Скорый... Гл. 4. 22. Елена Сергеевна была...

       22. ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА БЫЛА НЕГЛУПОЙ ЖЕНЩИНОЙ...

       Елена Сергеевна Тихлова, зав. отделом Речовского горкома партии, просматривала информативные материалы — их было в избытке на широком столе — и заметно нервничала. Бюро горкома поручило ей быть содокладчиком на конференции. Только над одним её названием можно было ненароком голову сломать: «Забота о школе — общепартийное, всенародное  дело. Об усилении роли первичных партийных организаций в совершенствовании народного образования в свете решений XXVI съезда КПСС, июньского (1983 г.) Пленума  ЦК КПСС, и исходя из Постановления Верховного Совета СССР от 12 апреля 1984 года «Об основных направлениях реформы общеобразовательной и профессиональной школы».

       Ей было поручено выступить «по вопросу борьбы с негативными тенденциями в организации культурного досуга молодёжи». Фактов хоть отбавляй. Однако, озвучить их в содокладе требовалось так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Первый секретарь горкома партии доходчиво разъяснил ей про «волков» и «овец»:

       — Елена Сергеевна, изложите своё видение проблемы так, чтобы содоклад прозвучал остро, злободневно, с нелицеприятной критикой, но и одновременно так, чтобы наказывать и, тем более, освобождать от занимаемой должности никого не пришлось. Продемонстрируйте своё умение рельефно обозначать острые углы и одновременно ловко их сглаживать. Обком партии уверен в целесообразности предстоящей вашей работы на должности второго секретаря горкома партии. Вопрос решён, но вы уж не подведите. Главное, больше позитива. Акцент — на успехи и достижения в коммунистическом воспитании советской молодёжи.

       Она дочитала очередной абзац в постановлении: «...Партия добивается того, чтобы человек воспитывался у нас не просто как носитель определенной суммы знаний, но прежде всего — как гражданин  социалистического общества, активный строитель коммунизма, с присущими ему идейными установками, моралью и интересами, высокой культурой труда и поведения...».

       Машинально перевернула страницу: «...Поставить   надежный   заслон  проникновению в молодежную среду безыдейности, пошлости, низкопробной духовной продукции».   

       Легко сказать! Проникают, ещё как проникают... Металлисты и рокеры, хиппи и панки,  брависты и секретисты или те же стиляги, ньюверверы и брейкеры, рокабиолы и металлисты, битники и фанаты...

       И что им всем до Ленинского зачёта?! Какие из них строители коммунизма?!

       Елена Сергеевна Сергеевна дотянулась рукой до стопки знакомых ей бланков на краю стола, принесённых только что первым секретарём горкома комсомола. Взяла один из них. Это был «Личный комплексный план участника  Ленинского зачёта» молодого комсомольца-фрезеровщика, о котором нужно будет непременно сказать в докладе, как подтверждение того, что рабочая молодёжь с огромным энтузиазмом «учится коммунизму и строит коммунизм». Вот и Леонид Ильич Брежнев о том же цитатой на бланке: «У партии и комсомола одна цель — коммунизм, и путь тоже один — это путь Ленина, путь служения народу!»

       А тот фрезеровщик, вне всякого сомнения, молодец! Ударник коммунистического труда, комсорг ремонтно-механического цеха, рационализатор, спортсмен-разрядник... Кроме того, учится в университете марксизма-ленинизма... Но ведь не все такие... далеко не все...

       Нет, голова больше не варит. Надо выпить очередную чашку кофе.

       Пока он заваривался, Елена Сергеевна размышляла о том, что жгучих проблем накопилось в Отечестве много. Коррупция, взяточничество, разгильдяйство. Куда ни глянь — приспособленцы и бюрократы. Причём, бюрократический аппарат разбух до крайних пределов и не способен хоть что-либо в жизни трудящихся изменить к лучшему. Свободное от работы время они проводят в очередях. И ведь не сказать об этом громко-прегромко ни с какой трибуны! Можно вмиг оказаться под беспощадным катком консервативных сил — следа не останется. По крайней мере, с партийной карьерой будет покончено. А оно ей надо? Поэтому лучше помалкивать благоразумно. От неё требовалась только личная преданность партократии и больше ничего.
 
       Конечно, можно было вволю почесать языком, например, с верной подружкой Люсей в укромном месте — на кухне или у озера. Поплакаться тому же Леониду Артёмовичу, любовнику со стажем — поймёт, утешит. Это ведь простой народ может откровенно и вслух резать правду-матку о чём угодно и где угодно, посмеиваться над властью, травить о ней анекдоты. Особенно, под мухой. Простому народу можно, поскольку жизнь у него весёлая. А что? Не так уж ему плохо живётся, если не филонить. Ешь — не хочу: пирожные,  торты и мороженое, молочные продукты. Только одними ими сыт не будешь.

       Если мужик не лентяй и живёт по совести, то зарабатывает, как правило, стабильно, неплохо. Да вот только деньги вроде бы и есть, а купить нечего. Торговая сеть завалена некачественными товарами. Несуразица с теми же продуктами — некоторых из них катастрофически не хватает. Не случайно  на последнем заседании бюро горкома речь шла о возможном применении карточной системы на отдельные из них. Виновато сельское хозяйство? Ну да. Прочно сидит на широкой шее у государства, а молодёжь бежит в города, и по осени урожай убирают рабочие, инженеры и техники, студенты и школьники. А кто руководит сельским хозяйством, кто ответственен, если честно? Да, те, кто там, наверху! Единогласно, под бурные и продолжительные аплодисменты принимают «обязательные к исполнению» решения, которые если и выполняются, то из рук вон плохо. Что с того, что два года с лишним назад приняли государственную продовольственную программу? Косметический эффект — чуда не произошло. Товарный дефицит стал ещё острей.

       В соседних областях, где мясо и колбасу продают согласно продуктовым талонам, народ потешается, называя талоны «билетами в коммунизм». Не запретишь народу смеяться да насмехаться.

       Разумеется, достижений немало. Кто бы спорил! Освоение космоса. Военно-промышленный комплекс. Балет. Тут Елена Сергеевна нервно забарабанила пальцами по столу: «Ха-ха... Мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди... планеты всей...». Ещё раз: «Ха-ха! Мы делаем ракеты...». Затем стала пить кофе.

       Вспомнила строчки из известной песенки не для того, чтобы глумиться, как некоторые, особенно, диссиденты, над большим достижениями великой страны. Достижения были. Однако не так надо руководить страной, как-то не так. Как верно утверждал Игорь Петрович, супруг Елены Сергеевны, управленческий аппарат на всех уровнях властных структур смахивает на сухарь в молоке — разбух, не эффективен и функционирует по принципу: семеро с ложкой, а один с сошкой. У этих «семерых» на уме только личная выгода и умение слепо и беспрекословно выполнять указания вышестоящего начальства или вообще не выполнять. Куда ни глянь, ничего не хотят менять болтуны-партократы. Да и можно ли что-то проблемное реформировать без настоящей любви к стране и её народу? Невозможно. Разве что — курам на смех.

       А тот, кто-то с «сошкой», пашет на своём рабочем месте, как тому и обучен и как велит ему совесть. Мужчины выполняют и перевыполняют взятые на себя высокие социалистические обязательства, отмечая застольем с оливье очередные красные даты в отрывном календаре и, разумеется, дни рождения. Песни всякие от радости поют или слушают с оптимизмом, присущим в своём абсолютном большинстве трудовому люду. Женщины  рожают им детей или, как правило, ничуть не сомневаясь, отправляются на аборт, разумеется, с мечтой о счастливой семейной жизни — лучше, чем вчера, хотя никак не могут «птицу счастья завтрашнего дня» ухватить за хвост так, чтобы не остаться с жалкими перьями в руках.

       Стагнацию экономики, когда надо, привычно сглаживают и неотвратимо усугубляют многочисленные приписки. На бумаге всюду гладко, но  только вот оврагов на пути к «лучшему завтра» завались. И некстати дополнительная и усиливающаяся головная боль — «безыдейность, пошлость, низкопробная духовная продукция», проникающая в молодёжную среду из-за «ненавистного бугра».

       Елена Сергеевна была неглупой женщиной и, естественно, сама не представляла своего существования без выгодных связей. Одевалась «по знакомству» и не в пример скромным работницам и крестьянкам. В холодильниках было тесно от дефицитных продуктов. Уму непостижимо — она, партийный функционер, стоящий, стало быть, на страже высоких моральных ценностей, негласно содержала прислугу в лице обаятельной Людмилы Егоровны. Три Люси в одной. Умелая домработница в квартире и на даче. Прекрасная сожительница для трудолюбивого Игорёши, «законного» супруга Елены Сергеевны, и послушная живая фишка в тёмных делах небезызвестного Леонида Артёмовича, который указывал Люсе, когда и с кем ей лечь в одну постель во имя укрепления деловых связей или в знак благодарности за «доброе» дело. И в таком жизненном укладе Елена Сергеевна менять ничего не желала, то есть, сама была истым консерватором, несмотря на свой относительно молодой возраст.

       Концы с концами у неё не сходились и в думах о собственном сыне. Брак намечается выгодный — очень достаточная семья. Любава будет ему обаятельной женой, можно было не сомневаться. Только вот работа в качестве комиссионера... Не престижно. Никакой перспективы. Торгашество.

       Нет, это занятие не для любимого сына!

       Надо заранее беспокоиться о гарантированном восхождении по карьерной лестнице и поговорить об этом откровенно с Игнатом Васильевичем и Розой Григорьевной. Можно ведь пристроить Максима в горком комсомола инструктором, да хоть бы внештатным для начала. Там всё  проще простого: «Партия сказала: «Надо!», комсомол ответил: «Есть!». А потом — в горком партии тем же инструктором, а там и о работе на ответственной должности можно подумать — в горкоме партии и обкоме. С перспективой на работу в аппарате Центрального Комитета. Высокая зарплата, специальные услуги здравоохранения, санатории, дефицитные продукты, личная автомашина. Солидную дачу молодая семья сможет построить, не моргнув глазом.  Елена Сергеевна была уверена, что в этом варианте к вершинам партийной власти Максим взлетит по карьерной лестнице беспрепятственно. Главное, во всём поддакивать вышестоящему начальству и никогда его не критиковать. Кроме того, у Леонида Артёмовича и его друзей связи в кремлёвской верхушке великолепные. Поэтому надо уговорить Максима решительно плюнуть на какое-то никчёмное  комиссионерство и для начала как можно скорее обрести себе покровителей и друзей в бесчисленных рядах партийной номенклатуры.

       Ей и в голову не могло прийти, что всевластная партократия, куда так хотелось определить любимого сына, безнадёжно загнивала и  разлагалась через пресыщение неограниченной властью и всяческими благами, доступными только ей одной, и постепенно уничтожала самоё себя изнутри. Заодно и великую страну — под бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию, на всех партийных съездах. Причём, мутация и деградация правящей элиты становилась необратимой.

       А уж о том, что в СССР и вовсе нет советской власти, а есть ничем не ограниченная диктатура коммунистической партии, — об этом Елене Сергеевне подумать даже было страшно, а не то чтобы сказать вслух.

       Максим вошёл в кабинет, не постучавшись:

       — Здравствуй, мама...

       — Здравствуй, сынок! — она вышла из-за стола, обняла, поцеловала в подставленную щёку. — А я тут содоклад готовлю к партийной конференции, не жалея сил. Попросила Людмилу Егоровну, чтобы с тобой из аэропорта сюда приехала. Как долетел?

       — Отлично. Тебе и папе привет от Розы Григорьевны и Игнатия Васильевича. У них всё в порядке.

       — Как Любава?

       — Тоже всё хорошо.

       — Я очень рада. Замечательная невеста. Хорошей женой будет, даже не сомневаюсь.

       — Мама, я тоже в этом уверен. Хотел бы тебя кое о чём попросить, но не в кабинете.

       — Ух ты... Стал осторожным. Хвалю. Спустимся во внутренний двор, там есть уютный скверик.

       В сквере присели на скамейку, и Елена Сергеевна озабоченно взглянула на сына:

       — Слушаю тебя внимательно, Максим.

       — Так получилось, что я знаю о свадебном подарке. Квартира?

       — Да. Меблированная. Входи и живи. Со свадьбы ты и Любава отправитесь прямо туда.

       — Заранее спасибо за щедрый подарок.

       — По-другому и не могло быть. Ты — единственный сын, а в семье сватов — единственная дочь. И у них, и у нас деньги немалые водятся. К тому же полно не бедных друзей.

       — Мне нужны ещё деньги. Много денег.

       — Зачем, если не секрет? Я понимаю, если на повседневные расходы, но много... Зачем? Ты должен объяснить.

       — Свадебные кольца. Самые дорогие. Так хочет Любава. Не смею ей отказать.

       — Не надо переживать по этому поводу. Всё? Впрочем, свадебный костюм. Всякие траты ежедневные.

       — Не пройдёт и года, я все деньги возвращу. Сейчас я беру их в долг.

       — Зачем ты так? Бери безо всякого возврата. Не обижай родную мать.

       — Только это ещё не все расходы.

       — Теперь мне впору удивляться. Говори.

       — Нужна крупная сумма в связи с моей работой комиссионером в торговой сети Игната Васильевича. Вовсе не обыкновенное торгашество, как тебе может показаться. В ближайшей перспективе — большие деньги, но в детали вдаваться не буду. Одна лишь просьба — разговор останется между нами.

       — Ты не поставишь в известность Игната Васильевича?

       — А зачем? Он, как ты знаешь, человек богатый. Разве он кого-то излишне ставил в известность, когда сколачивал свой немалый капитал? А мой отец? И ты вместе с ним?

       — Логично рассуждаешь, — Елена Сергеевна поняла, что предполагаемый ею разговор о партийной карьере потерял актуальность. — Пусть будет так, как ты хочешь.

       — Спасибо, мама. Ближе к вечеру уточню нужную сумму, позвоню.

       — Хорошо. А я завтра и привезу деньги, но времени будет в обрез. Послезавтра — конференция. Вынуждена сегодня после работы построчно проштудировать мой содоклад с Леонидом Артёмовичем. Мне нельзя с треском провалиться. Иначе может приостановиться партийная карьера.

       — Вот видишь, мама. А ты когда-то хотела пристроить меня на партийную работу. Грибоедовское помнишь? «Служить бы рад, прислуживаться тошно...». Это обо мне. Хочу сам себе быть хозяином. Не отрицаю, могу и послужить, если есть выгода для мною избранной цели. Но стоять на трибуне во время первомайской демонстрации и помахивать рукой счастливым трудящимся с портретами вождей на палочках — это занятие не для меня.

       — Максим, ты невероятно изменился буквально за неделю!

       — Да нет, мама. Я всегда был таким. Просто ты, с головой увлечённая партийной работой, не замечала, что я вырос. Я пойду?

       — Хорошо. Я просила Людмилу Егоровну позаботиться о тебе. Кстати, она на даче приготовила отличный обед.

       — Не беспокойся, мама. Не подскажешь, где мой аттестат зрелости?

       — Сейчас вспомню. Тьфу, ты, куда положила, но придётся сказать. В секции, где... презервативы. За ними увидишь.

       — Что ты, мам, стесняешься, как будто я маленький? Спасибо, найду.

       — Ты по-прежнему неравнодушен к Людмиле Егоровне перед женитьбой на Любаве?

       — Не хочу отрицать очевидного факта. Впрочем, я никогда и никого не любил и не полюблю. Возможно, и ту же Любаву. Надеюсь, ты не станешь меня упрекать и учить уму-разуму, поскольку не имеешь на это никакого морального права. Будучи с моим отцом в законном браке, нашла себе любовника. О том, сколько было у тебя мужчин, кроме папы и Леонида Артёмовича, не буду уточнять.

       — Жестоко с твоей стороны так разговаривать с родной матерью. Что же, мне поделом. Ты абсолютно прав. Что было, то было. И что есть, то есть.

       — Извини, если сильно огорчил. С деньгами не передумаешь? Или папа вдруг заартачится? Я ведь теперь для вас, считай, отрезанный ломоть.

       — Зря ты так думаешь. Не волнуйся. Ты для нас всегда дорогой и любимый сын.

       — Я верил, что ты не откажешь.

       — Ладно, беги к Людмиле Егоровне. Об одном прошу: не смастерите нечаянно внебрачного ребёнка.
               
       — Не переживай за нас, — еле сдерживая неуместные эмоции, Максим вдруг вскипел, обозлился-таки на мать за излишнее напоминание. — О себе лучше побеспокойся. Я насчёт абортов. Ты в ссоре с отцом однажды запальчиво  призналась, сколько их у тебя было. Выясняли отношения и напрочь забыли обо мне, а я не глухой. Так что береги себя и не смастери кого-нибудь с Леонидом Артёмовичем. Ты ведь ещё молодая — заикриться сможешь запросто. До свидания, мама...
               
       Елена Сергеевна поднялась в кабинет. Её растерянный взгляд упал на перевёрнутую страницу. Попыталась прочитать текст заново: «...надежный заслон...  безыдейности, пошлости... низкопробной...».

       Она поняла, что беззвучно плачет.

      Продолжение: http://proza.ru/2021/04/23/1218