Скорый... Гл. 4. 23. Фотограф Веня - Рыбий Глаз

       С малых лет Вениамин Скурвиков мечтал о собственном фотоаппарате. На его покупку денег у матери никогда не было, они жили бедно, а то и впроголодь, ещё и потому, что отец после рождения сына исчез безоглядно. Рублей не хватало катастрофически на скудное питание, простенькую одёжку и обувку. Заветные мечты Вени оставались несбыточными и в несытом детстве, и в юности, безалаберной, ничем не примечательной. Учился ни шатко, ни валко.

       После срочной службы в стройбате он устраивался то дворником в какое-нибудь домоуправление, то подсобником в продуктовый магазин, то разнорабочим на стройку, но не надолго. Отовсюду выгоняли взашей — чрезвычайно ленив.

      Когда мать стала зарабатывать гораздо больше обычного и даже сумела накопить очень приличную сумму на мифический «чёрный день», расходуя деньги, как и раньше, очень бережно, Вениамин решился, в конце концов, на дерзкий поступок. Без зазрения совести он выкрал деньги из кастрюльки на дне старого деревянного сундука и поставил мать перед свершившимся фактом:

      — Я купил фотоаппарат «Зенит» и всё остальное к нему на свои деньги. А ты копеек даже на мороженое или на кино редко давала!

       После бурной словесной перепалки мать смирилась. До лютой ненависти и жестокой драки дело не дошло.

       Он любил фотографировать и вскоре возмечтал о работе в качестве корреспондента какой-нибудь местной газеты. О фотоаппаратах, как советских, так и зарубежных, знал всё или почти всё. Дай любой в руки — смог бы нащёлкать сходу кучу приличных снимков. Больше всего ему нравился «Никон», но пока можно было, действительно, только мечтать о японском чудо-фотоаппарате.

       Отправляя по почте снимки в какую-нибудь местную газету, он был уверен, что они редактору понравятся. Так и было — нравились. На работу Веню, однако, нигде не принимали. Кому он был нужен с отталкивающей внешностью? Плюгавенький, одетый неряшливо, в уму непостижимое старьё, всегда в жёваных брюках. И не голова, а горшок с педалями и засаленными волосами. Всем внешним видом, а от него порой попахивало прямо-таки козлиным потом, Веня мог вызывать только отвращение. Не зря родная мать иной раз восклицала горестно: «Ну, в кого ты такой уродился на мою голову?!». Имела полное право на такое недоумение. Ровно за девять месяцев до появления сына на белый свет она случайно оказалась в сомнительной компании и переспала «по пьяне», как сама считает, с каким-то уродцем. Может, и не с одним. Трезвая была бы, то ни за что...

       Однажды фотографии Вениамина Скурвикова на столе редактора городской газеты заметил Леонид Артёмович. Разглядывая их внимательно, он похвалил автора:

       — Рука мастера чувствуется. Автору фотоаппарат бы получше, цены не было бы снимкам.

       — Понятное дело, почти мастер, — согласился редактор. — Только и всего-то.

       — Что так?

       — На обезьяну похож, от одного взгляда на него прямо с души воротит. Сотрудники разбегутся, если возьму его в редакцию. О передовиках производства или творческой интеллигенции на местах я уже не говорю.

       — Дай-ка адресок с конверта. Хочется взглянуть на любопытный типаж. Гляди и помогу двуногому примату, чем могу. Жалко ведь — талант пропадает.

       Подкараулив Вениамина у его дома, Игнат Васильевич не полез за словом в карман:

       — Слушай, обезьяна, сюда. Ты когда-нибудь на себя в зеркало смотрел?

       — Ну и что? Смотрел. А зачем обзываться?

       — Хочу, чтобы ты приличный вид принял и начал неплохо зарабатывать. Денег в кармане, небось, один шиш?

       — Их там никогда не было. А вам-то какое дело?

       — Обезьяна, ты вопрос понял? Ты хочешь, чтобы впредь я тебя никак не обзывал? Ты хочешь заиметь кошелёк, туго набитый сторублёвыми?!

       — Прикольная басня, однако. Предположим, хочу. Даже очень. Да ещё сторублёвыми! Дальше-то что?

       — Сейчас сядем в мою машину, и ты подробно ответишь на все вопросы о своей бестолковой  жизни, друзьях, интересах, привычках, а потом я тебе обрадую деловым предложением. И не вздумай врать.

       — Зачем ещё в машину? Я вас в первый раз вижу. Может, вы из тех самых, и заманиваете.

       — Дурья башка, садись, говорю.

       С полчаса Игнат Васильевич дотошно расспрашивал Веню обо всём в его жизни несуразной. Тот даже вспотел от непосильной умственной нагрузки и взмолился:

       — Баста! Я устал языком чесать.

       — Хорошо. Поехали дальше.

       — Не поеду. Это куда ещё?

       — Всё-таки мозги твои надо хорошо промывать. Я сказал «поехали» в переносном смысле.

       — Ну?

       — Баранки гну. Именно для тебя, дурень,  есть фотоаппарат «Никон» и лаборатория  для печати фотографий.

       — Врёте?!!

       — Я ведь могу и передумать, если будешь по-прежнему кривляться.

       — Хорошо, не буду. Приятная новость. Но что я с ней буду делать?

       — Ты будешь снимать там, где я прикажу, и то, что требуется в текущий момент. За качественно выполненную работу — приличные деньги.

       — Классный фотоаппарат отжать могут на улице.

       — Не переживай. Поблизости всегда будет человек, который никому не позволит тебя обидеть. Вопрос ребром: умеешь язык держать за зубами?

       — Сам не люблю болтунов.

       — Слушай дальше. Никому ни слова, ни полслова. Ни о ком и ни о чём. Проболтаешься — раздавлю, как гниду.

       — Суровый вы человек, однако. Не пойму, откуда взялись на мою голову. Кажется, вовремя. Обещаю молчать, как рыба.

       — Я верю, иначе давно  вытолкал бы тебя из машины. Хочешь поесть вкусно?
               
       — Спрашиваете...

       — Тогда так, Веня. Сейчас мы отправляемся в промтоварный магазин.  Тебе нужна приличная одёжка и, разумеется, обновка на ноги.

       — Не пойду в магазин. Был однажды. Не стали обслуживать.

       — О причине догадываюсь, поскольку насморком не страдаю.

       — Ну да, правильно. Пахну дурно.

       — Остро чувствую и терплю, поскольку хочу превращения обезьяны в человека. Не переживай. Отоваримся с чёрного хода.

       — У меня нет денег.

       — И не надо. Я заплачу.

       — Если задаром, то я согласен.

       — Веня, запомни на всю жизнь: только в мышеловках сыр бывает бесплатным. Сполна отработаешь. Каким образом, я тебе позже  подробно объясню. Дальше. Из промтоварного едем в баню. Тебя надо отмыть, как следует. Опытный банщик, мой давний знакомый, дело своё хорошо знает. Потом ты одеваешься во всё новое, а старьё даже не вздумай забрать с собой. Банщик выбросит его на помойку. Везу тебя в парикмахерскую, из неё — в кафе. И лишь затем ты, сытый и довольный переменами в своей убогой жизни, сможешь переступить порог фотолаборатории.

       — Не хило. Какая-то сказка...

       — Сделай ею былью. Кроме того, редактор городской газеты, куда ты недавно не был принят на работу, выдаст тебе для начала удостоверение нештатного фотокорреспондента. С ним ты сможешь совать свой нос во все закоулки повседневной городской жизни и публиковаться. У тебя будет возможность выполнять редакционные задания в свободное от работы время. А где твоя основная работа, Веня?

       — По вашему велению и хотению...

       — Молодец!

       — Не обманете?

       — Чучело ты, однако...

       Вениамин Скурвиков не узнавал себя, поглядывая в зеркала и в парикмахерской, и в кафе. Симпатичный молодой человек, от которого приятно пахло лишь одеколоном. Брючки, футболка, туфли — люксово! Причёска — шик. Благодаря ей и уши встали на нужное место. Теперь можно и за красивыми девушками приударить, о которых ему, как когда-то о собственном фотоаппарате, приходилось тоже только мечтать.

       В фотолаборатории Леонид Артёмович предложил Вене взглянуть на десяток снимков:   

       — Только «Никон» положи на стол, а то уронишь нечаянно.

       На всех снимках были удивительной красоты девушки. Веня не верил своим глазам — без ничего. Леонид Артёмович рассмеялся:

       — Вот бы их потискать?

        Природный дар речи по-прежнему не возвращался к Вене, и он кивнул головой.   
 
       В знак согласия ответил молчанием и на следующий вопрос:

       — Все нравятся?

       Леонид Артёмович убрал со стола фотографии, кроме одной:

       — Как тебя краля? Хочешь с ней увидеться?

       — Хорош-а-а-а-я-я.... Не захочет со мной... знакомиться...

       — А я прикажу ей.

       — У меня нет денег. На подарки и цветы.

       — Первые деньги сейчас и заработаешь. Не для этой крали. Купишь какой-нибудь подарок матери. Ты когда в последний раз дарил ей те же цветы?

       — Не помню. Нет, никогда. Или забыл.

       — Вручишь сегодня же и подарок, и цветы. Не переживай денег хватит, ещё и останутся.

       — Как их столько заработать?

       — Проще пареной репы. Красотка с этой фотографии ждёт тебя в соседней комнате. Сейчас ты будешь её фотографировать. Советовать её ничего не надо. Она сама тебе даст нужные советы. Если снимки  получатся не очень, то не расстраивайся. Опыт — дело наживное. Фотографируй, проявляй. Имей ввиду, что на очереди новые крали. Так что с утра — на работу. О прежней лени забудь.

       — Уже забыл...

       В невидимой, но липкой паутине Леонида Артёмовича оказался ещё один нужный ему человек, который не сможет из неё вырваться. Как у хорошей охотничьей собаки, у него выработался нюх на беспринципных людей, готовых продать и себя, и мать родную за возможность «красиво жить».

       Безоговорочно уверовал Вениамин Скурвиков в то, что его, умельца-фотографа, только за один шаг в сторону хладнокровно убьют, расстреляют, зарежут, упрячут так, что и концов не найти. И старался, старался, старался — отрабатывал своё счастье.

       В той или форме Леонид Артёмович последовательно напоминал:

       — Веня, цени мою доброту. Я тебя из грязи прямо в князи. Счастливым человеком сделал в мгновение ока.

       За верный труд наградой «счастливчику» были, кроме денег, женщины, без лишних слов понимающие, что ему от них нужно. Не надо было искать их в кафе или ещё где-то, ухаживать за ними, спешить к ним на свидания, дарить цветы, объясняться в любви, тревожиться и печалиться, если бы отказывали во взаимности. Они были своего рода премиальными, на которые был щедр Леонид Артёмович.

       — Хочешь эту? — посмеиваясь, спрашивал паук в человеческом обличье.

       — Хочу! — радостно отвечал Рыбий Глаз.

       Столь необыкновенную кликуху про «глаз» Леонид Артёмович дал искусному фотографу после того, как вручил ему объектив с таким любопытным названием. Вениамин до того обрадовался, что пал ниц и поцеловал ноги своему благодетелю. Тот благосклонно улыбнулся:

       — Полноте, дорогой! Я всегда пекусь о тех, кто мне по-собачьи предан.

       В городской газете Скурвиков ходил с гордо поднятой головой и больше ничем не напоминал «гадкого утёнка», которым он когда-то заявился сюда с единственным желанием — публиковаться. Его фотографии обязательно печатали, а если он делал по заданию редакции репортаж с места события, то это был высший пилотаж. Согласны были принять штатным фотокорреспондентом, но он в ответ вежливо извинялся:

       — Никак не могу. Занят, очень занят. Творческая уединённость. Есть в планах нечто такое. Тружусь усердно.

       На устремления молодых журналисток, особенно, какой-нибудь хорошенькой студентки-практикантки, познакомиться поближе он взаимностью не отвечал. Ему с ней не-ин-те-рес-но! Вот если бы сразу в постель, то тогда бы другое дело.

       Выгодно было работать Вениамину под началом Леонида Артёмовича. За особые задания он платил очень щедро. И одно дело снимать какую-нибудь кралю или кралю с «партнёром» — так называемые постановочные снимки, и совсем другое дело, снимать тогда, когда никто (или почти никто) не знает что его (её, их) фотографируют. Тут не скажешь с лёгкой досадой, мол, не получилось и надо повторить всё заново. Нет, когда снимаешь тайно, тут не зевай и тонко лови нужный момент. Жуткий азарт возникает!      
          
       Обстановка всякий раз незнакомая, интригующая. Чья-то укромная баня на речном берегу  или база отдыха, пляж или вечеринка, парк или улица. Словно ищейка идёшь по нужному следу и вдруг — хоп! Готов кадр. Тот, который и нужен Леониду Артёмовичу.

       А иной раз надо просто подъехать с водителем-охранником поближе к месту съёмки, но затем, правда, самому пробираться сквозь жуткие дебри, на что способен только такой преданный межеумок, как Вениамин Скурвиков. Пробраться и терпеливо ждать, отмахиваясь от назойливых мух. Ждать, как в последнем «особом» случае.

       На противоположном берегу небольшого уютного озера — любым посторонним подъезд к нему грозно преграждал знак «кирпич» —  должна была показаться легковая автомашина с известным ему номером. Её нужно снять. Из неё выйдут двое — мужчина и женщина — тоже снять. Дальше действовать по ситуации. Женщина знает, что их снимают, мужчина — нет. Если кто-то ещё помимо них объявится, то этот факт может, конечно, несколько помешать задуманной фотосъёмке.

       Никто из посторонних не просматривался, но зато скоро появилась нужная легковая автомашина и остановилась в заданном местечке под берёзками. Он и она вышли из машины.

       Вениамин больше не обращал внимания на мух — надо полностью оправдать доверие Леонида Артёмовича. Телеобъектив ни на секунду не терял из виду симпатичную пару. Женщина оказалась Вене знакомой. Он щёлкал её однажды в меблированных апартаментах, но в близости с ней шеф сходу отказал мастеру-фотографу:

       — Эта шикарная чувиха не для твоего самодовольного рыла. Переживёшь как-нибудь.

       На подобные грубости Веня давно никак не реагировал, не обиделся и на «рыло», а лишь с присвистом вымолвил:

       — Хороша-а-а-я-я-я...

       Сейчас фотограф узнал её. Люся или Людмила Егоровна, как он к ней поначалу обращался. Когда она после сольного фотографирования в меблированной квартире одевалась, то проговорила обнадёживающе:

       — Знаю, не разрешил. Я была бы не против. Ты мне понравился.

       Веня был убеждён, что в его обхождении с прекрасным полом чувствовалось нечто энергичное и прямо-таки животное, как лакомая приманка для любой резвой рыбки. Вот и Людмила Егоровна быстренько клюнула.

       Люся принялась переодеваться — подряд несколько снимков. Незнакомый Вене мужчина в плавках остановился рядом с ней. Ещё снимок.

       — Ну, давай, Людмила Егоровна, что-нибудь погорячей, как велел Леонид Артёмович, — прошептал Веня.

       Обнялись и поцеловались — и этот снимок сгодится. Люся шустро побежала к воде, позвала за собой довольного счастливчика. Веня с придыхом шевелил губами:

       — Людмила Егоровна, плыви, подплывай поближе... и на песчаный островок...

       На островке Люся после жаркого и затяжного поцелуя неотвратимо увлекла красавчика в укромное местечко к раскидистому кустарнику. Затаил Веня дыхание: вот-вот начнётся самое горяченькое, именно то, что больше всего желал увидеть на снимках Леонид Артёмович.

       — Хорош-а-а-а-я-я... 

       До боли прикусив нижнюю губу, Веня снимал и снимал без устали. Отличный гонорар был обеспечен. Осторожно выбираясь из чащобы, он оглянулся. Людмила Егоровна и незнакомец, а это был Максим Тихлов, улеглись у самой воды загорать. Их разговор был Рыбьему Глазу не слышен да и не интересен.

       А Людмила Егоровна щебетала с Максимом и одновременно умилялась мыслью о том, что мастер своего дела Вениамин Скурвиков, наверняка, нащёлкал кучу пикантных фотографий. Леонид Артёмович будет ими доволен и ей денег прилично отвалит. Только никак она не могла понять, зачем так срочно компрометирующие Максима снимки потребовались «пауку». Из-за них от горкома партии пришлось мчаться прямо к озеру. Хорошо, что по пути на дачу.

       Продолжение: http://proza.ru/2021/04/24/948