Манты восточные морские

Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Колом ее оттудова
Не выбьешь.

А.Н.Некрасов



Оглоблин даже не сказал нынче верному Санчо, что будет готовить на ужин. Отбрехнулся привычным: «Еще не придумал». И не потому даже, что в ответ на правду долго бы выслушивал от стюарда «плач Ярославны» («Да, на фиг тебе это надо, Андрюха?! Никто никогда здесь такого не делал, и делать не будет!»), но, главным образом, чтоб не сглазить давно задуманное, хлопотное дело.


На ужин он запланировал восточные манты.


Капитан уже давно подбирался к горлу шеф-повара, чтоб ухватить-таки могучими ручищами. «Был у меня в одном рейсе повар – Саша Казанков: первый рейс поваром пошел. Так он эти пельмени лепил – чуть не каждый день! Вдвоем со стюардом их катали. Я уже ему говорил: «Саня, прекращай!». Но, правда, там пельменница ручная на камбузе была».


По счастью – и Оглоблин уже перекрестился на сей счет раз сто – у них на камбузе пельменницы не имелось ни ручной, ни механической: спасибо тому мудрому, неизвестному коку, что втихомолку выбросил, верно, её как-то за борт в одном из предыдущих рейсов! От лепки пельменей вручную каждый раз, когда вроде как невзначай заводил о том разговор капитан, или гурман электромеханик, удавалось Оглоблину с Санчо дружно отбрехиваться: «Да, это ж надо подгадать, чтобы матросы, хотя бы, свободные были – чтобы всем экипажем лепить». Сашка, по капитанскому уходу, еще четверть часа чертыхался со слюной: «На вояках один раз делали всем экипажем – весь салон потом от муки отмывать пришлось: и столы, и палубу! На фиг мне здесь такое сдалось: мне что – другой работы мало?».


Действительно!


- Да, тут еще понимаешь, Саня, в чем петрушка: одно дело – и дело, кстати, тягомотное - пельмени эти слепить. Ты еще попробуй, отвари их на такую толпу: так, чтоб не разварилось половина! Да и в раздаче – считай впопыхах каждую порцию, а народ на радостях над душой стоит, напирает!


Держались, в общем, эти двое пока. Но, в воздухе уже висел если не тихий пельменный бунт, то уж явная пельменная претензия - во всяком случае. Дело в том, что вкусностями и комплиментами от шеф-повара Оглоблин экипаж баловал вполне, а вот вожделенные пельмени – незатейливое, с точки зрения едоков блюдо - повисали пока в воздухе.


- Чтоб они, блин, животом поплохели!


Но, не от души кок то говорил, конечно. Работу свою – ту, которая всегда для людей – Оглоблин любил, и, получалось, любил и своих едоков. Ну, а что ропщут порой не по делу – так ведь, живые они люди! А в море-то – какая моряку радость: только пожрать! Как говаривал капитан: «Ни одна тельняшка на пузе еще не треснула».


Но был и еще один момент – в котором не хотел Оглоблин даже самому себе сознаваться, хоть момент этот и был решающим. Чесались, чесались поварские руки по восточным мантам. Оглоблин и сам горделиво числил себя восточным человеком, и блюдо это натурально – боготворил (только священнодействие приготовления плова ставил выше). Так что, манты состоялись бы и без пельменей – рано или поздно. Теперь, получалось, они будут в м е с т о.


Так Оглоблин всегда и поступал – из двух минусов надо непременно сгоношить один плюс: обязательно должно получиться – и на камбузе, и в жизни!


Но, для того, ясное дело, всегда потрудиться было надо – то ли руками, то ли «мозгой пошевелить». А чаще всего – два в одном.


Фарш Оглоблин заранее накрутил еще до завтрака – спокойно, ни на что больше не отвлекаясь.  Да, верно, конечно – на настоящие восточные манты мясо нужно не крутить на мясорубке, а резать ножом на мелкие кусочки: как Оглоблин в начале своей поварской деятельности честно и делал. Но, не восточный морской люд такого кропотливого труда не шибко замечал, не ценил, а как-то пару лет назад двое вечно недовольных упырей и вовсе заподозрили, что просто-напросто кок поленился (хоть и заступались тогда добрые люди за Оглоблина: «На мясорубке-то ему всяк легче и быстрее было покрутить, чем с ножом канителиться!»). Но, с того случая твердо решил себе Оглоблин с классическим вариантом не заморачиваться: умный не скажет, дурак не поймет. А кто и вякнет не впопад, на того всегда готово: «А это манты восточные по-морскому», - благоволите!..


Тесто завел тоже не впопыхах – сварив уже уху на первое, и поставив в разогретую духовку куриные окорочка к обеду. Спасибо тестомесильной машине – верной и безотказной его помощнице, - тесто получилось в самый раз – и достаточно крутое, и эластичное при том. Не пожалел Оглоблин для такого случая лишних яиц – только бы края накрепко слепливались! И, укрыв, как полагается, тазик пищевой плёнкой, спрятал в охлажденную провизионную кладовую – пусть «отдохнёт» от души!


Удалось провести все эти манипуляции без пригляда самозваного «смотрящего» Санчо: уже хорошо! Стал бы тот под руку опять отговаривать – душу сомнениями смущать: и без того - такое дело успеть сделать до ужина предстояло!..


Но, пока все шло по плану. Обед, как и задумывалось, удалось приготовить ощутимо раньше срока – час времени на лепку мантов Оглоблин уже выгадал! Не мешкая, не теряя того промежуточного выигрыша, кок и приступил…


«Мне нужно слепить сто пять мантов,-  мысленно высчитывал, давал себе установку Оглоблин, – всего лишь! По пять штук на брата, на двадцать одного человека: я и капитан – не в счёт». Капитану, что сидел на вегетарианской диете, Оглоблин не готовил с самого начала рейса - диетические блюда гоношил Санчо: какую-нибудь тушеную капусточку, или кабачки – скромную сковороду, равную гарниру для всего экипажа.


Сто пять штук… Семечки!  Разве могло идти то в сравнение с мантами на ужин в приснопамятном Оглоблину рейсе на рыболовном траулере с экипажем в семьдесят пять человек! Оглоблин и лепил-то их тогда несколько ночей впрок, трепетно замораживая в картонных коробках в мясной провизионной кладовой. А потом, к полному изумлению враждебной Оглоблину камбузницы («Никто еще до такого не додумался!») и её тайного судового гражданского мужа – пекаря (муж официальный ждал на берегу), принялся готовить на самом настоящем пару! Да. Он же, малохольный, плюс к тем ночам лепки еще несколько ночей до того не спал – ворочался, придумывая пароварку в походных судовых условиях: настоящей-то на камбузе сроду не водилось. И придумал-таки – голь на выдумку хитра!


Пустые маленькие баночки из-под горчицы были налиты водой и поставлены на дно большой кастрюли, в которую после тоже была налита вода – чуть-чуть не до верха тех банок. Кастрюля поставлена на плиту, на банки умощена крышка от кастрюли меньшего диаметра, с тесно уложенными друг к дружке мантами на ней. Теперь было – ждать, когда вода закипит, отсчитать сорок минут, и снять аккуратно честно приготовленные на самом, что ни на есть, пару манты: вся недолга!


И вправду: всего-то и «делов»!


Но, Оглоблин запарился тогда не на шутку. Натурально – вся спина в мыле! Хоть и варил-парил манты он в двух кастрюлях, но на одну крышку больше пятидесяти штук не влезало, и «замесов» предстояло сделать несколько – на такой-то экипаж! Вот и летал он из морозной провизионки в парную камбуза, как электровеник: дело делал – народ порадует!


Неблагодарный народ в конце того рейса немалым числом встал на сторону интриганки - искусницы камбузницы (обласкавшей уже к тому моменту не одного пекаря) и её бой-френда: сколько морского волка не корми…


Но нынче был совсем другой коленкор. Никаких тебе юбок камбузных – строго здесь мужской экипаж, и едоки – сознавался сам себе Оглоблин – дай Бог каждому коку благодарных таких!


Потому, конечно, и манты лепились споро и спокойно. «Спокойствие, - не уставал проповедовать суетливому Санчо Оглоблин, - для повара – первое дело!». Просторный, блистающий стол из нержавейки был полностью чист во всех смыслах для генерального сражения. И достаточно споро прибывающие, ладно скрученные и крепко слепленные манты – гренадеры стройными рядами занимали свои позиции на посыпанных мукой противнях.



Даже перерыв на раздачу обеда стал в подмогу – часовым «перекуром» от лепки: сегодня Оглоблину выпал тот отдых, что в перемене занятия. Ревнивый к настоящим успехам шефа Санчо лишь краем глаза покосился на затеянное Оглоблиным, но из той же ревности и смолчал.


Сунулся, правда, правдолюбец Миша – матрос, сующий во все, без исключения, судовые дела крючковатый свой нос: по своей «яме желудка», которой страдал, на камбузе он высматривал все особенно зорко:


- О, это чего –  на ужин сегодня? - с вмиг загоревшимся взором кивнул он на противень с мантами, который Оглоблин еще не успел скрыть с глаз.


- Да, посмотрим – как получится, - холодно отозвался кок.


«Мишеля» он по известным причинам конечно недолюбливал, и не потчевал. Да, и кто же любит, когда лезут ему под руку, приглядывают за каждым шагом, да в спину дышат? Однако, в другом сейчас главное было дело. А вдруг, действительно не получится? Ну, черт его маму знает – развалятся эти манты, или слепить Оглоблин их не успеет – ведь такое хлопотное, эксклюзивное даже и для берега, блюдо! Матерый шеф, конечно, выкрутится – народ голодным не оставит: кинет по-быстрому купаты в духовку, а макароны в кастрюлю с кипящей водой – вот тебе и ужин! Но, тот же Мишка, или же дружбан электромеханик, что непременно наведается к шефу после обеда, обязательно раззвонят по всему судну: «Сегодня на ужин манты!.. Манты сегодня на ужин». И начнет судовой народ, слюну глотая, жить предвкушением этого праздника живота. И повалит на ужин счастливо. А тут – бах: купатки запеченные с макарошками отварными… Обманул шеф, обжал ребятишек!


Вот потому-то и не любил Оглоблин заранее такие деликатные блюда заранее трубадурить – только из-за этого.


Споро помыв свою часть посуды по окончание обеда, Оглоблин поспешил возобновить лепку мантов – благо, слепить оставалось чуть больше половины. Теста должно было хватить вполне, а вот насчет фарша были сомнения. «Ничего, - решил себе Оглоблин, - все в моих руках: просто, будут последние манты могут случиться чуть поменьше – похудеют».


Но, пока что манты из-под его рук выходили знатные. Тут расчёт был простой – то ли слепить пять штук больших на одну порцию, то ли десять маленьких. Понятное дело, кок выбрал первое.


А сам процесс лепки вызывал у Оглоблина только радость – всегда. Даже в том, упомянутом уже рейсе пекарь – тоже, с его слов, человек Востока, - учился у Оглоблина, со стороны, правда, наблюдая.


- Смотри, это же так просто: делаешь защип посредине, потом – два защипа перпендикулярно: буквой «т». Теперь эти края друг к другу кругом сводишь, защепляешь покрепче: все – готов, красавец!.. По мне – еще проще, чем пельмени лепить». Пекарь-прелюбодей даже слепил тогда парочку – вот, как искусство лепки мантов даже безнедежного лентяя проняло!


Ну, а сегодня руки Оглоблина просто радовались давно забытой работе! Как радовался, и благодарил себя в душе он – что затеялся с таким трудоемким делом, что не смалодушничал по ходу разных мыслей от него отказаться, а теперь – было абсолютно коку уже ясно – доведёт отважно начатое до конца.


И фарша хватило сполна. Больше того – сто двадцать шесть  мантов в итоге получилось – это ж двадцать с лишним про запас! «Если не разварятся, - подумал себе Оглоблин, - так и по шесть каждому выйдет!».


А все же, неотъемлимое в любом деле это условие – спокойствие…


Дальше и вовсе все пошло, как по маслу. Маслом подсолнечным смазаны были две большущие крышки, и плотно уложены манты – по тридцать пять на каждой уместить удалось! Очень-очень аккуратно, деликатно подцепил Оглоблин ручку крышки крюком-вешалкой половника, и, трепетно придерживая и балансирую вес другой рукой, опустил в объемную кастрюлю, в которой кипела уже налитая «по щиколот» вода и был погружен чуть возвышавшийся над ее уровнем противень. То же проделал со второй крышкой.


Теперь, закрыв кастрюли одну крышкой, другую тазом из нержавейки ( «родная» крышка была сейчас под мантами), оставалось просто ждать сорок минут, да поглядывать, время от времени подливая выкипающую воду.


Времени до ужина у Оглоблина оставалось еще – вагон!


- Здорово, братэлла! – это седой электромеханик Владимир Анатольевич на правах первого дружбана кока (которые хитрован застолбил с самого первого дня), руки в брюки, зашел на камбуз, привычно шаря на ходу взглядом по всем полкам и столам, - чем нас на ужин будешь изумлять?


Обычно Оглоблин с напускной грубоватостью всегда отвечал друг неизменное: «Лазанья под соусом бешамель, блин!», - а уж потом диктовал действительный ужин. Но сегодня шеф настолько подобрел душой, что проболтался про манты – теперь уж было можно.


- Так что, приходи, не опаздывай!


Время было вынимать первую партию, и следом загружать вторую. Все также аккуратно, надев при том еще и свои красные краги (что отжалел коку судовой газлэлектросварщик), потащил все тем же крюком половничьим крышку с готовыми уже, честно сварившимися на самом настоящем пару, мантами. И, вопреки своей боязни, не уронил ни единого – донёс крышку до стола, где уж на противень красивые и пересадил.


Манты вышли на славу! И без того большие, сварившись, они еще чуточку увеличились в размере, и выглядели, словно на изображении рецепта в интернете, или глянцевой картинки в ресторанном меню.


Пока готовилась вторая партия, Оглоблин с прохладцей приготовил морковь по-корейски, и соус чесночный: к мантам в самый раз они будут. Верный Санчо, уже появившийся накрывать столы на ужин, безмолвно признал поражение своих настроений, поварской победы же признать не захотел, замолчав и её.


Как обычно, в половине уже шестого пожаловал второй штурман – хоть и торопыга для кока (что, признаться, чертыхался, на «самого голодного» про себя), но и дегустатор невольный – нет худа без добра! Съев свою порцию из шести мантов, крякнул одобрительно:


- Замечательный ужин, спасибо! Как дома побывал!


Такого он с самого начала рейса никогда не говорил: вот, проняло!


Глядя на такое дело, зацепил один мант и Сашка.  Руками: зачем горячий сок – самый смак! – ножом бедный мант разрезав, на тарелку проливать!


- Супер! Вообще!...


Преогромных мантов вышло шесть на порцию. Оглоблин расположил их на тарелке по два штуки в три ряда. Слегка смахивало, конечно, на расположение пуговиц на поварском его кителе. Зато, с одной стороны на тарелке было место положить морковь по-корейски, с другой – чесночный соус без боязни, что перемешаются они друг с другом: эстетично, «дешево, надежно и практично»!


- О, это – как его? – хинкали? – зашел на камбуз за своей порцией моторист Володя.


- Манты, Володя, манты, - скрыл улыбку Оглоблин: Володя был с Мариуполя, а там-то уж конечно украинские вареники безраздельно главенствовали над всякими пришлыми восточными и кавказскими лепными изделиями.


А чуть позже, когда тарелки с мантами уже вовсю исчезали с раздаточного стола, с другого фланга сквозного камбуза закатился пузырёк Анатольевич.


- Андрюха! Без базара - отличные пельмени! – побрившийся накануне наголо, электромеханик и вправду напоминал сейчас криминального авторитета.

- Ты чего, Анатольевич – масть попутал? – в тон реальному дядьке отвечал Оглоблин. – Какие тебе пельмени?! Это манты восточные - как есть!

- А, ну, извини! – поспешил исправить оплошность кореш.

По понятиям.

- Ой, спасибо, парни – от души! – это всегда благодарный матрос Игорь ставил в раковину пустую тарелку. – Балуете вы нас!

При этих словах Санчо непроизвольно гордо выпятил грудь. Впрочем, в следующую минуту решил не мешкать, не рисковать – набросать в свою тарелку еще пять законно причитающихся ему мантов, и, усевшись на свой стульчик в уголке камбуза, быстренько их «заточить».

А шеф так ни одного манта и не попробовал. Да что он – мантов в своей жизни не ел? Пусть всем морякам сегодня будет их поровну, и пусть для каждого то станет маленьким, нежданным и некалендарным праздником. Который, прекрасно знал Оглоблин, еще и вспоминать будут частенько. И уж не забудут точно никогда: скудна нынче жизнь на радости простые.

А манты видно и вправду удались знатные: так их люди хвалили! А старый дурак Оглоблин людям все еще верил.