Гроза

Парило. Воздух стоял душный и вязкий. Даже осиновым листьям, казалось, совсем лень трепыхаться в отсутствие ветерка. Солнце уже высоко поднялось на выцветшем голубом небе, и в такую пору хотелось спрятаться под навес, завалиться на сено, да и лежать, дремать.
- Вань, ты куда собрался? Воскресенье ведь, – уставшая полноватая Маруся распрямилась над оцинкованным корытом со стиркой, вытерла локтем вспотевший лоб. Иван, весь излишне суетливый, остановился у задней калитки, деланно заулыбался:
- Да я это… ребятам обещал жатку поглядеть. Ножи там заедают чёй-то…
- Что, Колька не посмотрит что ля? На кой он у вас тогда слесарь? Мужиков и так дома нет, так ещё и в выходной. На огороди, глянь, дел не делано…
Маруся привычно заворчала, но Иван, не дослушав, развернулся и юркнул в калитку.

Над деревней висела тишина. Даже петухи не раздирали в звонком крике окрестности; собаки валялись в тени лопухов, под заборами или в вырытых ямках, устало высунув языки. Иван прошёл огородами, легко перемахнул изгородь и подошёл к заду чужого сенного сарая, легонько свистнул.
- Вань, ты? – спросил осторожный женский голос из-за стены.
- А ты кого ждёшь? – ухмыльнулся Иван. – Давно тутась?
- Невжели ж! Залазь давай!
Иван взял у стены припрятанную небольшую лесенку, приставил к дверце во фронтоне, ловко залез и шагнул в темноту, прихватив лесенку наверх. Пахло свежим сеном. Ноги провалились по колено. Постепенно глаза начали привыкать, и он увидел сначала острые лучи света, бьющие через щель дверцы, в которых кувыркалась плотная сенная пыль, а потом, всё яснее, контуры крыши, поперечных балок и – светлое пятно – Светлану, лежавшую прямо в сене в уютном углублении.
- Иди уже… Я здесь! – громким шёпотом она позвала его, но он и без звука уже понял, где её искать. Подошёл – и рухнул спиной в сено рядом, как в речку с мостика. Светлана навалилась на него всей своей упругой мягкостью, прикоснулась горячими губами, обняла крепко и долго, страстно поцеловала. Наконец оторвалась, вся пьяная от недозволенного, и счастливая посмотрела ему в глаза сверху.
- Ты меня любишь?
- Конечно люблю! – ответил Иван, улыбаясь. – Нешто б я …
Она не дала ему закончить, прикрыла своими пальцами его губы, а потом опрокинулась рядом на спину, закрыла глаза, прошептала: «Иди ко мне…».
Под лёгким тонким платьицем Иван ощутил её гибкое молодое тело, сердце застучало сильнее… Рука скользнула к голой коленке, потом выше, выше… Она не закрылась, только легонько застонала. И тогда он тоже закрыл глаза, прижался к ней и начал целовать…

Ветер поднялся неожиданно. Вдруг засеребрились осины, вербы у речки пригнулись под порывами, заходили волнами. По улице пронёсся пыльный столб, поднял пожухлые листья, и неожиданно потемнело, будто задёрнули плотные шторы. Маруся бросила стирку, обтёрла пену с рук, выглянула за дом: во всё небо ползла неумолимо тяжеленная грозовая туча, клубясь белыми вихрами по краю и отсвечивая в глубине, у горизонта, яркими вспышками.
- Господи, откудо её принесло, окоянную! Всю стирку загубила! – и Маруся заспешила за водой в криницу, скорее выполаскивать застиранное.

Иван потерял счёт времени. Он не ощущал ни колкости сена, ни звуков за стенами сарая – только пьянящую сладость её губ, только её негу и страсть, сменявшуюся нежностью, гладкую девичью кожу, упругость молодых сосков, хмель от вида её обнажённого тела… Он и не понял, почему и когда стало темно, и что это не в ушах, а за стеной шумит, шумит потоками ливень. А потом громыхнуло – как будто прямо над сараем, так, что они разом очнулись! Присели на сене. Светлана прикрылась платьем, Иван стал натягивать брюки.
Оделись. Сели возле дверцы, приоткрыли, глядя на буйство стихии.
- Куда ты сейчас пойдёшь? Пережди, – прошептала Света.
- Да вижу уж…

Маруся сидела у окна, глядя на дождь. Мокрое бельё в корыте стояло в сенцах. Электричества не было: видно, снова молния в провода попала, автомат выбило. Такое дело не редкое, теперь до вечера ждать, пока гроза кончится да электрик приедет. Вдруг на горе ярко засветился огонек. Маруся удивилась, подошла к выключателю, пощёлкала – безрезультатно. Глянула в окно – огонёк становился всё больше и ярче. Как раз где мастерская, куда ушел Иван. Машинный двор. Вышла на крыльцо, пригляделась. «Господи… Пожар!».
У Маруси всё опустилось, сердце вдруг заколотилось, ноги сделались ватными, и она присела на крыльцо, глядя перекошенным от ужаса лицом вдаль. Потом встрепенулась, вскрикнула, схватила с гвоздя дождевик, сунула ноги в резиновые сапоги и метнулась в дождь, туда, на мехстанцию…
Когда она добежала, пламя уже начало пробиваться через шиферную крышу.
- Уходи, мужики, щас стрелять начнет! – послышался крик Кольки-слесаря.
Мелькали силуэты, озаряемые пламенем, от открытых ворот несло жаром. Технику успели отогнать подальше, но мехстанцию было уже не спасти. Маруся бросилась к Николаю.
- Ты мово Ивана не видел?
- Нет… Беги домой, Марусь, не мешай. Не дай бог зашибёт!
- Он же сюда ещё до дождя пошёл… Ва-а-а-ань! – закричала она громко.
И тут страшная догадка родилась в её голове.
- Коль, а может он там, внутри?!
- Нет там никого! И не было.
- Да он сюда пошёл! Я знаю!..
И она бросилась к воротам, из которых пылало жаром как из печи.
- Куда, сдурела что ль?! – Степаныч крепко схватил её сзади, не давая вырваться. – Там ГСМ, рвануть может!
- Пусти! Ваня там! – закричала не своим голосом Маруся и забилась как пойманная птица.
- Сгоришь, дура! Нет там никого! – Степаныч сильнее сжал её, оттаскивая назад, от ворот. Маруся попыталась вывернуться, выпутать руки из железных объятий старого тракториста. И тут рвануло! Листы шифера, поднятые огромным огненным столбом, взметнулись ввысь, из открытых ворот изрыгнулось пламя и плотная волна горячего воздуха чуть не опрокинула стоящих людей в грязь.
- Ой… – только и смогла выдавить Маруся, и ноги её подкосились, она повисла на руках у Степаныча, не замечая уже ни дождя, ни жара… Народ молча стоял поодаль, наблюдая, как пламя уже играет над крышей, вырвавшись на простор. Кто-то подошёл, взглянул, спросил Степаныча:
- Чегой-то она, а?
- Да Бог её знает! Ваньку свово не найдёт… Говорит, сюда давечась пошёл.
- Не, не видали.
Дождь начал утихать и только моросил. Народ, не замечая его, стоял, завороженно глядя на игру огня. Осторожной волной покатилось меж ними:
- Слышь, Ивана не видал?
- Не, не видел. А что?
- Да вон, Маруся…
Степаныч приподнял её, обнял, прижал к груди.
- Ты, девка, успокойся. Не было его. Никто не видал, слышь. Чего загодя хоронишь? Нечего…
И тут из-под пригорка, с другой стороны деревни, в мокрой светлой своей рубахе выбежал Иван.
- Мужики, что стряслось-то?! Молния? Как же это…
- Вон и твой Ванька нашёлся! – радостно вытер своей широкой ладонью Марусино мокрое лицо Степаныч. – Иди, встречай!
Маруся, сначала не веря, повернула лицо, а потом вдруг рванулась, поскользнулась на глине, упав на руку, снова поднялась, не в силах закричать, и побежала к Ивану.
И тут из-под пригорка, отстав от Ивана шагов на пятьдесят, показалась Светлана. Короткое платье, промокшее под дождём, плотно облегало красивую фигуру, светлые волосы были распущены и свисали мокрыми прядями. Она старалась догнать Ивана и уже подбегала ближе к нему, когда вдруг резко встала, натолкнувшись на взгляд Маруси.
А Маруся… Маруся тоже так и не добежала до Ивана. Сначала перешла на шаг, пока мысли ещё складывались во что-то цельное в её полной радости голове, а потом вдруг тоже встала, будто придавленная тяжеленным грузом. Увидела Светлану – и всё поняла…
Так они стояли, втроём, под дождём, у пожара, словно и не было никого вокруг, только они в этом круговороте воды и пламени. Иван обернулся, увидел Светлану.
- Ты чего здесь?! Иди домой! Иди, я сказал! – и, повернувшись к жене:
- Марусь! Ты откуда?.. – и осекся.
Маруся, постарев лицом сразу лет на десять, пошла куда-то в сторону, молча, не глядя ни на кого. А вокруг лил дождь, играло пламя по брёвнам мехдвора и висело тяжёлое молчание.
- Вот же ж как!.. – начал было Николай, подойдя к Степанычу, но тот только строго зыркнул на него, и он замолчал. Николай махнул головой, достал папиросы, угостил, с третьего раза под дождём прикурили. А потом Степаныч, оглядевшись вокруг, как полководец на поле битвы после боя, – на уходящую Марусю, на Ивана, на бледную напуганную Светку, на догорающий мехдвор, разбросанные обгорелые доски, на технику под дождём, на мокрых молчащих людей, – тяжело вздохнул и добавил:
- Да-а… Наворотила дел гроза… Стихия...