Д.М. Позднеевым – желание героизировать предков уйгуров и некоторых других народов – ди, гаогюй.
В дальнейшем увидим, что ди-гаогюй-теле не только предки уйгуров и многих других народов Сибири, Казахстана, современной Средней Азии, Поволжья и, вероятно, болгар и венгров.
У Д.М. Позднеева в гл. II его книги «Исторический очерк уйгуров» написано: «Родственные хуннам по женской линии, гаогюйцы возводили родословную некоторых из своих фамилий к хуннускому дому, считая древнейшими родами, происхождением от внука до дочери из Дома Хунну:

1) Ди;
2) Юань Хэ;
3) Ху-люй;
4) Цзпь-би;
5) Ху-гу;
6) И-ци-цзинь.
Из шаньюйского же рода летописи передают нам еще имена двена-дцати фамилий как прозвища родоначальников, от которых с течением времени произошли названия отдельных кланов. Вот их имена:
1) Ли-фу-ли;
2) Ту-лу;
3) И-чжань;
4) Да-линь;
5) Ку-хэ;
6) Да-богань;
7) А-лунь;
8) Мо-юнь;
9) Сы-фынь;
10) Фу-фа-ло;
11) Ци-юань;
12) Ю-шу-пэй [Позднеев, 1899, с.13].
Д.М. Позднеев уточняет, что эти этнонимы – «…совокупность по-томков, происходивших от одного общего родоначальника» [Позднеев, 1899, с. 13]. Далее Д.М. Позднеева во 2-й сноске на с. 14 возмущает то, что Н.Я. Бичурин не включил в свой перечень первые шесть названий родов: «Неизвестно чем объяснимый пропуск этого перечня племен в переводе О. Иакинфа сделать невозможным для позднейших исследователей не синологов отметить единство уйгурских племен, являющихся составными частями различных по названию государств в разные времена, но это единство, как увидим, бесспорно можно проследить по китайским ле-тописям» [Позднеев, 1899, с.14]. Из приведенных Д.М. Позднеевым этнонимов три по истечении двух тысяч лет можно прочитать как монголь-ские:
1) «ди-чилэ-дили-теленгит-телеут-тэргэн» - означают телега, повозка [Лувсандэндэв, 1957, с. 443], интерпретация Дж. Гамильтона;
2) «ху-люй-хуулийн – законный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 569]; хули – закон [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 472];
3) «ху-гу – хуугиа» - «легкомысленный, небрежный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 569]».
Первый этноним «ди-тэргээн» - можно назвать монголоязычным, т.к. киргизы (тюрки) в значении телега слово «tegreg» не употребляли и не упот-ребляют до сего времени. Слова «хулюй» и «хугу» в киргизских (тюркских) языках значения не имеют. Родоначальники родов «хулюй» и «хугу», вероятно, носили имена или клички соответственно «законник» и «легкомысленный».
Этноним «юань-хэ», «цзинь-би» и «и-ци-цзинь» переводу не поддаются, это слова, испорченные китайскими авторами. Этноним «юань-хэ-юаньгэ» некоторые авторы трактуют как слово «уйгур».
Этноним «уйгур» гораздо правдоподобнее и этимологически, и семантически безупречнее объясняется монгольским словом «ухэр-югур-уйгур – бык, скот» [Лувсандэндэв, 1957, с.490]. Правдоподобие объясняется тем, что бык, вероятно, был тотемным животным у уйгуров. У желтых югуров, считающих себя чистыми уйгурами, у потомков курикан-гулиганей – иркутских бурят, не исповедующих ислам и буддизм и по настоящее время тотем – бык. Буха-ноен бабай, дословный перевод которого означает «бык – господин, отец», является наиболее почитаемым божеством у иркутских бурят до сего времени [Михайлов, 2000, с. 27].
Есть другое мнение, что «тотемом правящего уйгурского рода Яглакар считается волк» [Дробышев, 2009, с. 19]. Волка Ю.И. Дробышев производит в тотем на основании легенды, повествующей о том, что младшая дочь хуннуского  шаньюя считалась его женой. Легенду, на наш взгляд, нельзя рассматривать в качестве исторического источника, что и делает Ю.И. Дробышев. Явно не удовлетворяясь легендой, он приводит два аргумента. Первый – из Рашид ад-Дина, служившего при дворе Ильханов, где Чингисхан назван «предком  государя ислама» [Дробышев, 2009, с. 20]. У читателя может сложиться ложное мнение относительно того, что Чингисхан был приверженцем ислама. Чингисхан же был язычником и относился к обеим религиям одинаково доброжелательно. Пример, на наш взгляд, не очень убедительный. Второй аргумент в подтверждение своей точки зрения Ю.И. Дробышев приводит  из Маккераса, который описывает, что на знаменах уйгуров было изображение волчьей головы. Ю.И. Дробышев, видимо, оценивает данную ситуацию с позиций мировых религий, где шаг в сторону считается грехом. У хойху (Югуры-уйгуры) ран-него Средневековья почитание чужого тотема не являлось из ряда вон выходящим. Почитание чужого тотема – волка было, видимо, обыденным делом, тем более тургуты и хойху (уйгуры) жили в тесном контакте, зачастую, смежно, и употребление чужой атрибутики в язычестве было обычным делом (в мировых религиях считается страшным грехом употребление чужой атрибутики). 
Надо отдать должное объективности Ю.И. Дробышева, он приводит мнение Дж. Клосна о том, что «…тотемическая гипотеза отнюдь не под-крепляется руническими текстами самых древних тюрков и уйгуров» [Дробышев, 2009, с. 20].
Д.М. Позднеев не делал никакого различия между правлением в Китае инородческой династии и собственно китайской, так же как и Т. Барфилд [2009], признает: «Конец четвертого и начала пятого веков в истории северного Китая характеризуется полным преобладанием над Срединною империей» [Позднеев, 1899, с. 15]. Полное преобладание инородцев в основном выходцев из Северной и Восточной Монголии над Китаем в I тысячелетии н.э. было характерным явлением династии Вэй (386-618), Тан (618-907), Ляо (937-1125), все они были монголоязычными, несмотря на китаезированность к концу правления Вэй, табгачи все еще признавали себя монголоязычным народом. Основатель Тан Ли-юань был этнический табгач, и влияние монголоязычных при дворе империи было явно сильнее, чем думают историки, потому что конницу приходилось комплектовать из монголоязычных сяньбийских кавалеристов [Кляшторный, 2005, с. 51]. Другое дело, как кавалеристы, особенно командный состав, относились к родному языку, ведь монгольский язык не сохранился нигде, кроме как в самой Монголии, части Афганистана (хазарейцы), Внутренней Монголии и России (буряты и калмыки).
Бегство ди-гао-гюй на север Монголии, вероятно, вызвала ярость императора табгачей и он предпринял поход на авар (жуань-жуаней) и на гаогюйцев. Д.М. Позднеев пишет: «Скоро начались столкновения между двумя могущественными соседями, и в истории этой борьбы мы впервые встречаемся с именем гао-гюйцев» [Позднеев, 1899, с. 15]. Было это весной 390 г. н.э., а весной следующего 391 г. табгачи нанесли поражение аймаку юань-хэ (юаньгэ – по Бичурину). Зимою того же года табгачи «напали на гао-гюйский аймак и нанесли ему сильное поражение… Императорские войска били…, не разбирая племен и родов…Вэйский дом хотел действительно сломить могущество жу-жуаней» [Позднеев, 1899, с. 16].
Гаогюйцам в этой борьбе двух государств – табгачей и аваров (жуань-жуаней) перепадало, как пишет Д.М. Позднеев: «…в чужом пиру похмелье. Их били по пути жу-жаньские кочевья, их же притесняли  и жу-жане, спасаясь от преследования императорских войск. Так, в 9-й год правления Дао-у-ди (Тан-цзу по другим источникам) (394 г.), жу-жаньский Шелунь, спасаясь от преследования войскового полководца Хо-ту, удалился за песчаную степь на север, напал на гао-гюйцев и далеко прошел в их земли. Сим образом покорив все гао-гюйские аймаки, он сделался сильным и страшным и поселился при реке Жо-ло, т.е. на месте прежних гаогюйских кочевьев» [Позднеев, 1899, с. 16-17].
Табгачи, будучи сами кочевниками, весьма умело использовали навыки кочевого воинского искусства. По описанию С.Г. Кляшторного: «После трехсоткилометрового перехода к северу припасы кончились, и вожди войска попросили императора прекратить поход. Однако император приказал заколоть заводных лошадей, накормить воинов и продолжить преследование. Из этого повествования очевидно, что в поход шла не китайская пехота, а сяньбийская конница «о дву конь». Она настигла жуаньжуаней у одной из гор Великой пустыни (Гоби) и разгромили их, захватив пленных и скот» [Кляшторный, Савинов, 2005, с.  50].
Д.М. Позднеев описывает события 394 г. следующим образом: «Во второй год правления Тянь-синь (399 г.)… Дао-у-ди двинул на гаогюйцев три армии различными дорогами… все три армии по заранее намеченному плану соединились… и нанесли 30-ти гаогюйским аймакам страшное поражение» [Позднеев, 1899, с. 17].
Карательный переход императора табгачей-Тоба Гуая (Тайцзуна), вероятно, объясняется желанием наказать гаогюйцев за самовольный уход на север Монголии от табгачского гнета. Как известно, гаогюйцы не могли заселить северные земли без разрешения аваров (жуань-жуаней), а конфликт последних с табгачами существовал всю историю Вэйской династии. Поражение гаогюйцев от табгачей вряд ли могло послужить прелюдией к завоеванию аварами. Гаогюйцы на севере Монголии были зависимы от аваров (жуань-жуаней). И лишь спустя около ста лет, часть гаогюйцев во главе Афучжило откочевала на запад.
Г.М. Исхаков описывает, что чилэ (гаогюй - Ш.А.С.) жили в пределах Вэй, т.е. Китая, и относит таких гаогюйцев к сдавшимся аварам (жуань-жуаням) во время похода Тоба Гуая в 399 г. и расселенных в приграничных районах. Г.М. Исхаков противоречит сам себе, он на этой же странице выше пишет, что: «Во время этого похода вэйские войска не сталкивались с жужанями…» [Исхаков, 1991, с. 70]. Надобность гаогюйцам сдаваться аварам не было, гаогюйцы были народ, зависимый от аваров, это могли быть пленные гаогюйцы или переселившиеся добровольно в пределы Вэйской империи. Участвовавшие «в 418 г. 12 племен (бу) гаоче и динлинов… в походе вэйских войск на север к реке Жошуй, где находились жужани. Но это единственное сообщение, где названы и племена гаоче и динлинов» [Исхаков, 1991, с. 71]. Мы уже писали, что гаогюйцы и динлины совершенно разный народ, здесь, может быть, перепутаны этнонимы дили и динлины из-за сходства названий. Далее Г.М. Исхаков пишет: «Очевидно, в это время племена гаоче подразделялись на западные и восточные. И хотя и те и другие входили в каганат жужаней и подчинялись им, они сохраняли свою этническую обособленность и организацию, не имея при этом своего государства» [Исхаков, 1991, с. 73]. Гаогюйские племена, растянувшиеся от Аргуни до Тарбагатая, вполне могли подразделяться на восточных и западных. Добавлю еще северные племена, к ним отнес бы племена «гулига-не и байырку», возможных предков монголоязычных народов: части бурят и баргутов Внутренней Монголии, названных в числе 15 поколений Гао-гюйцев в конце VI – начале VII вв.
В 400  г. н.э. 900 с лишним человек переселились из степи в пределы Китая и получили от табгачского правительства 200 000 мер хлеба. На следующий год приняли подданство 30 аймаков: начальнику их дан был титул вэй-юань-цзянь-цзюнь ведомства Сыма-цянь-цюнь, простых подданных наградили платьем и наполнили их житницы хлебом на года» [Позднеев, 1899, с.19]. Этому способствовал ряд побед, которые одержали табгачи над аварами (жуань-жуанями) и гаогюйцами, и это впечатлило кочевников. Но могла быть другая причина: холодная зима, джут, бескормица и т.д., вынуждавшие кочевников искать прокорм у земледельческого Китая и распоряжавшегося его ресурсами табгачами (тоба).
У аваров (жуань-жуаней) в то время первым каганом был Шэлунь. Д.М. Позднеев пишет: «…жу-жаньский Шэ-лунь подчинил себе гаогюйские поколения и установил для них законы» [Позднеев, 1899, с.19],   подчеркивая их независимое положение от аваров (жуань-жуаней). Но несмотря на зависимое положение от жуань-жуаней (аваров), гао-гюйцы не подчинялись табгачскому императору Тайцзуну: «Они не желали присылать постоянных посольств с данью и продолжали жить самостоятельно» [Позднеев, 1899, с. 21], что свидетельствует об их свободолюбивом характере.
При следующем императоре Вэйской династии Тай-цзун Минь-юань-ци (409-424 гг. правления) табгачи вынуждены были забыть о северных кочевниках, т.к. были заняты внутренними делами, их одолевали волнения.
А вот при императоре Тай-у-ди, названным Ши-цзу, военные действия против номадов возобновились. Д.М. Позднеев пишет: «Гао-гюйцы косвенно помогали ему, нападая в свою очередь на Да-таня, но тем не менее, возвратившись на юг степи из похода из жу-жуаней, император открывает новый поход на гао-гюйцев» [Позднеев, 1899, с. 22]. Был это поход, вероятно, в 430 г. Поводом послужило то, что «восточные аймаки, находившиеся в И-ни-но собрались и ушли за 1000 с лишним ли» [Позднеев, 1899, с. 22] и табгачский император решил покорить их. Едва увидев армию табгачей, гаогюйцы с числом «нескольких десятков тысяч изъявили покорность. У них взято было больше 100 000 голов лошадей, быков и баранов, а затем покоренные переселились на юг степи» [Позднеев, 1899, с. 22].
Гаогюйцы не находились в перманентной вражде с табгачами (тоба), а при случае выступали на их стороне против авар (жуань-жуаней). Табгачи (тоба) отождествляется с Китаем и китайцами. Политика табгачей не всегда определялась китайцами. Китайцы были людьми подневольными, а в армии верховенство принадлежало кавалерии, состоявшей из кочевых.
Утверждение Г.М. Исхакова, что в хронике  «Ши-цзу» говорится о том, что в 436 г. в Вэй прибыли послы с дарами из государства Гаоче (Гаоче-го), несомненно, есть ошибка. Во всяком случае, после 481 г. часть племен гаоче оказалась на своих исконных землях [Исхаков, 1991, с. 73]. По мнению Н.Я. Бичурина, к которому присоединяется автор, никакой ошибки нет, в 480 г. гаогюйцы назвать территорию Гаочан в Восточном Туркестане своими исконными землями еще не могла. Исконными землями гаогюйцы могли называть нынешние провинции Китая Ганьсу и Шаньси, а затем Северную Монголию от Аргуни до Тарбагатая.
В подтверждение чего мы приведем цитату из вышеназванной статьи Н.Я. Бичурина: «…Китайский двор для управления оставленными (хуннами – Ш.А.С.) землями, поставил военного пристава, который близ города Гяо-хэчень построил в 46 году до Р.Х. форт, чтобы сосредоточить военное управление сим краем, а как форт расположен был на высоком и открытом месте, а потому Китайцы и назвали Гао-чань-тэй. Гао - высокий, чань – открытый, тэй – из камня складенный, суть Китайского слова. С сего времени княжество Чешы долго находилось, с небольшими перемежками под военным управлением Китайской державы. Наконец, в 345 году по Р.Х. Чжан Цзунь, правитель царства Лян, превратил укрепление Гао-Чан в областной город Гао-чань, по смутным обстоятельствам в Китае был под зависимостью то Хуннов, то Китайцев. Наконец, китайское народонаселение во всё сиё время постоянно умножавшиеся превратились в аристократическую республику, и около половины пятого столетия Ки-тайский выходец Тань-Шунь сам объявил себя правителем области Гао-хэ-гюнь. Но в 444 году Китайский выходец Гюйкюй Вухой отнял сию страну у Тянь-Шуань и наследственно передал ее младшему своему брату Ань-Чжеу Тань-Шуань бежал в Жужаньскую орду, где в том же году и умер, а жужань-ский хан по взятии города Гао-хэ-шонь убил Ань-Чжеу и Гань-Бо-чжеу, родственники помянутому Гань-Шуань, поставил царем в Гао-чень, в 460 году. С сего времени бывшая китайская область Гао-хэ-гюнь возведении степень второстепенного царства под названием Гао-чан-го, т.е. царство Гао-чань. С шестого столетия владетели сего царства начали вводить у себя китайский образ правления, что северным Кочевым очень не нравилось, и они старались всеми мерами препятствовать китайским нововведениям. Сим образом спор между Китаем и Кочевыми о влиянии на Гао-чан продолжался до 640 года… Из сего краткого исторического обзора открывается, что:
1) город Гао-чан основан Китайцами и царство сего племени, со времен его основания в 460 году до самого падения в 640 году никогда Уйгурией не называлось;
2) жители царства Гао-чан наиболее были китайские выходцы, а не Тюрки и также никогда не назывались Уйгурами;
3) «Подлинные уйгуры до их вторжения в восточный Туркестан в 861 году никогда не были в Чешы» [Бичурин, журнал «Московитянин, СПб., 1851, ч. I Сведения о народах, обитавших в Средней Азии в древние вре-мена, с. 185-187].
В этой связи С.Б. Кляшторный, ссылаясь на С.Л. Тихвинского и Б.А. Литвинского, указывая номер страницы и год издания книги, пишет: «…на юге своих владений Афучжило контролировал район оз. Пулэй (Баркуль) и оазис Иу (Хами), т.е. важный участок Великого шелкового пути. Контроль над этим районом пришедшие с Афучжило гогицзюйские племена сохраняли и через несколько веков (выделено – Ш.А.С.). Во всяком случае, Пэй Цзюй, политический агент династии Суй (581-618 гг.) в западном крае, следующим образом рисует северную ветвь Пути – из Дунь-хуана до Иу (Хами), а из Иу проходит у озера Пулэй (Баркуль), [через земли] теле, т.е. Гао-цзюйцев, см. ниже), ставку Западного тюркского кагана (Суяб, см. ниже)» (Восточный Туркестан, 1988, с. 271) [Кляшторный, 2005, с. 54]. На указанной странице в книге С.Л. Тихвинского и Б.А. Литвинского ничего подобного нет. С.Г. Кляшторный явно придумал не только указанную им цитату, но и контроль гаоцзюйских племен в течение нескольких веков над этой территорией, что явно противоречит тому, что писал Н.Я. Бичурин.
Стремлениие и желание Г.М. Исхакова сделать современный Вос-точный Туркестан прародиной уйгуров – гаогюйцев можно вполне понять, видимо, одного желания мало, нужна объективность. А объективные факты говорят о другом, ранние уйгуры до IX в. на территории современного Восточного Туркестана не были автохтонным населением. Племена ди-Гаогюй могут назвать своей древней родиной современные провинции КНР Ганьсу-Шаньси и Ордос, Они вышли из этих мест и упоминаются в китайских летописях со II тысячелетия до н.э. Привязывать ди-гаогюйев к Восточному Туркестану до IX в. н.э., считаю, будет ошибкой. Гаогюйцы до IX в. были в подавляющем большинстве номадами. Они кочевали в степях Монголии и Джунгарии. В оазисах Восточного Туркестана они появлялись, думаем, редко, там жило земледельческое население, преимущественно индоевропейское.
В годы правления Китаем табгачского императора Сяо-вэнь-ди (471-500 гг.) интерес к северным кочевым был незначителен и Д.М. Позднеев пишет: «В степях же мы видим в это время свои междоусобия между жу-жанями и гао-гюйцами. Причиною их отчасти служила вражда жу-жаней и Вэйского дома, которую не разделяли, по-видимому, гаогюйцы, поддерживавшие мирные сношения с Китаем. Может быть, здесь действовало давнее желание гаогюйцев освободиться от зависимости жу-жаней, ибо во главе недовольных мы видим предводителя рода Фу-фу-ло, издавна подвластного жу-жаням» [Позднеев, 1899, с. 23-24].
Позднеев далее писал: «Во времена Сяо-Вэнь-ди среди жужаней возникли междоусобицы и управляющий ими раньше род распался. Во главе их стоял в это время Доу-лунь. Гао-гюйцами управлял в это время Афу-чжи-ло со своим двоюродным братом Цюнь-ци, и число их подданных простиралось до 100 000 юрт» [Позднеев, 1899, с. 24].   
У Н.Я. Бичурина дальнейшие события выглядят так: «В одиннадцатое лето правления Тхай-хо, 487 [477-499,] Дэулунь [т.е. Фугудунь-хан Дэулунь] предпринял напасть на пределы Китая. Афучжило убедительно отсоветовал, но Дэулунь не послушал Афучжило, рассердившись, ушел со своим народом на запад и отложился от него. По прибытии от переднего поколения на северо-запад объявил себя независимым государем» [Бичурин, 1950, т.1, с. 217]. Афучжило примерно с 100 000 юрт (300-500 тыс. населения, если брать, что в среднем на одну юрту приходилось 3-5 человек) переселился с вершин Селенги на запад к Иртышу [Бичурин, 1950, т.1, с. 217], как пишет Н.Я. Бичурин, ссылаясь на Абульгази, и объявил о своем северенитете, т.е. независимости гаогюйцев от авар (жуаньжуаней). С Афучжило ушли на запад, вероятно, не все гаогюйские племена, значи-тельная часть осталась в Северной Монголии, т.е. на месте. Например, племен гулиганей, байирку и некоторых других, видимо, это передвижение не коснулось. С какими племенами Афучжило перебрался на запад к Иртышу, китайские династийные хроники умалчивают.
Можно ли считать первым государственным образованием части гаогюйских племен, ушедших к Иртышу под руководством Афучжило? Думаем, что в наличии имеются все основные признаки государства:
1. Определенная территория (Джунгария и, вероятно, часть современного Восточного Казахстана).
2. Наличие публичной власти во главе с Афучжило и его двоюродным братом Цюнки. Было это в 487 г.
В 490 г. аварский каган Дэулунь (Доу-лунь по Позднееву) со своим дядей Нагаем решил наказать Афучжило, последний разбил его и он ушел назад со своим войском, а вскоре был убит. Войско авар (жуань-жуаней), видимо, было разделено на две колонны, одну возглавлял Дэулунь, другую – Нагай. «Нагай, хотя одерживал верх над гаогюйцами, но скоро занялся вопросом о верховном главенстве над жу-жужанями и оставил гаогюйцев в покое» [Позднеев, 1899, с. 25]. Боевые действия, видимо, происходили в основном в Джунгарии, но где точно, неизвестно. С.Г. Кляшторный явно ошибается, когда пишет: «Контроль над этим районом пришедшие с Афучжило гаогюйские племена сохраняли и через несколько веков» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 54].
Д.М. Позднеев предполагает, что «…орда возглавлялась Афучжило. После этих событий ушла к Байкальскому бассейну, а орда Цюнки ушла на запад к Восточному Туркестану. В этом переселении нам видится главный узел, связывающий историю гаогюйских племен с Восточным Туркестаном» [Позднеев, 1899, с. 23-25]. На наш взгляд, Д.М. Позднеев поспешил с выводом. Главным узлом, связывающим историю ди-гаогюйских и телесских племен, было бегство уйгуров после того, как киргизы разбили уйгурский каганат  в 840 г., а не переселение гаогюйцев орды Цюнки, которое произошло в 487 г. Основываясь на предположениях, Д.М. Позднеев сделал, на наш взгляд, ошибочный вывод. У Н.Я. Бичурина нет сведений об уходе орды Афучжило к Байкальскому бассейну, а что орда Цюнки откочевала на запад в Восточный Туркестан.
Надо отдать должное объективности Д.М. Позднеева, т.к. далее он пишет относительно связей гаогюйских племен с Восточным Туркестаном, т.е. нынешней родиной уйгуров: «Широкого развития связь это достигает, однако гораздо позднее; теперь же китайские источники в своих отрывочных данных, не упуская из вида и аймака Ф-фу-чжи-ло и племен западных, не дают целостного понятия ни о том, ни о другом» [Позднеев, 1899, с. 25], т.е. он признал, что на основе отрывочных данных китайских летописей сделать целостный, правильный вывод о связях гаогюйцев и населения Восточного Туркестана в конце V-начале VI вв. невозможно.
Д.М. Позднеев в конце XIX в. явно ошибается, когда о рядовой от-кочевке орд Афучжило и Цюнки на запад делает вывод, что «с этого момента начинается именно та, охватывающая все среднеазиатское нагорье история гао-гюйцев, которая приводит их в столкновение с самыми различными племенами востока, запада, юга и севера степи и характеризует существование этого народа, как состоящего из самых разнообразных сплетений и столкновений. Она возбуждает массу этнографических вопросов о родстве племен, но все они остаются без ответа» [Позднеев, 1899, с. 25-26].
Ошибка Д.М. Позднеева заключается в том, что он незаслуженно приписывает героизм рядовому факту откочевки дили-гаогюйцев 1600 лет назад с Ордоса в Северную Монголию через пустыню Гоби. Чрезмерная героизация рядового события Д.М. Позднеевым нашла свои последователей в лице Г.М. Исхакова, К. Масими, С.Г. Кляшторного и др. Например, Г.М. Исхаков в «Краткой истории уйгуров» уделил целых 60 страниц Царству Гаочан и его взаимосвязи с государством гаоче, яда, жужань и Северный Вэй [Исхаков, 1991, с. 69-129], хотя Гаочан связан с гаогюйскими только названием «гао», по-китайски означает «высокий». Гаочан был расположен на высоком месте [Бичурин, 1951, т.1, с. 185]. Гаогюй получили название от высоких телег, на которых они ездили.
В 490 г. Афучжило направил с дипломатической депешей Шанхуючже, табгачскому правителю Китая, чтобы признали его и что он отложился от авар (жуань-жуаней). Табгачи отправили в ответ своего посланника в орду Афучжило с целью узнать положение дел Афучжило и Цюнки отправили еще одного посланника, которого звали Богай, и представили подарки из местных произведений [Бичурин, 1950, т.1, с. 217]. Гаогюйское государство осталось во главе с Афучжило, т.к. табгачи отправили сановника Чаншено Хэцзухунь, это можно расценивать как признание государства.
Вскоре на орду Цюнки напали на эфталиты, пленив сына Цюнки Мивоту и др. «Народ его рассеялся: иные поддались Дому Вэй, другие отдались жужаньцам. Афучжило сменил Балиян, он взошел на престол. На следующий год эфталиты объявили войну гаогюйцам. Балиян был убит и государем сделался плененный сын Цюнки – Мивоту, который отправил посланника к Табгачскому двору с подарками. Табгачи в ответ отправили посланника Муюн-юань (историки его имя переводят по-монгольски как Баян) и 60 кусков шелковых тканей [Бичурин, 1950, т.1, с. 217].
Предположения Д.М. Позднеева, что Афучжило со своей ордой ушел к Байкальскому региону, неверно, поскольку эфталиты объявили войну гаогюйцам, убив Балияна, поставили Мивоту. Если бы орда Афучжило ушла к Байкальскому региону, то эфталитам пришлось бы пройти аварскую территорию и объявлять войну гаогюйцам Балияна. События, видимо, происходили в Джунгарии, в современном Восточном Казахстане и северной части Восточного Туркестана. О неправоте Д.М. Позднеева говорит тот факт, что табгачский император Сюань-ву в ответном послании Мивоту сказал: «Заняв страну за отдаленными песками, ты вполне обнаружил преданность, видя твое усердие к престолу, сим объявляю царское мое благоволение. Жужаньцы, иданьцы и тогонцы имели сообщение  между собою только по дороге через Гао-чан, единственную точку их соединения. Ныне Гао-чан покорился, и отправлен посланник для принятия. Проход жужаньцам пресечен, и неприязненные сношения не могут быть произведены. Рассеянные небольшие толпы иногда делают нападения и задерживают царских гонцов. Это преступление вне прощения» [Бичурин, 1950, т.1, с. 217-218]. Как видим, в императорском послании речь идет о Гаочане, находящемся на северо-востоке Восточного Туркестана, который отстоит от оз. Байкал почти на 3 тыс. км по прямой, а до реки Тола и Орхон около 2 тыс. км.
Вскоре после получения ответа от табгачского императора Мивоту сразился с жужаньским Тахань-ханом (Футу) к северу от оз. Пхулэй-хай (Баркуль), но был разбит и отступил на запад (150-160 км), видимо, в сто-рону Джунгарии. А Тагань-хан (Футу) в горах монгольского Алтая близ Иву, увидев табгачские войска полководца Мын Вэя, без боя отступил. «Мивоту, получив известие, что они от испуга бегут, догнал их и совер-шенно разбил, убил Тахань-хана (Футу)» [Бичурин, 1950, т.1, с. 218]. За что Мивоту получил от табгачей 60 кусков шелковых и 10 кусков пунцовых тканей, а также полный набор музыкальных инструментов.
В 516 г. «Мивоту дал сражение с жужаньским государем Чэуну (Фуби-ханом по Ганму) и попал в плен. Чэуну привязал его обеими ногами к спине клячи и убил тряскою; покрыл головной его череп лаком и употребил вместо сосуда для питья» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 218]. Первое гаогюйское государство на этом не прекратило своего существования, видимо, народ Мивоту признал себя вассалом эфталитов. Н.Я. Бичурин пишет: «Народ Ми-вотуева аймака ушел к Иданю» [Бичурин, 1950, т.1, с. 217-218], но через несколько лет эфталитам сообщили, что младший брат Мивоту, которого звали Ифу, возвратился в орду и отправил к табгачскому императору поздравительное послание. В ответе Табгачского императора было указано признать Ифу гаогюйским государем с титулами: Чжень-си, Гян-гюнь, Си-хай-цюнь, Кхай-го-гун, Гао-гюй-ван» [Бичурин, 1950, т.1, с.218].
В 522 г. гаогюйцы, видимо, избавились от сюзеренитета эфталитов (эф-талиты были союзниками авар и находились в родственных отношениях с ними), поскольку Ифу разбил жужаньцев-авар, но в повторном сражении с аварами (жуань-жуанями), он был побежден и убит младшим братом Юегюем, который вступил на престол. Однако в 534-537 гг. «Юегюй был разбит жужаньцами, а Биди, сын Ифуев, убил Юегюя и сам вступил на престол. В 540 г. Биди был разбит жужаньцами. Кюйбинь, сын Юйгюев, бежал от жужаньцев к восточному Дому Вэй… Но Кюйбинь вскоре умер от болезни» [Бичурин, 1950, т.1, с. 219], получил или нет титул гаогюйского кагана, точно неизвестно, что он был представлен к титулу: «Ань-бэй Гян-гюнь Сы-чжеу Ци-шы» [Бичурин, 1950, т.1, с. 219].
У Д.М. Позднеева описано довольно интересное событие, произо-шедшее одновременно с откочевкой орды Афучжило, связанной с другой ордой гаогюйцев, которая под руководством Хэшучжэ (Хэшу-чжэ) отко-чевала на север. Как известно, если орда Афучжило откочевала на запад в Джунгарию от авар (жуань-жуаней), то орда Хэшучжэя откочевало от табгачей на север. Орда Хэшугжэя кочевала в пределах территории табгачей, они, видимо, оставались на месте, т.е. не приняли участие в общей откочевке гаогюйцев на север сто лет назад или же эта орда прикочевала к табгачам с севера на юг совершенно недавно, как бы то ни было император Тай-хэ (годы правления 477-500), прозванный «Сяо-вэнь-ди предпринял поход на юг. Вероятно, это была экспедиция против усилившегося дома Ци, на которую он пригласил с собою и гао-гюйцев» [Позднеев, 1899, с. 27]. Гао-гюйцы отказались от похода, Хэшучжэ «объявил себя государем и вместе с подчинившимися ему гао-гюйцами, поднял на севере восстание и откочевал» [Позднеев, 1899, с. 27], за что был наказан. Какое это было племя или племена неизвестно, факт в другом – это была орда, неподвластная тандему Афучжило-Цюнки.
Табгачский император Сяо-вэнь-ди решил действовать методом кнута и пряника, видимо, за сто с лишним лет табгачи научились премудростям китайской политики: «Он отправил человека к Хэ-шу-чжэ благодарить последнего за труды. Хэ-шу-чжэ вошел было уже в жужаньские земли, чтобы искать там убежища, но увидя подобные приемы, раскаялся со всеми своими подданными, принял подданство Китая… Тогда север уже был очищен от повстанцев и власть Вэйского дома утверждена повсюду» [Позд-неев, 1899, с. 29].
У Н.Я. Бичурина почти полностью совпадают с Д.М. Позднеевым пере-водимые им китайские династийные хроники. Но Д.М. Позднеев, сличив донесения и переписку с аварами (жуань-жуанями) и гаогюйцами, сделал совершенно правильный вывод: «Интересно сопоставление этого документа с одновременно посланными грамотами к жу-жаням. Вэйский двор, чувствуя свою силу и слабость жу-жаней, говорит с ними совсем иным тоном. Он требует безусловно подчиненных, вассальных отношений и держится очень гордо перед всеми заискиваниями и посольствами жу-жаней. Кончается же дело тем, что он отправляет их государя Фу-ту на запад повоевать гаогюйцев. Таким образом, выясняется все вероломство политики Вэйского двора. Они натравливали на жужаней гаогюйцев, высказывая якобы последним полное свое благоволение. И в то же время продавали жу-жаням свое покровительство ценою похода на гао-гюйцев… Пользуясь враждою кочевников, китайцы принимали помощь и подданство и жу-жаней, и гао-гюйцев без различия, руководствуясь желанием разбить и обессилить их обоих» [Позднеев, 1899, с. 32].
Заканчивая вторую главу постановкой очень интересной этнографиче-ской задачи по поводу переселения в Восточный Туркестан гао-гюйцев, Д.М. Позднеев писал: «Были ли пришедшие гао-гюйцы одноплеменны или родст-венны туземцам? Да. Про некоторых из местных племен сама же Вэйская история говорит, что они общего происхождения, например, про н-да (эфталиты – Ш.А.С.)… Однако нельзя ни отметить одного возражения против высказанного положения. Китайская летопись говорит, что, по мнению некоторых, н-да были отраслью гао-гюйского племени, и в то же время сообщает, что язык совершенно отличен от языков и жу-жаней, и гао-гюйцев, и всех северных варваров.
Как это может быть? Какого же племени могут быть эти н-да, если они не говорят на языке среднеазиатцев? Если бы мы даже стали на точку зрения отца Иакинфа и согласились признать всех гао-гюйцев монгольскими племенами, то и тогда не вышли бы из затруднения. Оказалось бы, что н-да не принадлежит ни к монгольскому, ни к тюркскому племени» [Поднеев, 1899, с. 36-37].
Китайская династийная хроника Вэйшу, казалось бы, противоречит сама себе, когда говорит про эфталитов (н-да), что они общего происхождения с гаогюйцами и, что их язык совершенно отличен от языков авар (жуань-жуаней) и гаогюйцев.
Противоречие снимается, если учесть, с какой легкостью монголоязыч-ные племена и народы расставались с родным языком, переходя на язык побежденных племен и народов. Объясняется это неустойчивостью монгольских языков и крайним космополитизмом их носителей. Носители монгольских языков отличались и отличаются крайне низким уровнем патриотизма к своему языку. Вэйшу, видимо, совершенно верно описывает состояние эфталитов, когда они уже перешли, вероятно, на один из иранских языков через двуязычие, впоследствии мы это увидим, как с монгольского языка с легкостью переходят на иранский, чему множество примеров в истории, т.е. ранее они говорили, вероятно, на родном и иранском, а потом через 2-3 поколения, перешли на иранский. В конце IV-начале V вв. эфталиты завоевали Среднюю Азию, Иран и Северо-западную Индию. В начале V в. эфталиты образовали государство, в которое вошли территории Средней Азии (современной), Афганистана и Восточного Ирана. И в наше время в Афганистане некоторые хазарейцы говорят, что они хазары-хуни в отличие от хазари-монголов.
Эфталиты, вероятно, были ассимилированными аварами (жуань-жуанями) с юечжи, по свидетельству Ма-дуань-линя, прямыми потомками хуннов [Ма Дуань-Линь. Вэнь-сянь тункао (Всеобщее обозрение источников)]. Книга написана в начале правления монгольской династии Юань. Toyo rerishi dia jiten, vol. 7. Цит. по А.Г. Малявкину [Малявкин, 1984].
Возможно, ошибка Д.М. Позднеева в том, что он не учитывал того, что монголоязычные народы легко расстаются с отчим языком и в течение не-скольких поколений переходят на чужой. Те же самые табгачи (тоба, вэйцы), после того, как завоевали и основали государства в Северном Китае – Вэй, Суй и Тан, бесследно ассимилировались в китайцев. Та же участь постигла киданей, а западные кидани растворились в тюрках, таджиках и т.д., множество монгольских племен растворились во множестве народов.
Единственное утешение для монголоязычных народов, что они не единственные в мире, подобную монголоязычным слабость языка и отсутствие патриотизма проявляют множество народов: это кельты, норма-ны и т.д.
У Д.М. Позднеева гл. II называется «Гаогюй», но в ней в основном он описывает не гаогюйцев, а табгачей – тогдашних правителей Китая и взаимо-отношения табгачей с аварами (жуань-жуани). Но тем не менее он дает ономастический материал шести этнонимов, которые мы рассмотрели выше и двенадцати этнонимов, которые практически совпадают с названиями родов гаогюйцев, данных Н.Я. Бичуриным «Собрания…» [Позднеев, 1899, с.13], [Бичурин, 1950, т.1, с. 216].
Китайская династийная хроника Вэйшу и переводивший с научными комметариями гл. 103 этой хроники Н.Я. Бичурин перечисляют: «Предки гаогюйцев составляли двенадцать родов, как-то: 1) Лифули, 2) Тулу, 3) Ичьжань, 4) Далянь, 5) Кухэ, 6) Дабо, 7) Алунь, 8) Моюнь, 9) Сыфынь, 10) Фуфуло, 11) Киюань, 12) Юшупэй» [Бичурин, 1950, т.1, с. 216]. Эти же роды повторяет в своем переводе Д.М. Позднеев. Двенадцать родов предки гаогюйцев насчитывали в IV в. н.э. и историко-ономастичекая картина выглядит так:
1. Лифули – вероятно, испорченное китайцами слово «Фули» в интер-претации некоторых ученых это «бури-бору – волк» [Гумилев, 1993, с. 58] тюркское слово, между тем, на одном из древнейших тюркских языков, како-вым является киргизский, есть другое слово для обозначения волка – «карышкыр» [Абдулдаев, 2003, с. 96]. А «серый – боз» [Юдахин, т.9, с. 138]. Слово «бури-бору – волк» имеет второстепенное значение на киргизском языке, что говорит о его заимствовании из монгольского языка. На монгольских языках «боро – серый» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 142], [Лувсандэндэв, 1957, с. 76]. Монголоязычные иногда в разговорной речи называют волка серым – боро шоно. Боро-бури – волк отдаленно напоминает слово боз. Лифули можно было интерпретировать монголо-тюркским словом бури-боро-боз, но мешает первый слог «ди», которому в монгольском и тюркских языках адекватного объяснения нет.
Лифули – Ликшитип – доверху [Кабиров, Цунвазо, 1961, с. 114];
            - Линилдимак – трястись, шататься, качаться [там же, с.118];
           - Лэпилдимак – колыхаться, развеваться, реять [там же, с. 125].
Этнонимами быть не могут, это уйгурские слова.
Лифули – нет значения в ДТС и не могло быть, т.к. ДТС – это словарь VIII-IX вв., а лифули – этноним более раннего периода. К ДТС, на наш взгляд, надо относиться критически, потому что в ДТС включены: 1) монго-лоязычные слова, употребляющиеся тургутами, которые не имеют аналогов в киргизском и в хакасском языках, например, «военный лагерь, стан – qurigan» [ДТС, с. 468], имеющим параллели в старомонгольском языке в виде «xoriyan-xoruya (n)»; 2) без критики включены уйгурские слова IX-XI вв., когда уйгуры были предположительно двуязычными; 3) не включена ономастика слов, например, как «сыгинь» и т.д., таких многих этнонимов,  как доланьгэ, байегу и т.д.
2. Тулу – название рода может быть объяснено наиболее верно монголоязычным словом «тулгуурь – опора, надежда» [Лувсандэндэв, 1957, с. 423]. Основоположник рода «тулу», по всей вероятности, был человек надежный, на которого можно опереться. У бурят до сего времени встречается фамилия «Тулунов», производное слово «тулуур – трость» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 256]. Интерпретация слова «тулу-туулай – заяц» по-монгольски [Лувсандэндэв, 1957, с. 426] или же «тулу-тулку – лиса» [Абдулдаев, 2003, с. 209]; по-тюркски (киргизски) маловероятно «в названии рода, как известно, тотемом гаогюйцев (уйгуров) был бык – «ухэр» [Лувсандэндэв, 1957, с. 450] или по-тюркски «вол, бык – огуз» [Абдулдаев, 2003, с. 155]. Современные уйгуры до нашего времени называют себя югур. Также «Тулу» не может быть объяснено из монголо-тюркского слова «тулэ-тол; - плата, платеж» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 266], [Юдахин, 1965, т. II, с. 258] и производных от этих слов «тулэлхэ, т;л;н» и т.д.  Т;л;н, довольно часто встречающиеся у киргизов собственное имя, означающее «плата». При высокой детской смертности у киргизов т;л;н – заплатил означало «отдать дань злому духу», чтобы больше не просил.
Тулу-Тул – вдова, вдовец [Кабиров, Цунвазо, 1961, с. 191];
                - Тулун – шкура теленка, снятая чулком, используемая как вместилище, расплыться, растолстеть [там же, с. 191];
                - Тулкэ – лиса, лисица [там же, с 194];
                - Тэлвэтмэк – уплатил, заплатил [там же, с. 195].
Тулу – tul – вдова, tulu – полный, наполненный [ДТС, с. 585]; tulun – висок (у животных)  [там же, с. 585].
3. Ижань – происходит от монголоязычного слова «эзэн – хозяин, владелец, обладатель» [Лувсандэдэв, 1957, с. 668], бурятский аналог – «эжэн – хозяин» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 652]. Вероятно, основатель рода носил имя «Эжен» или род был довольно зажиточный, хозяйский. Иркутские буряты носили подобные имена до недавнего времени: «Эжен – хозяин», «Эржен – перламутровый» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т. 1, с. 671]. В тюркских языках слово «ичжань» значения не имеет. Ичжань-ич – внутренность, внутренняя часть [Кабиров, Цунвазо, 1961, с. 87],
  - ичимлик – спиртной напиток,
  - иш – работы [там же, с.87],
  - ижтимай – общественный, социальный [там же, с. 89], возможно, заимствовано из Фарси, по-уйгурски в ДТС нет значения.
4. Далянь – род, вероятно, носивший монголоязычное название долон – семь [Лувсандэндэв, 1957, с. 151]. Монголоязычные и тюркоязычные народы вносили в свои названия числительные – дурбэты от «дурбэн» - четыре, найманы от «найман» - восемь, тумэны от «тумэн» - десять тысяч» и т.д. [Лувсандэндэв, 1957, с. 259]. В тюркском языке, в частности, в уйгурском и киргизском слово «далиан» употребляется в значении «прихожая, передняя» [Юдахин, 1965, с. 181] и считается заимствованным из иранского. В названии рода вряд ли употреблялось монголо-тюркское слово «далай – океан, обширное пространство» [Лувсандэндэв, 1957, с 142], «довольно много, значительно», по-киргизски [Юдахин, 1965, с. 181]. Также может быть «далянь-дилан» - семьдесят» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 254], учитывая, что Таншу пишет через «о» первый слог.
Далянь – может быть сближен с далан – сени, передняя [Кабиров, Цунвазо, с. 57], считается заимствованием из иранского, далвай - козырять, хвастаться, выставлять на вид [там же, с. 57], но этмонимом быть не может.
В ДТС значения нет.
5. Кухэ – название рода происходит от монголо-тюркского слова «хох - синий, голубой» [Лувсандэндэв, 1957, с. 556]. «Кухэ» ближе к бурятскому слову «хухэ - синий, голубой» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1 , с. 507]. По-тюркски (киргизски) синий, голубой – «кок» [Абдулдаев, 2003, с. 110]. Также у монголоязычных и некоторых тюркоязычных народов «кухэ-хухэ-кок» может обозначать «небо». По шаманской религии, отдельные выдающиеся личности, например ханы, могут уподобляться небу, но множество людей, объединенных в род, называться небом – хухэ не могут, по крайней мере, это маловероятно.
Кухэ-к;к – небо, корень, свободный, вольный, голубой, синий, сизый, радужная оболочка глаза [Кабиров, Цунвазо, 1961, с. 312-313].
В ДТС значения нет.
6. Дабо – род, видимо, происходит от лица с монголо-тюркским именем, означающим «даван – горный перевал, препятствие» [Лувсандэндэв, 1957, с. 137]. В наше время можно встретить людей с фамилией Дабаев, Дабанов. По-бурятски горный перевал, препятствие – «дабаан» [Шагдаров, Черемисов, 2010, с. 247]. Тюркский аналог слова «дабо»-«дебо» - холм, бугор, возвышенное место» [Абдулбаев, 2003, с. 57]. «Гора, горный массив – таг, тау, даг, тоо».
  Дабо-даве – лечить, жалоба [Кабиров, Цунвазо, с. 57], слово араб-ское;
- давам – продолжение [там же, с. 57], слово арабское;
- даван – перевал, ледниковый перевал, ледниковый перевал [там же, с. 57], толкуется как иранское слово?
- давран – раскричаться, разориться, поднять шум [там же, с. 57].
В ДТС «дабо» значения не имеет.
7. Алунь – род происходит от человека с монголоязычным именем «Алуун» - нелепый [Лувсандэндэв, 1957, с.32]. Алуун – нелепый, такое имя во II-IV вв. вполне вероятно может быть названием рода или же собственным именем человека. До ХХ в. имя Алуун носили некоторые иркутские буряты, свободные от имен и названий, связанных с так называемыми мировыми религиями. Это связано с верованиями шаманистов в магическую силу плохих имен, что злые духи не позарятся на новорожденных или вообще людей с таким именем. Плохие имена будут отпугивать их. Близкое слово на тюркских языках «ал - он, сила, мощь, брить, взять» [Юдахин, 1965, с.43]. производное от «ал, алуу – взятие, получение, купля» [Юдахин, 1965, с. 53] названием рода не могло быть, во всяком случае, маловероятно.
По-уйгурски  Алунь-алу – вычитание [Кабиров, Цунвазо, 1961, с. 17], слова ал, окончания инь – нет, следовательно, из современного уйгурского объяснить невозможно.
В ДТС близкое слово к алунь – alug – грубый, невежественный [ДТС, с. 41]; ; ala – пегий, недобрые помыслы, козни, без спешки [ДТС, с. 32-33]. Маловероятно, но может быть сближено с монгольским словом алуун – не-лепый.
8. Моюнь – название рода, вероятно, ведущего свое начало с человека с тюркским именем «Моюн – шея» [Абдулдаев, 2003, с. 140]. Но если учитывать, что тюркские племена в то время – II-IV вв. н.э. обитали на северо-западе современной Монголии и Южной Сибири, племя ди южнее тоба, то вполне вероятно, род моюнь получил свое название от монголоя-зычного человека или его прозвища, или это характеризующая данный род черта: «меэен – зависть, соперничество». Такое название рода вполне могло существовать; завистничество и соперничество среди номадов - явление довольно распространенное. Но есть и другая интерпретация: «моюн» уйгурскими и российскими исследователями читается как «баян», а «баян» - слово монгольское, означает богатство. Если род моюнь интерпретировать через монголоязычное слово «мэеэн», то в этом случае слово «моюнь-моюн – шея» будет, как говорил Г. Дерфер, разбирая единственное тюркское слово европейских хунну «Атакам», отец шамана: «это всего лишь игра случая» [Дерфер, 1986, с.88]. Моюнь большинство историков интерпретируют как монгольское слово «баян».
В ДТС значения не имеет.
9. Роды Сыфынь, Фуфало, Киюань  Юшупэй переводу и интерпретации не поддаются как с монголоязычия, так и тюркоязычия. Слова, обо-значающие эти роды, испорчены и исковерканы китайскими авторами фонетически и семантически. Роды эти объект исследования лингистов, которые любят строить сложные конструкции, чтобы интерпретировать слова. Обычно древние китайские авторы, как правило, вполне верно за-писывали первые слоги, но в данном случае фантазировать не будем.
  Далее китайские династийные хроники Вэйшу в гл. 103 приводят собственные имена старейшин гаогюйских родов и другой знати.
1. Афучжило  (хэулэу-фулэ) – великий сын неба, такое имя дали ему вельможи на языке Дома Вэй [Бичурин, 1950, т.1, с. 217]. Афучжило – сложное слово, состоящее из двух, вероятно, монголоязычных слов: «афу, агуу – великий, огромный, обширный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 22], китайские авторы обычно путают звук «ф» с «г», «б» и «в». Слово Чжило-жолооч –жолооо – кучер, ямщик, поводырь в значении «правитель» [Лувсандэндэв, 1957, с. 182], [Шагдаров, Черемисов, 2010, с. 356]. Великий правитель или повелитель – афучжило, вероятное значение этого сложного монголоязычного слова, объявившего в 487 г. н.э. независимость своего государства от жуань-жуаней (авар). Вероятное значение слова афучжило вполне подходит к толкованию «Великий сын неба», переведенного на русский язык Н.Я. Бичуриным. По-тюркски слово афучжило объяснения не имеет.
2. Цюнки (хэупэй) – двоюродный брат Афучжило, наследный государь. «Цюнки», вероятно, монголоязычное слово «цэнгэл» - веселье, на-слаждение, блаженство» [Лувсандэндэв, 1957, с. 621], по-бурятски цюнхи-сэнгуу – веселый, радостный» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т. II, с. 209]. Возможно, также интерпретация «цюнки» тюркским словом «сенек - от-вердевший, загрубевший» [Юдахин, 1965, с. 114], но это маловероятно, монгольское слово «цэнгэл ближе к цюнки. Может быть, от монголоязыч-ного слово «зунг – предчувствие, чутье, инстинкт, предзнаменование» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 415]. По-уйгурски и в ДТС значения нет.
3.  Шанхуе-чже, посланник Афучжило ко двору табгачского импе-ратора, слово «шанхуе» от монголоязычного слова «шанхлаг – фальшивая коса» [Лувсандэндэв, 1957, с. 645]. Известно, что 16 веков назад монголоязычные мужчины заплетали волосы в косу, особенно это было в моде у табгачей и жуань-жуаней (авар). Зачастую табгачи называются в китайских династийных хрониках косоплетами. Мода заплетать волосы в косу, видимо, коснулась гаогюйцев и посланника Афучжило ко двору табгачей или Афучжило был правитель предусмотрительный, отправив посланником к табгачам человека по имени Шанхуе, чтобы он был с косой и не отличался от местных табгачей. С тюркских языков объяснить слово шанхуе невозможно, несмотря на наличие слова «шан» [Юдахин, 1965, с. 40], потому что это киргизское слово китайского происхождения и означает величие, важность, торжественность, награды, образ, силуэт, неясные очертания, контуры». Переделанное китайское слово «сянь» также необъ-яснено с монгольского и тюркских языков слово «чже», видимо, испорченное китайскими авторами. По-уйгурски и в ДТС значения нет. Сло-во шан – знаменитость, известность в уйгурско-русском словаре трактуется как арабское [Кабиров, Цунвазо, 1961, с. 223].
4. Богай – посланник Афучжило и Цюнки в 490 г., предоставивший ко двору табгачского императра «дань из местных произведений» [Бичурин, 1950, т.1, с. 217]. Имя Богай происходит от монголоязычного слова «бог – сор, мусор, мелкий скот» [Лувсандэндэв, 1957, с. 71], отсюда «Бога» - сорный, мусорный». По-тюркски (киргизски) «богоо – оковы, кандалы» [Юдахин, 1965, с. 137]. С учетом того, что номады давали новорожденным «отталкивающие и отпугивающие злых духов имена и прозвища предпочтительнее «Богай» от слова «бог – мусор», «богай - мусорный». Тюркоязычное слово «богоо – заковать в кандалы, т.е. не принимает окончание «ай-ой». По-уйгурски и в ДТС значения нет.
5. Балиян – следующий после Афучжило государь. Имя Балиян происходит от монголо-тюркского слова «балиар – грязный, неряшливый, пачкун, мазня» [Лувсандэндэв, 1957, с. 60], по-тюркски «балит – грязный, поганый, гнусный, скверный» [Юдахин, 1965, т.1, с. 105]. По-уйгурски Балиян-бала – ребенок, дитя, мальчик, молодец, детеныш [Кабиров, Цун-вазо, с. 28].
- бала – несчастье, беда, бедствие,
- балилик – с ребенком, имеющий ребенка, отсюда: ребячество, детство [там же, с. 28]. А в ДТС Балиян-бал – мед [ДТС, С. 79], бала - детеныш, птенец, луга, помощник [c. 80], (балиян)  Baligein – белая птица.
 6. Мивоту стал государем после убийства Балияна. Имя Мивоту, вероятно, происходит от монголо-тюркского слова «мигуй – кошка» [Лув-сандэндэв, 1957, с. 240]. На тюркских языках произносится «мышыг», но корень слова «ми» остается без изменения. В Таншу Мивоту назван Тахань-хан Мохэкюй Фыньвунь Чмхэчжень. По-уйгурски «мивоту» сравним с «мияышмак, миявлаш», что означает мяукать [Кабиров, цунвазо, 1961, с. 126]. В ДТС значения нет.
7. Ифу – младший брат Мивоту. Имя Ифу, вероятно, происходит от монголоязычного слова «их – большой, великий» [Лувсандэндэв, 1957, с.223], отсюда бурятское слово «ехэ-еху – большой», ехэрхуу – кичливый, надменный, высокомерный» [Черемисов, 1973, с. 224], интерпретирование с учетом особенностей фонетики китайских авторов переделывать звук «х» на «ф». На тюркских языках объяснения слова «ифу» нет.
8. Юегюй – младший брат Ифу, убивший его. Имя Юегюй, вероятно, происходит от монголоязычного слова «юугуур – чем, посредством чего, на чем» [Лувсандэндэв, 1957, с. 658] по-бурятски «юугуу – обезьянничать» [Черемисов, 1973, с. 786]. Если учитывать то, что номады старались давать новорожденным отталкивающие, как им казалось, злых духов имена, Юегюй – обезьяна, обезьянничающий, вполне имеет право на существование. На тюркских языках объяснения слову Юегюй нет. По-уйгурски и в ДТС значения нет.
9. Биди – сын Ифу, убивший Юегюя, вступил на престол в 540 г. Имя Биди происходит от монголоязычного слова «бид-мы», «бидий – наш, наши, наше» [Лувсандэндэв, 1957, с. 68], по-бурятски «бидах-бида – мазать, малевать, пачкать, загрязнять» [Черемисов, 1973, с. 94]. По-тюркски (киргизски) «мы – биз», «наши – биздики» [Абдулдаев, 2003, с.44], слова отдаленно похожи на биди.
10. Кюйбинь – сын Юегюя: «Бежал от жужаньцев к Восточному Дому Вэй, был обличен в достоинство гаогюйского государя» [Бичурин, 1950, т.1, с. 219]. Имя Кюйбинь происходит от монголоязычного слова «хубуун – мальчик, сын» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т. II, с. 478], по-калмыцки произносится еще ближе «кубуун – мальчик», «сын – кюйбинь». На тюркских языках объяснения слова «кюйбинь-кубуун-хубуун» нет. По-уйгурски нет значения. Уйгурское слово кэйни – настроение, расположение духа, кэйинлик – хмель (состояние опьянения) [Кабиров, Цунвазо, 1961, с. 114], но слово арабское.
  В этом разделе было проведено историко-ономастическое исследо-вание языка племени дили и гаогюй, которое в 338 г. было покорено тоба и в конце IV в. откочевало на север, видимо, желая быть свободными, чем зависимыми от милости хозяев – табгачей. Перейдя песчаную пустыню Гоби с юга на север, они заняли земли от реки Аргунь до Тарбагатайских гор, стали называться гаогюй.
Вероятно, они сохраняли древнее название дили-чилэ-теленгит-телеут с окончанием множественного числа на монголоязычии «ит-ут», т.к. до сего-дняшнего дня сохранилось название теленгит среди алтайцев, перешедших на тюркский язык с большим количеством монголизмов в языке [Гумилев, 1993, с.15].
Ономастика 22 слов нам позволяет говорить о том, что дили-чилэ-теленгит-телеут до IV в. включительно, вероятно, были монголоязычным народом, 5 слов авторы не берутся исследовать, т.е. они испорчены и не поддаются прочтению.
С 386 по 907 гг. с небольшим перерывом в Северном Китае правили династии, связанные своими корнями с северными варварами табгачами (тоба), т.е. с монголоязычным народом [Воробьев, 1994, с. 245-265; Лигети, 1969, с. 107-117]. Здесь не берутся во внимание кидани, обосновавшие империю Ляо (947-1125), в монголоязычии которых никто не сомневается.
В эпоху Танской династии (хроника этой династии называется Таншу) северных варваров называют хойху [Бичурин, 1950, т.1, с. 301]. Суйской династии – телэ. У Д.М. Позднеева ***-хэ [Позднеев, 1899, с. 47]. Хойху (ойхорцы) были люди храбрые и сильные, но подвластные тургутам (тукю) [Бичурин, 1950, т.1, с. 301]. Видимо, зависимость от тургутов досталась по наследству от авар. Хойху остались подвластным народом тукю-тургутам, авары же частично переселились на запад, частично на юг и на восток. Часть авар, вероятно, осталась на месте и слилась с победителями, как это зачастую бывало с номадами Центральной Азии. Лишь небольшое монголь-ское племя авар сохранилось во Внутренней Монголии, аварцы Дагестана, вероятно, являются потомками тех авар, которые были разбиты Карлом Великим, но это еще надо установить, хотя в последнее время появились публикации с аргументами на эту тему в Интернете.
В трудах ученых-историков можно найти различную интерпретацию слова хойху (***хэ). Н.Я. Бичурин считает слова хойху и ойхор одинаковыми или равнозначными слову уйгур. Но значения слов не раскрывает [Бичурин, 1950, т.1, с. 301].
Династии Вэй (386-534) и Суй были табгачскими, т.е. монголоязыч-ными, а династия Тан, хотя и была биологически табгачской, но китаези-рованной и многие историки игнорируют тот факт, что табгачские императоры еще продолжали употреблять монголоязычные слова в отно-шении северных варваров. Особо отличались в игнорировании монголоя-зычных табгачей В.В. Радлов и др., которые считали табгачский язык тюркским и переводили, вернее, вымучивали на основе этого ономастический материал. В.В. Радлов насильно вставлял в монголоязычные слова значения тюркских слов [Радлов, 1893].
Для убедительности своих слов обратимся к Махмуду Кашгарскому, автору знаменитого «Диван лугат ат-турк», который жил в XI в., т.е. он почти современник Танской империи по сравнению с В.В. Радловым, жившим в XIX в.
Так Махмуд Кашгарский, перечисляя тюркские и монгольские племена своего времени с севера на юг, называет Нижний Китай: «…табгачи – они и есть мачин» [Кашгарский, 2010, с. 73], а Верхний Китай называет чин-кытай». Кидани-кытаи – монголоязычное племя, и это не вызывает сомнения ни у кого из серьезных ученых.
Махмуд Кашгарский, перечисляя монголо-тюркские племена, называет их тюркскими. Объясняется это тем, что из-за близости языков монголоязыч-ные владели вторым языком – тюркским; во-вторых, сам Махмуд Каш-гарский, видимо, был югуром-уйгуром и поэтому не делает различия между тюрками и монголами; в-третьих, во времена Махмуда Кашгарского монголоязычных и тюркоязычных относили то к тюркоязычным, то к монголоязычным. Такая неразбериха была даже в XIV в. у Рашид-ад-Дина. Только в конце XVIII в. Г.П-С. Палас и др. внесли ясность и стали различать монголов и тюрков.
Д.М. Позднеев придерживается предположения, что и И.П. Васильев, считают ***-хэ – это есть уйгур, но слово тюркское, производное от глагола «уймак – соединяться», при этом ссылаются на Рашид-ад-Дина, но из какого языка Рашид-ад-Дин взял указанное слово, не сообщают, в тюркских языках данного слова нет. Похожей точки зрения придерживается А. Казембек в своем «Исследования об уйгурах», но при этом слово «уймак» он переводит как «прилепляться, последовать» [Казембек, 1841, с. 40]. Далее он сетует: «Когда они назвали первый раз уйгурами, кто их назвал этим именем и что дало повод к этому наименованию, об этом ничего до сих пор мы не нашли в Китайских летописях» [Казембек, 1841, с. 43]. А. Казембек как уроженец Персии и человек, владеющий персидским языком, умолчал о том, что слово «уймак» персидское и значение имеет только на этом языке.
На тюркских языках слово «уймак или уймагк» значения не имеет. Это слово не включено в так называемый «Древнетюркский словарь», хотя в него включены предполагаемые тюркские слова Средневековья, с VIII в. н.э. и до II  в. н.э. до XII в.
По-тюркски (по-киргизски, наиболее древний язык из ныне существую-щих тюркских) «соединяться – биригуу, кошулуу, туташуу, уланышуу, байланышуу» [Абдулдаев, 2003, с. 45]. По-хакасски (хакасский – наиболее чистый из тюркских) «соединяться – nipre» [Субракова, 2006, с. 45], отличается от киргизского тем, что хакасы говорят на «n». По-уйгурски «уймак» значения не имеет.
Видимо, Д.М. Позднеев в отличие от В.В. Радлова и Н.А. Аристова очень добросовестный исследователь древних уйгуров, но он не знал тюркских языков, хотя он обвинял В.В. Радлова в незнании китайского языка и исследовании китайских источников.
Самое большое внимание слову «уйгур» и «хойху» уделил В.В. Рад-лов [К вопросу об уйгурах, 1893], он на ста с лишним страницах доказывает, что «уйгур» - это есть «хойху». Аргументация В.В. Радлова сводится к следующему: «В царствовании династии Суй Уйгуры именуются вей-гэ, иногда У-гэ и У-гу». 
В царствование династии Тан, напротив, им придается наименование Хой-гэ.
В течение эпохи Юань-гэ (806-820 гг.) их стали именовать Хой-ху и впоследствии Хой-хой, и это прозвище позднее распространилось на всех вообще магометан.
В эпоху монгольской династии наконец уйгуры именуются Уй-гу-рь или вей-ву-рь, и это обозначение за ними удержалось, как видно из уйгур-ско-китайского словаря…
В монгольском словаре Ковалевского мы находим вместо уйгур форму ***гур и потому вправе предположить, что форма ***гур была или передана китайцам в очень ранний период каким-нибудь другим народом (например, тунгутами) или что хуйгур есть древняя форма слова уйгур, и что транскрипция Кау-кю, Гуй-го, Гуй-гуй суть искажения именно этого слова» [Радлов, 1893, с. 16-17].
Аргументы В.В. Радлова можно свести к следующему: слово «хойху» объясняется словом «уйгур», а слово «уйгур» объясняется словом «хойху». Масло масляное, вот и весь аргумент В.В. Радлова.
Д.М. Позднеев критически оценивает предшественников и совершенно справедливо пишет: «Рашид Эддин производит слово «уйгур» от глагола «уймак» - соединяться и глагол «***хэ» в китайском языке также значит «соединяться». Конечно, иероглифы, ныне употребляемые для воскрешения названия ***-хэ, не значит ничего подобного; но я уверен, что вначале они писались хуй-хэ. Таким образом, хуй-хэ и уйгур, так же, как и монгольское слово ойрат, значит «союзник». Эта догадка переносит нас на совершенно иную почву сравнительно с разобранным ранее мнением Радлова. Нет никаких данных для речи о фонетическом переходе названия uigur в хуй-хэ, потому что он совершенно не соответствует духу китайского языка; нет также никаких оснований для утверждения, что существовала в древние времена форма chui-gur, и что она была известна китайцам» [Позднеев, 1899, с. 50].
Слово «хойху» имеет значение и смысл, оно фонетически и семан-тически безупречно на монгольских языках. Означает «хойху» по-монгольски «северный – хойт», «севернее – хойхнуур» [Лувсандэндэв, 1957, с. 531]. Факт переселения ди-гаогюйских племен севернее авар (жуань-жуаней), а затем тургутов не отрицает никто из исследователей. Китайские династийные хроники Вэйшу и Суйшу [Бичурин, 1950, т.1, с. 214], [Позднеев, 1899, с. 38-40], наоборот, подтверждают факт переселения ди-гаогюйцев на север. Табгачи (тоба) и авары (жуань-жуани), а затем сменившие их тургуты (тукю) первоначально были, вероятно, монголоя-зычными народами и соответственно назвали на своем языке, располо-женных севернее телэсцев – «хойхнуур». Отсюда китайские летописцы слегка переделывали в хойху (***ху), и записывали в летописи то, что они слышали.
Современные историки также не оспаривают дислокацию ди-гаогюйцев севернее тургутов (тугю). А.С. Аманжолов, С.Е. Малов, У.Т. Ховалыг и др., наоборот, подтверждают их северное расположение от тургутов, следовательно, табгачей (тоба) эпохи Танской династии.
Хойху считались людьми храбрыми и смелыми, но у них не было объединяющей структуры в виде государства или иной организации. Поэтому хойху были в подчинении у тугю-тургутов, которые их использова-ли, присваивая материальные блага, созданные непосильным трудом, а также призывали на службу в свои военные структуры. Китайская династийная хроника Таншу описывает хойху следующим образом: «Искусны были в конной стрельбе из лука, склонны к воровству и грабежам. Они считались подданными тукюесского Дома. Тукюесцы их силами геройствовали в пустынях севера [Бичурин, 1950, т.1, с. 301].
Китайская династийная хроника Таншу считает, что предками хойху были хунну [Бичурин, 1950, т.1, с. 301]. Вероятно, это лишь частично соответствует истине. Ранее мы видели картину обратную – этноним хунну произошел в IV в. до н.э. от этнонима жун-ди, так же как и дунху VI в. до н.э., а ди – предки хойху, отделившись от жунов в результате китайской экспансии в VI в. до н.э. Этноним жун-ди гораздо старше этнонима хунну, появившегося в IV в. до н.э. Во II в. до н.э. правитель народа ди женился на дочери или племяннице хуннуского шаньюя [Бичурин, 1950, т.1, с. 213], хотя у номадов в то время был патриархат и потомство определялось по мужской линии, вероятно, хойху можно считать потомками хунну, но не прямыми с передачей «фамилии», а по женской линии. Брак был почетный и это свидетельствует, что правитель ди почти приравнивался к хуннускому шаньюю. Кроме того, есть вероятность, что среди ди растворилась часть южных хунну в I в. н.э. и последующих, т.к. после распада своей державы на две части, они частично поселились на земле, где проживали предки хойху, племена ди-телэ в пределах современных провинций Ганьсу и Шэнси.
Также утверждение Таншу о том, что хойху есть потомки хунну, свиде-тельствует о том, что народы эти одного происхождения, а именно монголоязычные.
Китайская династийная хроника Таншу в переводе И.Я. Бичурина описывает следующее: «…опасаясь негодования с их стороны, собрал не-сколько сот старейшин их и всех предал смерти. Хойху, соединившись с Пугу, Тундо и Байегу, отложился, объявил себя Сыгинем и назвался Хойгэ. (Хойгэ собственно и есть родовое прозвание Дома ойхор (хойху)» [Бичурин, 1950, с.301].
Складывается мнение, вводящее читателя в заблуждение, что племена Пугу, Тунло и Байегу не относились до этого времени к хойху. Видимо, здесь изложено другое. Вероятно, из 15 племен хойху только 4 объединились под началом Сыгиня, это Пугу, Тунло и Байегу и собственно Юаньгэ (Вэйгэ), предводитель этих четырех племен, объявил Сыгинем. Видимо, перевод, сделанный И.Я. Бичуриным, неудачный или автор Таншу оговорился, или же сыгинь-предводитель четырех племен (Юаньгэ, Пугу, Тундо и Байегу) объявил о суверенитете своего народа и подчеркнул, что он Хойгэ-северный. Скорее всего, последнее.
Более правдоподобную версию приводит А.Г. Малявкин, владевший в совершенстве китайским языком: «Во время эры правления Ди-е (605-617 гг.) каган Чуло (Чурын-кагам) напал и подчинил себе телеские племена и отобрал их имущество. Опасаясь их гнева, собрал несколько сот (телеских) старейшин и всех их казнил. Тогда вэйхэ, объединив племена боку, тонра, байерку, восстали и ушли. [Вождь] назвался Эркином, а [племя] наименовал ***хэ. [Правящий] род уйгуров именовался яглакар» [Синь Тан шу, гл. 217, А.С. 1а], [Малявкин 1984, с. 27-28]. А.Т. Малявкин переводит Синь Тан  шу, где племя вэйхэ (угу-угэ-уйгуры – бык), возмутившись действиями Чуло-хана, объединились с племенами боку (буку), тонра, байерку и назвали свое объединение Хойху (***хэ). Вызывает вопрос то, что А.Г. Малявкин в конце своей цитаты именует уйгурами. Современное слово уйгуры, мы думаем, явлениие позднее, в Танскую эпоху их называли иначе, а именно, хойху-вэйхэ-уху-ухэ-югур, по названию тотема, хотя слово «уйгур» тоже тотемное, однокоренное «уху-ухэ-югур – бык», но более позднее появилось или стало произноситься в послемонгольскую эпоху.
Государство хойху. «Государство – это политическая организация власти в обществе, обеспечивающая его единство и территориальную це-лостность, обладающая суверенитетом.
Государство характеризуется определенными признаками, отли-чающими его как от догосударственных, так и негосударственных органи-заций» [Малько, Саломатин, 2007, с. 49]. Так определяют государство государствоведы.
По нашему мнению, в древности государство определялось следую-щими признаками: 1) наличие публичной власти – сборщиков налогов и  податей, и армия; 2) территориальная организация населения; 3) государственный суверенитет, выражающийся в верховенстве и независимости государственной власти.
Всеми вышеуказанными признаками и свойствами политической организации общества обладал еще Афучжило, в конце V в. стоявший во главе части гао-гюйцев, как пишет китайская хроника Вэйшу. Отказав аварскому (жуань-жужаньскому) хану Дэулуню участвовать в набеге на Северный Китай, он «ушел с своим народом на запад и отложился от него. По прибытии на северо-запад Афучжило объявил себя независимым государем. Вельможи (т.е. чиновники – Ш.А.С.) дали наименование Хэулэу – Фулэ – Ито на языке Дома Вэй значит «Великий сын неба» [Бичурин, 1950, т.1, с. 217]. Цюнки, его двоюродный брат, получил наименование Хэугэй, что на языке Дома Вэй значит «Последний государь» [там же, с.217]. Д.М. Позднеев, переводивший китайскую хронику Суйшу писал: «Во времена Сяо-вынь-ди среди жужаней возникли междоусобицы и управлявший ими раньше род распался. Во главе их стоял в это время Доу-лунь (Дэулунь – Ш.А.С.). Гао-гюйцами управлял в это время А-фу-чжи-ло со своим двоюродным братом Цюнь-ци (Цюнки – Ш.А.С.) и число их подданных простиралось до 100 000 юрт [Позднеев, 1899, с. 24]. Хойху-гаогюйцы были подвластны аварам.
В 487 г. Аучжило с двоюродным братом Цюнки увел из-за противо-речий с аварским каганом Дэуганем около 100 000 юрт (300-500 тыс. человек, в среднем на юрту (семью) приходилось 3-5 человек) с вершин Селенги на запад к Иртышу и там объявил о своей независимости от авар. Хойхуйцы-гаогюйцы во главе Афучжило и Цюнки, на наш взгляд, создали первое суверенное государство. Вероятно, политическая организация, созданная Афучжило и Цюнки, содержала все признаки государства. Во-первых, политическая организация была создана на определенной терри-тории, в верховьях Иртыша (Джунгария). Во-вторых, политическая власть Афучжило и Цюнки не могла существовать без сборщиков податей и армии для охраны границ. Армия Афучжило в 490 г. разбила войска аварского кагана Дэулуня и его дядю Нагая. В-третьих, государство хойху во главе с Афучжило и Цюнки получило международное признание Табгачской (Китайской) империи. Было это в 490 г., Афучжило направил Шанхуючже с дипломатической депешей, вероятно, о победе хойхуйцев над аварами Дэулуня, табгачскому императору Китая, чтобы империя признала хойхуское государство, его самостоятельность и независимость от авар. Таб-гачский император не сразу признал государство хойхуйцев, он отправил посланника с целью узнать, как обстоят дела в орде Афучжило. Афучжило и Цюнки отправили еще одного посланника по имени Богай, который представил подарки из местных произведений [Бичурин, 1950, т.1, с.217].
Видимо, табгачское имперское правительство осталось довольно увиденным и табгачский император отправил сановника Чаншено Хэцзухунь, что можно расценить как признание государства хойхусцев во главе Афучжило и Цюнки.
В дальнейшем первое государство хойху возглавлял сын Цюнки Мивоту. Табгачский император Сюань-ву в послании правителю хойхусцев Мивоту писал: «Заняв страну за отдаленными песками, ты вполне обнаружил преданность, видя твое усердие к престолу, сим объявлено царское мое благоволение. Жужаньцы, иданьцы и тогонцы имели сообщение между собою только по дороге через Гао-чан, единственную точку их соединения. Ныне Гао-чан покорился, и отправлен посланник для принятия. Проход жужаньцам пресечен, и неприязненные сношения не могут быть произведены. Рассеянные небольшие толпы иногда делают нападения и задерживают царских гонцов. Это преступление вне прошения» [Бичурин, 1950, т.1, с. 217-218]. Послание табгачского императора Сюань-ву, по нашему мнению, еще раз свидетельствует о международном признании первого государства хойху, его государственного суверенитета, выражающегося в верховенстве и независимости государственной власти.
В  516 г., как пишет китайская хроника Вэйшу: «Мивоту дал сражение с жужаньским государем Чэуну (Фуби-ханом по Ганму) и попал в плен. Чэуну привязал его обеими ногами к спине клячи и убил тряскою, покрыл головной его череп лаком и употреблял вместо сосуда для питья» [Бичурин, 1950, т.1, с. 218].
Подвластное Мивоту племя или племена нам неизвестны, видимо, при-знали себя вассалами эфталитов. Средневековая китайская хроника Вэйшу пишет: «Народ Миовотуева аймака ушел к Иданю» [Бичурин, 1950, т.1, с.217-218].
Через несколько лет эфталиты (идань – по-китайски) узнали, что млад-ший брат Мивоту под именем Ифу возвратился в орду и отправил табгачскому императору поздравительное послание. Табгачский император Китая в ответе признал хойхуско-гаогюйского государя  титулом – Чжень-си, Гянь-гюнь, Си-хай-шань, Кхай-го-гун, Гао-гюй-ван» [там же, с.218]. Титул «ю-гун» и «ван» свидетельствуют, что Ифу правит государством. Слово «го» по-китайски значит «государство».
Хроника Вэйшу описывает в государстве (орде), основанном Афуч-жило и Цюнки с 552 по 540 гг. следующее: «Ифу дал сражение с жужаньцами и возвратился разбитым; почему младший его брат Юегюй убил его и сам вступил на престол. В правление Тьхянь-пьхин, 534-537, сам Юегюй был разбит жужаньцами, а Биди, сын Ифуев, убил Юегюя, и сам вступил на престол. В правление Хин-хо, 540 [539-542], Биди был разбит жужаньцами. Кюйбинь, сын Юегюев, бежал от жужаньцев к восточному Дому Вэй. Ци Шень-ву, желая привлечь отдаленных иностранцев, представил государю, чтоб облечь Кюйбиня в достоинство гаогюйского государя и дать ему титулы. Но Кюйбинь вскоре умер от болезни  [там же, с. 219].
Образованное в 487 г. первое государство хойху-гаогюй в 540 г. н.э. прекратило свое существование. Вскоре прекратили существование (553 г.) и сюзерены (повелители) хойху-гаогюйцев аварское государство.
В первое государство хойху, вероятно, входили не все хойху-гаогюйские племена, а лишь часть племен. Какие племена, источники умалчивают, говорят только об одном племени «Фуфало».
Уйгурский автор Г.М. Исхаков в своей работе «Краткая история уй-гуров» пишет, касаясь IV в. н.э. о конфедерации хойхуских племен, считаем, что употребление слова «конфедерация» применительно к хойхуско-телэским племенам не очень точно отражает суть отношений между ними. Конфедерацией обычно называют форму государственного устройства, при которой государства, образующие конфедерацию, полностью сохраняют свою независимость, имеют собственные органы государственной власти и управления [БЭС, 2005, с. 520]. Конфедерация предполагает определенное единство либо в государственном, либо в общественном устройстве при наличии независимости в решении тех или иных задач. Что мы видим у хойхуских племен? Кроме того, что они произошли от дили, общих языка и тотема – быка - нет никакого единства. Несколько племен существовали в откочевках, т.е. в других местах обособленно и даже образовывали государства. Афучжило, Цинки, но эти государственные образования никогда не охватывали всех племен телэ-хойху максимум четыре поколения. Поэтому говорить о конфедерации, по нашему мнению, нельзя, как это делает Г.М. Исхаков [Исхаков, 1991, с.88].
Вопросу о государственности у гаогюй-теле-уйгуров посвятил свои работы известный ученый А.Г. Малявкин, он, в частности, совершенно справедливо пишет о первом уйгурском каганате, существовавшем в VII в. [Малявкин, 1980, с. 118-120], и о втором уйгурском каганате (745-840) [Малявкин, 1984, с.27]. Правда, он умалчивает о государстве гаогюйцев, создавших под руководством Афучжило в Джунгарии и части Восточного Туркистана государство, и в начале VII в. государство сйеяньто. Аналогичной позиции придерживается и известный уйгуровед А.К. Камалов, утверждавший, что первый Уйгурский каганат существовал в 647-689 гг., а второй - в 744-840 гг. [Камалов, 1990, с.6], [Камалов, 2001, с.7]. Этого вопроса коснулся Г.М. Исхаков [Исхаков, 1991, с. 102-129], считавший Уйгурский каганат единственным государственным образованием уйгуров.
Подход А.К. Камалова и Г.М. Исхакова к истории племен ди-телэ-гаогюй-хойху можно понять. Г.М. Исхаков, А.К. Камалов и другие исто-рики, пишущие на тему уйгуров, явлюятся современными этническими уйгурами и к племенам ди-телэ-гаогюй-хойху относятся, возможно, как к чужим. И такое поведение уважаемых профессоров неудивительно. Хроника Таншу пишет: «Предки Дома ойхор [хойху] были хунны. Они обыкновенно ездили на телегах с высокими колесами; почему при династии Юань-вэй [c 386 г.] еще называли их Гао-гюй или Чилэ, ошибочно превращенное в Тйело. Поколения их суть: Юаньгэ, Сйеяньто, Кибиюй, Дубо, Гулигань, Доланьгэ, Пугу, Байегу, Тунло, Хунь, Сыгйе, Хусйе, Хигйе, Адйе, Байси, всего пятнадцать поколений. Они рассеянно обитали по северную сторону Великой песчаной степи» [Бичурин, 1950, т.1, с. 301].
Племя Юаньгэ названо лишь первым из пятнадцати племен, переселив-шихся на север Монголии из Ордоса и Шаньси, вероятно, в страхе за свою жизнь, чтобы не оказаться между табгачами и муюнами в борьбе (войне) за обладание Северным Китаем.
Но хроника Таншу далее пишет, что племя Юаньгэ есть Хойху. До-словно звучит: «Юаньгэ, т.е. хойху, еще называлось Уху, Угэ; при династии Суй называлось Вэйгэ» [там же, с. 301]. Буквально следующее предложение опровергает предыдущее, где хойху состоит из пятнадцати племен после переселения на север Монголии. Объясняется такое противоречие, вероятно, тем, что хроника Таншу, возможно, написана во времена Уйгурского каганата, т.е. после 744 г. до 840 г., где уйгуры-югуры были главенствующим племенем и своим названием покрывали все другие хойхуские племена. Тотемное название этноним «уйгур-югэр-ухэр – бык (монг.)» заменило все другие племена. Среди пятнадцати племен были племена с другими тотемами, например, пугу, тотем которых, вероятно, «буго – олень, изюбр» [Лувсандэндэв, 1952, с.82] и по-монгольски и по-киргизски (тюркски), «бугу – самец оленя или марала» [Юдахин, 2012, с. 154].
При таких обстоятельствах не мудрено, что уважаемые профессора чу-точку запутались и писали книги, не полностью освещая длинный историче-ский путь ди-теле-гаогюй-хойху, возраст которых, возможно, чуть старше египетских пирамид.


ГЛАВА 15. ЮЖНЫЕ ХУННУ (юйвынь, дуань, ашина)

В I в. н.э. единое государство Хунну окончательно разделилось на три части: северную, южную и западную.
Влияние части шаньюев на западную часть, где проживали хунну-дулаты, киргизы, зависимые от хунну иранские племена и др., вероятно, были невелики даже в период могущества государства Хунну,  возможно, из-за отделенности западных территорий.
В I в. до н.э. государство Хунну дало трещину и начало клониться к закату и окончательно центральное правительство шаньюя разделилось на две части. Северная часть осталась независимой, а южная потеряла суверенитет  и стала вассалом китайского правительства, было это в 25 г. н.э., т.е. в I в.н.э.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу пишет, что до 215 г.н.э. у южных хунну было двадцать шаньюев. Последний шаньюй Хучууцань вступил на престол в 195 г. В 215 г. Хуннуский Западный Чжуки-князь Кюйби охранял китайского императора. Шаньюй Хучууцань приехал к императору Цао-цао, который удержал его в Йе, а западного Чжуки-князя Кюйбия отправил для управления его ордою [Бичурин, 1950, т.1, с. 138]. По сути шаньюй Хучууцань был низложен. После южные хунну потеряли мизерный суверенитет, который у них был. Так бесславно закончилась государственность у южных хунну, они окончательно стали частью Китайского государства.
Несмотря на потерю своего суверенитета, южные хунну продолжали существовать как этнос и делали шаги к восстановлению царствования в северном Китае вплоть до первой трети IV в. н.э. В это время северные хунну разгромили ираноязычный народ аланов (разновидность массагетов) и, форсировав р. Волга, встретились с германоязычными готами, ругами (русами), со славянами. С последними, вероятно, заключили побратимский договор. Также северные хунну встретили многочисленные угрофинские племена, которые проживали чуть севернее в лесной и таежной полосе Восточной Европs. До начала Великого переселения народов оставалось примерно полвека.
Средневековый китайский сборник летописей Тунцзянь-Ганму пишет о двух Домах южных хуннов, боровшихся между собой и с сяньбийцами, кратковременно царствовавших в северном Китае: «Лю Юань, по проименованию Юань-хай, был сын Восточного Чжуки-князя Лю-Бао. Еще в детстве обнаружились в нем необыкновенные дарования. Воспитываясь при китайском Дворе, он приобрел большие успехи в китайской словесности; как военный обучался и тактике, имел большую силу, исполинский рост. В 279 году, по смерти отца, поставлен начальником восточного аймака, а в 290 году определен главнокомандующим всех пяти хуннуских аймаков, размещенных внутри северного Китая. С 290 года в царствующем  Доме Цзинь начались семейные раздоры, которые оканчивались убийством, а с 300 года завязалась кровопролитная война между князьями царствующего Дома, и смятение разлилось по всему Китаю. В сие время начальники пяти хуннуских аймаков предприняли оружием возвратить утраченные права, и на общем собрании в 304 году объявили князя Лю Юань-хай Великим шаньюем. Лю Юань-хай в сем же году объявил себя государем с титулом Ван, и дал своей династии название Хань [ниже переименована в Чжао] и открыл войну с Китаем. В следующем году перенес столицу в Пьхин-ян-фу, и объявил себя императором. В 310 году скончался и сын его Лю Хо вступил на престол. Князья внушали ему подозрение на младшего брата Лю Цун и напали на него в лагере, но не успели в предприятии: напротив, войска князя Лю Цун ворвались в дворец и убили Лю Хо. Лю Цун вступил на престол по нем. В 311 году хунны взяли обе китайские столицы Хэ-нань-фу и Си-ань-фу; а после сего воевали с переменным счастием; почему со всеми силами об-ратились на север; но здесь полководец их Лю Ио претерпел великое поражение от сяньбийского Тобы Илу. Лю Цун скончался в 318 году: сын его Лю Цань вступил на престол. Сей государь предался утехам; почему Цзинь Чжун, замысливший овладеть престолом, убил его; некоторым отсек головы на площади и объявил себя государем с титулом Ван; но в конце года и сам убит от своих сообщников. Князь Лю Ио прибыл из Си-уань-фу и вступил на престол. В 319 году он перенес столицу в Си-ань-фу, и династии своей принял название Чжао. Между тем полководец его Ши Лэ объявил себя государем с титулом Ван, династию свою назвал младшею [Хоу] Чжао, а столицу утвердил в восточной половине северного Китая и городе Шунь-да-фу. Сим образом северный Китай разделился на два государства, оба под владеним южных хуннов. Желтая река была рубежом между ними. Лю Ио в 323 году довершил свои завоевания на западе, между тем Ши Лэ то же сделал на востоке. В 327 году Лю Ио и Ши Лэ начали войну между собою, и продолжали ее с переменным счастием до 328 года, в котором Ши Лэ, победив Лю Ио под стенами города Хэ-нань-фу, убил его. В следующем году Ши Ху, по поражении хуннов в Шан-ин, взял в плен наследника Лю Сю с 3000 князей и вельмож из хуннов и всех предал смерти. Здесь совершенно пресекся Дом Хуннов, царствовавших на юге в северном Китае. Царствование их продолжалось 26 лет. [На смену его пришло второе цар-ство южных хуннов под названием младшего дома Чжоу, основанного домом Ши].
Ши Лэ родом был хунн сделался полководцем, а в 330 году объявил себя императором. Под его владычеством находился почти весь северный Китай. Он умер в 333 году; сын его Ши Хун вступил на престол: но брат Ши Ху заточил сего государя. В конце 334 года Ши Хун низведен с престола, а Ши Ху объявил себя правителем государства. В 338 он победил сяньбийского князя Дуань Ляо, и завоевал земли его в Шунь-тьхянь-фу и Сюань-хуа-фу [область Пекина]: но Муюн Хуан, другой сяньбийский князь, вероломным образом разбил войско его, посланное для принятия поддавшегося  Дань Ляо: почему Ши Ху в 340 году вступил во владения Муюна Хуан с полумиллионом войска. Муюн Хуан зашел в тыл ему, истребил военные и съестные припасы, и тем ниспроверг его предприятие. В 349 году Ши Ху объявил себя императором; но чрез три месяца умер. Пред смертью государя Ши Ху государыня Лю Шы, воспользовавшись помрачением его ума, произвела замешательство при Дворе и по смерти его объявила государем сына своего Ши Ши. Но князь Ши Цзунь убил Ши Ши с матерью, и сам вступил на престол. Князь Ши Минь ревностно содействовал ему к получению престола, за что Ши Цзунь дал слово объявить его наследником по себе: но по достижении желаемого объявил наследником сына своего Ши Минь. Князь Ши Цзянь открыл сию тайну, и Ши Минь, как верховный полководец, приказал войску взять Ши Цзунь с наследником Ши Янь под стражу, и потом обоих предал смерти, а князя Ши Цзянь возвел на престол. Сей государь видел, что Ши Минь опасен для него, и хотел погубить его. Ши Минь отразил двукратное нападение и наконец взял Ши Цзянь под стражу. В 350 году он убил сего государя, и объявил себя императором. В 352 году он пошел на север против Муюна Цзянь, овладевшего Пекином: но взят в плен на сражении, и предан казни. Сим образом рушилось второе царство южных хуннов в северном Китае, продолжавшееся 22 года под названием Младшего Дома Чжао. Сяньбийский Дом Муюн заступил место его» [Бичурин, 1950, т.1, с. 139-141].
В 1989 г. опубликована работа В.С. Таскина «Материалы по истории кочевых народов в Китае III-IV вв.». Во введении своей работы он, рас-сматривая этногенез цзе, пишет: «По многочисленным прямым и косвенным и свидетельствам цзесцы составляли одно из сюннуских кочевий и выделились из кочевья цянцзюй, упомянутого в Цзиньшу среди 19 других кочевий, живших на территории Китая. Можно высказать предположение, что этноним цяньцзюй связан с именем Циньцзюя, шаньюя южных сюнну, занимавшего этот пост с 179 по 188 г. В «Вэй-шу» указывается: предки Ши Лэ относились к отдельному суннускому кочевью, рассеянно жившему в округе Шандан, в уезде Усян в местности Цзеши, по названию которой их стали называть цзескими хусцами». Следовательно, этноним цзе связан с названием местности Цзеши (современный уезд Юйшэ в пров. Шаньси), и таким образом, цзе – это лишь географическое определение, а не самоназвание кочевья. Под хусцами в источниках обычно имеются в виду сюнну» [Таскин, 1989, с. 6-7].
«Многочисленные прямые и косвенные свидетельства» В.С. Таскина свелись к двум предположениям: 1) шаньюй южных хунну Цянцай, пра-вивший с 179 по 188 год н.э., был предком вышеупомянутого Ши Лэ, и этноним цзе связан с «географичеким определением» местности Цзеши, откуда родом Цянцай; 2) ху (хусцы, так в китайских источниках называются хунну). Первое предположение, что предок Ши Лэ был шаньюем южных хунну, вроде бы подтверждает, что цзе – это один из этнонимов подразделения хунну. Но сам В.С. Таскин перечисляет деления на следующей странице в числе «пяти кочевых племен: сюнну, цзе, сяньби, ди и Ян, которые поочередно захватывал китайские земли, создавая на них собственные государственные образования…» [Таскин, 1989, с. 8-9]. Если цзе – это есть хунн, зачем им упоминаться отдельно? Видимо, все-таки цзе были народ или племя самодостаточное, что они могли свое отличие выразить наряду с остатками хунну, сяньби и т.д. Поэтому цзе мы считаем самостоятельным монголоязычным народом (племенем) с достаточно выраженной национальной (племенной) идентификацией. Второе предполо-жение В.С. Таскина – «под хусцами в источниках обычно имеются в виду сюнну» - явно ошибочное, под ху китайцы подразумевали также дунху (предков монголов) и даже ираноязычных и тюркоязычных [Бичурин, 1950, т.1, с. 45].
Имея подобное доказательство идентичности цзе с хунну, В.С. Таскин пишет: «Вряд ли есть необходимость приводить другие многочисленные примеры, подтверждающие, что китайцы относили цзюсцев к сюнну, но нельзя пройти мимо одного чрезвычайно важного лингвистического свидетельства, которое помогает определить этническую принадлежность как самих цзесцев, так и сюнну, к которым они относились, речь идет о фразе, сказанной на языке цзесцев уроженцем Индии, буддийским монахом Фоту Дэном, служившим Ши Лэ и занимавшимся распространением буддизма в Китае. К этой единственной дошедшей до нашего времени фразе якобы из языка сюнну даются значения входящих в нее слов и предлагается общий перевод. В 328 г. вспыхнула война между Ши Лэ и Лю Яо, императором династии Ранняя Чжао. Разбив войска Ши Лэ при Гаохоу, Лю Яо подошел к Ляну и осадил лежавший близ него уездный город Цзиньюн. Ши Лэ хотел выступить на помощь Лояну, но сановники убеждали его не делать этого. Тогда Ши Лэ обратился за советом к Фоту Дэну, который, ссылаясь на звуки, издаваемые колокольчиками на пагоде, сказал на языке цзесцев: «Сючжи тилиган Пугу цзюйтудан».
Согласно имеющимся объяснениям, сючжи означает «войска», тилиган – «высылать», «двинуть», пугу – хуское название, которое носил Лю Яо, а цзюйтудан – «схватить», «поймать». Дается и перевод всей фразы: «Двинете войска – поймаете Лю Яо».
Как указывает И.Н. Шервашидзе, известны три главные попытки интерпретации этого текста, основанные на предположении его тюркоязычной принадлежности: Ramstedt, 1922:
Suka tal’igan
Bugug tutan!
Иди войной
[И] плени богю!»
Bazin, 1948:
Sug tagiti idgan
Boguy y tatgan!
«Пошлите армию в атаку
[И] плените полководца!»
Von Fabain, 1949:
Sarig tilitgan
Buyie kotuzkan
«Ты выведешь войско,
ты увидешь оленя»
И.Н. Шервашидзе, 1986:
Suka tol’iqtin
Buquy qodigo(d)tin
«К войску ты вышел,
Букуга низложил»
Как видим, каждый интерпретатор имеет достаточно веские основания связывать две фразы, сказанные Фоту Дэном, с древнетюркским языком» [Таскин, 1989, с. 7-8].
В приводимых В.С. Таскиным примерах нет перевода, сделанного на основе монгольского языка венгерским ученым Б. Мункачи: «Войска завоюет, всех убьет». Его вариант имеет больше смысла, чем все переводы приверженцев тюркского происхождения хунну» [Munkachi, 1903, с. 240-253]. Этот перевод отличается осмысленностью переводов, имеющих «достаточно веские основания связывать две фразы, сказанные Фоту Дэном, с древнетюркским языком». Особенной «осмысленностью» отличаются переводы, сделанные И.Н. Шервашидзе в 1986 г. Событие, которое должно произойти в будущем, описано в прошедшем времени, перевод  Von Fabain, 1949 г.: Ты выведешь войско, ты уведешь оленя». Зачем, спрашивается, выводить войско, чтобы уводить оленя? В данном случае речь идет о войне, которую затеял Ши Лэ и Лю Яо в 328 г. н.э., речи об уводе оленей быть не могло ни в реальном, ни в мистическом значении.
Н.Я. Бичурин, переводя средневековый сборник летописей Туньцзянь Ганму, который писал в том числе о южных хунну, сделал «прибавление» о южнохуннуском поколении (племени) Юй-вынь и, вероятно, о смешанном поколении южных хунну с сяньбийцами – Дуань.
Н.Я. Бичурин в примечании в Юй-вынь писал: «Юй-вынь есть монголь-ское слово Юйвынь, но пишется раздельно, потому что китайцы в свое время усвоили сие прозвание себе [т.е. употребляли это двойное имя (знак) в качестве фамилии]. Владения Дома Юй-вынь были не обширны; он занимал только северо-восточные пределы нынешнего карциньского аймака» [Бичурин, 1950, т.1, с. 208].
Тунцзянь Ганму пишет о поколении (племени) Юй-вынь следующее: «Юй-вынь Мохуай из хуннов вышел из-за укрепленной линии в Ляо-дун. Его предки принадлежали к дальним родственникам южного шаньюя. Они из рода в род были старейшинами в восточном аймаке. Язык из нарочито разнился от сяньбийского. Мужчины стригли волосы и оставляли только на макушке вместо головного убора. Если вырастали на несколько дюймов, то снова остригали. Женщины одевались в платье длиною до пят, а короткого не имели. Осенью собирали головы черных птиц, ву, чтоб составлять яд для охотничьих стрел. Мохуай бесчеловечно поступал с своими людьми; почему они убили его, а старейшиною поставили младшего его брата Пубо; по смерти Пубо поставлен сын его Кобулэ, который был женат на дочери императора Пьхин-вынь-ди. По смерти Кюбулэ сын его Мохой поставлен старейшиною. Подлинное его имя было Фаньдаоухой. Мохой послал младшего своего брата Гюйюня на Муюна-хой, но Муюн-хой разбил его. Еще из другого поколения послан был Соянь напасть на Муюна-хой в городке Цзи-чен, но Муюн-хой разбил и Сояня, в 302 году. В сие время Мохоев аймак считался сильным, и Мохой сам себя объявил Шаньюем. Заграничные поколения боялись его. По смерти Мохоя, сын его Сунниянь поставлен. Он с своим войском пошел на Муюна-хой в Цзи-чен. Муюн-хань, сын Муюна-хой, прежде с своим отрядом стоял за городом. Сунниянь сказал своим офицерам: Хань известен своею отважностью и храбростью: он будет опасен для нас; надобно прежде взять его, а город не стоит заботы. И так он отделил несколько тысяч конницы или внезапного нападения на Ханя. Меж-ду тем Хань, услышав это, научил человека, чтоб он, ложно назвавшим посланником от Дуань-Мобо, явился к Суннияню и сказал ему: «Хань несколько раз озабочивал меня, и давно помышляю уничтожить его. Я получил известие, что ты идешь оружием усмирить его; я очень радуюсь. Надобно двумя орогами рано выступить на Ханя, поставить засаду и ожидать». Сунниянь  поверил сему, и без предосторожности прямо пошел. Когда дошел до засады, то Хань взял его в плен, и наскоро известил Муюна-хой. И так Хань, пользуясь победою, пошел вперед и к заре прибыл на место. Муюн-хой со всей стремительностью соответствовал ему. Сунниянь немедленно вступил в сражение с ними, и только что завязалось дело в авангарде, как Хань уже вошел в его лагерь и зажег его. Войско совершенно рассеялось. Сунниянь один обратно ускакал, а войско его все взято в плен. Сунниянь и сын его от Песчаной степи на север считались воинами. Прежде он нашел императорскую печать с тремя шнурами, и, сказывая, что это небом ему указано, всегда превозносился; а ныне, как был разбит, с уни-женными выражениями и множеством вещей отправил посланника в Чжао-ди с данью. Император похвалил его, и выдал за него дочь свою. По смерти Суннияня поставлен сын его Кидэгуй, который опять с оружием пошел на Муюна-хой, но Муюн-хой остановил его. В третие лето импераора Хой-ди, 319, Кидэгуй остановился в окопе при реке Жао-шуй, укрепился валом и не вступал в сражение, а отправил старшего своего брата Сибадуя напасть на Муюна-жень, сына Муюна-хой, в сосновом бору. Жень принял сражение, и убил Сибадуя. Муюн-хой еще напал на Кидэгуя, и одержал победу. Кидэгуй один в ночи ускакал, а войско его все взято в плен. Муюн-хой, пользуясь победою, быстро пошел вперед, вступил в его резиденцию, получил множество запасов и имущества, взял несколько десятков тысяч семейств, и пошел в обратный путь. Прежде всего вышла из моря большая черепаха, и высохла в Пьхин-кхо. Ныне, как Кидэгуй был разбит, из другого поколения Идэгуй убил Кидэгуя и объявил себя владетелем. Он вел войну с Муюном Хуан и отправил против него своего министра Мохуни: но Мохунь, предавшись пьянству и звериной ловле, был разбит Муюном Хуан, и потерял до 10 000 человек убитыми. В восьмое лето правления Хинь-го, 33, Муюн Хуан  пошел войною на Идэгуя; Идэгуй сам выступил против него, но был разбит, и лишился храброго предводителя Шеиганя. Идэгуй далеко ушел на Песчаную степь на север и потом бежал в Гаоли. Муюн Хуан более 5 000 юрт из его поколения перевел в Чан-ли. С сего времени владение Дома Юй-вынь уничтожено» [Бичурин, 1950, т.1, с. 208-110].
Тунцзянь Ганму рассказала, как было уничтожено в 333 г. н.э. племя из южных хунну, Юйвынь. Далее идет повествование о поколении (племени) Дуань. Н.Я. Бичурин в примечании пишет: «…Дуань прозвание Цзюлучюань имя; по происхождению был сяньбиец» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 210].
Тунцзянь Ганму повествует о Дуани:  «Тухэский Дуань Цзюлугюань вы-шел из Ляо-си. Предок его Жилугюань за возмущение продан в неволники в Юй-ян в дом Кужугуаня. Кужугуань просил старейшин собраться в Ю-чжеу. Собравшиеся все имели при себе плевальницы; только у Кужугуаня не было ее; почему он плюнул в рот Жилугюаню. Жилугюань проглотил плевок, и, обратясь к западу, сделал поклонение и сказал: благодарю, что разум и счастие господина моего проникли в мое чрево. После сего в Юй-ян случился большой голод. Кужугуань поручил Жилугуаню вести людей в Ляо-си для снискания пропитания и там собирать беглых и изменников. Сим образом Жилугюань сделался сильным. По смерти Жилугюаня поставлен младший его брат Кичжень; по смерти Кичженя поставлен сын его Умучень. Это был отец Цзюлугюанев. Заняв страну Ляо-си и признав себя вассалом Дома Цзинь, он имел под собою до 30 000 семейств, от 40 до 50 000 конницы. В царствование Мо-ди, Ван Сюнь, начальник области Ю-чжеу, очень расположен был и Дуаньским за многие услуги их, и представил Двору, чтобы дать Умученю княжеское достоинство Ляо-си-гун с присовокуплением печати великого шаньюя. В 302 году, Умучень по предложению Ван Сюнь, ходил с 10 000 конницы на Ши-дэ в Чан-шань, и совершенно разбил его под Фын-лун-шань. По смерти Умученя поставлен Цзюлугюань. Цзюлугюань с младшим братом своим Пиди и двоюродным братом Мобо с 50 000 конницы окружили Ши-лэ в Сян-го; в 312 году Ши-лэ, обозревая окрестности с городской стены, увидел, что предводители и ратники в неприятельском стане, сложив оружие с себя, спали без всякой предосторожности; почему Ши-лэ, пользуясь их беспечностью, выбрал храбрых  и сильных ратников, вышел из города сквозь пробитое в стене отверстие, и, устремившись на Мобо, взял его в плен. Он посадил Мобо на диван, пил, ел с ним и до крайности веселился; потом условился считаться с ним как отцу с сыном, заключил клятву и отпустил его. Как скоро Мобо освободился, то Цзюлугуань пошел с войском обратно и более не думал об отмщении. Ван Сюнь возвратился в Ляо-си. Мобо очень был признателен за то, что Ши-лэ не погубил его. По смерти Цзюлугюаня сын его остался малолетен. Пиди с Лю-Кюневым преемником Лю-Кюнем отправился на похороны; но Пиди скрытно поворотил, чтобы, убив дядю своего Юйлиня и Мобо, овладеть княжеством их. Мобо узнал об этом, и отправил войско против Пиди. Лю-Кюнь попался в плен ему, а Пиди ушел и возвратился в Ги; но, опасаясь, чтобы Лю-Кюнь не поймал его самого, позвал его к себе на пир, и отравил, Пиди, как скоро убил Лю-Кюня, начал войну с Юйлинем и Мобо. Аймак разделился, и Пиди, желая соединить народ, перешел в Шан-гу, где занял крепкое место Гюнь-ду, чтоб противостать Мобо. Пьхин-вынь-ди, получил известие об этом, скрытно собрал отборную конницу, чтобы на-пасть на Пиди. Пиди от страха бежал на юг, в Лэ-лин. После сего Ши Ги-лун, посланный полководцем Ши-лэ, разбил Дуань-Выньяна в Лэ-лин и взял его в плен: почему Пиди с своими людьми и укреплениями покорился Ши-лэ; а Мобо объявил себя губернатором в области Ю-чжеу, и расположился в Ляо-си. По смерти Мобо вельможи поставили государем Хуляо, младшего брата Жилугюанева. В царствование Лйе-ди даны Хуляо и брату его Юйланю разные китайские титулы. В первое лето правления Гянь-го [Цзяньго 338-376 государства Дай], 338, Ши Ги-лун пошел на Хуляо в Ляо-си. Хуляо бежал к горам Пьхин-ган-шань, потом  поддался Муюну-хуан. Муюн-хуан убил его. Юйлань бежал к Ши ги-лун, и привел с собою 5 000 сяньбийцев, с которыми поставлен в Хэ-чжы. По смерти Юйланя сын его Кхань заступил его место; во время сметений, произведенных князем Жань Минь [вариант Жи Минь], Кхань с своим народом переселился на юг, и после сего овладел страною Ци. Муюн-цзинь послал младшего своего брата Сюань-гунь на Кханя в  Гуан-гу. Сюань-гун взял его в плен и препроводил в Ги, где Муюн-цзюнь вытравил ему глаза и убил, и сверх того, смерти предал более 3 000 спутников его» [Бичурин, 1950, т.1, с. 210-212]. 
С уничтожением в 333 г. Юй-выней и в 338 г. Дуаньского Кхая с его племенем южные хунну совсем не исчезли, т.е. род южных хунну еще продолжился в смешанном племени Ашины. Мы выше рассказывали чи-тателю, а сейчас напоминаем, что этноним «Ашина» переводится с монго-лоязычия как «волк – шоно» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.2, с. 617] с префиксом «А», означающего «благородный». На киргизском (тюркском) языке «ашина-шоно» значения не имеет.
Считаем наиболее правильным перевод этнонима «турк» с монголоязычия, а не с монголо-турецкого «торо – родить». На монгольском языке «турк» означает «тургэн – быстрый, скорый, спешный» [Лувсан-дэндэв, 1957, с. 432], отсюда множественное число «тургут». По-западнобурятски «тургэдэшэ» (очень близко с «тюргеши») означает забо-леть «шаманской болезнью».
Н.Я. Бичурин пишет: «Ориенталисты западной Европы пренебрегли уверением китайской истории, а обратили внимание на созвучность тугю с тюрки, и приняли в основание, что монголы, известные под народным названием дулга, были тюрки; а как предки дулгаского Дома происходили из Дома хуннов, то хунну были народ тюркского же племени. Сие-то смешение монголов с тюрками повело ученых западной Европы к превратным понятиям о народах монгольского племени, обитавших в Средней Азии в древние времена» [Бичурин, 1950, т.1, с. 220].
Схожесть слов «тугю-тургут-турки» несомненна. Западноевропейские и значительная часть наших ученых, живших после Н.Я. Бичурина, придерживалась иной точки зрения, считая «тугю» тюрками, и они были правы. В настоящее время это общепринятая точка зрения и ни у кого не вызывает сомнения и считается, что «тугю-тургут-турки» всегда были тюркоговорящим народом. Никто, за исключением единиц, не исследовал ономастику древних и раннесредневековых слов тугю-тургутов. Исследо-вание языка тугю-тургутов ученые, как правило, начинают с Орхонских памятников, а это VIII в. н.э. На каком языке говорили древние и ранние средневековые тугю-тургуты, они не задумывались и экстраполировали язык VIII в., т.е. язык уже развитого Средневековья на более ранние времена.
Н.Я. Бичурин, как мы видим, был в интерпретации слова «дулга» не прав. В целом его взгляды не утратили своего значения до настоящего времени и вряд ли потеряют его когда-либо.               
Н.Я. Бичурин, критикуя ориенталистов (востоковедов) Западной Ев-ропы, обвинял их, что они считали тугю (тугю – кит. произношение слова турк) – это турк. Сам Н.Я. Бичурин отождествил слово турк с монгольским словом дулга, означающем шлем. На киргизском (тюркском) языке шлем имеет сходное с монгольским звучанием «туулга – шлем» [Юдахин, 2012, с.961].
По нашему мнению, Н.Я. Бичурин ошибался, как и большинство российских историков и лингвистов, считавших, как А.Н. Кононов и др., что слово «турк» восходит к слову «тооро – родить» [Кононов, 1958, с. 14].
По нашему мнению, этноним «турк» сближаем с монголоязычным сло-вом «тургэн». Поскольку родоначальник южнохуннуского племени Ашина, по утверждению М.В. Воробьева, был шаманом [Воробьев, 1994].
М.В. Воробьев, знавший китайский язык и работавший с китайскими источниками в оригинале, о религии тургутов пишет: «Религиозные представления в отрывочных фразах китайских летописей безусловно ориги-нальны. В 500 ли к западу от гор Дугинь, где располагалась резиденция кагана, находилась другая высокая гора, лишенная какой-либо раститель-ности. Она олицетворяла Бодын-инли – духа-покровителя страны. Можно предположить, что она пользовалась почитанием всех тюрок, хотя жертвоприношения и пр. могли совершать особые жрецы. Сам каган вместе с приближенными ежегодно приносил жертву в пещере предков кагана. (Напомним, что по одному из вариантов мифа, пещера играла важную роль в жизни родоначальника Ашина). Церемониал восшествия на престол кагана указывает, что глава клана Ашина был шаманом (выделено – Ш.А.С.). С ориентировкой на гору Дугинь связано и почитание востока – солнца, к которому был обращен вход в юрту кагана. Наконец, в среднюю декаду 5-й луны каган вместе со всеми ежегодно на реке приносил жертву духу Неба (Тенгри). Это подлинное коллективное моление» [Воробьев, 1994, с.314].
Н.Я. Бичурин, переводя средневековые китайские хроники Чжоушу и Суйшу, вставил в самом начале отд. IV «Тугю» своей итоговой работы «Собрание сведений…» легенду о происхождении тургутов-турков. Но легенды и мифы вряд ли могут служить историческим источником. Мы опустим этот миф, тем более сам Н.Я. Бичурин в  примечании пишет: «…что рассказ о предках есть баснословное народное предание» [Н.Я. Бичурин, 1950, т.1, с. 220], т.е. этот рассказ есть басня, другими словами, это есть сказка и вымысел.
Средневековые китайские хроники Чжоушу и Суйшу пишут: «…тукюеский Дом составился из смешения разных родов, кочевавших в Пьхин-лян; он прозывался Ашина. Когда Тхай-ву [440-451], император из Дома Вэй, уничтожил Цзюйкюя, то Ашина с 500 семейств бежал к жужаньцам, и, поселившись по южную сторону Алтайских гор, добывал же-лезо для жужаньцев» [Бичурин, 1950, т.1, с. 221].
Н.Я. Бичурин уточняет в примечании: «В 439 году [433-431]. Это было Цзюйкюй Мугянь, последний государь северного царства Лян» [там же, с. 221]. Племя-род Ашина состоял из смешения разных родов, вероятно, из южнохуннуских и сяньбийских. В 439 г. Ашина с 500 семействами, вероятно, тайно получив разрешение от авар (жужань-жужаней) бежал к ним.
Далее хроники Джоушу и Суйшу пишут: «…говорят, что предки тукюеского Дома происходит из владетельного Дома Со, обитавшего от хуннов на север. Старейшина аймака назывался Апабу» [там же, с. 221]. Т.е. предки тукюеского Дома (тургутов-турков) смешались, вероятно, с киргизами из  племени Со, хотя и так представляли смесь монголоязычных хунну и дунху.
Н.Я. Бичурин замечает: «Хотя в сказаниях есть разность, но во всех род тукюесцев произведен от волка» [Бичурин, 1950, т.1, с. 222]. Действи-тельно во всех легендах фигурирует волк. Вероятно, тотемом рода Ашина был волк – быстрый и умный зверь, с которым многие люди, не только турки, связывали свое происхождение, например, Ромул и Рим, основопо-ложники латинян (римлян), отстоящих от Пхин-лян примерно на 15 тыс. км.
Верно мнение известного российского этнографа В.Я. Никонова, считавшего тотем одним из основных названий рода или племени и писавшего: «Нередко названием рода или племени становилось слово, озна-чавшего его тотем. Тотем – явление природы, с которым члены рода или племени считают себя связанными сверхъестественным родством; чаще всего это животные (волк, медведь, орел, змея и т.д.) или растения, иногда – сила стихии (например, ветер)» [Никонов, 1970, с. 17].
Другой известный российский историк Л.Н. Гумилев писал: «Китайцы называли подданных ханов Ашина – Ту-кю. Это слово удачно рас-шифровано П. Пельо как «тюрк-ют, т.е. тюрки, но с суффиксом множественного числа не тюркским, а монгольским. В древнетюркском языке все политические термины оформляются монгольским множественным числом» [Гумилев, 1993, с. 22]. Л.Н. Гумилев ограничился констатацией факта, что древние тюрки оформляли политические термины монгольским множественным числом. Почему это происходило? Он не дает ответа.
Далее Л. Н. Гумилев, повторяя А. Н. Кононова, писал: «Само слово «турк» значит «сильный, крепкий». Согласно А. Н. Кононову, это  собирательное имя, которое впоследствии превратилось в этническое наименование племенного объединения. Каков бы то ни был первоначальный язык этого объединения, к V в., когда оно вышло на арену истории, всем его представителям был понятен межплеменной язык того времени – сяньбийский, т.е. древнемонгольский. Это был язык команды, базара, дипломатии. С этим языком Ашина в 439 г. перешли на северную окраину Гоби» [Гумилев, 1993, с. 48], [Кононов, 1949, с. 49].
Сам А. Н. Кононов в 1958 г. писал: «Слово тюрк (и) первоначально было политическим термином, возникшим из известного почти всем тюркским и монгольским языкам слова t;rk;n/t;rkin/t;rg;n/torgin и имевшим значение «родители и родня жены», «дом и семья кровных родственников» [Кононов, 1958, с. 14].
А. Н. Кононов, вслед за ним Л. Н. Гумилев и др., видимо, ошибаются, потому что «сильный» по-тюркски (по-киргизски, самый древний язык из тюркских) – «куч» [Юдахин, 1965, т. 1, с. 473], слово, весьма далекое от «турк». А слово «крепкий – кату, бышык, мыктуе, чыйрак [Абдулдаев, 2003, с. 97], тоже весьма далекое от слова «турк».
После открытия Ядринцевым в 1883 г. и прочтения датчанином Томсе-ном Орхонских памятников VIII в. н. э. почти все ученые-историки считают, что тугю – тургуты всегда говорили на языке, на котором общаются в настоящее время, хотя значительное количество слов орхонских памятников сохранилось в современных монгольских языках и отсутствует в современных тюркских языках.
Профессор В.П. Васильев в конце третьей четверти XIX в., как и    Н.Я. Бичурин, высказался, что тугю-тургуты говорили не на турецком: «Тукюесцы, или турки, основатели одного из величайших царств, сами сначала могли не говорить тем языком, который называли турецким – это так же возможно, как верно то, что татары-монголы, говорили не тем языком, который мы называем татарским» [Васильев, 1872, сентябрь, с.118]. Действительно, историко-ономастические исследования письменных источников, каковыми являются китайские династийные хроники Таншу, Чжоушу, Суйшу и др., показывают, что тугю-тургуты примерно до VIII в. н. э. говорили не на турецком, а на разновидности монгольского. Смешение тугю-тургутов с киргизо-хакасами (гэгуни в китайском прочтении) сделало их сначала двуязычными и с XIII  в. окончательно тюркским народом.
То, что тугю-тургуты до VIII в., были монголоязычны, затем дву-язычны, говорили на разновидностях монгольского и киргизского языков, свидельствует следующий факт: этноним «тугю» – это китайско-табгачское произношение монголоязычного слова «тургут-тургэн – быстрый, скорый, горячий» [Лувсандэндэв, 1957, с. 432], впервые оно упомянуто китайскими хрониками в табгачскую эпоху.
У киргизов есть созвучное слово с «тургут-тургун», означает «по-стоянно живущий житель» [Юдахин, 1965, с. 270], но у киргизов и вообще у тюрков нет окончаний множественного числа «-ут». Слова с окончанием «-ут» признак монголоязычности. Встречающееся у уйгуров и узбеков собственное имя Тургун, вероятно, монгольского происхождения от слова «тургэн» [Лувсандэндэв, 1957, с. 88], так же, как «бурхан – бог» [Лувсан-дэндэв, 1957, с. 88].
 Несмотря на то, что тугю еще в VI в. н.э. назывались тургутами с монголоязычным окончанием «-ут». С. Г. Кляшторный слово «тюрк» совершенно необоснованно называет согдийским, и при этом монгольское окончание множественного числа «-ут» сделал согдийским [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 84]. Сомнительно, чтобы С. Г. Кляшторный, не владевший ни одним тюркским или монгольским языками,  знал иранский.
Согдийский язык в настоящее время является мертвым, но, как из-вестно, он относился к иранской языковой группе индоевропеоидной семьи и множественное число на иранском и таджикском языках (на фарси и дари) выражается окончанием «-иё», «-он» или «-ён». Множественное число слова «турк» на иранских языках будет «туркиё», а множественное число слова «монгол» будет «моголиён». Иранские языки гораздо ближе к русскому языку, чем к алтайским, входят в одну индоевропейскую семью. По-русски окончание множественного числа «-ие», «-ы», а на фарси «-иё», «-он», «ён», С. Г. Кляшторный попросту предположил, когда написал: «Согдийцы передавали его как «турк», а согдийское множественное число – туркут, турки» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 84]. Далее он продолжает развивать чистейшей воды фантазию: «Согдийскую форму (во множественном числе) заимствовали китайцы (туцзюе – туркют), так первоначально дипломатические письменные сношения между тюрками и Китаем осуществлялись при посредстве согдийцев и согдийского языка» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 84-85]. Где он нашел дипломатическую переписку китайцев с тугю на согдийскм языке, С. Г. Кляшторный умал-чивает, существование такой переписки не подтверждается.
С. Г. Кляшторный признает, что термин «тюрк» сначала появился у китайцев и лишь «Затем термин «тюрк» фиксируется византийцами, арабами, сирийцами, попадает в санскрит, различные иранские языки, в тибетский» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 85]. Согдийцы, как известно, жили в районе нынешнего Узбекистана и говорили на разновидности иранского языка и лишь эпизодически появлялись в степях Монголии и в Китае. Зачем понадобилось тургутам сделать большой крюк, чтобы полу-чить от согдийцев свое название и передать табгачам в Северный Китай? Гораздо проще было табгачам получить название «тургут» непосредственно у тургутов и через жуань-жуаней, или через любое другое племя, живущее вблизи монгольских степей.
И главный вопрос, что означает слово «тургут-турк» на согдийском и вообще на иранских языках и почему тургуты называют себя монгольским словом «быстрые, проворные», С. Г. Кляшторный не дает ответа. Ничего не объясняет утверждение С. Г. Кляшторного о связи названия  «турк» с алтай-скими горами [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 76]. Не понятно, где он хочет найти этимологию слова «турк», его этнонимику, то ли в алтайских языках, то ли в легенде о происхождении тургутов. В этой связи известный российский историк Н. Н. Крадин предостерегает от использования фольклорных произведений в качестве исторического источника. Время в таких произведениях нереально и нет возможности восстановить действительную картину событий [Крадин, 2001, с. 55]. Сомнительно утверждение С. Г. Кляшторного, что китайцы заимствовали у согдийцев слово «туцзюе-туркют».
Этноним «тугю – тургут» венгерские ученые Вамбери и Мункачи, и поддерживавший их российский ученый-тюрколог А. Н. Кононов выводят из турецкого слова «тора», означающего «родить» [Юдахин, 1965, с. 260] и, как им кажется, означающего «человек». Во-первых, слово «торо-тора» не только тюркское, но и монгольское. По-монгольски «торо» означает так же, как и на тюркском, «родить, рожать» [Лувсандэндэв, 1957, с. 419], т.е. значения слов «тора-торох» совпадают, слово общее – монголо-тюркское, а не заимствованное не из одного из языков, потому что «торо» является основой около сотни монголоязычных слов. Во-вторых, употреблять слова «тора» в значении «человек» некорректно, потому что по-тюркски слово «человек» имеет совершенно другое звучание. Человек почти на всех тюркских языках звучит одинаково – «киши – киси» [Абдулдаев, 2003, с. 105], а слово «быстрый – тез, шар, ылдам» [Адулдаев, 2003, с. 192], а по-монгольски «человек – хун» [Лувсандэндэв, 1957, с. 574]. Некоторые  тюркские народы наряду со словом «киши – человек» параллельно употребляют иранское слово «инсон» в значении «человек» и никогда не употребляют слово «торо – родить» в значении «человек» и, думаем, никогда не употребляли, это предположение Вамбери, Мункачи, Кононова и Гумилева.
Этноним «тугю-турк-тургут», возможно, произошел по имени родона-чальника, которого звали Тургэн, а его потомство тургутами. Вероятно, тургутами – турками названы по внешнему признаку, т.к. были они довольно проворны и в меру предприимчивы, т.е. отличались быстротой действий и хваткостью. Переселиться с юга на север на поторы-две тысячи километров и заняться плавильным делом могли люди проворные, быстрые и хваткие.
Народов, носящих название по внешним приметам на земном шаре, достаточно много: папуасы-папува – курчавые; эфиопы – опаленные лица; лангобарды – длинные, высокие; бритты – пестрые, за раскрашивание  тела [Никонов, 1970, с. 24]; кунгираты – хунгрэт – легкие, т.е. люди, легкие на подъем [Шагдаров, Черемисов, 2010, с. 490]; торгоуты-торгот – шелковые, одевались в шелковую одежду, т.к. жили вблизи шелкового пути [Лувсандэндэв, 1957, с. 411].
Л. Н. Гумилев совершенно правильно пишет: «Слово «ашина» значимо «волк». По-тюркски волк – бури и каскыр, а по-монгольски шоно – чино. «А» – префикс уважения в китайском языке. Следовательно, «ашина» значит «благородный волк». Не подвергшееся китаизиции  слово сохранилось в арабской записи этого имени – Шанэ» [Гумилев, 1993, с. 22-23]. Л. Н. Гумилев под арабской записью имеет в виду произведение Масуди [Macoudi, 1861, р. 289]. Имам Абдуль-Хасан Али, известный под именем Масуди, жил в X в. спустя всего лишь четыре века после выхода турок на арену истории, возможно, тогда турки не забыли, что они были четыре века назад монголоязычными и говорили на нем вплоть до VIII в. Вызывает сомнение правильность версии С. Г. Кляшторного, Ю. А. Зуева и др., объясняющих этноним «ашина» хотано-сакским словом «аsана – синий, небесный».
Масуди, живший на 1100 лет раньше Ю. Л. Зуева и С. Г. Кляшторного наверняка обладал объективной информацией, у него не было необ-ходимости добавлять к слову «Шанэ» префикс и вряд ли он знал о существовании китайской династийной хроники Суйшу. Возможно, среди тургутов он встречался с людьми, знающими свое происхождение от тотемного «волка» и непосредственно общался с ними. В Х в. тугю-тургуты занимали часть территории современного Казахстана, Узбекистана и Туркменистана, т.е. на территориях, где побывал Масуди.
Известный казахстанский историк Ю. Л. Зуев в автореферате кандидат-ской диссертации писал: «…при разборе слова Ашина (среднекитайское звучание (;;- (si-n;)<*;;an; ~* ;;n;), имени одной из жен Дулу, фамилии ее сына, основавшего династию тюрков-ашина. Оно безупречно сопоставляется с упомянутым хотано-сакским ;;;n; «синий», «небесный», представляющим несомненный вариант этнонима асман…
Правомочность данного сопоставления надежно поддерживается  текстами древнетюркских рунических надписей, в которых династийные тюрки каганата (известные у хронистов под именем ашина), обозначены термином «к;к - синий, небесный, являющимся калькой разнообразных асман и ашана (ашна)» [Зуев, 1967, с. 10].
Далее Ю.Л. Зуев, сторонник хотано-сакского происхождения слова «ашина», старается увязать свою версию о тотемном происхождении тугю-тургутов, что из этого вышло, будет сказано ниже. Ю. Л. Зуев писал: «Вопрос, на наш взгляд, значительно сложнее и связан он с мало изученной областью тотемистических представлений, реликты которых встречаются еще в раннетюркскую эпоху. Остатки тотемизма и породили большое число эвфимизмов, заимствований и калек. Поэтому отсутствие оригинальных терминов для обозначения животных является в равной степени доказательством того, что эти животные не только могли обитать в местах проживания древнейших тюрков, но и их образы были наполнены особым, культовым содержанием.
 Область тотемистических представлений оказалась, по-видимому, ре-шающей и в этнонимообразовании древнейших народов Центральной Азии. Зачастую встречается совпадение имени тотема и название племени» [Зуев, 1967, с. 13-14].
Кроме общих фраз о «заимствовании» и «калек» Ю. Л. Зуев ничего нового привнести не смог. Почему хотано-сакское слово было привнесено в тугю-тургутскую среду? Почему перевод (калька) стал этнонимом рода ашана? и т.д. У Ю. Л. Зуева ответов нет.
Л.Н. Гумилев далее пишет: «…ясно, что название «волк» имело для тюрок VI в. огромное значение. Китайские авторы считают понятие «тюркский хан» и «волк» синонимами, видимо, опираясь на воззрения самих тюркских ханов. Неслучайно сяньбийская царевна говорит про своего мужа, хана Шаболио: «хан по его свойствам есть волк»; и в инструкции при нападении на тюрков сказано: «Таковую должно употребить меру: гнать кочевых и нападать на волков». Золотая волчья голова красовалась на тюркских знаменах, и, наконец, в двух легендах о происхождении тюрок первое место принадлежит прародительнице – волчице» [Гумилев, 1993, с. 23].
А вот С. Г. Кляшторный, желая вывести род ашина из хотано-сакского языка, совершенно необоснованно пишет: «Поскольку и тюркские легенды, и собственно китайская информация связывают происхождение имени Ашина с родовой ономастикой автохтонного населения Восточного Туркестана, исходную форму имени следует искать в местных иранских и тохарских диалектах. В качестве одного из возможных гипотетических прототипов предложено хотано-сакское asana - достойный благородный» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 80]. Совершенно необоснованно, потому что, во-первых, тюркские легенды ¬ – это всего лишь фольклорные произведения и рассматриваться в качестве исторического источника самостоятельно вряд ли могут [Крадин, 2001, с. 55], во-вторых, тюркские легенды и китайские династийные хроники  нигде не связывают происхождение имени «Ашина» с иранским населением Восточного Туркестана и вообще с Западным краем, в-третьих, род Ашина бежал от табгачей на север в Отукенскую чернь из местности Пьхин-лян (Пинлян), где иранское или хотано-сакское население было относительно небольшое, если не мизерное, и играло совершенно незначительную роль в политической жизни, и в этногенетических процессах, и давать имя человеку или роду вряд ли могли.
С. Г. Кляшторный тут же признает, что его пример с увязыванием названия рода Ашина с хотано-сакским «достойный, благородный, неудачный» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 80].
Однако С. Г. Кляшторный того, что писал ранее, не признает и на сле-дующей странице пишет: «…тюркская этимология имени Ашина мало вероятна, а иранская или тохарская, в особенности связанная с Восточным Туркестаном, напротив наиболее предпочтительна» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 81] и берется реанимировать гипотезу Х. В. Хауссига, который, ссылаясь на Феофилакта Симокатты (около 602 г. н. э.), говорит о войне в Тавгасте, т.е. в Китае, «между «красноодежными» и «черноодежными». Войну в Китае Х. В. Хауссиг переносит на южный берег Аму-Дарьи, т.е. он и С. Г. Кляшторный не совсем в ладах с географией: события, происходившие в Китае, легко переносят на южный берег Аму-Дарьи [Кляшторный, Савинов, 2005, с.80-81]. Основываясь на географически и исторически недостоверной базе, С. Г. Кляшторный «…предполагает связь между именем рода Ашина и древнеперсидским axsaena может получить вполне удовлетворительную этимологическую разработку. Если даже ограничиться восточно-туркестанской сюжетикой, то искомая форма  представлена в согдийском ‘xs’yn’k (- x;;n;) – синий, темный»; в хатано-сакском (письмом брахми) ;;;eina (-;ssena), где долгое -;- появилось как развитие axs>;ss-; в тохарском Aasna – «синий, темный» (из хотано-сакского или согдийского). Именно сакская этимология слова Ашина (<;sseina – ;ssena) со значением «синий» является фонетически и семантически безупречной. Последнее утверждение нуждается, впрочем, в текстологическом подтверждении» [С. Г. Кляшторный, Савинов, 2005, с. 812].
С. Г. Кляшторный остановился на хотано-сакском варианте, упустив второе значение слова «-assena – темный», оставив «синий», а «темный» должно быть по принадлежности языка к одной родственной группе. В согдийском языке значение «темный» есть, а в хотано-сакском – нет и этого не может быть.
Все перечисленные С. Г. Кляшторным языки принадлежали к иранской группе языков индоевропеоидной семьи народов и в настоящее время относятся к мертвым языкам. На современных иранских языках «синий – кабуд», слово по фонетике далекое от assena –assana. когда и как общались тургуты с хотано-саками в V в., т.е. когда оформлялись в род-племя, по гипотезе С. Г. Кляшторного не ясно. Чтобы получить родовое имя, нужно длительное проживание по соседству или же длительные контакты. Ничего подобного мы не знаем, знаем только, что род Ашина в 439 г. бежал на северо-запад к жуань-жуаням (аварам) в Отукенскую чернь, пред-положительно к предгорьям Кузнецкого Алатау.
Как к истине последней инстанции С. Г. Кляшторный обращается к Ор-хонским надписям, где говорится «кок турк – голубые тюрки» и, видимо, он, не зная и не подозревая, что «кок – хох – синий, голубой» [Абдулдаев, 2003, с. 110]; [Лувсандэндэв, 1957, с. 556] общее, монголо-тюркское слово: «не касаясь многочисленных интерпретаций слова «кок» в этом сочетании, отметим его идеальное семантическое совпадение с реконструированным здесь значением имени Ашина» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 81].
Идеального семантического совпадения у С. Г. Кляшторного не получилось, слово «кок – хох –  синий, голубой» на тюркских и мон-гольских языках имеет несколько значений.
Кроме значения «синий, голубой», это слово можно употреблять в монгольских и тюркских языках в значениях «небо, сизый, зеленый» и т.д. В Орхонских памятниках слово «кок», вероятно, употреблялось в значении «синее небо – тургуты вечного синего неба», а не как калька с хотано-сакского или согдийского языка – assana – Ашина.
Таким образом, мы видим два основных мнения об этнонимах «турк» и «Ашина». Л. Н. Гумилев, по нашему мнению, правильно истолковывал этноним «Ашина» как монголоязычное слово «шоно» с префиксом «а», означающим уважение или, как он переводит, «благородный волк», то этноним «турк» трактует как и А. Н. Кононов, видимо, неправильно. Думаю, этноним «турк» во множественном числе «тургут», правильнее было бы интерпретировать с монголоязычного слова «тургэн».
Известный турецкий ученый Кафесоглу насчитывал свыше десяти интерпретаций этнонима «турк» [Кафесоглу, 1958], но среди них нет монголоязычной версии.
Возвращаясь к Н Я. Бичурину, отметим, что он довольно подробно на нескольких страницах пересказывает средневекового персидского историка Хондемира (Хумам ад-Дин Хондамир), жившего в XIV в. и хивинского хана и историка Абу-л-Гази, жившего в XVII в., где упоминается легенде об Эргене-куне, встречающаяся как у монголов, так и у турков Анатолии. Н. Я. Бичурин писал: «Сие место по-тюркски называется Эргенекун, т.е. крутой скат. С продолжением времени от помянутых четырех человек произошли многочисленные племена. Потомки Каяновы назывались киятами, нагосы – дерлингами. Впоследствии кияты и дерлинги столь размножились, что не могли помещаться в Эргэне-куне, и, оставив сие место, устремились на земли монгольские, где, вступив в битву с владетелем тех земель, одержали победу над ним. После сего владычество над Монголией утверждено было за Эльдузом, происходившим от Кияна» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 224].
Хондамир и Абу-л-Гази записывали легенды об Эргэне-куне от турков и туркмен на их родине: Анатолии и Туркменистане, не забывших истинную родину – Забайкалье и Манчжурию, хотя уже через несколько веков совершенно запамятовали первый родной язык – разновидность монгольского и говоривших на втором родном языке – тюркском. Также в легенде фигурирует «Эльдуз – Юльдуз – Жылдыз – звезда» [Абдулдаев, 2003, с. 78], родившийся от монгола кията, но с тюркским именем, что характерно для монголоязычного откочевавшего на Запад за Тарбага-тайский хребет.
Отметим, что легенда об Эргэне-куне бытует среди монголов и турков Анатолии, примечательно то, что Эргэне-кун без усилий переводится с монголоязычия «эргэне – эргэнэг – загородка» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.2, с. 669], можно употреблять в значении «ворота». Слово «кун-гунн – глубина, глубокий, глубокомысленный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 130]. Вероятно, Эргене-кун переводится с монголоязычия как «вахта мудрости». Дословно, эргэне – означает глубокие ворота». Из местности эргэне-кун, что по монгольскому варианту, что по турецкому, потомки Каяна и (Тегуса) Нагоса вышли с помощью кузнеца, расплавив гору. Слово «эргэнэг» как и ворота в своей основе имеет корень «крутить, вертеть, вращать – эргуулэх» [Лувсандэндэв, 1957, 1957, с. 675].
Легенда об Эргене-Куне, бытующая как среди монголов, так и среди тургутов-турков возникла, по нашему мнению, примерно во II-I тысячелетии до н.э., когда турки-тургуты еще не выделились из единого племени жунов-хуннов, а составляли одно племя жунов-хуннов. Но эта легенда, возможно, возникла в среде жунов-хуннов до VII в. до н.э., когда выделилось из среды жунов племя дун-ху. Племя Сяньби и ухуань (авары) выделились из дун-ху в конце III в.до н.э., т.е. после поражения дун-ху от хуннуского шаньюя Модэ. Хунну (гунны) выделились в IV в. до н.э. так же из дун-ху, т.е. на полтора-два века раньше, чем сяньби и ухуани (авары). Средневековые ки-тайские хроники Чжоушу, Суйшу и Таншу пишут, что «Дом Сяньби…был хотя единоплеменной, но не одного происхождения с Домом Хунну» [Бичурин, 1950, т.1, с. 227].
По нашему мнению, легенда об Эргене-куне (ворота мудрости) имеет лишь одну реальную основу, но это основа свидетельствует о переходе монголоязычного в то время племени каи-кумоси-кумаки-кияты с нагасами-тегусами (вероятно, родственниками по материнской линии, потому что на монголоязычии нагасы – родные по матери [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 583], по-казахски нагаша – родные по матери, по-монгольски  нагац – родня по матери [Лувсандэндэв, 1957, т.1, с. 257], с эпохи бронзы в эпоху железного века. 
Суть легенды об Эргене-куне, вероятно, заключается в следующем: мудрый кузнец открыл ворота мудрости кай-куманам-киятам с нагасами (родня по матери) и они заселили Ойкумену. Потому что  железные орудия труда и сделанные из железа вооружения у киятов, и не только, а у всего монголо-турецкого мира стали на порядок выше, т.е. увеличилась производительность труда и убойная сила вооружения. Не зря кузнецы приравниваются к волхвам-шаманам в монголо-турецком мире.
По нашему мнению, праздник очень древний, символизирующий переход от эпохи бронзы к эпохе железа, но в Монголии не отмечают, наверное, буддизм запрещает, а в Турции отмечают в персидский  Новый год 22 марта. Нам кажется необходимо возродить этот праздник и синхронизировать его с тургутами-турками, сделав датой праздника 22 июня – день летнего солнцестояния. Этот древний праздник не очень вяжется с праздником Нового года, ираноязычные племена в древности были кон-курентными тюрко-монголам. Поэтому надо, думаем, приурочивать этот праздник к летнему солнцестоянию – 22 июня или к осеннему равноденствию: 22 сентября, когда хуньюй-жуны-хунну отмечали Новый год.
Может быть, легенда об Эргене-куне зародилась у племени каи-куманы-кияты после III в. до н.э. в ухуаньско-аварской среде. Примерно в VII в. н.э. часть каев была переселена тургутами в Правобережье Иртыша, потому что в Восточной Монголии не уживались с киданями. В X в. каи-кыяты примкнули к сельджукскому движению и даже возглавили правое крыло из 24 племен сельджукско-тургутского движения. Часть каи-киятов в IX-X вв. вернулись, переправившись через Байкал на р. Онон и примкнули к сяньбийцам-монголам. Возможно, легенда, бытовавшая среди каи-киятов стала монголо-тюркской.
Как бы то ни было, легенда об Эргене-куне, вероятно, очень древняя, символизирующая переход с эпохи бронзы в эпоху железа.
Думаем, отмечать этот праздник должны не только тургуты-турки, но хунну-укры (украинцы), монголы, татары, казахи, русские и т.д., т.е. все народы причастные к хунну.
Ниже мы увидим, как из монголоязычного племени кайи произошли турки-османы, а, возможно, из монголоязычных кыныков вышли турки-сильджуки, такова судьба монголов, которые легко расстаются со своим родным языком и переходят на другие.
Китайские династийные хроники Чжоушу, Суйшу и Таншу определяют туго-тургутов-турков как производных из южных хуннов, кочевавших в Пьхинь-лян (другое чтение – Пинлян) и называвшихся Ашина. Когда табгачи из династии Вэй уничтожили  Цзюйкюя Мугяня, последнего правителя северного китайского государства Лян, в 439 г. н.э., то Ашина с 500 семействами бежал к жуань-жуаням (аварам) [Бичурин, 1950, т.1, с. 221].
Тугю-тургуты в наше время сами себя называют «турк-турклар», а табгачи (тоба) в древности и раннем Средневековье, что отражено в дина-стийных хрониках, называли «тургут – туркют» [Гумилев, 1959, с.105]. В 439 г. н.э. тугю-тургуты, видимо, с ведома и разрешения аварского кагана переселились с окрестностей Пхинь-лян (Пинляна), что находится в Се-верном Китае, недалеко от большой излучины Хуанхэ, в современной провинции Шанси, в Северную Монголию.
Думаем, не прав С. Г. Кляшторный, который интерпретирует бегство тургутов к аварам в Северную Монголию через Гаочан и даже делая их насельниками этого города, населенного китайцами до 460 г. С. Г. Кляшторный пишет: «Таким образом, возможно выделить два основных этапа ранней истории племени тюрк (Ашина): ганьсуйско-гаочанский (265-460 гг.) и алтайский (460-553 гг.)» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 79].
В китайских династийных хрониках нет упоминания, что род Ашина в 460 г. бежал от табгачей из Пьхин-ляна (Пинляна) в Цинь-Шань. Суйшу прямо пишет, что род Ашина в 439 г. бежал в Отукенскую чернь, распо-ложенную у гор Цинь-Шань. Лю Мао-цзай, немецкий историк с китайскими корнями X в., писал следующее: «Предки туцзюэ, - смешанные ху Пинляна. Их родовое название было Ашина. Когда северо-вэйский император Тай У-ди уничтожил Цзюйцзюй (439 г.), Ашина с пятьюстами семей бежал к жужу (жуань-жуани). Они жили из рода в род у гор Цинь-Шань (Алтай) и занимались обработкой железа» [liu Mau-tsai,1958. – Band 1. – P.40], [Бичурин, т.1, с. 221]. Ни о каком Гаочане Лю Мао-цзай речь не ведет, так же как Н. Я. Бичурин, переводя хроники Чжоушу, тот же Суйшу и Таншу, нигде не упоминает этот населенный пункт. Наоборот Н. Я. Бичурин опубликовал в 1851 г. в журнале «Московитянин» одноименную статью со своим итоговым произведением «Сведения о народах, обитавших в Средней Азии в древнее времена», в которой писал: «Город  Гао-чан основан китайцами, и царство сего имени,  со  времени его основания в 460 году до самого падения в 640 году, никогда Уйгуриею не называлось; 2) жители царства Гао-чан наиболее были китайские выходцы, а не тюрки…» [Бичурин, 1851, с. 187].
Тургуты, по китайским династийным хроникам, в V в. не жили в Гаочане, а бежали от своих родственников – табгачей на северо-запад об-живать новую родину – Отукенскую чернь.
Требуют уточнения горы Цинь-Шань (Алтай) и Отукенская чернь. Цинь-Шанем в древности китайцы, вероятно, могли назвать и Западные Саяны, во всяком случае, отдельного названия мы не встречали. Западные Саяны, видимо, назывались Цинь-Шань, в переводе с китайского языка «Золотые горы» (цинь – золото, а шань – горы по-китайски), а Алтай в пе-реводе с монголо-тюркского тоже «золото». Переход Алтайских гор в Саянские не заметен, они как бы сливаются и потому посторонний человек  может принять их за один горный хребет.
Разберемся с местностью «Отукенская чернь» – новой родиной тугю-тургутов – турков, куда они и поселились по переходе через пустыню Гоби. «Отукенская чернь» легко переводится с монгольских языков. Слово «оту-кен – отгон – густой» [Лувсандэндэв, 1957, с. 333], а слово «чернь – хар – черный, темный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 512-513], у иркутских бурят выражение «отхэн хара» употребляется как синоним слова «тайга». По-тюркски выражение «Отукенская чернь» не имеет значения «густой – коюу, жыш, калын» [Юдахин, 1965, с. 413].
Местность Отукенская чернь, вероятно, не Архангайский аймак в Монголии и не Алтайские горы, а местность, связанная с густой тайгой, которой нет в Архангае и на Алтае. Отукенская чернь - местность, связанная с месторождением железа, т.к. тургуты-турки были плавильщиками железа у авар-жуань-жуаней и эта местность, по нашему мнению, Западные Саяны, точнее, Кузнецкий Алатау, где густая тайга и месторождение железа и, главное – киргизо-хагясская родня тургутов, от которых они переняли язык и смешались, образовав новое племя к VI в.
Архангайский аймак и предгорья Алтая, думаю, не могут быть Отукенской чернью: там нет железной руды, из которой можно выплавлять железо и, как я уже писал выше, там нет густой тайги. Южно-хуннуский род Ашина в 439 г., вероятно убежал от табгачского гнета прямо на северо-запад к Кузнецкому Алатау, где в достатке железной руды.
Путь их лежал через Монголию, где политически господствующим племенем в V в. были авары (жуань-жуани), и переход был осуществлен, видимо, с их разрешения иначе бы отношения с ними осложнились или турки были бы уничтожены за вторжение на чужую территорию.
Думаем, спорно мнение Е. И. Кычанова, когда вслед за Жиро [Giraud. L, Empire des Turks Celestes, р., 1960], он «…предполагает наличие связи между монгольской богиней Этёген и наименованием местности Отюкен-иш» [Кычанов, 2010, с. 121]. Монгольская богиня Этёген – покровительница усадьбы [Шагдаров, Черемисов, 2010, т. II, с. 355], подобно славянской богине Ладе, она покровительствует благополучию усадьбы, плодовитости скота, а «отюкен» происходит от «отгон – отхэн – густой». Может быть, богиня Этёген олицетворяла усадьбу, покрытую густой травой, тогда, скорее всего, эти слова однокоренные.
Надо заметить, в российской тюркологической науке довольно долго дискутировался вопрос о лексическом обособлении в русском языке вариантных заимствований слов турок-тюрк. Лишь исторически недавно термин тюрк стал обобщающим именем тюркоязычных народов. П. М. Мелиоранский  в 1902 г. писал, что он присоединяется «к тем ученым, которые не считают нужным вводить два термина «турок» и «тюрк», так как все народы и племена с таким же правом  могут носить объединяющее их «турок», как всевозможные славяне (русские, болгары, чехи, поляки и т.д.) имя славян» [Мелиоранский, 1902, с.159].
Но вопреки мнению П.М. Мелиоранского и др., в тюркологии утверди-лись два термина: турок – для выражения и обозначения жителей Турции и Туркменистана и тюрк – для всех остальных тюркоязычных народов, что, на наш взгляд, является ошибочным.
Тюркской группой названы тюркоязычные народы, потому что турки самый большой народ и в позднее средневековье сыграли большую роль в мировой истории. Но в своей основе слово «турк-тургуты-турки» монголоязычное, происходит, по моему мнению, от монголоязычного «тургэн – быстрый, проворный, горячий и т.д.» [Лувсандэндэв, 1957, с. 432].
Тюркоговорящие народы в большинстве своем имеют «каркас» из хуннуско-монгольских племен, а в языковом отношении они имеют киргизо-хягасо-кыпчакские корни.
Хроники, описывающие события V-XI вв., как говорилось  выше, были не совсем китайские, их можно в известной степени называть табгачскими, по-китайски тоба, и хроники описывали события определенной династии. В 396 г., как известно, в северном Китае установилась табгачская династия Вэй (Тоба), которая просуществовала до 534 г., затем с небольшим перерывом табгачи установили династию Суй (581-618 гг.) и Тан (618-907 гг.), правда, как всегда бывало в истории монголоязычных народов, династии Суй и Тан в той или иной степени были китаезированными, но продолжали считать себя табгачами (тоба) [Sanping Chen, 2005, p. 161-171]. Саньпин Чэнь, канадский ученый, в своей статье «Тюркский или протомонгольский: Заметки о языке тоба» пишет: «Тоба или Табгачи орхонских памятников сыграли важную роль в истории Китая. Они оставили династию Северная или Поздняя Вэй (386-534) и что более важно, оставили двух политических и биологических наследников в лице династии Суй (581-618 гг.) и Тан (618-907 гг.)» [Санпинь Чэнь, Central Asiatik Journal, 2005. – Vol. 49. – № 2. – P. 161-171]. Саньпин Чэнь основывался на китайских династийных хрониках Вэйшу, Суйшу и Таншу. Анализ присваиваемых табгачскими императорами слов с титулами и именами ханов тугю-тургутов и уйгуров более адекватно выражают содержание титулов и имен и не требуют расширительного толкования слов как в случае «торо – родить», а Н. Кононов и др. интерпретируют как «человек». Табгачи писали китайскими иероглифами монголоязычные слова, понятные не только им самим, но и тугю-тургутам и уйгурам.
Надо отдать должное С. Г. Кляшторному, который проявил в таб-гачском вопросе определенную объективность и из российских ученых первым написал: «Именно табгачи и создали династию Тоба, Вэй (Северная Вэй). Их вождь Тоба Гуй в 397 г. разгромил и оттеснил на восток своих сородичей муюнов, а в следующем году он был провозглашен императором новой династии. Его наследник, Тоба Гао, между 424 и 432 гг. объединил под властью табгачей весь бассейн Хуанхэ и стал создателем единой империи в Северном Китае. Период «шестнадцати государств» закончился первым монгольским завоеванием Китая» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 49]. В IV-V вв. н.э. этнонима «монголы-монгол» еще не было, речь может идти о монголоязычных народах и племенах, но это деталь, на которой не стоит заострять внимание. Например, П. Пельо в 1935 г., П. Бутберг в 1936 г. и другие без достаточного анализа табгачских слов объявили тюрками табгачей (тоба). В 1969 г. в журнале «Народы Азии и Африки» опубликована работа знаменитого венгерского востоковеда Л. Лигети «Табгачский язык – диалект сяньбийского», в которой он проанализировал табгачские слова и они оказались сходными с монгольскими словами [№1, с. 107-117]. С. Г. Кляшторный, видимо, не смея опровергнуть Л. Лигети, встал на монгольскую позицию в табгачском вопросе.
Слово «табгач-тоба» легко переводится с монгольских языков, «тавхай – лапа, ступня» [Лувсандэндэв, 1957,  с.383], по-бурятски «табгай – лапа, бабки над копытами, ступня, стопа» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т. 1, с. 218]. На тюркских языках слово «табгач» значения не имеет. Название они получили, видимо, от фетиша. Некоторые роды иркутских бурят и тунгусов  вывешивают на почетное место медвежью лапу. Другая версия: в связи с переселением с берегов Онона на юг табгачами стали называть соседние кочевые, а затем китайцы. Спешившихся людей и сейчас иркутские буряты называют «табгая шэршэд – волокущие ногу, стопу».
Табгачи, победившие всех своих противников в 386 г., создали в север-ном Китае империю с китайским же названием Вэй, но поддались обаянию более культурных китайцев. Первый шаг табгачского хана к компромиссу с китайцами, составлявшими абсолютное большинство населения его империи, стало китайское название Вэй. Процесс ассимиляции номадов ускорился к концу V в., когда табгачи перестали носить косы, правящая элита начала говорить по-китайски. Но вопреки мнению Л. Н. Гумилева, «они даже перестали пользоваться родным языком» [Гумилев, 1993, с.10], думаем, табгачи перешли на китайский язык через двуязычие.
Табгачи пользовались наряду с китайским разновидностью старомон-гольского языка, о чем свидетельствуют имена и титулы, присваиваемые ханам тургутов и уйгуров [А.С.Ш.]. Ли Юань – основатель династии Тан (618-907 гг.) был еще табгачем (Тоба). Это VII в.н.э., но к концу IX в., думаем, табгачи окончательно превратились в китайцев.
Исследованы четыре слова: «туго-тургут-турки – тюрки», «отукен», «тоба – табгачи» и «Ашина», и все четыре оказались, вероятно, монголоя-зычными. Ономастическая картина выглядит следующим образом.

Ономастическая таблица

Китайское
(иранское) чтение Монгольское
чтение Тюркское чте-ние Перевод на русский
тугюо – тургут – турки – тюрки тургэт (мн.ч.)

тургэн (ед.ч.) значения не имеет

тора – Вамбери и др. быстрые, вспыльчи-вые, проворные
родить, рожать
отукен (Отукенская чернь) отгон (монг.),
утхэн (бурят.) Значения не имеет густой, густая (Оту-кенская чернь – гус-тая тайга)
тоба (табгачи) тавхай (монг.)
табгай (бурят.) Значения не имеет лапа, ступня, стопа
Ашина

assana (хотано-сакское)

кабуд (иранское)
чоно (монг.)
шона (бурят.) Значения не имеет волк (название тоте-ма)
синий (пер. Зуева, Кляшторного)

синий (пер. А.С.Ш.)

Монголоязычные слова: «тургэт», «отгон – уткэн», «тавхай – тобгачи» и «шоно – чинно» не требуют сложных конструкций и натянутостей в объединении слов: «туго-тургут-турки – тюрки», отукен, «тоба – табгачи» и «ашина», как делают, например, Вамбери, Мункачи и Кононов. Они объясняют слова «тугю – тургут – турки – тюрки» монголо-тюркским словом «торо», что значит «рожать», превращая это слово в «человек». Рожает не только человек, но и животные, например, корова рожает теленка и этот процесс у монголов и тюрков обозначается через слово «торо». А ведь корова человека не рожает.
Здесь надо отметить правоту российского этнографа В. А. Никонова, отметившего, что «названием рода или племени становилось слово, озна-чавшее его тотем» (выделено – Ш.А.С.) [Никонов, 1970, с. 17].
Южно-хуннский род Ашина не по своей воле оказался в 439 н.э. на северо-западе современной Монголии в Отукенской черни и вынужден был бежать туда от жестокостей табгачей, которые опустились, наоборот, с севера Монголии, вернее, в 396 г. основали династию Вэй, затем Суй и Тан, которые прекратили свое существование в Х в., а табгачи полностью ассимилировались в китайцев. Современный северный китаец носит в себе значительное количество генов табгачей и других инородцев, но не любит «варваров», потому что разговаривает и пишет по-китайски, ведет образ жизни жителя Поднебесной.
На новой родине в Северной Монголии (Отукенской черни) тугю-тургуты, видимо, обжились весьма неплохо, потому что через сто с не-большим лет размножились в достаточном количестве и, покорив часть таежных земель, усилились и основали государство, которое на первых порах успешно могло соперничать, а затем до основания разрушить государство своих бывших господ – аваров (жуань-жуаней),  стать господствующим  племенем части территории Монголии и расшириться на запад, заняв территорию современных Синьцзян-Уйгурского района Китая и Казахстана.
Средневековые китайские хроники Чжоушу, Суйшу и Таншу пишут: «Китай в порывах мщения более ста лет вел с хуннами почти беспрерывную войну, в продолжение которой постепенно потеряли они южную Монголию и Халху. В 92 году по Р.Х. хунны совершенно поражены были китайцами в Тарбагатае, и сяньбийцы в том же году овладели землями и народом их в северной Монголии. После такого поражения осталось одно поколение из Дома Хуннов под родовом прозванием Ашина, что удалилось к подошве Алтая, где под народным названием Дулга [Тукюе] находилось под зависимостью сяньбийцев, а потом жужаней, и вместо подати обязано было добывать железо для хана. Сие поколение с продолжением времени снова усилилось и в 552 году дулгасский [тукюеский] владетель Тумынь, ниспровергнув владычество жужаньского Дома, объявил себя Или-ханом. Здесь должно заметить, что Дом Хуннов погиб в 92, а вновь восстал в поколении дулгаском в 552 годах, т.е. через 400 лет после своего падения…» [Бичурин, 1950, т.1, с. 226].
Тургуты-турки, как считают китайские хроникеры, являются потом-ками хунну. По нашему мнению, тугю-тургуты-турки являются прямыми потомками южных хунну, которые в 89-93 гг. н.э.  при пособничестве китайцев уничтожили государство северных хуну. Северные хунну вынуждены были с частью западных хунну-дулатов, которые могли идти на запад в сторону Европы, искать новые пастбища для скота, а для себя новую родину. В 375 г. под началом Баламира хунну начали передвижение почти всех народов Европы и это движение народов названо Великим переселением народов. После смерти «бича божьего» Аттилы в начале вто-рой половины V в. северные хунну осели на р. Днепр и, вероятно, превратились в хунну-укров (украинцев). Возможно, северные хунну-укры растворились во многих народах, в том числе в полянах, русских, белорусах и т.д.
В настоящей главе использованы выдержки из книги А.С. Шабалова, Д.А. Шабалова и М.У. Шабалова.   


  ПОСЛЕСЛОВИЕ


В литературе, как в художественной, так и в научной, существуют два основных мнения об этнической принадлежности народа, проживавшего в древности в Центральной Азии и занимавшего юг Бурятии, Монголию, Вос-точный Казахстан и современный Восточный, Северный и Западный Китай.
  Первое мнение: хунну – это монгольский народ; второе: хунну – это тюркский народ.
Слово «турк» в русском языке было, видимо, специально преобразо-вано в слово «тюрк» для обозначения многочисленных по языку киргизских народов, в том числе, народов хунну. Введение в литературный оборот слова «тюрк» состоялось в конце XIX-начале ХХ вв. Вопреки мнению академика П.М. Мелиоранского, возражавшего в употреблении и введении в литературный оборот одновременно слов «турк» и «тюрк». Мелиоранский писал, что он присоединяется «к тем ученым, которые не считают нужным вводить два термина и «турок»,  и «тюрк», так как все народы и племена с таким же правом могут носить объединяющее их «турок», как всевозможные славяне (русские, болгары, чехи, поляки и т.д.) имя славян» [Мелиоранский, 1902, с.159]. П.М. Мелиоранский кроме этого считал, что самым древним тюркским народом являются киргизы, синли и динлины. Современными исследованиями установлено, что это народ, вероятно, палеоазиатский или самодийский.
Тюркской группой названы тюркоязычные народы, вероятно, потому что турки самый большой народ и в позднее средневековье сыграли большую роль в мировой истории. Но в своей основе слово «турк-тургуты-турки» - монголоязычное, происходит, по нашему мнению, от монголоязычного «тургэн – быстрый, проворный, горячий и т.д.» [Лув-сандэндэв, 1957, с. 432].
Тюркоговорящие народы в большинстве своем имеют «каркас» из хуннуско-монгольских племен, а в языковом отношении у них сложился киргизско-хягасо-кыпчакские лексические корни. Монгольские языки оказались неудобными и проиграли киргизскому.
Также были сторонники финского, славянского, кельтского и кав-казского происхождения хунну, но в настоящее время остались две основные точки зрения на происхождение хунну – монгольская и тюркская.
По нашему мнению, обе версии имеют недостатки.
Теория тюркского происхождения хунну страдает перескакиванием с эпохи на эпоху, минуя правление в Монголии сяньби, аваров (жуань-жуаней) и тоба, т.е. с I в. н.э. переходит на VI в. н.э. и на орхонские памятники VIII в. Орхонские памятники VIII в. написаны в основном на тюркском языке, но в них значительное количество монголизмов. Тугю (тюрки) прямыми потомками хунну не являются, т.к. при формировании этноса на Алтае они смешались с киргизским племенем Со [Бичурин, 1950, с. 221].
Представители теории монгольского происхождения хунну не учи-тывают то обстоятельство, что монголы впервые упоминаются в VII-IX вв. н.э. До этого времени в нарративных источниках упоминаются лишь разные племена и народы, говорившие на родственных языках монгольского типа. Это дунху, хунну, сяньби, ухуани, тоба, кидани и т.д. Поэтому при описании жителей Восточной Азии речь может идти только о монголоязычных племенах и народах.
В пользу мнения о том, что хунну изначально с конца IV в. до н.э., т.е. с момента формирования или упоминания в китайских летописях, и до середины V в. н.э., т.е. до своего исчезновения или полной ассимиляции, носили это название, говорят следующие факты.
1. Хунну – на монгольских языках означает «люди», «народ», «хун» - на монгольских языках означает «человек».
2. Значительное количество имен шаньюев хунну читаются с помощью монгольского языка. Из 42 собственных имен хуннуских шаньюев 17 имен свободно читаются как монгольские, 20 не поддаются прочтению, 4 слова читаются как тюркские, 1 слово как турко-монгольское.
К. Сиратори из 21 слова хунну всего 1 слово объяснил из тюркского, 14 слов из монгольского, 4 слова как монголо-тюрко-маньчжурские, 2 слова из монголо-маньчжурских языков.
3. Из 28 имен хунну Европы – Аттила, Валамир, Харатон, Руга, Ой-варий, Бледа, Денцик, Еллак, Ирнак, Мама, Верик, Васих, Курсих, Уто, Кечка, Вудак, Ульд, Исками, Ескам, Атакам, Ойбарс, Баймей, Хулун, Эмникцар, Актар, Донат, Субтар – 18 читаются свободно, без напряжения как монгольские слова, 1 – тюркское – Атакам, остальные, видимо, готские, финские и славянские.
Представители теории тюркского происхождения хунну, как правило, не исследовали остатки языка хунну. Исключение составляют Н.И. Ашмарин, который объяснил слова Эрнак, Кечка, Денгизик, Аттила и Днепр как тюркские, и В.А. Панов, пытавшийся в 1916 г. обосновать тюркское происхождение хунну 10 словами из языка хунну, подвергнутых им лингвистическому анализу. Большинство слов оказались на самом деле монгольскими и монголо-тюркскими.
4. В пользу версии, что хунну был монголоязычный народ, говорит тот факт, что авары (жуань-жуани) – прямые потомки хунну.
Во-первых, авары (жуань-жуани) упоминаются гораздо раньше тугю в IV в. н.э.
  Во-вторых, основатель племени носил монгольское имя «Мугулюй», что в переводе означает «раб», он был беглым рабом. Имя кагана, с которым связывают возвышение народа, также имеет монгольское объяс-нение. Шелунь – в переводе означает «рысь».
В-третьих, само слово «авар» монгольское, переводится как «гигант, исполин», по-бурятски «абарга». Есть в монгольском языке другое слово «абар», «авар» - спасать, может быть, спасенный раб».
В-четвертых, анализ показал, что 10 аварских слов и 12 аварских имен, упомянутые Н.Я. Бичуриным, монгольские.
В-пятых, возможно, прав Э.Дж. Пуллиблэнк, когда считает этимологически родственными монгольское слово «darga» со словами «targa», «tegin» и «шаньюй». Он пишет: «Сяньби говорили на монгольском, и поэтому ухуань-авары тоже должны были говорить на нем» [Пуллиблэнк, с. 54-55].
В-шестых, в китайских летописях, как пишет М.В. Воробьев, суще-ствуют противоречия, одни толкуют аваров (жуань-жуаней) как ветвь хунну, другие считают их смешанного происхождения, третьи рассматривают как потомков хунну, четвертые – как родственников тоба (табгачей). Автор не видит особого противоречия между источниками. Хунну выделились из  дунху, а затем во II в. н.э. вновь были ассимилированы потомками дунху сяньби (100 тысяч семейств приняли народное название сяньби) [Бичурин, т.1, с. 150-151]. В том, что они родственники этноса тоба (табгачей), ничего противоречивого нет. Оба народа монголоязычные. То, что тоба (табгачи) монголоязычны, очень убедительно доказал Л. Лигети в своей статье «Табгачский язык – диалект сяньбийского» в журнале «Народы Азии и Африки» [1969, №1, с. 107-117].
5. По свидетельству византийских авторов Менандра, Павла Диакона, авары и хунну сходны в обычаях и языке, у них прослеживается генеалогическая связь.
Аварские имена переводятся и читаются как монгольские: «Баян – богатый»; «Таргитий – упитанный, толстый»; «Тудун – столько, немного» и др.
6. Византийские летописцы Феофилакт Симокатта и Кедрина свидетельствовали, что в языке европейских хунну сходен с аварским и что переводчиками с языка хунну могли быть авары (жуань-жуани).
7. Также источниками сведений о монголоязычии хунну и аваров (жуань-жуаней) являются их общие обычаи, нравы, привычки и антропологические данные. По данным как российских, так и западноевропейских археологов, хунны сохраняли монголоидный внешний вид.
8. Видимо, прав Дж. Пуллиблэнк, допускавший, что ухуань - это есть авары, которые, возможно, говорили на языке типа монгольского [Пуллиблэнк, 1986, с. 54].
По нашему мнению, хунну – это монголоязычный народ, а турки-тюрки-тургуты-тугю (кит.) появились в результате смешения южных хунну с киргизским племенем Со после переселения в Отукенскую чернь, т.е. после 434 г. Мы придерживаемся мнения П.М. Мелиоранского, что в древности были киргизы и, добавляем к сказанному, им были монголоязычные хуньюй, ханьюй… хунну. Китайские источники сообщают, что в конце III в. до н.э. хуннуский шаньюй Модэ покорил гяньгуней-киргизов. Если следовать логике ученых, придерживающихся тюркской (киргизской) версии происхождения хунну, выходит, что хунну покорили хунну. Такого не бывает в реальной истории, разве что в сказках, где мифический герой сам себя покорил.
Большинство киргизских и казахских историков, как и некоторые рус-ские, страдают склонностью к сказкам.
При внимательном изучении китайских династийных хроник выяс-няется, что китайцы захватывали территорию номадов и захваченные земли ограждали каменной стеной, которую называли «Долгой»; впоследствии, когда она стала сплошной, ее стали называть «Великая китайская стена». Это тянулось в течение продолжительного времени, задолго до нашей эры и до Юаньской династии (до XIV в.).
Первейшая функция Долгой (Великой) китайской стены была за-столбить и отметить границей новую отобранную у монголоязычных ко-чевников землю. Защитная функция у Долгой стены была вторичной, кочевники старались забрать свою землю обратно, для чего нападали на Ки-тай.
Еще одной причиной нападений на Китай было то, что основной продукцией, производимой монголоязычными номадами, был приплод скота, требующий постоянного, как минимум ежегодного, обмена на земледельческую продукцию. Своей земледельческой продукции номадам не хватало. Китайцы шли на обмен своего земледельческого труда неохотно, потому что у них потребность в животноводческой продукции была минимальной. Труд у китайцев в основном был ручным, тягловая рабочая сила в виде лошадей и волов выбывала почти через 10 лет. В качестве пищи китайцы, даже высшие слои населения, мясо потребляли очень мало, обходились саранчой, воробьями,  летучими и наземными мышами, обезьянами и другими тварями. Молоко китайцы стали употреблять в конце ХХ в. н.э. Поэтому, казалось, что ничем не мотивированный набег на Китай, как правило, имел у монголоязычных людей экономическую причину.
Единственный раз при монголоязычных уйгурах с 744 по 840 гг. но-мады почти не вели войны с Китаем. Потому что монголоязычные уйгурские ханы занялись строительством городов и развитием земледелия, в основном вели торговлю с Китаем тканями. Естественно, у монголоязычных в самой Монголии резко возрос спрос на продукцию животноводства и резко упала потребность сбыта за рубежом.
Древние и раннесредневековые уйгуры до IX в., по нашему мнению, как и все ди-телэ-гаогюй-хойхуские племена были монголоязычным племенем [Шабалов, 2014]. После падения уйгурского каганата в IX в. часть уйгуров переселилась на юго-запад в Восточный Туркестан и смешались с тохарами и киргизами. Язык у уйгуров в подавляющем большинстве в своей основе киргизской, с солидным содержанием монголизмов.
Современные уйгуры, за исключением шара-югуров, которые говорят на монголоязычии, киргизоязычный (тюркский) народ, отличный от уйгуров времен Уйгурского каганата. Средневековые уйгуры времен одноименного каганата, вероятно, стали под влиянием киргизов и турков двуязычными, кроме киргизского (тюркского) владели родным тогда монголоязычием, видимо, вплоть до XIV в. Некоторые ученые (Санжеев) считают, что уйгуры оставались двуязычными вплоть до XVII в.
Современные уйгуры и другие меньшинства Поднебесной коммунисти-ческой империи: тибетцы, монголы Внутренней Монголии и т.д., вызывают чувство жалости при мысли, что их ждет участь маньчжуров. Меньшинства Китая могут, как маньчжуры,  исчезнуть. 
Китаем с 1664 по 1911 гг. правила маньчжурская династия из рода Айсин гуаро (Золотой род). В 1911-13 гг. Маньчжурскую династию свергли и Китаем вот уже почти 100 лет правят китайцы. Экономические успехи впечатляют: экономика Китая стала второй после США за четыре десятилетия. Но современный Китай стал великодержавным, шовинистическим, его ханьское (китайское) население превратилось в высокомерную популяцию. Стоит заговорить с китайцем об уйгурах и маньчжурах как он из вежливого человека превращается в ходячее великодержавное высокомерие.
Маньчжуры дважды устанавливали в Китае империю и династию. Пер-вый раз (с 1115 по 1234 гг.) сменили монгольскую киданьскую династию (916-1125 гг.). Чжурчжени – предки маньчжуров. Второй раз с 1664 по 1911 гг.)
Одними из предков современных уйгуров являются монголоязычные ди-телэские племена, другими – тохары, которые восходят к кушанам-юечжам-скифам.
Маньчжуры как народ (этническая единица) в настоящее время почти исчезли с исторической сцены благодаря национальной политике ком-мунистов Китая.
Коммунистический Китай, вероятно, хочет, чтобы и уйгуры и монголы исчезли как этнос. Возможно, следующими жертвами станут Таджикистан, Киргизия, Казахстан и далее все территории, составляющие некогда империю Чингисхана. Трактовка истории на бытовом уровне впечатляет, каждый простой китаец уверен, что Чингисхан и династия, установленная его потомками, это не что иное, как национальное меньшинство Китая. Китайцы и национальные меньшинства Китая установили империю, передали европейцам порох и огнестрельное оружие и т.д. Чингисхан в отроческие годы был потерпевшим от жестокого трайбализма монголов, потому он и его ближайшие потомки хотели создать единое монгольское государство. Чингисхан, вероятно, всех метисизированных монголов считал за своих людей. В своем государстве создал такой порядок, что одна девочка с кувшином золота могла пройти от Тихого океана до Средиземного моря, никого не боясь. Такие доводы остаются для китайцев не принятыми. Наверное, подобной трактовке истории их учат в школе.
Современная Российская верхушка в результате амбиции, ведомая себялюбием, лишена объективного анализа реалий мира ведет политику, объективно выгодную курсу Китая. Вместо того, чтобы наладить экономику страны, правители современной России, возможно, руководствуются иным мотивом, они наладили экономическую структуру олигархов, очень похожую на социалистические госмонополии только с другим распреде-лением произведенного продукта и извлекаемого дохода.
Вероятно, наши правители не читают книги и журналы и даже их многочисленные помощники и советники. Напомним, что писал Э.А. Ше-варнадзе в книге «Когда рухнул железный занавес»: «…в 1989 г. будучи в КНР я спросил у Дэн Сяопина, почему в 1969 г. из-за о. Даманского возникли такие резкие столкновения, зачем понадобилось так много жертв? Он ответил довольно странно: “Это не наше дело. Об этом позаботятся другие. Я могу подтвердить лишь одно: мы ведем спор о больших областях, о территориях, исторически принадлежащих Китаю. Наступит время, когда Китай, возможно, вернет их себе”… Китаю принадлежат обширные территории от 3 до 4 млн кв. км и я убежден, что будущие поколения займутся этой проблемой. Кому будет сопутствовать удача, сейчас невоз-можно предвидеть. Китайцы умеют ждать» [Новая и новейшая история, 2011, №1, с. 107-115].
Потомки нынешних правителей России, неуживчивых и неумеющих маневрировать в сложном мире людей, рискуют когда-нибудь в будущем проснуться гражданами Китая. «Китайский дракон» их может проглотить и не подавиться, и даже не почувствовать, что съел Россию. Подавляющая часть территорий современного Китая в прошлом не были китайскими значительная часть населения Северного Китая стали китайцами путем ассимиляции хуннуских народов и пропитанными ненавистью к монголам, уйгурам и другим хуннуским же народам.
Китай, как говорил Дэн Сяопин бывшему министру Шеварнадзе, умеет ждать. Действительно, китайцы умеют ждать и выжидать, они самая древняя нация мира. Из небольшой страны, расположенной в междуречье Хуанхэ и Яньцзи, китайцы за пять тысяч лет превратились в нацию с 1,4-миллиардным населением и в основном на территории, принадлежащей хуннуским народам.
Китайцев, особенно их правителей, не смущает то, что с 1664 по 1911 гг. их страна была колонией маньчжуров и их правления в Китае династия называлась Айсин гуаро (Золотой род – по-маньчжурски).
Необоснованно и незаконно, не имея на то никаких исторических прав, Китай претендует на те территории, которые имеют в виду «товарищ Дэн».
Китай был зависимой территорией, в первом тысячелетии в 645 лет из 1000, во втором тысячелетии Монгольская династия сменялась Мань-чжурской и лишь Миньская династия, которая правила 276 лет (с 1368 по 1664 гг.) была китайской и лишь в 1911 г. установилось китайское правление. Видимо, по незнанию истории министр иностранных дел Э.А. Шеварднадзе ничего не ответил «товарищу Дэну». Узость кругозора – характерная черта некоторых советских и постсоветских правителей, за исключением Н. Назарбаева.
Маньчжурия, Западный край (Уйгурия), Тибет, Большая часть Мон-голии приобретены ими и достались Китаю совершенно незаконно.
Думаю, России как законной наследнице империи Чингисхана необходимо срочно менять ориентиры с Китая на Запад, на германские стра-ны, в первую очередь, на Европу и США. Надо, как можно скорее, разрешить украинский кризис, поступиться гордыней и найти взаимопри-емлемый способ разрешения проблемы. России, думаю, надо, чтобы Европа и США сняли экономические санкции. Германские (европейские) народы для России безопаснее, чем Китай, тем более, что солидная доля генов германцев течет в жилах русских людей. Само слово «русские», вероятно, происходит из древнегерманского слова «ржавый, рыжий». Также в происхождении русских сыграли роль хунну, краткая история которых изложена в данной книге.         



    
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Абаев В.И. Иранское языкознание. – М., 1976.
2. Абаев В.И. Осетинский язык и фольклор. – М.;Л., 1949, т.1.
3. Абаев В.И. Русско-осетинский словарь. - М., 1970.
4. Абаев В.И. Скофо-сарматские изоглассы. На стыке Востока и Запада. – М., 1965.
5. Абаев В.И. Статьи по теории и истории языкознания. – М., 2006.
6. Абдулдаев Э. Киргизско-русский словарь. - Бишкек, 2003.
7. Абульгази. Родословное древо тюрков, I905.
8. Авеста в русских переводах (1861-1996). – СПб., 1998.
9. Алексеев В. П. Хакасы, енисейские киргизы, киргизы //ТКАЭЭ. – М., 1956.
10. Алексеев В.П. Этногенез. М.. 1986.
11. Аристов Н. А. Заметки об этническом составе тюркских племен и на-родностей //Живая старина. Вып.III и IV, 1896.
12. Артамонов М. И. История хазар. – Л., 1962.
13. Артамонов М. И. История хазар. – СПб.: СПбГУ, 2002.
14. Артамонов М.И. Киммерийцы и скифы. – Л-д, 1974.
15. Ахинжанов С. М. Кипчаки в истории современного Казахстана. – Алма-Ата, 1989.
16. Ахметов Р. Караван. – Алматы, 6.12.1996.
17. Багрянородный К. Об управлении государством // Изв. ГА и МК. М.; Л., 1934. Вып 81.
18. Багрянородный Константин. Об управлении империей. – М.: Наука, 1989.
19. Баласагуни Ю. Благодатное знание. –  Кутадгу Билиг – Л., 1990
20. Бартoльд В.В. Работы по истории и филологии тюркских и монгольских народов. -  М., 2002.
21. Бартольд В. В. Отчет о поездке  в Среднюю Азию с научной целью, 1893-1894 гг. (ЗИ АН СИФ. Сер. VIII. Т.1. №4) – СПб., 1897.
22. Бартольд В. В. Очерки истории Семиречья. – Фрунзе: Киргизиздат, 1943.
23. Бартольд В.В.  Худуд ал-алам. Рукопись Туманского, с введением и указателем. – М., 1930.
24. Бартольд В.В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии и Африки. – 1970. – Т. 4.
25. Бартольд В.В. Киргизы. Исторический очерк // Соч. – М., 1963, т. II, ч.1.
26. Бартольд В.В. Общие работы по истории Средней Азии. – М., 1963.
27. Бартольд В.В. Очерк истории Семиречья. – Фрунзе, 1943.
28. Бартольд В.В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия // Соч. – М., 1963, т.1.
29. Барфилд Т. Опасная граница. Кочевые империи и Китай (221 г. до н. э. - 1757 г. н.э.) – СПб., 2009.
30. Басангов Б.Я. Русско-калмыцкий словарь. – М., 1940.
31. Баскаков Н. А. Алтайская семья языков и ее изучение. – М., 1981.
32. Баскаков Н. А. Русско-алтайский словарь - М., 1964
33. Баскаков Н. А. Тюркские языки. – М., 1960.. .
34. Баскаков Н. А. Хакасско-русский словарь. - М., 1953.
35. Батманов И. А. Некоторые лингвистические данные к этногенезу кир-гизского народа //ТКАЭЭ. – Фрунзе, 1959.
36. Батманов И.А. К датировке тюрко-монгольских языковых параллелей. – Томск, 1962.
37. Бахрушин С.В. Г. Ф. Миллер как историк Сибири. Внушительная статья в новом академическом изучении трудов Г.Ф.Миллера о Сибири // История Сибири. – М.;Л., 1937. Т. l. С. 31.
38. Бейхаки Абу-л-Фазл. История Масуда (1030-1041) / Пер., введение, коммент А. К. Арендса. – М., 1969.
39. Бернштам А Н. Очерк истории гуннов. — Л., 1951.
40. Бернштам А. Н. Археологический очерк Северной Киргизии. – Фрунзе, 1941.
41. Бернштам А.Н. Заметки по этногенезу народов Северной Азии // СЭ.-  1947. №2. С. 60-66, с картой в тексте.
42. Бернштам А.Н. Кенкольский могильник. – Л., 1940.
43. Бернштам А.Н. Социально-зкономический строй орхоно-енисейских тюрок VI-VIII вв. Восточно-тюркский каганат и киргизы — М.;Л., 1946.
44. Бернштам А.Н. ТКАЭЭ // Сложение тюркоязычного населения Средней Азии и происхождение киргизского народа. – Фрунзе, 1959.
45. Бернштам А. Н. Древнейшие тюркские элементы в этногенезе Средней Азии// СЭ, 1947. № 6-7.
46. Бертагаев Г.А. Об этимологии хан-хаган, хатун и об их отношении к хант//Тюркологические исследования. – М., 1976. С. 45-50.
47. Бируни. Сборник статей. – М.;Л., 1950.
48. Биче-оол М.О. Русско-тувинский словарь. — М., 1980.
49. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Записки о Moнголии. – СПб., 1828.
50. Бичурин Н.Я. (Иакинф). История первых четырех ханов из дома Чингисова. – Алмааты, 2008.
51. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Описание Чжунгарии и Восточного Туркестана в древнем и нынешнем состоянии. – СПб., 1828.
52. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. – М.;Л., т. 1-3, 1950.
53. Большой энциклопедический словарь. - М., 2005.
54. Бонград-Левин Г.М., Грантовский Э.А. От Скифии до Индии. - М., 1983.
55. Боровкова Л.А. Запад Центральной Азии в II в.до н.э. VII в. н.э. – М., 1989.
56. Бутанаев В.Я., Худяков Ю.С. История енисейских киргизов. – Абакан, 2000.
57. Вайнштейн С. И., Крюков М. В. Тюркологический сборник «Об облике древних тюрков». – М., 1973.
58. Валиханов Ч.Ч. Избранные произведения. — Алма-Ата, 1958.
59. Валиханов Ч.Ч. Собрание сочинений. — Алма-Ата, 1985. Т.1-5.
60. Вандерис Ж. Язык. Лингвистическое введение в историю. – М., 1937.
61. Васильев В. П. Истории и древности восточной части Средней Азии// Записки императорского Археологического общества. – СПб., 1857. Т.13, с. 32-37.
62. Васильев В.П. Об отношении китайского языка со среднеазиатским // Журнал Министерства народного просвещения, 1872. Сентябрь. С. 115-118.
63. Видейко А.Ю. Украина: от антов до Руси. – Киiв, 2009.
64. Викторова Л.Л. Монголы. Происхождение народа и истоки культуры. - М., 1980.
65. Владимирцов Б.Я. Работы по истории и этнографии. - М., 2002.
66. Владимирцов Б.Я. Работы по монгольскому языкознанию. - М., 2005.
67. Владимирцов Б.Я. Сравнительная грамматика монгольского языка и халхаского наречия. – Л., 1929.
68. Владимирцов Б.Я., Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализма. Л., 1934.
69. Воробьев М.В. Маньчжурия и Восточная внутренняя Монголия с древнейших времен до IX века включительно. - Владивосток, 1994.
70. Восканян Г. А. Русско-персидский словарь. – М.: Русский язык, 1986.
71. Гальперин Ч. Россия и степь. Россия и Золотая Орда / пер. Д.Н. Костиной. – Алматы, 2005.
72. Гамкрелидзе Г.В., Иванов В.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры. - Тбилиси, 1984.
73. Геродот. История – 1972, кн. IV.
74. Гинзбург В.В. ТКАЭЭ // Доклад на конференции. – Фрунзе, 1959.
75. Гордлевский В.А. Государство сельджукидов Малой Азии. – М.;Л., 1940.
76. Грач А.Д. Древние кочевники в центре Азии. – М,  1980.
77. Григорьев В. В. Землеведение К. Риттера. География стран Азии, находящихся в непосредственных сношениях с Россией. Восточный или Китайский Туркестан. Пер.. прим. и доп. В.В. Григорьева. - СПб., вып. 1, 1869, вып.II, 1873.
78. Григорьев В. В. Об отношении между кочевыми народами и оседлыми государствами. – Ж МНП, 1875. №3.
79. Грум-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. – Л., 1926, т.1-2.
80. Груссе Рене. Чингисхан. Покоритель Вселенной. – М., 2005.
81. Грушевский М.С. Иллюстрированная история Украины. – М., 2001.
82. Грушевский М.С. Очерк истории украинского народа. – Киев, 1990.
83. Гумилев Л. Н. Алтайская ветвь тюрок-туго //СА, 1959 - №1.
84. Гумилев Л.Н. Древние тюрки. - М., 1993.
85. Гумилев Л.Н. История народа хунну. - М., 2004.
86. Гумилев Л.Н. Хунну. - СПб. 1993.
87. Д’Оссон К. История монголов от Чингисхана до Тимур-бея или Тамерлана: пер. и предисл. Н.Кузьмина. - Иркутск, 1937. Т. l.
88. Давыдович Е.А. (ред.). Киргизия при Караханидах. – Фрунзе, 1983.
89. Дашевская О. Д. Третье захоронение гуннского времени на Бяляусе // Российская археология.- № 1. - 2003.
90. Де Рубрук. Путешествие в Восточные страны: пер. А.И. Маленина. – СПб., 1911. – С. 105-106.
91. Де Хартог Л. Чингисхан - завоеватель мира. - М., 2007.
92. Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР. — М.;Л., 1948.
93. Дебец Г.Ф. ТКАЭЭ // Антропологический состав древнего и современного населения Киргизии. – Фрунзе, 1959.
94. Демезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. – М., 1976.
95. Дестунис T.С. Сказания Приска Панийского. - СПб, 1861.
96. Дестунис С. Византийские истории. – СПб., 1861.
97. Джамгерчинов Б.Д. ТКАЭЭ// Значение и задачи изучения проблемы этногенеза киргизского народа. – Фрунзе, 1959.
98. Древнетюркский словарь. - Л., 1969.
99. Дробышев Ю.И. Уйгурский каганат – нетипичная кочевая империя // Восток, 2009, №3.
100. Ды6о А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков. Лексический фонд. Прототюркский период. - М,, 2007.
101. Дьяконов И.М. О прародине индоевропейских диалектов. – М.: Наука, 1982, №4.
102. Дьяконов И.М., Язык древней передней Азии: - М.: Наука, 1967.
103. Дюмезиль Ж. Скифы и нарты. – М.: Наука, 1990.
104. Европеус Д. П. К вопросу о народах, обитавших в средней и сверной России до прибытия туда славян //Журнал Министерства народного просвещения. – СПб., 1868. Июль.
105. Егоров Н. И. К проблеме этноязыковой идентификации центральноазиатских огузов (ухуань). – Чебоксары, 2003.
106. Егунов Н.П., Прибайкалье в древности и проблема происхождения бурятского народа. - Улан-Удэ, 1984.
107. Екеев Н. В. Древние племена теле (гаочюй) Алтая-Кангая. ¬– Чебоксары, 2009.
108. Еремеев Д. Е. Этногенез турок. – М.: Наука, 1971.
109. Еремеев Д. Е. Язык как этногенетический источник // Советская этно-графия. 1967. №4.
110. Еремеев Д. С., Мейер М. С. История Турции в средние века и новое время. – М.: Изд-во МГУ, 1992.
111. Жирмунский В. М. О некоторых вопросах лингвистической географии тюркских диалектов //Тюркологический сборник. – М., 1966.
112. Заднепровский Ю.А. ТКАЭЭ // Археологические памятники юга Киргизии в связи с вопросом о происхождении киргизского народа. – Фрунзе, 1959.
113. Закиев М.З. Проблемы языка и происхождения волжских татар. - Ка-зань, 1986.
114. Запорожец В. М. Сельджуки. – М.: Воениздат, 2011.
115. Зуев Ю. А. Древнетюркские генеалогические предания как источник по ранней истории тюрков // Автореф. дис. …канд. ист. н. – Алма-Ата, 1967.
116. Зуев Ю. А. Киргизы-буруты // Советская этнография, 1970. – №4.– с. 74-86.
117. Зуев Ю. А. Ранние тюрки: очерки, истории и идеологии. – Алматы: Дай-Пресс, 2003.
118. Зуев Ю.А. Из древнетюркской  этнонимики по китайским источникам // Вопросы истории Казахстана и Восточного Туркестана. – ТИИ АЭ АН КазССР, 1962, т.15.
119. Илишкина И.К. Русско-калмыцкий словарь. – М., 1964.
120. Иллич-Свитич В. М. Опыт сравнения ностратических языков. Т. 1-3. - М., 1971
121. Иллич-Свитич В. М. Опыт сравнения ностратических языков. Т. 1-3. - М., 1971
122. Именохоев Н В. Раннемонгольская археологическая культура //  Археологические памятники эпохи Средневековья в Бурятии и Монголии. - Новосибирск, 1992. С. 22-48.
123. Именохоев Н.В. К вопросу о культуре ранних монголов (по данным археологии) // Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века. - Новосибирск. - 1989. С.55-62.
124. Иордан. О происхождении и деяниях гетов. – СПб., 2000.
125. Ирмуханов Б. Б. Древняя история Казахстана. – Алматы, 1998.
126. Ирмуханов Б. Б. Усунь и этногенез казахского народа. – Алматы, 2006.
127. Ирмуханов Б.Б. История Казахстана в западных источниках, XII-XX в..
128. История Казахской ССР. – 1977, т.1.
129. История Казахстана в западных источниках, XII-XX в. Гальперин Ч.Д. Россия и степь. Россия и Золотая Орда. - Алматы.- Т. 1, 2005.
130. История Казахстана в западных источниках. Рене Груссе. Атилла, Чингисхан, Тамерлан. Империя степей. - Алматы, 2005. Т. 4.
131. История Киргизской ССР /под ред. Джамгерчинова Б.Д. – Фрунзе, 1968, т.1.
132. История России с древнейших времен до конца XVII в. / под ред. Сахарова А.Н. – М., 2001.
133. История таджикского народа / под ред. Р.М. Мисова. – Душанбе, 1998.
134. Исхаков Г.М. Краткая история уйгуров. – Алма-Ата, 1991.
135. Йакут aл-Хамави. Му'джам aл-булдан //Материалы по истории Средней Азии и Центральной Азии Х-XIX вв. – Ташкент: Фан, 1988. – С.76-90.
136. Кабиров Ш, Цунвазо Ю. Уйгурско-русский словарь. - Алма-Ата, 1961.
137. Кадырбаев А. Ш. Тюрки и иранцы в Китае и Центральной Азии XIII-XIV вв. – Алма-Ата: Гылым, 1990.
138. Казембек А. Исследования об уйгурах // Журнал министерства народного просвещения. – СПб., 1841.
139. Кайдаров А. Г. Тюркская ономастика. – Алма-Ата, 1984.
140. Камалов А.К. Уйгурский каганат в Монголии (744-840)//Автореф. дис. …канд. ист. н. – Л., 1990.
141. Караев О. К вопросу о терминах кыргыз и хакас //Народы Азии и Африки. – 1970. – №4.
142. Карамзин Н.М. Предание веков. Сказания, легенды, рассказы // История государства Российского. - М., 1988.
143. Карпини Плано и Гильом Де Рубрук, Путешествие в Восточные страны и История монголов. – Алма-Ата, 1993.
144. Кашгари М. Диван лугат ат-турк (Свод тюркских слов). – М., 2010.
145. Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири. - М., 1957.
146. Киселев С.В. Материалы и исследования по археологии СССР. - М.;Л., 1949.
147. Клейн Л.С. Генераторы народов //Бронзовый и железный век. Материалы по истории Сибири. Древняя Сибирь. Вып. 4. - Новосибирск, 1974.
148. Ключевский В.О. Лекции VII-IX. – М., 1987, т.1.
149. Кляшторный С. Г. Кыпчаки в рунических памятниках //  Turcologiga. Л., 1986.
150. Кляшторный С.Г. Памятники древнетюркской письменности и этнокультурная история Центральной Азии. - СПб., 2006.
151. Кляшторный С.Г. Тюркологический сборник //Древнетюркская письменность и культура народов Центральной Азии. – М.: Наука, 1973.
152. Кляшторный С.Г., Мокеев А.Н., Мокрынин В.Л. основные этапы этногенеза киргизского народа //Тюркология. – Фрунзе, 1988.
153. Кляшторный С.Г., Савинов Д.Т. Степные империи древней Азии. - СПб., 2005.
154. Ковалевский А. П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о путешествии на Волгу в 921-922 гг. – Харьков, 1956.
155. Комнина Анна. Алексиада. – М.: Наука, 1965.
156. Кононов А. Н. Опыт анализа термина «т;rk». Вопросы этногенеза. – М.;Л., 1949.
157. Кононов А. Н. Родословная туркмен. Сочинение Абу-л-Газа хана хивинского. – М.;Л., 1958.
158. Кононов А.И. Грамматика языка тюркских рунических памятников VII-VIII вв. – Л.: Наука, 1980.
159. Кононов А.И. История изучения тюркских языков в России //Родословная туркмен. – Л.: Наука, 1982.
160. Кононов А.Н. Еще раз об этнониме «кыргыз» //Тюркологические мсследования. – Фрунзе, 1970.
161. Кормушин И,В. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. -  M., 2002.
162. Кормушин И.В. Тюркские енисейские эпитафии. - М., 2008
163. Котвич В. А. Исследования по алтайским языкам. – М., 1962.
164. Крадин Н. Н. История хунну. – М., 2001.
165. Крюгер Р. Китай, Полная история Поднебесной. - М,, 2006.
166. Крюков М В., Софронов М.В., Чебоксаров Н.Н. Древние китайцы: проблемы этногенеза. — М., 1978.
167. Крюков М.Б. История Китая с древнейших времен до наших дней. - М., 1974.
168. Кузеев Р. Г. Происхождение Башкирского народа. Этнический состав, история расселения. - М.: Наука, 1974.
169. Кузеев Р. Г. Урало-Аральские этнические связи в конце I тысячелетия н.э. и история формирования башкирской народности //Ал.ЭБ, 1971. Т.4.
170. Кузьмина Е.Е. Арии – путь на юг. – М.:СПб., 2008.
171. Кузьмина Е.Е. Вестник древней истории  // Первая волна миграции ндоевропейцев на юг, 2000, №4.
172. Кузьмина Е.Е. Древнейшие скотоводы от Урала до Тянь-Шаня. – Фрунзе, 1986.
173. Кузьмина Е.Е., Смиров Н.Ф. Происхождение индоиранцев в свете но-вейших археологичеких открытий. - М.: Наука, 1977. 
174. Кулаковский П.А. Аммилан Марцеллин. История: пер. с латинского . – СПб., 1908, вып. 3.
175. Кулаковский П.А. История Византии. – СПб., 1910-1915, т. I-III.
176. Кулланда С.В. Скифы: язык и этногенез. _ М., 2016.
177. Кумеков Б. И. Арабские и персидские источники по истории кыпчаков VIII-XIII вв. – Алма-Ата, 1987.
178. Кумеков Б. С. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам. – Алма-Ата, 1972.
179. Кызласов Л.Р. Древняя Тува. – М., 1979.
180. Кызласов Л.Р. История Хакасии с древнейших времен до наших дней. - М., 1993.
181. Кычанов Е.И. История пограничных с Китаем  древних и средневековых государств (от гуннов до маньчжуров). – СПб., 2010.
182. Кычанов Е.И. История тангутского государства. – СПб., 2008.
183. Кычанов Е.И. Кочевые государства от гуннов до манчжуров. - M., 1997.
184. Кычанов С.И. К проблеме этногенеза тангутов. – М.: Наука, 1964.
185. Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. - М., 1961.
186. Кюнер Н.В. Работа Н.Я.Бачурина (Иакинфа) над китайскими источниками для «Собрания сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» - М.; Л., 1950.
187. Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе.  Греческие писатели. – СПб., 1904, т.1-2.
188. Левин М.Г. Древние поселения человека в Северной Азии // Труды ИЭ) им. Н.Н. Миклухо-Маклая, АН СССР, т. XVI. — М.;Л., 1951.
189. Лигети Л. Табгачский язык – диалект сяньбийского //Народы Азии и Африки, 1969, №1.
190. Литаврин Г.Г. Краткая история булгар. – М., 1987.
191. Лувсанвандан Ш. Русско-монгольский словарь. – Улан-Батор, 1982.
192. Лувсандэндэв А. Монголо-русский словарь – М., 1957.
193. Малoв С.Е. Древние и новые тюркские языки // Известия АН СССР. ОЛЯ, т. XI, вып. 2. – М.;Л., 1952.
194. Малов С.E. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования. – М.;Л., 1951.
195. Малов С.Е. Енисейская письменность тюрков. – М.;Л., 1952.
196. Малов С.Е. Изучение живых турецких наречий Западного Китая. ВЗ. Т. l. - Л., 1927.
197. Малов С.Е. Лобнорский язык. – Фрунзе, 1956.
198. Малов С.Е. Образцы древнетурецкой письменности с предисловием и словарем. – Ташкент: Изд. Восточн. фак. САГУ, 1926 (стеклографическое изд.).
199. Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии. – М.;Л., 1959.
200. Малько А.В., Соломатин А. Ю. Теория государства и права. — CПб., 2007.
201. Малявкин A.Г. Китайские источники по истории уйгуров в IX — ХП вв. // Изв. АН КазССР. Сер. ист. № 2 (16). — Алма-Ата, 1961. – С. 72-77.
202. Малявкин А. Г. Тактика Танского государства в борьбе за гегемонию в  восточной части Центральной Азии // Дальний Bocтoк и соседние территории в средние века. — Новосибирск, 1980.
203. Малявкин А.Г. Вожди древних уйгуров // Проблемы реконструкции в этнографии. – Новосибирск, 1984.
204. Малявкин А.Г. Марионетки из рода Ашина. – Восточный Туркестан и Средняя Азия. История. Культура, Связи. – М., 1984.
205. Мамонова Н.Н. К антропологии гуннов Забайкалья и расогенетические процессы в этнической истории. - М., 1974.
206. Маргулан А. Х. Древняя культура Центрального Казахстана. – Алма-Ата, 1960.
207. Маргулан А.Х. Труды Киргизской экспедиции // Выступление. – Фрунзе, 1959.
208. Мартынов А.И. Роль тагарской культуры и ее населения в формировании народов Сибири и их культуры // Происхождение народов Сибири. – Томск, 1969.
209. Марцеллин Аммиан. История. Вып. 1-3. - Киев, 1906-1908.
210. Масими Касим. История уйгурской державы. Голубые турки. Т.2, - Aлматы, 2000
211. Материалы по истории Узбекской, таджикской и Туркменской ССР. – Л., 1932, вып.3.
212. Мелиоранский П. М. Об орхонских и енисейских надгробных памятниках// Журнал Министерства народного просвещения, 1898.
213. Мелиоранский П. М. Турецкие наречия и литературы // Энциклопедический словарь. –  СПб.: Изд. Ф.А. Брокгауз и И. А. Ефрон, 1902. Т. XXXIV.
214. Мелиоранский П.М. Памятник в честь Кюль-тегина. // Зап-Вост. отд. импер. Русского археол. об-ва. Т. XII. Вып. II  и III. 1899. — СПб., 1900, C.1-144.
215. Мельхеев М Н. Географические названия Приенисейской Сибири.— Иркутск, 1986.
216. Мельхеев М.Н. Карты расселения и перемещения бурятских родопле-менных групп по данным топо- и этнонимики //Этнографический сборник. Вып. 6. – Улан-Удэ, 1974. С. 3-27.
217. Мельхеев М.Н. Топонимика Бурятии, – Улан-Удэ, 1969.
218. Миллер Г.Ф. История Сибири. – М., 1937, т.1.
219. Михайлов Т.М. О Буха-нойоне // Этнологические исследования. Вып. l. -Улан-Удэ, 2000. С.15-28.
220. Молдабаев И.Б. Отражение этнических связей киргизов в эпосе «Ма-нас». – Фрунзе, 1985.
221. Монгуш Д.А. Русско-тувинский словарь. - М., 1980.
222. Муниев Б.Д. Калмыцко-русский словарь. – М., 1977.
223. Мустафаев Э.М-Э. Турецко-русский словарь. – М., 1977.
224. Мэлории Дж. Индоевропейская прародина//Сборник. – М., 1997.
225. Мэн Джон. Чингисхан. – М., 2006.
226. Нарымбаева А.К. Туран – колыбель древних цивилизаций. – Алматы, 2009.
227. Насилов В.М. Язык орхоно-енисейских памятников. - М., 1960
228. Нестор. ПВЛ / пер. Д.С. Лихачев, Б.А. Романов – М.;Л., 1950, т.1-2.
229. Никаноров В.П,, Худяков Ю.С., Свистящие стрелы Маодуня и Марсов меч Аттилы. - СПб.; М., 2004.
230. Никонов В.А. Этнонимы. Сборник статей. — М., 1970.
231. Новгородова Э.А. Древняя Монголия. - М., 1989.
232. Номинханов Ц.-Д. Материалы к изучению истории калмыцкого языка. - М., 1975. 
233. Окладников А.Н. Ареология Северной и Восточной Азии. — Новосибирск, 2003.
234. Окладников А.П. Древняя тюркская культура в верховьях Лены. КСИИМК. Вып. XlX, 1948.
235. Ольденбург С.Ф. Исследования памятников старинных культур (Восточного) Китайского Туркестана. ЖМНП, ССCLIII. - СПб., 1904.
236. Ольденбург С.Ф. Русские археологические исследования в Восточном Туркестане. — Казанск. муз. вестн. № 1-2. - 1921.
237. Ольденбург С.Ф. Экспедиция Д. А. Клеменца в Турфан в 1898 г. ИВСОРГО. Т. ХLV, 1916. - Иркутск, 1917.
238. Основные этапы этнической истории народов Средней Азии и Казахстана. Народы Средней Азии и Казахстана. Т. I, М.;Л., 1962.
239. Ошанин Л.В. Антропологический состав населения Средней Азии и этногенез ее народов. Ч. 1. — Ереван, 1957.
240. Ошанин Л.В. Антропологический состав населения Средней Азин и этногенез ее народов. Ч.II.— Ереван, 1958.
241. Ошанин Л.В. К проблеме этногенеза уйгуров // Л.В.Ошанин и В.Я.Зезенкова. Вопросы этногенеза народов Средней Азии в свете данных антропологии. — Ташкент, 1953.
242. Павлинская Л.Р. Кочевники голубых гор. – СПб., 2001.
243. Петров К. И. Очерки социально-экономической истории Киргизии VI-начала XIII вв. – Фрунзе, 1981, с.56-57.
244. Петров К.И. К истории движения киргизов на Тянь-Шань и их взаимоотношений с ойратами в XIII-XV вв. – Фрунзе, 1961.
245. Петров К.И. К этимологии термина «кыргыз» //Советская этнография. – 1964. – №2.
246. Петров К.И. Очерк происхождения киргизского народа. – Фрунзе, 1963.
247. Петрушевский И.П. Рашид-ад-Дин и его исторический труд. – М.;Л., 1952.
248. Плетнева С. Половцы. – М., 1986.
249. Плетнева С. Половцы. – М., 2014.
250. Повесть временных лет /пер.Д.С. Лихачев, Б.А. Романов. – М.;Л., 1950.
251. Позднеев Д. М. Исторический очерк уйгуров (по китайским источни-кам). – СПб., 1899.
252. Полибий. Всеобщая история.- М., 1994.
253. Полиэн. Стратегеммы. - СПб., 2002.
254. Потапов А. П. Следы тотемистических представлений у алтайцев, 1935.
255. Потапов А.П. Этнический состав и происхождение алтайцев. – Л., 1969.
256. Прииск Панийский. Римское посольство к Аттиле. - СПб., 1842.
257. Пуллиблэнк Дж. Э. Зарубежная тюркология. – М.,1986,  с. 29-70.
258. Пьянков И.В. Еще раз к вопросу о динлинах // Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии. Материалы конференции: т. l. - СПб, 2002, с. 199-202.
259. Радлов В.В. К вопросу об уйгурах. – СПб., 1893.
260. Радлов В.В. Титулы и имена уйгурских ханов // Записки Восточного отделения императорского археологического общества. - СПб, 1890.
261. Райс Т. Скифы – строители степных пирамид – М., 2012.
262. Рашид-ад-Дин: Сборник летописей. – М.;Л., 1952.
263. Риттер К. Землеведение Азии. Т.I . - СПб., 1850.
264. Ромодин В.А. Материалы по истории киргизов и Киргизии. – М., 1973.
265. Рубрук де Гильом. Путешествие в Восточные страны: пер. А.И. Малеина. – СПб., 1911.
266. Руденко С.И. Культура гуннов и ноинулинские курганы. - М.;Л., 1962.
267. Румянцев Г.Н. О некоторых вопросах этногенеза монголов и бурят. - М., 1960.
268. Румянцев Г.Н. Происхождение хоринских бурят. - Улан-Удэ, 1962.
269. Санжеев Г.Д. Лингвистическое введение  в изучении истории письмен-ности монгольских народов. – Улан-Удэ, 1977.
270. Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси. – М.,1980.
271. Сахаров А.Н. История России с древнейших времен до конца XVII в. – М., 2001.
272. Седов В.В. Восточные славяне в IV-XIII вв. – М., 1982.
273. Седов В.В. Древнерусская народность. – М., 2005.
274. Седов В.В. Происхождение и ранняя история славян. – М., 1979.
275. Седов В.В. У истоков восточнославянской государственности. – М., 1999.
276. Седов В.В. Финно-угры и балты в эпоху Средневековья. – М.: Наука, 1987.
277. Седов В.В. Этнический состав населения Новгородской земли / Финно-угры. – Л., 1979.
278. Седов В.В.Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. – М., 1970.
279. Семенов А.А. Очерк культурной роли уйгуров в монгольских государствах // Материалы по истории и культуре уйгурского народа. — Алма-Ата, 1978.
280. Смагулов Е., Павленко Ю. К вопросу о гуннах Южного Казахстана. – Алма-Ата, 1992.
281. Сокровенное сказание: пер. Козина С.А. - М,;Л., 1941.
282. Струве В.В. Древний Восток. - М., 1953.
283. Субракова О.В. Хакасско-русский словарь. - Новосибирск, 2006.
284. Султанов Т.И. Чингиз-хан и Чингизиды, Судьба и власть. — М., 2006.
285. Супруненко Г.Д. История и культура Китая // Некоторые источники по древней истории кыргызов. – М., 1974.
286. Сыма Цянь.  Исторические записки. Т. III /Пер., предисл. и коммент. Р.В.Вяткина. – М.: Наука, 1984.
287. Сыма Цянь.  Исторические записки. Т.V. /Пep., предисл. и коммент. Р.В.Вяткина. – М.: Наука, 1987.
288. Сыма Цянь. Исторические записки. Т. VIII /Пер., предисл. и коммент. Р. В. Вяткина. – М.: Наука, 2006.
289. Сыма Цянь. Исторические записки. Т. IV. /Пер., предисл. н коммент. Р.В.Вяткина. – М.: Наука, 1986.
290. Сыма Цянь. Исторические записки. Т.1 / Пер., предисл. и коммент. Р.В.Вяткина. — М., Наука, 1972.
291. Сыма Цянь. Исторические записки. Т.II./ Пep., предисл. и коммент. Р.В.Вяткина. - М.: Наука, 1975.
292. Сыма Цянь. Исторические записки. Т.VI./ Пер., предисл, и коммент. Р.В.Вяткина. – М.: Наука, 1992.
293. Сыма Цянь. Исторические записки. Т.VII./ Пep., предисл. и коммент. Р.В.Вяткина. – М.: Наука, 1996.
294. Талько-Грынцевич Ю. Д. Население древних могил и кладбищ Забайкалья. — Верхнеудинск, 1928.
295. Талько-Грынцевич Ю.Д. Суджинское доисторическое кладбище в Ильмовой пади // Труды ТКОРГО, 1898. — Т.l. — Вып.2.
296. Таскин В. С. Материалы по истории  древних кочевых народов группы дунху. – М., 1984.
297. Таскин В.С. Материалы по истории кочевых народов в Китае. III-IV вв. - М, 1989.
298. Таскин В.С. Материалы по истории сюнну (по китайским источникам). – М., 1968.
299. Таскин В.С. Материалы по истории сюнну. – М.,1973.
300. Тихвинский С.Л., Литвинский Б.А. Восточный Туркестан – в древности и раннем Средневековье. Очерки истории. – М., 1988.
301. Тишкин А.А., Дашевский П.К. Основные аспекты изучения скифской эпохи Алтая. – Барнаул, 2005.
302. Тодаева Б.Х. Язык монголов Внутренней Монголии. – М., 1985.
303. Толстов С. П. Города гузов //СЭ, 1947. №3.
304. Томилов Н. А. Проблема этнографических критериев этнической спе-цифики археологических памятников // Проблема этногенеза и этнической истории аборигенов Сибири. – Кемерово, 1986.
305. Tomsen V. Дешифровка орхонских и енисейских надписей. – СПб., 1894.
306. Томсен Дж. О. История древней географии. — М., 1953.
307. Троицкая Т.Н., Новикова А.В. и Сальникова И.В. Погребения с сожения могильника Каменный мыс //Вопросы древней истории южной Сибири. – Абакан, 1984.
308. Феофилакт Симокатта. История. – М., 1957.
309. Фирдоуси. Шахнаме. – М., 1906, вып. I.
310. Хартог де Лео. Чингисхан – завоеватель мира. – М., 2007.
311. Харузин А.П. К вопросу о происхождении киргизского народа. – М., 1895.
312. Ховалыг У.Т. «Тогуз-огузская» проблема в истории изучения древних уйгуров Центральной Азии // Вестник НГУ. Т. 8. Вып. 5. — Новосибирск, 2009.— Сер. История, филология.
313. Худяков Ю. С. История дипломатии кочевников Центральной Азии. – Новосибирск: Изд-во Новосибир. гос. ун-та, 2003.
314. Худяков Ю. С. Памятники культуры древних тюрок в Восточном Туркестане //Происхождение кыргызов. – Бишкек, 1995. С. 12-14.
315. Чанков Д.И. Русско-хакасский словарь. — М., 1961.
316. Чебоксаров Н.Н., Чебоксарова И.А. Народы. Расы. Культуры. — M., 1985.
317. Черемисов К.M. Бурятско-русский словарь. - М., 1973.
318. Шабалов А. С. Происхождение уйгуров, курыкан (бурят, калмыков, якутов) и других телеских племен. XVIII в. до н.э. – XIV в. н.э. – СПб., 2014.
319. Шабалов А. С. Титулы и имена уйгурских ханов (монголоязычная интерпретация) //Изв. ИГУ, 2013.№1. С.131-145.
320. Шабалов А. С., Шабалов Д. А., Шабалов М. У. Происхождение древних и средневековых тургутов (турков) XXIV в. до н.э. – Иркутск, 2014. 248с. 
321. Шабалов А.С, Шабалов Д.А., Шабалов М.У. Роль хунну (гуннов) в формировании украинского народа (историко-ономастическое исследование) – Иркутск, 2016, ч.1.
322. Шабалов А.С, Шабалов М.У. Роль хунну (гуннов) в формировании русского народа (V-XIV вв.) н.э. или краткая история происхождения русских – Иркутск, 2018. – Ч II.
323. Шабалов А.С. Происхождение уйгуров, курыкан (бурят, калмыков, якутов) и других телэских племен XVIII в. до н.э.-XIV в.н.э. – Иркутск, 2014, 248 с.
324. Шабалов А.С. Этническая принадлежность хунну. – Иркутск, 2011.
325. Шагдаров Л.Д., Черемисов К.М. Бурятско-русский словарь. - Улан-Удэ, 2010. - T.1-2.
326. Шаниязов К. Ш. К этнической истории узбекского народа. – Ташкент: Фан, 1974.
327. Шаниязов К. Ш. Этнический состав узбеков и консолидация  их в социалистическую нацию. – М.: Наука, 1964.
328. Шервашидзе И.Н. Формы глагола в языке тюркских рунических надписей. – Тбилиси, 1986.
329. Шерр И. Переселение народов. - СПб., 1898.
330. Щербак А. М. Тюрко-монгольские языковые контакты в истории монгольских языков. – СПб.: Наука, 2005.
331. Щербак А. М. Тюркская руника. Происхождение древнейшей письменности тюрок. – СПб.: Наука, 2001.
332. Щербак А.M. О характере лексических взаимосвязей тюркских, мон-гольских и тунгусо-манчжурских языков // Вестник языкознания — №3, 1966. С.21-35.
333. Щербак А.М. Сравнительная фонетика тюркских языков. – Л.: Наука, 1970.
334. Щербинин М. Русско-турецкий словарь. – М., 1989.
335. Юдахин К. К. Русско-киргизский словарь. – Бишкек, 2012.
336. Юдахин К.К. Киргизско-русский словарь. — М., 1965. Т. 1-2.
337. Юдахин К.К. Русско-киргизский словарь. - M., 1965.
338. Юй Тайшань. Историография проблемы этнической идентичности сюнну и гунов //Гуманитарные науки в истории и современном развитии общества. – Чебоксары, 2006.
339. Языки народов Азии и Африки. - M., 1993.
340. Яхонтов С.Г. Древнейшие упоминания названия «киргиз» //СЭ, 1970, №2.

Литература на иностранных языках

1. Asim N. Turk tarihi. – Istambul, 1316.
2. Banguoglu T. Oguslar ve Oguzeli Urekrine «Turk Dili Arastirmalari Vibigi Belltу». – Ankara, 1959, №3, s.180.
3. Bergman F. Nomadische Streiferein unter der kalmuken in der Jahren 1802 und 1803 - Riga, 1804.
4. Cahen C. Mouvements populaires et autonomisme urbain dans L’Asie musulmane du moyen age. - Leiden, 1958.
5. D’Onsson. Histoire des Mongols. Depuis Tchinguiz-Klan jusqua Timour Bey ou Tamerlan. La Haye et Amsterdav.Les freres van Cleoff, 1834-1835.
6. Deguignes J. Hisotrie generale des Huns, des Turcs, des Mongols et, des autres Tartares occidentaux, ouvrage tire des livers chinois.- Paris, 1756-58.
7. Deguingеs. Меmorie sur I'origine des Нuns et des Turcs. - Рана, I 748.
8. Diaconus. Histori, 1878.
9. Gabain A. Att;;urkishe Grammatik. – Leipzig, 1950/
10. Gabain A. Das uigurische Konigreich von Chotscho 850-1250. Sizungsber. Der Dtsh. Akad Wiss. Zu Berlin, 1961.
11. Glouson G. Tures and nolves // Studio Drienta ll. – Helsinki, 1964. XXVIII.
12. Hamilton J.R. les Ouighoursk a I;epoique des Cind dynasties d;apres les documents chinois. – Paris, 1955.
13. Hamilton J.R. Manuscripts onїgourts du IX-;me siecle de Touen-Houand. Textes etabilis, traduits et commentes. T.1-2. – Paris, 1986.
14. Kafesogly L. Harezmsahlar devleti tarihi. – Ankara, 1956.
15. Kafesogly L. Sultan Meliksah devrinde B;g;k Sel;;klu imperator lugu.- Istanbul, 1953.
16. Klaporth J.Tableaux historiques de L'Asie. - Paris. I826.
17. Klaporth l. Memorie sur L'identite des Thou-khiu et des Hiong-nouavcs Les Тurсs // Journal Asiaigue Novembre, 1825.
18. K;prtil; M.F. Kaykabilesi hakkinda yeni notbar, 1944, cilt. VIII №31.
19. Liu Man-Tsai. Die chinesischen Nachrichten, 1958.
20. Maenchen-Нelfen O. The legend of origins of the Huns. – Bysantion, 1945, vol.VIII.
21. Maksoudi. Les prairies d or. – Paris, 1861. I.
22. Margaurt J. Osteur vop;ische und ostasiatis;he Streitz;ge…- Leipzig,1903.
23. Margaurt J. Skizzen zur geschichlichen V;lkerkunde von Mittlasien und Sibirien, Festchrift f;r F. Hirth zu seinem 75.- Berlin, 1920 (OAZ, Jg.8).
24. Marqaurt A. ;ber das Volkstum der Komanen Adhandlungen der k. Akademie der Wissenschaten, philologich historische Klasse, 1914. Bd. XIII. № 1.
25. Marquart J. Die Chronologie der Altt;rkischen Inschriften.- Leipzig, 1898
26. Minoraky V. Hudud al-Alam. «The Region of the norld» A Person Geography 372 A.H. - 982 AD London, 1937 (6MSXI).
27. Minoraky V. Tamin ibn Bahr`s Journey to the uyghurs, BSOS, 1948. vol. XII, pt.2.
28. Mommisen. Romishe ceschichte von teodor Mommisen, 1850.
29. Mommisen. Uber dtr Chrhographen vomm jahre, 354, Leipzig, 1850.
30. Munkacsi B. Hunnische Sprachdenkmaler in Ungarischen, Keleti Szem;e, II, 1901/
31. Munkacsi B. Keleti Szepmle, IV, 1903.
32. Nemeth J. Dit Volksnamen guman und. RCA. – Budapest, 1940. T.3.S.99.
33. Neumann K.F. Die Volker der sudlichen Russlands in inrer geschichtlichen Entwickelung. - Leipzig, 1847.
34. Pallas. Summlungen historischer Nachrichten uder die Mongolischen Volkerschatten. - Berlin, 1776.
35. Parker E. Н. А thousand years of the Tatars. I887.
36. Pelliot P. Lа version ouigoure de l’ histoire des princes Kalya Namkara et Papamkara. TP. Vol. XV. - Leiden. 1914.
37. Pelliot P.А. Propos de Соmаns. JA, 1920, avril juin., p. 125-185.
38. Pelliot, Paul et Hambis, Louis Historia de Campagnes de Gengis Khan. Chengwou ts ’in-tcheng lou. Tome 1, Leiden, ЕJ. Brill, 1951.
39. Pritsak O. Al-Burhan, 1952. Bd. XXX.
40. Pritsak O. Die Karachaniden, 1953. Bd. XXI (mit einer genealogischen Tabel) ole islam.
41. Pritsak O. Kara chanidische Streitfragen. – Oriens, 1950. Vol. III. №2.
42. Pritsak О. The Нunniс language of' the Attila Clan // Harvard Ukrainian studies, Ukrainian Research institute, Harvard university, Cambridge, massachusetts, volume Vol, N. 4. December 1982, р. 428-477.
43. Remusat А. Recherches sur les langues Tartarts.-  Paris. 1820.
44. Rona-Tas A. (1998). WesternJld Turkis // The Mainz Meeting Proceedings of the Seventh International Conferenceon Turkish Lannguistic. Tukologica, 32. – Wiesbaden, 1998.
45. Sanping Chen. Turkie or Proto-Mongolian? A Note jte on the Tuoba Language II Central Asiatic Journal, 2005, vol. 49, №2, p. 161-171.
46. Schmidt J. Forschungen im Gediete der alteren religiosen, politischen und literarischen Bildungsgeschichte der Volker Minef-Asiens. Vorzuglich der Mongolen ind Tibeter.- St. Pet., 1824.
47. Shiratori K. Sinologische Beitrage zur Geschichte der Turkvolker, II. Uber die Sprache der Hiung-nu und der Tunghu-Stamme // Изв. Академии наук, 1902, сентябрь, т. XVII, №2, с. 133. 
48. Shiratori К. Sur l’origine des Hiong-nu // Jourпаl Asictigue, №1, р. 71-82, 1923.
49. Thomsen V. Inscriptions de L’Orkhon dechiffres. – Helsingfors, 1896.
50. Togan A.Z.V. Ibn Fadlan’g Reisebericht. -  Leipzig, 1939.
51. Togan Z.V. Die Veriahren der Osmanen in Mittelasien. – Zeitschrift der Dentschen morgen L;ndischen Gesellschaft, 1991. Bd. 95. Hit. 3.
52. Togan Z.V. Horezmce terc;mecli Mugddimat at-adad. – Istanbul, 1951.
53. Togan Z.V. Mogolar, Gingis, T;rkl;k, [S.L.], 1940.
54. Tsvetkova B. Ocmani t;rk Tarihi. – Sofya, 1953. VIII.
55. Tumen D. Antropology of xiongnu. Древние культуры Монголии и Байкальской Сибири // Материалы междунар. Научн. Конф., с. 366-377.
56. Vambery А. Das Turkenvolk – Leipzig, 1885.
57. Vambery А. Первобытная культура порко-татарских народов (русский перевод) // Записки Зап.-Сиб. отдела Географ. о-ва, 1884, кн. Vl.
58. Visdelou. Histone de la Tartane. Paris, 1779.
59. Viven de Saint-Martm. Etudes ethnoraphigues et historiques suг Les peoples nomads, que se sont succeed au u nord du Caucase dans les dix prenners siecIes de notre ere // Nouvelles annales des voyages et des sciences geographigues, 1848. December. C. 257-306.
60. Wonds J.E. The aqquy;nlu: clan, confederation, empiri. – Solt lake citi, 1999.


Перечень сокращений

1. БЭС – Большой энциклопедический словарь.
2. ДТС – Древнетюркский словарь.
3. ТКАЭЭ – Труды Киргизской археологической этнографической экспедиции.
4. МИТТ – Материалы по истории туркмен и Туркмении.
5. ПСРЛ – Полное собрание русских летописей.
6. СЭ – Советская этнография.
7. СА – Советская археология.
8. ЖМНО – Журнал министерства народного образования.
9. ИАН – Императорская Академия наук.
10. ИАН СССР – Известия Академии  наук СССР.
11. ПВЛ – Повесть временных лет.
12. ЖМНП – Журнал министерства народного просвещения.
13. ИАН – Известия Академии наук Киргизской ССР.
14. МИКК – Материалы по истории киргизов и Киргизии.
15. ИВ АН РФ – Институт востоковедения Академии наук РФ.
16. BGA – Biblioteka Geographorum arabicorum edidit V.J. de Goeje? Paris I-VIII, Lugduni Batavorum, 1870-1892.

Автор данной работы соблюдал последовательность в упоминании классиков исторической науки: Н.Я. Бичурина и Д.М. Позднеева, у которых встречается разночтение имен, названий родов, племен и титулов.