Мне бы твои заботы

Мне бы твои заботы

    Петрович с годами, будь они неладны – подпирают, ударился в чтиво.
«Книги – мудрость! Кладезь жизни! Опыт предков!» – приговаривал он, возвращая очередную взятую книгу из моей библиотеки.
Сам-то книг не держал, не копил, не искал. Как-то обходился. А под старость стал читать, да запоем. Речь поправил. Ума прибавил. Философски к жизни стал относиться.
Правда, стычки со своей благоверной Матюней не перестали, а даже участились.
– Ты это сделал? – вопрошала она супруга.
– Нет ещё! – оправдывался Петрович.
– Опять за книгой?!
– А ты послушай, Матюня, как интересно мысль писатель излагает.
И зачарует её своим воркованием. Она уши и растопырь. В воспоминания ударятся. Глядь, а время-то ушло, работа не сделана. Корова мычит, в калитку рогом просится...
Принёс мне Овидия.
– Послушай, – говорит озабоченно, – что старикан пишет.
И цитирует: «Будет срок, подкрадётся и к вам сутулая старость».
– И что? – спрашиваю его.
– Вот, думаю, подкралась она ко мне или нет!?
– Успокойся, ещё соколом смотришься. В поднебесье летаешь.
– Спасибо! Поддержал! А то Матюня говорит, что из меня песок сыпется.
– Может, на детективы переключишься? – советую ему. – Женские. Современные. Заковыристо и Донцова, и Шилова, и подстать им пишут. Да быстро! В год по две книжки выпускают. Не беда, что однодневки. Дело на поток поставлено. Пошаговое личное подсобное предприятие. О чернилах, пере забыли. Эпоха не та. О вечных мыслях тоже. Компьютер, принтер, голова. Печатная бумага под рукой.
– А герои? – поинтересовался Петрович.
– Труп, убийца, сыщик. Между этим замесом ужастиков и тумана напустят. Бери!
– Мне бы про любовь! – смущаясь, просит Петрович.
– Седина в голову...
– Про настоящую!
– «Русские женщины» – про декабристок, но в стихах, возьмёшь?
Через пару дней встретились, и о декабристках разговор повёлся.
– Вот верность так верность! Вот где любовь! – ахал Петрович. – Я и Матюне выборочно читал, так она сказала, что за мной бы не поехала. Что, мол, ты за шишка? Патриот, какой?! Да мы с тобой и так в Сибири живём. А дальше Сибири и не сошлют. Да и было бы за что!
– Нет, ты подумай, – продолжал он свой монолог. – Да я с ней столько лет-зим живу, а ведь что выяснилось... Не поехала бы! Обидно.
– Да это она тебе шутя-любя сказала. Её, видно, задело, что про любовь декабристок ты так жарко заговорил. Приревновала, не иначе.
Ещё бы поговорили, да за Петровичем жена пришла.
Дела-то домашние стоят. А он... про любовь.